Текст книги "Магистериум морум (СИ)"

Автор книги: Кристиан Бэд

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 24 страниц)

Пахло гарью и разогретым металлом. Пол так и остался замусоренным, хоть она и посылала мальчишку конюха прибраться и вымести грязь. Блюда стояли на столе в беспорядке, рядом с кувшинами для вина высились пыльные бутылки – кто из слуг посмел поставить их на стол, не протерев?

Фабиус за ночь осунулся и посерел лицом. Но что человек, даже демон выглядел усталым и измученным.

– Доброго восхода, девочка, – сказал магистр Фабиус, тяжело поднялся из-за стола.

Он подошёл к Алиссе, ласково и аккуратно приобнял её, словно боясь раздавить.

Та судорожно вздохнула, коснулась глазами его щеки и тут же отвела взгляд, не решаясь перебить мысли магистра вопросом, который он мог прочитать в ней.

– Я должен ехать в город, – продолжал маг тихо и устало. – Нужно организовать размещение беженцев и предотвратить беспорядки: бандиты всё ещё бродят по улицам, будоража народ. Я попрошу тебя никого не впускать в дом. И от моего имени объявлять всем, что префект болен и к людям выйти никак не может. Никак!

Фабиус обернулся и посмотрел на демона в костюме магистра Ахарора. Слишком смуглого, с алыми искрами в глазах, но издалека вполне похожего на богатого ловеласа, прибывшего из восточных провинций. С точёными чертами лица, тонкими запястьями и длинными пальцами, с волосами черными и волнистыми.

– Оберегай его, Алисса. Он защитит дом от бандитов, если таковые появятся, но ты должна уберечь его от молвы. Лучше бы вообще никто не узнал о том, что он здесь.

Демон хмыкнул и тоже встал из-за стола. Улыбнулся, нервно облизал губы:

– Зови уж меня Борн, ты ведь знаешь теперь, а её – я не боюсь.

«Борн», – тихонько прошептала себе под нос Алисса.

– Проклятый Борн? – с усмешкой уточнил магистр Фабиус.

Но усмешка была невесёлая.

– А как же Совет магов? – спросил демон.

– Из церкви я пошлю ворона, там есть птичник. Это слегка растянет процедуру, но, я полагаю, что с Пакрополюсом мы как-нибудь столкуемся. Совсем же не поставить в известность Совет Магистериума я не могу.

– А если тебя спросят, почему ты не прибегнул к силе камня?

– У меня есть, что ответить, не беспокойся. И это будет даже не ложь.

Алисса покачала головой: Маг и демон говорили теперь как равные. Фабиус уже не стекленел глазами, обращаясь к порождению Ада.

Что-то случилось между ними на рассвете. Что-то, что дало им общую цель.

Фабиус тяжело вздохнул, ухватился за цепь на шее, и в разорванном вороте рубашки показался большой синий кристалл в серебряной оправе.

– Надо бы зашить, – тихо сказала Алисса.

– Пустое, – нахмурился маг, лаская пальцами камень.

– Я принесу нитки и иглу, – произнесла она твёрдо, чуть присела и выбежала вон.

Маг и не заметил, что Алисса ушла. Он был словно бы в полусне от усталости и бед, свалившихся на него. Хотел было крикнуть слугу, чтобы привели коня, уже поднял руку к шнурку колокольчика, но вспомнил, что Фенрир пропал, и вот так, с поднятой рукой, пошёл по лестнице вниз, намереваясь лично пойти в конюшню и подобать себе другую лошадь.

Однако во дворе выяснилось, что младший конюх, высокий чернявый парень, заседлал уже и вывел хитрого чубарого мерина, что норовил теперь покозлить, пугаясь то ли мёртвых, то ли живых.

Воздух был по-осеннему сладок, лишь тонкие дымки ночных пожаров поднялись кое-где над крышами. Громко командовали стражники, научая плотников как им лучше чинить ворота. Все свободные слуги и служанки столпились у задней стены дома, поглазеть на трупы ночных «гостей». Мальчишки тыкали тела палками, женщины взвизгивали в притворном испуге и отворачивались, но потом опять смотрели.

