Текст книги "Магистериум морум (СИ)"

Автор книги: Кристиан Бэд

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 24 страниц)

– Ты должен пообещать мне пять вещей Дамиен. Первая: держать в порядке погодовую книгу и книгу сезонную. Вторая: оберегать имущество и души вверенных тебе слуг. Третья: каждый день учиться по книгам и проходить положенный урок, который мы с тобою наметили. Четвёртая: блюсти душу и тело, уделяя время гигиене, созерцанию и ежедневным пешим или конным прогулкам. Помни, что сила души связана с силою тела крепко. Нетренированная душа слабостью своей подведёт и тело, а слабое тело не даст правильно провести нужные для души бдения. И пятое…

Фабиус запнулся. Он хотел дать какое-то живое напутствие, чтобы сын не забывал, что отец помнит о нём, надеется на него, любит. Но подходящих слов, чтобы не были они слишком мягкими, магистр так не нашёл. И он завершил:

– Помни же, что я вернусь не позже конца осени, и хочу увидеть, что ты здоров и выполнил всё, что я тебе наказал!

Застоявшийся жеребец нетерпеливо ударил копытом.

– Помни, что ты теперь – хозяин замка и всех людей здесь и в долине! – громко резюмировал магистр. – Будь же достоин этого!

Фенрир припустил через мост галопом – только брёвна загудели под копытами. Холодный ветер с реки ударил Фабиусу в лицо и вышиб слёзы.

Дамиен же, как только отец миновал мост и выехал на дорогу к Лимсу, быстро вернулся в колдовскую башню. Слугам он бросил что-то малоразборчивое, чтобы не беспокоили. Внутри у него всё зудело от нетерпения, а это допекает сильнее боли ожогов, ведь даже магический огонь причиняет муки, но не томление страсти. И страсть – больнее.

Поднявшись в свою комнату, юноша открыл сундук с личными вещами и нашарил на самом дне свёрток.

Свёрток этот постоянно кочевал из сундука под кровать, из-под кровати – в тайник в саду. Дамиен боялся, что отец сумеет почуять в башне чужеродный предмет. Но магистр, наверное, плохо смотрел за сыном. И теперь свёрток был раскрыт, как раскрывался он только во время родительских отъездов, и из него были извлечены короткая кольчуга и настоящий воинский плащ. Купленные в городе на деньги, сэкономленные на хозяйственных расходах. Дамиен совсем не был так рассеян в делах с ячменем и пенькой, как полагал отец.

Кольчуга, легкая, плетеная «четыре в один», когда одно кольцо связывает две пары соседних, была ещё великовата весной, а теперь стала, наверное, совершенно в пору.

Дамиен с наслаждением вдохнул тяжёлый запах слежавшегося железа и каменного масла. Взял тряпицу и мел, натёр кольца, сразу заблестевшие. Снял обычную одежду и облачился с умелостью, достойной бродячего рыцаря: надел сначала простеганный кафтан, потом кольчугу, следом – пояс, поддерживающий ее, а сверху накинул плащ. Он торопился, хоть и уверен был, что слуги не посмеют войти в башню.

Короткая кольчуга с рукавами, недостающими до локтей, носилась обычно не в бою, а в городской сутолоке для защиты от случайного ножа. Её прикрывали кафтаном и плащом. Но Дамиен очень нравился себе в кольчуге и кафтан надевать не стал. Настоящего меча у него пока не было, и он прицепил на пояс кинжал. Дыхание юноши сбивалось, он был больше не в состоянии медлить.

Под тихий скрип колец Дамиен поднялся на самый верхний запретный этаж башни, успокоил на пороге зачастившее сердце. Магистр уехал, он воротится нескоро, но всё-таки хотелось поторопиться с задуманным.

Едва перешагнув порог чернёного дерева, Дамиен нашёл глазами пентаграмму, и увидел её вычищенной, наполненной горючей субстанцией и готовой к работе.

Юноша улыбнулся.

– Люкс! – произнёс он, зажигая разом и свечи, и огонь в пентаграмме.

А потом сотворил охранные знаки и начал нараспев читать давно вызубренное заклинание.

