Текст книги "Магистериум морум (СИ)"

Автор книги: Кристиан Бэд

сообщить о нарушении

Текущая страница: 20 (всего у книги 24 страниц)

Яд в тайнике закончился, и Пакрополюс глотнул серной воды из горячего источника в глубине пещеры, умылся, прополоскал рот. Пора было приниматься за дела.

В правительственной темнице томился опальный Анчутус, Алекто в образе кошки была надёжно заперта пока в зеркальном зале. Нужно было решить, где взять магической энергии, чтобы конвертировать её обратно в фурию. А Анчутуса… Да Сатана знает, что с ним теперь делать? Ждать, пока издохнет сам?

Пакрополюс полагал, что с пленением Анчутуса порядок в Первом адском круге восстановится автоматически, но просчитался. Книга учла лишь фальшивое людское раскаяние, восстановив в Ангистерне церковь. В Верхнем Аду же всё ещё процветало безвластие. И корона всё так же сиротливо лежала на пустом троне. И никто не смел прикоснуться к ней.

Что же он сделал не так?

Демон тяжело вздохнул, потом принюхался… Но ленивые повара, пользуясь беспорядками в Верхнем Аду, всё ещё не сподобились развести костёр под котлом с грешными душами, и в зеркальный зал Пакрополюсу пришлось отправляться натощак.

«Эх, а ведь были времена, когда всё здесь было буквально пропитано сытными грешными парами», – грустно думал голодный демон.

Он чихнул и расканцентрировался, чтобы собраться на привычном уже месте – в подтронном зале перед магическим зеркалом.

И собрался. И понял, что в зале чего-то не хватает.

О огляделся, пронзая взглядом булыжники и железяки… Вроде бы всё на месте…Но…кошка? А где же кошка?

Смрад висел над серным источником. Лава бурлила внизу выплёвывая огромные пузыри. Тиллит смотрела в кипящую воду, сглатывая такие же горячие слёзы и теребя коротенькие кудряшки.

В верхнем Аду стало в последние дни совсем уж невыносимо. Население его, и без того хамоватое и беспардонное, теперь откровенно собачилось. Все адские механизмы власти совершенно пришли в упадок.

Без строгого правителя, руководящего тяжёлой дланью, никто не желал заниматься привычными делами – даже свиномордая стража разбрелась вчера из темницы, а повара разжигали один-единственный котёл, да и то лишь потому, что сами хотели есть...

Везде царило запустение: ни праздников, ни балов, ни обязанностей и службы. Все были заняты лишь тем, чтобы успеть обидеть более слабых, добиться незаслуженных привилегий, ограбить соседей или унизить сослуживцев. Торопились упрочить себя на неясное будущее, забывая даже про еду.

Стало страшно и голодно. А не уловленные души опускались тем временем в Преисподнюю, где, наверное, каждый день шли пиры и процветало обжорство…

Хуже всего было самым молодым и слабым, которым некому было теперь и пожаловаться на произвол. Вот и Тиллит этой ночью выгнали из любимой пещеры два старых матёрых беса.

Бес – не демон по силам и по уму, но эти двое были опытными, знали много хитрых заклятий, а за неё никто не захотел вступиться.

Бывшая супруга правителя не способна сладить с бесами, это же смешно? Это же новая шутка!

Тиллит всхлипнула, подняла камушек и швырнула в лаву. Правитель – и тот не понял бы сейчас её страданий. Сама виновата – не запаслась связями и проклятиями. Жила беспечно, не думая о том, каким может быть завтрашний день.

И вот… Кому она нужна? Глупышка, всю короткую жизнь по незнанию помогавшая многочисленной родне… Видно, именно за тем, чтобы в плохие дни все разом отвернулись от неё, ещё и дав понять, что законы плоти именно таковы, их не переделаешь. Оттолкни упавшего – в том благо. А поймают и накажут за бесстыдство – значит, не повезло. Но теперь и наказать некому…

Только Борн отличался от этой толпы жадных себялюбцев. Когда-то именно этим он испугал Тиллит. Не тем, что оказался был проклят, нет. Проклятый – это как раз симпатично для любой молодой демоницы. За что-то ведь прокляли? Значит, чем-то отличился между прочих?

