Текст книги "Пощечина"
Автор книги: Кристос Циолкас
Жанр:
Современная проза
сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 30 страниц)
Гарри
Гарри стоял на веранде – кроме темных очков фирмы «Дольче & Габбана» и черных лайкровых плавок, на нем ничего не было – и смотрел на спокойные воды залива Порт-Филлип [44]44
Залив Порт-Филлип – крупный залив Тихого океана на юге штата Виктория (Австралия). Вокруг залива, в устье реки Ярра, расположен Мельбурн.
[Закрыть]. Заходящее солнце раскрашивало горизонт в красно-оранжевые спирали; сквозь пелену смога, висевшего над вечерним городом, проглядывали шпили и плоские крыши мельбурнских небоскребов. Тело Гарри блестело от пота и лосьона. Еще стояла обжигающая жара, с раннего утра не было ни ветерка. Он чувствовал запах жарящегося мяса, которое готовила Сэнди, и потирал живот, предвкушая вкусный ужин. По Бич-роуд почти вплотную одна за другой ползли машины. Так вам и надо, придурки. Гарри улыбнулся сам себе. С только что отстроенной веранды его дома прекрасно были видны море и пляж. В парке четыре юные девушки – блондинки с гибкими станами – в бикини ополаскивались под душем. У них были упругие маленькие грудки. Широко улыбаясь, он прижался пахом к тонированному стеклу балконной стены. Тяжело дыша, он не сводил глаз с девушек. Те, смеясь и визжа, брызгали друг на друга водой. Его пенис удлинился, окреп, набух под лайкрой. Он стал раскачиваться взад-вперед, так, чтобы член терся о стекло. Ну же, давай, сучка, беззвучно произнес он. Одна из девушек наклонилась, и он тихо застонал, увидев ее полные загорелые ягодицы. Хочешь, я засажу в тебя своего дружка, маленькая шлюшка?
Он отступил от стекла. Девушки теперь вытирались, складывали полотенца, убирали свои вещи в сумки, но его интерес к ним угас. Он еще раз глянул на открывающийся перед ним вид, затем повернулся и нырнул в бассейн – рассек водную гладь и погрузился в блаженно прохладный мир. Вынырнул, хватая ртом воздух, широко улыбнулся. Снова ушел под воду, потом стал перекатываться, как тюлени в зоопарке, на которых обожал смотреть Рокко. Повернулся на спину, раскинул на воде руки и ноги. Крикнул в небеса:
– Я – владыка мира!
– Его величество голодны?
На краю бассейна стояла Сэнди. Загорелая – ее кожа имела медовый оттенок, – она тоже была в бикини, но если те девочки в своих открытых купальниках выглядели вульгарно, как проститутки, то его жена, на его взгляд, была изысканна, как элегантные европейские модели на обложках журналов, что она читала. Он сам купил ей это бикини. Полоски материи жемчужного цвета крепились на фигуре с помощью маленьких золотых колечек. Глядя на жену, он сожалел, что потратил время на фантазии о дешевых красотках на пляже, когда рядом с ним была настоящая женщина, из плоти и крови. Поверх бикини Сэнди надела одну из его старых хлопчатобумажных рубашек и все равно при этом смотрелась потрясающе. Я – владыка мира, повторил он про себя.
– Корову готов сожрать.
– В таком случае ужин на столе, ваше величество.
Телевизор на кухне работал, на экране показывали какую-то катастрофу. То ли взрыв бомбы, то ли землетрясение, то ли боевые действия. Ему было наплевать. Пусть тюрбаны и жиды перебьют друг друга. Он пощелкал пультом, нашел передачу о природе на одном из каналов кабельного телевидения и убрал звук. Налил вина себе и Сэнди, закурил и сел на табурет, наблюдая, как жена заправляет салат.
– Где Рокко?
– Смотрит телик в гостиной.
Гарри позвал сына и стал ждать, когда тот откликнется.
– Что? – крикнул в ответ Рокко.
– Иди сюда.
Рокко, словно бросая вызов родителям, разгуливавшим по дому в полуобнаженном виде, был полностью одет – тренировочные штаны, бейсболка, балахонистая черная футболка с какой-то безвкусной блатной надписью на груди, носки, кроссовки.
– Тебе не жарко?
Его сын пожал плечами и не спеша уселся на табурет рядом с отцом:
– Что на ужин?
– Отбивные.
– С чипсами?
– Ты ешь слишком много чипсов, – заметила его мать.
– Чипсов много не бывает.
– Спасибо за поддержку, ваше величество.