Глава 6. Опасный подарок

«Если кто-то и умеет верить, несмотря ни на что, надеяться на чудо, так это дети».

Олег Рой. «Семь признаков счастья»

Первый круг Ада Великой Лестницы Геенны Огненной.

Пещера Уединения.

Численный год Дракона,

месяц Арок, день его 8-й

– Ад не имеет неба – лишь бездну разверстую. Он не имеет земли – лишь пылающую твердь. Создания его бездушны и питаемы средоточием огня, – прочитал Аро и повернулся к отцу. – А что такое «средоточие огня»?

Юный инкуб восседал на троне, вполне равном другому такому же трону в противоположном углу пещеры, и листал подаренную отцом книгу. А тот стоял рядом, поглаживая на запястье живой браслет, и даже в ум не брал того, что роняет своё достоинство, находясь ниже сидящего на возвышении сына.

Ангелус Борн улыбнулся и кивнул, прежде чем ответил:

– Люди наделены душой, как ты уже знаешь. Душа непознаваема для них, потому что она больше их самости, следовательно, они плохо разбираются в самих себе и предпочитают рассуждать о нас. Мы, демоны – тоже имеем некое хранилище того, что нельзя потрогать или рассмотреть, нельзя понять. Люди называют это «нечто» – средоточием огня. Ты можешь увидеть его, если поранишься или заплачешь. Впрочем, легче всего тебе будет лизнуть собственную ладонь.

В углу пещеры вспыхнул флюид сухого воздуха, на миг осветив овальный каменный зал с двумя базальтовыми тронами, внушительные гранитные жернова и аккуратные стопки деревянных и каменных пластин у трона отца, а также светлые плоские камни, расставленные вдоль стен.

– А мы – как называем? – полюбопытствовал юноша, разглядывая ладонь, которую, разумеется, поспешил лизнуть.

Розоватая опалесцирующая влага сейчас с шипением испарялась с его кожи.

Юный демон был ярко и необычайно, но несколько болезненно красив даже для инкуба, вся суть которых источать в мир прелесть. Юноша имел удивительно светлую кожу и чистейший алый блеск зрачков. Однако он был ещё слишком наивен и совершенно не владел чарами своего обаяния – для этого следовало разменять хотя бы первое столетие.

Ангелус Борн вздохнул и не ответил. Он прошёлся по тщательно отполированному каменному полу, посмотрел, как стекает со сталактитов чёрная жирная субстанция, называемая сущими «кровь земли». Она легко воспламенялась и даже порождала неожиданные вспышки огня. Вот бы разобраться, от чего?

Да, он преступил сегодня все мыслимые запреты. Он сумел окунуться в холод людского мира! И явственно ощущал – именно такой мир был ему интересен, открывал новые перспективы, а, главное, манил свободой.

Ангелуса Борна занимало теперь в мире людей всё – философия, минералы, наблюдения за растениями, животными, звёздами. Вот только Аро… Он так мечтает о путешествиях, но в праве ли отец рисковать его спокойствием и будущим в Аду?

Сын имеет уже свои взгляды на мироздание, ведь он вырос рядом с отцом, больше озабоченным чтением и исследованиями, нежели придворной суетой: не только облечённые властью не благоволили к Борну, он и сам сторонился околотронной возни.

Но была и иная сторона правды, исходя из которой Борны являлись высшими демонами, способными жить в более глубоких кругах Ада. Способными, а значит и достойными! И место в Верхнем Аду Агнелус занимал сейчас до ужаса неподобающее. И Аро тоже был бы достоин иной судьбы… если бы род его не был низвергнут в холод!

Потому не только по прихоти отца, но и по причине тяготеющего над семьёй проклятия, юный инкуб с детства лишён был общения с малыми и незрелыми, как ему хотелось бы, наверное. Он не бултыхался сутки напролёт в вонючих гейзерных озёрах, не носился над магмой на летучих камнях, не мечтал об ароматном дыме преющих в адских кухнях душ, а всё время проводил в пещере, изучая и анализируя. И вопросы его становились оттого всё острее.

– А мы? – переспросил он настойчиво.

