Текст книги "Госпожа Удача (ЛП)"

Автор книги: Кристен Эшли

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 34 страниц)

Я перевела взгляд на нее.

– Он не глупец. Но он зол.

– Еще бы, – проворчал Дик.

– Дик, – одернул его Джим-Билли.

Дик перевел взгляд на Джима-Билли.

– Ты бы тоже злился.

Джим-Билли посмотрел на свое пиво. Он бы злился. Любой бы злился.

– Вы сблизились? – спросил Тейт, и я посмотрела на него. Он видел Тая на вечеринке, тот держался ко мне близко, но в то же время отстраненно. Тейт засек это и задумался. Я знала. С того момента он не видел нас вместе. Не мог знать, как было до того, как Тай закрылся, и после того, как Тай впустил меня.

– Да, – ответила я, надеясь, что он поверит.

– Сколько у тебя власти? – спросил Тейт.

– Недостаточно, – покачала я головой, – недостаточно для этого.

– Пусть он делает то, что должен, – посоветовал Дик, и я перевела взгляд на него.

– У него украли пять лет.

– Ага, – хмыкнул Дик. – Так что пусть делает то, что должен.

Я выдержала взгляд Дика и твердо заявила:

– Еще раз он такое не выдержит. – Посмотрев на Тейта, я сказала: – Он не должен терпеть это снова. – Мой взгляд переместился на Кристал. – Они забрали у него достаточно.

Я почувствовала на себе их взгляды, а потом увидела, как Тейт повернулся к Кристал. Она подняла на него глаза. Потом посмотрела на Джима-Билли, а Тейт – на Дика.

– Я должна что-то сделать, – прошептала я в момент их невербального общения. Обведя их взглядом, заявила: – Кто-то должен что-то предпринять. Я живу в Карнэле восемь дней, и даже я знаю, что с Тая достаточно. – Я наклонилась к бару и прошептала: – То, что происходит, должно быть остановлено. Не только ради Тая, но и ради тех, кто ни за что пострадал от этих засранцев. – Я откинулась назад, продолжая говорить: – Кто-то должен что-то сделать, и этим кем-то буду я. И я должна начать с этого Тамбо.

Взгляд Тейта вернулся ко мне.

– Я поговорю с Тамбо.

Мое сердце подпрыгнуло.

– Поговоришь?

Он кивнул.

– Да. Еще я поговорю с парнями из полицейского участка, которым доверяю. Прощупаю их. Посмотрим, не станет ли кто-нибудь из них осведомителем или, может быть, захочет сунуть нос куда не следует.

Мое сердце заколотилось, а потом пропустило удар, когда Кристал тихо прошипела:

– Тейт, тебя могут подставить, как и Тая.

– Или же я могу очистить его имя, восстановить его репутацию, и в то же время научить этот город жить с полицией, на которую можно рассчитывать, а не сомневаться и бояться, – ответил Тейт и, не закончив объяснять свою точку зрения, продолжил: – Сейчас, завидев пару сисек, тебя останавливают за превышение скорости, и тебе приходиться опускаться на колени для минета, чтобы избавиться от какого-то нелепого обвинения только для того, чтобы человек в форме с крошечным авторитетом мог кончить. У тебя проблемы с подростками, ворующими товары с полок, тебе нужно передать конверт с наличными через прилавок, чтобы заплатить за защиту, за которую мы уже и так платим налоги. Муж выбивает из тебя все дерьмо, и ты должна с этим мириться, потому что он носит значок, а у тебя нет никого, к кому можно обратиться. Владелец кафе подает заказ человеку со значком, и ему приходится отворачиваться в другую сторону, когда тот уходит, не заплатив по счету. Если пьяный в говно полицейский разбивается на патрульной машине, будучи при исполнении, и его автомобиль нужно заменить, а больничные счета оплатить за счет граждан, его лишают значка, а не выносят гребаную благодарность.

Ого, похоже, дела обстояли хуже, чем я думала.

И я сделала мысленную заметку не гонять на «Чарджере», как привыкла.

И наконец, было очевидно, что Тейт держал это в себе уже долгое время, и, очевидно, очень от этого устал.

– Ты уже пытался разобраться с этим дерьмом раньше, – огрызнулась Кристал.

– И меня остановил Тай, – напомнил ей Тейт.