Да, она готова была бы последовать за ним в изгнание хоть на землю, если бы не его увлечения книгами! И если бы не та странная мерзость, что выращивал он потом у себя в пещере…

Сын... Она навела справки и выяснила, что это был сын. Капля слюны и крови, что смешали они когда-то. Как Борн мог додуматься заботиться о бренном? Как? И совсем не заботиться о ней?

Да, Тиллит сделала ошибку и выбрала старого козла… Но она просто была слишком юна, чтобы смотреть на жизнь с более дальним прицелом. И вот козёл – мёртв, а Борн – недоступен. Он в мире людей. Отправиться туда – значит, нарушить договор с Сатаной и Адом.

Бесы и черти на земле, как дома. Они не боятся гнева Сатаны. Они слишком глупы и не понимают, что потеряют вечность. Она же… Она научилась бояться! Она хочет жить без страха!

Но... кто сказал, что путь к Борну лежит через изгнание из Ада? Да, она не способна рискнуть и явиться к нему на землю, но… Есть же кошка!

Тиллит всхлипнула последний раз и задумалась, перебирая в уме параграфы и статьи Адского свода законов.

В Аду правила таковы – даже если все знают, что обидели тебя несправедливо, никто не поможет, если ты не сумел обратиться в единственно нужное для такой помощи место. Либо кто-то этого не сделал за тебя. Но этот кто-то должен быть связан с тобой кровными узами.

Что-что, а генеалогию собственной семьи Тиллит знала отлично. Фурия приходилась ей тро-троюродной бабкой. И это давало некоторый шанс...

Сейчас за бедняжку Алекто некому заступиться. И видит Сатана, фурия пострадала несправедливо. Её вытащили на землю, лишили магии.

Кошка – по всем законам права, но помощи не дождётся. Пакрополюсу нужны трон и смерть Анчутуса, но он не будет тратиться, чтобы вернуть Алекто облик фурии. Только Сатана может восстановить закон и справедливость. Надо лишь пробиться к нему, донести до очей его и слуха...

А Тиллит использует помощь Алекто как повод поторговаться с Сатаной и на счёт себя! За труд по восстановлению закона и порядка в Верхнем Аду пусть он разрешит ей получить милость сопровождать в изгнании Борна! Ведь инкуб ему больше не нужен! Он же всему Аду объявил себя изгоем!

Тиллит верила – Борн не из тех, кто потеряет себя в отвержении. Нет, он создаст свой, великий мир. И она будет рядом с ним. Такая же великая, мудрая, прекрасная!

Оставалось отыскать кошку.

Первое, что сделала Тиллит, она высморкалась, пригладила кудряшки и отправилась в зеркальный зал. Там она и столкнулась с Пакрополюсом, не верящим собственным глазам и собственноручно ворошащим железный хлам и кости вокруг зеркала, в поисках «проклятой скотины».

Он даже запарился: хлама после ремонта зеркала осталось ой как много...

Тиллит сразу всё поняла.

– Черти ремонтировали? – спросила она с усмешкой.

Пакрополюс, упустивший и явление в зал бабы, и такое простое решение, взревел от запоздалой злости.

– Ну так чего ты стоишь? – поинтересовалась демоница.

– Пять! – заорал Пакрополюс, не подумав, что разговор этот не для глупой бабы. – Пять карт моей выгоды у этих чертей!

– Забавненько, – прошептала себе под нос Тиллит. (Пакрополюс был отнюдь не слеп, он видел, что закон в верхнем Аду больше никто не соблюдает, но почему-то боялся пока сам нарушать его. Стал слишком безволен?) – Но зачем им кошка? – продолжала она громко. – Может, ей что-то известно? Что-то, чего не знаем мы? Кошка-то видела всё, только сказать не может…

– Черти глупы… – буркнул Пакрополюс, подумав про себя: «Как и бабы».

«Ну-ну, – подумала Тиллит. – Тоже мне, умник!»

И она попятилась тихонечко, и исчезла.

Лишь оказавшись в одной из привычных ей по купаниям удалённых от тронного зала, пещер, Тиллит начала размышлять.

Она не доверяла Пакрополюсу. Она никому больше не доверяла.

Итак: черти украли Алекто. Но что же такого важного могла знать кошка? Разве что… она-то уж точно видела своего похитителя! И черти – первые догадались об этом.