– Доброго восхода, менгир, – глухо произнёс конюх, подводя чубарого. Лицо его было мертвенно-бледным. Ведь он тоже мог бы лежать сейчас во дворе, в куче трупов, если бы не выпросился на ночь проведать мать. – Конёк резвый, но не такой выносной, как ваш. И, бывает, дурит.

Фабиус кивнул, вскочил в седло.

Чубарый попробовал поддать задом, но ощутил железную силу покалеченной химерой руки в перчатке из драконовой кожи и присмирел. Магистр направил коня к воротам, объехал стражников, и галопом поскакал к казармам.

Алисса тем временем спустилась в свою каморку, взяла корзинку с нитками и иголками, побежала, было, наверх, но вспомнила про девочку и заглянула на кухню. Там и нашла её, забившуюся в угол между лавкой и очагом. Понимая испуг ребёнка и не в силах ничего с этим поделать, она метнулась в кладовую, взяла хлеб и несколько яблок, сложила девочке в подол, усадила её на лавку и заперла дверь на замок. Ключи от всех дверей в доме префекта Алисса по должности носила на медном кольце, прикреплённом к поясу.

Решив таким незамысловатым способом проблемы ребёнка, Алисса подхватила юбки и бегом поднялась в обеденную залу, но магистра там уже не застала.

Пока женщина растерянно озиралась, инкуб, улыбаясь, встал ей навстречу, а обе дверные створки захлопнулись вдруг сами собой.

Алисса попятилась. От обжигающего взгляда Борна щёки у неё загорались, и сердце начало стучать мелко, словно у испуганного щенка.

Когда она увидела инкуба первый раз, здесь же, у дверей залы, она не могла дать волю испугу. Фабиус бездыханным лежал тогда на холодных камнях. Она и не поняла, где взяла сил перетащить магистра через порог. До демона ли ей было? Но вот теперь он стоял так близко, что тепло его тела она ощущала телом своим – грудями, бёдрами, словно на ней совсем не было платья.

Демон встряхнул головой. Пряди его чёрных волос взвились и развились, словно змеи, брачующиеся весной на вытаявшей поляне в лесу.

Не каждый мужчина умеет красиво избавиться от одежды. Многие сильные людского мира становятся смешными, когда их застают за сниманием штанов. Но с инкуба одежда стекла сама собой, словно кожа его стала вдруг стеклянной и гладкой.

Алисса смотрела, не моргая. В животе у неё заныло, словно бы Фабиус снова опустился перед ней на колени и прижался горячим лицом к лону. Она видела, как плоть инкуба дрогнула и налилась жаром. Теперь она не просто являла совершенство линий, но и ещё слегка светилась живым золотисто-розовым светом, как сосуд, наполненный изнутри и тонкий в стенках.

Демон тоже смотрел на женщину, и на лице его радость сменялась удивлением. Алисса, созерцая смуглые прелести адского создания, думала… о Фабиусе, как сладко ей было с ним. Потом в глазах её инкуб узрел лицо пропавшего мужа. Алисса вспоминала его молодым. Острым и жилистым, и даже немного страшным, когда он сбросил нарядную свадебную рубаху и штаны перед их первой брачной ночью. Вот муж… он поразил её тогда в самое сердце. А Фабиус – сумел это сердце согреть. Теперь же, глядя на демона, она всего лишь вспоминала и разглядывала.

Сравнивала с Фабиусом. Тот и в кости был пошире, и бёдра его были более округлыми, но это были простые мужские бёдра. Демон же больше напоминал ей скульптуры, что можно увидеть в богатых домах. Такой же гладкий, словно фарфоровый. И с подсветкой. Словно позади скульптуры кто-то забыл канделябр.

Алисса фыркнула, нагнулась и подняла, упавший на пол камзол, съехавший с плеч демона. Сделала шаг – подобрала рубаху и штаны.

– Я постираю, – сказала она. – А пока принесу вам халат и рубашки префекта. Ему они, видно, уже не к надобности...

Тут она неловко скользнула глазами по мужскому достоинству инкуба, которое питалось всё это время совсем иными образами, нежели стирка рубашек, и её сковал страх. Да как же это можно? Это же не каждый конь…

Сердце застучало так, что Алисса на миг оглохла. Она прижала к животу мужскую одежду, остро пахнущую корицей, и стала пятиться к двери.

