Текст книги "Трудности языка (СИ)"

Автор книги: Ксения Кононова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 28 страниц)

Глава 6

Telling me to go, but hands beg me to stay.

Your lips say that you love, your eyes say that you hate.

There's truth in your lies, doubt in your faith

What you build you lay to waste

There's truth in your lies, doubt in your faith

All I've got's what you didn't take

So I won’t be the one to leave this in pieces

And you, you will be alone with all your secrets

and regrets. Don't lie.

You promise me the sky, then toss me like a stone.

You wrap me in your arms and chill me to the bone.

There's truth in your lies, doubt in your faith.

All I've got's what you didn't take…[6]6
  Просишь меня уйти, но руки просят остаться.
  Твои губы говорят, что любишь, глаза – что ненавидишь…
  В твоей лжи есть доля истины, в твоей вере – сомнения…
  Все, что ты строишь сам же и разрушаешь,
  В твоей лжи есть доля истины, в твоей вере – сомнения…
  Всё, что у меня есть, это то, что ты не взял.
  Так что, я не буду тем, кто разорвал всё на части.
  А ты, ты останешься один со своими секретами
  И раскаяниями, не лги.
  Ты обещаешь мне небеса, а потом выбрасываешь словно камень.
  Заключаешь меня в объятия и пробираешь до костей.
  В твоей лжи есть доля истины, в твоей вере – сомнения…
  Всё, что у меня есть, это то, что ты не взял…


[Закрыть]

Linkin Park – In Pieces

«Вот она, истинная свобода – обладать тем, что тебе дороже всего, но не владеть этим».

Пауло Коэльо

Суббота.

Метро забито желающими провести выходной день с друзьями, в гостях, за городом или еще где-нибудь. Нервно сжимаю поручень. Двери плотно закрываются, и искусственный голос проникает сквозь паузу между музыкой в моих наушниках, объявляя следующую остановку по динамику. Перегон. Свет гаснет. Вновь включается. Концентрируюсь на этих мелочах, чтобы не задумываться о том, куда еду и что меня там будет ждать в этот раз. Очередная остановка. Перенести вес с одной ноги на другую, чтобы устоять и не налететь на необъятных размеров мужика в кожаной косухе. Ладонь непроизвольно сжимает металлический поручень сильнее. Двери вагона открываются, выпуская тех, кто, наконец, достиг своей конечной станции. Вижу, как напротив тормозит поезд метро, следующий в обратную сторону. Успею перебежать и вернуться назад?

Отыскиваю где-то внутри остатки смелости, которую с особой тщательностью культивировал в себе последние два дня, пока двери вновь не закрываются, отрезая меня от спасительного побега. В общем-то, мы все уже выяснили. Ты ответил на мой порыв, потом пожалел об этом. Все так просто. Все так сложно. Но я понятливый. Можешь не переживать, с моей стороны такого больше не повторится. Я не собираюсь тебя преследовать или караулить под подъездом. Очередной перегон. Остановка. Следуя стадному инстинкту, выхожу из вагона, направляясь к эскалатору. Несколько минут проплывающих мимо фонарей и задумчивых лиц. Еще не поздно передумать и опять спуститься вниз, чтобы поехать домой. Зайти к Сене… Выхожу в город, с неимоверным трудом преодолевая свои малодушные желания. Сегодня дождя нет, но темно-серый асфальт сверкает лужами, а небо затянуто серой дрожащей дымкой, прячущей невыспавшееся солнце.

Маршрутка. «Любимый» шансон надрывается, заглушая даже музыку в наушниках. Вздыхаю, вытаскивая наушники из ушей. Бесполезно. Неосознанно морщусь, наблюдая, как лысоватый водитель радостно барабанит пальцами по рулю в такт очередной песне про «мусоров» и тяжелую долю на зоне. Следуя слогану на наклейке над дверью маршрутки «Земля – народу! Заводы – рабочим! Деньги – ВОДИТЕЛЮ!» по салону эхом пробегает «Передайте, пожалуйста, за проезд». Фраза как в детской игре про испорченный телефон передается с задних сидений по направлению к водителю, пока не достигает меня. Ритуал «возвращения сдачи» повторяется тем же способом только уже в обратном направлении. И так несколько раз подряд. Начинаю раздражаться, чувствуя, как нервное напряжение увеличивается все больше с каждым преодоленным метром по направлению к тебе. Бесцельно перевожу взгляд с одной наклейки на другую. Чем еще заняться в маршрутке, когда хочешь отвлечься от собственных мыслей?

