Текст книги "Госпожа Удача (ЛП)"
Автор книги: Кристен Эшли
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 34 страниц)
Кристен Эшли
Госпожа удача
Серия: Горы Колорадо #3
Перевод осуществлен исключительно для ознакомления, не для коммерческого использования. Автор перевода не несет ответственности за распространение материалов третьими лицами.
Глава 1
Чудо
Зазвонил мой сотовый, я схватила его с пассажирского сиденья, посмотрела на дисплей, и там высветилось: «Шифт».
Я вздохнула.
Затем открыла телефон-раскладушку, повернув другую руку, чтобы посмотреть на часы.
Двенадцать ноль два.
Шифту, как всегда, не терпелось.
– Привет, – сказала я в трубку.
– Он вышел?
Мой взгляд скользнул через окно со стороны пассажира, по двум сторожевым вышкам, вниз по длинному туннелю, по обе стороны которого шел высокий забор из шлакоблоков, увенчанный колючей проволокой. В этот день стояла изнуряющая жара, заставляя воздух в открытом, пустом туннеле рябить и мерцать.
– Нет, – ответила я.
– Черт! – огрызнулся Шифт. – Чего, блядь, так долго? Его должны были освободить в полдень.
– Шифт, сейчас двенадцать ноль два.
– Ну и что? – раздраженно и нетерпеливо спросил он в ответ. – Его выпускают из тюрьмы; сомневаюсь, что он задержался на прощальной вечеринке.
В этом я тоже сомневалась.
– Я позвоню, – пообещала я.
– У них есть семь минут, – пригрозил он, и я подавила вздох.
Таков был Шифт. Он находился в тысяче миль отсюда. Он был сутенером, наркоторговцем и засранцем на полставки (хотя, в должности засранца он прилагал гораздо больше усилий, чем в других своих занятиях), и он считал, что имеет какое-то влияние на Департамент исправительных учреждений Калифорнии.
– Ладно, – сказала я.
– Позвони мне в ту же минуту, как только братан вдохнет воздух свободы, – отрезал он и отключился.
Я захлопнула телефон, в семитысячный раз задаваясь вопросом, какого хрена я это делаю.
У меня не было никаких ответов, кроме того, что, когда Ронни убили, он оставил мне только одно.
Шифта.
Я бы предпочла гигантское поместье, состояние в драгоценностях или, возможно, ничего.
Мне достался Шифт.
И хотя после смерти Ронни я не хотела иметь ничего общего с этой частью его жизни, хотела жить дальше, повернуться ко всему спиной, Шифт не позволил бы этого. Если Шифт вонзал в тебя когти, они проникали глубоко, цепляясь за кости, погружаясь в костный мозг, и не отпускали. Ни за что на свете.
И Шифт впился в меня когтями. Я этого не хотела, не приветствовала, но так уж случилось.
Хорошей новостью было то, что он не часто нажимал мой номер на своем телефоне.
Другой хорошей новостью было то, что когда он это делал, то дерьмо, о котором он просил, обычно не так уж было трудно выполнить, и оно всегда было в рамках закона. Он знал меня. Знал мою позицию. Знал, что я ни за что не стану ввязываться в его грязные делишки.
Но он также знал, что я люблю Ронни больше всего на свете, а Ронни, по причинам, известным только Ронни, любил Шифта лишь немного меньше, чем меня (хотя, должна признать, иногда, тогда и сейчас, я задавалась вопросом, не любил ли он меня чуть меньше, чем Шифта – но я не часто спрашивала себя об этом).
Поэтому, он знал, что я отзовусь.
Если только Шифт не попытается окунуть меня в грязь. Он понимал, что я сделаю из него козла отпущения, даже если для этого мне придется взять жизнь в свои руки.
Поэтому он избегал этого. Не то чтобы его заботила моя жизнь, просто я могла преуспеть в своем плане, прежде чем он меня убьет.
Другой хорошей новостью было то, что он любил Ронни больше всего на свете, поэтому не использовал меня… слишком часто.
Плохая новость заключалась в том, что он присутствовал в моей жизни, и поэтому я сидела возле тюрьмы в южной Калифорнии в своем «Чарджере» 2011 года выпуска цвета синий электрик с двумя широкими белыми полосами, которые шли по капоту, крыше и вниз по багажнику и антикрылу, ожидая, когда человек по имени Тай Уокер выйдет из тюрьмы.
