Текст книги "Магистериум морум (СИ)"

Автор книги: Кристиан Бэд

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 24 страниц)

– Так что же ты нашёл в Гейриковых ямах? – спросил маг.

– Я расскажу. Но сначала я спущусь на кухню за пирогом и вином, – Саймон поднялся и направился к дверям. Обернулся. – Ночной горшок вы легко достанете из-под кровати, если опустите вниз левую руку.

– Только не с рыбой… – крикнул ему в след Фабиус.

Пирог оказался с луком и зайчатиной, сочный и вкусный. И вино – не самое скверное.

– Я просидел полночи, болтая со стражей. Я лечу там узников, а иногда и охрану, – рассказывал Саймон. – Беру недорого, формально я всё ещё ученик. Охранники благоволят ко мне, норовят поболтать о своих болячках. Я видел, как начался бунт, и вовремя бежал.

Он встал, отрезал магистру хлеба и сыра.

– Ешьте, как следует, вас ведь недолго удержишь в постели.

– И что было дальше? – магистр взял горбушку и откусил, запив вином.

– Не получив иного задания, я решил, что нужно продолжать поиски магов.

– Я просто не смог ответить на твоё письмо.

– Теперь я понимаю. Но тогда… Я крутил задачу и так, и эдак. И на рассвете решил посетить тюремное кладбище. Сам не знаю, на что я рассчитывал, думаю, интуиция толкнула меня. Казалось бы, кто же будет хоронить магов под своими именами? Но я ходил и читал надписи на могильных плитах. И вдруг услыхал плачь. В общем-то, плачь на кладбище – дело обычное, если кого-то хоронят. Но тут я, похоже, был один. Кто же плакал? Я присмотрелся и заметил рыдающего мальчишку.

– На рассвете?

– Это и мне показалось странным. Если бы я увидел его вечером, когда горожане приходят семьями навестить могилы… В общем, я подошёл к нему и заговорил. Так мы познакомились с Хелом. Он и показал мне место, где двенадцать веков назад горожане поставили виселицы, чтобы казнить трех магов, подписавших договор с Сатаной вопреки воле городского совета. Виселицы давно сгнили, но к удивлению своему я увидел, что кто-то восстановил их на том же самом месте. И свежие кости лежали под ними. Я нашёл обломок фибулы и остатки плащей.

Саймон встал и принёс со стола простую деревянную шкатулку. Магистр раскрыл её. Фибула была обычной, серебряной, как и ветхие куски ткани явно были когда-то глубокого синего цвета…

– Тройная жертва на месте другой такой же жертвы, – пробормотал маг. – Они вызывали фурию….

– А Хел… Как он узнал про это страшное место?

Саймон замялся.

Магистр вспомнил удивительно светлые прозрачные глаза мальчика, словно туман заливал их, его странную физическую силу и устойчивость к «ветру мёртвых». Нахмурился:

– Он человек?

– Магистр, я… – замялся Саймон. – Я обещал не говорить вам.

– Пожалуй, я уже догадался сам, – усмехнулся магистр. – Он из той хищной демонической мелочи, что обитает в Ангистерне в тайне и от людей, и от тварей. Ты послал его следить за мной, ибо перемещаться он может мгновенно. И сила его – сила не мальчика. Чем он питается?

Саймон вздохнул.

– Хел – порождение высших демонов. Он способен питаться не только душами, но и эманациями людей. Сильными чувствами. Потому ему и нравятся кладбища. В наш мир он попал крохотным комочком слизи, прилипшим к чьей-то ступне. Свои его не очень-то признают, для этого имя его должно быть оглашено в Аду. Хел больше держится людей, но ему тоскливо без сородичей. И иногда он плачет. Совсем как ребёнок, только слёзы у него розоватые и испаряются с шипением. Не гневайтесь, магистр. Мы с Хелом и в самом деле следили за вами.

– Удивительно, как долго я изучал демонов, и как много узнал о них теперь, – вздохнул магистр.

Саймон вскинул глаза, не понимая, гневается ли Фабиус.

– Я не сержусь. И не обижу твоего Хела. Тем более что я сам вынужден сейчас доверяться его собрату.

Маг протянул Саймону пустой кубок, простецкий, глиняный.

