Текст книги "Трудности языка (СИ)"
Автор книги: Ксения Кононова
Жанры:
Современные любовные романы
,сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 28 страниц)
Глава 4
I'm finding my way back to sanity
Working
Though I don't really know what I'm gonna do
When I get there
I take a breath and hold on tight
Spin around one more time
Then gracefully fall back the arms of grace
‘Cause I am hanging on every word you say
And even if you don't want to speak tonight
That's alright, alright with me
‘Cause I want nothing more than
Sitting outside of this door
And listen to your breathing
It's where I want to be…[4]4
Я нахожу свой путь обратно к здравомыслию,
Работаю над этим.
Хотя я не знаю точно, что буду делать,
Когда доберусь туда.
Я перевожу дух и собираюсь с силами,
Делаю ещё один круг,
А затем осторожно высвобождаюсь из нежных рук.
Я жадно ловлю каждое твоё слово.
И даже если ты не захочешь разговаривать сегодня ночью,
Ничего, я не против,
Потому что я лишь хочу
Сидеть за этой дверью
И прислушиваться к твоему дыханию.
Вот, где я хочу быть…
[Закрыть]Lifehouse – Breathing
«В любви правил не существует. Можно попытаться штудировать учебники, обуздывать душевные порывы, выработать стратегию поведения – все это вздор. Решает сердце, и лишь им принятое решение важно и нужно».
Пауло Коэльо
«Хочу коснуться тебя…»
Зачем я сказал это вслух? Ты не понял, что я имел в виду, вернее, я искренне надеюсь, что не понял, иначе… Даже думать не хочу, что. Чувствую себя паршиво. Воспоминание о собственной глупости заставляет непроизвольно морщиться каждый раз, когда эхо этой фразы звучит в мыслях. И пусть это правда, только вряд ли стоило ее озвучивать.
Прошло уже чуть больше трех месяцев с начала наших занятий, но ничего не поменялось. Лишь только зимние сугробы сменились первой нежной зеленью. Конечно, успехи у меня в испанском языке благодаря тебе есть и этого нельзя не заметить, но это изменение закономерно. Во всем остальном все точно так же, как было зимой. Болею. Тобой. Сильно. Но уже в запущенной форме и с астматическим компонентом. Задыхаясь, когда тебя нет рядом, будто от отсутствия воздуха, и еще больше задыхаясь, когда ты рядом от невозможности сделать полноценный вдох. Время заполнено ожиданием следующей встречи, каждая встреча заполнена внутренним напряжением, рассеянностью и волнением. Но ты этого не замечаешь. А я не уверен, что хочу, чтобы заметил. Ты просто мой репетитор и относишься ко мне, как к ученику. Даже не как к другу.
Теплый и спокойный апрельский вечер, один из первых подобных в этом году, приятным приглушенным светом целует многоэтажки, отражаясь в сверкающих окнах. Выхожу из метро и не торопясь обхожу лужи, не высохшие после вчерашнего дождя. Зеркальные осколки неба, упавшего на город. Из моего кармана звучит мелодия вызова. Арсений.
– Привет, – произношу в трубку.
– Сань, ты уже освободился?
– Да, подхожу к дому.
– Можешь зайти ко мне сначала? Пожалуйста, – голос напряженный.
– Хорошо. Конечно. Что-то случилось? – но в трубке уже короткие гудки.
Очевидно, это и есть ответ на мой вопрос. Зайдя во двор, пересекаю его и иду сначала к Сене. Взбегаю на второй этаж и слышу за дверью движение и топот. Короткий стук и дверь распахивается, будто только и ждали, когда в нее постучат. На пороге стоит одетая Соня с широко открытыми глазами, прижимая к себе куклу. Кажется, еще не решила начинать плакать или нет.
– Привет, принцесса, – опускаюсь на корточки.
– Привет, – шепотом.
Слышу какие-то хрипящие звуки и приглушенные вскрики. Предположительно из ванной.
– Мама заболела, – объясняет мне Соня.
Через секунду появляется Арсений. Рукава черной водолазки закатаны по локоть, джинсы мокрые. Сам весь гармонирует с цветом водолазки.
– Что случилось? – поднимаясь на ноги, повторяю свой вопрос. – Нужна какая-то помощь?