Рокко недоуменно пожевал нижнюю губу. Гарри с трудом сдержался, чтобы не одернуть сына. Манера жевать губу уродовала Рокко.
– Мам, а почему ты называешь папу «ваше величество»?
– Потому что я – владыка этого дома.
Рокко перестал жевать губу, и Гарри шутливо ущипнул его за мочку уха:
– Когда-нибудь ты тоже станешь владыкой.
Но Рокко уже потерял интерес к разговору. Он развернулся на табурете и уткнулся взглядом в телевизор. Взял пульт, начал переключать каналы.
Сэнди перегнулась через стол и забрала у него пульт:
– После ужина посмотришь. Не отползаешь от телевизора.
– Телевизора много не бывает.
При виде негодования на лице Сэнди Гарри с сыном виновато рассмеялись.
– Ты звонил адвокату?
Рокко лег спать, а они смотрели DVD-фильм на новом плазменном телевизоре. Этот телевизор – огромный, как небольшой экран в кинотеатре, – обошелся им в кругленькую сумму, но он того стоил. Они его поместили в центре художественно оформленной стены. По обеим сторонам от экрана стояли омываемые мягким оранжевым светом гранитные плиты, по которым тихо струилась вода. Все это стоило целое состояние, зато красота какая. Загляденье. Фильм – это была какая-то скучная романтическая комедия – он почти не смотрел. Сидел перед телевизором только потому, что Сэнди держала голову у него на коленях. Чтобы не тревожить ее, он не стал тянуться за пультом. Но она сама вдруг села и приглушила звук. В ответ на ее вопрос он громко застонал.
– Звонил?
– Завтра позвоню.
Он настороженно наблюдал за женой. Сэнди редко с ним спорила. Она давно усвоила – еще с тех пор, когда они только начали встречаться, – что на прямую конфронтацию со стороны женщины он реагирует однозначно – становится упрям, как бык, никакими доводами не проймешь. Она кивнула – без улыбки.
– Позвоню.
Черт бы тебя побрал.
Она по-прежнему сомневалась, вид у нее был недовольный.
– Обещаю.
Ее лицо просветлело. Она тепло улыбнулась и, наклонившись к нему, поцеловала его в губы.
– Спасибо, детка.
Он провел пальцами по ее шее, по плечам. Она все еще была в его рубашке. Он стянул рубашку с ее плеч. Но вопрос жены выбил его из колеи, напомнил, что впереди его ждет трудовая неделя, нарушил настроение умиротворенности воскресного вечера.
– Прости, милая, притомился я что-то.
Сэнди высвободилась из его объятий, опять надела рубашку.
Он поцеловал ее в лоб. Она включила звук и снова положила голову ему на колени. Но он был слишком возбужден, чтобы сидеть спокойно. Он осторожно поднялся, подложил ей под голову подушку, подошел к бару и взял из холодильника банку пива. Побродив по дому, он остановился у спальни Рокко. Мальчик тихо посапывал, свернувшись на кровати клубочком; белая простыня скрутилась вокруг его тела. Все еще было жарко, дувший с моря слабый ветерок не приносил прохлады. Гарри глянул на икону Богородицы с Младенцем, висевшей над кроватью сына, и быстро перекрестился. Спасибо, Панагия [45]45
Панагия – литургическое именование Богородицы; греч.«всесвятая».
[Закрыть], прошептал он. Одно время они с Сэнди думали, что у них никогда не будет детей. Сначала ей никак не удавалось забеременеть, потом первые три беременности окончились выкидышами. Вспомнив про страдания жены, Гарри поморщился и повторил обещание, данное Богу. Что он всегда будет оберегать и любить ее. Глядя на спящего сына, он благодарил судьбу за то, что они вместе с ней создали семью, свой домашний очаг.
И теперь вот та мразь намерена все это разрушить. Он не мог решить, кого он больше ненавидит: истеричку-жену, что шипела на него с нескрываемым презрением, пропойцу тряпку-мужа или писклявого щенка, которому он дал пощечину. Чтоб они все трое сдохли. К черту адвоката. Если у него не тонка кишка, он возьмет ружье и каждому из них всадит пулю в башку. Он знал, что эти люди – нахлебники, нытики, жалобщики. Жертвы. Из той породы, кто постоянно юлит и умоляет, чтоб им скостили цену, а когда приходит время платить, оказывается, что у них нет денег на счетах. Все средства потрачены на наркоту, курево, выпивку и прочую дрянь, которой они заполняют свое никчемное мерзкое существование. Эти люди – мусор, их следовало выбросить на помойку сразу, при рождении. Ему нужно было не пощечину дать этому гаденышу; нужно было выхватить у него биту и сломать ее об башку этого сосунка, дубасить его по башке до тех пор, пока она не превратится в кровавое месиво. Представив изуродованное лицо мальчика, почти ощущая запах крови, Гарри почувствовал себя спокойным впервые с тех пор, как Сэнди подняла вопрос об адвокате. Он глотнул пива и вернулся в гостиную. Сэнди дремала на диване. Он выключил телевизор и поднял жену на руки.
