Текст книги "Пощечина"

Автор книги: Кристос Циолкас

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 30 страниц)

– Что случилось?

– Он пытался перепрыгнуть через забор. Я не знаю, что он с собой сделал.

От женщины пахло сигаретами и чуть-чуть едким потом. В ее глазах стояли слезы. Конни отвернула край полотенца. Левая нога собаки сбоку была распорота до кости. Конни не осмелилась дотронуться до раны, не зная, как пес отреагирует на ее прикосновение. Она предложила женщине присесть, а сама вошла в кабинет:

– У нас экстренный случай.

– Что там? – Айша только что закончила вводить вакцину крупной пестрой кошке. У той был несчастный вид.

– Собака сильно распорола лапу.

– Кровопотеря большая?

Конни смутилась. Полотенце взмокло от крови. Значит, наверно, пес потерял много крови. И потом невольно возмутилась про себя: «Откуда мне знать? Тыже ветеринар».

– Да, большая.

Хозяин кошки, бородатый мужчина сорока пяти лет, забрал у Айши свою норовистую питомицу и посадил ее в клетку.

– О нас не беспокойтесь, – сказал он. – Занимайтесь собакой.

Конни завела итальянку с терьером в приемную и затем оформила счет мужчине. Она начала извиняться перед женщиной, но та взмахом руки остановила ее:

– Не волнуйся, милочка. Занимайтесь той собачкой. Сейчас это важнее. – Она поднесла мохнатого терьера к своему лицу и поцеловала его в нос: – Мой маленький Джеки! О, мой славный малыш, я бы с ума сошла, если б что-то подобное случилось с тобой.

Песик радостно лизнул ее в морщинистое лицо.

– Нужна операция.

Конни кивнула.

– Можешь задержаться?

– Вообще-то, я обещала посидеть с Хьюго.

– Конни, если надо идти, иди. Я отправлю их в клинику «Скорой помощи».

Девушка мотнула головой:

– Хотите, чтобы я ассистировала, как обычно?

– Спасибо!

На мгновение Конни показалось, что Айша сейчас расцелует ее, но та лишь улыбнулась и, поманив за собой пожилую итальянку, пошла делать терьеру инъекцию. Конни включила автоответчик. Взвесила австралийскую овчарку, записала данные и поместила пса в клетку.

– Все будет хорошо.

Хозяйка собаки, не желая оставлять своего питомца одного, ходила за Конни по пятам. Женщина присела перед клеткой на корточки, и пес лизнул ее пальцы.

– Все будет хорошо, – еще раз заверила ее Конни.

Женщина выпрямилась:

– Я оставлю свои координаты.

Конни быстро записала на листочке ее телефоны.

Женщина попрощалась со своим псом, и Конни проводила ее к выходу. Едва та покинула клинику, Конни заперла дверь и побежала в приемную за своим мобильным телефоном. Стала набирать номер Рози, но потом передумала и позвонила Ричи.

– Что у тебя?

– Айша будет делать операцию. Мне придется ассистировать.

– Здорово. А что случилось?

– Рич, у меня нет времени. Можешь сам посидеть с Хьюго?

Молчание. Пожалуйста, Рич, прошу тебя.

– Конечно. Без проблем. Будет сделано.

– Спасибо. Я скажу Рози, чтоб она завезла к тебе Хьюго.

– Не надо. Я сейчас сам туда пойду.

– Рич, ты – просто чудо.

Он издал какой-то звук – то ли буркнул что-то, то ли застонал. Она его смутила.

– Да ну тебя.

Она повесила трубку и позвонила Рози.

Опыт ассистирования на операциях у нее был небольшой. В ветеринарной клинике она начала работать, когда ей только исполнилось пятнадцать, и первые полтора месяца ее обязанности заключались лишь в том, чтобы убирать клетки и помещения, мыть инструменты и сидеть в регистратуре. Постепенно Трейси стала поощрять ее к тому, чтобы она больше занималась с животными и училась ассистировать при операциях. Конни обнаружила, что она, оказывается, вовсе не брезглива. Она не боялась давать лекарства и даже вводила животным подкожные инъекции. Но операции ее пугали. И Айша, и Брендан подчеркивали, как важно вести мониторинг состояния животного, находящегося под анестезией, и обучали ее порядку действий в чрезвычайных ситуациях – если у животного, лежащего на операционном столе, оказывалась отрицательная реакция на анестезию. Реальность была куда более суровой. Сложная система сообщающихся дыхательных трубочек и датчиков контролирующих приборов, ее почти парализующий страх перед тем, что животное вдруг посинеет и впадет в кому. Но она знала, что, волнуясь и паникуя, Айше она не поможет. Та завершала прием последнего пациента, и Конни вывела на экран список, который напечатала несколько месяцев назад. С помощью Трейси она перечислила в нем все, что нужно помнить при проведении операции. Она достала необходимый комплект хирургических принадлежностей, перчатки и скальпель для Айши, и затем приготовила инъекции для раненой собаки.