Шифт не дал мне полной информации об этом задании. Он велел мне сидеть на этом месте в полдень, ждать Уокера, позвонить ему, как только Уокера освободят, а затем получить дальнейшие указания от Уокера. Он также сказал, что Уокер в курсе, что я буду ждать его в «Чарджере».
Для этого я взяла недельный отпуск. На свой отпуск я все равно ничего не планировала, а по счетам платил Шифт, так что я подумала… да, пофиг. Главным образом потому, что это было единственное, о чем я могла подумать. Шифт не очень часто принимал «нет» в качестве ответа, и Шифт пугал меня. Он любил Ронни, это правда, они не были родными по крови, но были даже еще ближе. Но Шифт не был хорошим. Нисколько. Сказать, что у Шифта отсутствуют некоторые качества, которых не доставало большинству людей – ничего не сказать. Ему много чего не доставало. Сюда относились такие хорошие качества, как сострадание, юмор, порядочность, честность. Ему было знакомо чувство верности и братской любви. Но на этом все. Кроме этого, я не видела в нем никаких моральных принципов. Ни единого.
А Ронни был мертв.
При жизни, Ронни стоял между Шифтом и мной, и он стоял между Шифтом, его миром и моим миром.
Но Ронни был мертв, и я не считала, что верность и братская любовь к мертвецу помешают Шифту сделать то, что он мог бы сделать, чтобы получить желаемое, в том числе и от меня.
Мне не часто приходилось балансировать на этой грани, но она была. Я знала, что могу на нее надавить, а также знала, как далеко могу при этом зайти. И, по какой-то причине, моя встреча с Таем Уокером была важна для него, достаточно важна, чтобы понимать, – привязанность Шифта к Ронни исчезнет, если я, надавив слишком сильно, переступлю черту.
Такое дерьмо мне было не нужно.
И вот я жду, когда из тюрьмы выйдет бывший заключенный.
Сидя в машине под палящим солнцем, когда ни малейший ветерок не проникал в открытые окна, я думала о том, что, кажется, всю жизнь занимаюсь подобной херней, чтобы держаться подальше от дерьма. Это изматывало. Я устала. Смертельно устала. И боялась. Потому что знала, шанс того, что я смогу держаться подальше от всего этого был не в мою пользу. С Шифтом в моей жизни и моим номером в его телефоне, ожидая его звонка, когда я ему понадоблюсь, на этот раз угодив по уши в дерьмо.
Я должна выбраться из всего этого.
Взглянув на часы, я увидела на циферблате двенадцать ноль семь, затем, снова посмотрев в туннель, заметила сквозь мерцание какое-то движение. Проход был длинным, а дневная жара стояла невыносимая, так что я почти ничего не видела, но что-то заставляло меня продолжать наблюдать.
И по мере того, как силуэт, двигающийся сквозь марево, формировался в фигуру человека, у меня перехватило дыхание.
Мужчина приближался, становясь все более различимым сквозь волны жара, и мое дыхание стало поверхностным, а тело замерло.
Я не моргнула и глазом. Даже не шелохнулась. Просто смотрела, как этот человек приближается ко мне и моей машине.
Потом он подошел еще ближе, и я пошевелилась. Без каких-либо усилий с моей стороны. Не сводя с него глаз, я потянулась к дверной ручке, нажала на нее, и вылезла из машины, потеряв его из виду меньше чем на секунду, когда крыша заслонила мне обзор.
Дерьмо.
Дерьмо, дерьмо, гребаное дерьмо!
Он был огромный. Огромный. Я никогда не видела настолько большого мужчину. В нем было шесть футов пять или шесть дюймов, может, даже выше.
Необычайно широкие плечи, грудь, как стена. Стена. Бедра узкие, а ноги мускулистые. Весь он, с головы до ног, представлял собой одну сплошную гору мышц – твердую, с четким рельефом. Я видела это сквозь плотно сидящую черную футболку, джинсы, натягивающиеся на бедрах при ходьбе, и по татуированным рукам.
Черные волосы были коротко подстрижены, и еще одна татуировка извивалась вверх по шее.
Квадратная и сильная челюсть. Никакой щетины. Чисто выбрит. Широкий лоб, черные, изогнутые и густые брови, но на левой виднелся шрам, который соответствовал меньшему под глазом.
