Текст книги "Магистериум морум (СИ)"

Автор книги: Кристиан Бэд

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 24 страниц)

Радуйся, путник!

Найдёшь ты приют,

Если не сгинешь в дороге.

Ждёт Сатана душу твою,

Стёрты усталые ноги.

Но если вдруг ты услышишь напев,

Тонкой струной отзовёшься.

Вспомнишь с кем хлеб

Здесь делил и ночлег,

Вспомнишь и снова вернёшься.

Особенно хорошо пел тот, кого Хел назвал низшим – мелкий заштатный бес или чёрт – маг плохо различал без Борна их особенные черты.

Он слушал сей дикий концерт. Глаза его были сухи. Сердце молчало.

Нет, он не смог бы умереть сегодня. Не потому, что в душу его вернулась радость, но потому, что отвечал за тех, кто был с ним сейчас. А уедут Саймон и Хел, у него останутся те, кто доверился ему в Ренге. Жители острова на реке, горожане из Лимса. Он не один. Он должен жить и для них. Без него – любая банда дорожных хищников обратится в плотину, перекрывающую малые людские нужды.

– Пойте громче! – крикнул магистр, ощущая, что в груди у него загорелось живо, хотя и болезненно. – И пляшите!

Он обернулся к лекарю и юному демону:

– Поехали быстрее, иначе и к ночи не доберёмся до трактира «Под соснами», что у границ Ренге. Не спать же нам в лесу!

До трактира доехали быстро. Однако вид его не обрадовал уже Фабиуса. После встречи с бандитами маг был настороже и первым заметил странное: словно бы тонкое марево висело у них на пути, перекрывая, как сетью, дорогу к реке.

Он остановил коня.

Подъехал сонный Саймон, Хел подбежал и уставился на преграду, как щенок на чужака. Маг снова дотронулся до его почти человеческого затылка, предупредил:

– Тише, малый. Не шуми только. Что это, как думаешь?

– Это как сеть. Или верёвка, натянутая поперёк тропы. Нас ищут! – громко прошептал демонёнок.

Ноздри его раздувались.

– Нас ли?

– Нас! – выдохнул Хел. – Я чую особые метки. – Ищут любого, кто видел ли тебя, несёт ли от тебя письмо!

Мальчишку-демона трясло то ли от страха, то ли от возбуждения.

Маг ласково погладил его по голове и ощутил детский живой отклик маленького естества Хела. Нечеловеческого, но такого же ласкового.

Спешился Саймон, обнял ребёнка, прижав к груди.

– Что ж, – сказал он. – Заночуем в лесу.

– Проблемы это не решит, – нахмурился Фабиус.

Маг тоже спешился, сошёл с тракта, опустил руку в траву, шевеля пальцами. Через малое время вернулся, неся в ладони серенькую мышь-полёвку.

Мышь сидела на его ладони, оглядываясь с любопытством. Бусинки глаз поблёскивали. Маг склонил к ней лицо и прошептал: «Vade». А потом осторожно положил мелкую жизнь у края дороги.

Мышь встрепенулась и прыснула к лесу, уже на обочине исчезнув в короткой жухлой траве: для серой шёрстки хороша и осень.

– Ждём, – кивнул Саймон.

Но долго ждать не пришлось. Впереди послышался шум и звуки, словно в костре лопались каштаны.

– Вот это называется «и мышь не проскочит», – фыркнул Саймон.

– Магическая мышь, – поправил Фабиус. – И кто-то всё это изобразил для нас. Но не думаю, что он учёл воронов.

– Почему вы так полагаете, магистр? – удивился Саймон.

– Потому что магистерские вороны летали в эти дни и над Ренге. И мы не потеряли ни одного. Значит, маг или демон, учинивший эту преграду, слаб или глуп.

– Или он ждёт именно вас, магистр. Больше-то никому здесь не по силам оборотиться вороном. А караулят, чтобы никто не послал вам весточки о том, что творится в Ренге.

Маг удивлённо посмотрел на ученика лекаря.

– А ты не глуп!

– Жизнь подмастерья не легка, магистр. Вот так и учишься на подвохах.

Саймон опустил глаза, вспоминая годы младшего своего ученичества, из сплошных подвохов и состоящие. Тогда его выручал лишь малый магический дар, хитрость развилась позднее.

