Текст книги "Принцесса Зорти 1 (СИ)"

Автор книги: Константин Крутских

сообщить о нарушении

Текущая страница: 22 (всего у книги 23 страниц)

При каждом шаге вес тела обрушивался на несчастный палец, и все существо Зорти пронзала острая боль. Шаг – шок, шаг – шок...

Как на зло, приходилось двигаться левым боком к скальной стене, так что, толку от этой опоры было маловато. Тренированная воля принцессы не давала боли взять верх над нею, не давала выйти из себя и начать кататься по земле, чтобы хоть как-то заглушить ее. Зорти позволяла себе лишь выкрики при особо острых волнах боли – ведь здесь было сдерживаться не перед кем, а лишние силы на это тратить не стоило.

"Ничего, это все мелочи, – уговаривала себя Зорти. – Ведь ты недавно потеряла отца, а после – близкого друга. Вот это боль – так боль! А тут боль глупая, ничтожная – ее просто стыдно не вынести."

Но по своей силе боль отнюдь не была ничтожна. К тому же, вскоре стало заметно, как яд Иниры поднимается все выше и выше по ноге. Вот уже распухла щиколотка, и сапог стал жать слишком сильно. А на остатках большого пальца выступали обильные хлопья желтого гноя, который тут же высыхал при здешней температуре. Зорти старалась не думать обо всем этом, как и об усталости. Добравшись до очередного поворота, она позволяла себе пятиминутный привал, а после с прежним упорством двигалась дальше.

Еще через несколько поворотов заныло сердце. Оно вообще никогда не давало принцессе о себе знать, даже после самых долгих марафонов, так что теперь она лишь рассердилась. "Ну вот, еще чего не хватало! – подумала Зорти. – Сердце – самый тупой орган, если позволяет людям влюбляться и терять голову ради черт-те кого. Нет уж, ему меня точно не одолеть".

И она упорно двигалась дальше, мысленно подбадривая себя песней из древнего фильма "Последний дюйм". Ситуация была похожей, только там мальчик тащил раненого отца, а здесь всего-то приходилось тащить себя. Вот если бы ей довелось спасать отца, уж она бы выложилась сверх всех пределов. Но отца уже давно не спасти, и остается спасать сознание того, что он бы сейчас гордился тобою. Поэтому в голове все прокручивался и прокручивался мощный голос певца: "Какое мне дело до всех до вас, а вам до меня".

Принцесса давно усвоила, что некоторые песни идеально подходят для разных видов тренировки. И если под вот эту песню она обычно упражнялась с тяжестями в тренажерном зале, то занималась бегом – и просто, и на лыжах – прокручивая в голове песню "Лучше лежать на дне" из столь же древнего фильма "Человек-амфибия".

Но, несмотря на все тренировки, сейчас девочке пришлось слишком тяжко. И теперь она думала, что, вернувшись домой надо будет хотя бы раз в тыдень таскать волокушу с тяжестями. Чем только не грузили ее тренеры. Куримото-сэнсэй, преподававший одновременно хоси-дзюдо, каратэ и джиу-джитсу, обматывал все ее тело тяжелыми цепями и заставлял бегать по залу нескольку часов подряд. Учитель тайского бокса господин Раатчакруу заставлял ее поднимать зубами гантели на веревочке, а так же драться, примотав локти к туловищу или спустившись по горло в бассейн. Иван Подберезовиков, учитель самбо и русобоя, то есть, древне-русского стиля, заставлял ее бегать спиною вперед, каждый раз все быстрее. А вот до такого волочения как-то никто не додумался.

Нога, отравленная ядом суперосы, все сильнее распухала. Вскоре ниже колена образовался настоящий бочонок. Гной из бывшего пальца шел пачками. Зорти понимала, что зараженный участок необходимо вскрыть и попытаться спустить яд, но никак не удавалось найти хоть какой-то клинок, даже камни здесь были округлыми и рыхлыми. Вот если бы она не потеряла в бою свой палаш! И тогда ей пришло в голову совершенно безумное решение. Плещущаяся неподалеку раскаленная лава – вот самый острый клинок! Раздумывать было некогда, яд все поднимался вверх по ноге.

– Ну, как говорили в старых фильмах – дети, не пытайтесь повторить это, – невесело усмехнулась принцесса и стремительным движением погрузила правую ногу по колено в зловещую жидкость.

Боль буквально разорвала все ее тело на клочки. Она была настолько сильной, что сознание отключилось почти мгновенно. И все-таки девочка усилием воли смогла отбросить себя назад и упасть на твердую почву.