Но этот шрам ни капельки не портил его абсолютно безупречные черты. Сильный, прямой нос. Высокие, резко очерченные скулы. Полные губы. Миндалевидные глаза, со слегка опущенными внешними уголками, и даже когда он был на расстоянии ширины машины, сквозь густые, вьющиеся черные ресницы я все равно могла разглядеть ободок вокруг радужки.
Тем не менее, его лицо, несмотря на чисто мужскую красоту, ничего не выражало. До ужаса опустошенное. Без единой эмоции. Ничего. Его глаза были устремлены на меня, стоящую у открытой дверцы автомобиля, наблюдающую за ним через капот и поворачивающуюся в такт его движениям. Но в этих глазах ничего не было. Ничего. Пустота.
Выглядело пугающе.
Ронни и Шифт с хорошими людьми не водились. Среди отбросов общества были свои отбросы, и вот отбросы отбросов – это те, с кем водились Ронни и Шифт. Опять же, такое случалось не часто, но не сказать, что мне не приходилось вступать в контакт с некоторыми из таких людей. И мне не нравилось находиться рядом с ними, но я давно научилась это скрывать.
Но этот человек, Тай Уокер, был совсем другим.
Я не думала, что он был отбросом отбросов. Или даже просто отбросом.
Понятия не имела, что он из себя представлял, кроме откровенного ужаса.
Он подошел ко мне, остановился на расстоянии в полшага, зажав меня в капкан между дверцей и машиной, и, чтобы посмотреть на него, мне пришлось запрокинуть голову далеко назад.
Это была не оптическая иллюзия, не игра тепловых волн. Он был высоким и огромным.
А еще у него были длинные завивающиеся ресницы.
Необычно.
Я никогда не видела таких густых и завивающихся ресниц. Ни у одного живого существа я не видела таких удивительных глаз.
Он смотрел на меня сверху вниз своими прекрасными, но пустыми глазами, а я думала только о том, что он, несомненно, мог бы одним ударом кулака вбить меня в асфальт.
– Э-э… привет, – выдавила я сквозь зубы. – Я Лекси.
Он смотрел на меня, не произнося ни слова.
Я сглотнула.
– Шифт ждет звонка, как только ты выйдешь. Я… ах…
Я замолчала, потому что он наклонился, потянувшись ко мне, и я не смогла удержаться, чтобы не вжаться спиной в машину. Но он просто вытащил сотовый из моей руки, выпрямился, открыл телефон, и его великолепные глаза устремились вниз, пока он большим пальцем пробегал по клавиатуре. Потом приложил трубку к уху.
Через две секунды он сказал глубоким голосом, который, несмотря на то, что он стоял от меня в трех футах, отдавался эхом в груди:
– Я вышел.
Затем он закрыл телефон и бросил его мне.
Я инстинктивно подняла руки и, к счастью, поймала его прежде, чем тот упал на асфальт у наших ног.
– Ключи, – пророкотал он, и я моргнула.
– Что?
Его большая рука протянулась между нами, ладонью к небу, и я посмотрела на нее, видя на его сверхчеловечески мускулистом предплечье черные татуировки и выступающие вены.
– Ключи, – повторил он.
Мой взгляд вернулся к его прекрасным глазам.
– Но… это моя машина.
– Ключи, – рокот повторился снова, тот же тон, никакого нетерпения, ничего, и у меня возникло ощущение, что он будет стоять здесь весь день, с протянутой рукой, повторяя это слово, пока я не подчинюсь.
Я сглотнула.
Хм-м.
Я решила, что не хочу провести весь день под палящим солнцем, беседуя с человеком-горой, чья роль заключалась в произнесении единственного слова.
– Они в замке зажигания.
– Пассажирское сиденье, – ответил он, и мне стало интересно, знает ли он какие-нибудь глаголы.
Я не сочла разумным задавать этот вопрос. Кивнув, я заметила, что он не двигается. По обе стороны от него между дверью и машиной было небольшое пространство, но очень небольшое. Он не собирался убираться с моего пути.
Я повернулась боком, втянула живот и прижалась к нему, передом скользнув по его твердому боку, задом – по дверце машины.
Обогнув багажник, я направилась к пассажирской стороне.
К тому времени, как я устроилась на месте пассажира, он отрегулировал сиденье и впихнул свою большую тушу за руль.