– Пора спать, – прошептал он.
Они с Сэнди проснулись в шесть, и он сразу же пошел на пляж. Он старался плавать каждое утро, даже зимой, но, если вода была нестерпимо холодной, ограничивался долгой прогулкой по берегу бухты. Сегодня утреннее небо было чистым, залив спокойным, и хотя, когда он первый раз окунулся, у него было такое ощущение, будто он получил удар под дых, уже через минуту, несколькими яростными гребками перенеся свое тело на глубину, он позабыл про холод. Когда он вернулся в дом, Рокко еще спал. Сэнди под какую-то дерьмовую музыку хиппи занималась йогой. Он принял душ, быстро проглотил на завтрак тост с кофе и прошел в комнату сына. Рокко во сне спихнул простыни на край кровати; его тело блестело от пота. Хорошо он пахнет, подумал Гарри. Пахнет невинностью и чистотой.
– Разбуди его. – Сэнди, остановившись у него за спиной, обвила его руками, положив ладони ему на грудь.
Гарри глянул на часы. Еще только семь. Мальчик вполне может поспать еще с полчаса. Гарри покачал головой:
– Рано. Пусть еще поспит.
Он поцеловал жену и спустился в гараж. В это время он быстро домчит до моста Уэстгейт.
Алекс уже открыл мастерскую и возился под капотом «Мицубиси Верада» выпуска 1990-х. Гарри остановил свой полноприводной автомобиль рядом с бензонасосом и посигналил. Алекс обернулся, увидел Гарри, кивнул и продолжал работать. Его грязные синие тренировочные штаны едва держались на его толстой заднице. Из штанов выглядывали черные завитки густой колючей поросли, исчезавшей в расщелине между его ягодицами. Гарри смял бумажный пакет с эмблемой «Макдоналдса», который Рокко запихнул под пассажирское кресло, и, выйдя из машины, прицелился и кинул его в задницу Алекса.
– Что?
Точное попадание.
– Что? – передразнил его Гарри и расхохотался. – Подтяни штаны, осел, – сказал он по-гречески. – Кому приятно смотреть на твою жирную волосатую задницу?
– Они мне велики. – Алекс был не способен составлять сложные предложения. Он продолжал увлеченно копаться в двигателе.
– Ты толстеешь, приятель.
После развода Алекс набрал как минимум двадцать килограммов. В основном по вине его матери. Он переехал в дом родителей, и миссис Кирьяку готовила ему три раза в день. И это не считая жирных обедов во время рабочего дня, которые он брал на вынос в каком-нибудь кафе. А также не считая чипсов и шоколадных батончиков, которыми он перекусывал в перерывах между работой. Не только мама его была виновата. Алексу всегда не хватало честолюбия, а после того, как Ева ушла от него, он перестал следить за собой и постарел. Они с Гарри были ровесники – родились с разницей всего в одну неделю, – но Алекс выглядел лет на десять старше. В нем все еще можно было разглядеть симпатичного юношу, с которым Гарри учился в школе, который был его лучшим другом вот уже более двадцати лет и выступал шафером на его свадьбе, но женщины на него больше не заглядывались.
Задумав купить автомастерскую в Алтоне [46]46
Алтона – пригород Мельбурна, расположен в 13 км к юго-западу от центра деловой части города.
[Закрыть], Гарри предложил Алексу стать его компаньоном. Тот взял его руку, с гордостью пожал ее; в глазах его друга стояли слезы. Я ведь не бизнесмен, приятель, ответил он, плохой из меня компаньон. Он был прав. Будь Алекс его компаньоном, он давно прибил бы его. Алекс обожал возиться с автомобилями и грузовиками; он был превосходным, добросовестным механиком, но бумажную работу ненавидел и не любил общаться с клиентами. Он терпеть не мог заниматься финансовыми отчетами, сразу зажимался, умолкал, уходил в себя. На Гарри он работал вот уже двадцать лет, и каждый год Гарри давал ему премию и регулярно повышал зарплату. Алекс был благодарен ему, но Гарри был уверен, что, будь он менее справедлив к своему другу, тот все равно не стал бы жаловаться. Из-за этой его малахольности Ева и ушла от мужа. Когда Алекс получил специальность и начал зарабатывать, его родители внесли первый взнос за небольшой домик в Ричмонде [47]47
Ричмонд – район Мельбурна.