– Сань, можешь погулять с Сонькой во дворе? Я через полчаса выйду, – каким-то потерянным голосом отвечает он.
– Конечно, – беру Соню за руку. – Пойдем, я покачаю тебя на качелях, хочешь?
В ее серых глазах какое-то непонятное выражение. Страх. Она не понимает, что происходит и не знает, как реагировать.
– Сонь, все будет хорошо. Я сейчас положу маму спать и спущусь к вам с Сашкой, ладно?
Она рассеянно кивает. Забираю ее и вывожу на улицу. Стараясь отвлечь, обращаю внимание на распускающиеся листья и выбившуюся из-под земли траву. Она отдает мне куклу и приседает, рассматривая зеленые ростки. Потом вдруг что-то вспоминает и оборачивается.
– Саня, а что такое «гомик»? – меня на секунду разбивает паралич, и я даже не сразу могу найтись с хоть каким-нибудь ответом. Но прелесть этого возраста в том, что дети сами чаще всего находят всему свое объяснение. И, к счастью, в большинстве случаев неправильное, – Это как «гномик», да?
– Сонь, а где ты услышала это слово? – приседаю рядом.
– Мама сказала, – пожимает плечами.
Ой, что-то мне совсем не хочется знать, в чей адрес это слово прозвучало.
– Сонь, это не совсем хорошее слово. Его нельзя говорить маленьким девочкам.
– Только взрослым, как мама? – непосредственно уточняет. И что мне ответить?
– Это обидное слово и если ты его на кого-нибудь скажешь, этот человек может очень сильно обидеться.
– И будет плакать?
– Может быть.
– Как я, когда меня в садике обзывали? – вздыхает с таким глубоким пониманием.
– Сонь, тебя кто-то в садике обижает?
– Иногда.
Но она тут же забывает о нашем разговоре и, поднявшись, бежит к качелям. Забирается на одну из них и нетерпеливо ерзает:
– Саня, покачай!
Несколько секунд пытаюсь как-то разобраться в мыслях, но затем тоже встаю и подхожу ближе к Софии. Она звонко смеется, пока я раскачиваю качели, а ее ножки болтаются в воздухе. Через какое-то время из подъезда выходит Арсений. Подкуривает сигарету и идет к нам. Лицо мрачнее грозового неба. Догадываюсь, что произошло. Но при Соне мы, конечно, это обсуждать не будем.
– Мама спит? – спрашивает она, когда ее брат подходит к нам.
– Да, Сонь, все хорошо, – рассеянно улыбнувшись. Ее этот ответ устраивает, но она просит остановить качели, заметив еще одну девочку на площадке. Слезает и, поправив юбочку, забирает у меня свою куклу и бежит по направлению к ней.
Сеня усаживается на лавочку, опираясь локтями о колени, и опускает голову. Его руки слегка дрожат. Сажусь рядом. Молчим.
– Ты же говорил, что она больше не пьет, – мягко завожу тему, потому что вижу, что ему нужно поговорить, но он не знает с чего начать. Так всегда, когда дело касается его матери.
– Она давно не срывалась, но в этот раз… – запинается. Нервно делает глубокую затяжку. Выдыхает дым. Сплевывает на землю и горько усмехается: – Она напилась каких-то таблеток. Вместе с водкой.
– Она что? – такого даже я не ожидал. – Может, маму мою позвать?
– Да нет, вроде уже нормально. И я не хочу, чтобы тетя Тома видела мою мать в таком состоянии. А потом смотрела на меня, как на какое-то отродье или еще хуже, жалела.
– Ты же знаешь, что этого не будет.
Он молча кивает, продолжая курить. В такие моменты мне кажется, что передо мной не семнадцатилетний парень – мой друг, а уже абсолютно взрослый мужчина, которого я не знаю и по сравнению с которым чувствую себя пацаном из младших классов. И если честно, это жуткое ощущение, потому что так не должно быть. Проходит несколько минут, прежде чем он опять произносит.
– Бля, я так испугался, ты даже себе представить не можешь.
Бросаю быстрый взгляд в сторону Софии, но она занята со своей новой подружкой и не обращает на нас никакого внимания.
– Мы пришли из парка, а она лежит посреди кухни…не дышит…не шевелится…
– Соня видела?
Мотает головой, опять затягивается.