Животных она всегда любила, но когда была ребенком, дома питомцев они не держали: родители слишком часто переезжали с места на место. А тетя любила кошек, и Конни тоже научилась уважать аристократическую природу этих животных, восхищалась их независимостью и неискоренимой склонностью к праздному существованию. Она ни за какие коврижки не откажется от Барта и Лайзы. Хотя когда-нибудь она заведет себе собаку. Большого, дружелюбного, пускающего слюни пса, с которым бы она ходила гулять, который спал бы с ней рядом по ночам.

Австралийская овчарка, свернувшись клубочком в углу клетки, скулила. Глаза у нее были грустные, влажные. Пес дрожал от страха; чувствовалось, что он сейчас обгадится или обмочится. Конни глянула на прицепленный к клетке листочек, на котором она записала имя хозяйки и данные о ее питомце. Пса звали Клэнси. Конни опустилась на колени, открыла клетку и ласково потрепала собаку за ушами. Не бойся, Клэнси, прошептала она, и пес с готовностью лизнул ее руку. Она подтянула его ближе к выходу, зубами сняла со шприца колпачок и вонзила иголку в толстую шкуру за шеей собаки. Пес не шелохнулся. Она надела колпачок на иголку, сунула шприц себе за ухо и достала из кармана халата еще один. Пенициллин – густой и жирный препарат. Она снова вонзила иголку в шкуру пса, но на этот раз Клэнси взвизгнул и дернулся, отпрянув вглубь клетки. Густая жидкость растекалась по его шерсти.

– Черт!

– Нужно быть осторожнее, когда вкалываешь пенициллин. Это больно. – В операционной появилась Айша. Она подошла к столу и взяла другой шприц. – Попало в него что-нибудь?

– Не думаю.

Айша вручила шприц Конни:

– Попробуй еще раз. Я его подержу.

Конни чувствовала себя полной дурой, злилась на себя. Ну что она так перепугалась? Айша ей доверяет. Большим и указательным пальцами она примяла шерсть на шкуре собаки, вонзила иглу в расчищенный пятачок. Пес заскулил, но Айша крепко его держала. Конни сделала инъекцию. Пес еще раз взвизгнул и опять свернулся клубком в клетке. Айша закрыла дверцу и подошла к компьютеру:

– Как фамилия его хозяйки?

Конни поморщилась. Она не узнала ни женщину, ни пса. Не проверила, являлись ли они постоянными клиентами их клиники. А должна была сделать это в первую очередь. Господи, какая же она дура. Разволновалась, запаниковала.

– Пса зовут Клэнси Ривера. Я не проверила по компьютеру. Извините.

В поисковой строке Айша напечатала известные данные.

– Все в порядке. Нашла.

Конни вздохнула с облегчением.

Операция прошла быстро и успешно. Конни с восхищением наблюдала за Айшей. Не прошло и двадцати минут, как они уже отключили анестезию и стали ждать, когда пес проснется.

– Рози говорит, Хьюго тебя просто обожает.

Конни покраснела, расплылась в улыбке:

– Я его тоже.

– Я знаю, что Рози очень ценит твою помощь. У нее сейчас непростой период.

Конни глянула на свою работодательницу. Ей всегда было трудно понять, о чем думает Айша. За исключением тех случаев, когда та была недовольна: тогда она поджимала губы, вытягивая их в тонкую линию. Этого выражения на ее лице боялись все работники клиники. Это выражение ее лица вышучивали – добродушно, с любовью (в отсутствие Айши) – Брендон и Трейси. Конни понимала, насколько юна в сравнении с Айшей, но ей льстило, что эта взрослая женщина ей доверяет.