В ту же секунду, как я захлопнула дверцу, моя драгоценная малышка с ревом ожила.
Он не пристегнул ремень безопасности и не стал ждать, пока это сделаю я, его занесло, колеса заскрежетали по асфальту, и мы помчались сквозь волны зноя по дороге, ведущей от тюрьмы.
Дерьмо.
*****
– Двое, – пророкотал Тай Уокер, обращаясь к женщине в желтом платье официантки, с белыми манжетами на коротких рукавах, в маленьком белом фартуке и маленьком белом чепчике – весь наряд словно из ситкомов 70-х.
Запрокинув голову назад, она смотрела на него, быстро моргая, по ее лицу пробегали легко читаемые эмоции. Трепет. Страх. Возбуждение. Любопытство. Вожделение.
– Двое, – повторил Тай Уокер, когда она не двинулась с места, и добавил: – Кабинка. – Потом закончил: – Позади.
Она продолжала моргать.
Я встала между ними и взмахнула рукой в надежде привлечь ее внимание.
Моргнув пару раз, она опустила голову ко мне, но даже так ей все равно приходилось смотреть снизу вверх, потому что я была выше ее, даже если бы не была в босоножках на платформе.
– Привет, – радостно сказала я. – Мы можем занять кабинку в задней части зала?
Она пристально посмотрела на меня, потом перевела взгляд на Уокера, потом снова на меня, потом кивнула, повернулась к стойке, схватила два меню и поспешила через закусочную в заднюю часть, где была свободная кабинка.
Она шлепнула меню на стол, Уокер обошел ее и сел спиной к стене. Я проскользнула с другой стороны.
– Спасибо, – с улыбкой сказала я.
– Кофе, – перебил меня Уокер. – Сейчас.
Она быстро кивнула.
– Бекон, хрустящий, двойную порцию, – продолжил он. – Сосиски, двойную порцию. Четыре оладьи. Яичница из четырех яиц. Четыре ломтика хлеба. Картофельные оладьи, двойную порцию. После кофе.
Она моргнула, и до меня дошло, что это было самое длинное, что он сказал (так как во время часовой поездки от тюрьмы до закусочной мы вообще не разговаривали), а еще до меня дошло, что он, возможно, и не знал никаких глаголов, так как до сих пор не произнес ни одного, кроме того, когда сказал, что вышел, но даже при этом, он использовал только два слова.
Потом она посмотрела на меня.
– Я пока не знаю, что хочу, но диетическая кола была бы кстати. Я взгляну на меню. Но было бы хорошо, если вы сможете принести моему приятелю его заказ, – сказала я ей. – Он, эм… голоден, – закончила я, указывая на очевидное, так как он заказал достаточно, чтобы накормить четверых.
– У нас только диетическая пепси, – прошептала она, в ее шепоте слышалась дрожь страха, будто если я не получу колу, это приведет Уокера в ярость, кровавые последствия которой станут достоянием новостей.
– Пойдет. – Я снова ей улыбнулась.
Она кивнула и поспешила прочь.
Я перевела взгляд на Уокера. Он смотрел в окно.
Потом посмотрела в меню.
Сначала официантка принесла кофе, и я заказала сэндвич с тунцом и расплавленным сыром и картошку фри. Она вернулась с пепси. И пока мой сэндвич готовился, принесла его блюда. Наконец, она подала мне сэндвич.
К этому времени Уокер почти покончил с едой.
И, замечу, за все это время он не проронил ни слова.
Жуя жареную картошку, я решила, что пришло время смириться и попытаться завязать разговор, хотя бы для того, чтобы узнать, что дальше.
– Вкусно? – размышляя, как бы с ним поладить, спросила я, когда он запихнул оладью в рот.
Его взгляд остановился на мне.
Чего он не сделал, так это не заговорил. Он просто жевал и глотал, вонзая вилку в оладьи, а, проглотив, запихивал следующую порцию.
Затем его взгляд скользнул по закусочной и, не вернувшись ко мне, продолжил осматривать все вокруг.
Я попробовала еще раз, решившись на более прямой подход, поскольку, очевидно, этот парень не нуждался в праздной болтовне.
– Итак… э-м… что дальше по плану?