– Помоги мне встать. Мне нужно ехать, и это – более чем срочно. Ты был очень полезен мне. И твой Хел тоже. Если останусь жив – я сумею отблагодарить вас. Сейчас же – нам лучше расстаться и побыстрее.

– Нет, – Саймон решительно собрал со стола склянки и кисеты с порошками и сложил в холщовую сумку. – Я уже расстался с вами один раз и жалею об этом. Если бы не демоническая природа Хела – вас затоптали бы в толпе, хлынувшей с площади. Мы пойдём вместе. Я врач больше и не отпущу вас одного!

– И вообще перестань дурить, маг!

С этими словами воздух лопнул возле дверей, и в комнате объявился Ангелус Борн. На этот раз ещё и причёсанный по позапрошлогодней столичной моде, которая только и успела дойти сейчас до провинциального Ангистерна.

– Я искал тебя сознанием несколько часов, тщательно обследуя каждый никчёмный трактир в этом, проклятом Сатаной, городе! Ты обещал мне работать сообща!

– И я готов был сейчас же послать за тобой, – вздохнул Фабиус.

– Тогда убери деревяшки, я сам осмотрю твою руку!

Глава 23. Торг

«Покупайте землю, она уже не производится».

Марк Твен

Мир Серединный под властью Отца людей Сатаны.

Год 1203 от заключения Договора,

Месяц Урожая, день 13-й

Темнело, и на Ярмарочной площади запылали костры. Несколько сотен бунтовщиков решили не штурмовать Ратушу, а взять засевших в ней измором.

Магистр Фабиус прикинул, что внутри не более четырех десятков стражи, двенадцать членов торгового совета и трое магов, а из них – ни одного магистра. Борн, прислушавшись, уточнил, что маг в Ратуше всего один, двое же дерзнули утром выйти, чтобы успокоить толпу.

Фабиус вспомнил растерзанные трупы на церковной площади и кивнул. Демон не ответил. Он вглядывался в лица бандитов. У него был особенный интерес – инкуб подчитывал «своих».

Демон и маг сидели на крыше дома префекта и с комфортом смотрели вниз. Пили молодое вино, ели сыр со свежим хлебом. Рука у Фабиуса не болела, конь его жевал, наконец, сено в стойле, вот только... Алисса, встретив их во дворе, прикрикнула на инкуба совершено по-свойски. Мол, рубашка на нём снова побурела от жара, нельзя ли умерить? И тот тоже ответил что-то весёлое и дружелюбное, поразив этим Фабиуса в самое сердце.

О чём он думал, оставив женщину с инкубом? Демон настолько же прекрасен, насколько желанен его внутренний флюид. Совокупление с инкубом даёт человеку силу и долголетие. Могла ли Алисса?..

– Тридцать четыре адские тушки, не считая твоего малолетнего помощника! – констатировал, наконец, Борн.

– Хела?

– У него есть имя? – удивился демон. – Сомнительно. Имя дают при оглашении, когда юный сущий приближается к своему первому столетию, что, по сути, и есть его настоящее рождение. У нас рождение – это не грязь под ногами, а вхождение в свет. Твой же знакомец слишком мелок, даже на глоток не хватит.

– То-то он так боится тебя, – невесело усмехнулся Фабиус. – Неужто демоны пожирают своих детей?

– Что за чушь? – нахмурился Борн. – Я сказал всего лишь расхожую колкость.

Он вдруг дёрнулся, словно заметил внизу что-то странное, и на лбу его выступили мелкие красноватые капли.

– У тебя – кровь? – удивился Фабиус, тоже глядевший вниз и рассеянно дожевывающий горбушку, сыр с которой он съел в самом начале их позднего ужина.

Сыр был привозной, из горных поместий, где чудесно варят его. Маг давно не ел хорошего сыра, сиднем сидя на своём острове.

– Это не кровь, а выпот, – поморщился Борн, озираясь, чем же вытереть лицо. – У нас нет крови, хотя иногда, для удобства, мы употребляем ваше слово.

Не найдя ничего подходящего, инкуб вытер лоб рукавом рубашки. Белоснежная ткань тут же побурела и даже слегка задымилась.

– Хлопок тонковат, надо бы крапиву или лён… – покачал головой маг. – А от чего этот выпот? Ты потеешь? Или это результат напряжения мыслей? Я видел раньше, что у инкубов выступают на коже розоватые капли, всё-таки больше похожие на воду. Ты же потеешь по виду совершенной кровью. Ты так напряжён или это особенность жизни в более глубоком Аду?