– Да, они с Гэри часто ссорятся, – неуверенно произнесла она.

Айша мгновенно поджала губы. Скисла, как выражался Брендан. Конни испугалась, что Айша рассердилась на нее за столь смелое высказывание, но потом поняла, что той просто не нравится Гэри.

– Они всегда ссорятся. Точнее, ссорится он.Гэри – один из тех закомплексованных горлопанов, которые вечно обижены на весь белый свет за то, что никто не хочет принимать их с распростертыми объятиями и подтирать им задницу.

Конни нежно трепала пса по шерсти. Тот просыпался, начал кусать дыхательную трубку. Айша быстро убрала ее.

– Все ее мысли только о предстоящем разбирательстве. Она не может думать ни о чем другом. Скорей бы уж.

– То, что тогда произошло, ужасно. Он не должен был бить Хьюго.

– Ты так думаешь? – Айша задал вопрос бесстрастным тоном. И опять Конни не смогла определить, что на уме у ее наставницы. Она подошла к раковине и принялась мыть инструменты, а Айша поместила овчарку в клетку. Что она думает?

– Мне кажется, взрослые не вправе жестоко обращаться с детьми. Вот как я считаю, – дрожащим голосом выпалила она, сама поражаясь своей горячности. Да, именно так она думает, именно так. Взрослые не должны причинять детям боль, не должны их бить.

Айша подошла к раковине и стала вытирать вымытые инструменты, кладя их на хирургическую салфетку. Конни взглянула на нее:

– А вы разве думаете иначе? – Вспышка негодования угасла. Ей было стыдно собственной жалкой нерешительности, возможно прозвучавшей в ее голосе.

– Я считаю, что бить ребенка не следует. Но я также считаю, что в тот день Хьюго требовалось призвать к порядку, он был абсолютно неуправляем. Я считаю, что Гарри по характеру несдержан, что ему следует обуздывать свои порывы. Но он извинился, и, думаю, Гэри с Рози следовало принять его извинения и тем удовольствоваться. В той ситуации все проявили себя не с самой лучшей стороны. – Айша аккуратно укладывала на салфетке хирургические инструменты по размеру. – Но Хьюго – ребенок, а Гарри – взрослый. Гарри обязан был контролировать себя. Он виноват.

У Конни в голове вертелось много вопросов. Ей хотелось знать мнение Гектора. Спорил ли он с Айшей об этом весь вечер после барбекю? А если б на месте Хьюго оказались Адам или Мелисса? Конни чувствовала, как краска стыда заливает ее плечи и шею. Она обожала эту женщину, та была так добра и великодушна к ней, так сексуальна и умна – боже, если б она могла быть такой, как Айша! А она так оскорбила ее, так нечестно с ней обошлась. Конни пыталась держать себя в руках, но ее глаза вдруг наполнились слезами, она судорожно вздохнула. Сердито отерла глаза.

– Конни, что такое? – Айша привлекла ее к себе. Конни в ответ обняла ее, а потом неуклюже попыталась высвободиться из объятий начальницы. Она чувствовала себя совсем юной и глупой. Наверно, Айша тоже была рада, что они разомкнули объятия, предположила она.

– Простите, я такая дура.

Айша свернула салфетку с инструментами. Сверток получился громоздкий, бесформенный.

– У Трейси эти свертки всегда получаются такие красивенькие. И как она это делает?

Конни рассмеялась:

– Да, она всегда говорит, что у вас, ветеринаров, руки не из того места растут. Не беспокойтесь. Я умею упаковывать, сама сделаю.

Айша подмигнула ей:

– Детка, сегодня ты была просто чудо. Я ценю твою помощь. – Она осторожно убрала светлую прядь с лица Конни. – В твоем негодовании нет ничего зазорного. Не надо стыдиться своих чувств. Вполне естественно, что некоторые поступки взрослых тебя возмущают и бесят. Это – одна из отличительных черт юности. Лишь бы твое негодование не переросло в бескомпромиссность.

Так вот в чем ее проблема! Ей свойственна бескомпромиссность? А что именно это означает? Она не была уверена, что понимает точный смысл этого слова, но казалось, оно вписывается в ее характеристику. Ей это не нравилось. Слово тяжеловесное, слишком обязывающее.

– Но думаю, на этот счет тебе можно не волноваться.

