Текст книги "Месть старухи (СИ)"

Автор книги: Константин Волошин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 36 страниц)

Работа кипела. Зажгли несколько дополнительных фонарей. Дождь опять перешёл в мягкий моросящий. Холодно никому не было. Блестящие коричневые тела двигались проворно. Все знали, что их ждёт награда. Козёл с ещё одним португальцем занимались сундуком Жуареса и его драгоценностями в нескольких шкатулках отменной работы.

Всё это сносили в каюту Хуана. Ему очень хотелось взглянуть в них, поискать свои перстни. Усмехнулся столь детскому желанию и отложил исполнение на другой раз.

Небо на востоке слегка посветлело. Матросы едва держались на ногах от работы в бешеном темпе. Но зато основное было сделано. Грузы перетащили, провиант почти весь бросили. Лишь вино, копчёное мясо и сладости забрали себе.

Хуан больше не вмешивался в дела, творящиеся на судне. Люди и без него отлично всё делали. Наконец капитаны галер переговорили о чём-то и суда стали расходиться. Матросы шестами толкали их, пока можно было, дальше вёслами развернули галеры в нужном направлении.

Корабль Жуареса с прорубленными бортами и днищем наполнялся водой и медленно оседал кормой.

Хуан оглядел горизонт. Он был чист, хотя тучи ещё сильно затрудняли видимость. Местами на море виднелись светлые пятна от пробившихся сквозь тучи лучей взошедшего солнца.

Гребцы с полчаса работали вёслами, пока матросы не растянули паруса, и капитаны стали на нужный курс.

– Погода хорошая, – кивнул капитан Хуану. – Можно поспать, сахиб. Я с пятью матросами управлюсь здесь.

Хуан благодарно кивнул и без лишних слов удалился в каюту.

Его никто не будил почти до вечера. В лёгких сумерках, уже пообедав отменно и обильно, он осмотрел море. Далеко на востоке чернела смутная полоса земли. Спросил капитана:

– Когда прибудем на остров, капитан?

– Завтра днём, сахиб. Лишь бы ветер не стал про́тивным. Но в любом случае не позже вечера.

– Сколько у нас убитых?

Капитан удивлённо глянул на молодого человека и Хуан сообразил, что на Востоке такой вопрос задавать не следует. Людей здесь не считают. Их достаточно, и не стоит забивать свои головы такими мелочами.

Кловис встретил моряков в той же постели. Лихорадка лишь слегка ослабила свою хватку.

– Вижу, успех сопутствовал вам, – прохрипел он, приподнялся и устроился с помощью Гнома поудобнее. – Говори, Хуан. Козёл, ты дополнишь его рассказ.

Хуан коротко поведал без особых подробностей о событиях последних дней.

– Жуарес ещё в трюме? Пусть приведут его сюда. Хуан, что ты взял себе из его сокровищ? Кстати, их много там?

– Не посмел, сеньор, – с улыбкой ответил Хуан с показной покорностью.

– Это похоже на тебя. Ладно, потом обсудим это. Давайте сюда нашего Борова. Хочу поговорить с ним.

Козёл отправился за Жуаресом, а Кловис с любопытством стал рассматривать сундук, где вместе с дорогими тканями и сосудами из серебра и китайского фарфора лежали мешочки со звонкой золотой монетой.

– Посмотрим, что в шкатулках, – прошептал Кловис и с тревожным блеском в глазах, посмотрел на Хуана. – Этот сундук очень хорош, не так ли, Хуан?

– Наверное, сеньор. Я в этом, – он окинул взглядом вещи, – ничего не понимаю. Я его не считал, потому не берусь судить.

– Ладно, ладно! Не скромничай, а то я могу подумать, что ты плетёшь интригу против меня. Давай сюда шкатулки. Вдруг твои перстни найдём, ха.

Кловис явно веселился, забыв о болезни. Его щёки порозовели.

Хуан открыл шкатулку. В ней лежали грудкой украшения и жемчуг россыпью.

– Гляди внимательней, Хуан. Не прозевай своего. Ну дон Жуарес! Сколько награбил! И ты свою лепту внёс в это богатство! Молодец! Другой раз умней будешь. Я забыл тебя предупредить. Но теперь уж нечего об этом говорить.

