Текст книги "Госпожа Удача (ЛП)"

Автор книги: Кристен Эшли

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 34 страниц)

Его язык выскользнул наружу и коснулся кончика моего языка.

Тепло нахлынуло на меня бушующим потоком.

Лифт издал сигнал.

Он поднял голову, его рука с моей талии исчезла, но сомкнулась вокруг моей ладони, и он потащил меня в лифт.

Он нажал на кнопку. Затем его рука вернулась, присоединившись к другой, мое тело столкнулось с его, он опустился к моему, уже обращенному вверх, лицу, свободной рукой я скользнула по его плечам, моя рука с букетом двигалась вокруг его руки, все, что я зажимала под мышкой, упало на пол лифта, но я не обращала на это внимания, и его рот коснулся моего. Мои губы раскрылись, давая ему мгновенный доступ.

Он принял приглашение.

Мои кости расплавились, и мне пришлось крепко за него держаться.

Двери лифта закрылись.

*****

Я положила папку, конверт и клатч, которые Уокер подобрал с пола лифта и вручил мне после поцелуя, на столик у окна в гостиничном номере. Потом осторожно положила букет на бок.

Обернувшись, я увидела, что он сидит за столом и листает папку из кожзаменителя. Затем он снял телефонную трубку, нажал две кнопки и поднес ее к уху.

Я стояла и слушала, как он говорит в трубку:

– Да, номер шестьсот двадцать три. Бутылку «Кристалл», два бокала, – Он склонил голову, и коснулся длинным пальцем кожзаменителя, продолжив: – Две миски похлебки из моллюсков. Две порции ребрышек, одну с картошкой, другую с еще каким-нибудь гарниром. – Он перевернул страницу. – Кусок чизкейка. Кусок шоколадного торта с трюфелями и взбитыми сливками. Одну панна-котту. Одно сливочное мороженое с горячей помадкой. И еще бутылку «Кристалл». Доставьте это через час. Нет. Полтора часа. – Пауза. – Правильно.

Потом он повесил трубку и посмотрел на меня.

И тогда спросил:

– Любишь ребрышки?

Я расхохоталась.

Когда я перестала смеяться, он невозмутимо смотрел на меня.

– Э-э… да, спасибо, что спросил, – ответила я, все еще улыбаясь, потому что ничего не могла с собой поделать, он был веселым, даже если так не думал, и затем закончила: – Хоть и с опозданием.

Он ничего не ответил, на ходу снял пиджак, бросил его на сумку, подошел к кровати и сел.

Я поняла, что ничего не ела с тех пор, как пообедала сэндвичем с тунцом. Во время похода по магазинам я залпом проглотила два латте, потому что легко могла обойтись без еды.

Без кофеина – ни за что на свете.

И я умирала с голоду.

– Полтора часа? – сказала я ему в спину, когда он стягивал ботинки.

– Мужчина женится на такой женщине, как ты, одетую в такое платье, он захочет шампанского, но не будет думать о еде. Тем не менее, он захочет, чтобы у нее было что-то особенное, поэтому удостоверится, чтобы она это получила, – сказал он ботинкам.

Я потянулась к столу, чтобы удержаться на ногах, потому что комплимент не прозвучал экстравагантно, но это не означало, что он не оказался в высшей степени эффектным.

И он заметил платье.

И это очень много значило для меня – и комплимент, и то, что он обратил внимание на платье. Я не знала почему, мне просто было важно. И говоря, что это много для меня значило, я имею в виду, очень много.

Я сглотнула.

Потом выдавила:

– Может, и так, но…

Он встал и повернулся ко мне, его руки потянулись к пуговицам на рубашке.

– «Скелет»?

– Да.

– Предполагаю, он в конце коридора и наблюдает.

Мой желудок снова сжался.

– В самом деле?

– Да.

Вот тогда-то я и подумала: «ох, к черту все».

Поэтому совершила попытку спросить:

– Почему?

Расстегивая рубашку, он уставился на меня. Затем полностью ее расстегнул и подошел к своей сумке.

Но не ответил.

Я вздохнула.