– Мы? – чуть усмехнулся Ангелус Борн, обернувшись и задумчиво глядя на сына, сидящего прямо и ровно, так уж заведено у демонов, немногое знающих об усталости тела. – Мы – слишком праздны и глупы, чтобы заглядывать в себя, Аро. Мы живём мучительно долго. Мы обеспечены многими умениями и силами уже по праву рождения. Это не способствует развитию наук. Науки – удел слабых. Так принято считать у нас, в Аду. А слабые людишки тем временем исследуют и изменяют мир...

Глаза Борна затуманились красноватой дымкой. Он завидовал этим странным существам, таким неожиданно сильным в своей слабости.

– А как именно слабы люди? – Аро перевернул страницу тяжёлой книги, украденной сегодня отцом из мира людей. Он с любопытством потрогал чуть выпуклые гравюры с маленькими фигурками. – Как муравьи?

Ангелус Борн рассмеялся: адские муравьи показались бы двуногим свирепыми огнедышащими бронированными хищниками.

– Нет, Аро. Люди гораздо слабее самых слабых из порождений Ада.

– А чем же тогда они питаются? Средоточием огня? Так же, как мы – душами?

Борн удивлённо уставился на сына. Ангелус часто любовался им. Не так, как отцы любуются обычно своими детьми, прикидывая, можно ли извлечь из них выгоду или наслаждение. Он просто любил наблюдать за Аро, радоваться его успехам в чтении и письме. Но теперь он был почти потрясён его детской прозорливостью. Они не изучали с ним так глубоко мир людей – его устройство и законы, но сын проник вдруг в самую суть.

Борн предощутил сейчас, что перед ним – будущий великий правитель Ада. Или… такой же изгой, проклятый, как и его отец!

А что если удивительную прозорливость мальчика обуславливала именно власть проклятия, нависшая над Борнами? Ведь говорят же, что главный наш учитель – страдания. И Аро страдал с раннего детства, сочувствуя отцу, которого не принимали в тронном зале Первого круга Ада, где была сосредоточенна вся светская жизнь, какая только и могла идти на задворках этого пограничного с двуногими мира. Такого никчёмного, что здесь даже не особенно преследовали за страшные в более глубоких слоях пороки – симпатии к тем же книгам, например. Борн слыхал, что даже правитель Первого круга Ада был замечен в чтении человеческих книг!

– Папа? – переспросил Аро.

Борн вздрогнул, спохватившись, что подросток уже, может быть, способен читать плохо прикрытые мысли. Ему следовало внимательнее относиться теперь к потокам слов и образов. Жизнь в Аду была опасна не раскалённой лавой, но политикой и кознями родни. Чем ближе – тем страшнее, ибо конкурировали они за одно и то же место у огня. И не нужно было Аро даже знать пока, что правители Ада не только не безгрешны, но и нисколько не выше по рождению самих Борнов.

– Что ты, Аро, люди слабы… – начал Ангелус и осёкся.

Он не мог врать сыну.

Да, по официальному мнению, укоренившемуся в Аду, мягкотелые человечки были всего лишь горшками для выращивания душ на прокормление сущих. Но были ли они так беспомощны на самом деле? Имелись ведь у них и маги, способные, не выпить, конечно, но использовать для продления собственной жизни адское средоточие огня бессмертных демонов. Получалось, что не в прямом смысле, но душами-то людишки всё-таки питались!

Борн не удержался и расплылся в улыбке. Это было мучительно больно, видеть возможную судьбу сына, говорящего запросто такие ужасные вещи, но и радостно. Аро был мал и наивен, девяносто лет для демона – даже подросток-то – едва-едва, но проницательность он явно унаследовал от отца!

– Это сложный вопрос, – начал Борн медленно. – Слабость тела – не абсолютная категория. Физически, и это проверено многократно, человек не в состоянии противостоять мыслящему созданию Ада. Но любое сущее состоит из трёх тел – мягкого тела, тела души и тела воли. Мягкое тело людей слабо неимоверно, душа – уязвима и вкусна, но уже хитра и изворотлива. И не каждому демону удаётся легко расщёлкнуть её скользкую оболочку и выпить содержимое. А воля… Воля людей – крепка и свирепа!