Фабиус скакал, не разбирая дороги. Он словно бы уснул, и происходящее снилось ему. Потому он не боялся посылать коня намётом на щелястые деревянные настилы улиц, не щадя ни его, ни себя.

Что было бы, оступись чубарый? Но хитрый мерин ловко ставил копыта и всё дальше увозил впавшего в полудрёму магистра.

Город был неспокоен с утра. Редкие досужие горожане шарахались, но иные, сбившиеся уже в стаи, хватались за камни и палки.

Чубарый, однако, был настороже. Он вовремя забирал то влево, то вправо, и принёс-таки седока к казармам, где начальник стражи осматривал пополнение. Там жеребчик перешёл на шаг и затормозил у коновязи, ловко сунув морду в казённую торбу с овсом.

Фабиус спешился и двинулся к начальнику стражи, взирая на него огромными, во всю радужку, зрачками. Он так и не очнулся до конца, пребывая где-то рядом с химерами и тенями.

Начальник стражи открыл, было, рот, но тут же в конце улицы раздался гул, показалась серая людская масса, неразличимая пока как следует, похожая на спрута, поднимающегося из глубины городских улиц.

Фабиус запоздало вспомнил, что где-то в той стороне – тюрьма, знаменитые Гейриковы ямы, и что Саймон писал ему…

Он всмотрелся в толпу, подключая дальнее, демоническое зрение, что просыпалось теперь, стоило ему вспомнить о нём. (Наверное, это Борн откликался на немую просьбу. Они теперь союзники – маг и демон. Какая...)

Фабиус вздрогнул и выбросил из головы посторонние мысли. Нужно учиться контролировать себя, когда демон так близко. Чтобы не подчиниться, но и не оскорбить.

Маг стал разглядывать неожиданно приблизившуюся мешанину лиц. Да нет, безоружная, вроде, толпа. Из возбуждённых горожан, что почуяли утром дым в воздухе, уловили смутные слухи и спешат на Ярморочную площадь – где же ещё узнаешь последние новости?

Начальник стражи, разумеется, тоже увидел скопление людей. Он прокричал команду, и два десятка арбалетчиков нестройно встали наизготовку, а за их спинами приготовились заряжающие с крючками на поясных ремнях.

Однако горожане уже смекнули, что выбрали не самую лучшую улицу. Толпа не смогла бы поворотить вспять, но она изогнулась, словно змея, и свернула на улицу Водовозов, что выходила потом на широкую Ярморочную, а следом и на саму Ярморочную площадь.

– Оправиться для пешего! – заорал начальник стражи, командуя готовность идти на перерез толпе, чтобы разогнать гражданских, пока они ещё не наслушались еретических речей и не стали бандитами и бунтовщиками.

Фабиус положил ему руку на плечо, развернул к себе, впечатывая драконью кожу в доспех так, что под ней задымилось адская сила, всколыхнувшая на миг и волю.

– Чего тебе, маг? – усатый квадратный начальник стражи навис над магистром.

– Горячку не пори, – тихо сказал Фабиус. – Да пошли часть людей охранять чумных. Как бы их резать не начали. Если наказ мой выполнен, они должны были лагерем встать на Кровавой площади у церкви.

– Десятника слал, должны были встать, как должно.

– Мало десятка,– нахмурился Фабиус.

– Ещё десяток отниму если – сам посмотри, что будет! – поморщился начальник стражи, обводя глазами хилое свое войско из двух десятков арбалетчиков, сотни копейщиков да недоростков, что были на подхвате.

Фабиус знал, что стражи город кормил совсем немного, и у четырёх городских ворот, на площадях да в патруле было сейчас ещё до двух сотен. Более крепких и обученных, но как же мало...

Он мрачно кивнул и добавил:

– Думаю, самые опасные – те бандиты, кто ночевал в Гейриковых ямах. Я слышал, что казематы открыты, а стража взбунтовалась.

Начальник стражи ощетинился, как ёж, огрызнулся:

– Есть и такие, да виселиц в Ангистерне на всех хватит!

– Я не о виноватых, – перебил Фабиус. – А об опаске. Оттуда могут прийти с копьями и с арбалетами. Упреди людей!

Он развернулся, без прощаний зашагал к коновязи. Теперь надо было ехать к церкви, потом в ратушу, посмотреть на торговый совет, да на тех из магов, кто остался в городе...

