Текст книги "Магистериум морум (СИ)"

Автор книги: Кристиан Бэд

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 24 страниц)

Где-то в дальних пещерах лава подточила свод, и глухо плюхались, обваливаясь, гигантские камни, заставляя гулко вибрировать туф под ногами Борна. Можно было искупаться под этот домашний размеренный гул. Но инкуб явился сюда не для купания. У него была более соблазнительная и нужная цель. И он чуял, что цель эта уже на подходе.

Сейчас он видел всё разом – всю сеть огромных раскалённых потоков, уходящих в сладкую глубину Ада. Эта сосредоточенность зрения стоила ему большого напряжения, но и добыча не заставила себя ждать. Тёмное пятно мелькнуло в одной из пещер, сместилось чуть дальше…

Она!

Борн встрепенулся и исчез, оставив лишь тающий отсвет своего горячего тела. Тут же от стены отклеилось Адское Покрывало, похожее на кусок мрака, и припало к следам на камне, поедая самые мельчайшие капли выпота от плоти инкуба. Безмозглые твари Первого круга – всеядны.

Борн же объявился в другой пещере, ещё более обширной, и спрятался за валун.

Он успел вовремя. Тень ещё только сгущалась, прямо на его глазах превращаясь в юную очаровательную демоницу. Чёрную, как смоль, с алыми губами и ладонями, большеглазую, с крохотными ножками, слегка похожими на копытца.

Демоницу звали Тиллит, и имя это было как звон водяных капель, разбивающихся о сталагмиты.

Её нежный запах смешивался с серными парами, и этот ароматный коктейль слегка кружил Борну голову. Но инкуб не торопился. Он был опытным соблазнителем и знал, что всему требуется время и место. Место было определено, оставалось дождаться подходящего момента.

Демоница подошла к лавовому потоку, потрогала ножкой, насколько горяча сегодня «водица»…

О страсти демоницы к купаниям Ангелус Борн узнал давно и случайно. Было время, когда он, одинокий, годами сидел на берегу, задумчиво отслеживая потоки, и однажды, блуждая умом по соседним пещерам, заметил купающуюся Тиллит. Демоница была молода и соблазнительна – отчего было не посмотреть? И почему бы потом, не отвлекаться от своих раздумий, разыскивая её гибкое чёрно-красное тело?

Сначала Борна всего лишь умиляла её тяга к купаниям. В Первом круге их считают детской забавой. Но ему ли было судить Тиллит? И он долгие годы просто наблюдал. Не подглядывал, нет. Какой смысл подглядывать в мире, где все и так предельно обнажены? Он сидел и смотрел на неё, а потом….

Демоница Тиллит вытащила из лавы ножку, хихикнула и с разбега ухнула с головой! Только пузыри пошли!

Борн улыбнулся за своим каменным укрытием. Он через камень видел легко, Тиллит же была ещё слишком юна для таких умений и совершенно не замечала сидящего в засаде инкуба. Да даже и заметила бы, в чём конфуз? Лишь в том, что молодая супруга правителя Первого круга Ада предаётся детским забавам? Из этого мало что можно выторговать.

Борну нужен был конфуз поосновательнее. Ему больше не к кому было сейчас обратиться. Кто-то должен был устроить ему протокольную встречу с Правителем. А уж там инкуб попросит за сына, возьмёт на себя любые обязательства, лишь бы мальчика признали.

В первые годы своего добровольного заключения в Первом Адском круге инкуб имел отношения со здешними Правителями. И не безуспешные.

Пока не надоело льстить и носить маску идиота. Но ведь у него тогда и сына не было.

Тиллит вынырнула, тряхнула очаровательной головкой в слипшихся от лавы кудряшках. Всё-таки она была необычайно мила и до сих пор возбуждала Борна. Но вот об этом сейчас не стоило и вспоминать. Длительные отношения – дурной тон в Аду. Сейчас между ними возможна лишь ни к чему не обязывающая, случайная встреча старых знакомых…

Борн планировал сегодня воспользоваться врождённым оружием инкубов – соблазнить Тиллит, а когда она станет расслабленна и благодарна, вытянуть из неё обещание посодействовать его встрече с Правителем, где он попросит за Аро. Да, это было несколько… некрасиво, но что оставалось делать?

