Текст книги "Принцесса Зорти 1 (СИ)"
Автор книги: Константин Крутских
Жанр:
Современная проза
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 23 страниц)
И после этих слов она весьма угрожающе щелкнула зубами. Вот тут уже стало окончательно ясно, чьих рук делом был весь сегодняшний "полтергейст", и в зале поднялся возмущенный ропот. Один лишь Котвица, сидевший рядом с королевой, усмехался про себя – мол, так и надо всей этой холерной немчуре, а то привыкли считать себя самыми важными в галактике.
– А теперь... теперь я расскажу для вас стишок, – произнесла Зорти дурашливым тоном. – Ведь послушные девочки должны рассказывать стишки для гостей, не так ли?
С этими словами она встала на свой стул, а с него влезла на стол, так прицельно наступив на ложку, торчавшую из блюда с варениками в остром соусе, что один из них влепился прямо в глаз послу Упдрагсону. Тот взвыл от боли, а принцесса раскланялась и начала декламировать:
Как-то раз прекрасный принц
На войну собрался -
Как увидел лучемет,
Сразу обо...
Последнее слово потонуло в новой волне всеобщего гула – крики возмущения чопорной публики смешались с ее же невольным хохотом.
В оправдание девочке стоит сказать, что она очень не любила грубые слова и всегда одергивала своих друзей-мальчишек, но теперь была просто вынуждена произнести нечто подобное.
– Спасибо за внимание! Ура! – воскликнула Зорти и прошлась колесом по всему столу, по пути обрызгивая гостей различными соусами и подливками. При этом она умело целилась так, чтобы в ход шли именно малозначительные жидкости, а основной труд поваров остался цел.
– Ну а теперь – десерт, дорогие гости! – провозгласила принцесса и, выхватив из кармана заостренный стальной бумеранг, запустила его ввысь.
Оружие прошло под самым потолком, перебив крепление и провода, на которых держалась огромная, массивная люстра, та самая, на которой сидел несчастный толстяк. Бумеранг вернулся четко в распахнутую ладонь Зорти, а люстра грохнулась в огромный круглый торт, стоявший между столами. Причем, у нее оказался как раз тот же самый диаметр. Ошметки торта разлетелись по всей зале, покрывая густым слоем лица и наряды разодетых в пух и прах господ и дам. Вот тут уже поднялся невообразимый шум. Все повскакали с мест и забегали, сослепу натыкаясь друг на друга, падали, ползали на четвереньках, наступали друг другу на руки. И над всем этим летал целый рой самых отчаянных, отнюдь не дипломатических, немецких ругательств вперемешку с дряблыми английскими и совсем детсадовскими скандинавскими. Кстати, толстяку повезло больше всех. Люстра не дала ему ни больно удариться, ни испачкаться. Вот только отпустить ее он так и не смог.
Надо сказать, что принцесса терпеть не могла дурацкие комедии, где кидались тортами и другой едой. Но их снимали именно англо-саксы, одни из предков всегерманцев, так пусть получают собственным же оружием. К тому же, торт был ненастоящим – зортины друзья-поварята специально соорудили его из строительной пены, которая сохнет в течении пары часов. К тому моменту, когда люстра угодила в торт, наступила как раз завершающая стадия, поэтому пена приобрела бетонную твердость на лицах и одежде господ посольских.
Не досталось лишь торцевому, главному столу, за которым сидели королева, Котвица и герр Упдрагсон. Последнему все же кусок торта шлепнулся на тарелку, и дипломат от врожденной жадности тут же подхватил его на вилку и запихнул а рот. Поэтому на ближайшее время ему пришлось замолчать и выражать свои эмоции только мычанием. Он вскочил из-за стола, бурно жестикулируя, и Котвица в суматохе исхитрился незаметно подставить ему подножку. Злосчастный дипломат поехал на своем толстом брюхе по надраенному до блеска полу и по дороге потерял свой огромный парик. Его широкая и плоская макушка тут же перепачкалась в грязи, которую Зорти принесла в зал на своих тяжелых ботинках, что вызвало отдельный взрыв хохота.