Он с видимым удовольствием рылся в драгоценностях, пересыпал жемчужины, пропускал их сквозь пальцы и улыбался.

Хуан молча открыл другую шкатулку. Там лежали только кольца, перстни и различные кулоны с драгоценными каменьями.

– Вот где твои дорогие колечки, друг мой Хуан! Смотри внимательно!

Хуан с лёгкой дрожью в теле, особенно в руках, тщательно перебирал кольца, пока не воскликнул радостно:

– Вот оно! Кловис, гляди! Ты узнаешь его?

– Точно! Это твоё! Теперь убедился, как использует наш дон Жуарес своих куколок? Им он и сотой доли не оставляет! Вот как создаются настоящие состояния в наше время. На таких дураках, как ты, ха-ха! Мне даже легче стало! Здорово ты меня потешил! Это тебе зачтётся, мой Хуан! Бери! И ещё ищи.

В возбуждении Хуан продолжал рыться в груде драгоценных украшений.

– Не могу больше ничего найти, Кловис! Куда он его дел?

– Не переживай! – Кловис бодро оторвал глаза от третьей шкатулки. – Выбери себе взамен что-нибудь подобное. И не стесняйся. Скоро мы узнаем, куда дел наш Боров твой перстенёк.

Хуан долго колебался, прежде чем не отобрал ещё один перстень с красным рубином, большим и красивым, в окружении мелких синих камешков, название которых он не знал.

– У тебя хороший вкус, Хуан! – заметил Кловис. – Но мог бы выбрать и подороже. Например, вот этот, – он повертел в пальцах перстень с большим бриллиантом в золотой оправе.

– Мне понравился этот, сеньор Кловис! Я подумал, что он хорошо подошёл бы одной девушке.

– Ты, может быть, имеешь в виду одну из девок Жуареса?

– Нет! Что ты! Совсем не ту. Да она ещё вовсе и не девушка. Девчонка!

– Губа не дура! Но ты прав. Молодость всегда прекрасна! Одобряю. Тогда подбери для неё что-нибудь на шею или голову. Вот, например, – Кловис поднял к свету свечи налобное украшение из рубинов, изумрудов и сиреневых камней в четверть каратов. Всё это в ажурной паутинке из золота, с довольно массивной цепочкой с застёжкой. И по всей длине её тянулась цепочка тех же сиреневых камушков.

– Не слишком ли это дорого для меня, Кловис? У меня нет ни одной монетки, а эти мне и продать за нормальную цену не удастся.

– Ага! Помню, ты имел от меня немного монет. Вот тебе на мелкие расходы, – Кловис высыпал на стол горку золота. – Это твоё. Потом получишь и свою долю. Небольшую, но достаточную для возвращения домой. К твоей крошке, ха!

Появился Козёл с Жуаресом. Тот выглядел жалко. Обрюзг, похудел и посерел лицом. Хуан знал, что его всё это время не кормили.

– А-а! Мой дорогой друг Жуарес! – Голос Кловиса звучал приветливо, с радостными интонациями. – Проходи, садись. Мы с Хуаном как раз смотрим, сколько тебе удалось награбить. Принесите моему гостю вина. Вижу, он страдает от жажды. – Кловис с улыбкой смотрел, как Жуарес жадно пил из огромного кубка вино, полагая, что тот после голодухи быстро опьянеет.

– Кловис, ты негодяй! – отдуваясь заговорил Жуарес, с усилием сдерживая себя от рвущегося возмущения. – Что я тебе плохого сделал?

– Если б ты не чувствовал своей вины, то не пустился в бега со всеми своими сокровищами. Погляди, всё забрал. А куда дел своих куколок? Продал?

– О чём ты говоришь? Кому они нужны, чтобы о них вспоминать! Что ты собираешься со мной сделать?

– Ты же умный человек, Жуарес. Разве сам не догадываешься? Ты изменил мне, и я, ты знаешь, такого не прощаю.

– Чёрт с тобой, раб чистогана! Забирай всё, только отпусти. И я вечно у тебя буду должником.

– Хм! Ты ещё так говоришь? Брось, Жуарес! Тебя оставить на свободе я не имею права. Ты ведь не так прост, и совести у нас с тобой меньше чем у шакала. И ты это знаешь. Это с Хуаном можно так говорить. Он юноша честный и на предательство трудно пойдёт. Так что не видать больше тебе свободы! Будешь рабом у моего друга. Ты его должен знать, но пока я умолчу о нём.