Пока он копался в сумке, я повернулась к столу, взяла букет и пошла с ним в ванную. Заткнув раковину пробкой, наполнила ее водой и положила туда букет, жалея, что у меня нет ножниц, чтобы срезать стебли для лучшего питания. Мне не хотелось, чтобы букет завял. Пока нет. Не завтра. Не на следующий день. Я хотела сохранить его как можно дольше. И не из-за цены в сто пятьдесят долларов. Я не понимала причины. Просто знала, что так надо.

Я решила, что позже отпилю стебли ножом для стейка.

Вернувшись в спальню, я увидела Тая на кровати, он устремил глаза на включенный телевизор, по которому шел бейсбольный матч, но звук был убавлен до минимума. Он не снял рубашку, и она была широко (но недостаточно широко) распахнута, выставляя напоказ грудь, пресс и татуировки. Ступни были босые. Он вытянул длинные мускулистые ноги, скрестив их в лодыжках. Он прислонился к изголовью кровати, одна его рука была поднята и заведена за голову.

Это большое, красивое, откинувшееся на постели, тело, как обычно излучало энергию крупного мужчины, которая несколько поутихла, но полностью не исчезла, его великолепные глаза сосредоточились на игре, в спокойном состоянии фантастические черты лица выглядели не менее фантастично, и я задалась вопросом: какого хрена?

Зачем, имея такую внешность, обращаться к сутенеру за женщиной? Когда ты можешь спуститься на лифте и увидишь у игровых автоматов по меньшей мере пару десятков женщин, которые падут к твоим ногам, ухватившись за возможность выдать себя за твою жену, и тебе не придется лишаться пятидесяти тысяч или маленького состояния в бриллиантах.

– Э-э… Тай… – начала я, но в этот момент раздался стук в дверь.

Он встал с кровати, а я двинулась через комнату. Вошел официант с подносом, на котором стояло серебряное ведерко с бутылкой шампанского, завернутым в накрахмаленную льняную салфетку, и двумя бокалами по бокам. Он поставил его на стол у окна.

– Желаете, чтобы я открыл? – спросил он, откидывая голову назад, чтобы посмотреть на Уокера.

Уокер покачал головой.

Официант понимающе ухмыльнулся, улыбнулся мне и направился обратно к двери, Уокер последовал за ним. Вернулся он один и сразу направился к шампанскому. Открыв его со знанием дела, разлил жидкость по бокалам, протянул один мне, а другой оставил себе.

– За супружеское счастье, – в шутку произнесла я, поднимая бокал, но его взгляд не отрывался от меня.

Нет, ни капли чувства юмора.

Поднеся бокал к губам, он одним глотком выпил половину, а я наблюдала за его напряженным горлом, словно за мастером, работающим над холстом.

Затем он опустил подбородок и руку, схватил бутылку, снова наполнил бокал и вернулся к кровати, приняв прежнее положение, но уже без руки за головой.

Я сделала глоток шампанского и подошла к кровати.

– Э-м… Тай, – позвала я, и он перевел взгляд с игры на меня. – Могу я задать тебе вопрос?

– Ага, – ответил он, но я поняла, это означает, что я могу спросить, но не значит, что он ответит.

Сделав глубокий вдох, я решилась.

– Не хочу указывать на очевидное, но… ты очень горячий.

Он уставился на меня, но ничего не сказал. Я тоже.

Наконец он спросил:

– Это вопрос?

Я покачала головой и объяснила:

– Я имею в виду, для чего тебе Шифт? Ты мог бы…

Он оборвал меня.

– Да, пять лет назад. А теперь – нет.

– Что это значит?

Его взгляд вернулся к игре.

Конец темы.

Я сделала глоток шампанского и перевела взгляд на игру. Потом повернулась к нему, и попробовала снова.

– Тай, – позвала я, он посмотрел на меня, но ничего не сказал. Поэтому я продолжила: – Мне предстоит играть роль твоей жены. Это будет трудно, я ни хрена о тебе не знаю.

Он снова уставился на меня, а потом сказал:

– Даешь и берешь.

– Что?

– Даешь и берешь, – повторил он. – Ты даешь, я беру. Потом я даю, а ты берешь.

– Хочешь сказать, что я рассказываю тебе о себе, а ты – о себе?

Он не ответил, но посмотрел мне в глаза, так что я восприняла это как «да».

Это я могу. Скрывать мне нечего.