– Я просто сказал, что маме стало плохо, и закрыл Соню в комнате смотреть телевизор. Потом…дотащил ее до ванной…холодный душ и два пальца в рот… Когда пришла в себя начала орать, что хочет сдохнуть… что мы ее наказание… Ну, дальше как всегда. Извини, просто не хотел, чтобы Соня все это слышала… Она, может, еще и не все понимает, но суть уловить там не трудно.
– Правильно сделал, что позвонил.
Каждое слово Сене дается с неимоверным трудом. А я просто смотрю на него и не знаю, чем помочь. Он не заслужил такого. Пусть он и не всегда серьезный, и бывает просто невыносимым, но он мой лучший друг и я знаю, с чем ему иногда приходится сталкиваться. Его жизнь вовсе не вечный праздник, состоящий из развлечений и девушек, как может показаться на первый взгляд тем, кто не знает Сеню также хорошо, как я. Тетя Маша не алкоголичка, но после каждого очередного неудачного романа в своей жизни напивается до потери сознания, начиная обвинять Сеню и Софию в том, что это именно они виноваты в такой ее жизни. В том, что никто не хочет быть с ней именно из-за них. Всячески обзывает. Хотя, по правде говоря, Соню она родила как раз для того, чтобы привязать к себе очередного мужика. Но из этой затеи ничего не вышло. Потом, протрезвев, просит прощения и пытается быть примерной матерью, но рано или поздно все опять повторяется. Последний подобный срыв был прошлой осенью.
Арсений никогда не плачет. Сколько уже раз жизнь «баловала» его подобными случаями, но я ни разу не видел, чтобы он плакал. Наоборот, его лицо в такие моменты становится каменным, только голос и подрагивающие руки выдают истинное состояние.
– Сейчас вроде отпустило. Пока невменяемая, но заснула, – добавляет, бросая окурок под ноги и задавливая его носком кроссовок.
К нам подбегает София.
– Сень, я замерзла. И кушать хочу.
– Сонь, а давай сходим в магазин и купим тортик, а потом пойдем ко мне в гости, хочешь? – не даю Арсению ответить.
– Очень даже хочу, – протягивает мне руку, и я поднимаюсь с лавочки.
– Сань… – все-таки вставляет Арсений.
– Мы идем ко мне в гости, – поворачиваюсь к другу: – Ты с нами?
– Спасибо, – я знаю, что это не только за приглашение в гости.
Киваю, закрывая обсуждение этой темы. Он поднимается следом, и Соня берет его за руку тоже. Идем в ближайший магазин, Соня по дороге комментирует все, что видит и это немного отвлекает Арсения от его мыслей. Да и мне не мешает отвлечься от мыслей о тебе и своем глупом сегодняшнем порыве. А лучшее лекарство в этом случае – сладкое. Покупаем трюфельный торт и поднимаемся ко мне домой.
– Мам, у нас гости, и мы хотим есть, – снимая обувь и помогая раздеться Соне, выкрикиваю с порога.
Мама выходит из кухни, вытирая руки о кухонное полотенце.
– Привет, молодежь.
Арсений протягивает ей торт.
– Нам можно просто чай, теть Том, – немного неуверенно мнется в пороге.
– Нет, не можно, – произношу, глядя на маму. Она на секунду ловит мой взгляд и прекрасно понимает, в чем тут дело. Она достаточно хорошо знает Сеню, чтобы понять, когда и куда девается его брызжущая шутками и жизнерадостностью аура.
– Молодцы, что пришли. Ваня все равно только послезавтра вернется, а нам с Сашей веселее будет. Я как раз сделала голубцы, так что надеюсь, что вы очень голодные.
Все по очереди моем руки, пока мама накрывает на стол. Рассаживаемся на кухне. Мама кормит Соню, которая с аппетитом поглощает еду, Арсений рассеянно ковыряется в тарелке, а я сижу между ними, думая то о проблемах Сени, то о тебе и пытаясь затолкать в себя голубец. Господи, ну почему я такой дурак? И дернуло же меня за язык, ляпнуть подобное вслух. Мысленно ударяю себя по лбу. Совсем сошел с ума.
– Отец звонил, – произносит мама, чтобы как-то нарушить затянувшееся молчание за столом, – сказал, что к выпуску приедет точно.
– Отлично.