Наконец, демоница накупалась и наигралась с пузырями. Она выбралась на берег и стояла, подняв руки, ожидая, пока лава стечёт с неё.

Пора было выходить Борну. Он привстал неспешно… Но тут же с потолка прямо на Тиллит обрушилось гигантское Адское Покрывало! Седое от старости. С краями, покрытыми язвами и гнёздами пустотных червей. Покрывало было такого размера, что легко могло проглотить десяток таких, как Тиллит! Слишком молодых, слишком неосторожных!

Борн с рёвом вылетел из своего укрытия. Проклятья, выдыхаемые им, вспороли податливое тело обитателя подземных пещер. Адское Покрывало вздулось пузырём – Тиллит тоже не хотела умирать – а тут ещё и инкуб бил по нему всей мощью своего тренированного естества.

Адское Покрывало зашипело, словно бы сдуваясь, пошло алыми трещинами, Тиллит вывернулась из его уже не таких плотных объятий, и плюхнулась на камни, а Борн, озверевший от наглости неразумной твари, продолжал терзать её, пока не разорвал на куски.

Однако возраст его скоро дал о себе знать. Не усталостью, нет. В Аду возраст даёт не слабость, но выдержку, и Борн быстро сумел овладеть собой.

Адское Покрывало не было сильным противником. Оно имело шансы поесть, только напав исподтишка. И сейчас Борн не желал тратить энергию на добивание истерзанных лоскутов.

Он остановился, тяжело дыша не от усталости, а от гнева.

Тиллит сидела на камне, обхватив руками колени и вжавшись в них головой. Борн бросился к ней, но замер на полпути. Теперь он не знал, как объяснить демонице своё внезапное появление.

– Я искал тебя, – пробормотал он. – Хотел поговорить.

Тиллит всхлипнула, и инкуб, отбросив условности, уселся рядом и обнял её. Все его замыслы и планы стали вдруг неважными. Вот если бы они ещё не касались сына…

Борн ругал себя, но начать разговор не мог. Только гладил по голове судорожно вздрагивающую Тиллит. Супругу Правителя Первого круга Ада. Молоденькую сущность, едва разменявшую трёхсотлетие.

Тогда, девяносто лет назад, она не была ещё супругой старого козла Якубуса. Её связь с Борном вышла мимолётной, терпкой. По сути, инкуб воспользовался молоденькой дурочкой, соблазнив её… Но ведь это было обычным делом в Аду. И Тиллит не испытала неловкости или гнева, узнав, что такой хороший любовник обладает такой отвратительной репутацией. Она просто сказала ему: «Убирайся». С тех пор они и не виделись.

Борн ласково гладил Тиллит, разбирая кудряшки, и жидкий огонь всё быстрее бежал под его кожей. Мало того, Борн явственно уловил и встречное желание. Он нежно скользнул ладонями по плечам демоницы, ощутил, как ткани её становятся податливыми, как кожа льнёт к коже в порыве слиться в единое с ним. Такое горячее, томное, необузданное и… ласковое.

Инкуб заглянул в алые глаза Тиллит. Да, он всё ещё был желанен ей, несмотря на предрассудки и адский табель о рангах.

Пальцы демоницы оказались вдруг на его плечах, глаза вошли в глаза. Время остановилось, и вечность простёрлась над ними.

Он не знал, сколько прошло времени, когда «единое два» распалось. Сознание Борна испуганно заметалось в поисках ориентиров, ведь демоны, сливаясь в блаженстве любви, могут провести так столетия! Но оказалось, что они с Тиллит были вместе доли секунды. Лишь мир провалился для них в небытие. Сами же они любили быстро и судорожно, понимая, что им теперь уже совсем не положено сливаться всеми своими сутями.

Борн облегчённо выдохнул. И услышал такой же судорожный выдох, в котором были и боль, и радость, и облегчение.

– Зачем ты пришёл сюда? – спросила Тиллит негромко и хрипло.

У демона по спине побежали мурашки: она всё ещё была здесь – её запах, вкус, флюиды её огненного дыхания. Он не посмел соврать:

– Мне нужна встреча в тронном зале. С Ним.