– Что ты хочешь знать? – спросила я.

– Выбирай, чем хочешь поделиться. Я выбираю то, чем хочу поделиться.

Вполне выполнимо.

Я кивнула в знак согласия, сделала глоток шампанского, затем коснулась коленом кровати, села на бедро, опершись на руку, согнула колени и вытянула ноги.

– Тебе знаком Ронни Родригес? – спросила я.

И снова его глаза на мгновение задержались на мне, прежде чем он ответил:

– Знакомое имя.

Я снова кивнула. Он смотрел бейсбол. Он мужчина. Эти две вещи говорили мне, что имя Ронни ему знакомо, хотя события происходили очень давно.

– Он играл в баскетбол. За Университет Индианы. На полной стипендии.

Я замолчала, когда он кивнул и заявил:

– Стипендию он просрал. Стал употреблять дурь, толкать дурь товарищам по команде и продавать своих баскетбольных фанаток братьям по братству.

Да. Это был Ронни. Глупец. Или глупец, когда не был со мной, как в то время. Я находилась в Техасе, а он в Индиане принимал хреновые решения. Стероиды ему нужны были, как рыбе зонтик. Мечты юного баскетболиста. Дерьмовая жизнь. Планы. Безрассудство. Ему хотелось жизни, при которой прошлое стало бы блеклым воспоминанием. Хотелось заботиться о маме и сестрах, чтобы его девочки купались в золоте. Хотелось быть уверенным, что так все и произойдет, и хотелось получить страховку. А так как он занимался торговлей наркотиками и сутенерством, в конечном итоге, его поймали, стипендия накрылась, и он отсидел срок за то и другое. Он был рожден для НБА. Все так говорили. Он даже не собирался завершать обучение. Он бы пошел на это, как только бы его взяли в высшую лигу. А потом он все испортил.

– Мы начали встречаться, когда мне было пятнадцать, и оставались вместе до тех пор, пока четыре года назад он не получил семь пуль от конкурирующего дилера, который хотел заполучить территорию Ронни. Мы с его мамой выбрали закрытый гроб, потому что две пули попали в лицо, – поделилась я.

Уокер никак не отреагировал на эту шокирующую и трагическую новость о талантливом человеке, который потерял все таким ужасным образом. С другой стороны, Уокер накануне вышел из тюрьмы. Наверное, он все это слышал.

– Отсидев срок в Индиане, он вышел оттуда, вернулся в Даллас и стал партнером Шифта. Ронни занимался девочками, Шифт – наркотой, – сказала я. – Но Ронни убили из-за наркотиков Шифта.

Уокер опять ничего не ответил.

Сделав глоток шампанского, я повернула голову к телевизору, но игры не видела.

А потом, по какой-то странной причине, лежа на кровати в Вегасе с незнакомым мужчиной, я поделилась дерьмом, которым никогда не делилась ни с кем, кроме мамы Ронни и двух его сестер.

– Я любила его, безумно любила, – тихо произнесла я. – Полагала, что смогу встать на путь исправления, докажу ему, что жить праведной жизнью не так уж и плохо. У меня не было диплома. Я не была крутым баскетболистом. Но я сделала это, хоть и с трудом. Ронни не нравилось бороться, и не нравилось видеть, как это делаю я. Он потерял свою мечту, сбился с пути, связался с Шифтом, с которым был знаком, Бог знает, сколько времени, Шифт тащил его вниз все глубже и глубже. Я никогда не сдавалась, но и никогда не отпускала. – Я сделала еще один глоток шампанского и прошептала: – Надо было отпустить.

– Он не торговал тобой?

Услышав его вопрос, я снова повернулась к нему и покачала головой.

– Чудо, – пробормотал он.

– Ронни никому не позволял прикасаться ко мне.

– Ты ошибаешься.

Я моргнула.

– Что?

– Может, он и не хотел, чтобы твой рот обхватил член другого мужчины, но ему было на тебя насрать.

Мое горло сжалось, когда то, что он сказал, проникло внутрь, но я оттолкнула это, начав:

– Я…

– Абсолютно пох*й.