– Он остановил тебя, потому что запахло жареным, – напомнила Кристал в ответ, и Тейт повернулся к ней всем телом, и то, как он это сделал, заставило меня немного отпрянуть, потому что я не знала его так хорошо, но видела, что он был серьезен, а его серьезность выглядела немного пугающей.

– Да, Крис, и жареным запахло, потому что я стал ближе.

Я почувствовала, как мои глаза расширились, так надеясь, что больше не боюсь большого, красивого, хорошо сложенного, серьезного Тейта Джексона, я подалась вперед и прошептала:

– К чему?

Тейт повернулся ко мне и ответил:

– Не знаю. К чему-то. Застрелили человека, но орудие убийства так и не нашли, более чем один источник сказал мне, что жертва была знакома с Джином Фуллером, а по сравнению с Юджином Фуллером, Арни Фуллер – гребаный бойскаут.

– Откуда Фуллер знал жертву? – спросила я.

– Он наркодилер и, поговаривают, Фуллер любит словить кайф, – ответил Тейт.

Я втянула в себя воздух и откинулась на спинку табурета, бормоча:

– Наркоман?

Тейт кивнул.

Я посмотрела в сторону, чувствуя себя подавленной. Можно с уверенностью сказать, что меня уже ошеломила чудовищность того, что Тай потерял, но тот факт, что он потерял это из-за продажных копов и наркоманов, людей, которые были отбросами, а Тай отбросом не был, делало то, что уже выглядело невообразимо несправедливо, сокрушительно несправедливым. У него украли самое дорогое. Часть жизни. И люди, стоявшие за этим, заслуживали худшее, чем выпало на его долю. Гораздо худшее.

– Лекси? – окликнула Кристал, я втянула воздух через нос и посмотрела на нее.

– Я была в гараже, рассказывала Таю новости, и тут на внедорожнике подъехали Чейз и Мисти Китон. Он должен был стоять там и смотреть, как они подъезжают к гаражу, свободно и легко, без надзирателей, и все еще слышать лязг решетки, запирающей его в камере. Он должен был стоять там и смотреть, как эта бл*дская парочка разгуливает как ни в чем не бывало. И он сказал, что после того, как он сделает то, что собирается, я получу Мисти, она станет честной добычей, но не уверена, смогу ли дождаться. И я без понятия, что Тай собирается делать и сколько времени это займет. Так что надо что-то предпринять, потому что в городе живет сучка, которой требуется урок, а я стану ее учителем.

Я посмотрела по сторонам.

Потом Джим-Билли пробормотал:

– Проклятье, лапуля, напомни мне, чтобы я не перебегал тебе дорожку.

На что я тут же повернулась к нему и заявила:

– Не на*бывай моего мужа, и все будет хорошо.

Он ухмыльнулся мне, затем его взгляд скользнул к Тейту. Мой тоже, мимоходом зацепив подрагивающие губы Дика и ухмыляющуюся Кристал, чтобы обнаружить Тейта, улыбающегося так широко, что казалось, он сейчас вот-вот разразится хохотом.

– Не понимаю, что тут смешного, – заявила я.

– Тогда, женщина, у тебя в голове не та картина, что у меня, – заявил Дик и посмотрел на Кристал. – Когда Лекси возьмется за Мисти, проследи, чтобы это произошло в баре. Можешь продавать билеты. Мне плевать. Я заплачу за все. Но место в первом ряду – мое.

Я закатила глаза, глядя на Кристал. Она покачала головой, все еще улыбаясь.

– Ладно, Лекси, вернемся к делу, – сказал Тейт, и я посмотрела на него. – Ты говоришь, что у тебя недостаточно власти. У тебя хватит духу задержать то, что замышляет Тай?

Я задумалась. И это были хорошие мысли. Поэтому я улыбнулась.

– Возможно, я смогу это устроить, – сказала я Тейту, и он улыбнулся в ответ.

– Черт, парню не везло с рождения, затем ему улыбнулась удача, потом жизнь отвесила ему знатную затрещину, а после снова преподнесла приятный сюрприз. Черт, – пробормотал Дик, и перевел взгляд на Тейта. – Я согласен со всем, что ты собираешься делать. Я за Тая, но взамен хочу знать, где он ее нашел. – И Дик резко кивнул в мою сторону.