Черти – самые слабые и глупые, но и самые хитрые из адских тварей. Недаром муженёк её был тупым чёртом, но на трон-то он сесть сумел! Дурной был, вздорный, вонючий – но хитрый. А ведь и верно – что созданию Ада в пустом уме? На барабан его не натянешь…

Что такое вообще есть этот ум? Умны ли те, что у власти? Не похоже. Значит, достигают её без ума? А ведь власть – лучшая доля, лучший кусок… В чём же толк, если не в уме? В хитрости?

Видно, черти как-то прознали, что Алекто похитил не Анчутус, и кошка – единственный живой свидетель в Аду. И тут же кошку спёрли. А «умный» Пакрополюс – ушами просучил.

Вот черти – эти не постоят за делами. Будь свидетельство Алекто невыгодно чертям, Ад содрогнулся бы уже, возвещая, что бедняжка издохла, неудачно искупавшись в лаве, а Пакрополюс обнаружил бы окаменевшее чучело... Но кошка похищена, значит – чертям настоящая картина преступления на руку. И лишь она, Тиллит, может нарушить сегодняшнее равновесие сил между демонами, бесами и чертями.

Кого же может опозорить Алекто? Бесы – и так в проигрыше, разве что демона? Да именно демона, раз это выгодно чертям!

Они пытались сторговать кошку у Пакрополюса, ведь у них есть его карты выгоды. Но старый демон поторопился прогнать их. И не понял, что торговали у него именно кошку. Старый самонадеянный демон! Тогда черти подсуетились и спёрли бедняжку Алекто!

Но как же Анчутус? Если не он, почему вина его была так явна? И – кто, если не он? Демонов нет на земле людей, разве что Борн… Неужели это он похитил Алекто?! Ах, изменник! Так это фурию он хотел её сделать своею супругой в изгнании?!

Тиллит так и подпрыгнула от возмущения! Ах, предатель!

Но… стоит ли торговаться с Сатаной, если можно сторговаться с Борном?

А как же договор? Может ли она нарушить его и спуститься на землю сама? Выгодно ли ей такое серьёзное преступление?

Но ведь если она получит Борна, ей и так придётся уйти с ним из Ада! Да и что ей терять? Она пригрозит инкубу разоблачением, он возьмёт её своей правительницей и построит ей новый Ад!

Ох! Ох, как это было бы прекрасно! Чудо! Просто чудо!

Анчутус безучастно сидел в углу темницы: тело его не желало жить. Бесы – не так беспринципны, как черти, и он не выдержал многих, нарушенных им законов. Можно было бежать – сегодня темницу покинул последний стражник… Но Анчутус бежать был не в состоянии.

Адский закон тлеет сам, так же, как и само Адское пламя. Твари его вольны лишь, когда соблюдают его. Нарушая же, они сами загоняют себя в силки.

Это свиномордые стражники рады тому, что закон в Верхнем Аду всё слабее. Опытные и сильные демоны – попрятались уже или ринулись вниз, к жару и пламени. Они ощутили, что истинно сильным – уже не место здесь. Ибо Ад помнит всё.

Лишь черти совсем не боятся закона, а черпают, что умеют, полными ложками. Анчутус же всё-таки был бесом, тварью, с более развитым осознанием мира. Он страдал, узрев вдруг всю пропасть, в которую погрузился ради власти в мире людей.

Ах, как сладка была эта власть…

Рядом с решёткой что-то звякнуло, Анчутус повернулся и увидал две лохматые чертячьи морды.

– Эй! – позвал правый чёрт пленника. – Видал такое?

За шкирку он держал Алекто, ставшую по собственной глупости кошкой.

Анчутус безучастно отвернулся. Нет, он не был виновен в истории с Алекто, но не было у него и сил оправдываться – так глубоко было его личное падение.

Но черти не отставали. Они отпёрли замок и оттащили решётку.

– Пойдём с нами!

– Иначе мы и тебя возьмём за шкирку!

– Что надо? – с трудом выдавил Анчутус.

– Пакрополюс – тупая бездарность!

– Адом будут править черти!

– Адом всегда правили черти! – прибивая друг друга, частили правый и левый.

– Сатана любит чертей!

– Сатана отдаст им трон!

– Пошли же! – левый чёрт потянул за собой Анчутуса.

– Предстанешь пред его пылающие очи!

– Разоблачишь обман!

– А ну стоять, мелочь хвостатая! – возле отодвинутой решётки образовалась Тиллит.