– Тай…

Он снова перебил меня:

– Дурь – это выбор слабаков, но это выбор. Девушки, которые сосут член и раздвигают ноги за наличные, не выбирают эту жизнь, дерьмовая жизнь выбирает их. Отчаяние. Любому мужчине, который этим зарабатывает на жизнь, насрать на женщин. На любых женщин.

– Это неправда. У него была я. Были мама и две сестры, которых он любил. Но он не видел иного будущего, – неубедительно защищалась я. – И он обещал мне, что позаботится о своих девочках.

– Он солгал.

Моя спина выпрямилась.

– Ты его не знаешь.

– Он солгал.

– Ты этого не знаешь, – огрызнулась я.

Он оторвался от изголовья кровати, и развернулся ко мне.

– Женщина, он продавал киски. У твоей киски есть цена?

Я закрыла глаза и отвернулась, давая ему ответ.

– Вот именно, – прошептал он.

Открыв глаза, я посмотрела на него и прошептала в ответ:

– Ему не было на меня насрать.

– Ему… было… насрать, – Уокер четко выговаривал каждое слово. – Единственная причина, по которой он не сделал из тебя шлюху, – это то, что он знал, что ты не согласишься. Представься ему малейшая гребаная возможность продать тебя, он бы это сделал. Так вот, у меня есть член, и я предполагаю, у него он тоже был, так что, учитывая, что у нас с ним есть что-то общее, скажу тебе, – принадлежи твоя киска мне, я бы не занимался продажей девочек, не то чтобы я бы вообще стал заниматься подобным дерьмом. Я бы не толкал наркоту и подавно не занимался бы этим дерьмом. Я бы лучше варил чертов кофе в какой-нибудь забегаловке, если бы это означало, что ты сможешь носить эти свои туфли на каблуках и чувствовать себя хорошо, спя в моей постели. Он этого не делал. А значит, ему было на тебя насрать.

Он пристально посмотрел мне в глаза, и я позволила ему это. Потом я вновь перевела взгляд на игру. И тут произошло чудо, и оно заключалось в том, что я не была раздавлена тяжестью полного понимания того, что я никогда, никогда не позволяла себе понять, что Ронни Родригес был сутенером, дилером, неудачником, эгоистом, морально пустым человеком и просто глупцом. Возможно, в начале он любил меня, но в ту минуту, когда решил забить на свое будущее, облажавшись в Индиане, он перестал любить меня или кого-то еще, а я слепо любила его и так сильно хотела принадлежать чему-то, кому-то, что никак не могла его отпустить.

– Я идиотка, – прошептала я игре.

– Ты человек, – сказал Уокер твердым голосом, и я оглянулась на него, видя, что он вновь откинулся на спинку кровати.

Я склонила голову набок.

– Значит, никакого сочувствия к Ронни за то, что он принимает хреновые решения, но я – просто человек?

– Ты его любила и не хотела от него отказываться. В этом нет ничего плохого. Он тебя не любил и не волновался ни о ком, кроме себя. Вот это неправильно.

Я отрицательно покачала головой.

– Не сходится, Тай.

– О, нет. Все сходится, – ответил он. – Кажется, я объяснил, что у меня есть член. Кажется, я сказал, что сделал бы, будь твоя киска моей. Если бы я налажал, а ты не сдавалась, клянусь Богом, я был бы тем мужчиной, кто вытащил бы голову из задницы и заслужил твою преданность. Он этого не сделал и, что хуже всего, бросил тебя на растерзание волкам. Но то, как ты отдавала свою преданность, – не плохо.

– Глупо.

– А ты знаешь, когда в любви наступает предел? – спросил он, и я почувствовала, как сдавило грудь, когда тяжесть вопроса обрушилась на меня.

– Нет, – прошептала я.

– Именно. Нет. И никто не знает. Ни ты. Уж точно не я. Никто. Ты его любила, верила в него, беспокоилась из-за него, а он не принял удар на себя, на следующий день он мог бы вытащить голову из задницы и сделать все правильно. Ты держалась за веру. В этом нет ничего плохого, за исключением того, что он так и не взял себя в руки, начав действовать как настоящий мужчина, и это уже на его совести, а не на твоей.

Настала моя очередь пристально на него посмотреть, пока я пыталась свыкнуться с мыслью, насколько мудрым он оказался.