[Закрыть], и он регулярно, из года в год, выплачивал кредит. Но даже после рождения ребенка Алекс не задумался о том, чтобы переселиться с семьей в более просторный дом. Гарри полагал, что Алекс спокойно обошелся бы и без женитьбы, если б его родители не боялись остаться без внуков. Он женился из чувства долга – так же, как делал все остальное. Развод друга Гарри ничуть не удивил, и он не винил Еву за то, что она бросила мужа. Алекс никогда не изменится. Его вполне устраивало то, что он имел: у него была своя комната, ему нравилось пить с друзьями, которых он знал тридцать лет, каждые две недели и на православную Пасху он виделся со своими детьми, у него была полноценная работа в мастерской Гарри. Алекс наверняка считал, что жизнь удалась. Возможно, и удалась, думал Гарри, он был избавлен от стрессов. Только это была какая-то завершенная жизнь, которая, казалось, больше ничего не могла предложить его другу.
– Тебе надо худеть, старик. Лишние килограммы, что ты набрал, вредят твоему здоровью.
– Ты прав.
– Начал бы ты снова играть в футбол по выходным.
– Непременно, приятель.
– И перестань жрать суррогатное дерьмо из закусочных. Отныне на обед ты ешь только сэндвичи с салатом.
Алекс высунул голову из-под капота и посмотрел на своего друга:
– Черта с два. Какой смысл стараться дожить до старости, если для этого я должен питаться, как кролик? Мне нравятся пироги и гамбургеры.
– Что с двигателем?
– Машина перегрелась. Не могу найти утечку в радиаторе, поэтому проверяю вентилятор.
– Чья машина?
Алекс пожал плечами:
– Не знаю. Кон оформлял заказ.
И тут до него вдруг дошло, что обычно его босс по понедельникам не приезжает так рано в эту мастерскую. Гарри с Сэнди недавно открыли еще одну станцию техобслуживания, в Мурабине [48]48
Мурабин – пригород Мельбурна, расположен в 16 км к юго-востоку от центра деловой части города.
[Закрыть], и последние месяцы новый бизнес отнимал у Гарри почти все время.
Гарри ухмыльнулся, словно видел, как складываются мысли в голове его друга.
Алекс вытер руки, положил полотенце и предложил ему сигарету.
– Так что тебя привело сюда так рано?
Гарри взял сигарету, Алекс дал ему прикурить.
– Хочу с бумагами поработать.
Алекс вскинул брови:
– А что, есть проблемы?
Гарри глянул на дорогу. Машины длинной вереницей медленно ползли в город. Вокруг простирался однообразный равнинный ландшафт пригорода – серый, блеклый, функциональный и унылый. Пляж, находившийся на удалении всего нескольких кварталов, тоже казался мрачным и непривлекательным в сравнении с искрящейся изумрудной полоской моря, разливавшегося сразу же перед его палисадом. Боже, подумал он, как я ненавижу эти гнусные западные окраины.
– Да, пожалуй, – наконец ответил он.
Алекс взял свое полотенце, затушил окурок и вновь занялся двигателем. Это означало, как догадывался Гарри, что разговор окончен. Какого бы мнения ни придерживался Алекс – если таковое у него вообще было, – свои мысли он будет держать при себе.
Гарри молча докурил сигарету и затем прошел в свою контору – небольшую пристройку с односкатной крышей, которую он сложил на скорую руку, когда купил эту мастерскую. Порывшись в шкафу, он нашел бухгалтерские книги, включил радио и сел работать.
Порой, изнывая под грузом забот, Гарри с тоской вспоминал то время, когда он был обычным работягой. В отличие от Алекса он никогда не бредил машинами, зато всегда стремился найти причину поломки того или иного механизма. Его мать – да благословит Господь ее душу, – видя, как он все время что-то пытается починить – сгоревшие тостеры, разрядившиеся аккумуляторы, неисправные игрушки на батарейках, – жила в постоянном страхе, что ее единственное, ее любимое дитя убьет током. Сделай же что-нибудь, кричала она на мужа, останови его, ведь он убьет себя. Заткнись, рычал в ответ отец, оставь ребенка в покое. Хочешь, чтоб он вырос придурошным пусти [49]49
Пусти – на греческом сленге «гомосексуалист».