– Значит, ждут только меня… – пробормотал магистр. – Хорошо же! Они дождутся!

«Неужели, – думал он, – мстительные бесы решили лишить меня дома за то, что я вышвырнул их «барбра» из Ангистерна? Или это Борн? Но – зачем? Он мог бы расправиться со мною ещё там, на площади!»

Ответа не было. Но был план. Ясный и чистый.

Они съехали с тракта, нашли укромное место для ночлега.

Хел быстро отыскал ручеёк, расседлал и напоил лошадей, маг развёл бездымный колдовской огонь, а Саймон сварил похлёбку из лука, перца и вяленой рыбы. Горячее отлично пошло с лепёшками, что дала в дорогу Алисса.

Потом Саймон задремал, Хел встал на стражу, а магистр начал плести многослойную паутину личин. Он сотворил возок с призрачным «товаром» – большими кувшинами, укутанными в солому. Себя он превратил в торговца конопляным маслом, а на случай, если разоблачат вдруг, масло в его возке оказывалось крепким хмельным самогоном, коим запрещают торговать на вывоз.

Ночевать они всё-таки остались в лесу. Фабиус продрог даже под тёплым шерстяным плащом, поднялся до света, нашёл спутанных лошадей, что убрели довольно далеко в поисках скудной травы. Маг понадеялся на юного демона, а тот уснул, пригрев своим телом лекаря. Правда, он же и сплёл для спящих хитрое заклинание невидимости, но коням это уйти не помешало.

Вернувшись, маг понял, что не узнаёт место ночёвки, громко помянул человеческую глупость, разбудив Хела. Морок с полянки тут же спал, и маг понял, что память его не подвела, но, выйдя из-под пелены заклятья, он сам попал под его действие. Удивительный феномен. Он с любопытством взглянул на демонёнка, раздумав его ругать.

Путешественники поели холодное – в утренней сырости звуки и запахи готовящейся еды разнеслись бы слишком далеко, и тихонечко выбрались на тракт. И поехали, желая застать караулящих в самое сонное предутреннее время.

Глава 26. В огне и тумане

«О мёртвых либо хорошо, либо ничего, кроме правды».

Хилон из Спарты

Мир Серединный под властью Отца людей Сатаны.

Дорога на Ренге.

Год 1203 от заключения Договора, месяц Урожая, день 22-й.

Дорога вильнула, и впереди показался частокол из обтёсанных стволов молодых сосёнок. За ним и скрывался знаменитый в этой части тракта придорожный трактир «Под соснами».

Обустроен он был как небольшая крепость, и маг решил, что в самом трактире его ждут меньше всего. Ну кто бы, почуяв капкан, дуром туда и полез? Вокруг полоса мощного бора: казалось бы, оборотись в волка да беги? Но Фабиус решил порадовать коней овсом, позавтракать горячей кашей, а, может, отведать и жаркого из дичины с картошкой и луком. Ангистерн стоял на солончаке, картошка там почти не росла и маг здорово по ней соскучился.

Они подъехали, оповестили о себе криком:

– Эй, хозяева!

Но трактир словно бы спал. Тяжёлые ворота были заперты, вроде, по раннему утру, но не было и первых дымков, и звуков.

Магистр насторожился:

– Эй! – закричал он ещё громче.

Сырой воздух далеко разнёс голос, но более не случилось ничего. Не захлопали за забором двери, не засуетились слуги.

Маг нахмурился, подъехал к воротам и дёрнул створку. Она легко поддалась, и маг увидел в расширяющийся проём распахнутые двери выстуженного двухэтажного пятистенка с нарисованной на вывеске сосёнкой, пустую коновязь.

– Людей здесь нет, – прошептал Хел, шумно вдохнув воздух. И добавил. – Живых – нет.

– А мёртвые? – спросил магистр.

– Вон там, за конюшней, – Хел сощурился, всматриваясь сквозь деревянные дворовые постройки. – Целою кучей лежат.

– Значит, нас ждали. И ждали – сегодня, – подытожил маг.

– Забор высокий, и ворота крепкие, – Саймон тоже разглядывал трактир. – Может, займём оборону внутри?

Маг покачал головой. Он перебирал амулеты в седельной сумке, повторял про себя формулы заклятий, пользоваться которыми приходилось редко. Фенрир ощутив его напряжение, нервно переступал и фыркал.