Затем я сказала:

– Думаю, я закончила делиться.

На это он пробормотал:

– Готов поспорить.

На что я ответила:

– Твоя очередь.

Он кивнул и тут же заявил:

– Мне тридцать шесть. Женат никогда не был. Лицензированный автомеханик… или был им. Отец жив, пьяница и придурок. Мать жива, стерва, потому что ее муж – пьяница. А может, он пьяница, потому что она стерва. Короче, они – определение неблагополучия, и я живу с этим дерьмом с тех пор, как себя помню. Родители моего отца ненавидели мою мать до самой смерти. И не без причины. Родители моей матери отвечали отцу взаимностью, но изначально по иным, однозначно бредовым, причинам. Они живы, ребенком я с ними не общался, но это был их выбор, а когда вырос, этот выбор стал уже моим. У меня есть младший брат, который для всех заноза в заднице. Ему тридцать три, был женат четыре раза, у него пятеро детей, и, по-моему, он женится и штампует детей потому, что ему нравится быть занозой в заднице и он хочет распространять это дерьмо повсюду, где только может. Хорошая новость в том, что он переехал в Лос-Анджелес, а это достаточно далеко, чтобы его талант быть занозой в заднице не достиг дома. Я вырос в Карнэле, штат Колорадо, и только что отсидел пять лет за преступление, которого не совершал, в штате, где никогда не бывал, пока меня не экстрадировали туда для суда.

Потом он замолчал.

Я ждала.

Больше он ничего не сказал.

Тогда я спросила:

– И это все?

– Это все.

– Я рассказала больше твоего, – заметила я.

– Почему это?

– Ладно, пусть не больше, но мой рассказ был более личным и включал в себя то, с чем я пыталась примириться и избегала признавать почти двадцать лет. Обстоятельства непростые, и я все еще стараюсь их осмыслить, но все же. Ты много чего рассказал, среди прочего и некоторые серьезные вещи, на порядок серьезнее, но без каких-либо подробностей, и, следовательно, ты рассказал не больше моего.

– Я сказал – даешь и берешь, но не говорил, что это будет одинаково. Ты сама выбрала, что рассказать, как выбрал и я. Все по справедливости.

Нет, не по справедливости. Поэтому я спросила:

– Ты не совершал преступления, за которое отбыл срок?

– Нет.

– Что случилось?

Его взгляд переместился на игру.

– Тай, – позвала я, и его взгляд вернулся ко мне. – Что случилось? Как ты мог…

– Что я говорил? – прервал он мой вопрос.

– Что?

– Что я говорил? – повторил он.

– О чем?

Он не сводил с меня глаз. Затем низким и более грохочущим, чем обычно, голосом заявил:

– Мы закончили.

– В следующий раз, когда мы будем играть в эту игру, ты начнешь первым, – заявила я, а затем с напряженным восхищением наблюдала, как его губы чуть изогнулись.

Потом они вернулись в исходное состояние, и он пробормотал:

– Тоже справедливо.

Затем отвернулся к телевизору.

Я встала с кровати и пошла за шампанским.

*****

Тай

Уокер перевел взгляд с телевизора на Лекси.

Она лежала, свернувшись калачиком, лицом к нему, руки под щекой, колени подтянуты почти до груди, стильное, но сексуальное розовое платье все еще было на ней, однако, стильные, но сексуальные туфли она, наконец, сняла. Ее глаза были закрыты. Она спала.

Он изучал ее, думая, что она, вероятно, единственная из знакомых ему женщин, из его обширного опыта общения с ними, которая могла выглядеть и стильно, и сексуально во время брачной церемонии, проводимой Либераче.

По правде говоря, она – вообще единственная из знакомых ему женщин, которая могла выглядеть и стильно, и сексуально.

Он рассматривал ее, думая, что Ронни Родригес – тупой долбоёб, и об этом говорил не тот факт, что он профукал сладкую жизнь, которую Бог счел нужным ему даровать, предоставив огромный талант на баскетбольной площадке. Об этом говорил тот факт, что классная, сексуальная киска, спящая рядом с ним в большой кровати в Вегасе, спала рядом с ним в большой кровати в Вегасе, а не свернулась калачиком возле живого, дышащего Ронни Родригеса, который не направил каждую каплю энергии, чтобы заслужить привилегию иметь классную, сексуальную киску, спящую сейчас рядом с Таем Уокером.