– Кловис! Ты же знаешь, что я лучше удавлюсь, чем стану рабом!

– Такие трусы, как ты, не удавятся. Для этого необходима смелость, решимость, а ты такими качествами не обладаешь. Будешь работать, и мечтать об освобождении. Этим и будешь поддерживать свою жизнь.

– Подлец ты, Кловис! Воспользовался моим промахом! Но тебе это зачтётся!

– Буду нетерпеливо ждать, мой Жуарес. Эй, Козёл! Отведи его в яму. То у него будет временный дворец.

Когда купца увели, Кловис утомлённо отвалился на подушки, закрыл глаза. Не открывая их, он прошептал:

– Уходи! И позови Гнома. Пусть приготовит мне настой. Я сильно устал.

Хуан тихо вышел. В голове вихрились думы, навеянные только что услышанными откровениями.

На душе было сумрачно. Настроение не поднялось даже после возвращения его ценных перстней и остального. Захотелось побыстрее покинуть этот островок. Ему было страшновато с этими людьми.

Он нашёл Гнома. Передал поручение Кловиса и заторопился удалиться и в одиночестве подумать и отдохнуть.

У него была крохотная хижина в три шага длиной и столько же шириной. Хуан растянулся на топчане. Закинув руки за голову, он с удовольствием вслушивался в щебет птиц и далёкий шум прибоя у рифа. Было тихо, мирно. Мысли постепенно смешивались, перепутывались. Он не заметил, как заснул.

Его разбудил шум голосов. Было темно. Отблески багрового света плясали в щелях тонких стен хижины.

На берегу океана горел огромный костёр. Вокруг сидели, стояли и приплясывали местные мужчины, среди них можно было заметить матросов с галер. Люди явно веселились, возбуждённые и разгорячённые вином. Несколько разодетых женщин плясали то с одним, то с другим из мужчин, набивая себе цену.

Хуан вспомнил Луизу, или как там её. Захотелось опять ощутить, прочувствовать её ласки. Пережить восторг и наслаждение, испить до краёв из чаши, столь восхитительной, что у него чуть закружилась голова.

Встряхнул головой, словно отгоняя наваждение. Попытался вспомнить Габриэлу. И понял, что по сравнению с нею Луиза выглядела этакой... такой... – он никак не мог найти нужное слово. Потом вдруг вспомнил: «Этакой восхитительной бестией». Столь блаженной, что Габриэла показалась ему жалкой ничтожной вздорной воображалой, ничего не умеющей и не могущей доставить мужчине истинного наслаждения.

Горько усмехнувшись, переключил свой мысли на Эсмеральду. Тут он ничего не чувствовал. Лишь слабое чувство долга, уважения и тёплой симпатии. И больше ничего! Совершенно! Он даже обиделся на себя. Стало жаль девчонку.

Хуан бездумно побродил по берегу и неожиданно наткнулся на Гнома. Тот сидел на обломке ракушечника и смотрел на пустынное море. Тучи всё ещё заволакивали небо. Было душно, влажно и лишь лёгкий ветерок несколько охлаждал влажную кожу тела.

– Что ты тут делаешь, Гном? – Хуан обрадовался этому одинокому человечку.

Тот поднял голову. Его небольшое лицо с чёрной бородой без единого седого волоска доходила ему до середины груди. Лысая голова блестела в отблесках костра. Большие чёрные глаза смотрели пристально, вдумчиво, изучающе.

– Думаю, сахиб. В одиночестве это легче делается.

Хуан кивнул, молча присел рядом. Они не говорили, пока Гном не спросил, не поднимая головы:

– Молодой сахиб смущён? Он на распутье?

Хуан повернул голову. С напряжением в глазах неожиданно для себя спросил:

– Почему ты так сказал? И... откуда знаешь?

– Это легко, сахиб. Вы человек открытый для такого человека, как я.

– Что это значит, Гном? Чего ты добиваешься?

– Ничего не значит, сахиб. И я ничего не добиваюсь. Просто захотелось с вами поговорить. Может, немного помочь?

– Что, я нуждаюсь в помощи?