– Зачем? – спросила она, удивлённо взмахнув ресницами.

Ждала, что инкуб будет рассказывать ей про любовь?

– У меня есть сын, я хочу добиться для него хоть какого-то положения в Верхнем Аду, – так же честно ответил демон.

– Сын? – удивилась Тиллит. – Я не слышала, чтобы об этом было объявлено.

– А он и не вступил ещё в Договор, – пожал плечами Борн.

– Но откуда же ты знаешь, что это именно твой сын? – демоница повернулась к инкубу и уставилась изумлённо, пытаясь считать мысли. – Мало ли уродцев плещется в лаве?

Борн не открыл для неё сознание. Тиллит не стоило пока знать всю правду об Аро.

– Я уверен, – сказал он.

И это тоже не было ложью. Хотя он мог бы и обмануть Тиллит, у него хватило бы опыта и знания натуры обитателей Ада.

Демоница задумалась. То, что Борн не врал ей, она видела. Не говорил всего, но и не врал. Он искал её по своим делам. И это ей не стоило расслабляться с демоном, имеющим настолько скверную репутацию. Но ведь она была так напугана этим гадким Покрывалом… Если бы не Борн, она… Она могла бы...

Тиллит встряхнулась. Ей даже думать не хотелось о том, что могло случиться сегодня. И её маленькая услуга будет совсем не потому, что Борн слишком много знает о ней. Нет. Она просто попробует быть благодарной.

Инкуб прочёл ответ в глазах Тиллит и покорно склонил голову.

– Ты гуляла в пещерах, и тварь набросилась на тебя, – сказал он. – И в благодарность ты всего лишь коснулась меня. Я буду вечно хранить память об этом.

Борн встал и торжественно опустился перед супругой Правителя на одно колено. Тиллит хищно улыбнулась, соглашаясь с его трактовкой их страшного приключения:

– Я думаю, Он примет тебя просто так. Он просто проявит милость, свойственную Правителям, и примет тебя в тронном зале. Готовься. О решении ты узнаешь сразу же, как только оно прозвучит под сводами.

Тиллит выпрямилась, отряхнулась и… растаяла.

Борн, опустошённый и расслабленный, поплёлся к выходу из пещеры ногами. И только уткнувшись в глухую стену, вспомнил, что умеет перемещаться иначе, но не отправился никуда. Лишь упёр лоб в прохладный камень.

Казалось бы, всё нечаянно сложилось лучше, чем он надеялся. Он хотел просить о милости, соблазнять, шантажировать, а судьба даровала ему шанс поступить благородно. Но… что будет с Тиллит, когда она узнает, чей сын Аро? В день заключения Договора правду будет сокрыть невозможно. Она прозвучит сама, в тронном зале, как ей и положено. И будет записана в Живую книгу адских договоров.

А если бы он сказал ей сейчас? Решилась бы Тиллит сама попросить милости для Аро? Нет! Ерунда, блажь! Она мечтала бы лишь о том, чтобы успеть скормить мальчика такому же Покрывалу, пока не оглашён Договор!

Выходит, он обманул её?

Но оглашение произойдёт, от него не скрыться. И Тиллит рано или поздно всё равно возненавидит Борна. Теперь – сильнее, ведь он сам сказал ей, что знает!

А что, если она догадалась? Потому и исчезла так быстро? Самой ей не под силу будет проникнуть в хитроумно защищённую пещеру Борна, но у неё много влиятельных родственников...

Демон нахмурился, резко обернулся, озираясь и собирая ориентиры для перемещения. И увидел, как куски недобитого Покрывала возятся у самого берега.

Проклятое племя! Он одним прыжком очутился у уреза лавы.

Поздно! Покрывало уже справилось со всеми биологическими следами встречи инкуба и демоницы. Если они и смешали кровь, тварь уже сожрала её!

Взбешенный Борн обрушил на кучу жадных обрывков весь свой гнев. Только искры полетели вместе с горелыми шматками плоти.

Разделавшись с Покрывалом, инкуб тщательно осмотрел камни. Кровь демонов живуча, а вдруг она забилась в какую-то щель? Но нашёл он лишь смешного скального червя. Безобидную тварюшку. Не пустотного, способного пожрать даже демоническую плоть, а гостя из самых холодных пещер на границе с миром людей.