– Парень, проснись и посмотри вокруг. Хорошие женщины везде, – сообщил ему Джим-Билли.

– Ты давно вышел из игры, старина, – ответил Дик. – Сиськи, задница и великолепные волосы обычно идут в комплекте с головной болью, а не с преданностью и хорошим отношением, от которого у тебя твердеет член.

Необычный комплимент от Дика, но все же комплимент, не такой и плохой, поэтому я почувствовала необходимость внести свою лепту:

– Мы с Таем познакомились через сутенера-наркодилера, так что, возможно, тебе следует расширить область поиска.

Дик моргнул. Кристал едва сдержала смех. Джим-Билли заржал. Тейт усмехнулся.

– Ты гонишь! – воскликнул Дик.

– Я не проститутка и не наркоманка, ни в прошлом, ни в настоящем. Просто у меня остался багаж от других отношений, и этот багаж связал меня с Таем. Тот сутенер был занозой в заднице, но, очевидно, теперь, если бы я снова его увидела, то поцеловала. А потом бы пристрелила. Хотя Тай очень его не любит, так что не думаю, что увижу его снова, что хорошо, потому что я не люблю его еще больше Тая, за исключением, конечно, того факта, что он стал причиной нашего с Таем знакомства.

– Ты подлил ей в колу сыворотку правды? – спросил Джим-Билли у Тейта.

– Ты ведь знаешь Тая с тех пор, как мать его вышвырнула? – спросил Тейт в ответ.

– Ага, – ответил Джим-Билли.

– И зная его так давно, считаешь, будто он может надеть кольцо на палец той, кто не похож на Лекси? – продолжил свой мини-допрос Тейт, но я почувствовала, как сжалось сердце.

– Неа, – ответил Джим-Билли, улыбнувшись.

– Тогда, сыворотка правды – моя задница, – пробормотал Тейт, и Джим-Билли снова заржал.

Но я почувствовала тепло во всем теле, потому что они одобряли меня. Я выложила им какую-то смутную, но, возможно, убийственную информацию, а они все равно одобряли меня. И они были друзьями Тая, так что это многое значило.

Из моей сумочки донесся сигнал, я сунула в нее руку, вытащила телефон, и, открыв его, увидела сообщение от Тая, которое гласило: «Петух» в семь. Готовность в шесть тридцать.

По-видимому, в сообщениях он по-прежнему оставался Неразговорчивым Таем.

Глядя на телефон, я ухмыльнулась. Потом посмотрела на часы. Схватив колу, сделала огромный глоток, выудила вишенки, оторвала от стеблей, съела и допила остатки напитка.

Соскочив с табурета, объявила:

– Надо идти прихорашиваться для праздничного ужина. Позже увидимся?

– Да, Лекси, поздравляю, – сказал Тейт.

– До скорого, – сказал Дик.

– Повеселись сегодня, дорогуша, – сказал Джим-Билли.

– Я провожу тебя до машины, – взволнованно сказала Кристал, огибая бар.

Я не видела способа избежать того, что волновало Кристал, и все еще не была уверена, как отнестись к ее предложению проводить меня до машины, поэтому, в последний раз со всеми попрощавшись, направилась вместе с Кристал к выходу. Она молчала, я тоже. Но остановилась у водительской дверцы «Чарджера» и посмотрел на нее.

Она разглядывала мою машину.

– Хорошая тачка, – одобрила она.

Что же, начало было хорошим.

– Спасибо.

Она подняла на меня взгляд, и мягким голосом заговорила:

– Вижу, ты намерена позаботиться о нашем мальчике. Мне от этого легче. Не могу сказать, что мне понравилось, как обстояли дела на вашей вечеринке.

Может, это она выпила сыворотку правды до моего прихода. Или, возможно, она была просто из тех людей, кто говорит все, как есть.

– Между нами кое-что… произошло, – тихо ответила я.

– Да, и после того, через что он прошел, произойдет еще много чего. Не отказывайся от него. Есть всего лишь два человека, о которых я бы так сказала, Тейт – один из них, Тай – второй. Я замужем за Баббой и до смерти его люблю, он взял себя в руки, и я этому рада, но я бы не сказала этого даже о нем, но Тай стоит того, чтобы не сдаваться. Если ты перетянешь его на другую сторону, то не пожалеешь об этом.