Его замутило вдруг, он опёрся на коновязь…

– Великий магистр, вам помочь сесть на коня? – выскочил откуда-то мальчишка из тех, что при гарнизоне «подай да принеси» за еду и науку.

– Помоги, – выдохнул Фабиус. – Да смотри, кусается чубарый.

Мальчишка придержал стремя, и магистр кое-как взгромоздился в седло.

– Побежать за вами, а то ведь надо будет и спешиться? – спросил он.

Глаза у мальчика были светлые, тело лёгкое и худое. Говорил он неожиданно чисто.

Фабиус оглянулся, кивнул, беги мол, если сумеешь, и тронул коня.

Чубарый покосился недовольно на мальчика, взявшегося за стремя, укусил удила. Не хотелось ему покидать относительно спокойное место. Но маг потрепал его по шее и твёрдо послал вперёд. Он торопился отправить ворона в столицу, чтобы Совет Магистериума узнал, наконец, что творится в городе.

Ярмарочная площадь шумела. С высокого помоста, уже довольно плотно окружённого горожанами, орали и кривлялись досужие.

Фабиус не видел, кто там ораторствует. Он подозревал своих вчерашних знакомцев, крещёных, да бандитов, что подчинялись бесу под личиной Барбра.

Стражники маячили лишь у ворот ратуши. Их было слишком мало, чтобы разогнать бунтовщиков, и те вяло подначивали горожан... Против кого? Не нужно было иметь камень мудрости за пазухой, чтобы догадаться!

Маг поспешил к церкви отца людей Сатаны, к площади ближней от Ярмарочной, что называлась Кровавой, и где он велел лагерем поставить беженцев.

Он издалека увидел, что и на церковной площади народа скопилось небывало. Беглецы из чумного Дабэна расположились там табором. Они стелили на красный кирпич сено, дерюги. Тут же ели, справляли нужду, а кое-где и спали уже, обессилевшие и словно не слышащие толпы, шумящей на соседней Ярмарочной площади.

Бунтовщики толкались вокруг лагеря беженцев, сбивались в стайки, науськивали любопытствующих горожан на дабэнцев, готовясь обвинить пришлых во всех здешних грехах. Бандиты присматривались к скудному имуществу беглецов. А крещёные, наступая иногда на спящих, ходили прямо по лагерю, ища праздных и пытаясь рассказать им о своём боге.

Фабиус попытался объехать площадь по краю. Крещёные, однако, заметили его, побежали наперерез, загородили дорогу. За ними кинулись и горожане, определив по одежде, что Фабиус – какая-то важная птица, и можно бы для острастки стащить его с коня и повалять в пыли.

Чубарый не был боевым конём. При явной угрозе он тут же занервничал. Пустить его на людей нахрапом, чтобы разметал и потоптал – было бы дурной затеей. Тем более что бунтовщики узнали мага.

И магистр осадил жеребца.

– Чего столпились? – спросил он грубо. – Люди тут нужны не торчать, а помочь посчитать пришлых, чтобы торговый совет выделил хлеба!

– Нетути им хлеба! – тут же заорали горожане, что пришли от Ярморочной, надеясь первыми поживиться дабэнским скарбом.

– Чумных не хотим! Не нать заразу!

– Префекту скажи: не хотим!

– А иде префект, а?

– Та в ратуше!

– Бунту, грят, спужался…

– …та помер!

– Да шоб б издох!

– Префект болен, – громко прокричал маг в толпу. – Будет вам Совет Магистериума, коли вздумали бунтовать!

– От те нате вашей мате!

– Эва!

– Эй! Не пущайте его до церкви!

– Не то ворону пошлёт!

– Не нать нам магов!

Крещёные молчали, столпившись на пути у магистра. И это было хуже бессмысленного ора горожан.

Рыжий патлатый парень попытался схватить чубарого под уздцы, но увязавшийся за магистром мальчик неожиданно ловко оттолкнул протянутую руку, а конь вдруг оскалился и рванул человека за грязный рукав.

Крещёные отступили слегка, не тот был ещё накал, чтобы с самого утра да под кусачую лошадь бросаться.