Хотел раздавить и сжалился. Больно смешно изогнулся червяк, прикрывая в испуге плоскую голову толстеньким хвостом. Его эмоционального опыта едва хватило на то, чтобы ощутить угрозу. Вряд ли червяк понимал, что может сделать с ним Борн, но он жил и боялся. Как все.

А ещё ему было неуютно на голых камнях, где совсем нет скального лишайника. Верно, мелкий уродец вывелся на Покрывале и симбиотировал с ним какое-то время, подчищая отходы его жизнедеятельности. Теперь, без симбионта, червяка ждала голодная смерть.

Борн смотрел на тварюшку и ощущал себя таким же. Что было у него? Ни семьи, ни связей. Только ласка лавовых испарений, да сын, ради которого он и жил последние девяносто лет. Черти? Демоны? Он давно устал от них, как червяк, заброшенный в неподходящую для жизни пещеру.

Где Ад, великий и раскалённый? С его бурными интригами? С полётами в огненной толще, балами?

Борн вздохнул и поднял червяка. И обернул вокруг запястья. Червяк тут же слился в одно испуганное кольцо.

Пусть посидит. Он выпустит его в верхней пещере, более холодной, там, где есть для него подходящая пища.

Глава 3. Ворон – всего лишь вестник

«...Пришлите мне эту книгу со счастливым концом!»

Иосиф Бродский

Мир Серединный под властью Отца людей Сатаны.

Магическая башня на острове Гартин.

Год 1203 от заключения Договора,

Месяц Урожая, день 8-й

Утро у природы на этот раз вообще не получилось. Так думал Магистр Фабиус, вдыхая вместо прохладной свежести навязчивый дым пекарни. Как ни любил он уединение, но вокруг его магической башни постепенно выросла галдящая, шумная деревенька. Немногие, взятые на остров Гартин слуги, построили жилища, перевезли жён и детей. И теперь была у Фабиуса под патронатом не только провинция Ренге, славная своими шорниками, пивоварами и земледельцами, но и маленькая островная община – три конюха, прачки, кухарка, пекарь с помощниками, кузнец… Да всех теперь и не перебрать.

По утрам орали петухи. Нетерпеливо хрюкали, чуя, как варится им на завтрак буряк, свиньи. Хохотали и пели прачки...

Магистр вздохнул. Жизнь так и липла к нему, не давая уединения. Хорошо ли это было? Где-то и хорошо, если видеть только горячий хлеб к завтраку да чистые рубашки. Но во время приступов утренней тоски люди раздражали его своею суетой. Он и сам себя не хотел бы видеть сейчас. Но от себя – не сбежишь. Как и не рявкнешь на голосистых прачек, что чуть свет уже у моста со своими корзинами.

Да и понимал Фабиус, что рассвет не виноват в его внутренних метаниях. Что человек сам наклеивает на течение природных явлений ярлыки своих чувств. Но знание это никак не меняло его самого. И потому солнце его сегодня было тусклым, вода в реке казалась похожей на скисшее молоко, буковый лес за рекой – так и вообще почернел весь, словно осень уже уступила вожжи зиме.

На самом же деле над рекой начинался самый обычный восход, каких много бывает по ранней осени. С молочно-белой водой, с лёгкой дымкой над нею, с жалобными криками мелких птичек, что зовутся долгохвостками…

И тут откуда-то сверху вместо квиканья долгохвосток донеслось громкое скрипучее карканье, и Фабиус поднял глаза: на балкончике колдовской башни сидел здоровенный смоляной ворон.

Прачки тоже заметили страшную птицу. Заголосили, собирая все деревенские придумки про вестника беды. Но ворон был всего лишь вестником Магистериума. Просто начальство уже давненько не беспокоило магистра Фабиуса, и прачки подзабыли, как выглядят колдовские посланцы.

Маг пристально посмотрел на птицу и протянул руку. И только тогда вспомнил, что не успел надеть кожаный колет, а тонкий холщовый рукав рабочей рубахи не убережёт тело от когтей ворона.