[Закрыть]. Не трогай его. И его отец – да благословит Господь и его несчастную душу – вместо того, чтобы ругать сына, помогал ему исследовать сложный мир электрических схем и проводов, а в один прекрасный день разрешил Гарри ремонтировать их семейный автомобиль. Когда они вдвоем, отец и сын, колдовали над двигателем, между ними возникало единение, в котором матери Гарри не было места. Только на кухне и вообще в доме он чувствовал себя неуютно. Его родители могли неделями не общаться друг с другом, обмениваясь лишь дежурными фразами. Гарри с раннего возраста научился ценить такие периоды затишья. Не выносил он, когда тишина взрывалась и родители изливали друг на друга свою ненависть. Зачинщицей ссоры всегда была мать. Ты – животное, неожиданно заявляла она мужу за ужином. Насильник, дегенерат. Ее муж продолжал молча есть. Ты не знаешь своего отца, доказывала она сыну. Он постоянно таскается по шлюхам, постоянно грешит против Бога и природы. И Гарри ждал того момента, когда отец, не выдержав, поднимется и ударит ее. Он молился, чтобы отец ограничился одним тычком или пощечиной. Иногда тот снимал ремень, и Гарри спешил вмешаться, просил отца прекратить. Но Тассиос Апостолус был сильный мужчина, он отпихивал сына в сторону. Когда-нибудь ты поймешь, говорил он Гарри, что женщины – исчадия ада. Гарри удалялся в свою комнату и, стараясь отвлечься от скандала, чинил свои игрушки, радио или старый черно-белый телевизор, который отдал ему отец. Когда он снова выходил из своей комнаты, отец уже сидел перед телевизором, мать – гладила или шила на кухне. Порой он видел, что блузка на ней разорвана, в уголке ее рта запеклась кровь. Зато они уже не дрались и не орали. Гарри радовался, что в доме вновь воцарилась тишина.
Гарри перекрестился. Помолился за души своих родителей. Они вырастили и выучили его, оставили ему вполне приличный стартовый капитал. В общем, сделали все, что могли, и даже больше.
Теперь у него почти не было времени заниматься ремонтом. Он проверил мобильник: два новых сообщения. Сейчас сам он редко возился с автомобилями, только если это были машины его давних постоянных клиентов. В мастерской в Алтоне заправляли Алекс и Кон, трое работали на него в Хоторне [50]50
Хоторн – район Мельбурна, расположен в 6 км к востоку от центра деловой части города.
[Закрыть], еще трое – в новом гараже. В Мурабине рядом с мастерской он также открыл круглосуточный магазинчик товаров первой необходимости и нанял персонал из молодежи. А свое время он посвящал главным образом начислению зарплаты, отчислениям в пенсионный фонд, распределению заказов и оформлению поставок. Прежде ему всегда помогала Сэнди, но после рождения Рокко он настоял на том, чтобы она, если хочет, бросила работу. Год она просидела дома, а потом попросилась обратно, на неполный рабочий день. Он удовлетворил ее просьбу, а сам втайне гордился женой. Он любил свой новый дом, ему нравилось жить на побережье – об этом он мечтал с детства, – однако у него не было ни времени, ни желания общаться с богатенькими дамочками, что обитали с ним по соседству. Это все были никчемные женщины, щеголявшие искусственным загаром, нарисованными улыбками и силиконовыми сиськами. Он их не уважал. Они только и делали, что тратили деньги своих мужей на посиделки в кафе и ресторанах, нескончаемые покупки и личных тренеров. Гарри перегнулся на стуле, коснулся дерева. Благодарю тебя, Панагия, молча помолился он. За все благодарю.
Подозрения Сэнди оправдались. Что-то не так было в бухгалтерских книгах. Алекс утверждал, что бизнес не приходит в упадок, что за последний год, наоборот, заказов стало больше. Но на прибыли это не отражалось. Да, из-за драчки на Ближнем Востоке с ценами на бензин началась чехарда, и за последние два года они много средств вложили в переоборудование мастерской, но все это было учтено в сметах. Гарри услышал, как к мастерской подъехал автомобиль Кона. Он закурил, глянул на настенные часы. Циферблат зарос паутиной, в которой застряли три дохлые мухи.
Он услышал, как Кон поздоровался с Алексом. Увидев в конторе Гарри, парень от удивления остановился как вкопанный:
– Привет, босс.
Придурок сделал себе стрижку, как у английских футболистов: с боков коротко, в середине – заостренный пышный хохол, спереди – светлые пряди.