Теперь уже королева не выдержала и сорвалась с места. В два прыжка подскочив к хохочущей принцессе, схватила ее за плечи и развернула к себе лицом.
– Ваше Высочество, принцесса Зортия! – голос матери зазвучал как-то непривычно, настолько холодно, как будто она была не звездной, а снежной королевой. Девочка знала, что если мама величает ее полным титулом, то добра ждать не приходится. А тут было что-то совсем уж зловещее. – Ваше Высочество, Вы вели себя на приеме слишком дерзко, и за это вас надлежит примерно наказать.
Зорти лишь усмехнулась про себя – чем это еще ее накажут? Лишат сладкого, что ли? Ну, она и так до него небольшая охотница – для воина баранья нога в самый раз, а не какие-то пирожные.
И как будто прочитав ее мысли, королева продолжала:
– Поскольку случай слишком неординарный, то и меру придется принять неординарную – телесное наказание.
Девочка снова лишь усмехнулась про себя. Ну кто же это из подданных посмеет умышленно поднять руку на принцессу? А члены правящего дома не захотят замарать своих рук экзекуцией. Может быть, роботы? Но нет, программа запрещает им причинять вред вообще любому человеку.
– Прошу Вас, Ваше Высочество, – королева указала на какую-то неприметную дверцу в конце залы.
Зорти слегка пожала плечами и направилась туда. Мать прошла вслед за нею, отперла дверь и включила свет. На пороге обернулась и прокричала:
– Не волнуйтесь, господа! Принцесса будет примерно наказана, и вы станете тому свидетелями! Вы останетесь довольны, господа, и будете хохотать от души! Уж она сейчас навизжится от боли!
Королева нажала какую-то кнопку у притолоки, и на стене залы зажегся огромный стереоэкран, на котором демонстрировалось то, что находилось за открывшейся дверью.
Глазам принцессы предстала тесная коморка, посреди которой громоздилось нечто, напоминавшее парикмахерское кресло со шлемом-феном. Правда, Зорти знала про такие фены лишь понаслышке – ведь ее короткие мальчишеские волосы не требовалось сушить подолгу.
– Садись, мерзавка, – прошипела королева, наедине забыв об этикете.
Зорти могла бы взбрыкнуть и уж запросто вырвалась бы отсюда, но ей самой стало интересно, что же это за наказание такое. Может быть, оно даже закалит ее.
Гордо, без тени покорности, поглядев в лицо матери, девочка опустилась в кресло. Едва ее руки коснулись подлокотников, на запястьях защелкнулись стальные браслеты, а шлем плотно обхватил голову. Чего-то такого она и ожидала, поэтому даже не вздрогнула. И тут внезапно в ушах раздался свист рассекаемого воздуха, а на спину, чуть ниже лопаток, обрушился удар тонкого прута. Девочка вздрогнула всем телом, даже не столько от боли, сколько от неожиданности. Тем временем, последовал еще один удар. Потом еще и еще.
Но ведь этого не могло быть! Она плотно прижималась спиной к спинке кресла, и для ударов просто не нашлось бы пространства. Тем не менее, они все продолжались, и Зорти уже потеряла им счет.
Наконец, до нее дошло. На самом деле ее никто не порол. Все дело было в шлеме. Он посылал непосредственно в мозг сигналы, идентичные тем, что посылает при порке поврежденная кожа. Принцесса слышала мельком, что существует подобное пыточное средство, способное вызвать любой вид боли в любой части тела. Вот уж не думала, что сей гнусный аппарат притаился совсем рядом с главной дворцовой залой!