– Езжай-ка отсюда, маг! – вперёд протиснулся вчерашний знакомец, сутулый, с бельмастыми глазами, главарь крещёных.

Место ему было на Ярморочной, как он оказался здесь?

Магистр нахмурился: похоже, у ратуши блажили сейчас только бунтовщики и воры. А крещёные тогда – что затеяли?

– Тут мы сами решим, наше тут дело, – напирал бельмастый. – Мы видели Его этой ночью. Он спасёт нас всех. И мы снесём церкви Сатаны! Будем жить в мире – и на земле, и на небе! А бесы в Аду пусть сдохнут с голоду без наших душ!

Маг поморщился. Крещёные не только приняли в темноте инкуба за своего бога, но и не прозрели с рассветом. Но что будет, если они и впрямь поведут горожан громить церковь? В огне она не горит, но Сатана может покарать людей за осквернение святыни!

Фабиус заставил чубарого попятиться, но позади ворочалась прорва дабэнцев, что не давали дороги не по охоте, а потому, что обсели площадь.

Крещёные стояли молча, в их молчании читалась угроза.

– Неча тут за нас решать! – орали издалека трусливые горожане, которые и рады были бы напасть на слабого, но магистра пока побаивались.

Фабиус так и не очнулся до конца. Лицо его казалось людям потусторонним, страшным, мимические морщины сложились в нечеловеческую гримасу усталости и боли, и горожане вели дискуссию с почтительного расстояния:

– Чумных не хотим!

– Жги чумных!

– Жги церковь!

Толпе было, конечно, плевать на идеалы крещёных. Но дабэнцев-чужаков она в город пускать не хотела, а хотела крови, грабежа, виноватых, на которых можно свалить и неурожай этой осени, и убийства, совершённые фурией, и много ещё чего. А крещёные взирали вполне понимающе.

«Где-то получили закалку бунтовать? Разве, в Гариене, оттуда и пошла ересь?»

– А ну, прочь! – маг попробовал двинуть чубарого вперед, но пугливый жеребец пятился и норовил поддать задом.

Горожане осмелели, полезли ближе.

Теперь на пути магистра стояло уже человек пятьдесят. Ещё не очень разгорячённых, ведь не было первой крови, но…

– Прочь, я сказал! – крикнул Фабиус и поднял коня на дыбы.

Маг видел, что некоторые даже не слышат его. Рядом толпились уже не только бунтовщики, но и любопытные, копошились беженцы, шум доносился и с Ярморочной площади, и слова его уже за двадцать шагов превращались в неразличимый гул.

Что делать? Снова попросить помощи демона? Неужто нет у него своей хитрости и своих сил?

Фабиус зашептал про себя:

«Гори, Отец наш,

В пламени Геенны своей.

Освещай светом плоти огненной

Мир наш.

И содрогнёмся мы,

В боли и мучениях,

Питая тебя своими душами».

Укрепившись духом, он обернулся к мальчику у стремени:

– Зажми уши.

А потом наложил защитное заклятье на коня и вскинул руку, призывая Ветер Мёртвых.

Ужасающий, почти неслышный свист пронёсся по кровавой площади, поднимая бурую кирпичную пыль.

Он бил по ушам, по костям, заставлял трястись тела. Люди шарахались, падали, обхватывая головы руками. Кричали от ужаса, но свист заглушал все звуки.

Фабиус ждал. Порыв ветра – дело недолгое. И как только он начал стихать, перестав заглушать людской вой и стоны, маг тронул коленями чубарого и послал чуть в бок, в обход толпы, к церкви.

И тут вдруг раздался чей-то испуганный крик, и магистр услыхал ржание.

Маг поворотил голову: весь в копоти, перемазанный засохшей кровью – Фенрир возник у входа в церковь. Он стоял за её чёрной острой оградой, словно призрак. Обгоревший, страшный. Он, видно, укрылся в церковном дворе и спал там часть дня, а теперь, услыхав свист, очнулся.

– Мальчик! Фенрир, иди сюда, ко мне!

Фабиус спешился, бросил повод чубарого светловолосому мальчишке, что как-то перетерпел Голос Ветра, вцепившись в стремя, побежал навстречу своему жеребцу, прямо в толпу беженцев, отталкивая и перешагивая заполонивших площадь людей.