– Воля – что это? – удивился Аро, даже привстав на жёстком базальтовом сидении.

Камни для тронов добывались в Аду в особых местах. Пещеры состояли чаще из хрупкого вулканического туфа, он не годился для тронов практически вечным.

– Это то, что заставляет тебя настаивать на своём, – пояснил Ангелус. – Помнишь себя пятьдесят лет назад? Не плакать, когда в игру не берут сверстники, бултыхающиеся в лаве. Помнишь?

Аро кивнул. Да, адская мелюзга, шустрая, едва умеющая выкрикнуть десяток слов, доставляла ему когда-то много обид, дразня сыном проклятого… Они сами были ещё ничьи дети, и вот, поди ж ты!

Маленькому инкубу тоже хотелось беспечно плескаться в лаве. И отец не препятствовал. Он приносил мальчика на берег по первой же просьбе. Пока эти просьбы не иссякли.

– Когда дети играют вместе, – продолжал Ангелус Борн, – ими движет коллективная воля, и они сильнее сущего-одиночки. Юному демону редко удаётся выжить только собой. Мы здесь, в Аду, как мириады тонких нитей, где каждая, свившись с другой, может придать ей часть силы. А вот воля самого слабого человечка – свободна и независима. Она, наверное, посильнее, чем воля тех, кто правит у нас. Ибо она закалена слабостью и страданиями.

Аро хлопал ресницами и Борн, походив по залу, продолжил, поясняя:

– Во всём должно быть равновесие. Таково свойство всего и вся. Если плод акры трудно достать – он же и вкуснее многих. Так и здесь – человечишка слаб телом, но стержень его воли уравновешивает эту слабость своею стойкостью. А демон – силён, но в нём нет стремления, чтобы достигать своих целей. Смотри: между миром Ада и людей – стоит лишь Договор. Тем не менее, большинство демонов, бесов, инкубов боятся нарушать его, дабы всего лишь не попасть в немилость правителя нашего Сатаны. Только низшие и совершенно безмозглые твари решаются просачиваться в земли людей за добычей. Мы не считаем такие проделки нарушением Договора, какой спрос с безмозглых? А вот людские маги частенько сознательно преступают невидимые границы. И не боятся возмездия, действуя тайно и изощренно. Они заманивают глупых демонов, похищают их средоточие огня… Нет, нет! – рассмеялся Ангелус, видя, как испуганно задышали, то расширяясь, то сужаясь, зрачки мальчика. – Не бойся, они не способны пожрать его!

– Но ты же сказал – заманивают? Значит – они охотятся на нас?

– Они не могут питаться, как мы. Но вливают средоточие огня в Серединный мир, образуя «поток бессмертия», и тем укрепляют свое слабое тело, заставляя его жить долго.

Аро не успокоили слова отца. Он поёжился, перевернул тяжёлую страницу и пробормотал:

– А если такой маг поймает меня?

Борн рассмеялся.

– Скорее, кусачие красные мухи съедят тебя по весне, если ты не будешь натирать кожу пряностями. Не бойся. Страх – плохой помощник. Воля имеется и у нас. Тебе пора бы тренировать её, чтобы ты знал, что сумеешь противостоять людской магии, если таковая встретится вдруг тебе. Именно на волевом императиве построены заклятия людей, но это – вполне преодолимо. Я мог бы послать тебя в Академию, что находится в Бездне, но ты же знаешь, что я…

– Изгой?

– Нет, Аро, изгой тот, кто принимает проклятие. Его лишают коллективной воли, Сатана расторгает Договор о его жизни в Аду, и он погибает или переворачивает существующий мир, строя мир новый. Я же – смирился. У меня есть ты. Я хочу, чтобы ты вырос, беря от мира ту гармонию, что видел и я. Мир прекрасен: и внутренний, и срединный. Я надеюсь, что правители здесь, на границах Ада, меняются быстро. И кто-то из них простит меня. А пока – я буду учить тебя сам!

Борн не стал кормить сына тайными и смутными надеждами на обещанную Тиллит встречу с правителем Первого круга. Он слишком боялся отказа.

Аро же, не умея пока проникать в тайные думы отца, рассмеялся и спрыгнул с трона. Больше всего он любил учёбу и прогулки.