– Напряжёшься тут… – казалось, Борн с сожалением разглядывает испорченный манжет, но на самом деле взгляд его уходил из-под руки вниз, в толпу на Ярмарочной. – Их уже тридцать пять! Тридцать пять, маг… Тридцать пять моих сородичей долгие годы живут здесь, в Ангистерне, нарушая Договор, подписанный самим Сатаной. И о чём они думают сейчас? О том, как вымолить себе прощение? Нет! Они хотят штурмовать Ратушу, чтобы захватить в городе власть. Гнев Сатаны может быть страшен, если они вернутся в Ад, но собираются ли они возвращаться? И я чую, как в Первом круге Ада столпились сейчас вокруг магического зеркала демоны, бесы и черти. И они тоже не знают, что из всего этого выйдет.

Фабиус задумчиво посмотрел вниз, делая лёгкое усилие, чтобы приблизить фигурки людей и нечисти:

– Что-нибудь да придумаем. По крайней мере, силы, противостоящие нам, ясны теперь. Бунтовщики и их главарь, некто Барбр, представляют интересы Ада на земле. Крещёные – являются собственной силой, и оружие их – опасная ересь. Также есть простые горожане, те, кто был обманут бунтовщиками, но таких осталось совсем мало.

– Противостоящие нам? – изобразил недоумение инкуб. – А кого представляем «мы»?

– Я представляю магистерскую власть. Ты – мой союзник. Запертые в Ратуше – представляют власть гражданскую, которую мы не дадим уничтожить.

– Как просто… – хмыкнул инкуб. – А после?

– А после мы решим с тобой наши внутренние проблемы. Разве ты претендуешь на власть в мире людей?

Борн покачал головой.

Фабиус кивнул:

– Я так и полагал. Думаю, у тебя есть вопросы лично ко мне.

– Пожалуй, – согласился демон.

– Может, ты ищешь сатисфакции? Всё-таки я не безгрешен перед Сатаной…

Борн не ответил, но зрачки его вспыхнули, а потом и вся радужка налилась алым.

Фабиус, не желая реагировать на выплеск непонятных ему эмоций, перевёл взгляд на яркие цветы костров на площади. Раскаиваться он был не готов.

Да, ему исполнилось сорок, когда он убил своего первого инкуба. Всего же их было четверо. Инкубы казались магистру лёгкой добычей, он научился похищать их, не оставляя следов, как он думал. Но сколько верёвочке не виться… Тем более – теперь ему и не нужно бессмертие. Ему не для кого жить вечно.

Борн беззвучно окликнул Фабиуса, заставив того поднять голову, и заглянул в глаза:

– Но зачем ты убивал их? Это же бессмысленно? Даже будь ты ведьмой, смерть инкуба оборвала бы энергию вашей связи. В чём польза, маг?

Фабиус криво усмехнулся:

– Это если убивать быстро. Но можно поступить умнее. Похищенный инкуб запирается в пентаграмме, его средоточие, медленно угасая, питает и обновляет твоё тело несколько дней. А потом…

Фабиус словно наяву увидел, как схлопывается тело инкуба, распятое в пентаграмме, выдавленное в небытие его собственным, разрушающимся естеством. Как молния поражает фигурку из соломы и тряпок, которую маг нарекал именем «похитителя» демона и обрекал на его адскую месть…

Борн глядел, не мигая. Кажется, он не знал о таких обрядах, но увиденного ему было достаточно:

– Инкуб связывается с вызвавшим так, что лёгкие флюиды его постепенно перетекают в тело мага? В конце концов, пленник сдувается, словно бурдюк, из которого выпили воду, и дыхание Серединного мира буквально выдавливает его пустую оболочку в междумирье… Но ведь для этого нужна эмоциональная связь? Проще всего её получить путём плотской любви… Неужели ты решался на соитие между инкубом и тобою, маг?

Фабиус пожал плечами:

– Чего не сделаешь ради бессмертия.

Борн замолчал, задумавшись.

Снизу, со двора донёсся звонкий мальчишеский смех. Там, в темноте, Хел играл с кошкой. Фурия разошлась не на шутку, но юному демону вряд ли были страшны её острые когти.