За окнами мелькают потемневшие и умытые здания и улицы, а я рассеянно смотрю на этот город, нарисованный акварелью весенних дождей. Несколько глубоких вдохов и я вроде бы беру себя в руки. Организм, истощившись от нервного напряжения, переходит в обманчиво-спокойное состояние. Временная передышка. Продержаться месяц. А потом я постараюсь забыть тебя.

Моя остановка. Твой дом. Подъезд. Код. Лифт. Еще не до конца пережитая обида каким-то таинственным образом подпитывает уверенность в себе и вызывающее напускное безразличие. Не покажу, как мучаюсь. Как мучился эти два дня после твоего игнора. Неосознанно крепче сжимаю ремешок сумки. Открываешь дверь. Надо же. Сам. Красивый. Не мой. Случайный. Замираешь на пороге. Точно так же, как и в моей жизни. Ты не в ней, но и не вне ее пределов. Именно на пороге. На грани. Всего один шаг отделяет тебя от того, чтобы войти в нее полностью или уйти навсегда. Очевидно, ко второму варианту ты пока ближе всего, но все равно продолжаешь стоять на этой разделительной полосе. Продержаться месяц и мы оба вздохнем с облегчением. Ты-то уж точно, потому что из твоей жизни исчезнет напоминание о необдуманном поступке, о котором ты так хочешь забыть.

Здороваюсь и прохожу в квартиру. Светочки нет. Даже странно. Не боишься, что я тебя изнасилую? Каждая мысль отравлена горькой болезненной язвительностью. Слабая защита от истинных чувств и ощущений. Полностью концентрируюсь на занятии, стараясь не смотреть на тебя дольше трех секунд. Что-то читаю, что-то пишу, что-то отвечаю. Всего час. Такая малость. Я сумею. Мне кажется или ты действительно как-то странно смотришь на меня время от времени?

Воскресенье.

То же метро. Та же маршрутка, но сегодня в ней звучит попса и народу почему-то меньше. А над дверями уже другое жизнерадостное изречение «При аварии количество умерших должно совпадать с количеством сидячих мест». За окном проносятся пейзажи большого города, состоящие сплошь из рекламных вывесок, красивых витрин и жилых районов. Знаю этот путь на память, но продолжаю смотреть в окно. Легче. Нет, конечно, не легче. Но когда-нибудь обязательно будет. Главное, теперь можно не тешить себя напрасными иллюзиями. Кто сказал, что первая любовь бывает взаимной и тем более удачной? Просто сейчас кажется, что ничего хуже и больнее со мной произойти уже не может.

Остановка. Дом. Твоя дверь. Дежурное приветствие. Не смотреть, как шевелятся твои губы. Не смотреть в твои глаза. Со мной все в порядке. Задеваешь мою руку, но я даже не вздрагиваю. Просто убираю ее со стола. Домашнее задание? Конечно, сделал. Рассказать? Мне нравится мое правильное произношение, выработанное нашими занятиями. Большего от тебя не требовалось, так ведь? Беглый взгляд по наручным часам. Еще сорок минут. Pronombres personales. Новая тема по грамматике? Отлично. Вновь задеваешь мою руку, забирая тетрадь. Не реагировать. Не думать. Дышать. Полчаса.