Он снова посмотрел на меня. Затем наколол вилкой сосиску, поднес ее к своим великолепно очерченным губам и откусил половину ровными, очень белыми, чрезвычайно крепкими на вид зубами.
Сделав это, он не ответил.
Поэтому я продолжила попытки.
– Было бы неплохо узнать, э-э… что будем делать, и… куда поедем.
Он доел половинку сосиски.
И снова не ответил.
– Э-м… Тай… – начала я, но он, наконец, заговорил, перебив меня.
– Имя, – пророкотал он.
– Имя? – спросила я в замешательстве.
Его прекрасные глаза не отрывались от меня, но он ничего не объяснял.
– Имеешь в виду мое имя? – спросила я.
И он снова продолжил смотреть на меня, не говоря ни слова.
– Лекси, – ответила я, догадываясь о чем он, и не указывая на то, что я уже ему представилась.
– Полное имя, – сказал он и проткнул еще одну сосиску.
Пока он откусывал половину, я ответила:
– Алекса Энн Берри.
Он прожевал, проглотил.
– Приводы? – спросил он, и я почувствовала, как мои брови сошлись на переносице.
– Что? – спросил я в ответ.
– У тебя есть судимость?
Я удивилась этому вопросу по двум причинам. Во-первых, он произнес свой первый глагол, а я уже убедила себя, что он знает только язык пещерных людей. Во-вторых, вопрос был странный.
– Нет, – ответила я. – Никаких судимостей.
Или, по крайней мере, ни одной, о которой было бы известно. Что я могла сказать? Я была дикой – вот причина, по которой Ронни был моим парнем со средней школы. Только тогда он таким не был. Потом у меня этот период закончился, и начался у него, и он преуспел в этом лучше меня. У меня был привод по малолетству, но это не считалось. Или, так я себе говорила.
Его великолепные глаза прошлись от моей головы до груди и обратно, а затем он слегка наклонил голову в сторону.
– Облава?
– Что? – спросила я в ответ, снова придя в замешательство.
– Тебя схватили во время облавы? Что-то, чего тебе не предъявили.
Я покачала головой, все еще сбитая с толку.
– Облавы на что?
– На проституток, – ответил он, и я выпрямилась.
Тогда-то я поняла, что он принял меня за одну из девочек Шифта.
Я испытывала удачу, но я достаточно разозлилась, чтобы податься вперед и с легким раздраженным шипением прошептать:
– Я не проститутка.
И я не могла поверить, что он об этом спросил. Разве я похожа на проститутку? Нет! А я достаточно их повидала, чтобы знать. Конечно, можно было бы сказать, что мои белая майка и шорты цвета хаки не являли собой писк моды, но они не выглядели как одежда шлюхи. Даже если на мне (очень милые, на мой взгляд) телесного цвета босоножки на платформе (в которых я все равно была порядком ниже его).
На улице стояла жара!
И я носила обувь на высоких каблуках. Всегда. Такая уж я. Не все женщины на высоких каблуках проститутки. Даже, если на них шорты.
– Шифт знает два типа женщин: шлюхи и наркоманки. Ты наркоманка?
– Нет, – отрезала я, откинувшись на спинку сидения. – Господи, конечно, нет.
Теперь он на самом деле вывел меня из себя, потому что в среде наркоманов я тоже побывала, и я на них не походила. Во-первых, волосы у меня были чистые. И я подстригла их не далее, как неделю назад. Во-вторых, у меня на теле был жирок. Может, чуть-чуть чересчур, но, серьезно, я не походила на изможденного торчка.
– Шифт знает два типа женщин: шлюхи и наркоманки, – повторил он. – Кто из них ты?
– Ни то, ни другое, – отрезала я.
– Шифт знает два типа женщин: шлюхи и наркоманки, – повторил он. – Тебя послал он, а значит, он тебя знает, так кто же ты?
Ладно, теперь я пришла в настоящее бешенство.
– Можешь задавать этот вопрос снова и снова, Мистер Амбал, но ответ не изменится.
Я поступила неправильно. Он мгновенно уронил вилку на тарелку и обеими руками схватил меня за запястья, потянув их вместе со мной к себе через стол, и выворачивая тыльной стороной. Склонив голову, он просканировал мои руки.
Он искал следы.
Мудак.
Я мысленно отметила, что, может, он и большой, но это не значит, что двигается он медленно.
Я дернула руки на себя, он их не отпустил, и я прошипела:
– Отпусти меня.