Саймон сидел чуть поодаль на брёвнах, что привезли для укрепления ворот, и, пристроив рядом не гаснущую от ветра магическую свечу, перебирал травы в своей сумке, что-то раздражённо бормоча под нос, но в игру не вмешиваясь.

– Эти двое нашли друг друга, – усмехнулся демон. – Демонёнок и кошка. По разуму они где-то сродни. Непровозглашённый сущий и Потерявшая облик. Смешно.

Губы его даже не попытались изобразить улыбку.

– Смешно, – так же безэмоционально согласился маг.

– Но это же противно понятиям людей о совокуплении? Мужчина и инкуб? – Борн глянул искоса и отвёл глаза.

– Совокупление с демонами вообще противно понятиям людей, – угол рта Фабиуса дёрнулся в неудавшейся усмешке.

– Ты так хотел жить вечно?

– А что может быть сильнее этого желания?!

– Сильнее? Желание просто жить, маг! Жить и дышать, как остальные. Делать глупости. Нарушать правила. Сходить с ума. Кем ты стал в своём бессмертии? Есть в тебе что-то живое?

Фабиус тяжело вздохнул. Последние его годы текли всё утомительней. Он тяготился слугами, необходимостью есть и спать, одеваться, управлять хозяйством, даже зима и слякоть безмерно огорчали его. Всё, кроме изучения наук, он делал по обязанности и долгу. Ему казалось, что наука поглотила его всего.

Жил ли он? Если сумел пережить всё вокруг себя? Всех?

Он стал вспоминать людей, живших и умиравших рядом с ним. Хорошо помнилось лишь самое начало – смерть матери. Потом была пропасть, венчало которую…

Нет, этого он не будет даже вспоминать. Смерть жены до сих пор висит на его груди неподъёмным камнем. Не стоит демону знать об этом.

А мать… Мать уходила легко, будто кто-то, пробегая мимо, накрыл вдруг её лицо полою плаща. Только что губы матери улыбались, и вдруг завяли. И весна её стала зимою.

Маленький Фабиус даже не плакал, пока ему не сказали, что маму по обычаю закопают глубоко в холодную землю. Он не понимал, зачем? Видел лишь, что нечто лёгкое ушло из её тела.

Смерть матери была неведомой жертвой, устроенной кем-то чужим. Отец Фабиуса не исполнил обряда и пощадил жену. После рождения сына он сгорел от лихорадки в считанные месяцы. Такова была плата за сильный дар, доставшийся Фабиусу. Жертвою должна была стать мать, но вышло так, что стали оба.

А потом были его собственные первые жертвы. Бессмысленные. Неразумные. Так обучали мастерству в академии, куда сироту отправили после смерти матери. Поначалу это были лягушки и змеи, потом мыши. Наконец, учитель в классе, где Фабиус был он одним из самых младших, принёс в клетке пушистую рыжую лису.

Она была блестяща и гладка, шерстинка к шерстинке. А на хвосте – белое пятно. Её сущность следовало выделить из тела в магическом опыте. И именно это Фабиус запомнил, как своё первое убийство.

Инкубы же… Их ласки казались настоящими, людскими, но кого он видел в них? Мышей или лягушек?

– А почему не суккуб? – поинтересовался Борн.

– Они слишком похожи на женщин, – машинально ответил магистр и пожалел.

Потому что перед глазами всё-таки встал образ умирающей жены.

Тогда он уже знал, каково это будет. Ему хватило одной женской смерти. Смерти маленькой пушистой лисы с белым пятном на хвосте. Больше он не хотел бы пробовать, но бытию всегда всё равно. И оно говорит, – выбирай. И жизнь для него – не больше чем горсть песка, что течёт на вечные весы воздаяния. Песок падает на чашу, но весы эти никогда не качнутся. И никогда не наступит правосудие. Потому что никто не знает правых и виноватых. Нет таких богов, кто знал бы наверняка.

Вот так и маг знал, что ему не суждено понять, прав он или виноват. Может, соитие с инкубами и было противоестественным, а может быть, и нет. Инкуб – не человек. Его органы лишь похожи на таковые у человека, он не справляет естественных надобностей, не носит в себе семя.

Фабиус вспомнил смуглые тела своих любовников: невозможно гибкие и пахнущие пряностями. Кожа их была сродни дорогим тканям, дыхание – как мёд…

– Тебе понравилось? – спросил вдруг Борн и глаза его, потускневшие во время размышлений, снова вспыхнули и разгорелись.