В начале шестого Айша завезла ее к Рози. Входная дверь была открыта, и Конни, минуя кухню, прошла через коридор и застекленную террасу, где всегда, даже засушливым летом, стоял запах сырости, на задний двор. Ричи лежал на траве. Увидев ее, он подмигнул и улыбнулся. Хьюго ползал на неухоженном огороде, между высокими стеблями кормовых бобов. На Конни он не обратил внимания.

– Чем занимаетесь? – Она села на траву подле Ричи. Черная спортивная фуфайка с портретом Эминема на его туловище натянулась, открывая ее взору подоску его белого, как мел, плоского живота, на котором виднелись редкие рыжие волосики, исчезавшие под джинсами. Она устала и с трудом удержалась от резкого замечания в его адрес: «Мне совсем не хочется смотреть на твои „прелести", приятель». Ей стало немного не по себе, и, смутившись, она перевела взгляд на мальчика:

– Хьюго, а ты что делаешь?

– Деньги ищет.

– Там зарыт клад? – Хьюго даже не потрудился ответить на ее глупый вопрос. Он цокнул языком, выражая свое презрение.

– Я бросил в огород несколько монет. И Хьюго теперь их ищет. – Ричи перевернулся на живот и посмотрел на нее, рукой прикрывая глаза от неяркого зимнего солнца. – Плохо я поступил?

– Нет. Пусть ищет.

Конни закрыла глаза и легла на спину, ощущая тепло заходящего солнца на своих руках и на лице. С ее кожи еще не выветрился дух клиники – резкий ядовитый запах моющих растворов, вонь кошек и собак. А через несколько часов нужно быть на вечеринке. Ей хотелось постоять, понежиться под горячим душем.

– На вечеринку идешь?

Ричи кивнул. Скучая, он опять перевернулся на спину. Раздался восторженный визг, и из зарослей вылез Хьюго. В руке он держал золотой доллар.

– Нашел! – воскликнул он.

– Спасибо, друг. Давай сюда.

Хьюго и не думал отдавать свою находку. Он убрал монету в карман и подбежал к своему желто-зеленому футбольному мячу.

– Теперь будем играть в мяч, – заявил он.

Подростки быстро переглянулись между собой.

– Будем играть в мяч, – настойчиво и более громким голосом повторил Хьюго.

Ричи зевнул и покачал головой:

– Я устал, Хьюго. Поиграй с Конни.

Она чуть его не ударила – это ведь она пришла с работы! – но начала подниматься с травы.

Хьюго надул губы:

– Нет. Она девчонка. Я хочу играть с тобой.

Широко улыбаясь, Конни вновь легла на траву и показала язык Ричи:

– Слышал? Ты мальчик. Тебе и играть.

С закрытыми глазами она лежала на траве, греясь в лучах заходящего солнца, и слушала стук мяча, который пинали друг другу мальчик и подросток. В Мельбурн она влюбилась, когда провела здесь свою первую позднюю осень. Погода тогда стояла мягкая: стойкое солнце Южного полушария не позволяло разгуляться лютому холоду. А в Англии солнце едва светило и совсем не грело. Ей не нужно было открывать глаза, чтобы посмотреть, где Ричи с Хьюго. Она знала, что они рядом, в саду, в безопасности. Как будто они муж и жена, думала Конни, как будто Хьюго – их сын, как будто они – одна семья, отдыхают во дворике своего дома. Возможно, нечто подобное ждет ее в будущем. Конечно, Ричи не может быть ее мужем. Она плохо представляла, какой у нее может быть муж. Тем более что Гектор им быть не мог. Она услышала смех Хьюго, следом в нее ударился мяч. Она ощутила резкую боль в боку.

– Придурки.

Мальчики, довольные, что разозлили ее, истерично захохотали. Она подбежала к Хьюго, схватила его и понесла к пруду. Тот дрыгал ногами и руками, пытаясь вырваться. Крупный серебряный карась лениво разевал рот у самой поверхности воды. Едва их тени легли на воду, он юркнул в мутную глубь и скрылся из виду.

– Сейчас я тебя искупаю.

– Нет, – завизжал мальчик, яростно пинаясь ногами.

– Проси прощения.

– Не буду!

– Проси.

– Нет!

– Тогда ныряй.