– Часы нужно протереть… – Гарри обвел взглядом помещение. – Да и вообще убраться здесь не мешало бы.
– Конечно, сегодня же наведу порядок. Как Сэнди? Как малыш?
– Сэнди в порядке, малыш тоже.
– Что привело тебя сюда?
Мобильник Гарри зажужжал и засигналил.
– Ответь.
– Забудь. Бумаги смотрю.
Кон сунул в рот сигарету и улыбнулся. Наглый малый.
– Какие-то проблемы?
– Да. Проблемы. Ты – моя проблема.
Улыбка исчезла с лица Кона, он затеребил сигарету.
– Не понимаю, о чем ты, – нервно произнес он.
Гарри молчал, пристально наблюдая за своим работником.
– Черт возьми, Гарри. Ты хочешь меня уволить? – Голос Кона дрогнул, сорвался, он заплакал. Гарри увидел у бензонасоса Алекса. Какая-то женщина – азиатка, молодая, стильная – вышла из алого автомобиля «Тойота Королла» и огляделась. В руках она сжимала гобеленовую сумочку с узором из розовых и желтых роз. Надменно задрав подбородок, она ждала, когда ее обслужат. Жди сколько угодно, дорогуша, Алексу ты до лампочки. Гарри не поворачивался к Кону, пока тот не перестал всхлипывать.
– Сядь.
Кон немедленно опустился на стул напротив него, вытер глаза и с волнением во взгляде уставился на босса.
– Что-то мне никак не сосчитать, насколько ты меня обул, пусти.Может, сам скажешь?
– Слушай, да, я совершил глупость. Но я все верну, Гарри, честно.
– Так на сколько?
Кон испуганно смотрел на него:
– Не знаю.
– Примерно.
– Двадцать тысяч?
Гарри присвистнул. Хороший ответ. Назови этот выродок цифру ниже, он бы его просто урыл.
– Значит, вдвое больше. Ты мне должен сорок штук.
Кон медленно кивнул. Развел руками:
– У меня нет таких денег, приятель.
– Куда делись?
Гарри знал, на что пошли эти деньги. На дурацкую ипотеку, что Кон выплачивал за дерьмовую квартиру в городе, на новый «пежо», на кокаин, таблетки и ужины для той глупой цацы, на которую он все пытался произвести впечатление. Кретин. На что он надеется?
– Не знаю. Не знаю, куда они делись. – Кон опять заплакал.
Он был безвольный говнюк, но Гарри стало жаль парня. Хотя не настолько, чтобы его простить. Гарри принял решение. Он даст парню шанс. Сэнди будет против, но ведь Кон даже не увиливал, не пытался лгать.
– Еженедельно ты будешь отдавать мне треть своей зарплаты. И с сегодняшнего дня начисляются штрафные санкции. По рукам?
Кон тяжело дышал. Говорить он не мог и поэтому просто кивнул.
– И еще, Кон. Попробуешь сбежать от меня или опять начнешь мухлевать, я сдам тебя в полицию. Но прежде повыбиваю тебе все зубы и засуну тебе в задницу отвертку. Ясно?
Слезы высохли на лице Кона. Он встал.
– Спасибо, Гарри. – Кон протянул ему руку, но Гарри отказался пожать ее:
– Убирайся, иди работай. Я не пожму тебе руку до тех пор, пока ты не расплатишься со мной до последнего цента. Я пожму тебе руку только тогда, когда ты станешь человеком.
На мгновение в глазах парня отразились жгучая ненависть и неприязнь. Он опустил голову:
– Конечно, босс.
Понурившись, он поплелся из конторы, как побитая собака, и приступил к работе рядом с Алексом.
Гарри проверил сообщения. Один его давний клиент, итальянец, просил посмотреть его машину. Поколебавшись, Гарри перезвонил ему и подтвердил, что в одиннадцать часов будет ждать господина Пачоли в Хоторне. В другом сообщении его просили позвонить Уорик Келли. Черт возьми, подумал он, я вполне мог бы убить время до окончания часа пик.
Он позвонил Келли. Трубку взяла ее младшая дочь Анджела.
– Мама дома?
– Как дела, дядя Гарри?
– Нормально. А у тебя, милая? Собираешься в школу?
– Я болею.
– По-настоящему?
– Да, живот болит, – недовольным тоном произнесла девочка, обидевшись на то, что он усомнился в правдивости ее слов.
– Значит, шоколадку не привезу. А то животик разболится еще больше.
Девочка долго не отвечала, и он улыбнулся сам себе.