Теперь, когда все стало понятно, девочка окончательно взбодрилась, и ей уже не стоило особых усилий сдерживать рвущиеся наружу крики. Она стала думать о своих любимых героинях древности, которых много лет назад пытали враги, но не добились от них ни предательства, ни даже слезинки. Она знала очень много таких героинь, собирала и изучала всевозможные материалы о них. В истории осталось немало свидетельств об отважных девчонках. Они появлялись во все века и в любом народе. Среди них были гречанки, римлянки, француженки, итальянки, немки, англичанки, японки, китаянки, кореянки, армянки, грузинки, азербайджанки, казашки, татарки, эстонки, литовки, еврейки, персиянки, албанки, болгарки, сербиянки, польки, и многие другие. Но, конечно же, больше всего таких девушек нашлось среди русского народа в период Великой Отечественной войны. (Надо сказать, что поскольку собирающим центров Всеславии стала, конечно же, Россия, крупнейшая из славянских стран, то в королевстве Вторая Мировая по-прежнему называлась Великой Отечественной).
Вот, например, Люба Шевцова. Она родилась в 1924 году в поселке Изварино, находившемся в Ворошиловградской, а ныне Луганской области. Через три года ее семья переехала в районный центр – город Краснодон. В начале Великой Отечественной Люба поступила в школу подготовки партизан и подпольщиков, где освоила специальность радиста. С приходом фашистов, ее оставили в областном центре, чтобы она поддерживала связь с одной из подпольных групп. Но вскоре была провалена одна из явочных квартир, и Люба больше не могла найти своих, поэтому ей пришлось уехать в Краснодон. Там девушка сошлась с участниками знаменитой подпольной организации Молодая Гвардия, а вскоре даже стала членом ее штаба. Много подвигов успела совершить Люба – и доставала медикаменты для своих, и листовки по городу расклеивала, и собирала разведданные. А однажды они с друзьями сумели поджечь биржу труда, чем спасли от угона в Германию около двух тысяч молодых парней и девчонок. Но в январе 1943 Любу схватили полицаи. Ее пытали особенно долго, истерзали так, что она не могла ни сидеть, не лежать, а все же не сумели ничего добиться. Наконец, отважную девушку расстреляли в Гремучем лесу. А она шла на смерть, без страха, высоко подняв непокорную голову. В сентябре того же года ей присвоили звание Героя Советского Союза. Обо всем этом Зорти узнала из старинной книги Александра Фадеева "Молодая Гвардия", которую за свою еще недолгую жизнь успела перечитать десятки раз, на разных языках, включая языки нынешней Всегермании, и каждый раз сердце замирало, как впервые.
Неверотяно живой душой была Люба – смелой и озорной, не хуже любого мальчишки! Даже в раннем детстве ничего не боялась – ни подраться с хулиганами, ни стрелять из рогатки, ни выделывать гиманстические номера на самом краешке крыши. В школе была первой по физкультуре, занималась в юнатском кружке, увлекалась театром. И хотя сама жила отнюдь не богато, могла запросто подарить любую свою обновку более бедным детям.
А еще Зорти знала, что через много лет после Великой Отечественной, в 2014 году, когда фашисты снова пришли на землю Краснодона, именно под Изварино значительная часть их армии отправилась прямиком в ад. Из пятитысячной группировки вернулось обратно лишь около тысячи вояк. Отважные русские повстанцы, славные наследники Молодой Гвардии, окружили бандеровскую падаль, лишив ее продовольствия, связи и прочего, и стали громить ее рактетами, сотнями отправляя фашистов вслед за Гитлером. И, как будто, сам дух Любы Шевцовой защищал свой родной поселок в тот юбилейный год.
И вот теперь, оказавшись в пыточном кресле, Зорти мгновенно вспомнила об отважной девчонке из Краснодона, представляя себя на ее месте.
"Я Люба Шевцова, – шептала принцесса про себя. – И никаким немцам ничего из меня не вытянуть. Я Люба Шевцова. Я Люба Шевцова".
За этой полу-молитвой все мысли начали расплываться, расплываться, пока не превратились в серый туман, затянувший все ее сознание.
Глава 3. Пленница в родном доме
Из забытья девочку вывело ведро холодной воды, внезапно обрушившееся ей на голову. Она встрепенулась и распахнула глаза. Конечно же, никакой воды не было, ее тоже имитировал шлем. Мать склонилась над ней, но вопреки ожиданиям, в ее взгляде не читалось ни тревоги, ни сочувствия.