До выпуска полтора месяца. До экзаменов еще меньше. Столько же, сколько до окончания наших с тобой занятий. А потом совсем другая жизнь. И может быть, я смогу о тебе забыть, если не буду видеть три раза в неделю, пьянея от твоих улыбок и дурея от звука голоса.
Постепенно маме удается разговорить нас на какие-то общие темы, касающиеся выпуска и поступления в институт. Сеня – будущий медалист, а вот я не дотянул, хотя никогда и не стремился к этому. Моя золотая середина всегда со мной. Иногда кажется, что я ничего не могу сделать до конца хорошо. Идеально. Будто все, что делаю, делаю вполсилы. Если участвую в соревнованиях, занимаю максимум только второе место, если отвечаю на уроках, обязательно забываю что-нибудь самое главное, если читаю книгу, то по диагонали, если учу испанский… Встряхиваю головой.
Мама нарезает торт и наливает большие чашки ароматного чая. Пока у меня во рту тает бисквит, жизнь перестает казаться такой отвратительно сложной. Поглядываю на Сеню. Немного расслабился. Улыбается и даже шутит с мамой. После чаепития предлагаю остаться у нас, но Арсений отказывается и начинает собирать Соню. Понимаю, боится оставлять мать одну в таком состоянии. Неизвестно, что ей опять взбредет в голову. Или вдруг станет плохо.
Когда они уходят, прошу, чтобы он перезвонил, если вдруг нужна будет помощь. Мама сегодня дома и сможет помочь, если потребуется. Кивает на прощание, и я закрываю за ними входную дверь.
– Жалко их, – вздыхает мама за моей спиной. – Опять сорвалась?
– Пыталась отравиться. Если бы Арсений вовремя не вернулся, может и скорая уже не помогла бы.
– Кошмар. И дал же Бог такую мать, – разворачивается и опять идет на кухню убирать.
– Мам, помощь нужна?
– Нет. Занимайся.
Усаживаюсь за письменный стол в своей комнате и включаю настольную лампу. Открываю тетрадь и вдруг понимаю, что ты впервые не задал мне домашнее задание. Забыл? Или я сбил тебя своей случайно сорвавшейся фразой? Опять морщусь.
Несколько раз перечитываю записи в тетради и захлопываю ее. Открываю ноутбук и бесцельно путешествую по сети. Если хочется отвлечься, лучше способа не найти, но сегодня даже это почему-то не помогает мне. В какой-то момент взгляд выхватывает название «Warrior Of The Light». «Воин Света». Что-то знакомое. Несколько раз повторяю про себя, чтобы найти соответствие в памяти. Книга. Кажется, это название книги, которую ты читал. Коэльо? Да, точно. Пробегаю взглядом по содержимому страницы. Цитаты. Кликаю на одну из них и меня перенаправляет на текст. Прокручиваю указательным пальцем колесико. Глаза цепляются за фразу «Воин знает, что волен избрать желанное ему; он принимает решения с отвагой и без оглядки, а иногда – очертя голову». Потом еще за одну «Если он станет дожидаться наиболее благоприятного момента, то никогда не сдвинется с места; чтобы сделать первый шаг, нужна малая толика безумия».
Эти фразы будто попадают в цель. Не замечаю, как втягиваюсь и начинаю читать весь текст. Не по диагонали. Знание того, что ты тоже читал эту книгу, и она тебе нравилась, заставляет внимательно читать каждую строчку. Не все до конца понимаю, но почему-то не могу остановиться. Забираюсь на кровать с ногами и кладу ноутбук на колени. Читаю до глубокой ночи. С удивлением осознаю, что мне нравится. Никогда раньше ничего такого не читал, но сейчас будто пытаюсь понять, о чем думал ты. Какие параллели проводил. Будто хоть так пытаюсь стать к тебе ближе.
Ложусь спать уже далеко за полночь. Ворочаюсь, борясь со сном. Знаю, что когда открою глаза, наступит завтра и наше новое занятие. Нет. Ты наверняка не понял, что я сказал. А может быть, даже не расслышал. Убедив самого себя, что все в порядке, даю сознанию, все еще прокручивающему прочитанные фразы, провалиться в сон.