Кошка, почуяв, что и у неё появились шансы, зашипела, извернулась и вцепилась когтями в лапу левого чёрта, что держал её за шиворот.

Чёрт взвыл, пальцы его разжались и разъярённая Алекто, цепляясь когтями за камни, взлетела под потолок темницы.

А в потолке, разумеется, имелась небольшая круглая дыра. Надо же как-то подслушивать и подсматривать за заключёнными? Темницы-то экранированы от простого всевидящего взора.

Кошка со страху сиганула в дыру, и лишь сыплющаяся пыль показывала теперь, как споро лезет она по вертикальному ходу. Потом пыль перестала сыпаться, видимо, кошка попала в другую камеру. Вряд ли запертую: за отсутствием правителя тюрьма пустовала практически совсем.

Тиллит ощутила, как планы её рушатся, а сердце наполняется злою горячей кровью.

– Брысь отсюда! – заорала она чертям.

Те предусмотрительно попятились. Их было всего двое. Им пора было бежать за подкреплением.

Тиллит схватила Анчутуса за шиворот:

– Пошли, тряпка! Ты пойдёшь со мной к Борну! Уверена, ты тоже немало знаешь!

– Я не хочу на землю! – заорал испуганный Анчутус, сообразив, куда она его тянет. – Меня там убьют!

– Да ты и тут сдохнешь, из чего тебе выбирать?! – взревела Тиллит.

Черти сгинули, а на мягком туфовом полу темницы Тиллит трясла и трепала Анчутуса так, что реденькие волосы летели от него, словно перья из подушки!

Глава 31. Три бутыли рябиновой водки…

«Придёт день, и мёртвые скажут живым: «Что-то вы плохо выглядите…»

Современная шутка

Мир Серединный под властью Отца людей Сатаны.

Провинция Ренге, остров Гартин.

Год 1203 от заключения Договора, месяц Урожая, день 23-й.

Фабиус до позднего вечера распоряжался делами своей маленькой островной общины, но больше не мог сосредоточиться на домашней суете. Он размышлял, как сокрыть от Борна свои помыслы.

Магистр пощадил Хела, но поверил ему. Его слова хорошо объясняли поступки демона.

Вера… Как это больно…

Инкуб, наверное, сразу узнал про приключившуюся с мальчиками беду. Он явился в Ренге, но без Фабиуса не смог проникнуть на остров Гартин. И он знал, что магистр никогда не доверится исчадию бездны.

Потому Борн искал способа обмануть мага, а раз не мог обмануть словами, то старался добиться доверия всей логикой пути и поступков. Он выстроил сложную вязь событий, заставил Фабиуса предположить, что демон стремится к тому же: спасти детей. Но нужен ли демону человеческий мальчишка?

Ясно, что Борн хочет спасти своего Аро. Но как только Фабиус придумает, как разделить детей, демон, возможно, уничтожит и мага, и его сына.

У тварей Ада нет тех чувств, что магистр сам по глупости приписал Борну. И вот теперь инкуб занят… чем? Чем он, Сатана его забери, занят?

Магистр ощутил давящую боль в желудке. Ему не стоило так много и горячо думать, это было вредно для печени и кишок, но мог ли он теперь остановиться?

Надо хотя бы заварить травы, что притупляют реакции и вызывают сон. Пустырник, мелиссу… Но кто совладает тогда с демоном, если он сам, без магистра, придумает какую-нибудь дьявольскую шутку?

Маг хмыкнул и покачал головой: не много ли он о себе возомнил, полагая, что сумеет сладить с Борном?

Может быть, стоит призвать на помощь других магов? В Ангистерне члены магистерской комиссии не особенно вслушивались в россказни черни о неком «сияющем боге», что появлялся рядом с магистром Фабиусом. Маги резонно предположили, что всё это были фокусы Фабиуса, дабы удержать в городе власть. И вот сейчас, если магистр раскроет им все тайны этой истории, поверят ли ему?

Но кому стоит довериться? Грабусу?

Магистр отложил амбарную книгу, куда только что занёс две телеги навоза, отправленные с острова на берег.

Он вышел во двор, глянул в сторону моста, поморщился – на другом берегу Неясыти уже разбили лагерь крещёные. Не убивать же их, в самом деле! Хорошо хоть они дуром не полезли на остров, опасаясь магистерского гнева и его заклятий!