Борн приобнял мальчика ласково. Он знал, что выглядит сейчас по-дурацки. В Аду непринято было возиться с молодью, не достигшей первого столетия. Не имело смысла вкладывать силы в обучение создания, которое в любой момент могло утонуть в лаве или сорваться в пропасть. Бессмертными в Аду становятся не сразу, тело медленно набирает крепость, и дожить до формального совершеннолетия удаётся далеко не всем. Так кому же нужны юные и беспомощные?

К детям в Аду не привязываются, относятся, как к докучливым муравьям. Ребятня легко появляется на свет, при рождении отца или мать напоминает весьма отдалённо. А вот напакостить по глупости и необразованности может. Потому основа воспитания здесь: мелочь должна знать своё место! И – не более.

Ангелус Борн, однако, вообще отличался массой забавных странностей. Потому и сын его повзрослел, наверное, необычайно рано.

Борн хотел было рассказать Аро и о сегодняшнем своём путешествии в Серединный мир, но ощутил нутром зов: Тиллит сообщала, что выполнила своё обещание, и его готов принять у себя правитель Первого круга Ада.

Что-то болезненно дёрнулось в груди инкуба. Предчувствие? Он попытался уцепиться за связь с Тиллит и проникнуть в её мысли, но не сумел. Она находилась в тронном зале Правителя, а любая магия была там бессильна.

Ангелус Борн не смог распознать, что ждёт его при встрече, но и медлить было нельзя: промедление – величайшая невежливость среди демонов и чертей.

– Мы начнём новый цикл обучения завтра, Аро, – сказал он. – А сегодня мне ещё нужно отлучиться по делам. Очень важным делам. Думаю, я буду отсутствовать недолго. А после тебя ждёт подарок! Ты давно мечтал о таком!

Он качнулся на пятках и исчез.

Аро, не умеющий ещё самостоятельно перемещаться в Аду, завистливо вздохнул и с ногами забрался в жёсткое тронное кресло.

Что же за подарок имел в виду отец? Больше всего Аро мечтал, чтобы кто-то скрасил его одиночество, но вряд ли такое было возможно. Репутация отца закрывала для Аро множество приличествующих ему пещер. Да, с одной стороны он был инкубом, знакомцем в Аду вполне желанным, ибо инкубы, по преданиям, лечат ум и тело уже одним своим видом. Но с другой – он же был и сыном проклятого. И никто не озаботился бы его судьбой, хоть погибни он на глазах у толпы сущих.

Потому у Аро не было даже приятелей по детским играм. Но у него были книги и терпение.

Некоторые книги отец приобрёл у чертей. Некоторые – сочинил сам, выдавливая буквы на податливой остывающей лаве, а потом вырезая окаменевшие куски её и расставляя вдоль стен пещеры. Грамоте отец прозрел в считанные мгновения, а вот подобрать в Аду необходимый материал для написания книг ему долго не удавалось. Последним его достижением стали тонкие деревянные доски из адского древа, одного из немногих, что растёт под землёй.

Корни адского древа уходят в огненный мрак. Только Сатана может заставить его расти корнями вверх, и тогда древо становятся Его Церковью в людском мире. Там оно собирает дань, поглощая души умерших людей. Но не все они попадают в Адские котлы, часть – питает листья самого древа, страдающие в огне.

Древесина адского древа необыкновенно крепка и не поддаётся магии. Срубить его можно лишь топором из костей сущих. Или их же зубами. Но Борн методом проб и ошибок подобрал состав минералов, прожигающий в плотной древесине светло-пепельные дорожки. И теперь он уже несколько дней увлечённо писал свои заметки, высыпая на деревянные листы огненный песок из тонкой каменной трубочки. И был счастлив.

Аро тоже давно хотелось попробовать отцовский способ письма. Он уже припас в углу чистый «лист» и «волшебный» песок.

Сначала юный инкуб устроился было на троне, но там ему показалось тесно. Тогда он улёгся сам и уложил деревянный лист в центре пещеры прямо на отшлифованной плите базальта, тоже раздобытой отцом в своих скитаниях – хороший камень был дорог в Аду.