– Вставай, мерзавка, – прошипела королева. – Надо отдать тебе должное – ты слишком тренирована, чтобы кричать под розгами. Гости так и не дождались твоих криков и мольбы о прощении, которые я им обещала. Ты окончательно испортила гостям вечер. Что ж, отправляйся под домашний арест.
Двое роботов-лакеев, держа принцессу под руки, повели было ее в спальню, но на пороге пыточной Зорти обернулась и произнесла твердым, хотя и слабым голосом:
– Мамочка, надеюсь, ты понимаешь, что все это я устроила сама, без посторонней помощи? То есть, с помощью одних лишь роботов. Кроме меня, никто не заслуживает наказания. Другого ответа ты от меня не дождешься, даже под новой пыткой. Ты видишь, что меня пытать бесполезно.
Королева согласно кивнула – действительно, тут ничего не поделаешь. К тому же, сейчас следует приложить все силы, чтобы сломать волю дочери, и не стоит растрачиваться на выискивание ее сообщников.
Роботы помогли Зорти добраться до спальни и захлопнули дверь. Запирать ее снаружи не имело смысла, поскольку кодекс принцессиной чести и так не дал бы ей сбежать из-под домашнего ареста.
Девочка, с трудом держась на ногах, стянула с себя камзол, потом футболку и стала рассматривать свою спину в большом зеркале. Как она и предполагала, кожа оказалась гладкой, ровной, белой. Но стоило только до нее дотронуться, как все тело пронзало болью. Такой вот эффект воздействия через мозг. Придется спать на животе без одеяла, и даже куртку от пижамы не натянешь. Вместо нее принцесса догадалась прикрыться передником, который подтянула под самое горло. Вот не думала, что ей когда-то пригодится этот девчачий атрибут!
Лежа на постели и уткнувшись лицом в подушку, Зорти размышляла о предательстве. До нее постепенно доходило, что это была не просто порка, не просто жестокое наказание. Все дети прощают родителям любые наказания. Повзрослев, даже благодарят за них, за то, что не дали скатиться на жизненное дно, помогли окончить школу и так далее. И у самой Зорти отношения с мамой были не всегда безоблачны, доставалось за разные ребячества или за то, что девочка вместо скучных-прескучных точных наук дополнительно зубрила теорию ведения боевых действий, воинскую тактику, биографии и сочинения великих полководцев. Но все очень быстро заканчивалось миром. Однако теперь произошло совсем другое. Королева мучила ее не ради науки и не за проступок, а ради удовольствия совершенно чужих людей. Для того, чтобы ублажить приспешников постороннего принца. Она даже обещала членам посольства увеселение в виде криков истязаемой дочери. За неприличное слово Зорти и сама бы себя отшлепала, но ведь дело-то было не в слове, и не в остальном хулиганстве, как таковом. Дело было в том, чтобы посол и его принц остались довольны. Как же можно бить своих ради чужих? Это совершенно не укладывалось у принцессы в голове. Своих – ради чужих... Своих – ради чужих... Несомненно, это самое настоящее предательство. И девочка знала, что никогда этого не забудет. Дело вовсе не в истерзанной спине, которая заживет через несколько дней. И не в гордости, которая, вобщем-то, не пострадала, раз она держалась до конца. Дело в том, что перейдена грань доверия.
Только теперь Зорти поняла, что королева была, видимо, самой лучшей и, в то же время, самой худшей матерью во вселенной. В ее душе как будто до сих пор не вырос орган, ответственный за любовь к ребенку. Сознавая родительский долг, королева изо всех сил старалась воплотить в жизнь свои представления о любви – не скупилась на самые чудесные подарки, от которых захватывало дух, устраивала многочисленные празднества. Ходила с дочкой на концерты и в театры, или же просто сидела рядом с ней на диване, рассматривая древние фолианты. И эти часы, проведенные с мамой, были самыми счастливыми в жизни Зорти. Но в то же время, королева не могла понять всех душевных устремлений принцессы и время от времени отчитывала ее за мальчишеские выходки. Зорти отнюдь не делала чего-то плохого, просто ее подвиги не укладывались в представления королевы о настоящей девочке. До нее до сих пор не могло дойти, что своего ребенка любят просто за то, что это свой ребенок, а не за то, что он соответствует каким-то твоим фантазиям. К тому же, королева принадлежала к той категории женщин, которых украинцы называют трендечихой – в восьмидесяти процентах случаев она не могла слова произнести спокойным тоном, все шумела и кричала, сама себя накручивая. Пока был жив король, ему удавалось все это сглаживать, его любви хватало на всех, он с лихвой компенсировал то, чего не доставалось девочке от матери. Теперь же вся темная сторона материнской натуры выперла на поверхность.