– Может быть, сахиб. Все нуждаются в какой-то помощи, сахиб.

Они помолчали. Хуан же всё пытался уяснить, что имел в виду этот человек?

– Знаешь, Гном, ты, возможно прав. Мне здесь на самом деле не очень нравится. Даже больше. Хочу побыстрее уехать.

– Сахиба ждёт дева. Очень молодая, сахиб. Она вас очень любит, тоскует и сильно беспокоится. К ней вы стремитесь?

Хуан не удивился его словам. Он уже знал способности Гнома. Кловис немного говорил о Гноме. Он уже несколько раз сравнивал его с доньей Корнелией. Казалось, что Корнелия намного слабее этого человечка.

– Всё может быть, – наконец ответил Хуан. – Я к ней и хочу уехать. Она нуждается в моей помощи. Она совсем юная девчонка. И у неё нет никого, кто ей захочет помочь и поддержать.

– Это понятно. Вы, ференги, европейцы, слишком много уделяете внимания женщинам. Но и у нас имеются такие мужчины. Намного меньше, но есть.

– Что за причины, связывающие тебя с доном Кловисом?

Гном пожал плечами, помолчал немного.

– Это грязное дело. Кловис, как вы его называете, очень опасный и подлый человек. Я всё это знаю, но связан клятвой и обещанием.

Хуан вопросительно посмотрел на Гнома. Тот не поднял глаз. Продолжать разговор, казалось, он не собирался.

Они ещё долго молча сидели, созерцая ночное море. В воздухе ощущалась приближающаяся гроза. Влажный воздух не испарял пот, и тело было липким, противным. Хотелось искупаться. Но члены с трудом двигались. Они словно окаменели.

Хуан тронул Гнома за плечо. Встал и, не сказав ни единого слова, ушёл в хижину. Мысли не покидали его голову. Они перескакивали с одного на другое. Часто останавливались на Мире. И он посчитал время.

– Ого! Уже прошло больше восьми месяцев, как я покинул Сан-Хуан! Что там с Мирой? Сможет ли Пахо справиться с житейскими делами? И рядом Габриэла!

Габриэла вновь всколыхнула его воображение. Сравнение с Луизой не пришло в голову. И одновременно возник страх. Показалось, что от Габриэлы можно ожидать всего самого худшего. Её мстительность была ему хорошо известна.

Глава 5

– Боже! Помоги мне! Я так всего боюсь! Когда же вернётся Хуанито?

Эсмеральда сидела в маленькой комнатке с узкой кроватью, столиком и двумя стульями. На скромной этажерке стояла глиняная ваза со скромными цветами, уже немного завядшими.

Девочка подняла голову с заплаканными глазами. Взор остановился на распятии над кроватью. Губы шептали слова молитвы.

Потом задула свечу на столике и растянулась на постели. Рубашка противно липла к телу. Было жарко, душно. Хотелось на прохладный ночной воздух. С назойливым зудом москиты летели на приступ полога, защищавшего постель.

Она продолжала думать. И мысли были самыми мрачными. Вспомнила, как они с Пахо и Ампарой долго пробирались сюда, в Аресибо. Это произошло с полгода назад, и до сих пор никаких вестей от Хуана! Где же он запропастился?

Девочка вздохнула, повернулась и стала призывать сон. С некоторых пор ей это удавалось. Ещё бабушка, донья Корнелия, учила внучку пользоваться этим, когда сон не шёл к ней. Она отключила думы. Голова прояснилась, потом туман с лёгкостью обволок мозг и она заснула.

Ампара вставала рано. Домик хоть и маленький, но и он требовал ухода. Много усилий приходилось прикладывать для содержания его в приличном виде. А Ампара, как свободная женщина, очень хотела показать себя с наилучшей стороны.

Потому стены сверкали белизной, часто белёные известью. Дорожки чисто подметены, как и дворик. Но особую гордость Ампера испытывала от созерцания огорода. У них был участок в четверть фанеги, и он должен был кормить всех. Одних фруктовых деревьев было с полсотни. Даже своя кукуруза. И всё тщательно обработано, ухожено. И урожаи собирали хорошие, что давало возможность почти ничего не покупать на рынке.