Однако птица уже слетела на руку, вцепившись в неё, что твой орёл. Фабиус терпеливо погладил жёсткие перья, нащупал фальшивое, вынул осторожно и отпустил ворона кормиться и ожидать ответа. Потом, морщась, растер руку и отправился на конюшню. Там, в деннике любимого жеребца, его вряд ли кто-то решился бы побеспокоить.

Мальчишки-конюхи уже убежали к реке умываться, а больше – плескать друг в друга водой. В конюшне было духовито и полутемно. Лошади не заволновались, узнав мага, только его любимец, вороной Фенрир, нетерпеливо заржал и вытянул шею, принюхиваясь – нет ли чего вкусного у хозяина.

Фабиус вошёл в денник, похлопал по породистой морде, нахально учинившей полный досмотр карманам его прожжённого во многих местах фартука, и подбросил перо. Оно завертелось и пропало, а из флюидов воздуха соткалось лицо магистра Грабуса Извирского, одного из четырёх Придержателей Совета Магистериума, высшего органа магической власти в Серединном мире людей.

Грабус был древен, со скошенным подбородком и губами в ниточку. Многие обманывались, не зная, что старик не безволен, а попросту стёр себе все зубы, ведь ему давно перевалило за 200, и есть предел и эликсирам молодости, и ведьминской волшбе. Впрочем, магистр Грабус многое отдал бы за секрет, которым пользовался Фабиус – плотный и розовощёкий, словно тридцатилетний муж, хотя и ему уже сравнялось 166.

– Именем Отца нашего Сатаны! – провозгласила голова Грабуса.

И Фабиус ответил привычное:

– Именем Его Огненным.

– Магистериум призывает тебя, магистр Фабиус Ренгский, к делу секретному и опасному…

Голова начала озираться, не подслушивает ли кто? Но только Фенрир смотрел на неё выпуклыми влажными глазами.

– В провинции Дабэн осенние ливни размыли чумные кладбища. Совет при правителе ослаб, а магический совет – слишком беспечен. Сведения достигли столицы удручающе поздно. Дикие лисы и бродячие собаки уже разнесли чуму! – провозгласил Грабус и замолчал, давая Фабиусу сообразить самому, к каким это может привести последствиям.

Тот подумал немного и пожал плечами:

– Дороги Дабэна не идут напрямую через Ренге. Скорее, беженцы понесут чуму с севера на восток, ангонским трактом, если его не перекроют наши маги-лекари.

– Это верно, – согласилась голова Грабуса. – Кордоны будут поставлены. Но здоровым мы дадим уйти. И Магистериум желает, чтобы именно ты проверил и казну, и налоги в провинции Ангон. И дал бы нам отчёт, скольких сможет она прокормить в эту зиму.

– Почему – я? – удивился Фабиус.

С Ангоном его не связывало ничего, кроме странного письма одного из тамошних магистров, коим он, впрочем, так и не удосужился серьёзно озаботиться, поскольку писавший не был его особенным другом. Какие друзья в одной профессии? Партнёры да конкуренты.

Голова пожевала губами.

– Совет Магистериума не заявляет сиё официально, но всё-таки сомневается в прочности власти префекта, сидящего в Ангистерне, главном городе провинции.

Грабус моргнул и снял с лица официальное выражение.

– Неладно там что-то, Фабиус. Отчёты идут бойко. И так же бойко пропадают магистры магии, случайно проезжающие мимо. Провинция якобы скудна, а якобы и приторговывает – то лишним, неучтённым, то краденым. А год для посыла магистерской комиссии весьма неудачен. На Границах Гариена уже третью зиму лезут из-под земли адские твари, и все молодые знающие маги едут сейчас туда. В столице… – он кашлянул, напоминая магистру, что о болезни правителя Серединных земель не говорят вслух, но всем и так понятно...

Грабус нахмурился, видя, что Фабиус избегает его взгляда, поморщился:

– Знаю, что ты не охоч до базарной магии и сплетен, но больше мне сейчас не на кого положиться. А вдруг там и нечисть какая завелась?