– Я не откажусь от него, – прошептала я, решив, что Кристал мне нравится.

Она кивнула и посмотрела мне в глаза.

– Будь умницей, – мягко сказала она. – Если высунешься, то те, с кем ты столкнешься, снесут тебе голову начисто. – У меня перехватило дыхание, но она не прекратила говорить. – Ты знаешь, что они сделали с твоим мужчиной. Мужчина должен делать то, что должен. Тейт и Дик вляпались в это дерьмо, и у них не очень хорошее предчувствие. Тай злится и хочет что-то с этим сделать, я понимаю. Безусловно, понимаю. У меня тоже не очень хорошее предчувствие. Но мужчины должны делать то, что им должно, а у нас, женщин, есть две вещи, которыми мы можем им помочь: стоять на их стороне или быть достаточно умными, чтобы поступить так, как только что поступила ты, и найти мужчин, которые знают, что делать, чтобы вернуть твоего мужчину. Теперь, начало положено, – она мотнула головой в сторону бара, – следи за своим мужчиной и не высовывайся. Тай чувствует к тебе то же, что и ты к нему, он пережил этот кошмар не для того, чтобы пройти до конца и увидеть, как его женщина переживает свой собственный кошмар. Берегись, если не ради себя, то ради него. Поняла?

Я кивнула. Я ее поняла.

Кристал кивнула в ответ, пробормотав:

– Сделай его счастливым, – затем повернулась и пошла обратно к бару. – Кстати, у тебя сзади на блузке масляные пятна.

Затем она одарила меня понимающей улыбкой, повернулась, распахнула дверь и вошла в бар.

После того, как она скрылась за дверью, я еще долго на нее смотрела.

Потом села в «Чарджер» и отправилась домой.

*****

Тай

«Ты самый красивый мужчина из всех, кого я встречала…»

Слова снова пронеслись у него в голове, когда Тай нажал на кнопку открывания гаражной двери.

Они крутились в его мозгу с тех пор, как Лекси их произнесла. Снова и снова. Так часто, что они были всем, о чем он только мог думать. Так часто, что Китон и Мисти исчезали задолго до того, как он о них вспомнил. Он даже забыл об их присутствии.

«Ты самый красивый мужчина из всех, кого я встречала…»

Будь он проклят, но ему нравилось, что она так думает.

Он загнал «Вайпер» внутрь, закрыл его, схватил с пассажирского сиденья спортивную сумку и вытащил свою задницу из машины. Проходя через подсобку, оставил сумку там. Лекс разберется с его шмотками, и ему даже не придется просить. Он знал это. Он дарил ей бриллианты и дорогие туфли. Она дарила ему все остальное, и делала это так, что он знал: ему не нужно дарить ей бриллианты и дорогие туфли, чтобы получить это.

Поднявшись по лестнице, Тай обогнул перила и остановился как вкопанный.

– Малыш, сейчас закончу, – пробормотала Лекси, – поцелую тебя через минуту.

Сгорбившись и склонив голову, она сидела у кухонного островка, одна нога закинута на другую, одной пяткой она упиралась на перекладину барного стула, ноги повернуты в сторону, хотя он видел только ее спину, но по рассеянным словам и ее позе Тай понимал, что она сосредоточенно над чем-то работает.

На ней были низко сидящие, свободные белые брюки, между поясом которых и блузкой оставалась широкая полоса обнаженной кожи. Она манила к ней притронутся, о чем, зная Лекси, та и не подозревала. Она звала ее мужчину просунуть руку ей в трусики и обхватить сладкую попку, и Тай решил, что найдет время откликнуться на этот зов сегодня вечером.

Светло-серая, свободная атласная блузка была присборена на талии и завязывалась сбоку большим, свисающим атласным бантом. Гладкие волосы каскадом ниспадали на спину. Черные босоножки на высоких шпильках валялась на полу рядом с островком, а на прилавке лежала маленькая черная сумочка.