Она крепко прижала его к себе и поцеловала. Он обвил ее руками за шею и прошептал на ухо: «Прости». Кожа у него была теплая и потная, к аромату грудного молока примешивался слабый запах земли. Она потерлась лицом о его волосы.

– Я вижу, вам здесь хорошо.

Хьюго разнял руки. Конни поставила его на землю, и мальчик кинулся к матери. Та загребла его в свои объятия, села на один из кухонных стульев, разбросанных тут и там на заднем дворе – некогда ярко-красное виниловое покрытие их сидений поблекло до светло-розового цвета, – и дала ему грудь.

Ричи все еще играл с футбольным мячом, подбрасывая его ступней на голову, перекидывая с головы на колено и опять на ступню. Хьюго выпустил сосок материнской груди и стал следить за своим старшим другом.

– Научи меня, – крикнул он Ричи. Тот поманил его к себе. Мальчик соскочил с колен матери и побежал к Ричи.

– Похоже, мне нашли замену. – Рози убрала грудь в бюстгальтер. – Пожалуй, это и к лучшему. Хочешь чаю, милая?

– Да, я сейчас приготовлю. Ты хочешь пить? – крикнула Конни Ричи. Тот покачал головой. Он пытался научить Хьюго ровно подбрасывать мяч. Расстроенный мальчик никак не мог скоординировать свои движения. Ричи терпеливо наблюдал, как тот раз за разом роняет мяч и повторяет попытку. Промахивается и бьет снова. Друг Конни умел ладить с детьми. Как и она сама.

Жалюзи на кухне были опущены, и в комнате было сумрачно и прохладно. В раковине высилась гора немытой посуды, оставшейся после завтрака. Конни включила свет, поставила чайник. Она слышала, как во дворе играют мальчики, слышала смех Рози, подбадривающей сына. Конни проскользнула в гостиную, подошла к книжному шкафу. Виновато глянула назад, пытаясь не замечать безобразного клоуна на стене, и вытащила фотоальбом, который листала в прошлый раз. Открыла страницы с фотографиями, на которых были запечатлены молодые взрослые на пляже. Ей хотелось взглянуть на него еще раз. На нее смотрел пустой прямоугольник. Фотография Гектора исчезла.

У нее закружилась голова, ей вдруг стало холодно. Это было точно как во сне. Она осознала, что наливает кипяток в чашки. Когда засвистел чайник? Когда она вернулась на кухню? Она услышала смех Ричи и почувствовала, как в ней закипает гнев. Молча она подала чашку Рози.

– Что с тобой, Кон?

– Просто устала. На работе был трудный день.

– Айша тебя любит, ты знаешь? Она доверяет тебе. Сказала мне, что из тебя выйдет отличный ветеринар.

Конни не могла разобраться в своих чувствах. Ею владели злость на друга, чувство вины. У нее было такое ощущение, что она вся пропитана ядом, никак не может наполнить легкие свежим воздухом. День, который еще несколько минут казался идеальным, был безвозвратно испорчен, загажен. Она ненавидела себя, ненавидела Ричи.

Обжигая язык, она быстро допила свой чай:

– Мне пора.

Ричи руками кинул футбольный мяч Хьюго:

– Приятель, мне пора домой.

Хьюго заревел. Ей хотелось выскочить из этого дома, умчаться подальше от мальчишек, от их тупых детских игр в мяч. Ричи опустился на колени, пытаясь успокоить плачущего малыша.

– Мы непременно с тобой поиграем в другой раз, дружище. Через несколько дней. – Ричи улыбнулся ей. – Правда, Конни?

Ее так и подмывало сказать: «Нет. Мне надо заниматься. У меня нет времени. Если хочешь играть с Хьюго, договаривайся сам». Но она промолчала.

Хьюго вытер глаза:

– Пообещай.

– Обещаю.

Хьюго крепко обнял Ричи, потом подбежал к Конни:

– Пообещай.

Она колебалась. Его голубые глаза смотрели прямо на нее. Она схватила его, поцеловала:

– Обещаю.

Он вспотел. И стал пахнуть, как мальчишка. Как Ричи.

Они шли через парк. Она умышленно молчала, хмурилась, но Ричи, казалось, ничего не замечал. Он шел рядом, напевая какую-то песню. Ее это взбесило.

– Прекрати.

– Что?

– Ты фальшивишь.

– Что с тобой?

– Пошел ты.

– Сама пошла.