Принцессе вспомнились стихи замечательного русского поэта Дмитрия Кедрина, жившего в первой половине двадцатого века. Это были стихи о безграничной и всепрощающей материнской любви. Сюжет, прямо скажем, жуткий – девица, в которую влюбился молодой казак, потребовала от него, в качестве доказательства любви, принести ей сердце своей матери. И ослепленный этим безумным чувством, казак выполнил требование, но по дороге споткнулся, "И матери сердце, упав на порог, спросило его: "Не ушибся, сынок?"" Такие стихи не забудешь, и много выводов можно из них сделать. Но Зорти сейчас мучилась одной мыслью – это написано про какую угодно мать, только не про ее! Та, наоборот, хочет вырезать сердце родной дочери и подать на блюде чужому принцу-людоеду.
В дверь постучали условным кодом. Зорти с самых ранних лет придумала такой код, по которому безошибочно узнавала каждого из своих друзей. Вот сейчас раздался длинный, то есть тройной, потом короткий, потом снова длинный удар – буква К в древней и давно забытой всеми азбуке Морзе. Значит, в коридоре стоял дворецкий.
– Входи Котвица, входи! – крикнула принцесса, то есть постаралась крикнуть ослабевшим голосом, с трудом силясь оторвать подбородок от подушки.
Едва появившись на пороге, старик воскликнул:
– Лежите, лежите Ваше Высочество! Я все знаю.
Девочка послушно погрузилась в подушку, но твердо произнесла:
– Котвица, давай попроще, ну же...
– Ах да, конечно, Марыська, – произнес дворецкий, присаживаясь рядом с нею на широкую кровать и проводя своей шершавой ладонью по коротким светлым волосам принцессы.
"Марыська" – это было тайное ласковое имя, которым старик называл Зорти наедине. Откуда оно взялось? Долгая история. Дело в том, что Котвица происходил из древней польской шляхты, и при рождении получил имя Януш Гонсёровский. Свой путь по жизни, он начал в старых дворянских традициях, с военной службы, и записался в звездную пехоту, заменявшую теперь прежнюю морскую пехоту. Прозвище Котвица – Якорь, которое позже вплелось в его официальный титул, появилось именно из-за причастности к флоту, хотя и космическому. Янек, в то время еще безусый мальчишка, попал сразу же в самое пекло – их польский полк отправили отбивать одну из планет, оккупированных агрессивной республикой Атонией.
Гордостю всего полка была столь же юная, как и он, девушка по имени Марыся Кживонь. Ее род был хотя и не столь шляхетным, но тоже древним и славным – она приходилась внучатной племянницей во многих поколениях самой Анеле Кживонь, которая еще во время Великой Отечественной войны на Земле отчаянно громила фашистов. Анеля родилась в 1925 году в селе Садовое Тернопольской области, в то время принадлежавшей Польше. Когда эти края в 1939 году перешли к Советскому Союзу, семья Кживоней решила переехать под Киев, где Анеля начала работать в колхозе. Но с началом войны пришлось эвакуироваться в Красноярский край. Девушка поселилась в городе Канске, где стала работать на лесозаводе. Узнав в июле 1943 года о том, что под Рязанью формируется польская дивизия имени Тадеуша Костюшко, Анеля, не раздумывая, устремилась туда и поступила в женскую роту автоматчиков. В октябре того же года дивизия прибыла на передний край – в Могилевскую область, и впервые вступила в бой. Гитлеровцы не собирались уступать, однако отважные поляки быстро погнали их назад. К сожалению, боевой путь Анели закончился там же. Ей выпало сопровождать машину, в которой находились раненые солдаты и штабные документы. По пути началась бомбежка и машина вспыхнула, как факел. Девушка сумела вытащить почти всех раненых, и лишь вернувшись за последним, не успела выпрыгнуть и вместе с ним погибла в огне. Ее подвиг настолько потряс всех, что ей единственной из иностранных гражданок присвоили звание Героя Советского Союза. Всего восемнадцать лет прожила отважная девушка, но память о ней уже многие века жива в галактике.