И тут перед магом прямо из ничего явился инкуб.

Одежду он растерял в каких-то своих скитаниях, кожа его исходила паром, на ней шипели и исчезали мелкие капли, глаза были остекленелы и неподвижны.

Прачка, тоже увидавшая демона, взвизгнула и побежала, упуская юбки и спотыкаясь, как птица, что уводит лису от гнезда.

Магистр же почти обрадовался. Ожидание закончилось, можно было действовать.

– Нам надо поговорить! – начал он в лоб. – Меня не устраивает то, что ты слышишь мои мысли, а я твои – нет!

– Но что я могу с этим поделать? – устало спросил Борн, едва шевеля губами. – Я же не Сатана, чтобы быть с каждым таким, каков он есть.

Демон замёрз, его бил озноб, неявный, впрочем, для человека. Разве что кожа инкуба слегка посерела, а радужка глаз стала тусклой, но таких мелочей разгорячённый думами маг сейчас в упор не замечал.

– Ты должен пообещать мне, что сам не станешь слушать моих мыслей! – нахмурился он, мучимый попытками не вспоминать о разговоре с Хелом.

– Хорошо, – безучастно кивнул Борн.

Ему было всё равно. Он промёрз почти до нутра, и тело его требовало огненного купания в родной горячей лаве. Он озирался, выискивая хоть что-то подходящее… огонь в очаге летней кухни? Не магма, слишком воздушен, но всё-таки…

– Идём в башню, – буркнул магистр и, широко шагая, пошёл вперёд.

И Борн бездумно потянулся следом, слегка размываясь от усталости и концентрируя плоть в точке каждого следующего шага. Слуги выглядывали едва ли не из-за каждой двери, провожая глазами странного незнакомца, появившегося ниоткуда. Незнакомца голого и шипящего, словно мокрая сковородка на огне. Исчезающего через полшага и появляющегося снова.

Сам магистр никогда не позволял себе пугать слуг дешевыми фокусами, вроде оборотничества. И теперь они были потрясены.

Поднявшись к себе, Фабиус в задумчивости рухнул в кресло, вцепившись в отросшую бороду, а Борн шагнул к камину, что маг разжигал сам, ибо слуг в башню он не пускал вообще.

Последние силы демона ушли на то, чтобы воспламенить взглядом поленья, к счастью, уже аккуратно сложенные в очаге.

Сухие дрова вспыхнули живо и дружно, и Борн, преклонив колени, со стоном запустил руки в огонь по самые плечи.

– Что ты де… – маг возмутился, было, но оборвал сам себя, заметив наконец странное состояние демона. – Замёрз ты, что ли? Так это надо водки! Постой-ка…

Он встал, начал копаться в сундуке за креслом, пока не извлёк большую глиняную бутыль, бережно обвязанную жгутом из соломы.

Магистр Фабиус сгрёб с одного из низеньких столиков, что стояли вдоль стен, грубую домотканую скатерть, бросил её у камина, водрузил туда бутыль, достал из другого сундука, что подпирал балконную дверь, две стопки, вырезанные из оленьего рога и плотно вставленные одна в другую, следом – волчью и баранью шкуры. Их он тоже бросил на пол, а стопки разделил с кряканьем и, зажав обе в кулаке, уселся рядом с Борном, даже не глянув, какая шкура попала под зад.

– Ну-ка, иди сюда, на тёплое! – стал командовать маг. – Глотни! Да и мне не помешает с устатку…

Магистр Фабиус торопливо обрывал самодельные печати с бутыли. Рябиновую водку он делал лично, и очень дорожил ею, считая первостатейным лекарством от зимней февральской хандры. Обычно раньше середины зимы Фабиус такие бутыли не открывал, но сегодня был случай особый. Демон замёрз – это ж надо!

Фабиус соскрёб сургуч с горлышка магическим ножом с серебряной рукоятью, другого не нашлось, разлил в стопки водку, по крепости, впрочем, напоминавшую хороший самогон. Огляделся в поисках закуски. Хлопнул себя по лбу и вытащил всё из того же сундука у балконной двери длинную, в локоть, полосу вяленой баранины, твёрдую, как деревяшка. Мясо он принёс в башню ещё перед отъездом в Ангистерн, чтобы оценить качество просушки, но позабыл о нём в суете.