Yo – nosotros, tú – vosotros… / я – мы, ты – вы…

Повторяю. Записываю. Читаю. Перевожу. Иногда замолкаешь посреди объяснений, вынуждая посмотреть на тебя, чтобы выяснить причину паузы. Машинально вскидываю голову, сталкиваясь с твоим серо-зеленым взглядом, но не смотрю в глаза. Мое отражение в стеклах твоих очков отрезвляет быстро. Не хочу выглядеть жалким влюбленным мальчишкой. Даже если так и есть на самом деле. Пятнадцать минут. Господи, почему так медленно? Наконец, эта пытка заканчивается и, получив домашнее задание, быстро собираю вещи под твоим (пристальным?) взглядом. Выхожу в коридор. Слышу твои шаги за спиной. Решил проводить? С чего бы такое великодушие? Похож на обманутую девственницу и сам себе противен, но обида все еще отравляет мысли. Выжигает что-то в душе. Порождает злость. На тебя. На себя. И я позволяю ей завладеть моими мыслями. Тогда не так больно. Лучше. Приглушенно хлопаю дверью, даже не оборачиваясь, хотя знаю, что ты стоял все это время за моей спиной. Я даже знаю как. Привалившись плечом к стене и сложив руки на груди, либо спрятав их в карманах джинсов. Слишком хорошо изучил тебя, к сожалению.

Новая неделя знаменуется паникой преподавателей, которые судорожно абсолютно на каждом уроке и все как один (даже те, чьих предметов мы не сдаем) по десять минут рассказывают о серьезности экзаменов и необходимости тщательной подготовки к ним. Вот она, моя панацея. Елена Викторовна, наш классный руководитель, проедает мозг предстоящим выпуском и подготовкой к нему, а также разговорами о светлом будущем, ждущим нас за порогом школы и началом взрослой жизни. Все вокруг начинает вертеться, и я пытаюсь полностью с головой уйти в учебу, чтобы отвлечь мозг. Не замечаю, как пролетает почти две недели. Каждая наша новая встреча оставляет ощущение боя. Боя с самим собой в попытках сопротивляться исходящему от тебя притяжению. Постоянная зона риска. Еще не смирился, но уже немного привык к этому ощущению.

Тренировки по вечерам отлично помогают выплеснуть накапливающееся напряжение, и Вадим, довольный моими успехами, отправляет меня на какие-то местные соревнования в предстоящую субботу. Отлично, пропущу наше занятие. Понимаю в глубине души, что у самого не хватило бы на подобное смелости. А где-то, еще намного глубже, едва различимо проклевывается предательское разочарование.

Естественно участвую. Естественно не предупредил тебя. Естественно в роли группы поддержки Ванька. Стоят вместе с Вадимом, чуть ногти не грызут на протяжении всего соревнования. Слышу выкрики и инструкции Вадима вперемешку с ободряющими возгласами брата, пока веду свой бой. Единственная возможность не думать больше ни о чем, кроме тактики нанесения и блокировки ударов. Но почему-то все заканчивается слишком быстро, и я даже не успеваю заметить, как мне уже вручают медаль и почетную грамоту. Естественно серебро. Ничего не делаю до конца хорошо, совершая множество маленьких ошибок. Точно так же, как с тобой. Ванька чуть не прыгает вокруг меня от восторга, будто сам только что выиграл. Вот уж для кого спорт и достижения на этом поприще – смысл жизни.

Когда возвращаемся домой, пересекаем небольшой сквер, чтобы выйти на остановку. Аллея постепенно проклевывается заметной зеленью первых листьев. Сегодня достаточно тепло, но порывистый холодный ветер сводит все удовольствие от теплого весеннего вечера на нет.

– Твою мать, голубцы, – вдруг негромко, но недовольно комментирует Ванька.

Выплываю из своих мыслей и слежу за взглядом брата. В нескольких метрах слева от нас на лавочке целуются двое парней. Один сидит на спинке, другой стоит меж его бедер. Черные волосы, длинные челки, закрывающие пол лица и множество разноцветных фенечек на руках. Эмо. Вдруг понимаю, что уж слишком долго и пристально наблюдаю за их настолько открытым проявлением чувств. Поспешно отвожу взгляд, пытаясь не задумываться над тем, как бы мы с тобой смотрелись со стороны в такой ситуации. Вернее, как мы смотрелись, потому что ситуация такая между нами уже была.

– Извращенцы хреновы, – качает Ванька головой и, передергивая плечами, сплевывает на землю.

– У тебя с этим какая-то проблема? – с напускным равнодушием интересуюсь, когда мы отходим на достаточное расстояние, чтобы они нас не услышали.

– А у тебя нет? – недоуменно приподнимает бровь.