Внучатная племянница ничуть не уступала ей в храбрости. В полку она была единственной девушкой, и превосходила в отваге и ловкости любого хлопца – как, впрочем, и каждая хлопачара в истории. Боевые товарищи восхищались Марысей, все старались сделать для нее что-нибудь приятное, одаривали красивым трофейным оружием. И надо ли говорить, что свой недолгий, но яркий, путь она закончила примерно так же, как и знаменитая родственница – заплатив своею жизнью за жизни многих товарищей. Ночью, стоя на часах, девушка прикрыла собою всех находившихся в ближайшей палатке бойцов от вероломно брошенной ядерной гранаты. Практически, разорванная пополам и облученная, Марыся еще успела прошептать: "Да здравствует Всеславия! Не горюйте, ребята, победа за нами!" Эти слова выбили потом на подножии ее памятника, вырезанном из самой высокой на планете горы. А планету, до этого имевшую лишь астрономический номер, назвали Марысей.
Через много лет, когда союзные силы окрестных королевств обрубили Атонии все щупальца и спустили ее в унитаз, Янек, дослужившись до больших чинов, был удостоен чести занять место в королевском дворце. Все эти годы образ отважной боевой подруги жил в его сердце, вытесняя весь прочий женский пол, и он даже не думал о том, чтобы завести собственную семью.
Тем временем, принцесса, научившаяся драться и лазить по деревьям примерно тогда же, когда и ходить, стала привлекать все больше и больше внимания седого ветерана. Принцесса становилась ему все более родной, он старался как можно чаще бывать рядом с нею – рассказывал ей истории из собственного воинского опыта и обучал таким премудростям, которых не знали даже сэнсэи. Во время игр и тренировок, она чаще всего напоминала ему рысь, тем более, что и имя ее было связано с кошачьим племенем. И в сознании Котвицы как-то само собой сложилось: "Моя рысь... моя рысь... Марыся!"
Это прозвище очень понравилось Зорти, имя героини было для нее выше всяких похвал. Тем более, принцесса чувствовала перед нею вину – ведь та погибла, сражаясь за их династию. Что-то такое и сладкое, и жгучее рождалось в душе, когда дворецкий по-отечески называл ее так.
Теперь же, когда Котвица снова назвал ее Марыськой, боль в измученном теле, как будто, слегка отступила.
– Да, всякое я повидал на фронте, – вздохнул ветеран, по-прежнему гладя свою воспитанницу по голове. – Но вот чтобы так с родною дочерью... Судя по тому, что ты лежишь на животе и с неприкрытой спиной, тебе пришлось очень тяжко. Да, я, как и все собравшиеся, видел на экране, как тебя усмиряли с помощью цереброна.
– Так вот как эта штука называется, – выдавила Зорти. – А я и не знала.
– Ничего, держись, родная, – произнес старик, доставая из внутреннего кармана своего камзола какую-то маленькую баночку. – Вытянись как следует. Сейчас тебе полегчает.
С этими словами Котвица принялся растирать девичью спину какой-то прозрачной зеленоватой мазью. Она приятно холодила кожу, и принцесса к своему удивлению вскоре поняла, что боль почти совсем прошла. Теперь лишь слегка саднило, как от небольшой царапины.
– Спасибо, мой старый друг, – произнесла девочка просто. – Что бы я без тебя делала...