Магистр Фабиус вяло кивнул. Мирские дела лишь огорчали его. Радость он находил в опытах и наблюдениях. Конечно, были годы, когда и он, направляемый Советом Магистериума, вразумлял жителей окраин и сражался с демоническими отродьями, лезущими временами из-под земли. Но их никогда не было особенно много, и Фабиус давно уже переложил эту ношу на молодых и амбициозных.

Магистра не прельщала карьера, хотя по мастерству он вполне мог бы войти уже в Магистерский Совет при правителе Серединных земель, а, может, и в Совет Магистериума. Однако он прожил достаточно долго, чтобы ценить лишь покой и игру ума. Людское – отталкивало его своей суетой. Конечно, получая из рук Грабуса магистерский камень, Фабиус, как и все, клялся защищать людей… Но ведь не торчать среди них!

– Вот и собери тут комиссию, попробуй – насупился Грабус, по-своему толкуя склонённую голову Фабиуса. – А ещё и чума...

– Я правильно понимаю, что просьба не официальная, и подписью и печатью не скреплена?

– Будет у твоей миссии хоть какой-то успех – подтвердим и печатью. Вскроешь делишки префекта – пришлю пергамент. А не вскроешь, так и отвечать не спрошу. Прощай!

Голова начала было таять, но проявилась вновь:

– Кстати, сообщаю тебе официально. Ходят слухи, что в Ангистерне опять проповедуют крещёные. Вот тебе и повод, чтобы установить там магистерскую власть через голову префекта, коли уж будет нужно. На это тебе печати не требуются. А накопаешь какой криминал – тут тебе и камешки в руки. Будет тебе и комиссия, и суд праведный. И ещё чего будет… Сам-то хочешь чего? Может, вторую провинцию?

Фабиус покачал головой. Он хотел лишь, чтобы его оставили в покое и не мешали заниматься исследованиями. Но объясняться был не намерен. Ангистерн, так Ангистерн. Ворюга префект? Крещёные? Прекрасно! Просто нужно успеть управиться до зимы.

Голова Грабуса кивнула, обозрела пространство вокруг и исчезла. Фенрир шумно вздохнул, сочувственно ткнулся носом магистру в ухо. Тот погладил его, пробормотав:

– Ну вот и прогуляемся мы с тобой. Застоялся ты в лето, а, баловень?

Жеребец тихонько заржал, подтверждая, что да, мол, застоялся.

– Сходим до чужих кобыл? Я вона – тоже застоялся! – скупо рассмеялся Фабиус.

Не хотелось ему собираться в дорогу. Но состоял он на службе, как и все маги Серединных земель, что достигли магистерского звания. И с членами Совета Магистериума не спорят, пусть даже это всего лишь один единственный член, не поставивший в известность прочих.

Фабиус вышел из денника, оглядел конюшню, отметив привычные чистоту и порядок, и направился к реке, сполоснуть лицо. Хоть ночь и была по большей части бессонной, но стоило ли нарушать неспешный рисунок жизни?

Он склонился над водой с деревянных мостков, что сам построил выше тех, где полоскали бельё и опять смеялись прачки, набрал в ладони ледяной воды, умылся, прочёл короткое: «Славься, Отец наш», посмотрел, как младшие конюхи играют, дожидаясь завтрака, в камушки, укладывая по пять круглых галек на тыльной стороне ладони, подбрасывая их разом и пытаясь поймать. Детская, но не простая забава.

Чего же хочет Грабус? Выслужиться? Но перед кем? Правитель, говорят, при смерти. В желание Грабуса спасти беженцев из Дабэна от голодной смерти Фабиус не верил ни на глей. Крещёные, разве? Хочет чужими руками жар разгрести?

Крестие было очередной ересью, что как поветрие побежала вдруг по всем провинциям Серединных земель.

Как началось? Фабиус вспомнил письма Крохмора Из Пущи, смешного носатого старика. Вот он и был первым, рассказавшим о сумасшедшем проповеднике, бродившем по Гариену.

Некто худой и оборванный пугал там людей рассказами о неведомом милостивом боге. Проповедник крепко пил, речи свои говорил в харчевнях и кабаках. А потом хватал кузнецов, а Гариен – город кузнецкий, за грудки и, дыша им в рябые курносые лица, восклицал: «Вот крест на мне, не вру!»