– Да! Мы остановимся здесь! – сказал магистр громко, словно бы обращаясь к лесу. И кивнул Саймону на кобылу.

Тот не торопясь проверил подпругу и вдруг резво вскочил в седло.

Магистр тронул коленями жеребца, и тот ударил с места в галоп.

Нет ничего лучше для скачек, чем дорога в сосновом бору сухой осенью. Скрываться не было смысла, и Саймон с гиканьем понёсся следом, а Хел – просто пропал, растворившись в холодном тумане раннего утра. Он решил, что вернее будет переместиться привычным демону способом.

Как только кони преодолели некую неведомую черту, земля под их копытами вспухла и метнулась вверх пылью, словно скакали они по полю высохших грибов-дождевиков. Тут же раздались хлопки, кое-где взметнулся вверх и огонь. Но Фенрир был привычен к колдовским передрягам, а кобылицу Саймон направлял прямо за ним, ориентируясь на чёрный круп, хорошо видный даже в поднявшейся кутерьме из пыли, дыма и колдовского огня.

Но вот кони миновали некую «следовую полосу» и «разрывы» прекратились. Но светлее не стало. Пропала лишь пыль, но небо потемнело уже, тучи сгущались на нём.

– Держись меня! – крикнул маг.

Саймон старался держаться. Однако первая тварь выскочила из-под копыт именно его кобылы.

Тварь была чёрной, летучей, но не крупнее лошади. Какого-то особенного облика у неё не было – она то расползалась в пространстве на манер ковра с зубами вместо бахромы, то собиралась в комок, и тогда зубы торчали на ней в неописуемом беспорядке. По контуру тела твари ещё пылал адский флюид, значит, явилась она прямо из Верхнего Ада.

Маг обернулся, что-то крикнул на полном скаку, и молния поразила бесформенное существо, гнавшееся Саймоном.

Кобыла лекаря не выдержала новых потрясений и понесла, свернув с тракта в самую чащу. Фабиус вынужден был направить Фенрира за ней, перегнать, заморочить, накинуть магический аркан, утянуть на протоптанную лосями тропу, а потом и на старую вырубку.

Маг бывал в этом лесу. Память услужливо подсказывала обходные пути, чтобы не попасть в бурелом или заросли папоротника над валежником, где легко можно переломать лошадям ноги.

Чем дальше в лес, тем больше становилось вокруг беглецов чернильных адских тварей. Бесформенные создания вылуплялись, порой, с чпоканьем прямо из-под копыт, и магистр едва успевал метать молнии в самых наглых.

К счастью, твари тоже оказывались сильно дезориентированными неожиданным перемещением на землю. Они вцеплялись ненасытными пастями во всё вокруг, не гонясь ни за кем конкретно.

Не хватало их маленького умишка? Или умения вызвавшего их мага, беса, чёрта? Какая уже была разница?

Многие чёрные зубастые комки или полотнища впивались в сосны и начинали исступлённо грызть дерево. Одна погналась за поднятой с лёжки косулей. В высоте две или три гоняли между стволов обезумевшего от страха дятла.

Шум, треск, крики перепуганного лекаря… И вдруг всё стихло.

Полоса бора кончилась, впереди показался неожиданно алый просвет в ветвях. Маг ещё не понял, почему алый, когда Фенрир, совершив головокружительный прыжок через оставленное лесорубами кострище, вынес его из леса. И маг узрел, что впереди – сплошная стена колдовского огня!

Фенрир встал как вкопанный, и Фабиус едва не вылетел из седла.

– Стой! Саймон, стой! – закричал он.

Но измученная кобыла уже выскочила из зарослей и сама застыла, растопырив ноги и выпучив глаза. Следом за ней из леса вылетела чернильная тварь и, наконец, настигла животное, обрушившись на его круп и впившись всем, что имелось.

Лошадь закричала как человек, Саймон кубарем скатился с неё и, сначала на четвереньках, потом прыжками понёсся к магистру.

Из леса вылетела ещё одна тварь но, вместо того, чтобы довершить дело первой, обрушилась на неё же. Перемазанная кровью кобыла, с разодранным крупом вырвалась и, крича, понеслась прямо в огненную стену, не видя уже ничего от ужаса и не в силах остановиться!

Огонь поглотил её!