Он отпустил и схватил вилку. Затем доел остатки сосиски.
Втянув в себя воздух, я подумала, что, возможно, должна была отказать Шифту в этой конкретной услуге, стоять на своем, воспротивиться и рискнуть.
Я просто проехала через несколько штатов, забрала какого-то парня из тюрьмы, чтобы отвезти куда ему нужно. Именно так, как я и думала.
С Шифтом всегда будет так.
Я должна была это знать.
– Пальцы ног, – пробормотал он, роняя вилку и берясь за кусок тоста.
– Что? – спросила я, берясь за очередную картофельную дольку, но обнаружила, что не голодна, хотя полагала, учитывая неопределенное положение, мне, вероятно, следует поесть, когда есть такая возможность.
Его глаза не отрывались от меня.
Они были светло-карими. Я только сейчас это заметила. Форма и ресницы заняли все мое внимание, так что я упустила их светло-карий цвет. Немного неожиданно, учитывая, что тон его кожи говорил о том, что он метис, и какая-то часть определенно досталась ему от афроамериканцев. Наверное, в нем было что-то и от европеоидной расы, но не больше половины. Кожа такая же идеальная, как и все остальное, но темная, без оливкового оттенка, как у итальянцев, определенно черная. Чьи бы гены его ни создали, он взял от них лучшее. По крайней мере, в плане внешности. Личные качества всерьез под вопросом.
– Колешься между пальцами, – объяснил он, и мои мысли перешли от цвета его глаз, совершенства кожи и удачи в наследственности к нашему раздражающему разговору.
– Я же тебе сказала, Уокер, я не наркоманка. Я никогда ничего не колола, ни в руки, ни между пальцами ног, ни в другие места, – заявила я, затем откусила картошку, вероятно, немного сердито, но, какого хрена?
И какого хрена он задает мне эти вопросы?
Он изучал меня по-прежнему пустым взглядом, в нем ничего не отражалось, или ничего, что он захотел бы выдать. Но его взгляд не отрывался от моего лица.
Это продолжалось некоторое время. Пока он жевал тост, а я кусала картошку. Это продолжалось достаточно долго, чтобы я пожалела, что он не осматривает кафе или снова не глядит в окно.
Затем он объявил низким, знакомым рокотом:
– Ты оказываешь ему услуги.
Я перестала избегать его изучающего взгляда и снова посмотрела на него.
– Что?
– Неожиданно, – пробормотал он, возвращаясь к вилке и оладьям.
Я догадалась, что он имеет в виду, и сообщила:
– Я не букмекер Шифта.
Он перевел взгляд с оладий на меня.
– Повтори?
– Я не букмекер Шифта. Я не оказываю ему услуги.
Он уставился на меня.
– Иисусе, – прошептал он.
– Я работаю в розничной торговле.
Он пристально посмотрел на меня.
– Я закупщик в универмаге Левенштейна.
Он продолжал пристально смотреть на меня, затем спросил:
– Как он это провернул?
– Что? – спросила я в ответ.
– Закупщик в гребаном универмаге. Как Шифт это провернул?
Сузив глаза, я снова покачала головой, я повторила:
– О чем ты?
– Почему ты, – он кивнул на меня, будто я не знала, кого он имел в виду под «ты», – его обслуживаешь?
– Говорю тебе, я не букмекер. Я не делаю для него ставки. И вообще, какой букмекер будет бегать по поручениям такого парня, как Шифт?
Господи, может, у него проблемы со слухом?
Наклонившись ко мне, он тихо произнес:
– Ты обслуживаешь его. – Я открыла рот, чтобы ответить, но он продолжал: – Раздвигаешь ноги.
Я моргнула.
И тут поняла.
Потом я выпрямилась.
– Я не сплю с Шифтом, – отрезала я. – Мерзость! Ты с ума сошел?
Он откинулся на спинку сидения и снова уставился на меня. Потом уронил вилку, схватил чашку с кофе, сделал глоток, поставил чашку на место – и все это, не сводя с меня глаз.
Мне надоел его пристальный взгляд, поэтому я сказала:
– У нас странный разговор. Не хочешь сказать, что у тебя на уме, или, например, спросить прямо, что пытаешься выяснить, и постараться меня не раздражать, потому что я не проститутка, наркоманка, букмекер, не сплю с Шифтом или кем-то вроде него, я закупщик в универмаге среднего и высшего класса.