С этой мыслью он встал с кровати, подошел к столу и схватил поднос, на который Лекси сложила грязную посуду. Пока он шел к двери, нечто привлекло его внимание, он повернул голову, заглянул в ванную и остановился.

Ее букет лежал в раковине, наполненной на пару дюймов водой.

Увидев это, он взял поднос в одну руку, другой нащупал в заднем кармане ключ-карту и вышел. Он поставил поднос на пол у двери и оглядел коридор. Затем пошел по нему. В конце, посмотрев направо, на узком столике между лифтами он увидел то, что искал. Он подошел к стоявшей на столе вазе с искусственными цветами, выдернул их оттуда, положил на стол и вернулся в номер, вывесив табличку «Не беспокоить».

В ванной он вытащил букет из раковины, включил воду, используя стакан, наполнил вазу и сунул в нее стебли.

Выйдя из ванной, обошел кровать и поставил цветы на ночной столик с ее стороны.

Он разделся, но не включил кондиционер, как ему хотелось, учитывая, что она не была укрыта. Затем скользнул под простыню и выключил свет.

Глава 4
Абсолютная чудачка. Очень милая

Тай

На следующее утро Уокер вставил ключ-карту в прорезь и, дождавшись, когда загорится зеленый, вытащил ее и вошел в номер. Он добрался до спальни и увидел, что горничные уже здесь побывали: постель застелена, на полу следы от пылесоса.

Никакой Лекси. Но на подушке есть записка. Горничные, скорее всего, застелили постель и оставили ее там, куда Лекси ее положила.

Бросив мокрое от пота полотенце на кровать, он отошел назад к шкафу, распахнул дверцу, наклонился к сейфу, открыл его и внимательно осмотрел.

Все на месте.

Он закрыл его и вернулся в спальню к записке.

Взяв ее, он прочел.

«Муженек, я в бассейне. Если не вернусь до наступления темноты, твой супружеский долг – спасти меня. Если я опоздаю, значит, вырубилась на шезлонге летом в Вегасе, поэтому мой совет – перед тем, как начать спасательную операцию, запасись алоэ вера.

Лекси»

Уокер уставился на записку, думая, что Алекса Берри…

Поправка.

Алекса Уокер была чертовски забавной.

Потом он стоял, уставившись на записку, думая о том, как ему нравится имя Алекса Уокер.

Потом он стоял, уставившись на обращение к нему в записке, и думал, что эта сучка – чудачка, но это ему также нравилось.

Потом он стоял, уставившись на почерк записки, запоминая ее каракули, которые не были девчачьими или четкими, – острые, витиеватые слова часто отрывались друг от друга, наклона не было ни в одну сторону, они уютно располагались посередине.

Затем он сложил записку и бросил ее на кровать. Двадцать минут спустя, смыв с себя пот после тренировки, побрившись, переодевшись в джинсы, белую футболку и ботинки, он подошел к сумкам на столе, взял новые очки, подошел к записке на кровати и сунул ее в задний карман. Потом схватил ключ-карту.

И направился к бассейну.

Первой мыслью после попадания под удар утреннего солнца Вегаса было то, что он не хотел находиться под жарким, как в аду, утренним солнцем Вегаса. Пять секунд спустя, на полпути к телам, распластавшимся вокруг бассейна, он забыл о жарком, как в аду, утреннем солнце Вегаса, потому что взгляд за его очками с точностью определили местонахождение его жены.

Малинового цвета бикини со стрингами. Волосы – все та же масса густых, диких кудрей, но собраны на затылке в пучок, длинные пряди выбились и лежали на шее. Кожа блестит от масла для загара. Обнаженное, по большей части, тело лучше, чем он ожидал, а он ожидал, что ее тело будет чертовски великолепным. На ней были темные очки, в руках она держала раскрытый журнал, колени согнуты, ступни упираются на шезлонг, на котором расстелено полотенце.

Он двинулся в ее направлении и на десять часов от нее отметил «скелета», это заставило Уокера задуматься, не ошибся ли он насчет этого парня. Он подозревал, что тот скрытый гей. Но поскольку ублюдок решил следить за Лекси, а не за Уокером, возможно, и нет.