Из леса раздался зловещий хохот и полдюжины разодетых в человеческие одежды бесов вывалились из кустов, махая магистру: «Иди, мол, сюда! Пора тебя, глупый человек, поучить уму-разуму!»

Магистр шёпотом разговаривал с Фенриром, успокаивая и завораживая его, чтобы конь не боялся огня, что ввергал в ужас даже самого мага. Он медленно потянул повод, понуждая Фенрира развернуться к преследователям. Заворожённый конь уже не видел двух чёрных бесформенных тварей, остервенело терзавших друг друга, не ощущал горячего ветра от огненной стены, только странных запах ещё беспокоил его. Твари, вывалившиеся в мир людей прямиком из Ада, пахли его испарениями.

Раздувая ноздри, Фенрир всхрапнул и, понуждаемый магом, двинулся прямо на бесов.

Маг крепко взялся левой рукою за амулет на шее и вытянул вперёд правую. Он готовился произнести сложное заклятие, воссоединяющее живое со своим источником. По логике магистра, это должно было низвергнуть бесов обратно в Ад.

– Bene placito! – провозгласил он.

И Земля действительно разверзлась перед ним… Но бесы не провалились. Напротив, из мерцающей огненной дыры полезли новые твари. Тяжёлые и шипастые, как на границах Гариена. Словно огромные камни на толстенных ногах поползли они неспешно прямо на магистра. Вместе с тварями из пролома повалили дым и испарения. Ещё сильнее запахло серой.

За спиной вскрикнул Саймон, не сумевший сдержать ужаса. Фенрир затряс головой, маг закашлялся, задыхаясь.

Адские звери надвигались с урчанием и хрустом. Их нелепые зубы торчали из пастей, как попало. На землю капала дымящаяся слюна. Сухая трава вспыхивала.

Фенрир попятился и маг спиной ощутил жар колдовского огня. Того, что тем более не даст живому пощады.

Отступать было некуда.

– Finis! – крикнул он.

Лапа ближайшего чудовища пошла трещинами, обваливаясь на ходу. Но это совершенно не помещало ему выпустить из брюха ровно такую же лапу.

Тварь оскалилась. Из алой пасти с клыками, способными раскалывать булыжники, в лицо магистру дохнуло смрадом. Сердце его молоточками застучало в висках. Он сжал магистерский камень и приготовился продать свою жизнь подороже, утащив вместе собой в Преисподнюю как можно больше нечисти.

И тут Фабиус вдруг кожей ощутил – что-то изменилось. Нет, бесы не исчезли, и жар не стал меньше, но словно бы ослабла натянутая струна. Бесы тоже почувствовали это: их лица исказились страхом.

Потом Фабиус услышал за спиной щелчок, вроде щёлканья пастушьего кнута. И жар ослаб, а возник… раздражённый голос… Борна?

– До библиотеки сходить нельзя!

Фабиус вздрогнул. Похоже, за спиной у него и в самом деле объявился инкуб.

– А ну, прочь! – рявкнул он на тварей.

Переднее чудовище распахнуло рот, словно им оно и слышало, подалось назад и осело на хвост.

– Порочь пошла, скотина!

Борн вышел из-за спины магистра. Он был в шикарном кожаном колете и таких же кожаных штанах. Вместо рубашки из-под колета торчала кольчуга самого тонкого плетения. Похоже, Борну надоело губить людскую одежду.

Шагнув к передней твари, инкуб небрежно хлопнул её по морде, пробормотав себе под нос что-то вроде: «Домой пошла».

Тварь неуклюже попятилась, наступила на нерасторопную соседку сзади. Та с визгом ретировалась к пролому, смешно подбирая толстые ноги.

Другие адские страшные звери стали похожи теперь суетою на дворовых собак, не сразу узнавших хозяина. Одни униженно ластились к Борну, другие спешили сбежать и рухнуть обратно в бездну.

Хуже всего пришлось бесам: те-то были наделены ещё и разумом, что предполагало некий ответ. Они жестикулировали, перешёптываясь. Борн смотрел с усмешкой. Потом, не дождавшись слов провозгласил:

– Прочь, идиоты! Вы бы сначала покумекали, что получите, если выбесите меня!

Он обернулся, посмотрел на Фабиуса, покачал головой.

– Пошли уж, коли явился, – сказал он.