Пешим, он тут же смешался с толпой, став на время неразличимым для преследователей. Да, его тоже толкали, хватали за руки, но маг быстро продвигался вперёд, неожиданно легко разрезая бурлящую человеческую массу.

Вот и ворота церковного двора. Тяжёлые, словно бы кованые ворота, растущие из земли чёрными переплетающимися прутьями. Замка на них по обычаю не было.

Конь, почуяв хозяина, пошёл навстречу, шумно обнюхивая, ткнулся магистру в грудь. Тот, не в силах сдержаться, оглаживал его грязную морду, шептал ласковые слова в обгоревшие уши.

– Хватайте мага! – кричали, поспешая за магистром, крещёные.

И Фабиус не знал, остановит ли их церковный забор.

Глава 20. Слишком маленькая чашечка яда

«В раю, конечно, климат получше, зато в аду гораздо более приятное общество».

Тристан Бернар

В Аду и на земле . День 13-й

С самого утра, а утро в верхнем Аду лишено солнца, это всего лишь движение призрачных токов, вызывающее некую особенную бодрость, но иногда и головную боль, старый демон Пакрополюс чувствовал себя так, словно всю ночь его били палками.

Казалось бы, он должен торжествовать. Именно этой ночью ему удалось починить зеркало.

Демон посулил выгоду чертям, те подсуетились и, запросив значительную цену, раздобыли где-то новую шестерёночную начинку.

Черти были слабы, но вездесущи. Они единственные не ощущали дискомфорта нигде – ни в глубинном Аду, ни в мире людей. И всё благодаря шерсти… Но жадность этих созданий Ада обескураживала даже его же обитателей.

Шесть! Шесть карт выгоды отдал им за шестерёнки Пакрополюс! Карта такая давала в Аду возможность получить с него потом некие услуги, о коих пока не было даже договорённости. Они как ярмо давили теперь на тощую шею старого демона. Хоть он и выторговал у чертей довеском и кое-что для себя.

Зато Пакрополюс снёсся, наконец, с тварью земной, пригрозил ей весьма удачно, назначил разбирательство по угодному Сатане делу о похищении фурии. А потом…

Потом откуда-то вылез этот мерзкий инкуб, как будто без него там не было тошно!

Воспоминания о проклятом Борне стали последней каплей.

Пакрополюс потёр стенающий лоб, покопался в завале камней, нашёл драгоценную коробочку с ярко-алым порошком, засыпал две щепотки в железную чашку, вроде тех, с какими отправляются в поход туристы, и зачерпнул кипятка из горячего источника в углу личной просторной пещеры. Подул... Отхлебнул... И губы его сами собой растянулись в улыбке облегчения и восторга.

Вот оно, утреннее блаженство! Такое дорогое, контрабандное…

Не обманули, черти! Яд был наипервейшей крепости, с нежным миндальным душком! Как он бодрит с утра! Это, конечно, разорение, покупать у чертей незаконно доставленный из Серединных земель яд, но утренняя головная боль в купе с ночными бдениями…

Пакрополюс подцепил деревянными щипчиками лист пергамента (на большом плоском каменном столе у личного трона их лежала целая стопка) и принялся читать, отчёркивая иногда строчки когтем так, что на пергаменте появлялись подпалины.

Понятно, что по отчётам чертей, предоставленным по запросу комиссии по морали – а Пакрополюс как раз просматривал сейчас отчёты – выходило, что границы с миром людей чаще всего нарушают полуразумные твари. На самом деле их, разумеется, чаще всего нарушали сами черти. Вот тот же яд и пергамент, откуда брались, спрашивается?

Но кто мог уличить чертей в Аду? Отчёты-то составляли они. Это у них в шерстистых лапах не горела даже людская бумага.

Были, конечно, и демоны, умевшие приглушить свою огненную силу, чтобы разбирать мерзкие бумажки. Но большинство их, как Пакрополюс, держали листы деревянными щипчиками из адского древа, чтобы не задымились ненароком. Ведь дела им больше не было, только примеривать течение огненной крови к глупым придумкам людей…

Пакрополюс отхлебнул и сожалением уставился на показавшееся донышко. Людские придумки – это было то, перед чем пасовала адская магия. Нет, он мог сейчас наполнить чашку магическим аналогом яда… Но что от него толку? Суррогат он и в аду суррогат!