Она почувствовала его приближение, когда он был в двадцати футах от нее, ее голова поднялась, и он понял, что она знала о присутствии Мешка с костями, потому что в ту секунду, как ее очки устремились на него, ее великолепное лицо расплылось в ослепительной улыбке.

Она закрыла журнал и бросила его на столик рядом с собой, где стоял быстро тающий кофейный напиток со льдом.

В пяти футах от себя она позвала:

– Привет, муженек.

Вот снова. Чертовски чудно, но, он должен был признать, то, как она это произнесла, было также чертовски мило.

Он кивнул, и в тот момент, как он к ней подошел, ее рука метнулась вперед, сомкнулась вокруг его запястья и потянула вниз. Он не сопротивлялся, сел на край шезлонга, она подвинулась, чтобы дать ему место, повернулась на бок, обернувшись сзади вокруг его бедер.

– Я проснулась одна. Куда ты ходил? – спросила она, запрокинув голову, чтобы смотреть на него, и все еще держала за руку, и он был рад, что надел темные очки, потому что на ее вопрос его глаза переместились с ее груди на лицо, чего, как он предположил, она не заметила.

– На тренировку.

– Чувак, – тихо произнесла она, все еще кривя губы.

Чувак. Да, абсолютная чудачка.

– Чувак? – подсказал он, когда она больше ничего не сказала.

– Мы в Вегасе, – заявила она.

– Да, – согласился он.

– Это вообще законно – тренироваться в Вегасе? – спросила она, наклонив голову, и пучок волос на затылке колыхнулся вместе в такт движению.

– Здесь есть тренажерный зал, так что, предполагаю… да.

Это вызвало у него еще одну яркую улыбку, затем ее очки просканировали тело Уокера с головы до колен и обратно, после чего она заметила:

– Ты не в плавках.

– Лекси, я наполовину черный. Мой загар всегда при мне. Я не должен прилагать для этого усилий.

– Точно, – пробормотала она, все еще ухмыляясь.

Именно тогда он мысленно вернулся назад, пытаясь вспомнить Ронни Родригеса. Родригес все запорол в середине второго курса, но за полтора сезона до этого, провел на поле до хрена игрового времени. Поэтому Уокер его припоминал, но не четко, если не считать того, что брат был худым, высоким и черным. Откуда у него взялась фамилия Родригес, Уокер не знал.

С другой стороны, у Шифта была фамилия Мартинес, и он тоже был черным. Может, в Техасе это какая-то фишка.

Что Уокер знал точно, что многие белые сучки не возражали повеселиться с черными, но они, черт возьми, не вели их домой знакомить с папочкой, черный оставался черным, будь он им таким полностью, наполовину или просто смуглым.

Он также знал, что у Лекси нет папы, но если бы и был, она бы привела черного домой и, как он предполагал, папе бы это не понравилось, но с ее нахальством она бы сказала ему идти на хрен.

Подумав об этом, он спросил:

– Завтракала? – и она покачала головой.

Повернувшись, снаружи, у бассейна он увидел ресторан.

Потом он снова посмотрел на нее.

– Я голодный.

– Я тоже, – согласилась она, отпустила его руку и мгновенно задвигалась.

Скатившись с шезлонга, она низко наклонилась, чтобы забрать засунутую под него одежду. Затем натянула обтягивающую футболку с короткими рукавами под цвет купальника и короткие черные шорты. Она села, наклонившись вперед и начала надевать черные сандалии на высоких каблуках.

Какое-то покалывание впилось в кожу на затылке, и Тай оторвал взгляд от своей новобрачной, чтобы взглянуть на три лежака, стоявших в стороне. На одном из них он увидел мужчину, определенно много времени проводящего за работой над своим загаром. Весь покрытый маслом. В узких черных плавках. С золотом на шее. Его очки были нацелены на декольте Алексы Уокер, выставившемся на всеобщее обозрение, когда она наклонилась.

– Эй! – рявкнул он, скорее почувствовав удивленное движение Лекси, чем увидев его, но также заметив, как «узкие черные плавки» дернулся в его сторону. Уокер медленно покачал головой. Парень быстро отвел взгляд.