– Что понравилось?! – вскинулся Фабиус.

– Соитие с инкубом?

Фабиус в раздражении приподнялся, отряхивая с камзола крошки, и… уронил хлеб. Горбушка полетела вниз.

Демон расхохотался.

Что-то в недрах земли отозвалось ему, и он замер, прислушиваясь.

– Пора, – сказал Борн. – Я думаю, раз ты знавал уже прикосновения инкубов, не смутят они тебя и сейчас.

Он крепко обнял магистра и шагнул с крыши.

Объявившись на пороге малого совещательного зала городской Ратуши внезапно, и невзирая на запертые двери, магистр Фабиус и инкуб Ангелус Борн ввели в ступор и без того измученных страхом членов городского совета.

Вялая беседа оборвалась, и в полутьме слышны были теперь лишь треск свечей да перекличка стражников, рассредоточенных у входных дверей, на лестницах и в окнах второго этажа. На первом же – все ставни были заперты изнутри.

Тем не менее, Фабиус и Борн успешно миновали и запоры, и стражу.

В Ратуше имелось несколько совещательных залов. В малом лучшие люди города сидели сейчас для экономии свечей. На столе, кроме свитков и амбарных книг, были лишь вода, молодое вино да сыр, принесённый главой сыродельного цеха как образец для поставок в казармы.

Борн поморщился. Он не пробуя, понял, что сыр – отвратительный.

Членов городского совета наличествовало двенадцать – главы торговых гильдий, цехов, казначей и хранитель городской печати.

Фабиус знал, что полный совет составляет обычно от тридцати до пятидесяти уважаемых горожан. Видно, многие ощутили сегодня тревогу в утреннем воздухе и не решились прийти в Ратушу. Или у них нашлись иные причины отсидеться дома?

Магистр молчал, мрачно разглядывая людей. Людей ли?

Он искоса глянул на улыбающегося Борна: кого видит тот? Мага грызли сомнения.

Члены совета беззвучно томились вокруг длинного стола из морёного дуба. Во главе нахохлился старенький заместитель председателя городского торгового совета, мэтр Вабис, сухой, остроносый, губастый винодел. Сам глава успел с утра сказаться больным.

Молоденький тонконогий городской маг притулился с левого края стола, чуть в стороне от прочих. Он струсил и не пошёл на площадь вразумлять горожан. Теперь парню молча ставили в вину то, что он остался жив.

Рядом с ним страдал писарь, бледный, трясущийся от страха. Этот знал, что уж его толпа точно не пожалеет.

Совет успел созвать префект, дабы представить ему магистра Фабиуса. Город Ангистерн по обычаю Серединных земель был вассалом Церкви Сатаны, и Фабиус представляя здесь высшую власть. Покойный (уже лет двадцать) метр Грэ объявил его как столичного мага, образованного и наделённого особыми полномочиями. Он, видимо, назначил эту встречу, не сумев предположить, что Фабиус слишком быстро станет слишком опасен для него.

Разглядев лица, магистр понял, что префект правил в Ангистерне твёрдой рукой, допуская к кормилу лишь самых слабых из городской знати. Безвольные скошенные подбородки, плохо прикрытые растительностью, вялые челюсти… Мэтр Грэ тщательно способствовал отбору кадров. Только двое цеховых мастеров – суконщик да оружейный кузнец – казались людьми крепкими. Ну и молодой маг был в меру вертляв и бодр. Магов голосованием не выбирают.

Борн глядел на людей с усмешкой, и мешать Фабиусу в задуманном явно не собирался. На инкуба же смотрели с ужасом.

Оправившись от несколько неожиданного появления незваных гостей, мэтр Вабис поднялся на встречу и заблеял что-то, подобающее моменту. Искренности в голосе старика не было. Как и почтительности – магов в городских советах никогда не любили, и если бы Фабиуса разорвала толпа…

Но, к сожалению, не все проблемы решаются сами собой.

– … высокое присутствие такого дорогого нам гостя и его гм… сопровождающего его…

– Я тоже благодарю Отца нашего Сатану, что сохранил вас всех в добром здравии! – отрезал магистр, усаживаясь напротив мэтра Вабиса. – Начнём же!