– А я съем шоколад, когда мне станет лучше.
К телефону подошла Келли:
– Анджела заболела.
– Да, она сказала.
Он услышал, как девочка что-то выговаривает матери.
– Я еду.
Келли жила в квартире на Джилонг-роуд, и через десять минут он уже был там. Когда он позвонил в дверь, Келли разговаривала по телефону. Она впустила его, поцеловала, а сама все это время продолжала говорить по-арабски с кем-то на другом конце провода. Тон у нее был раздраженный, и он сделал вывод, что она беседует с матерью. Он прошел мимо нее в комнату девочки. Анджела, лежа в постели, смотрела по маленькому телевизору какую-то детскую передачу; рядом с ней на подушке лежал розовый плюшевый медвежонок. Дабы убедить его, будто она и в самом деле очень больна, девочка даже не подняла руки в знак приветствия. Он сел рядом с ней, поцеловал ее в макушку.
– Шоколадку привез?
– Да, но сейчас ты шоколад есть не будешь. Вид у тебя очень больной.
– Да, я очень больна. Положи в холодильник.
– Конечно, милая. – Он снова поцеловал ее и встал, собираясь уйти. Она села в кровати и спросила вдогонку:
– А что за шоколадка?
– «Черри райп».
– Ура! – радостно взвизгнула Анджела и потом, вспомнив, что она «болеет», с тихим стоном вновь легла на подушку. – Спасибо, дядя Гарри.
Келли, все еще болтавшая по телефону, беззвучно сказала ему, чтобы он садился. Он сел у небольшого кухонного стола, на котором лежали счета за воду, газ и телефон. Достал бумажник и выложил на стол сто пятьдесят долларов. Он оплачивал все ее счета, кроме телефонных. Из последних только разговоры по сотовому, который он ей подарил и которым она пользовалась только тогда, когда звонила ему. Келли была благоразумная женщина. Она всегда связывалась с ним только по мобильнику, никогда не компрометировала его перед женой. Сейчас он смотрел, как она ходит по квартире. Маленькая, с пышной задницей и большой низкой грудью. Смуглая и пухленькая, она была полной противоположностью Сэнди – высокой светленькой сербке. Этот контраст взволновал его. Келли поморщилась, глядя на него. Он бесцеремонно расстегнул молнию на джинсах и стал поглаживать свой пенис. Она бросила на него раздраженный взгляд, потом затворила дверь в детскую и подошла к нему.
– Конечно, мама, – вдруг перешла она на английский. – В воскресенье я их привезу. – Свободной рукой она пощекотала его яички, пощупала отвердевший пенис. – Да не забуду, нет, конечно.
Гарри глянул на Мадонну, с осуждением во взгляде смотрящую на него с кухонной стены. Накрыл ладонью пальцы Келли, заставляя ее крепче стиснуть его пенис, и рывками задвигался на стуле. Оттянул ее сосок, стал выкручивать его, пока она не шлепнула его по руке. Гарри сознавал, что за стеной ее дочка смотрит телевизор. Вдыхая запах пота своей любовницы, он поцеловал ее плечо, шею, волосы. Она закончила говорить по телефону. Он содрогнулся и, подавляя стон, стал извергаться в ее руке. Келли положила телефон.
– Посмотри на меня, – прошипела она, показывая ему испачканную руку. – Ты свинья. – Потом ловко, будто выполняя рутинную домашнюю работу, схватила чистую ветошь, намочила ее под краном и вытерла ладони. Затем бросила ветошь ему.
– Кофе будешь?
– Непременно.
Он вытер пенис, вытер капельку спермы на джинсах и кинул тряпку ей. Келли выбросила ее в мусорное ведро.
– Утром звонил Вэн. У него сломалось оборудование. Ему нужны деньги.
Боже Всемогущий. Ну и утречко выдалось.
– Сколько?
– Пару штук. – Келли глянула на деньги, что он выложил на стол. – Спасибо, милый.
– Заткнись. Ты же знаешь, я обожаю свою ливанскую цыпочку.
Он схватил ее, посадил к себе на колени. Интересно, есть у него время еще раз возбудиться и заняться сексом? Он глянул на часы. Исключено. Келли выключила чайник и налила кипяток в чашки. Потом села напротив него, улыбаясь, почесала левую грудь под футболкой.
– Вэн не врет, Гарри. Ты же знаешь.