Аро взял тонкую каменную трубочку и задумался. О чём же писать? Отец начал с того, что пытался сохранить свои наблюдения для сына. Но вот беда – сыну ещё не о чём сообщить ни отцу, ни тем, кто, возможно, когда-то родится от его собственного горячего дыхания, слюны или крови.

Аро погладил драгоценный деревянный лист. Добыть адское дерево было совсем непросто. Ещё труднее было подготовить его для письма. Юноше не хотелось испортить красивую чёрную плоть в ветвистых розоватых прожилках.

Юный инкуб посмотрел в извилистые линии и вдруг увидел в них некое призрачное движение. И тогда он провёл первую линию, рассыпая тонкую струйку песка. И вот на листе уже ожил хищный огненный муравей!

Аро засмеялся. Это было чудом, но у него получилось не хуже, чем на гравюрах из похищенных книг! Он провёл для муравья горы, набросал вдали заросли глубинного белого мха.

В это время посреди пещеры рядом с юношей возникло вдруг лёгкое сияние в виде некой, смутно знакомой инкубу, геометрической фигуры.

Сначала Аро не замечал его, увлечённый рисованием, потом поднял глаза и замер от удивления. На базальтовой части пола ярко горел… один, два… пятиугольник!

Кажется, такие называются в людских книгах пентаграммами? Но откуда он здесь? Может быть, это – обещанный отцом подарок?

Аро подошёл к пентаграмме. Свет её был тонок и ласков. Ад полон чёрного и бордового, здесь же свет казался нежно-алым, как глаза самого Аро.

Он улыбнулся, обошёл вокруг, не понимая, как пользоваться необычным сюрпризом. Ведь не просто же так он появился здесь?

Инкуб поднял камушек – кусочек неудавшегося листа каменной книги, – и бросил в центр горящего пятиугольника. Камушек завис над полом, крутанулся и… исчез!

Аро вскрикнул от восторга! Похоже, папа изобрёл, наконец, способ для перемещения по подземным пределам! И зовёт присоединиться к нему в его путешествии!

Юный инкуб положил почти законченный рисунок на трон отца, быстро написал внизу: «Тебе с благодарностью». И шагнул в пентаграмму.

Линии вспыхнули и растворились вместе с Аро, оставив на базальтовом полу оплавленный контур.

Глава 7. В первом из кругов

«…Уже иным мы движемся путем,

И я – во тьме, ничем не озаренной».

Данте Алигьери,

«Божественная комедия»

Первый круг Ада Великой Лестницы Геенны Огненной.

Численный год Дракона,

месяц Арок, день его 9-й

Железный трон Правителя Первого круга Ада массивен и весьма устойчив с виду. Он даже кажется незыблемым и внушающим трепет.

На самом деле это, скорее, форпост между землями Морум и Мортем – плоской людской морали и выдержанной адской муки. Толща земли и сияющих вод людского Серединного мира давит на своды мира Нижнего адского, грозя разрушить его. И если есть в Аду более опасный трон, то он именно в Первом его круге.

«Твердь тяжела», – так говорят здесь про мир людей. Созданиям Ада трудно дышать земным воздухом, он слишком плотен и тягуч для них. Ад построен из более лёгких огненных флюидов. На Земле создания Ада остывают и вязнут, но тем сильнее их тянет вверх.

Удивительно, что и людям Ад кажется, некоторым образом, слишком плотным. Его воздух для них больше похож на текучее пламя. Он не просто обжигает кожу земных созданий, но и наполняет их лёгкие, прожаривает двуногого изнутри, за пару десятков часов превращая его в лакомое для здешнего населения блюдо «человек суточный». Потому живой смертный в Аду – всё равно, что жирный чебурек. (Для низших его тварей). Высшие же питаются флюидами, и в человеке их интересует исключительно духовное начало.

Впрочем, старенький Правитель Первого круга Ада, носящий по традиции имя Якубус, вряд ли размышлял сейчас о мироздании. Да и о бренном он тоже не размышлял, ибо… старичок попросту дремал, спустив на нос тонкую чёрную корону, больше похожую на обод от бочки. А на коленях у него усыхала и скукоживалась старинная книга «Историй сношения демонов и людей».