И стена огня опала, открыв Кособокий холм над Неясытью. Всего в часовом переходе был мост, ведущий на остров Гартин. Впрочем, остров было прекрасно видно и отсюда.

Фабиус подъехал к сидящему на земле Саймону, протянул ему руку, помогая взобраться позади себя на коня.

Фенрир, ничуть не удивлённый, ступил туда, где недавно ещё бушевало пламя. Коню было легко – он всё ещё находился под действием заклятия, наложенного на него Фабиусом.

Пламя камина казалось настоящим. Как и тяжёлые покровы шатра, и массивные кисти, перевитые золочёным шнуром, что поддерживали поднятым полог. Маг успел коснуться толстой ткани, прошептать заклинание, рассеивающее морок… Но шатёр не исчез. Как и звуки ветра, хлопающего пологом, и запах жареного мяса.

Как сумел демон поставить шатёр на крутом склоне холма, ещё можно было предположить, но откуда он взял настоящий камин, украшенный изразцами, с высокой трубой, с коваными решётками, где переплетались кресты и трилистники? Откуда натащил крепких дубовых кресел, стоявших вокруг массивного стола? Да и как всё это стояло, когда должно было сползти по склону вниз?

А откуда взялась на столе половина жаренного на вертеле барана? И из какого погреба Борн украл вино?

Маг уже не мог спрашивать о таких пустяках. Он упал в кресло, поднял руку с бокалом в ответ на тост Борна.

Тот уже восседал в таком же кресле, на той половине стола, что вся была завалена древними фолиантами, переплетёнными в кожу и ткань. Одну из книг он открыл и осторожно листал, боясь, видимо, прожечь пальцами страницы.

Саймон встал за креслом Фабиуса, ни в какую не желая садиться за стол. Низшее сословие привыкло крепко держаться за предрассудки, маг же не видел ничего крамольного в том, чтобы устроить лекаря рядом, на краю стола.

Он не брезговал слуг, а вот обсудить что-то с Саймоном ему даже в голову не приходило. Он готов был заботиться о нём, быть к нему добрым и платить покровительством за услуги.

Магистр вспомнил и про Хела, но тут же выкинул эту мысль из головы. Мальчишка был в безопасности, чего не скажешь о них самих, а Борн легко мог услышать думы Фабиуса.

Магистр переключился на вино. Он не боялся захмелеть. После пережитого ему трудно было представить то количество выпитого, что сумело бы затуманить ему мозг.

Он отхлебнул. Вино оказалось молодым, терпким, но бодрило и будило голод.

Магистр вырезал баранью лопатку, умело орудуя кинжалом. Отрезал шею, предложив её хозяину шатра, как самый лакомый кусок. Борн улыбнулся вполне благосклонно. Тогда Фабиус надсёк по хрящам несколько рёбер для Саймона, отломил их, протянул за спину.

Мясо Саймон принял, но непонятно было, полезет ли ему кусок в горло после скачек наперегонки с нечистью. Фабиус предложил ему и вина, но лекарь с ужасом отказался. Может, был слаб, может, увидел в нём какой-то страшный сатанинский эликсир. Но маг помнил страсть Борна к простому человеческом напитку. И выпил ещё один кубок без опаски.

Борн с явным сожалением отложил книгу, тоже глотнул вина и понюхал баранину. Фабиус же сразу вцепился зубами в лопатку. Он плохо завтракал утром, потратил много сил, а вонючие твари стали для него минувшим и аппетита не портили.

Лопатка брызнула жиром, ароматное мясо само проскочило в глотку. Барашек был молодой, майский.

Фабиус с наслаждением прожевал и поднял глаза на демона:

– Ну и зачем ты устроил здесь эту ловушку?

– Я? – удивился Борн. – Стену я сотворил, лишь для того, чтобы не лезли досужие.

– Не хотел пускать меня домой?

– Не тебя. Прочих, – Борн, поморщился, потыкал ножом свой кусок, отрезал немного, положил в рот и зажмурился. – Чудесно! – провозгласил он, и это относилось к баранине. – Да, я караулил тебя, маг, но замечтался в библиотеке. Ваши библиотеки – это что-то потрясающее! Признаюсь, я и раньше проявлял к ним интерес. Но за эту неделю я узнал о мире людей больше, чем за всю свою жизнь.

Он отрезал ещё баранины, густо посыпал перцем.