– Нет, – качаю головой, но делаю вид, что увлеченно смотрю под ноги, чтобы он не прочел что-нибудь «не то» на моем лице. – Я отношусь к этому спокойно (еще бы). Каждый может быть с тем, с кем хочет и других это никак не касается. Ты ж сейчас пройдешь еще пять метров и забудешь об этом, так какая разница? А для них это, возможно, что-то значит.

– Малой, ты чего, ослеп или тебе сегодня сильно досталось? Два пацана лижутся в парке при свете дня, а ты говоришь, что это нормально? И что это чего-то там может значить? – чуть возмущенно.

Ой, блин. И дернуло же меня за язык. Но Ванька внимательно смотрит на меня, ожидая развития нашего диалога.

– А что в твоем понятии нормально? Вы же с Катькой тоже, небось, на лавочках не раз целовались.

– Ну, сравнил тоже мне, – фыркает. – Так и должно быть. Это нор-маль-но. Естественно. А вот это мерзость. Брр… – опять передергивает плечами, будто это его только что поцеловал парень.

Понятно. Камин аут в семье лучше отложить на неопределенный срок. Например, навсегда. Во всяком случае, в отношении брата точно. Но какой-то злобный дух поднимается из недр, и я не могу себя пересилить.

– Тебя же никто не заставляет целоваться с парнями, а то, что они делают – это их личное дело.

– Еще чего. Пусть хоть одному камикадзе придет в голову мысль потянуться ко мне. Будет лежать без зубов и с переломанными конечностями. Недодевочки – недомальчики.

Так… по-ваньковски. Делаю вдох, потому что чувствую, как начинаю заводиться. А если меня сейчас прорвет, то я уже не смогу остановиться и все закончится не очень хорошо. Нет, мы с Ванькой не подеремся (надеюсь), но могу ляпнуть что-то очень лишнее и нарушить хрупкое психологическое равновесие своего брата.

– Ну ладно, – спокойнее, Сань, – представь, что кто-то из твоих знакомых или друзей, которого ты уже очень давно и хорошо знаешь, вдруг случайно оказался геем, – еще спокойнее. – Что, резко перестанешь общаться? Будешь избегать? Фыркать? Морду бить при встрече?

– Кто это, например? – вопросительно приподнимает бровь.

– Вадим хотя бы… – ляпаю первое, что пришло в голову.

– Не, малой, тебе точно сегодня досталось. У нас в спорте, слава Богу, таких нет.

Ага. Это ты так думаешь. Как и большинство других. Геи не живут в отдельных изолированных резервациях, и у них на лбу нет клейма, чтобы сразу можно было отличить по ориентационной принадлежности.

– Ну ладно, не Вадим. Кто-нибудь другой, но смысл тот же. Только из-за этого поменяешь к нему свое отношение?

– А чего это ты так завелся? – подозрительно.

– Просто считаю, что не стоит лезть в чужую жизнь.

– Ааа… – тянет задумчиво, – Сенька чего, гей? – доверительно интересуется.

Железобетонная логика. Проще подумать на моего друга, чем на меня. Ну да, куда ж мне к геям? С двумя серебренными, одной бронзовой медалью и кучей грамот по рукопашному бою. Таких, как я к геям не принимают. Надо красить ногти, воровать у мамы одежду и манерно растягивать слова.

– Вань, не вникай. Никто не гей. Все замечательно, – чуть ускоряю шаг, потому что к остановке как раз подходит наша маршрутка. Забираемся в нее и пока едем, не разговариваем. Не самое лучшее место продолжить нашу дискуссию.

Интересно, как бы он отреагировал, если б узнал, что его младший брат гей? Не, не интересно. Абсолютно. После сегодняшнего диалога не трудно догадаться. Когда возвращаемся домой, мама уже накрыла на стол, а на подносе красуется большой медовик. То, что нужно. Сладкое. Много сладкого. Не успеваю вымыть руки, как звонит Арсений. Хвастаюсь своей победой и приглашаю к нам вместе с Соней.

На протяжении ужина несколько раз ловлю пожирающе-подозрительные взгляды Ваньки, которые он то и дело бросает на Арсения. Незаметно закатываю глаза, качая головой. И смешно, и грустно одновременно.

– Саш, а ты разве не предупредил, что тебя сегодня не будет на испанском?

Кусок торта застревает в горле, царапая своей сладостью и размерами после вопроса мамы.