Кроме того, на столешнице красовалась куча серых с черным кувшинов, которые, даже будучи мужчиной, он должен признать, смотрелись охрененно. Они классно сочетались с черной гранитной столешницей. Взгляд Тая переместился от них, обозревая все вокруг, осматривая вещи. Вещи на подоконнике над раковиной, которых не было утром, когда он уходил, ее снежный шар, фотография. Он перебегал глазами от одного предмета к другому. Широкая чаша с фруктами, под стать кувшинам, стояла у холодильника. Его глаза продолжали двигаться, и на каминной полке он увидел их свадебную фотографию в серебряной рамке.

Увидев ее, он почувствовал, как острие снова пронзило левую сторону груди, отозвавшись восхитительной болью и оставшись там.

Его мать не вставляла фотографии в рамки. Она не выставляла сувениры, чтобы напомнить им о хороших временах семейных каникул или прогулок. Их семья не ездила в отпуск. И не совершала прогулок. И у них не было счастливых воспоминаний.

Но дело было не только в этом. Его мать тратила всю энергию на то, чтобы ныть и злиться на весь мир. Она не тратила ее на обустройство дома, определенно, не тратила ее на мужа, которого ненавидела, но, как полагал Тай, оставалась с ним с единственной целью – мучить. Да и о своих детях она вспоминала изредка.

Поэтому у Тая Уокера никогда не было дома. Даже купленный им дом, он начал обставлять вещами, что ему нравились, но не пытался придать ему уют, потому что, во-первых, Тай был мужчиной, а во-вторых, потому что, никогда не имея дома, это не приходило ему в голову.

А Лекси удалось сделать это, лишь поставив кувшины, чашу, снежный шар и несколько рамок. Больше ей ничего не нужно было делать. Никаких цветов на веранде. Ничего другого. Тай уже доволен тем, что она сделала. Но он также знал, то, что у них началось, продолжится, и она наполнит его дом барахлом, которое превратит его в настоящий дом.

Тай подошел к ней, коснувшись ее спины, отвел мягкие волосы в сторону и наклонился, чтобы поцеловать в плечо, а затем приблизил губы к ее ушку.

– Моя мамочка была занята, – пробормотал он, затем его взгляд переместился на столешницу, куда он собирался бросить ключи, и Тай застыл.

– Ага, – рассеянно пробормотала Лекси, но он едва расслышал.

Потому что на столешнице были разбросаны лепестки розы, и по их цвету Тай знал, что они из ее свадебного букета. В одной руке Лекси держала квадратный кусок стекла, в другой – странный пистолет, которым она наносила на стекло какую-то жидкость серебристого цвета. Он заметил, что стекол было два, а между ними были зажаты лепестки роз, уложенные в форме сердца. Оба цвета плотно накладывались друг на друга, рисунок казался случайным, но лепестки располагались так, что каким-то образом приняли форму сердце. Тай не был из тех парней, кто умилялся сердечкам и цветочкам, но видел подобные штучки в магазинах, и то, что выходило из-под рук Лекси, выглядело далеко не любительским.

– Все, – объявила она, откладывая пистолет на потрепанное кухонное полотенце. Выпрямившись, она осторожно подняла стекло, держа его между большим и указательным пальцами, и спросила: – Что думаешь?

Уокер ничего не ответил, лишь уставился на поделку.

– Слишком слащаво? – спросила Лекси, и краем глаза Тай заметил, что она повернула голову, и почувствовал на себе ее взгляд, но не мог оторвать глаз от сердца. – Я имею в виду сердце… не похоже на меня. Или на тебя. Но я подумала, что могла бы выгравировать на стекле по углам какие-нибудь закорючки, а по центру сердца написать: «Тай и Лекси, Лас-Вегас» и, возможно, дату нашей свадьбы. А сверху припаять крючок. У меня есть розовая тесьма и присоска для стекол, можно прикрепить на окно над кухонной раковиной. – Лекси замолчала и, когда Тай по-прежнему ничего не ответил, пробормотала: – Не уверена, что сердце из лепестков роз подходит к черным столешницам и кремовым шкафам твоей кухни…

Она говорила что-то еще, но он ее не слышал.

Он думал о Тае и Лекси.

Острие снова пронзило левую сторону груди.

– Твоей кухни, – наконец, произнес он.

– Что? – тихо спросила она, и он перевел взгляд с ее руки к ее глазам.

– Твоей кухни, детка. Кухня твоя; так что делай, как тебе хочется.