Скалясь, рядом уселся Борн. И с удовольствием уставился на молодого мага, единственного, заподозревавшего в госте нечто знакомое.

– Ждать штурма – бессмысленно, – начал магистр в лоб. – Один Ратушу я не удержу, разве что уничтожу полгорода. В такой тесноте нет места избирательной магии, а нападающих много. Не думаю, что хорошо будет разрушить ратушу, чтобы уберечь её же от бунтовщиков!

– Но ч-что же т-тогда д-делать? – продребезжал Вабис и начал громко сморкаться в манжет.

– Нужно договариваться, – сказал Фабиус твёрдо.

– С б-бунтовщиками и бандитами?

– Да хоть с бесами, – усмехнулся магистр, вызвав у Борна приступ веселья.

– Но… – поднял, было, голос молодой маг, и тут же едва не захлебнулся – рот его наполнился вязкой патокой.

Он сделал несколько глотков, выпучившись и дёргая кадыком. На глазах выступили слёзы.

Борн продолжал демонстрировать безупречные зубы.

– Я предлагаю вызвать главарей бунтовщиков в Ратушу и пообещать им безопасность, – сказал Фабиус.

– Э-э… было бы гораздо разумнее… – замялся Вабис.

– Перебить их здесь же? – сощурился маг. – Возможно, мы так и поступим. Власть на то и нужна, чтобы нарушать клятвы.

Члены совета заёрзали неуверенно: да, нет ничего проще, чем наобещать черни с три короба, но ведь потом обычно меняют и голову, которая это наобещала.

– Выбора нет, – сказал Фабиус. – Иначе бандиты захватят Ратушу и изобразят здесь свою власть. А на следующее утро, как только они откроют ворота, город захлестнёт волна беженцев, и начнётся уже настоящий ад.

– Б-беженцы п-покинули город, – проблеял Вабис.

– Лишь те, кто умер, – вклинился невысокий плотный горожанин с эмблемой суконного цеха. – Многие бежали к реке и ночуют там. А у городских стен каждый час добавляются их сородичи. Горожане боятся, кто-то распускает слухи об идущей следом чуме.

– Как зовут тебя? – спросил Фабиус.

– Лобуш, мейгир, – наклонил коротко стриженую голову суконщик.

– Пойдёшь с нами, мастер Лойбуш, – кивнул Фабиус. – Мэтр Вабис выйдет к толпе и призовёт главарей на переговоры в Ратушу. Мы пойдём с ним, дабы поддержать его. Медлить дальше некуда.

– Эй, Кибо? Не надоело вам тут торчать? Трубани-ка в свой горн, пусть откроют нам двери? Разве ж мы тронем кого-то, а, ребята?

– Гойда!

– Айдате по домам, служивые! – кричали бунтовщики стражникам, стоящим в окнах второго этажа и на балконе, с которого раньше частенько обращались к толпе префект и члены совета.

Почти все стражники набирались из таких же горожан, что осадили ратушу. Их знали в лицо, и особой злости к ним не питали. Но были в страже и наёмники. И вот этим костлявая серьёзно грозила снизу сухоньким кулачком.

Фабиус вывел на балкон мэтра Вабиса, поддерживая его под острый локоть – ноги у старика идти не хотели. Суконщик напирал сзади. Никто и не заметил, что Борн исчез вдруг, растворившись в тёмном коридоре Ратуши.

Узнав мэтра Вабиса, толпа заревела:

– Прочь!

– Пришлых не нать!

Затрубил горнист, призывая к тишине.

– Свободные горожане! – тонко закричал мэтр Вабис. Его пальцы вцепились в плечо магистра так, что тому захотелось оторвать от себя старика и швырнуть вниз. – Город не примет беженцев, если таково слово ваше! Хотите вы их?

– Не-ет им!

– Не нать!

Откликнулась толпа.

– В Ратуше ждут тех, кто скажет своё слово за всех горожан! – рявкнул Фабиус, перекрикивая гул. – Пусть выберут пятерых! Они донесут ваше слово!

– А где префект? – заорал кто-то, и его поддержали рёвом.

– Префект болен! – крикнул Фабиус.

– А ты кто?

– Я – магистр Фабиус Ренгский! Присланный сюда Советом Магистериума! Полномочный решать, кто будет кормить беженцев из Дабэна!