– А мелочь эта свиномордая, неблагодарная… Ты спас их, а они решили, придурки, что всё наоборот...

– Почему это я их спас? – удивился магистр.

– Договор, маг. Книга приняла твою игру и поверила тебе, – пожал плечами Борн. – Но Книга – всего лишь страж договора. Её можно обмануть. А если Договор вдруг действительно закачается… Там масса оговорок, но нарушить можно всё, что угодно, если как следует постараться. Я надеюсь, что барбросвин Анчутус нагрешил здесь довольно, и никто в первом круге Ада не распознает…

– Обмана? – усмехнулся Фабиус. – Так я и знал, что Алекто похитил не он!

Борн только хмыкнул и отрезал ещё кусок бараньей шеи.

Маг, орудуя зубами и кинжалом, тоже отправил в рот изрядный шмат мяса. Значит, догадка, мелькнувшая у него, была справедливой. Борн использовал Фабиуса, чтобы солгать Пакрополюсу, оговорить несчастного беса.

– Ну не такой уж он и несчастный, – усмехнулся в такт его мыслям Борн. – Сожрал префекта, правил от его имени городом, придушил троих титулованных магов. Много что ли у вас, в Серединных землях, действительных магистров? Ведь я изучал этот вопрос. Редко где хотя бы по два на провинцию, чтобы один мог подменять или учить другого. Все прочие – в Гариене, караулят тех же торков, чтобы не пёрли из пролома.

– Торками зовутся звери, что напали на меня возле стены огня?

– Угу, – промычал Борн. И, прожевав, добавил. – Добродушнейшие создания.

– А зубы им такие зачем?

– Питаются паразитами, что окукливаются в остывающей лаве. Дробят её зубами, глотают, вместе с мелкой, но сладкой начинкой. Переваривают, что возьмёт двухкамерный желудок, где щёлочь и кислота по очереди обрабатывают съеденное. А остатки – извергают обратно. Когда-то вы называли их «асфальт».

– Асфальт? Что это? И что значит «когда-то»? Разве было иначе?

Борн усмехнулся невесело.

– А как же? – и видя недоумение магистра, добавил. – Только не говори мне, что ты сам не читал людской истории!

– Читал, – пожал плечами магистр. – Но не помню там никакого асфальта. Что это? Некий период в сношениях с тварями ада?

Борн нахмурился.

– Некий продукт химических реакций. Вряд ли ты это поймёшь, хоть и маг.

Фабиус хмыкнул.

– Куда уж мне. Я даже на помосте не разгадал твоей игры. Только сейчас понимаю, что это именно я обвинил несчастного беса в краже Алекто. С твоей подачи, но именно я. Ты, верно, не смог бы соврать Пакрополюсу?

– Не смог бы, – Борн с усмешкой качнул головой и деланно рассмеялся. – Но согласись, я аккуратно раскладывал карты и был весьма убедителен?

– Тем не менее, ты меня использовал: глупого самонадеянного человечка! – констатировал магистр.

Борн развёл руками и кивнул. Он вытер жирные ладони о матерчатую салфетку и швырнул такую же через стол Фабиусу.

– Это бес, он враг тебе? – спросил тот, наливая ещё вина.

Был ли магистр раздражён или потрясён сейчас? Да ничуть. Всё это – давно отболело. Вот если бы Борн рассказал эту историю тогда, когда в Ангистерне после той страшной кровавой ночи встало солнце, и маг оказался один в опустевшем доме префекта. Когда он метался из угла в угол, пытаясь осмыслить, что же произошло? А сейчас…

Сейчас мир и порядок были восстановлены уже. В Ангистерне – восстановлены. И инкуб переключился на его родной Ренге. Ну что ж…

Фабиус прекратил ток мыслей, чтобы не раскрывать своих намерений и пристально взглянул на Борна: так ли ему просто читать мысли, особенно если нет внутренне произносимых слов?

– Расскажи уже теперь, дело-то прошлое? Почему ты сокрыл имя настоящего похитителя Алекто? Это один из бесов, что гонялись за мной сейчас? Может, кузнец, ставший новым префектом? Ты передал ему власть над провинцией?

Борн удивлённо воззрился на мага.

– Кузнец? Что за кузнец? – он помутнел глазами, видимо, всматриваясь в прошлое. – Это… Это даже не бес. Зачем? Я не понимаю тебя, маг!