Он увидел, как в ее глазах вспыхнуло удивление, потом ее красивое лицо смягчилось, и ему понравилось и то, и другое, но второе нравилось ему больше.

– Они из твоего букета, – тихо заметил Тай, и она кивнула.

– Я злилась на тебя, но не настолько, чтобы не оставить несколько роз. – Она помолчала, потом добавила: – То есть восемь.

Он почувствовал, как напряжение в левой части груди ослабло.

Затем обхватил пальцами ее шею и скользнул ими вверх, запутавшись в ее волосах, волосах, которые он ощущал на своей коже, когда они скользили по ней, волосах, которые накрывали его бедра, пока она работала над его членом. Волосах, которых он не так давно мечтал коснуться, и представлял какими они будут на ощупь, и его фантазии не шли ни в какое сравнение с реальностью.

Черт, он любил ее волосы.

Но этого он ей не сказал. А также не сказал, что вещь, которую она сделала, была красивой и не только потому, что она смотрелась чудесно, но и из-за слов, что она сказала, и из-за того, что сделана она была из цветов ее букета.

Вместо этого Тай наклонился и легонько ее поцеловал.

– Надо принять душ и переодеться, а потом поедем, – пробормотал он.

Отпустив Лекси, Тай направился к лестнице, думая о ее словах: «То есть восемь».

Она отвернулась от него, когда он повел себя как мудак, но не ушла.

И не уйдет никогда.

Он добрался до верхнего этажа, чувствуя, как сдавливает левую часть груди.

Но, принимая душ, зная, что Лекси ждет его на кухне внизу, готовая отправится с ним на ужин, он успокоился.

*****

Уокер лежал на спине, головой к изголовью кровати, а обнаженное тело жены использовал в качестве подушки.

Лекси скользила пальцем по широким завиткам и узорам татуировки, покрывавшей его левую руку от предплечья вверх, частично затрагивая шею, и проходя через грудную клетку с левой стороны. Положение ее тела не позволяло пальцам блуждать вниз по той части, где чернила покрывали левую сторону пресса до середины, изгибаясь по боку и спине, а затем встречаясь с рисунком, извивающимся на плече, – тату тянулось практически до паха, верхней части бедра и вдоль поясницы.

– Много чернил, – прошептала она, не отрывая глаз от пальца.

– Ага, – согласился он, потому что так оно и было. Потребовалось пять сеансов, чтобы завершить работу, и она обошлась ему в хренову тучу денег.

Лекси посмотрела ему в лицо.

– Что это?

– Маори, – ответил Тай, и она моргнула.

– Что?

– Маори, – повторил он. – Коренные жители Новой Зеландии, – пояснил Тай.

– Я знаю, кто такие маори, но откуда у тебя их тату? В тебе течет кровь маори?

Он покачал головой.

– Не кровь.

Когда он больше ничего не сказал, Лекси спросила:

– Что она означает?

Он обхватил ее за талию, бесцельно скользя пальцами по нежной коже ее бедра.

Когда он заговорил, то остановился и накрыл ее бедро ладонью.

– Недалеко от дома, где я вырос, в пятнадцати минутах езды на велосипеде, в хижине в горной глуши жил маори. Старый засранец со скверным характером, но в основном он вел себя так потому, что городские дети знали, что он жил там один, не часто наведывался в город, не был общительным, и эти дети полагали, что издеваться над ним – очень круто. Я был одним из таких детей. Ездил в горы и устраивал старикану всякое дерьмо, а потом он поймал меня, затащил в свою хижину и надрал зад. Мне было восемь. Ему на вид казалось – лет восемьсот. И все же, он, не колеблясь, надрал мне зад.

– О, боже, – прошептала она, и ее палец тоже остановился, и вся пятерня прижалась к его плечу.

– Нет, Лекс, как только он мне всыпал, то тут же заговорил со мной. Такого со мной никогда не бывало. Мой отец без колебаний шлепал меня, но не находил времени поговорить о дерьме, что я делал неправильно, и о том, как взять себя в руки. У него было время поднять на меня за руку, но не было времени научить чему-то. Туку таким не был.

– Туку?