Видимо, истории были скучными, и Правитель позабыл про них. Книга постепенно умирала: листы её сворачивались и желтели – жарковато ей было в тронном зале Первого круга Ада.

Внешне Правитель напоминал вставшего на задние копыта плешивого козла. Обычный чёрт – он пограциознее будет, но росту в нём маловато. Якубус был довольно крупным козлом.

Тяжёлый адский вечер медленно тлел, Правитель дремал в своём железном кресле, которое снизу подогревал небольшой камин с пылающей в нём лавой. В зале имелся так же ещё один камин, прямо за троном, но огня там, обычно, не разжигали, потому что использовал его Правитель не по назначению и почитал это глубочайшим секретом. Впрочем, это был, скорее, секрет Полишинеля.

Ад устроен так, что неизменен он исключительно пока находится под чьим-нибудь бдительным оком. Потому, пока Якубус дремал, в углах потихоньку начала самозарождаться разная нечисть, а на потолке пошёл в рост частокол сталактитов, натёки которых образуются, как думают глупцы, из выпота душ, страдающих над тронным залом.

Ведь именно над тронным залом располагается зал обеденный. Там кипят большие котлы с толстыми грешными душами. Но разве повара допустили бы утечку ценного и питательного страдания?

А натёки? Ну вот тут ещё нужно разбираться, не маскируются ли под ними души, выжившие в Аду и слишком охочие до знаний? Ходят легенды, что есть и такие, но никто же не знает наверняка?

В общем, правитель спал, всё было чинно и спокойно, и вдруг… Прямо в центре тронного зала, на его знаменитом мозаичном полу, блокирующим возможность практически любого колдовства, кроме женского, (потому что женское колдовство – тип тёмный, неизученный и анализу не поддаётся) сгустилась вдруг небольшая вертлявая тень. Она покочевряжилась немного, а потом оформилась в молоденькую демоницу.

На самом деле Тиллит (а это была она) могла бы выглядеть старше, если бы пожелала. Но, в отличие от условно-маскулинных сущностей Первого круга Ада, условно-феменообразные не видели никакой пользы в постепенном старении своего облика. И даже как бы наоборот.

Демоница достала пудреницу, где на крышке помещалось обычное на вид круглое зеркальце, а коробочка была разделена на клетки. В клетках томились и сохли души самых стойких земных праведников, всю свою жизнь честно почитавших Отца людей Сатану. Заточение в пудреницу было отнюдь не жестоким для них, ведь это излишняя свобода разъедает души, заставляя их киснуть и покрываться плесенью, а вот в подсушенном виде бывшие святоши сохраняют и стойкость, и нежный аромат глупости, что в Аду считается особенно ценным. Ах, этот аромат глупости…

Тиллит потыкала в одну из клеточек пальцем, заставляя её обладателя страдать и извергать самые страшные проклятия (а мы знаем, что именно праведники особенно жутко ругаются), и губы её наполнились кровью, а глаза засияли.

Проклятия добавляют демонам жизненных сил. Для демона проклятие смертного – то же, что для людей блины со сметаной.

Подправив внешность, Тиллит, виляя бёдрами, прошлась вокруг трона, надеясь, что уже её возбуждающего запаха будет достаточно для пробуждения Правителя. Не добившись результата, она ещё раз открыла пудреницу, вдохнула мельчайшую пыль, на которую постепенно распадаются даже самые стойкие души, и оглушительно чихнула.

Чихание заодно убило и недозародившиеся демонические сущности, копошившиеся по углам. А правитель Якобус вздрогнул, уронил корону на пол и проснулся.

Корона, мерно звякая, покатилась по мозаичному полу из золотых пластин и кусков жирного чёрного уранита и замерла возле узкой миниатюрной ножки Тиллит, слегка напоминающей копытце.

Нет, на козу демоница была совершенно непохожа. Её ало-чёрное, но достаточно женоподобное тело, было прекрасно усовершенствованным телом земных красавиц, но вот ножки… Они были уж слишком малы, напоминая о том, что муж и жена, всё-таки, со временем становятся очень похожими друг на друга.