Она остановилась посреди дорожки. Молодой парень со стоящими торчком короткими седыми волосами и полудюжиной колец в правом ухе – внешне и по манерам ни дать ни взять рок-звезда – катил перед собой детскую коляску. Рядом, держась за его руку, шла вприпрыжку маленькая девочка. Она что-то рассказывала ему, что-то про школу. Конни отступила в сторону, пропуская их. Ричи обернулся, наблюдая, как парень неспешным шагом удаляется прочь.

Ну конечно, гомосек он и есть гомосек. Что с него возьмешь?

Ричи повернулся к ней. Улыбка исчезла с его лица.

– В чем дело, Конни?

Она не могла говорить. Он приблизился к ней, обнял ее за плечи. Она сбросила с себя его руку.

– Что с тобой?

– Ты взял фотографию, да?

Он побледнел, потом залился румянцем, даже шея его стала красной. Глупо присвистнул, будто напуганная пташка. Ей хотелось дать ему затрещину.

– Не понимаю, о чем ты.

Еще и врет.

– Это ты ее взял. – Теперь она в этом не сомневалась. Стащил, а признаться – кишка тонка. Врет ей. Она резко повернулась и вновь пошла по дорожке – размашистым быстрым шагом. Ричи старался не отставать от нее.

– Конни, что я сделал?

Она отказывалась отвечать. Ее глаза увлажнились, она впилась ногтями в ладони, чтобы не расплакаться. Но не сдержалась, и слезы потекли по лицу. Ричи схватил ее за руку, она стала вырываться. Он крепче стиснул ее руку.

– Отпусти, а то закричу.

Она стояли на краю парка. Через дорогу напротив находился вокзал, залитый ярким светом уличных фонарей Ходл-стрит. Мимо проходил поезд. Все еще стискивая ее руку, Ричи глянул направо и вместе с ней побежал через дорогу на островок безопасности. Конни хотела пнуть его, вырваться и убежать, но она плакала, обессилила от слез, тело ей не подчинялось. Ричи дождался, когда в потоке машин появится брешь, и поспешил вместе с ней на другую сторону. Таща ее за собой, прошел под железнодорожным мостом, втолкнул ее в дыру в заборе и повел через железнодорожные пути. Она услышала шум приближающегося состава и подумала: «Вот сейчас споткнусь и погибну под колесами поезда. Прямо у него на глазах. Погибну по его вине, и ему до конца дней придется жить с этим». Она представила свои похороны, его расстроенное, испуганное лицо. Ее смерть послужит ему уроком. Он вытащил ее на насыпь, посадил на какой-то камень и сам сел рядом. У нее болела рука, в том месте, где он ее стискивал. Мимо прогрохотал поезд. Они смотрели, как состав по приближении к вокзалу замедляет ход.

Она повернулась к нему, собираясь накричать на него, сказать, что она его ненавидит, и заметила, что он тоже плачет. Она вдруг пришла в ужас. Ей захотелось все исправить, избавиться от стыда, страха и печали, что владели всем ее существом. Ей хотелось повернуть время вспять, вычеркнуть из жизни последние полчаса. Хотелось вновь оказаться с ним в саду, где она лежала, греясь на солнышке, вслушиваясь в смех и стук мяча. Она судорожно вздохнула и заревела в голос. Сидела на камне и рыдала, содрогаясь всем телом. Ричи, напуганный, обнял ее за плечи. Она хотела все исправить, хотела как-то объяснить свое поведение.

– Гектор меня изнасиловал.

Всхлипы заглушили ее слова, и ей пришлось их повторить. Шокированный Ричи невольно снял с нее свою руку, но потом неловко вновь положил ладонь ей на плечо. Ее всхлипы стихли. Это было как в кино. Будто она плыла над ними обоими, смотрела вниз, руководя действием.

– Когда? – Вид у Ричи был потрясенный; он побледнел. – Как, то есть… – Он помедлил, сдавленно сглотнул. – Кон, расскажи, что произошло.

Она пришла в замешательство. Ей не хотелось больше ничего говорить. Не хотелось, чтоб ей задавали вопросы, к которым она не была готова.