Может, и не врал, кто его знает? Пришёл оборванец издалека, шпионы и дознатчики скрупулёзно записывали за ним имена земель и правителей, но магистерская служба не обнаружила таковых в церковных книгах. Получалось, что земли эти были крайне удалены от мира Срединного. Может, и жил там какой-то бог, что защищал людей от Отца их Сатаны?

Ересь, однако, в Магистериуме приняли в штыки. Дальновидному Совету не понравился самовольный «защитник» людей, якобы спасающий их души от Ада.

Магистры полагали, что одна-две ереси крепкому государству даже во благо, если не несут они мыслей по-настоящему революционных. Но идея о спасении и посмертной жизни души не годилась тут даже теоретически. Ведь если завтра люди перестанут кормить адских обитателей своими душами, обрушится весь существующий миропорядок, скреплённый Договором с Сатаной. И тогда голодные демоны снова дуром попрут в человеческий мир за добычей. И вернётся беда.

Проповедника, чтобы упаси Сатана, не сделать из него мученика, быстренько опоили дурманом и подвели в пьяной драке под нож. Но ересь оказалась стойкой. С тех пор в провинциях постоянно объявлялись малые группы поклонников «милостивого бога» и разлагали речами чернь. Мол, веруйте, и души ваши спасутся от гибели в Аду. Хотя куда они, спрашивается, денутся?

Совет Магистериума выпустил эдикт, призывающий наказывать смутьянов изображением калёным железом либо широким палаческим ножом креста на самом видном месте – на лице, дабы показать, что никакой выдуманный бог защитить своих проповедников не может. Эдикт тоже вышел боком: вскоре крещёные сами начали уродовать лица, почитая это за некий божественный знак, по которому они после смерти попадут не в Ад, как все прочие, а в какое-то другое, тайное место. И как не объясняли людям магистры, что никакие знаки, поставленные на теле, не влияют на собственно душу – «крещение» лиц прижилось.

Фабиус не имел пока собственного мнения о ереси крещёных. Он понимал опасения Совета Магистериума: толпа, как собака, помани самым несусветным – она и пойдёт. Однако чума казалась магистру гораздо более серьёзной проблемой, чем нелепые людские россказни. Потому к версии «я расследую здесь ересь» он решил прибегнуть только в крайнем случае. Для начала же он предложит префекту простое объяснение своего визита: в Дабэне чума, и Совет Магистериума беспокоится, готова ли провинция принять беженцев. Некое официальное уточнение ролей, не более. А если префект поинтересуется, почему к нему не обратились через ангонского магистра Ахарора Скромного, то Фабиус просто сошлётся на дряхлость «официального» мага.

Ахарор оскорбится, конечно… Придётся нажить ещё одного врага.

Фабиус и ангонский магистр и так не были особенно дружны, но встречались. И именно Ахарор писал Фабиусу о неких странных происшествиях в Ангистерне. (Нужно будет взять с собой его письма, может и пригодятся).

Фабиус отправился в башню, в свою рабочую комнату на среднем этаже, где наблюдал за звездами, читал, составлял заклинания и проводил колдовские обряды. Он уже позабыл о том, что оставил там сына и вздрогнул, заметив разбросанные по полу книги, неубранный нагар на ещё чадившей пентаграмме… Самого же виновника беспорядка и след простыл.

Маг поморщился, постоял в дверях. Думая заставить мальчика убрать за собой, спустился в его комнату. Но Дамиен крепко спал, умостив на подушке обожжённые колдовским огнём руки. Подушка была мокрой, на полу перед кроватью ширилась лужа в островках тающего снега.

Фабиус долго смотрел на мягкие кольца русых волос, на нежные черты лица, слишком напоминающие материнские. И раздражение покинуло его. Магистр щелчком пальцев убрал беспорядок.

Всё это юность, сказал он себе. Парень подрастёт, и дурь выйдет из него сама. Главное – он одарённый маг и способный ученик. Нет тех, кто не бесился в юности, не отрицал авторитеты старших. Сейчас мальчик думает, что лучше отца знает, что ему читать и чем заниматься. Это пройдёт.