– Ну, вот видишь, – дворецкий облегченно вздохнул. – Только за пределами этой комнаты делай вид, что тебе по-прежнему больно. И спину не прикрывай еще несколько дней.
– Понимаю – иначе тебя накажут, – кивнула Зорти. – А что это за мазь?
– Смесь каких-то трав, – ответил Котвица. – Точно не знаю, но такого фармацевты не делают. Достал у одного знахаря по своим каналам.
Целебная мазь, а может быть, и отеческая любовь старого воина разом прибавили девочке сил, и она села рядом с ним на постели, спустив ноги. Дворецкий положил руку ей на плечи и придвинул к себе.
– Ах, Котвица, – вздохнула принцесса. – Боль-то прошла, а беда осталась. Ну да, ты все знаешь.
– Знаю, Марыська, – вздохнул дворецкий и покрутил правый ус. – Пожалуй, это самая ужасная новость в моей жизни.
– А уж в моей-то, – произнесла девочка с горечью. – Только папина смерть с нею сравнима. Да и то даже не знаю, что ужаснее.
Они еще молча посидели, потом Зорти сказала:
– Вот я и проиграла свою первую битву. Фиговый из меня выходит полководец.
– Ну, зря ты так, Марыська, – старик вновь погладил ее по голове. – Битва прошла великолепно. Почти вся посольская немчура пожелала как можно скорее покинуть наше королевство, чтобы только оказаться подальше от тебя. Ты, фактически, победила, и не твоя вина, что королева решила судить победителя.
– Котвица, ну разве в этом дело? – покачала головой принцесса. – Да пусть наказывает, сколько влезет. Но что, если все окажется впустую, и они все же захотят устроить эту проклятую свадьбу?
– А ты по-прежнему непреклонна? – старый вояка чуть отстранился от нее и пристально поглядел ей в лицо. – Даже после такой пытки?
– Спрашиваешь! – воскликнула Зорти, и ее глаза вспыхнули огнем тигриной ярости. – Я готова на все, слышишь, на все, лишь бы этой свадьбы не было!
– Точно на все? – переспросил дворецкий.
– На все, на все! Котвица, не тяни! – воскликнула принцесса. – Я же вижу, что ты что-то придумал.
Дворецкий окинул оценивающим взглядом ее щуплую фигурку. С виду совершенно обычный ребенок, никаких там гор мускулов, никаких пудовых бицепсов. Да, конечно, она тренируется целыми днями, и все же, не толкнет ли он ее на верную погибель?
И, как будто уловив его мысли, Зорти воскликнула:
– Котвица, неужели ты сомневаешься в моих способностях? Ты же сам прозвал меня Марыськой! Если хочешь, посмотри мои оценки в журналах – и силу, и достижения в единоборствах, и интеллект.
Она подскочила к письменному столу, где лежал компактный почитач, включила его и набрала соответствующие команды. Дворецкий невольно приблизился и стал просматривать записи боевых сэнсэев и школьных учителей. Да, у принцессы и в самом деле все было идеально, и она по всем параметрам превосходила своих товарищей. Ну, может быть, только в точных науках кто-то равнялся с нею. И все же старик тяжело вздохнул и задумчиво покачал головой.
– Ну хочешь, – спросила принцесса, – прямо сейчас займемся пакой?
Этим чешским словом во Всеславии называлась простейшая борьба на локтях. Зорти тут же поставила на стол свой локоть и призывно пошевелила пальцами.
"А в самом деле, можно хоть так проверить ее силу," – подумал дворецкий и уселся напротив.
Пальцы седого ветерана и двенадцатилетней девочки, впрочем, одинаково мозолистые, сомкнулись в цепком объятии. Зорти сразу взяла быка за рога и надавила изо всех сил, так что рука дворецкого наклонилась градусов на тридцать. Однако это был лишь эффект неожиданности, и уже через пару секунд старик выровнял свою руку и начал нагибать принцессину. Но это оказалось не так-то просто, тоненькая девичья ручка была как будто выкована из прочного и упругого сплава, поэтому вскоре спружинила и склонила руку дворецкого градусов на пятнадцать.