Негритянка завела порядок, что за стол утром никто не садился, пока час не поработают на земле. Работать должна была и Мира. Это её нисколько не стесняло, даже доставляло некоторое удовлетворение. Тем более что после завтрака она обязательно шла на море купаться. Тут уж она настояла на этом обычае и Ампара не смогла ей противостоять.

Дом находился на некотором возвышении, почти на краю городка. До моря приходилось идти шагов триста или больше, и негритянка постоянно ворчала, упрекая девчонку в пустой трате времени.

– Я свободная и могу делать то, что захочу, сеньорита! Могу и уйти, если вы будете сильно притеснять меня!

– Ты это говоришь уже почти год, Ампара! – Мира смеялась, наслаждаясь тем, что негритянка так упорно напоминает о своей свободе. – Что ты будешь делать без своего Пахо? А он никогда не покинет меня.

Ворчание негритянки доставляло девочке истинное удовольствие. Пахо почти никогда не ходил с ними. И постоянно предупреждал их об опасности, что могла подстерегать их на море. Лишь во время дождя Мира оставалась дома. Но зато злила Ампару тем, что бегала под дождём по саду в одной ночной рубашке, и возвращалась вымокшая, пахнущая свежестью.

– Вот вернётся сеньор, он вам задаст трёпки, сеньорита! Где это видано, чтобы такая девочка бегала под дождём? Соседи увидят – что подумают?

– Зато так приятно, ворчунья! Смотри, какая я чистая! Можно и с мылом помыться. Это тебе не морская вода! А соседи пусть думают, что захотят!

Упоминание о сеньоре опять всколыхнули у юной девочки тоскливые воспоминания. Опять она злилась, что его так долго нет рядом.

Уже несколько раз она чувствовала его дух, витающий где-то рядом. Иногда было страшно, и Мира знала, что он подвергается опасности. И эти чувства были самыми частыми. Нейтральные посещали её редко. И всё это чудилось ей не в реальных образах, а как-то смутно, неясно, но она всегда знала, что это именно так, как ей казалось.

– Ампара, почему Хуан не возвращается? Правда, он очень далеко, но отовсюду можно возвратиться. И мне сдаётся, что он не очень стремится вернуться.

– Да откуда вы можете такое знать, сеньорита? Выбросить это надо из головы! Не следует засорять головку на сон грядущий разными несуразицами!

– А вот и нет! Я точно знаю, что он вернётся! Только ждать придётся долго. Может несколько лет. Он очень далеко! Очень, Ампара!

– Боже! Помоги этой несносной девчонке! Освободи от наваждения!

– И не причитай! – Мира строго посмотрела на негритянку. И та в такие мгновения всегда прикусывала язык.

В такие моменты Мира казалась ей существом страшным, способным на худые поступки. Так казалось негритянке, и это её сильно беспокоило и пугало.

Мира подружилась с несколькими соседскими девочками. Это были дети не очень состоятельных людей. У некоторых даже рабов не было. Многие работали у богатых людей, но большинство трудились на земле, или имели лодку для рыбной ловли и торговали уловом.

Ампара тоже иногда вывозила на тачке или на осле немного продуктов со своей земли. Эти деньги Мира разрешила не отдавать ей.

– Я вам почти ничего не плачу, вот и будете хоть немножко копить на чёрный день. И пусть Господь оградит нас от таких дней.

Мира знала, что соседи немного косо посматривали на неё. Они никак не могли понять, что это за странная троица купила этот домик, и на какие шиши живут. Ведь никто не имел дохода. Только продукты с огорода и сада!

Некоторое пренебрежение к девочке за её цвет кожи тут же родили всевозможные слухи и домыслы. Потом они поиссякли, сгладились.

Дом жил без роскоши, даже очень скромно, но и в деньгах, как поняли соседи, не нуждался. Всё это сильно занимало жителей улицы, но Мира запретила своим домочадцам распространяться на этот счёт.

– Всем говорите, что мы иногда получаем деньги от родственников из Сан– Хуана, – приказала Мира. – Мало, редко, но получаем. Потому вынуждены работать на земле.

– Вряд ли это успокоит наших любопытных соседей, сеньорита, – отвечала Ампара, но было видно, что она сама горит желанием посудачить о жителях улицы. Мира в таких случаях почти всегда строго выговаривала ей.