– Да, Туку. Так его звали. После этого я обнаружил, что таскаюсь туда на велосипеде не для того, чтобы устроить ему пакость, а потому, что он показал, что ему на меня не насрать. Я не ошибся. Ему было не насрать. Он не придавал этому большого значения, но в следующий мой приезд, уделил мне свое время, составил мне компанию, а когда я продолжил приезжать, поделился своей мудростью. Поэтому я часто ошивался там. Он жил в этой стране, потому что женился на белой женщине, американке, приехал сюда, чтобы быть с ней, чтобы она могла быть со своим народом. Приехав сюда, она прожила достаточно долго, чтобы забеременеть и умереть при родах. Ребенок тоже умер. Он любил ее, а потеряв, слетел с катушек, поэтому уединился в своей хижине, жил, дышал, ел, работал, но, в остальном, жизнь отняла у него единственно хорошее, что у него было, и забрала то прекрасное, что они создали вместе. Он не мог справиться с этим.

– Как ужасно, – тихо сказала она.

– Да, – согласился Уокер, потому что так оно и было, а зная Туку четырнадцать лет, это было более ужасно, потому что этот человек такого не заслуживал. Даже близко.

– Значит, он взял тебя под свое крыло?

Уокер кивнул.

– Я часто приезжал туда, когда только мог. Делал там уроки, потому что, когда Туку понял, что я продолжу к нему приходить, то заставил брать домашнее задание с собой. Он научил меня держать молоток. Научил пользоваться дрелью. Научил менять масло, чинить тормоза и сцепление. Он учил меня, что любой человек, который чего-то стоит, много работает и делает это своими руками. Он был мастером своего дела. Мог исправить что угодно. И хотя среди тех, кто мог позволить себе его услуги, были адвокаты, биржевые брокеры, он не испытывал к ним никакого уважения. Он просто делал свое дело, имел на все свое мнение, и учил меня, что человек должен иметь свою точку зрения, придерживаться ее, но сохранять непредвзятость. В Новой Зеландии он был художником, продолжил заниматься этим и здесь. Так он зарабатывал себе на жизнь. Он подарил мне рисунок. Вот он. – Тай поднял левую руку, затем опустил ее обратно на кровать. – После его смерти, я набил его на себя. Сразу же после похорон направился с его рисунком прямиком в тату-салон.

– Значит, он был твоей Эллой, – прошептала она, в ее голосе зазвучали светлые нотки.

Ее свет ярко озарял ее и Уокера, потому что она была права.

– Да, он был моей Эллой.

– Значит, это Туку достучался до моего Тая.

Моего Тая.

Моего Тая.

Иисусе. Бл*ть.

Господи.

Два слова. Всего два слова. До этого момента Уокер понятия не имел, что два слова могут значить так чертовски много. Он никогда никому не принадлежал. Ни человеку, ни месту. Никогда не думал, что ему этого хочется.

Пока он не услышал эти два слова.

– Да, это был он, – подтвердил Тай, не сдержав хрипоты в голосе.

Рука Лекси соскользнула с его плеча и обвилась вокруг его шеи.

– Жаль, что я не смогла с ним встретиться, – ласково сказала она.

– Мне тоже. Ты бы ему понравилась.

Она склонила голову набок.

– Правда?

– Да.

– Откуда ты знаешь? Если он был не общительным…

Его рука сжала ее, оборвав на полуслове.

– Потому что ты та, кто ты есть, Лекс, без всякой херни. Туку не был поклонником всякой херни. И он был чертовски стар, но все же оставался мужчиной, а, взглянув на тебя, мало кому из мужчин ты бы не понравилась.

Она улыбнулась ему и спросила:

– А где рисунок?

– В в одной из комнат внизу, свернут в шкафу. Он был в раме, но при переезде грузчики уронили ее, стекло разбилось, рама треснула. Хотел купить новую, но мне нужно было подобрать правильную, однако не успел, меня посадили.

Лекси изучающе посмотрела на него, потом вдруг приподнялась и перекинула ноги так, что оказалась верхом на его животе. Он почувствовал, как внутри все сжалось, когда она неожиданно открыла его глазам роскошную красоту своего тела, и он сосредоточился на этом, поэтому не сопротивлялся, когда она обхватила его правое запястье и подняла его руку вверх. Провела пальцами по черным отметинам, тянувшимся вдоль его предплечья, начиная с внутренней стороны запястья и заканчивая чуть ниже локтя.

– А что написано здесь? – прошептала она.