Демон вздохнул, вытряс в глотку последние терпкие капли…

И тут в мозг ему постучали.

В Аду дверей нет. И проблема контакта – это проблема рангов. Сильные и не узнают о тебе, как ни скребись, слабого – оденут на руку, словно перчатку, а равный равному подаст особый сигнал, по сути, напоминающий стук внутри черепа. Мол, разрешите объявиться и в ваших внешних пределах?

Пакрополюс едва не поперхнулся:

– Что за чертовщина!

Однако не угадал. Визитёром оказался бес. Вертлявый, гладкий, но вместе с тем степенный и важный.

Здесь надо пояснить, что в Аду есть три значимые политические силы – конклав демонов, сонм чертей и бесовская ложа. И все они постоянно злоумышляют друг против друга.

Сонм чертей был силён последние столетья, ведь нижним Адом правил старый чёрт Якубус. И вот теперь черти больно шлёпнулись с самой вершины дерева власти, а демоны и бесы – торжествовали и питали надежды.

Бес, возникший на пороге пещеры Пакрополюса, был молодым, но уже довольно почётным членом ложи. Рыльце у него было сытое, наглое и вполне соответствовало имени – Анчутус. Рогов бес не имел, шерсти – тоже, но Пакрополюс слышал, что являлись среди бесов, порой, и волосатые, словно черти. И потому разглядывал Анчоуса с подозрением.

– ? – спросил он.

– ! – ответил бес.

И добавил уже вслух:

– Дельце есть, почтенный Пакрополюс.

Тот нахмурился. Какой приличный демон будет иметь дело, или даже хотя бы «дельце», с бесом?

– Зря вы так, почтенный, – осклабился бес. – Мы, бесы, тоже имеем свою правду. А правда эта в том, что мы, конечно, не демоны, но и не черти. Вы понимаете, в чём цимус, почтенный?

Пакрополюс хмыкнул. Похоже, у беса имелся свежий компромат на чертей. Может быть, появится даже возможность оштрафовать их и вернуть утраченные карты выгоды?

Он с сожалением заглянул в пустую чашку, но там не было больше ни капли. Демон посторонился мысленно, и бес протиснулся в пещеру.

Пещера Пакрополюса была велика и горяча. С потолка, правда, покапывало, по углам поддувало... Зато – близко к правительственной резиденции.

– Я слыхал, вы починили зеркало? – спросил бес, озираясь и измеряя кубатуру жилища Пакрополюса своими завидущими глазами. – У меня есть к вам деловое предложение. Конечно, мы, бесы – это как бы, не черти, но у нас, у бесов, тоже налажены в Серединной Земле некоторые связи. Мы поможем вам отыскать и вернуть Алекто.

– А что взамен? – нахмурился Пакрополюс, абсолютно не верящий в альтруизм себе подобных.

– Пустячок, – заулыбался бес. – Отдайте нам голову людского мага.

И тут яд подействовал, наконец! В голове Пакрополуса взошло солнце, и он прозрел на всю глубину собственного идиотизма.

Что было с ним ночью? Он включил зеркало, увидел в нём лицо некого человеческого мага и решил, что так и нужно?

А кто этот маг? И почему зеркало активировалось именно рядом с ним? Что это за местность была в нём, в конце концов?

И кто вообще знает, где должно было пробудиться зеркало? Почему не в столице людей, где Совет магов собрали бы в одночасье?

Что за чертовщина? Неужели опять происки чертей, потерявших трон, но не желающих расставаться с властью в Первом Адском круге?

Демон с тоской уставился в пустую чашку. О, эта утренняя головная боль!

Однако нельзя было показывать растерянность и слабость: бес так и сверлил Пакрополюса своими острыми глазками.

– С одной стороны… – глубокомысленно промычал демон. – Человеческий маг есть просто человечек. Что он на вселенских весах, в сравнении с Девой Алекто? Но не всё так просто, мой «друг»…

Пакрополюс дёрнулся было угостить незваного гостя контрабандным ядом, но пожадничал и широким жестом пригласил его посидеть у кипящего в углу пещеры источника. Сернистые пары – тоже прекрасное угощение, не так ли?