Перед сочельником многие семьи устраивали для своих детей праздники. И одна подружка упросила своих знакомых позволить прийти с Мирой.

Это событие так взволновало Миру, что она несколько дней места не находила, готовясь к такому событию.

– Сеньорита, – с боязнью говорила несколько раз Ампара, – не надо цеплять на себя такие дорогие украшения. Ты ведь не богачкой здесь слывёшь. Как бы чего не случилось.

– Но это же такой праздник, Ампара! Как все готовятся к нему, шьют новые платья, достают фамильные украшения! Как я буду выглядеть без всего этого?

Негритянка вздыхала, тихо бранилась и уходила на кухню, где продолжала бубнить себе под нос.

Пахо в лучшем своём костюме сопровождал Миру в гости. Это было на другой улице. Там жили более состоятельные граждане городка, и дома были солиднее и богаче. Модных мантилий здесь ещё не носили, но шикануть иногда разрешали и себе.

Мира вошла в зал с подругой. Та немного нервничала за возможные недовольства за приглашение Миры.

Эсмеральда к этому времени немного подросла и теперь больше походила на молоденькую девушку, чем на угловатую девчонку. К тому же она позволила себе дорогое платье с новыми туфлями, выглядывающими из-под подола. На шее поблёскивал дорогой крестик с каменьями. Она получила его от Хуана в день его отъезда, и теперь девочка не снимала его. Соседи с завистью поглядывали на неё.

Странный браслет опять-таки с каменьями украшал её запястье. В ушах краснели постоянные её серёжки из граната. Эти были самыми любимыми, подаренные Хуаном ещё в первый раз. Они мало шли к её теперешнему туалету, но это не заставило её изменить своей привязанности.

Она быстро заметила, что выделяется украшениями от остальных девочек. Это немного смутило её, но тут же отвлекло внимание мальчиков, спешащих познакомиться с красивой девочкой.

Подружка успела шепнуть Эсмеральде:

– Как я боялась за тебя, Мира! Слава Богу, обошлось. А ты просто отлично выглядишь! Откуда у тебя такие украшения?

– Фамильные драгоценности, – ответила Мира, не моргнув глазом.

– У тебя такие богатые родители?

– Были. К сожалению, я круглая сирота и вынуждена жить здесь. Жду своего дядю. Он должен приехать и забрать меня к себе.

– Он богат?

– Наверное. Я не интересовалась этим.

– Он белый? Твой дядя.

– Конечно! Дворянин, но не знатный. И я его очень люблю. Но погоди! К вам идут девочки и мальчики. Мне страшновато!

Мира вспомнила бабушку Корнелию, её советы в подобных положениях. И напустила на себя важность и холодность.

Хозяева с интересом поглядывали на эту мулатку. Подружка уже успела поведать об услышанном. Мира не догадывалась об этом и была захвачена вниманием мальчиков и девочек. Она завертелась в вихре танцев, от знакомств рябило в глазах, и она никак не могла запомнить и трёх имён, так много обрушилось на неё впечатлений и внимания.

Раскрасневшаяся, взволнованная, с блестевшими большими глазами, она не задумывалась над словами, слышимыми вокруг её. Она всецело отдалась очарованию этого восхитительного вечера. Кругом разодетые девочки, мальчики, и не все такие молоденькие, как она. Некоторые лет по четырнадцать и в их глазах можно было бы подметить искорки не только удовольствия созерцать красивенькую девочку.

Могла ли она тут же, сразу определить всё это? Голова слишком кружилась от впечатлений и волнения.

Взрослые сеньоры прохаживались среди детей, строго наблюдая за происходящим. Они были готовы пресечь любые неблаговидные поступки своих чад.

Мира не успела, как следует всё прочувствовать, как подруга молвила с явным сожалением:

– Мира, мой дядя требует уходить.

– Как, уже? Разве уже поздно?

– Конечно! Свечи зажигают. Уже темнеет на улице. Иди попрощайся с хозяевами. А то подумают, что мы плохо воспитаны.

Пахо встретил Миру осуждающим взглядом.

– Сеньорита, вы так долго задержались! Это неприлично. Простите, сеньор, – обратился он к сопровождающему подругу мужчине. – Моя госпожа так редко бывала на подобных праздниках, что её можно понять и простить.