– Забыл, – вру и делаю большой глоток чая под внимательным взглядом Сени. Нашли тоже мне время и место. Хотя чего это я? Из всех собравшихся только я так болезненно реагирую на эту тему. Через несколько секунд вдруг мне становится интересно, чем вызван ее вопрос. – А что?

– Светочка звонила, – пожимает плечами мама, – интересовалась, почему пропустил и все ли с тобой в порядке. И будешь ли завтра.

Светочка? Ага, точно. Ей-то какая разница, если мы практически не пересекаемся за редким исключением и парой дежурных фраз?

– Саш, так не красиво. Нужно предупреждать, чтобы у людей была возможность планировать свое время.

– Да понял я. Просто вылетело из головы.

Неужели ты попросил позвонить? Боишься, что вскрою вены от неразделенной любви? Не мечтай. Вновь ядовитый сарказм, вызванный обидой. Только благодаря ему я еще продолжаю ходить на твои уроки.

– А чего это Ванька на меня сегодня так подозрительно косится весь вечер? – интересуется Арсений, когда мы после ужина валяемся на кровати в моей комнате, пока по нам прыгает Соня.

– Не обращай внимания, – вздыхаю. – Думает что ты… – закрываю Соньке на секунду уши, – …гей.

– Чего? – выражение лица у моего друга сейчас, будто ему сообщили о том, что он скоро станет отцом.

Не выдерживаю и смеюсь.

– Да это у моего брата, оказывается, пунктик.

– Ты признался ему?

– Нет, – пожимаю плечами, держа Софию, пока она ладошками делает из моей челки «пальмочку». – Не переживай, ты сразу об этом узнаешь. У меня будут выбиты зубы и переломаны конечности.

– Это он тебе сказал?

– Ну не по отношению ко мне лично, а вообще по отношению к данному вопросу.

– Понятно. Соня, слезь уже с Сашки, – тянет сестру за руку.

– Саня мой, – показывает язык брату и обнимает меня за шею.

– Ооо… Боюсь, нас ждет разочарование в этом вопросе, моя дорогая.

Толкаю Сеню в плечо. Вот гад, лежит и давится от смеха.

– Не, мне не жалко. Тем более, ты самый безобидный из всех ее женихов. Вооружен, но не опасен, как говорится, – уже ржет в открытую. Соня на миг недоуменно смотрит на брата, не понимая его реакции.

– Сонь, разрешаю его стукнуть, – злорадно ухмыляюсь, когда ее маленький кулачок опускается на плечо брата.

– Да ладно, все, молчу, – демонстративно трет ушибленное место под торжествующим взглядом Софии. – Сговорились тут.

Несколько минут молчит, глядя в потолок, но я вижу, что его так и подмывает о чем-то спросить.

– Ну?

– Что «ну»?

– Я же вижу, язык чешется что-то спросить.

– А вы драться не будете? – делает жалобное выражение лица.

– Ничего, – вздыхаю.

– Что «ничего»? – переспрашивает.

– Ответ на твой вопрос – «ничего».

– Так я же еще ничего не спросил.

– Спорю на что угодно, хотел спросить, было ли у меня еще что-то с моим репетитором. Ответ – ничего. Не считая грамматики испанского, у нас обоюдное игнорирование.

– А он точно… – закрывает Соне уши, – гей? Может, просто так решил…

– Сень, я не хочу сейчас говорить на эту тему, ладно?

– Ладно, – хлопает по плечу, – замяли. Кстати, ты представляешь, что у нас было в пятницу? Наша Розочка Вильгельмовна…

Дальше тема плавно переходит на учебу и школьные сумасшедшие последние недели. Учимся в разных школах, а ситуация накануне экзаменов и выпуска одинаковая везде. Дурдом на выезде. Когда Арсений с Соней уже стоят в дверях, собираясь домой, из кухни выходит Ванька, как всегда в одних спортивных штанах и опять бросает беглый взгляд на Сеню. И, разумеется, мой друг не был бы собой, если бы промолчал.

– Вааань, – заискивающе.

Мой брат примораживается к месту и растерянно оборачивается, пока я наблюдаю за этим спектаклем.

– Чего? – с опаской.