– С другой стороны… – продолжал он, усаживаясь поудобнее. – Это, я полагаю, самый великий из низких людских магов, ведь зеркало привело нас именно к нему…

Бес поморщился, засучил ногами, но Пакрополюс уже увлёкся речью и витийствовал, не замечая, что гость совсем не рад его словесной игре.

– …а Алекто – всего лишь женщина, что серьёзно облегчает её ценность. Что есть женщина – как не средоточие неумеренности, глупости и стремления к роскоши?

Пакрополюс закинул ногу на ногу (если его нижние конечности можно было назвать ногами) и приготовился осветить вечную тему – бедные демоны (черти, бесы, големы) и их адские бабы.

Бес оскалился и даже несколько осатанел. Похоже, мыслями и зрением он переместился сейчас в совершенно иное место, что было обычным делом в Аду. Не хочешь слушать собеседника – загляни в соседнюю пещеру. Вдруг там женская баня?

– Что есть баба, как не скопище пороков? – старый демон погрузился в воспоминания, и губы его растянулись в сладострастной улыбке. – С такой точки зрения, согласитесь, «друг мой», даже презренный человечишко, будучи мужеского полу…

Бес ожил, нервно завертел головой, но снова остекленел глазами, опять переключившись на что-то во вне. Потом заморгал и спросил коротко:

– Сколько?

– Сатана повелел нам спасти Алекто и наказать похитителя! Если похититель – человеческий маг, могу ли я сокрыть его от Сатаны? – Пакрополюс не спешил с аргументами. Он планировал торговаться с бесом всю долгую неделю ожидания приезда людского Совета магов.

– Бес поёрзал нетерпеливо. И вдруг взвыл, в ужасе растопырив невидящие глаза:

– Убей мага! У тебя есть зеркало! Убей его!!!

С высоты церковного алтаря на магистра Фабиуса мрачно взирал служитель церкви Сатаны. Бледный, тревожный, похожий на летучую мышь в своём подобии плаща. Он был явно обеспокоен творившимся на площади. Значило ли это, что и Отец людей Сатана был обеспокоен бунтом в Ангистерне? Или служитель его имел собственное мнение?

Фабиус коротко кивнул священнику, прошёл через круглый алтарный зал и скрылся за чёрным гобеленом, что отделял одну из особых комнат. Маг знал их все (церкви были устроены единообразно), и выбрал ту, что вела к клетками, где сидели вороны, опутанные волошбой. Эти птицы были способны лететь к заданной цели, не принимая пищи и не теряя направления, пока не падали мёртвыми.

Он выбрал одну из шести, самую крепкую, с мощным клювом, достал из клетки и посадил на руку, защищённую перчаткой. И тут же услышал приглушённые крики и шум. Неужто толпа, потеряв всяческий страх, пытается ворваться в церковь?

Маг нахмурился, вспомнил про оставленного во дворе Фенрира, про мальчика, которого бросил на Кровавой площади, вручив ему повод чубарого…

Он быстро миновал короткий коридор, нашаривая свободной рукой магистерский амулет, и нырнул головой за занавеску, глянуть, что там, в алтарном зале? Не ломятся ли в него со двора бунтовщики?

Не увидев ничего особенного, маг с вороном на руке вышел в круглое нутро церкви, где крики стали ещё слышнее, подошёл к высоким дверям во двор, таясь, выглянул наружу.

Отец наш Стана! У церковной ограды столпилось уже столько орущей черни, что не видно было земли. Пестрота лиц, крики, сливающиеся в единый звериный рёв...

Фабиус потряс головой – искажённые гневом, лица казались ему похожими друг на друга. Они были изуродованы единой гримасой, печатью зла на челе. И мерзкий запах витал над ними: запах подступающей к горлу крови!

Как это вышло так скоро? Пока маг был на площади, призывы к бунту показались ему слабыми и беспомощными.

Фабиус сосредоточился, обостряя магическое зрение, машинально потянулся разумом к инкубу, и видение его улучшилось необычайно. Он заскользил по приблизившимся лицам и… отшатнулся. Ворон с шумом слетел с его перчатки, тяжело опустившись на мозаичный церковный пол.

В толпе взмётывались палки, к небу взлетали клочья пёстрой одежды. Фабиус молился и смотрел, снова давая окрепнуть демоническому зрению.