– Набил ее за решеткой. Тюремный художник, примитивные инструменты, но работа первоклассная.

– Да, выглядит круто, – согласилась Лекси, все еще шепча, – но что здесь написано?

Он не сводил с нее глаз, затем ответил:

– Месть сладка.

Она судорожно сжала его запястье, но взгляд не отвела.

Затем наклонила голову, и он увидел, как ее пальцы скользнули вверх по отметинам. Слегка подавшись вперед, подняла его руку и прижала ладонью к своей груди. Посмотрев на него, медленно повела его руку вниз, между грудей, по животу и дальше.

Все это время он чувствовал под своей ладонью ее кожу, видел, как меняется выражение ее лица, как оно становится жаждущим. Такое случалось постоянно. И выглядело горячо. Бл*ть, никогда еще ему не было так жарко. Они кончили всего лишь пятнадцать минут назад, а ей уже хотелось снова. Она сильно проголодалась и, чтобы получить желаемое, обратилась в дикую кошку.

Это он тоже в ней чертовски любил.

Когда она переместила его руку себе между ног, он приподнялся, левой рукой крепко обхватил ее талию, и она мгновенно накрыла поцелуем его губы. Ее дыхание уже было затруднено.

Он ответил на поцелуй, проник в нее пальцем и наблюдал, как трепещут ее веки.

Он почувствовал, как его член начал твердеть.

– Детка, чего ты хочешь? – прошептал он ей в губы.

– Можно я тебе отсосу? – спросила она, страстно, желая этого, но все еще колеблясь.

Как будто он, бл*ть, мог сказать «нет».

Он ответил тем, что одной рукой скользнул вверх по ее спине, палец другой вытащил, по ходу надавив на клитор, чтобы добиться, – что он и сделал, – того дьявольски сексуального гортанного звука, что она всегда издавала, пока сам укладывался обратно на кровать, увлекая ее с собой.

Устроившись поудобнее, Тай прошептал:

– Да, мамочка, ты можешь отсосать у меня.

Она улыбнулась, потом медленно двинулась вниз, используя рот, язык, зубы, руки, волосы, скользящие по всему его телу, и к тому времени, когда она добралась до его члена, он был твердым и пульсирующим.

Она лизала, играла и ласкала его некоторое время, прежде чем приняться за него всерьез. Окруженный каскадом ее волос, он позволил ей делать все, что угодно, ему это нравилось, и ей тоже. Затем она взяла его в рот и трахнула, ему это нравилось больше, потому что она всегда действовала нетерпеливо, жадно, вбирала глубоко в себя и сильно сосала, и то и другое ей чертовски хорошо удавалось.

Когда Тай был близко, он поднял ее, перевернул на спину и воздал должное так хорошо, как только мог, не торопясь двигаясь вниз, уделяя внимание ее сиськами, пока Лекси не начала извиваться и издавать низкие звуки. Он пробовал ее на вкус, прикасался к ней, затем встал между ее ног и съел ее, более жестко и с сильнейшим голодом, чем у нее.

Тай любил вкус ее киски, так сильно, что иногда на работе или на тренировке чувствовал его на языке.

Ему это тоже нравилось.

Он заставил ее кончить и переместился вверх, глубоко войдя в нее, пока она еще кончала, Тай вбивался быстро и мощно, наблюдая, как ее лицо расслабляется, затем он передвинул руку между ними и снова возбудил. Лекси высоко подняла колени, крепко стиснула его бока, зажав его руку между ними, пока лихорадочно водила ладонями по всему его телу, он снова подвел ее к грани, а потом перешел ее вместе с ней.

Похоронив себя в ней, окутал своим телом, чтобы согреть, и стал ласкать губами ее шею, пока Лекси легко скользила руками по его коже.

Тай не разговаривал во время секса и не любил, когда это делала его киска. Лекси разговаривала, но нечасто, а когда говорила, это что-то значило. Она любила его член в своем рту и в своей киске, и давала ему это понять. Она любила его тело. Любила его губы. Его руки. Она давала ему понять и это. Ей нравилось, что он дает ей все это так, как хочется ему. Тай проявлял изобретательность; она ни разу не запротестовала, просто отдавал себя так, как ему хотелось, так часто, как ему хотелось, и сильно кончала, не возражая, чтобы он знал об этом.