Она судорожно вздохнула:

– Примерно год назад. Он подвозил меня домой с работы. Это было в его машине…

Едва она заговорила, воспоминание возникло само собой. Она просто дала волю словам. Это случилось прошлой зимой, лил дождь. Он приехал за Айшей, а потом вызвался подвезти домой и ее. Сначала он высадил Айшу, а потом повез ее, только не домой, а к эллингу. Припарковался и стал целовать. Я хотела закричать, но он зажал мне рот рукой, а после его ладони поползли по ногам – выше, выше. И вот он уже в ней. Было больно, но она не могла кричать. Нужно было укусить его за руку. Жаль, что не укусила. Она сама не знает почему. Он овладел ею, и это было больно. Он целовал ее шею и груди. Он кончил, а потом закурил. Даже штаны не застегнул. Трусики на ней все еще были спущены до колен. Из нее шла кровь. Но она попросила у него сигарету. Он сказал, что любит ее. Предупредил, что если она скажет кому-нибудь, для них с Айшей это будет конец. И все твердил, что любит ее. Она сказала, что, если он еще раз прикоснется к ней, она обратится в полицию. Сказала, что он сволочь последняя. Сказала, что ненавидит его.

– А он все твердил: «Я люблю тебя». Снова и снова. Это было так противно.

Рука Ричи – горячая, потная – лежала на ее ладони. Девушка, что парила над ними, девушка, наблюдавшая все это, девушка, руководившая съемкой… это все случилось с той девушкой. По-настоящему.

Конни хотелось вытащить руку из-под ладони Ричи, но она не знала, как это сделать. Мальчик сам убрал руку, и она вздохнула с облегчением.

– Ты кому-нибудь говорила?

– Нет. Не могу. Не хочу, чтобы Айша знала.

– Она должна знать.

Он ничего не должен говорить. Не должен.

– Я даже заикнуться об этом никому не могу. Только тебе сказала. – Перепуганная до смерти, она едва не вопила. – Ты должен молчать, Рич. Никому ни слова. Никому. Никогда. Слышишь?

Мальчик молчал.

– Рич, пообещай. Ты должен. Должен. – Она сорвалась на крик. Так кричал Хьюго, когда хотел то, чего не мог получить. Она была в отчаянии. – Обещай!

– Обещаю. – Голос у него был сердитый.

– Обещаешь?

В лице его застыли испуг, печаль и смятение.

– Обещаю.

Они пошли домой рука об руку.

– Какая же ты красавица.

В ответ на слова тети Конни поморщилась. Ванная в их доме была крошечная – небольшая старая каморка, пристроенная к основному зданию, – и безжалостный яркий свет горевшей на потолке лампочки, казалось, подчеркивал каждый изъян на ее коже. Она поджала губы и кончиком языка осторожно коснулась свежего слоя помады на губах. Таша стояла в дверном проеме. Конни, с еще мокрыми после душа волосами, была в нижнем белье. Чтобы не замерзнуть, она натянула на себя старую спортивную фуфайку.

– Вовсе нет. Я – уродина.

Рассмеявшись, Таша вошла в ванную, встала за спиной у Конни:

– Если я сказала, что ты красавица, значит, так оно и есть. Что наденешь?

– Джинсы. Какую-нибудь футболку, наверно.

– А по-моему, тебе нужно принарядиться.

– Таша, – простонала Конни. – Это же обычная вечеринка.

– Вот именно. Вечеринка. Возможно, последняя до самых экзаменов и окончания школы. А ты много работала и заслужила праздник. Джинсы прибереги на потом, когда будешь оттягиваться в конце года. А сегодня, думаю, ты должна быть нарядной.

Конни рассматривала отражение тети в зеркале. Таша была одета в изъеденный молью вытянувшийся джемпер ядовито-зеленого цвета и выцветшие серые тренировочные штаны. Лицо без макияжа, волосы распущены, не чесаны.

– А ты чем сегодня займешься?

– Дома посижу. Куплю что-нибудь поесть и буду смотреть «Чисто английское убийство».

Конни прикусила нижнюю губу. Помада размазалась, и она аккуратно подправила макияж.

– Не очень веселая перспектива.

Таша рассмеялась:

– Дорогая, поверь мне, я ждала этого всю неделю.

Конни ей не поверила. Она была убеждена, что тетя предпочла бы пойти в бар с друзьями или на свидание. Таша давно ни с кем не встречалась. Уже несколько лет. Конни повернулась и крепко обняла тетю. Та, удивленная, в ответ крепко стиснула племянницу.