– Тебе надо чаще ходить без футболки, такие потрясающие мышцы, – с придыханием. Вижу, как у Ваньки отвисает челюсть, пока Арсений, пряча свою паскудную улыбку, выходит за дверь вместе с сестрой.

– Он… Я… Если… – возмущенно задыхаясь, не может выдать осмысленную фразу Ванька.

Смеюсь, захлопывая двери.

– Вань, будь проще, – прохожу мимо него. Арсений как всегда в своем репертуаре, но у моего брата легкоранимая психика. Особенно по этому поводу, насколько я сегодня успел понять.

Собираю сумку на завтра. Учебник – одна штука, тетрадь – одна штука, ручки – две штуки, самообладание и терпение – в неограниченом количестве. Или наоборот, весьма ограниченом. Осталось две недели.

Замечаю, как что-то валяется у ножки кровати. Твою мать! Не хватало еще, чтобы мама увидела. Нет, вероятно, она обрадуется, что ее лекции не прошли даром, но вдруг ей приспичит поговорить еще на какую-нибудь тему по данному вопросу, а мне сейчас совершенно не хочется этих разговоров. Поднимаю с пола презерватив, очевидно выпавший из кармана Арсения. И чего их ко мне-то таскать, спрашивается? Слышу, как мама зовет из кухни и машинально засовываю его в задний карман джинсов. Потом, передумав, достаю и прячу во внутренний карман сумки. Надо будет отдать Арсению.

Опять воскресенье. Все то же метро, автобус, твой дом. Маршрут моего личного пути на Голгофу, где ты распинаешь меня своим безразличием. Раз за разом. Подъезд, лифт, входная дверь. Едва нажимаю на звонок, как дверь распахивается буквально в ту же секунду. Странно, я вроде не опоздал. Несколько секунд смотришь на меня, и в ушах начинает шуметь. Особое садомазохистское удовольствие только для нас с тобой.

Здороваюсь и прохожу внутрь. Не смотреть. Не реагировать. Дышать. Светочка порхает по квартире, куда-то собираясь, судя по обрывкам фраз в магазин. Еще один обмен дежурными репликами.

Первые полчаса повторяем то, что проходили на прошлом занятии и я, только услышав хлопок входной двери, незаметно бросаю взгляд на наручные часы. Просишь записывать то, что будешь диктовать в тетрадь и поднимаешься со своего места. Ну да, не дай Бог еще наброшусь на тебя, пока Светы нет дома. Встряхиваю головой, отгоняя эти мысли.

«Desmayarse, atreverse, estar furioso, / «Падать в обморок, рисковать, быть в ярости,

áspero, tierno, liberal, esquivo, / суровым, нежным, доступным, скрытным

alentado, mortal, difunto, vivo, / воодушевленным, губительным, мертвецом, живым,

leal, traidor, cobarde, animoso…» / верным, предателем, трусом, мужественным…»

Сосредоточенно вслушиваюсь в твой голос за спиной и тщательно записываю слова и фразы, пытаясь уловить их смысл. Только так мне удается занятие за занятием бороться с самим собой. Просто уроки. Как и должно было быть изначально. Притворяюсь. Но больше ничего не остается. Тебе ничего не нужно от меня. Даже мое унижение. Осталось продержаться две недели. И я освобожу тебя от своего присутствия.

«…no hallar, fuera del bien, centro y reposo; / «…не иметь благ и отдыха, не находить себе места;

mostrarse alegre, triste, humilde, altivo, / быть радостным, грустным, смиренным, высокомерным,

enojado, valiente, fugitivo, / сердитым, храбрым, непостоянным,

satisfecho, ofendido, receloso…» / удовлетворенным, обиженным, очень ревнивым…»

Ты продолжаешь диктовать ровным спокойным голосом. И я не сразу рассеянно замечаю, как меня что-то отвлекает. Непроизвольно передергиваю плечами. Такое ощущение, будто по мне что-то ползает. Или это уже нервное? Ощущение пропадает. Вновь твой голос. Превращаю низкие чуть хрипловатые звуки в слова на бумаге. Тщательно вывожу каждое.