Толпа зашумела. Внизу начался торг. Настоящих бандитов, бесов и крещёных предложение Фабиуса не устраивало совершенно, зато оно устраивало рискнувших бунтовать горожан, не самых бедных, бедняки-то как раз разбежались.

Нечисти нужно было время, чтобы перенастроить людей на свой лад, а лишнего времени сейчас не имелось ни у кого.

– Да пусть побухтят, ночь длинная! – раздавались крики.

– А пусть выходят сюда, к нам!

– Неча нам в ратушу итить!

– Гейте самя на площадь! На помост!

Фабиус прислушался к шаткому равновесию, понял, что настаивать на своём бессмысленно, и крикнул в ответ:

– Хорошо! Пусть пятеро от вас встанут на помост! Только пятеро!

– А ваших скоко? – заорали из толпы.

– Наших – трое! – крикнул Фабиус и оглянулся.

Борна за спиной не было.

– Пойдёшь? – шёпотом спросил он суконщика.

– Дети у меня… – пробормотал тот.

В конце концов, сопровождаемые десятком стражи, из дверей Ратуши к толпе вышли магистр Фабиус и молодой маг. Между ними, поддерживаемый под локти, висел мэтр Вабис.

Его опустили на лавку, сооружённую кое-как на помосте. На другую лавку, напротив, уселись выборные из толпы. Но и знакомый Фабиусу бельмастый, и явные главари разбойников остались стоять внизу.

Это сказки, что есть у разбойников своя особая гильдия. Во тьме остатков человечности – лишь банды, делящие город, как каравай хлеба на куски по ширине ртов. Их трудно собрать в одно.

Стаи бандитов можно использовать для разжигания пожара: словно дрова, они раскалят камни, которые потом долго будут держать тепло.

Но без этих камней пожар тут же угаснет. И как только исчез с горизонта загадочный Барбр, разбойники ушли в тень, словно бы не зная, что им делать дальше. А вот ушлые цеховые мастера, коим не достало уже не хлеба, но пирога, мигом послали к Ратуше подмастерьев понадёжнее.

Город был обеспокоен болезнью префекта, беженцами, которых в зиму навязывал Магистериум, да и у цехов были давние споры за привилегии и торговые места.

Вот потому почти все выборные из толпы оказались вдруг подмастерьями из тех цехов, чьи мастера не пришли сегодня в совет.

Такой «бунт» был хорошо знаком магистру Фабиусу. Он уже видел, как лилась кровь, когда цеха не моги поделить своё и чужое. Знал и то, как нужно прекращать подобные свары.

Худо было, что горожане разграбили церковь, убили священника. Теперь грех этот делал их особенно злобными. Но смерть можно выкупить деньгами, перевести её в унылый торг из-за монет, что он и намеревался устроить. Хотел и припугнуть, но тут некстати куда-то запропастился Борн.

Толпа гудела. Стражники то и дело сталкивали с помоста лезущих наверх лишних.

Горожане выкрикивали угрозы, взирали на магистра яростно, отыскивая в его лице пороки, что толкнули их на такое неслыханное деяние, как церковный погром.

Ведь не могли же они сами решиться на бунт против церкви? Значит, плохи были её магистры!

Фабиусу не помешал бы сейчас демон, чтобы прочесть их мысли. Лица были видны плохо, по ним метались тени, факелы слепили тьму, но не давали света.

Магистру стало страшно: справится ли он один с толпой в сотни глоток?

Он всегда избегал людей. Искал уединения. Ему казалось, что теперь перед ним встали все, чьи дела он должен был когда-то решить, но не решил. И вот они пришли к нему требовать ответа.

Глава 24. . Справедливость

«Иногда свет в конце тоннеля – это уже адское пламя».

Народная мудрость

В Аду и на земле. Ночь.

Весь день старый демон Пакрополюс в ужасе смотрел в зеркало.

То, что произошло у людей – не лезло ни в какие рамки. Двуногие словно взбесились, позабыли не только про договор, но и про ценность собственных, далеко не бессмертных жизней. Про то, что любой бунт искупается многими жертвами. И смерть будет брать не только из тех, кто виновен. Таков закон на Земле и в Бездне.

Когда толпа бросилась в церковь и растерзала священника – бедный демон едва не зажал глаза и уши. Но тут же рядом с ним возник проныра Анчутус и завопил: «Убей мага! Это всё он! Он виноват!»