Якубус с тоской смотрел на мозаику пола. Пластины и камни образовывали несимметричный головоломный узор, что в сочетании с уникальными свойствами золота и урана обрекало на неудачу практически всю магию в пределах тронного зала. Якубус не мог призвать презренный обруч на плешь, прикрытую тщательно уложенными волосиками, сохранившимися по её окружности. Нужно было спрыгнуть и поднять его. Но тогда волоски всколыхнутся и обнажат лысину!

Правитель скрывал плешь, как иные скрывают заразную болезнь. Ведь, страшно сказать, но больше всего расположением и гладкостью она напоминала тонзуру неких монахов, к счастью, давно исчезнувших вместе с сопутствовавшей им цивилизацией.

Однако это не принесло старому чёрту утешения: монахи исчезли, но лысина-то осталась! И самые ушлые демоны всё ещё хранили древние гравюры со смешными причёсками, дабы Правитель не спал слишком крепко.

Бунт тонзурщиков был уже дважды жестоко подавлен в Верхнем Аду, но Якубус чуял, что опальных гравюр стало от этого только больше. Вполне возможно, что среди его подданных даже завёлся рисовальщик…

У Правителя закололо там, где у человека находится печень, и он, кряхтя, слез с трона. Тиллит, видя неподдельное недовольство супруга, тут же с почтением подняла корону, недоумевая, что же разгневало вдруг старикашку?

– Деверь? – злобно спросил Якубус, втискивая несносный обруч между рогами и нащупывая задом трон.

Они прожили с демоницей почти восемьдесят лет и давно уже не приветствовали друг друга без официальной необходимости. Греха досужих визитов и разговоров за женой тоже последние лет двадцать не наблюдалось.

Да, она всё ещё возбуждала его, нагая и прекрасная, но это и было худшим в их браке. Потому что, пользуясь похотью старого Правителя, демоница вертела им примерно так же, как собственным задом.

Услышав вопрос, Тиллит удивлённо подняла бровь и даже пожала плечиками.

– А кто? – не поверил Якубус. Он слишком хорошо знал жену. – Сношенница? Шурич? Дщерич?

Многочисленные родственники жены постоянно доставали правителя просьбами и жалобами. А Тиллит очень ревностно относилась к своему разветвлённому семейному древу. Особенно досаждала правителю её прапрабабка, бывшая когда-то жуткой развратницей и вступившая в далеко идущие связи даже с демонами самых глубоких адских кругов!

– Что-то слишком светлое, видно, приснилось тебе, исчадьице моё, – торопливо защебетала Тиллит. – Ведь семья Борна тебе всегда была симпатична…

– Толстого Борна? – мрачно уточнил правитель, чуя, что не ошибся, распознав визит жены, как семейно-политический.

– Борна Неудачника, мой вулканчик. Ты, наверное, помнишь его?

– Я – помню? – удивился Якубус.

– Это же племенник моей семиюродной тёти! – наигранно удивилось Тиллит. – Разве ты не помнишь тётю Аугусту? Она приходилась внучатой племянницей Гиллиаде Бром…

Гиллиада Бром и была той самой развратной и многолюбивой прапрабабкой жены.

Якубус нахохлился и забился поглубже в трон. «Ведь заповедано же было кем-то, что жениться надо на сироте», – тоскливо думал он, слушая перечисляемые супругой семьдесят семь колен родства.

– … и вот тогда его троюродная прапрабабушка…

– Да помню я твоего Борна! – не выдержав, взвыл Правитель. – Чего ему от меня надо?!

– Сущая мелочь, мой пакостник. – Всего лишь маленькую аудиенцию. Ты же не откажешь бедному Борну в ма-аленькой аудиенции? Это даже не официально, а так, поболтать перед ужином? Ну, лапушка?

Правитель вздрогнул. Лапушкой супруга называла его только тогда, когда в её куриной головке возникали просто запредельные кошмары бытовой мести. За отказ в этой «ма-аленькой» просьбе Якубуса ждали недели плохо прогретой лавы в ванной, зелёные густрицы вместо любимых синих, а уж чего стоила новая музовывальная поэма «Гнусавый грешник», которой Тиллит изводила его в позапрошлый раз…