Сеньор благосклонно посмотрел на негра. Улыбнулся, спросил:

– Ты не знаешь, когда может приехать дядя сеньориты Миры? Я бы охотно с ним познакомился.

– Это знает только Бог, сеньор. Он давно должен быть дома, но... мы сами в постоянном волнении и беспокойстве. Мира места себе не находит. Бедняжка! Она так его любит, сеньор!

– Да, понимаю. Дороги у нас слишком опасны. А о море я говорить нечего. Одни пираты чего стоят! Житья от них нет!

Дома Ампара опять стала ворчать на Миру.

– Теперь жди неприятностей, сеньорита. Обязательно найдётся проходимец, готовый завладеть драгоценностями! Что теперь нам делать?

– Надо хорошенько их спрятать, Ампара, – предложил Пахо. – С этим шутки плохи. Я заведу хорошую собаку. Всё спокойнее будет.

***

В доме было тихо. Дождь монотонно шелестел в листве дерева. Открытые окна пропускали прохладный воздух, напоённый ароматами сырости и цветов в саду. Сверчки замолкли, и ничто не нарушала ночную тихую пору.

На жаркой постели крутилась Габриэла. Она уже долго не могла заснуть. Всё перебирала в памяти события последних дней. Не могла не признать, что Андрес де Руарте произвёл на неё впечатление. Понимала, что и она ему понравилась. Это было приятно.

Но другое известие совсем иначе подействовало на молодую женщину. Только к обеду она узнала, что эта смазливая девчонка Мира исчезла из того дома, где жила.

– Они ничего мне не сказали, сеньора, – отвечала хозяйка дома. – Рассчитались за жильё, погрузили вещи и уехали по дороге на Кагуасу. Я ещё прошла с их повозкой шагов двести. Очень они мне были приятны и добросовестно за всё платили. Никаких беспокойств.

– На Кагуасу... – Габриэла проговорила это и сейчас, в темноте. – Значит, она испугалась! Следовательно, Хуан многое ей успел поведать. Погоди, сестричка! Я ещё доберусь до тебя и там!

Женщина широко открыла глаза. Видеть она ничего не могла, но мысленно с чёткостью представляла себе лицо Миры. Едва заметные черты отца проглядывались с трудом, но она нисколько не сомневалась, что она её сестра. И какой же она будет красивой, когда подрастёт!

Зависть и ревность захлестнули Габриэлу. Она уже представляла, как Хуан целыми ночами ублажает эту девку. Мулатка! Как батюшка мог такое совершить? По-видимому, её мать была тоже очень красива. Хорошо бы разузнать про родню бабки этой Миры. Хуан говорил, что она из знатного благородного рода.

Мысли вернулись к Андресу. Она кисло улыбнулась. Подумала, что он мог бы стать отличной партией для неё. Богат, благороден, судя по внешнему виду. Почти красавец. И дядя, думается, благосклонно к нему отнёсся. Андрес! Он уже начал ухаживать за нею. Стоит попробовать. Тем более, что наши дела сильно пошатнулись благодаря Хуану и этой девке. Решено! Дам Андресу надежду!

Габриэлу это успокоило. Голова прояснилась. Думы приобрели спокойное направление, и вскоре она заснула под тихий шелест дождя.

И вот прошло больше полугода. Габриэла вернулась из поездки в родное гнездо. Оно поразило женщину своим убогим видом. Куда делись роскошь, достаток и гордое благополучие семьи? Часть земель ушла за долги, оставалось не более четверти былого.

– Габи, – уже не первый раз говорил ей брат Рассио, – ты бы отлично поступила, выйдя замуж за этого дона Андреса де Руарте. Это поправило бы и наши семейные дела, не говоря уж о твоих собственных. Ты уже это решила для себя?

– Почти, Рассио. Не могу сказать, что сильно люблю его, но он мне нравится. Думаю, что для благополучия и элементарного счастья этого хватит. Вот только мама… Мама меня сильно беспокоит. Долго ли она протянет? А тут моя свадьба. Как-то не очень хорошо получается, Рассио.

– В нашем положении мы должны думать только о себе. Пока слухи о нашем разорении не дошли до столицы, ты должна соединиться с Андресом. Пришлёшь срок церемонии, и я приеду. Мы не должны показать своё положение, Габи!