– Ладно, – тут же согласился он. – Какого хрена ты здесь делаешь?
– Шифт попросил меня оказать ему услугу.
– А откуда закупщик в универмаге знает Шифта?
– У нас был общий знакомый. Он умер, – так же быстро ответила я. – К сожалению, со смертью этого знакомого связь не умерла, потому что Шифт мудак. Иногда он вторгается в мою жизнь и просит что-нибудь сделать. И мне лучше согласиться, от этого меньше геморроя. Итак, он меня попросил, платит по счетам, и вот я здесь.
– Без причин?
– А Шифту они нужны? – спросила я в ответ.
– Если ты сама их ему не дашь.
Я отрицательно мотаю головой.
– Мне от Шифта ничего не надо, так что, нет, я никогда не просила, и никогда не попрошу Шифта сделать что-то для меня. Здесь нет никаких причин.
– Но ты все равно здесь.
Я сидела напротив него, поэтому не думала, что это заслуживает ответа.
– Люди ничего не делают просто так, особенно такие сучки, как ты, – заметил он.
Я проигнорировала то, что он назвал меня сучкой, Шифт с бандой часто так делали. Я также не стала думать, какого рода «сучкой» он меня считал.
Вместо этого я заявила:
– Очевидно, ты знаешь Шифта.
– К сожалению, – ответил он, и это меня удивило. Во-первых, это указывало на то, что у нас есть что-то общее. Во-вторых, это было слово из пяти слогов. В-третьих, Шифт вел себя так, будто этот парень был для него очень важен. Только тогда мне пришло в голову, что, когда он позвонил Шифту, у них не состоялось сердечного разговора о радости обретенной свободы. На самом деле, кроме приветствия Шифта (вероятного), он сказал тому лишь два слова.
Меня это заинтриговало.
Об этом я тоже не стала думать.
Что касается меня, то я собиралась высадить этого парня там, куда он хотел отправиться (надеясь, что это не север Канады), или, что было бы лучше, позволить ему самому уехать туда, куда нужно, а затем вернуться в свою квартиру, на свою работу и к частым размышления о том, чтобы все бросить и уехать далеко-далеко от Дуэйна «Шифта» Мартинеса.
Что я должна была сделать, так это воспользоваться шансом.
Шансом рассказать, открыто и честно.
Поэтому я подалась вперед и тихо сказала:
– Наша связь с Шифтом – не мой выбор. Я не хочу видеть его в своей жизни, но хочет он и остается в ней. Он может усложнить мне жизнь, просто являясь Шифтом. Я это знаю. И избегаю этого. И мой способ избегать этого – делать то, что он просит, когда звонит мне. Он знает мои границы, и до сих пор их уважал. Я не дура и знаю, что он раздвинет эти границы, и знаю, что должна выбраться из этого прежде, чем он это сделает, но требуется много всего, чтобы начать новую жизнь, а у меня есть только половина, и эта половина – я, желающая начать жить с чистого листа. Деньги, работа, место, куда отправиться – ничего из этого у меня нет. Так что, до тех пор пока он звонит и просит, оставаясь при этом в тени моей жизни, вместо того чтобы занять центральное место и перевернуть все вверх дном, я выполняю его поручения. Поэтому, – я махнула рукой, – я здесь. Вот так просто.
Его прекрасные глаза встретились с моими.
Потом он проворчал:
– Телефон.
Я моргнула.
Затем повернулась к сумочке, порылась в ней, вытащила телефон и протянула ему.
Он взял его и выскользнул из кабинки, сказав:
– Закончишь, оплати счет. Встретимся у машины.
И вышел из закусочной.
*****
Tай
– Джексон, – прозвучал в ухе Тая Уокера голос Тэйтума Джексона.
– Джексон, это Уокер.
Долгое молчание, затем:
– Дерьмо, мать вашу, Тай?
– Ага.
Еще одна пауза, затем:
– Черт, брат, ты вышел?
– Ага. Сегодня.
– Тай, блядь, Вуд говорил, что это произойдет скоро, но я не знал, что сегодня. – Он снова сделал паузу, а потом тихо сказал: – Блядь, Тай, мужик, рад тебя слышать. – Еще одна пауза, затем: – Ты где?