И Пакрополюс поддался поначалу. Начал искать, вглядываться в похожие лица глупых двуногих горшков с душами. И вдруг они стали двоиться у него в глазах, обретая совсем не человеческие, а прямо-таки родные, адские черты!

Сначала демон решил, что ему мерещится, что он переутомился, вглядываясь в коварное механическое зерцало, или его сегодняшний утренний напиток был слишком крепок. А потом он кинул взгляд на покривившуюся морду Анчутуса и осознал – бес тоже видит пляску личин!

Пакрополюс вгляделся пристальнее… И ему стало не до людского мага!

Там, внизу, в маленьком городе Ангистерне, замаскированные под человечков, сновали черти и бесы!

Он обернулся к Анчутусу и понял, что тот давно и прочно по уши в этой истории. И заинтересован в том, чтобы она продолжалась себе тихо и без помех.

Пакрополюс прямо-таки оторопел от отвратительных желаний Анчутуса. Встопорщился, застыл в праведном адском гневе.

Бес попытался торговаться, но с демоном не особо и расторгуешься. Тогда Анчутус спешно откланялся, и Пакрополюс остался один.

Старый демон уселся у зеркала и стал смотреть вниз, ужасаясь, страдая и пытаясь понять – что же происходит там, у людей и сущих? Почему ведут они себя хуже взбесившейся слизи, что с шипением лезет иногда ни с того ни с сего из горячих подземных источников? Как же вышло, что нерушимые адские законы оказались не твёрже ломкого туфа? И как Сатана просмотрел всё это беспределие?

Демон взирал на Ангистерн, глаза его наполнялись красной влагой, потом высыхали, потом – снова наполнялись… И выхода он не видел.

К ночи Анчутус всё-таки рискнул опять заглянуть к Пакрополюсу, приведя с собою для моральной поддержки Тиллит… Но было уже поздно.

Они не успели даже поговорить. У проклятого Борна имелся свой план. Инкуб во всеувидение объявился внизу на людском помосте и объявил себя Изгоем!

После этого Пакрополюсу оставалось лишь наблюдать.

Анчутус и Тиллит – покинули его. Они тоже знали, что объявивший себя Изгоем – равен в притязаниях самому Сатане.

Ангелус Борн отряхнул прах Ада со своих ног, оповестил, что больше не чтит его законов. Таким образом, и законы постепенно переставали иметь над ним власть.

Только силой сущие Ада могли теперь сладить с бунтовщиком. И Анчутус первый вспомнил, что проклятый Борн был сослан на окраину из самых глубин Преисподней, а это означало, что имел он гораздо больше сил и могущества, чем самые грозные демоны Ада верхнего…

Пакрополюс сидел и смотрел.

Демон не мог покинуть свой пост, ведь это он был главой этой проклятой комиссии по людской морали. Не мог он и спуститься к людям – это означало бы окончательно уронить себя. Ведь что будет с его карьерой, если Борн с позором изгонит его с Земли?

Пакрополюс страдал, и даже думал о лёгкой и благородной смерти, которая вполне доступна и бессмертному, лишь пожелай…. когда изображение в зеркале зарябило вдруг.

Старый демон захлопал глазами, полагая, что это они его подводят, но… Ярмарочная площадь всё равно рассыпалась языками теней и пламени, и в зеркале возникло лицо проклятого Борна.

– Ты один? – инкуб вгляделся в красные глаза Пакрополюса. – Давай поговорим как демон с демоном, честно и без увёрток?

Старый демон закивал, ошарашенный внезапным явлением Борна и его странным предложением: честно поговорить с Проклятым?

– Я не спрашиваю, что ты планируешь делать. Варианты твои мне понятны, и один хуже другого, – продолжал инкуб. – Ты не можешь обратиться за помощью в нижний Ад, ведь тебя же и сделают виноватым. Ты не можешь рассчитывать на помощь чертей и бесов – им выгодны интриги, тебя же и подставят. А один ты всё равно не сумеешь выловить в Серединных землях всех мелких сущих, что сбежали из Ада. Мне же – ты тем более не противник. Но я устал мерзнуть в вашем предбаннике и не планирую возвращаться. Здесь, у людей, нисколько не хуже. Забудь обо мне, и я присмотрю за Серединным миром так, что Сатана ничего не узнает, и всё пойдёт по-прежнему.