– Вот и закусим с тобой, – приговаривал маг. – Может, и не жирно будет, ну так мы же и не жрать собираемся. Стопку-то не разлей!

Фабиус едва не вскрикнул, увидев, как неловко сползает Борн на овечью шкуру. Хотя пожалел не его, а водку.

Демон, однако, ничего не пролил, хоть упал на спину, и дышал теперь тяжело. Магистру пришлось приподнять его неожиданно холодную голову и поднести стопку прямо к губам:

– Ну-ка, по маленькой… – приговаривал он, пытаясь напоить инкуба.

Борн резко вдохнул, и напиток испарился. Только непонятно было, попал ли в горло?

Маг хмыкнул и налил ещё. Сунул стопку в руку лежащему демону. Резко выдохнул и быстро опрокинул свою долю. Крякнул: чудо как крепка и ароматна оказалась водка! Хороша была в прошлом году рябина!

Борну, вроде бы, стало чуть лучше. Он сел, помогая себе левой рукой. В правой – инкуб зажал стопку.

– Пей, пей, – маг понюхал баранину и стал отщеплять от неё волокна всё тем же магическим ножом: кто бы знал, куда делся кухонный, что лежал до отъезда на подоконнике?

Борн поднёс стопку к губам и глотнул. Напиток был холодным, но обжигал. Он, не понимая, дотронулся рукой до горла, по которому словно бы прокатился жидкий огонь.

– Мясом занюхивай! – поторопил маг.

И тут же сам опрокинул огненную жидкость, опять налил себе и демону, вытащив стопку из его малопослушных пальцев.

– Согрелся? – спросил он. – Какова, а?! Это только говорится, что водка. Зрелая рябина заливается крутым самогоном, чтобы горел…

– Горел? – переспросил Борн, едва шевеля губами.

Рябиновый напиток странным образом превращался внутри него в легчайшие пары, наподобие тех, что дают грешные людские души. Только водочный пар был ещё и горяч сам по себе, без греха.

Демон прислушивался к своему нутру и только теперь понимал, чем ему так нравилось раньше вино – оно тоже давало пары, но малые, едва заметные. Рябиновая же просто горела у него внутри, как будто сам он был вроде камина.

– Вздрогнули? – подсуетился маг, подсовывая Борну ещё порцию напитка. – Ты не поверишь, сколько возни требует настоящая рябиновка!.. – Маг привалился на здоровую правую руку, а стопку поставил на импровизированный стол из скатерти. Его потянуло на разговоры.

– Есть водка простая, деревенская. Надо взять зрелых ягод, очистить и обобрать их от стебля, перетолочь в ступе, положить в бочки, чтобы было до половины, залить горячею водою, укутать и увязать поплотнее, чтобы дух не выходил, и держать таким манером двенадцать дней и ночей. А как рябина закиснет, и верх в бочке покроется гущею, словно у винной браги, тогда брать из бочки, перегонять как брагу, и в четвертый перегон будет весьма хорошая водка. Но это – полная ерунда по сравнению с нашим с тобою напитком. Самому Сатане бы не стыдно…

Разглагольствуя, маг выпрямился, дотянулся до кресла и сдёрнул с него гобелен. – На-ка, накройся, вроде как знобит тебя!

Сам магистр тоже умостился у камина поудобнее, налил, глотнул и закрыл глаза, наслаждаясь ароматом и вспоминая, как сам резал чуть прибитые морозом тяжёлые кисти рябины.

– Мы с тобой тоже возьмём рябину, – продолжал он. – Годится не всякий сорт, а только сладкая, береговая. Собирают её после того как ягоды прихватят осенние утренники. Перебирают и моют ласково. Засыпают в бочонок, не уплотняя, до самой втулки и заливают самогоном. Можно тем же, рябиновым. Хорошо укупорив, ждут двенадцать дней, каждый день доливая по необходимости самогон. А потом в бочонок ввинчивается медный кран, и через него сливается вся жидкость и заливается обратно в бочонок, тем самым происходит перемешивание тинктур, дабы избежать повреждения ягод.

Маг вздохнул, вспоминая горьковато-сладкий дух от сливаемого напитка – ни капли в рот! Иначе магия приготовления будет нарушена!

Он приподнялся, дотянулся до стопки Борна. Опять налил обоим.