Семейство де Руарте восприняло весть о сроках бракосочетания весьма положительно. Дон Висенте, глава семьи, уже договорился в соборе с епископом.

– Сын, должен заметить, что ты на пороге большого события и счастья. Габриэла очень выгодная партия. И очень привлекательная девушка. Немного меня смущает её пребывание у пиратов. Но тут уж ничего не поделаешь. Многие попадают к ним в лапы.

– Да, папа, – согласился Андрес, – я того же мнения. И полностью согласен с вами. Я люблю Габи и надеюсь на длительное счастье.

Громкая свадьба породила массу сплетен, пересудов и небылиц. Правда, некоторые из сплетен выглядели вполне обоснованными. Но спесивые испанцы в высшей степени наплевали на них. Их богатство перетягивало любые сплетни.

Рассио поспешил уехать в поместье, сославшись на неотложные деда и болезнь матери. О приглашении посетить их родовое гнездо он лишь вскользь и туманно намекнул. Думал, что его поняли, немного обиделись, но вида не подали, хотя и заподозрили нечто не очень приятное.

Габриэла проснулась рано. Ещё осталась привычка от её рабства в долине. Рядом посапывал Андрес. Его благородного вида лицо дышало силой, молодостью. А в голове у Габриэлы возникли воспоминания о бурных минутах любви с Хуаном. И пренебрежительная усмешка скривила губы Габриэлы.

Додумала с сожалением и горечью: «Красив, благороден, строен и высок! Но до Хуана ему далеко! Тут он ничем не блеснул».

Она предалась мечтам. Потом вдруг представила себя в роли матери, окружённой кучей детей. Молнией прорезало мозг рождение дочери-мулатки. Почувствовала, как побледнело её лицо. Кровь отхлынула, сердце учащённо забилось.

Вдруг пожалела, что не успела посмотреть на дочь. Даже не знала, как её назвали. И место её жительства не знала. И это чувство не то стыда, не то угрызений совести, но что-то очень неприятное нахлынуло и не отпускало.

Потом появился страх. Вдруг всё это обнаружится? Хотя никто не знал, кто она, из какой семьи и где живёт. «Но это при желании не так трудно узнать! Что тогда будет!» – думала Габриэла, косясь на спящего мужа. Он вызывал чувство лёгкого раздражения.

Словно что-то толкнуло Андреса. Он открыл глаза.

– Милая моя, ты почему не спишь? – удивился он, приподнимаясь. – Как было прекрасно, любимая! Но ты чем-то обеспокоена?

Габриэла спохватилась. Улыбнулась и не очень смело ответила:

– Как же я могу не беспокоиться, дорогой Андрес? Всё думаю, достаточно ли ты получил ночью от меня?

– Как ты могла такое подумать, моя прелестная Габи? Ты восхитительна!

– Тогда почему бы тебе не поспешить повторить ночное приключение?

Андрес восторженно смотрел на жену. Он осторожно начал ласкать её, а у неё перед глазами возникла картина их любовных утех с Хуаном. Она не противилась, принимала ласки спокойно, почти безразлично. Они не возбуждали, казались пресными, будничными. Горькое разочарование пронзило тело. В душе появилось что-то необъяснимо пустое. Хотелось заплакать.

Андрес воспринимал её состояние за страсть, переживания, и был на верху блаженства. В какое-то время Габриэле стало жаль его, но это длилось самую малость и не оставило следа.

Уже с первого дня в ней стало расти раздражение к Андресу. Приходилось бороться с этим чувством. Не всегда удавалось смирить и гордыню с разочарованием. Не прошло и двух недель, а молодые уже поссорились из-за пустяка.

– Габи, что с тобой? – пытался выяснить Андрес. – Ты так вспыльчива и непостоянна в своих поступках! Можешь это объяснить?

Она долго молчала, борясь с раздражением и отчуждённостью.

– Сама не могу понять, дорогой! Прости. Я не хотела причинить тебе боль.

И всё же вспышки гнева продолжались. Лишь вымещать его на слугах Габриэла не решалась. Возможно, воспоминания недавнего рабства и обещания Хуана в любое время возобновить его, останавливало женщину. Но рабынь она почти не унижала. Разве что в исключительных случаях.