Солнечное утро. Весенняя свежесть, проникающая сквозь приоткрытое окно. Эрекция. Здравствуй, новый день. Опять душ (в последние месяцы можно только позавидовать моей чистоплотности). Завтрак. Несколько часов трачу на сочинение по литературе, доедая кусок торта. Жизнь прекрасна и удивительна. Если ни о чем больше не думать, кроме шоколадной глазури. Несколько раз набираю Арсения, но он не отвечает. Собираюсь к тебе на урок, решив сначала зайти к Сене и убедиться, что там все в порядке. Тем более, что есть повод – Соня забыла вчера у нас свою куклу.
Джинсы, рубашка, куртка. Захватываю сумку, ключи и, поцеловав маму в щеку, выхожу из квартиры. Сбегаю по ступенькам. На улице настоящая весна. Достаточно тепло, но еще не очень жарко. И солнце. Нежное и яркое. Пересекаю детскую площадку и захожу в подъезд к Арсению. Поднимаюсь на его этаж и стучу в двери. Через какое-то время мне открывает тетя Маша. Высокая, достаточно красивая женщина, моложе моей мамы. Знаю, что работает в каком-то салоне красоты. Короткие светлые волосы, модельная стрижка и такие же, как у Сони большие серые глаза. На ней шелковый халат с какой-то восточной расцветкой. Выглядит вроде неплохо, только лицо слегка опухшее.
– Здравствуйте, а Сеня дома?
Меня одаривают таким взглядом, что впору пойти и застрелиться где-нибудь от осознания собственной никчемности. Удивительно, как можно вызывать в человеке столько неприятия, даже когда практически не общаешься с ним. Теперь уже начинаю догадываться спустя столько времени, что именно ее во мне не устраивает. Каким-то образом подозревает о моей ориентации и переживает, что совращу Арсения? «Сказать ей, что он не в моем вкусе?» – пробегает на секунду едкая мысль с легким налетом детской обиды.
– Арсений! Это к тебе!
Разворачивается и исчезает в комнате, так и не ответив на мое приветствие и оставляя меня стоять на пороге. Ну спасибо, что хоть двери перед носом не захлопнули. Через минуту в коридор выползает Сеня. На роль зомби в каком-нибудь фильме ужасов его взяли бы даже без проб.
– Привет, Сань, – подходит ближе и опирается рукой о входную дверь. Весь помятый, волосы торчат.
– Ты хоть спал сегодня? – не громко.
Отрицательно мотает головой.
– Ну, вижу, у вас вроде все спокойно. Да?
Утвердительный кивок. Глаза сонные. Кажется, сейчас моргнет и они уже не откроются. Так и уснет стоя.
– Соня куклу забыла вчера, – протягиваю игрушку. – Когда отоспишься, перезвонишь, ладно?
– Хорошо, Сань. Спасибо.
Готов поспорить, всю ночь сидел над матерью. После ее поведения, повторяющегося с определенной цикличностью, иногда удивляюсь, как у него хватает на все это терпения. Соня практически на нем, учеба в выпускном классе, срывы матери… Но всегда и для всех он – беззаботный шалопай и любитель пофлиртовать с девушками. Уверен, что уже к вечеру он вновь станет тем Сеней, который любит доставать меня и подначивать. Но, наверное, именно это мне в нем и нравится. И что бы там не думала его мать, у меня нет к Арсению никаких нездоровых стремлений, кроме дружеской симпатии.
Кстати, о «нездоровых стремлениях». Уже опаздываю на занятие. К тебе. Не могу понять свое состояние. Какое-то спокойствие, нездоровое, абсолютно иррациональное, сродни усталости. И вместе с ним рассеянность. Кажется, после того, как я произнес вчера вслух то, что навязчиво звучит внутри, мне стало легче.
Ты как обычно открываешь мне дверь. Светы сегодня нет, хотя по выходным она чаще всего мелькает по квартире. Иногда со своим парнем. Да, у нее есть парень и к моему сумасшедшему восторгу им оказался не ты. Хотя это ничего не меняет.
Становится вдвойне легче, когда ты все так же объясняешь мне что-то, иногда улыбаешься, случайно задевая мою руку своими пальцами, всякий раз забирая у меня тетрадь или указывая на что-то, написанное мной. Расслабляюсь. Зря переживал. Ты не понял меня. Ничего не изменилось, все осталось по-прежнему.