– Да и я не понимаю тебя! – Фабиус насытился, но не подобрел, а озлился.

Он думал, что вся эта история закончилась, наконец. Инкубы, постоянный страх смерти или ещё более жуткого пленения души, на которое, в Аду, говорят, способны. И вдруг вся галиматья началась сначала – тайны, загадки, обманы!

– Зачем ты явился сюда, инкуб? – маг вытер лицо, отшвырнул салфетку и поднялся из-за стола.

Стало тихо, лишь Саймон шумно дышал за плечом магистра.

– Ну? – Фабиус в упор уставился на Борна. – Чего это ты расселся на моей родовой земле?

Инкуб сидел, нахмурившись. Он был гораздо сильнее мага, но ему словно бы вообще не приходило в голову, дохнуть жаром и испепелить уже эту человеческую букашку.

Борн думал о чём-то своём, и думы мутили его глаза и застилали лицо.

– Пойдём! – он вдруг вскочил и отпихнул стол в сторону, словно тот был не дубовый, а сплетённый из лозы. – Иди за мной!

Шатёр взметнулся, пропуская его. Тяжёлая кисть едва не задела магистра по лицу.

– Смотри! Смотри же!

Борн сбежал вниз, остановился у обрывистого берега и указал на остров Гартин.

– Видишь?

Сначала маг не заметил ничего.

Река текла себе, вспениваясь у камней и древних каменных опор развалившегося моста. Трава побурела уже, и птиц не было видно, верно, они улетели зимовать в более тёплые места… Что же смущало демона?

Маг вглядывался и так, и этак и уловил наконец тонкую колдовскую пелену над островом.

– Что это?

– Он! – воскликнул Борн. – Он не желает никого пускать! Я не знаю, что с ним! И моей хитрости не хватает разрушить сеть так, чтобы не причинить вреда тому, кто её сплёл!

– Но кто? – удивился магистр и ощутил, как сердце упёрлось ему в ключицу, отозвавшись болью в левой руке. – Кто может быть там, на МОЁМ острове?

Борн тяжело дыша уставился вниз, и прямо на прибрежном песке вспыхнул огонь

– Я покажу тебе, маг. Смотри в огонь! Смотри же! Ты знаешь, я плохо умею лгать!

И Фабиус смотрел так напряжённо, что слёзы выступили у него на глазах. И увидел самый верхний, пентерный, священный зал собственной колдовской башни. И пылающую пентаграмму на его полу. И жирандоль с сорока свечами. И различил в пылающих отсветах пентаграммы своего сына Дамиена. Он был в короткой кольчуге и в плаще, больше подобающем воинам. Мальчик смотрел в пентаграмму, и глаза его пылали, как у демона.

Глава 27. Только в огне

«Если цель – спасение души, то цель оправдывает средства».

Основатель ордена иезуитов Игнатий де Лойола

Мир Серединный под властью Отца людей Сатаны.

Магическая башня на острове Гартин.

Год 1203 от заключения Договора, месяц Урожая, день 9-й.

– Смотри на меня, демон! – голос ломок и юн.

Юноша высок и крепок: мерная кольчуга сидит на нём, как влитая. Он тёмно-рус, поверх кольчуги – чёрно-алый, подбитый куницей, плащ, на ногах – мягкие кожаные сапоги. На шее… Амулет, называемый «via sacra» или святой путь. Довольно неприятный, но стальной, а это срезает для потусторонних половину его веса.

Тяжёлое, смуглое тело демона возится в очертаниях пентаграммы, пылающей на гранитном полу магической башни. Это инкуб: он черноглаз и черноволос, пугающе красив, даже пот его пахнет заморскими пряностями. Руки и ноги демона растянуты по углам заклятьями, но голова подвижна, он оглядывается. Глаза горят, словно угли.

Впрочем, униженное положение демона позволяет ему видеть лишь стены из чёрного шерла, что отражает магические атаки, тяжёлые, прокопченные балки стрельчатого потолка, да жирандоль с сорока свечами. Ибо сорок – число властвующего человека.

Юноша полон любопытства и трепета, но старается хранить высокомерие. Пленника он разглядывает, борясь с холодком у сердца. Потаённо прислушивается: не застучат ли по винтовой лестнице магической башни сапоги отца. Старый маг ранним утром покинул город, обещав вернуться через сорок восходов. Но желания и дороги людей переменчивы, потому юный маг немного трусит.