«Huir el rostro al claro desengaño, / «Избегать встречи с явным разочарованием,

beber veneno por licor suave, / пить яд мягкого ликера,

olvidar el provecho, amar el daño: / забывать выгоду, любить то, что вредно:

creer que un cielo en un infierno cabe; / думать, что небо в аду размещается;

dar la vida y el alma a un desengaño…» / отдавать жизнь и душу разочарованию…»

Но через несколько минут ощущение вновь повторяется. И когда я, наконец, отвлекаюсь от своих записей, с ужасом осознаю что это. Ты. Кончики твоих пальцев скользят по моей шее сзади, начиная от воротника и медленно поднимаясь к волосам. Застываю от шока. От неверия. От собственных ощущений. Что. Ты. Твою мать. Делаешь?

За доли секунды превращаюсь в окаменевшую недвижимую статую. Не шевелюсь. Боюсь вспугнуть. Сглатываю. Прикрываю глаза. Судорожный вдох. Тело и разум плавятся от твоих рук, будто воск, будто шоколад. Чувствую, как от этих прикосновений путаются пряди моих волос и мысли. Понимаю, что мы оба молчим. Бесконечно долго. Упоительно. Опьяняюще. Увеличивая напряжение с каждой секундой. Это какая-то изощренная игра? Пальцы погружаются в волосы. Осторожное невесомое прикосновение теряет свою пугливость. Мы оба знаем, что ты делаешь. А я задыхаюсь. От собственной беспомощности. Потому что понимаю, что не могу тебя оттолкнуть. Не могу остановить. Потому что стоит тебе коснуться меня, и я готов на все ради того, чтобы это прикосновение никогда не заканчивалось. Отключаешь все защитные коды. Взламываешь систему. С легкостью. Играючи.

Набравшись смелости, запрокидываю голову, растерянно смотря на тебя снизу вверх. Твоя ладонь поддерживает мою голову, а глаза впервые за последнее время не спрятаны за холодными стеклами очков. Смотришь в меня. Читаешь. Без труда. Ты этого хотел?

– …esto es amor. Quien lo probó lo sabe, / Это – любовь. Тот, кто испытал ее – все это знает, – договариваешь тихо. – «Varios efectos del amor» Lope de Vega. / Лопе де Вега. «Несколько эффектов любви».

Не могу оторваться от твоего взгляда. Проваливаюсь куда-то. В тебя. Зачем? Зачем ты это делаешь со мной? Вновь сглатываю. Все самообладание рушится, будто пустая картонная коробка под тем многотонным дорожным катком, которым ты сейчас без зазрения совести проехался по мне. Соскучился. Как же я по тебе соскучился за эти две недели эмоциональной изоляции. Почти физически ощущаю, как между нами тает этот защитный бесполезный глупый барьер.

– Bésame… / Поцелуй меня… – тихо и хрипло прошу, постыдно капитулировав перед тобой и клятвами самому себе.

Отрицательно качаешь головой, но пальцы все еще путаются в моих волосах.

– No puedo… / Не могу… – так же тихо в ответ.

Я знаю, что хочешь поцеловать меня. Почему не можешь? Не считаешь себя геем? Но мы ведь уже целовались. Мы все равно уже перешагнули эту грань.

– No puedes… o no quieres? / Не можешь… или не хочешь? – шепотом. Мне важно знать эту разницу. Как будто это что-то изменит.

Медленно склоняешься над моим лицом, прижимаясь лбом к моему лбу. Твоя ладонь на моем затылке. Твое дыхание ласкает кожу. Пропитываюсь им. Замираю от восторга. Забываю все свои обиды и гнев. Всего кроха твоего внимания и я бросаюсь в омут с головой, забывая про гордость и чувство собственного достоинства. Потому что не могу сопротивляться этому. Не могу сопротивляться тебе. Мое наваждение. Моя зависимость. Перед которыми я слаб.

– No puedo… / Не могу… – повторяешь. Шепот касается моих губ цитрусовой горечью, и я чувствую, как ты сжимаешь челюсть. Мое дыхание разбивается о твою кожу, обволакивая то крохотное пространство, еще оставшееся между нами. Пропитывает твои губы. Проникает в твои легкие. Дыши. Мной.