Этот поединок продолжался довольно долго – оба игрока никак не могли одолеть друг друга, хотя много раз победа казалась близкой. Наконец, Котвица собрав последние слилы, надавил так, что рука принцессы оказалась почти у самой крышки стола. До полной победы оставалось всего мгновение. Как вдруг принцесса изловчилась – и дворецкий не успел даже глазом моргнуть, как уже его собственная рука оказалась прижатой к доске окончательно и бесповоротно. И это не был прием из какого-то единоборства. Котвица все же успел заметить, что Зорти действовала совершенно честно.
– Да в паке ты и вправду сильна, – вздохнул старик. – Даже после такой взбучки. И все же не знаю, стоит ли открывать тебе тайну.
– Ой, да ладно тебе! – воскликнула девочка с жаром. – Надо же когда-то браться за настоящее дело, не всю же жизнь тренироваться. И раз уж ты упомянул о тайне, то считай, что уже открыл ее. Ты же знаешь, что я не отступлюсь.
– Ну что ж, была – не была, – произнес дворецкий торжественно. – Итак, Марыська, сколько тебе лет?
– Двенадцать. Ты же прекрасно знаешь.
– Разумеется. А сколько лет назад поженились твои родители?
– Это случилось... м-м-м... в 3076 году. То есть, четырнадцать лет назад.
– Тебе это не кажется странным? – спросил дворецкий со значительным видом.
– А что?
– Ну, дети, как правило, рождаются примерно через год после свадьбы.
– Но тут прошло два года, – уловила мысль Зорти. – И что ты хочешь сказать?
– А то, что ты не единственный ребенок своих родителей.
– Чего? – у девочки так и отвисла челюсть.
– Да, Марыська, ты не единственный ребенок в королевской семье. У тебя есть старший брат.
– У меня есть брат? – переспросила Зорти, не веря своим ушам.
– Да, Марыська. У тебя есть старший брат.
– Но почему я никогда о нем не слышала? Я ведь изучала в школе историю нашей династии. Там кто только не упоминается, но никакого брата и следов нет... Что же с ним такое случилось? Он кому-то не угодил, и его спрятали от людей? Заточили в темницу?
В голове принцессы тут же промелькнуло несколько образов несчастных царственных узников еще из докосмической эры. Например, знаменитая французская Железная Маска, под которой вроде бы скрывали королевского брата. Или русский царь Иван Шестой, которого даже не учили говорить, всю жизнь продержали в крепости и убили в юном возрасте.
– Нет, твоего брата никто не прятал, – пояснил дворецкий. – Просто его похитили звездные цыгане.
Кто такие звездные цыгане, принцесса прекрасно знала. Это были вовсе не те выходцы из Индии, что когда-то колесили на кибитках по всей Европе. Те давно смешались с земными народами, стали обычными гражданами и обрели разные профессии. Некоторые даже писали книги на своем языке с кириллическим алфавитом, разработанным в Советском Союзе еще в тридцатых годах двадцатого века. Но легенда о кочующих цыганах надолго пережила их, и нашлось множество желающих приобщиться к ней. Причем даже не только из числа гуманоидов. Вся эта разношерстная толпа пыталась возродить традиции прежних цыган, насколько это было возможно в галактическую эпоху. Они мотались от планеты к планете на собственных утлых суденышках самых причудливых конструкций, называвшихся, конечно же, кибитками. Возили с собою не только медведей, но и самых необычных зверей с разных планет. Носили красные рубахи или пестрые юбки, а если существо не имело пола, то и то, и другое. Гадали разумным существам по ладоням, копытам, щупальцам, клешням и плавникам или что там еще у них находилось. Исполняли под гитару множество произведений, среди которых перемешались и подлинные цыганские песни, и городской фольклор разных эпох и планет и даже, например, арии из древнего мюзикла о несчастной повешенной девушке. И, наконец, воровали – любой мелкий транспорт, а так же детей. Воровали, впрочем, не столько из-за преступных наклонностей, сколько из стремления следовать легендарному образу цыган.