– Спасибо, Таша, – глухо произнесла Конни, уткнувшись лицом в джемпер тети. Мягкая теплая шерсть щекотала ей щеки. От джемпера исходил запах Таши, сигарет, которые она курила, терпкий яблочный аромат ее духов.

– За что?

Конни не отвечала. Ты полюбишь Ташу, сказал ее отец, лежа на больничной койке, незадолго до того, как впал в кому, в один из тех дней, когда его сознание прояснилось. Всех остальных кретинов в моей семьей будешь ненавидеть, а Ташу полюбишь.

Он был не совсем справедлив к своим родным. Ни ее дедушка, ни бабушка, ни даже дядя не походили под определение «кретин». Есть другие слова, которыми их можно охарактеризовать, папа. Консервативны, сварливы, немного трусливы. Ведь даже теперь у них языки не поворачивались, чтобы произнести слово «СПИД» или «бисексуал». Даже теперь они не могли заставить себя сказать, кто он был на самом деле, как умер. Но «кретинами» они уж никак не были.

– Я не слышу ответа, мой ангел.

– Спасибо, что заботишься обо мне. Спасибо, что отказалась от полноценной жизни ради меня. – Произнося эти слова, она уже знала, что тетя придет в ярость. Знала, что она жалеет себя, ищет подтверждения тому, что любима. Знала все это и все равно произнесла эти слова. Ей хотелось, чтобы ее обняли, успокоили.

– Я не отказывалась от полноценной жизни, Кон. Что за бред ты несешь?

– Я просто имела в виду…

– Я знаю, что ты имела в виду. Тебе это может показаться странным, невероятным, но и в твоей жизни наступит такое время, когда ты захочешь провести субботний вечер перед телевизором. В горизонтальном положении, как говорят. Я тебя воспитываю. И мне это доставляет удовольствие. Так-то вот.

Ее тетя повернулась и стремительно вышла в коридор.

– Твои слова оскорбительны, – бросила она через плечо.

Конни не сдержала улыбки, глядя на себя в зеркало, висевшее в ванной. Она прошла в гостиную, где ее тетя, плюхнувшись на диван, включила телевизор. Конни села на подлокотник:

– И в чем ты предлагаешь мне пойти?

С минуту Таша не обращала на нее внимания. Ее взгляд был прикован к мелькающим на экране кадрам. Конни тоже посмотрела на экран. Какие-то бомбардировки, где-то за океаном. Она взяла пульт и выключила телевизор. Перевела взгляд на Ташу. Та едва сдерживала улыбку. Конни наклонилась и осторожно пощекотала ее бока.

Таша, смеясь, согнулась в три погибели:

– Прекрати!

– Что мне надеть?

– Что-нибудь элегантное. Модное. Но только не твое спортивное шмотье с дурацкими лейблами.

– Никаких лейблов. Улет. Идея – класс.

– Пожалуйста, не разговаривай, как подростки, Кон.

– А я и есть подросток.

– Да, необычайно умный подросток. Терпеть не могу ваш молодежный жаргон. Вот скажи, чем не угодили вам полные предложения?

И Таша опять захохотала. Еще громче, чем прежде.

Кони в недоумении посмотрела на нее:

– А что смешного-то?

Таша коснулась ее щеки:

– Какими мы были и какими стали, ангел мой. – Она поднялась с дивана. – Жди здесь.

Таша вернулась с ворохом нарядов, которые несла на сгибах локтей. Конни увидела перелив разных тканей. Черно-красный жилет, изящно расшитый мерцающим бисером цвета рубина и сапфира. Длинная юбка из верблюжьей шерсти с большими серебряными пуговицами с одного боку. Была даже шляпка, пошитая из какого-то плотного материала цвета слоновой кости, с приплюснутым коническим верхом, резко скошенным на конце.

– Откуда это? – Голос Конни звенел от возбуждения.

– Это все мое.

– Ты все это носила?

– Я все это сшила. Без лейблов. – Таша улыбнулась. – Достаточно классно для тебя? – Она положила одежду на диван. – Хотя, вообще-то, я солгала. Был у нас один лейбл. Ницше. По-твоему, это очень претенциозно?

Конни держала в руках наряд, часть черного, как уголь костюма; юбка и пиджак были сшиты из одной и той же грубой шерсти. На тетю она не обращала внимания.