Башня, однако, молчит, даже если внимать ей колдовским слухом. А если слушать так, как это делают молоденькие оруженосцы или белошвейки с тонкими локонами вокруг нежных ушек, то с улицы и вовсе не протечёт ни звука. Таково одно из заклятий старого мага, противника скотского рёва и людской болтовни. Юноше кажется иногда, что отец просто боится мира. Особенно, когда он повторяет: «Желание каждого – обрести Вселенную, но Вселенная рано или поздно торжествует над всеми!»

Отец часто говорит запутанно и непонятно. Юноша знает, что рано или поздно каждый становится землёй. Но ведь сначала смертные проживают очень разную жизнь? Так стоит ли каждый день начинать с напоминаний о бренности?

Демон издаёт рёв, больше похожий на жалобный стон. Мышцы его подрагивают в попытках нарушить колдовские путы, по напряжённому горлу пробегает судорога, потом ещё одна... Наконец вырывается натужное:

– Чего-ты-хочешь?

– Тебя, – заявляет юнец и скользит глазами по распятому телу, не стесняясь его наготы.

Демон для юноши не более чем животное. Мы же не задумываемся о том, почему свиньи в хлеву не носят штанов?

Юный маг успокаивается постепенно. Всё вокруг знакомо ему. Он считает себя экспертом по смуглым точёным телам инкубов. Он знает, что таковые уже отдавали отцу жизненную силу здесь, в верхнем зале магической башни.

Парень тоже хотел бы обрести могущество. Но отец пока не разрешает ему испить настоящей власти над миром живых, неживых и мёртвых, заставляя упражняться абстрактно, ухаживать за магическими предметами, изготовлять зелья и учить наизусть колдовские книги.

Юный маг ощущает себя, порой, музыкальной шкатулкой, которую то и дело заводят медным ключиком, дабы услышать что-нибудь из впечатанного намертво. Хотя бы из того же «Словаря демонологии»:

«…где есть тело – там есть дыхание. Твоё тело есть вдох, а тело инкуба – есть выдох. Обрети его выдох – и ты обретёшь энергию, недоступную миру смертных. Душа демона будет питать тебя, пока он не истает в пентаграмме…»

Рецепт силы так прост. И на пути только одно препятствие – родной отец, якобы желающий добра. Моложавый, стройный, подвижный в свои сто шестьдесят шесть. И даже доказавший, что и семя его…

Юноша ёжится от воспоминаний. Он вырос без матери и сразу же, как спросил о ней, была ему открыта тайна её мучительной смерти. Как и невозможность долгой любви и постоянной связи для настоящего мага.

«Ибо! – тут отец всегда поднимал обезображенную химерой кисть левой руки и тыкал пальцем в небо, или в потолок башни. – Во время соития человек потеет, а так же открывает доступ к слюне, доступ к волосам, доступ к крови посредством царапин и укусов, доступ к семени. И в совокупности мы имеем потерю флюидов – самых ценных частиц тела, с помощью которых враг сможет сотворить с тобой всё, что пожелает. А врагу легче принять облик самого близкого для тебя человека».

Но пока у юноши нет никаких врагов, кроме занудных колдовских книг, а желать всё равно имеет право только отец.

Горы томов, переплетённых в телячью кожу, что должны быть выучены, растут перед кроватью юного мага. Но самые главные книги ещё впереди, те, что не позволено даже выносить из башни. Именно в них сокрыты главные секреты магического мастерства, которое сделает его таким же великим, как и отец. Но и таким же старым и мёртвым внутри! Зачем ему тогда вечная жизнь?

Под длинным пологом кровати Киника лежат совсем другие книги: о рыцарях и прекрасных девах, о мужестве, чести и бесчестии, о волшебных странах и ратных подвигах. Если о них узнает отец…

Капля расплавленного воска срывается с потолка, юный маг вздрагивает.

Тут же рябь пробегает и по коже демона, словно по шкуре норовистой лошади, зрачки его вспыхивают адовым огнём, разрастаясь на всю ширину радужки, а белоснежные зубы обнажаются в оскале. Но юноша больше боится отца, чем пленника, и злость демона даже развлекает его.