– Так вот, – продолжал он. – Через большой лунный месяц можно бы уже пить. Но мы с тобой лучше выпустим через кран 2 большие бутыли и дольём в бочонок свежей самогонки. А наши бутыли засмолим да поставим на год-два в погреб. Вот эта водка, что мы пробуем, с прошлого года. А есть у меня ещё в запасе заветная бутыль, коей уже три зимы минуло. Вот, верно, хороша!

Маг сунул в рот жёсткую мясную стружку.

– Ты закусывай, – подсунул он полоску мяса разомлевшему демону. – Согрелся, поди?

– Я-то – да. Немного, – поёжился Борн. – А вот он…

Демон показал магу левое запястье, где вместо браслета обитала на нём адская тварь.

Магистр присмотрелся и хмыкнул: похоже, тварь сдохла. Выглядела она совершенно окаменевшей.

– Я уже, было, свыкся с ним, как с…

Борн привычным жестом потянулся к шее… И вдруг обеспокоенно сел и зашарил по ней руками.

– Потерял чего? – удивился маг.

– Ошейник… – пробормотал демон.

– А точно, был ведь у тебя ошейник! – кивнул маг. – Потерял ты своё добро.

– Не добро это было… – Борн, словно не веря, покачал головой. – Выходит, я – более чем свободен теперь, если даже оковы Ада спали с меня?

– Ну так это надо обмыть! – откликнулся маг.

В голове у него уже слегка зашумело, но кто-то другой, хитрый, проснувшийся внутри, требовал пить ещё! Перепить демона, заставить его выболтать свои коварные планы!

Магистр разлил водку. Борн, продолжая водить рукою по шее, другою рукой потянулся за стопкой.

– Вздрогнули! – провозгласил маг.

Он выпил, налил и потянулся бутылью к опустевшей стопке инкуба.

– Теперь твой тост!

– А что это – тост?

– Это пожелание! – провозгласил маг. – Хорошая выпивка – дело колдовское. Нужен зарок, за что пьём.

– За Ад внутри нас, – предложил Борн.

Маг поддержал.

Он пил и закусывал, а демон закусывать забывал. Глаза его разгорались всё ярче.

«Пьян ли он?» – думал маг.

Сказанное Хелом не давало ему покоя.

– Скажи мне, – обратился он к Борну. – Почему ты ждал, огородившись стеной огня? Почему не мог без меня проникнуть на остров? Так ли велика для тебя была его защита?

– Не знаю, – пожал плечами инкуб. – Может, и не велика. Но неправильно открыв дверь, легко повредить её владельцу.

– Так ли? – поддельно засомневался маг. – Были ведь над островом и мои заклятия, а они – очень, очень сильны!

Фабиус говорил, а сам думал о том, может ли всё-таки врать этот странный демон? Ведь написано же в книгах, что Сатана – отец лжи? А Борн в каком-то роде его… гм… соплеменник? Порождение?

– Может быть, и сильны, – согласился демон. – Для человека. Но не думаю, что меня затруднило бы стереть башню в порошок вместе с её защитой. А вот войти в неё, не сломав? Я не знаю. И я не хотел пробовать. У меня осталось слишком мало не сломанного, если ты понимаешь, о чём я, маг.

– Верно, тебе сильно хотелось прибить меня, когда ты поднялся из Ада на землю? – продолжал допытываться магистр. – Когда увидел меня в доме префекта? Как же ты сдержался, а, демон?

Маг притворно захохотал. Он сам не знал, поверил ли инкубу. Сомнение – оно, как яд.

– С трудом, – хмуро согласился Борн.

– А теперь?

– А что – теперь? Мальчик прячется где-то на верхнем этаже башни. Я ощущаю, что он очень напуган, что мечется внутри самого себя, что не верит ни мне, ни тебе. Почему он не верит мне? Аро доверял мне всегда!

Борн приподнялся в порыве и со стоном опустился на шкуру.

– Где это ты так промёрз, инкуб? – поинтересовался маг, ощущая, что водка уже вполне позволяет ему задавать такие интимные и неприличные между чужими вопросы.

Борн с сожалением погладил на запястье окаменевшую тварь.

– Я поднимался над землёй, маг. Туда, где уже не светит солнце.

– И что там? – встрепенулся магистр. – Что ты видел? Как там всё устроено?

Демон потянулся и встряхнул ополовиненную бутыль:

– Ты говорил, у тебя есть ещё одна?