Покалывание исчезло.

Лекси встала, оказавшись в поле его зрения.

– Что это было? – тихо спросила она.

– Я рядом, – ответил он.

Она склонила голову набок. Она была озадачена или, возможно, не увидела того парня. Он полагал, что второе, так как обнаружил, что она не замечает внимания мужчин, которое ей часто доставалось.

Но замечал он.

Обойдя шезлонг, он приблизился к ней и опустил голову, чтобы посмотреть в ее темные очки.

– Он пялился на твои сиськи.

Ее голова медленно повернулась к лежаку, рассматривая «узкие плавки».

Потом она повернулась к нему, откинула голову назад, и их очки снова устремились друг на друга.

И она пробормотала:

– Фу.

Абсолютная чудачка. Очень милая.

Послала мужика на хрен.

– Да, это для тебя «фу», но для меня, когда моя женщина надевает туфли, а я стою рядом, никто, бл*ть, не пялится на ее сиськи.

– Ох, – прошептала она.

– Вот именно. Ох. – Он мотнул головой в сторону шезлонга. – Ты будешь забирать вещи?

Она покачала головой.

– Нет, оставлю здесь. Я буду следить за ними от столика.

Его это устраивало, поэтому он пошел вперед.

Она присоединилась к нему и сделала то же, что и накануне: взяла его за руку и переплела их пальцы. Держала крепко. За ней наблюдал «скелет», и она отрабатывала свои пятьдесят кусков.

Они сидели за квадратным столом, где он мог следить за ее барахлом; она сидела рядом с ним, а не напротив. Сканирование бассейна и ресторана показало, что «скелет» исчез, вероятно, потому, что утреннее солнце Вегаса оказывало мучительное воздействие на его бледную белую кожу.

Они сделали заказ, он еще раз осмотрелся, проверяя, не вернулся ли «скелет», когда почувствовал на руке прикосновение ее пальцев, склонив голову, он увидел на своей руке, лежавшей на столе, ее руку, и она теребила его широкое обручальное кольцо из белого золота.

– Он ушел, – сообщил ей Уокер.

Она тут же отдернула руку, резко вскинув голову, чтобы взглянуть на него, и оба движения указывали на то, что по какой-то причине он ее напугал.

– Что? – тихо спросила она.

– «Скелет». Он ушел.

Ее темные очки немедленно осмотрелись вокруг, и она прошептала:

– Он был здесь?

Что-то острое пронзило левую сторону его груди.

Затем он спросил:

– Ты его не засекла? Когда я пришел, он был здесь.

Ее темные очки вернулись к нему, она покачала головой и сказала:

– Полагала, он следит за тобой. Почему он преследует меня?

– Ты его не засекла, – повторил Уокер, на этот раз, утверждая, а не спрашивая.

Она снова покачала головой и сказала:

– Нет. Нет, я… – она сделал паузу. – О, боже. Жуть какая. Для чего ему следить за мной?

Она его не заметила.

Она ослепительно улыбнулась ему. Назвала этим чудаковатым именем. Продолжала улыбаться. Притянула его к себе на шезлонг. Почти все время, пока он был с ней, держала за руку и теребила его обручальное кольцо, словно была им поглощена, и он перепугал ее, когда она поняла, что привлекла его внимание.

Какого хрена?

Как только этот вопрос пришел ему в голову, принесли кофе, что избавило его от необходимости угадывать ответ и предоставило возможность отложить объяснение, почему «скелет» следил за ней. Придет время, когда ей нужно будет знать, что за ней станут следить.

Сейчас время еще не пришло.

– Сегодня у меня куча дел, – сказал он, пока она наливала молоко в кофе.

Она кивнула.

– Хорошо. Я пока поджарюсь.

– Тебе тоже есть чем заняться.

Она перестала добавлять сахар в кофе и посмотрела на него.

– Чем?

– Через два дня мы возвращаемся домой. Ко мне домой. В Карнэл. Тебе нужно уволиться с работы, и оборвать все связи с прежней жизнью. Ты должна начать с этого.

Ее темные очки не отрывались от его, потом она пробормотала:

– О боже, я не подумала об этом.

– Завтра можешь наслаждаться отдыхом. Сегодня разберись с этим дерьмом.