Фабиус ощутил, наконец, что равновесие духа установилось в нём. Маг поднялся в рабочий кабинет, собрал с пола книги. Аккуратно почистил пентаграмму от гари специальной щёточкой – магический инструмент требовал ручного ухода. Потом принёс с балкона стремянку и погасил свечи на стенах, изготовленные по его личному эскизу. Не прихоть, но необходимость.

Обряды требовали строгого сочетания элементалей – огня, воздуха, земли и воды. Для каждого магического предмета в соответствии с ними имелось своё предпочтение формы, цвета, материала. Если форма пентаграммы указывала на огонь, то цвет её должен был защитить элементаль земли, а камень – иметь фактуру, приемлемую для элементаля воздуха.

Работа окончательно успокоила магистра. Он любил своё дело даже в мелкой суете хозяйственной рутины. Многие десятилетия настраивал он сочетания форм и цветов в рабочем кабинете, достаточно сильное сочетание. Пожалуй, уже одна эта настройка помогла сегодня Дамиену слепить из огня саламандру. Но всё-таки сын проявил и личное мужество, и сообразительность. Это сводило на нет мелкие огрехи. А меч…

Фабиус вздохнул. Ему были очевидны мысли и поступки многих, но сыну он прощал то, что не простил бы и себе. Потому он решил дать мальчику возможность самому осознать своё предназначение. Не ломая его детских игрушек. Пусть он избавится от них, когда придёт его время.

Магистр и раньше замечал, что Дамиен посещает в Лимсе лавки совсем не магических книг. Что его влекут бессмысленные истории о рыцарях, выдуманных землях и городах. Мальчик не понял ещё, что такие книги – всего лишь призыв к мечтанию, но не к действию. Не стоит натягивать на себя одежды выдуманных героев. Книжные миры сродни мыльному пузырю – ткнёшь булавкой, и они лопнут. А булавкой может стать острое слово, меткое наблюдение или прозрение. Твоё собственное. Потому достойными книгами могут быть лишь книги о серьёзных науках.

Ничего, думал Фабиус, всё утрясётся. Он вернётся из Ангона и установит новые правила в общении с сыном. Дамиену нужно больше ответственности и самостоятельности. Он слишком загружен формальной учёбой по книгам, а магия – это ещё и познание жизни во всех её мелочах – в движении растительных соков, дыхании ветров, поведении людей. Без знания этого не будет хорошего мага. Мальчик начитан, но не знает простого. Это следует своевременно исправить. Нужно будет приблизить его к хозяйственным делам управления провинцией, к решению споров и конфликтов между слугами.

Магистр закончил уборку и приступил к делам дорожным. Первым делом он вынул из потёртого дубового сундучка связку последних писем. Письмо Ахарора лежало сверху, но маг не стал его перечитывать. Нужно было распорядиться сначала на период своего отсутствия, перепоручить обязанности по управлению провинцией… Кому и на сколько?

До Агнона было рукой подать – не больше двух или трёх дней в седле, если по лесной дороге. Но Фабиус подозревал, что задание ему дали не из простых, и отсутствовать он будет не менее малого лунного месяца, а то и весь большой. Как бы не заставил его Совет расселять и кормить беженцев. А у самого ещё не завершился подзимний сев ячменя, сушка яблок едва началась. Да и кому доверить подготовку первой варки осеннего пива?

Фабиус поскрёб бороду, выложил письмо Ахарора на маленький столик у стены, положил туда же молитвенник, вспомнив, что не прочитал положенное число раз утреннего «Гори, Отец наш, в пламени Геенны своей», отмахнулся сам от себя и быстро сбежал вниз. Пора было завтракать и писать в Лимс, городок ниже по реке, неофициальную столицу Ренге. В официальной сидел избранный народом префект, акстат, мэтр Тибо. Там справятся, нужно лишь сообщить о неожиданном отъезде, послав туда колдовскую птицу. Тибо, конечно, опять испугается ворона и говорящего магического пера, но что делать, раз такая спешка?

А вот городок Лимс и окрестности управлялись Фабиусом лично. Боялся акстат соваться слишком близко к магистру, сторонясь то ли ума его, то ли магии. Не так ладилось и у магистра с выбранным горожанами управляющим, как он хотел бы, но дела тот вёл аккуратно, недоверие же можно было стерпеть.