Время незаметно истекает и очередной восхитительный час моей жизни, наполненный твоим присутствием, заканчивается. Поднимаюсь из-за стола, собирая вещи в сумку. Такой привычный ритуал. Ты снимаешь очки и рассеянно вертишь их в руках. На секунду кажется, что хочешь мне что-то сказать. Да? Нет? Показалось? Но реплик не следует. Прощаюсь и выхожу в коридор. Чувствую за спиной твое присутствие. Ты всегда так делаешь. Ты что-то недостижимое. Как экспонат в музее. Можно часами смотреть на тебя, изучая мельчайшие детали твоей внешности, жестов. Но больше ничего. Ни прикоснуться, ни тем более обладать. Еще месяц и я надеюсь, что смогу избавиться от своей болезни тобой.
Обув туфли, тянусь за ветровкой, но внезапно понимаю, что ее нет на вешалке. Ты стоишь за спиной, уже держа ее в руках и безмолвно предлагая помочь. Когда успел? Колеблюсь несколько секунд и растерянно продеваю руки в рукава, перекладывая сумку из руки в руку. Но ты не отпускаешь куртку. Вместо этого твои руки вдруг касаются моих плеч, задерживаясь на них чуть дольше, чем положено просто репетитору. Дольше, чем положено другому мужчине. Дольше, чем положено тебе. Слегка надавив, они медленно спускаются по моим рукам. Слышу, как в мертвой тишине оглушающе шуршит ткань под твоими ладонями. Парализован на несколько мгновений. Растерянность в каждой мысли, в каждой клеточке. Сознание застыло на стоп-кадре. Не могу пошевелиться. У меня перехватило дыхание. У меня остановилось сердце. У меня эрекция. Боже, что ты делаешь?!
– ¿Quieres tocarme? /Хочешь коснуться меня? – едва слышно. Ты прекрасно понял то, что я сказал вчера. Но у меня даже не хватает сейчас сил, чтобы ужаснуться или обрадоваться этому факту. Ты понял. Ты все понял.
Чувствую твое дыхание где-то возле моего уха. Оно, едва ощутимо касаясь кожи, проникает под нее. Вызывает мурашки. Дрожь быстро распространяется по всему телу. Продолжаю стоять к тебе спиной и теряю счет гулким секундам, отсчитываемым неумолимой стрелкой настенных часов. Прикрываю глаза. Ладонь самопроизвольно разжимается, и я чувствую, как ремешок сумки выскальзывает из пальцев, черкнув по их подушечкам своим шершавым касанием. Сумка глухо падает на пол, и я медленно поворачиваюсь лицом к тебе. Между нами всего пара десятков сантиметров. Опасная близость. Сбежать и остаться. Внимательно смотришь в мои глаза, будто читаешь в них все ответы. Тебе нужен ответ? Я не выдерживаю первым. Не думая подаюсь вперед и прижимаюсь к твоим губам.
«…Чтобы сделать первый шаг, нужна малая толика безумия».
Застываю. Боже, что я делаю? Но уже поздно. Оттолкнешь? Пошлешь? Ударишь? Но ты выбираешь самый худший вариант. Для меня. Для нас обоих. Мягко обхватываешь губами мою верхнюю губу, затем нижнюю. Целуешь. Меня. Сам. Вначале осторожно. Я будто окаменел. Не сопротивляюсь, но и не отвечаю. Потому что не знаю как. Потому что не верю в то, что сейчас происходит. Чувствую, как ты отстраняешься, и паника яркой молнией вспыхивает в сознании. Нет, не останавливайся. Пожалуйста…
«Воин знает, что волен избрать желанное ему; он принимает решения с отвагой и без оглядки, а иногда – очертя голову».
Вновь ловлю твои губы сам, интуитивно ищу их, придвигаясь ближе. А через секунду ощущаю, как ты отвечаешь, и твой язык проникает внутрь, мягко поглаживая, касается моего языка во рту. Когда заторможенный из-за всего происходящего сейчас разум это понимает, у меня подкашиваются ноги. Цепляюсь за тебя, руки сами находят твою талию. Едва различимый стон. Настолько тихий и сдавленный, что можно подумать, он мне показался. Чувствуешь ли то же, что и я? Не понимаю, что сейчас происходит. И происходит ли это на самом деле или это один из моих сладких кошмаров?