Она была права. Вьетнамец Вэн, старый школьный приятель Келли, записывал дома контрафактные DVD-диски. Оригиналы – в основном новые голливудские фильмы и порно – ему присылали из Шанхая или Сайгона. Вместе с Келли они, как некогда коммивояжеры, ходили по домам, устраивали рекламные показы и продавали «пиратские» копии. Это был хороший бизнес, приносивший стабильный доход. У Гарри с Сэнди был целый шкаф DVD-дисков, приобретенных у Вэна.
– У него же есть деньги.
– У него сейчас сложная ситуация. Как и во всей стране. Выручка маленькая на этой неделе.
Гарри улыбнулся:
– Со следующей партии мне двадцать процентов.
Келли отвечала, не раздумывая:
– Десять, а твои две штуки вернем на следующей неделе.
Гарри громко расхохотался. Келли палец в рот не клади. Он вспомнил свой разговор с Коном час назад: тот хлюпал, как щенок.
– По рукам. Деньги Вэну завезу после обеда.
– Спасибо, милый. Когда снова увидимся?
– Скоро. – Она ему не жена. У него нет перед ней никаких обязательств.
Он быстро выпил кофе, поцеловал любовницу в губы и бросил шоколадный батончик в постель Анджеле. Занятия в школе уже начались, и девочка, уверенная, что ее обман удался, сидела скрестив ноги на кровати и играла в куклы. Она крепко обняла его. От нее пахло так же, как от Рокко. Должно быть, пользуются одинаковым мылом, предположил Гарри. Посвистывая, он пошел к своей машине.
Когда он медленно кружил по окраине города, зазвонил его мобильный. На экране высветился домашний номер, и он решил не отвечать. Наверняка Сэнди хотела проверить, связался ли он с адвокатом. Гарри включил на всю громкость музыку на стерео и стал раскачиваться в такт мощному будоражащему ритму песни в стиле хип-хоп. Перед ним попытался втиснуться «Паджеро-Крузер» новой модели, он не уступил придурку ни дюйма. Рванул вперед и рассмеялся, увидев в боковом зеркале разъяренное лицо толстого старого пердуна. Снедаемый чувством вины, что было частым явлением после посещения Келли, он решил, что вечером по пути домой купит жене цветы. Сэнди права. Придется позвонить адвокату.
Поначалу секретарша отказалась его соединить:
– У господина Петриуса клиент.
– Скажите ему, что звонит Гарри Апостолу.
Секундная пауза.
– Вы хотите договориться о встрече?
Какое твое дело, мочалка?
– Эндрю знает, по какому вопросу.
Его фамильярность сделала свое дело. Едва он назвал своего друга по имени, скучный, надменный тон секретарши мгновенно изменился:
– Минуточку, сэр. Я доложу господину Петриусу.
Из своего офиса Гарри наблюдал, как его работники возятся с двумя автомобилями – с двухлетним «фордом» и BMW выпуска конца семидесятых. Из трех принадлежавших ему станций техобслуживания эту, в Хоторне, он любил больше всего. Ему нравилось само здание – прочное кирпичное сооружение в стиле ар-деко тридцатых годов. Тогда строили на века. Гараж находился на улочке, ответвлявшейся от Гленферри-роуд, и это означало, что ему не надо далеко ходить на обед. На Гленферри-роуд всегда было полно народу, и Гарри с удовольствием прогуливался по улице, заходил в кофейню «Турок», читал там газету, курил, болтал с Иржиком. Алтонский гараж находился в самом центре безобразного, убогого пригорода, и хотя он гордился масштабами своей мурабинской мастерской, та тоже стояла у отвратительной широкой автострады Нипин-хайвей, по которой в восемь рядов нескончаемым потоком неслись машины. А уж найти в округе приличный кофе – это исключено. Нет, он предпочитал Хоторн, даже запах его нравился. Над задней стеной гаража высился ряд эвкалиптов, посаженных у железнодорожного полотна, тянувшегося вдоль улицы. Воздух в Хоторне был чистый. Конечно, не такой чистый, как морской воздух в Сандрингхэме [51]51
Сандрингхэм – пригород Мельбурна, расположен в 16 км к юго-востоку от центра деловой части города.
[Закрыть], совсем не такой бодрящий и свежий, как на балконе его дома, но в миллион раз лучше, чем зловоние соли и нечистот в Алтоне, намного здоровее, чем угар Мурабина. Когда Рокко вырастет, он закроет эту мастерскую и перестроит ее в жилой дом – в дом для Рокко. Его сын будет жить рядом с городом, неподалеку от центра деловой активности, в хорошем, безопасном, богатом пригороде. Это будет первый дом его сына, и за него ему не придется выплачивать кредит.