Непроизвольно подаюсь вперед. Если ты не можешь этого сделать, то могу я. Отчаяние присуще всем умалишенным. Особенно, когда им уже нечего терять. Касаюсь твоих губ, катастрофически взрываясь звездной пылью в космической невесомости. Перерождаясь в сверхновую. От простого касания. Мягкого и сухого. Апельсинового и розового. Шелковистого и пугливого. Как твои губы. Как твое дыхание. Легкий мазок длиною в секунду и в замочной скважине входной двери слышится звук проворачиваемого ключа.

Твои пальцы выскальзывают из моих волос, и я вновь одинок. Обнищал. Осиротел без них. Полсекунды твоего взгляда, в котором тщательно прячутся все секреты. Ты не позволишь мне узнать о них. Не дашь ни одного ответа. Всего полсекунды сквозной нежности и мне уже никогда не излечиться от тебя. Запущенная стадия. Полсекунды. Обречен. Гореть. Плавиться. Умирать. Метаться. Вечно.

Отступаешь от меня как раз в тот момент, когда входная дверь распахивается и на пороге появляется Светочка. Кивает нам из коридора и исчезает на кухне. Вновь перевожу взгляд на тебя. Вновь медленно отрицательно качаешь головой. Захлопываешь книгу и, задавая мне выучить записанное мной стихотворение Лопе де Вега на память, говоришь, что занятие закончено. Прощаешься и выходишь из комнаты.

Шокирован. Сбит с толку. Это как будто какая-то игра, а я не знаю правил. Потому что ты сам их установил, не поставив меня в известность. Играешь со мной. И победителем всегда остаешься сам. Затянувшаяся партия в шахматы. Ставишь мне шах, а у меня не осталось ходов. Потому что куда бы я ни пошел, подставлюсь под окончательный удар. Я уже не знаю, что ты ко мне чувствуешь. Я уже не знаю, чего ты от меня хочешь. Ну скажи, что я дурак. Что я не нужен тебе. Скажи правду. Достаточно было оттолкнуть один раз, если тебе это не нужно. К чему эта новая отравляющая надежда? А если я тебе нужен, то к чему все эти игры? Почему скрываешься за чем-то, зная, что я испытываю к тебе? Отчаяние мучительно пьет мою душу большими глотками. Забавляется безмолвной агонией, сводящей внутренности резкими обжигающими спазмами. Теряю себя. В тебе. Это не любовь. Это болезнь.

Рассеянно собираю свои вещи в сумку и выхожу в коридор. Ты стоишь, привалившись к стене. Серая футболка и потертые светлые джинсы. Руки стыдливо прячутся в карманах, будто только что осознали, что делали. Мои ладони сводит судорогой от желания самому прикоснуться к тебе. Дотронуться до кожи под одеждой. Надышаться твоим телом. Напиться твоим опьяняющим дыханием. Но ты не позволишь мне сделать этого. А я не знаю почему. Не знаю, что останавливает тебя, хотя ты хочешь так же, как и я.

Грамматика испанского языка по сравнению с тобой, мой учитель, кажется обычным алфавитом. Ты сложнейший ребус, не поддающийся разгадке. Ответь, каково это – знать, что имеешь власть над другим человеком, даже ничего не требуя от него? Даже если тебе ничего от него не нужно? Я хочу знать. Испепеляя себя невозможностью бороться с собой. И тогда я скажу тебе, каково это – быть так близко и так далеко одновременно. Иметь, но не обладать. Любить, но не принадлежать. Жить в ожидании знака и готовности последовать за ним, зная, что этого знака на самом деле не будет. Все твои знаки лишь бродячие огоньки. Призрачные и обманчивые. Потому что за каждую твою надежду приходится расплачиваться болезненным разочарованием.

Несколько секунд смотрим друг другу в глаза. Безмолвный диалог. Спор взглядов. Просьба. Отказ. Почему? Света, выпорхнув из кухни, тут же заскакивает в ванную, что-то быстро говоря тебе. Отталкиваешься плечом от стены и исчезаешь на кухне, оставив меня без ответа. Обуваюсь и выхожу из квартиры. Теперь я по-настоящему знаю, что такое пустота. Во мне ее предостаточно. Как в шоколадной Рождественской фигурке. Разломанной и растаявшей под твоими руками.