Уокер ничего не ответил. Вместо этого он сказал:
– Мне нужно, чтобы ты кое-что сделал.
Тишина, затем:
– Говори.
– Алекса Энн Берри. Живет в Далласе. Закупщик в универмаге Левенштейна. Мне нужно все, что ты можешь на нее нарыть.
– Уокер, я охотник за головами, а не частный детектив, – напомнил Джексон.
– У тебя есть возможности. Есть связи. Я прошу использовать их.
Пауза, затем:
– Кто эта женщина?
– Завтра я на ней женюсь.
Тишина.
Ее нарушил Уокер.
– Если ты выполнишь мою просьбу – я твой должник.
– Ты женишься? – спросил Тейт Джексон с явным недоверием в голосе.
– Ага.
– Завтра?
– Ага.
– Это не шутка?
– Нет.
– Черт возьми, брат, кто она? Как вы с ней познакомились?
– Не имеет значения. Ты ею займешься?
– Сделаю все, что в моих силах, Тай, но не знаю, смогу ли успеть до завтра.
– Не важно. Завтра мы женимся, ты отрываешь все дерьмо, а я с ним разбираюсь.
– Разве ты ее не знаешь?
Тай Уокер подумал о женщине, которую оставил в кабинке.
Он не знал ее. Ни капельки.
Он знал, что у нее великолепные гребаные ноги, фантастические гребаные сиськи, пышная округлая задница и больше гребаных волос, чем он когда-либо видел у женщины. Они выглядели густыми, мягкими, и он знал, насколько классно будет ощутить их на своей коже. Он знал, что ее глаза и лицо говорят сами по себе еще до того, как слова слетают с ее губ. Он знал, что хочет попробовать ее киску, даже если бы не находился в ситуации, когда не пробовал никакой киски в течение пяти, очень долгих гребаных лет.
И он знал, что завтра он на ней женится.
– Я знаю достаточно, – ответил Уокер.
Тишина.
– Тай, брат, это какая-то грандиозная подстава? Ты можешь это отсрочить? Дай мне шанс…
– Тейт, мне не нужен консультант по бракам, – тихо сказал Уокер. – Я прошу об одолжении. Ты сделаешь это для меня?
Молчание, затем:
– Ты знаешь, что сделаю.
Уокер знал.
– Ты едешь домой? – спросил Джексон.
Он почувствовал, как закипает кровь, и его голос был похож на громыхание перед раскатом грома, когда прошептал:
– О, да.
Снова молчание.
Джексон расслышал громыхание, а Тэйтум Джексон был далеко не глуп, поэтому знал, что оно означает.
Поэтому Джексон заявил:
– Ты не оставишь все как есть.
Нет, черт возьми, не оставит. Он не собирался, мать вашу, оставлять все как есть. Ни за что.
Ни хрена подобного.
Он не ответил.
– Лучшее, что ты можешь сделать, – продолжал Джексон, – это оставить все как есть. Дело сделано. Двигайся дальше. Приезжай домой, Вуд возьмет тебя к себе. Если не захочешь к нему, мы тебе что-нибудь подыщем. У тебя есть друзья, брат, и ты это знаешь. Мы все устроим.
Ему было легко говорить. Не у него украли пять лет, а потом спустили в унитаз. У него не было судимости. Он не был бывшим заключенным, которому нужно полагаться на друзей, чтобы найти гребаную работу. Он не гнил в камере, не дышал одним воздухом с отбросами, не ел дерьмовую пищу, не испытывал недостатка в кисках и пиве, никто ему не указывал, когда можно спать, когда можно есть, когда можно играть в мяч, когда можно тренироваться, что можно носить, что можно читать или смотреть по гребаному телевизору. Никакого выбора. Никакой свободы. Ничего. Постоянно оглядываться через плечо. Использовать кулаки, чтобы доказать свою точку зрения и держать шакалов на расстоянии.
Все это дерьмо продолжалось пять лет.
Пять лет.
Только для того, чтобы выйти и увидеть, как высокая, длинноногая, красивая женщина с фантастическими формами и задницей, одетая в обтягивающую майку, короткие шорты и сексуальные туфли, шарахается от него и прижимается к машине только потому, что он наклонился, чтобы взять ее гребаный телефон, тогда как пять лет назад подобного дерьма не случилось бы ни с одной женщиной.