– Есть! Такая же! Да ещё и трёхлетняя есть! Рассказывай! – воскликнул Фабиус.

– …Ад внутри, в самой глубине. И везде над ним – земля, – рассказывал демон. – А сверху – небо над всем этим. А потом – пустота. И холод.

– Но как это – везде?

– Везде, маг. Куда бы я ни пошёл из Ада, телом ли, или только сознанием, везде я найду наверху землю. Не всегда там есть люди и города. Я видел много совсем диких или пустынных мест. А где-то на многие и многие дни пути – только горько-солёная, как твой пот, вода.

– Подожди... – перебил магистр. – Значит, Ад – внутри земли? Но тогда... Тогда получается... Получается, что мир наш – круглый? А вокруг него… Да, всё верно: вокруг него светило и луны... Значит, я был прав! Но как такое могло случиться с сущим?

– А мир вообще удивителен.

– Но ведь в книгах написано, что мир плоский!

– В каких книгах? – удивился Борн. – Я много чего читал… Ты опять проверяешь меня, маг? Не надоело?

Фабиус так и оторопел. Значит, демон прозрел все его коварные вопросы?

– Для этого не надо было читать мыслей, – усмехнулся Борн. – Видел бы ты своё лицо…

Фабиус озадаченно забрал бороду в горсть: выходит, и он не умел врать, если дело касалось личного блага?

– Давай-ка лучше споём? – предложил демон, безмерно удивив такой просьбой мага. – Песню ты всё какую-то раньше пел у себя в уме? Что-то про вишню?

– Про вишню?

Магистр едва глазами не хлопал: неужто демоны, напившись как следует, тоже ощущают потребность подрать горло? Вот так магия у вина!

Он подумал, откашлялся и затянул ломко и неуверенно:

– Вишня белая с ветром спорила...

Борн покачал головой.

– Не эта, но тоже про вишню и ветер.

– Оно и понятно, ветер – главный её враг. Стоит она такая белая… – магистру вдруг захотелось плакать. – Будто невеста…

И тут он вспомнил сначала жену, потом песню, и завёл тихо-тихо:

– Отцвела с морозу вишня. Полетели….

– Лепестки её, как перья белой цапли… – так же тихо подхватил Борн неожиданно приятным баритоном.

Второй куплет они уже пели громче, весьма довольные, что голоса их хорошо ложатся вместе.

Солнце встало, но осталось

Много ветра.

Ветра чёрного, что ветви гнёт и стонет.

И во всём краю одна стояла вишня,

И смотрела, как свет вешний в мари тонет.

Что стоишь ты тихо, вишня,

Что не плачешь?

Иль не веришь, что понятны ветру слёзы?

Мрак унёс все наши лучше надежды,

Лишь белеют на ветвях твоих плерезы.

– Плерезы? – удивился Борн, когда песня утекла, а водка потекла в стопки.

– Это старое слово. Верно, речь – о белых траурных нашивках, что делают ещё кое-где на рукава, – предположил маг. – Это очень, очень старая песня. Уже и слова её кажутся странными.

– Что значит – старая? – демон нахмурился.

– Время идёт, язык изменяется. Я даже не знаю, о чём это. Что за чёрный ветер, о котором пела мать? Всё забывается: слова, образы…

– Вы забываете старые слова? – Борн даже привстал.

– Конечно. В библиотеке Магистериума большую часть книг уже давно никто не может прочесть. Есть лишь апокрифы – списки мнений древних авторов. Но и они уже малочитаемы.

– Вот как? – демон выглядел потрясённым. – Для меня нет большой разницы в вашем языке. Но это значит, что ты и не читал ничего, о чём писали даже пару сотен лет назад? Не мог?

– Ну, почему – ничего? Магистерское образование хранит единый язык. Его создали такие же маги, как я, чтобы не растерять остатки знаний. Книги, написанные после эдикта о едином языке письма – я читаю легко. Однако и эдикту уже более трехсот лет. И уже часто случается так, что образованные люди говорят совсем иначе, чем чёрные. Из старого мы помним только песни. Вот, как эту. И мама её любила, и Райана…

Фабиус помотал тяжёлой головой и поднял почти пустую бутыль. И увидел там, внутри неё, свою жену. Её белое горло сжимал он теперь в своей руке.