Целуешь. Не отрываясь. Мягко сминаешь мои губы, пока я одновременно пытаюсь запомнить каждую секунду их прикосновения и устоять на ногах. Твои ладони вновь ложатся на мои плечи, продолжают скользить ниже. По рукам, талии, бедрам и ты запускаешь их в задние карманы моих джинсов. Слегка надавливаешь на ягодицы. Подчиняюсь. Прижимаешь еще ближе к своим бедрам, и я точно знаю, что ты чувствуешь мое возбуждение. Свидетельство твоей безоговорочной власти надо мной. Поцелуй становится более несдержанным, но у меня не хватит сил оторваться от тебя первым. Я буду умирать с каждой секундой твоего прикосновения. Вечно. Пока ты сам не оттолкнешь меня. Потому что я твой. С первой секунды, когда увидел тебя. Люблю. Болею. Дышу.
Что-то шепчешь в мои губы, отрываясь на доли секунды, чтобы сделать вдох. Понимаю лишь отдельные слова, но, судя по твоему хриплому голосу, это точно не ярость и не гнев. Продолжаешь выдыхать бесполезные испанские фразы, вперемешку с быстрыми поцелуями. Господи, ну скажи хотя бы одно слово, которое я бы понял! Хоть что-нибудь, что оправдало бы наше с тобой поведение. Хоть что-нибудь…
Прижимаешь меня к стене, отпуская ягодицы и касаясь ладонями скул. Господи, какие у тебя нежные пальцы. Мягкие, бархатистые, чуть прохладные. Время, будто кинолента, разбивается на отдельные кадры, длительностью в секунду. Каждый из этих кадров прочно отпечатывается в памяти. Моя ладонь соскальзывает, и черкает кончиками пальцев по джинсовой ткани, под которой отчетливо ощущается твоя эрекция. Задыхаюсь от этого открытия. Ты тоже возбужден, и здесь не нужны никакие слова. Но вдруг останавливаешься. Отстраняешься, пьяно смотря мне в глаза. Вижу, как меняется твой взгляд. Испугался? Передумал? Ищешь ответ? Подтверждение? Ждешь, что я сам остановлю тебя? Не смогу. Воздуха в легких катастрофически не хватает. Моя ладонь осторожно скользит по твоему бедру, пока я не отрываю взгляда от твоих светлых нефритовых глаз. В них растерянность, желание и борьба.
– Lo siento… / Прости… – с отчаянием отодвигаешься и утыкаешься лбом в стену за моей спиной, слышу, как тяжело дышишь. Мои руки безвольно отпускают тебя. Стоим так минуту. Пытаюсь понять, что произошло. Не получается. У меня в голове пустота. Я чувствую твой запах. Еще ощущаю твои губы. Но сердце понемногу успокаивается и перестает стучать, как ненормальное.
Делаю вдох. Шаг в сторону, отрываясь от обволакивающего тепла, исходящего от твоего тела. Знал бы ты, чего он мне стоит. Ты не удерживаешь меня. Не останавливаешь. Больше ничего не говоришь. Поднимаю сумку с пола. Не оборачиваюсь.
– Hasta luego… Vicente… / До свидания… Винсенте…
Выхожу на площадку и захлопываю дверь. На секунду прислоняюсь к ней спиной. Закрываю глаза и перевожу дыхание. Ты там, за ней. Но мне нужно уйти. Хотя больше всего на свете я хотел бы вернуться назад и вновь почувствовать твои прикосновения. Будто во сне сбегаю по ступенькам. Где-то между пролетами замедляю шаг, когда до меня постепенно начинает доходить, что я поцеловал тебя. Мой первый настоящий поцелуй. И ты мне ответил. А еще, что ты хочешь меня так же, как и я тебя. И это произошло на самом деле. Растерян, потому что не знаю, что это значит для тебя. Не знаю, что это вообще значит. Не уверен, что нам следовало это делать, но сейчас, в данную секунду, я счастлив. По-настоящему. Даже не догадываясь, что надежда, которую ты так неосторожно дал мне, намного хуже отказа. Потому что мне на одно самое бесценное и короткое мгновение показалось, что все то, что я чувствую и ощущаю, взаимно. Но так ли это на самом деле?