Но, видимо, все та же боль совсем скоро привела ее в сознание. И принцесса тут же подумала, что раз ей больно, значит она жива. За свой еще совсем недолгий век она успела убедиться, что боль – это самый главный признак жизни. Осторожно глянув на несчастную ногу, она тут же было отвела взгляд, но усилием воли заставила себя как следует рассмотреть то, что осталось. А остались, вобщем-то, голые кости до самого колена, скрепленные непонятно чем. Однако радовало то, что дальше нога не распухала и не синела, яд больше не поднимался, а значит, его не осталось в организме.

"Ну вот, заработала себе протез", – подумала девочка. Даже в тридцать первом веке отрастить себе так много новой ткани можно было лишь за очень длительный срок и только в столичных больницах королевств. Для законопослушных граждан это делалось бесплатно, даже доставка в столицу и обратно тоже была бесплатной, но ведь она-то беглянка – ей и валяться некогда, и светиться в крупной больнице нельзя. Максимум, кому можно показаться – это какому-нибудь лепиле с захолустной планетки, вроде Рутабаги, тонущему в медицинском спирте. Может быть, за хороший куш он и слепит ей какую-нибудь деревяшку, да и то нет гарантии, что после не выдаст. Или, хуже того, вставит туда "жучка". Тогда уж ее миссии точно конец.

А впрочем, сейчас обо всем этом думать рановато. Нужно для начала выбраться с этой раскаленной планеты.

Зорти кое-как приподнялась, опираясь на руку, и поджала ноги, так что правая легла сверху. Огляделась по сторонам.

Ничего нового и ничего утешительного она, конечно же не увидела. Эскарп тянулся за горизонт в обе стороны, у ног по-прежнему плескалось море лавы. Как будто принцесса не прошагала множество часов по этой неприветливой местности. Интересно, а где остался корабли Иниры и насколько сильно он поврежден? Может быть, если он находился поблизости от места битвы, можно было бы на нем добраться до своего корабля? А впрочем, что теперь гадать...

И до чего же не хотелось вставать... Усталость так и шептала на ухо – приляг, отдохни, хоть на немного. Голова так и клонилась на грудь. Еще мгновение, и девочка растянется на обломке скалы, затем свернется калачиком, и тогда...

"Ну что, так и будешь сидеть на камне, как русалочка в Копенгагене? – мысленно окликнула себя Зорти. – Нет уж, если быть русалочкой, то варшавской, с мечом в руке. Той, которая в незапамятные времена жила в реке Висле и защищала город. Так что, поднимайся, поднимайся, лентяйка!"

Впрочем, легко было сказать "поднимайся". Если раньше у нее была хоть какая-то, но нога, то о том, чтобы опираться на этот костяк, не было и речи. Максимум, что могло стать опорой – это колено. Значит, придется ползти – может на четвереньках, а может и просто так.

Мысль о Русалочке придала ей сил – вспомнился сказочный принц, а за ним и проклятый Вольфганг. Сказка подтверждала то, что Зорти приняла правильное решение – подлые они, эти принцы, только и умеют, что разрушать жизнь чистых девушек. И она должна не просто не достаться Вольфгангу, а выжить, выжить им всем на зло, и найти брата. Тут она представила, как Карл будет униженно просить о том, чтобы новый король Всеславии взял в жены капризную и вертлявую сестру Вольфганга, а всеславский король во всеуслышание пошлет их всех подальше. И с этой веселой мыслью принцесса начала переставлять ладони и колени по раскаленному грунту.

Теплозащита скафандра по-прежнему действовала, даже несмотря на разгерметизацию ниже правого колена. Теперь жара мучила даже меньше – ведь обожженные кости ничего не чувствовали. Но вскоре даже тренированные руки принцессы начали слишком сильно гнуться, и в конце концов она просто растянулась на твердой почве. Видимо, не только сказывалась измотанность после битвы и похода вдоль скал, но и покалеченный организм требовал слишком много ресурсов. Теперь, помимо боли, Зорти чувствовала еще и дикую усталость, и это радовало – значит, удастся заснуть хоть на какое-то время. Но сперва нужно добраться до корабля.

И принцесса двинулась просто ползком, вытирая миллиардолетнюю пыль Сйусэя своим впалым, мускулистым животом.

Обернувшись назад, она заметила, что костяная нога не рассыпается от трения, а волочится за нею. И ей даже стало смешно, она всегда старалась чем-то рассмешить себя, чтобы заглушить физическую боль. Сейчас вот пришло в голову сочинять песню о том, что с нею происходит в данный момент. И для начала получилось вот что:

По пустыне ползет скелет,

А скелету двенадцать лет!

У меня костяная нога,

Хоть не бабушка я, но Яга!

Подобная самоирония ее очень развеселила, и ползти стало значительно легче.

Потом она подумала о том, что в народе принято считать, будто такие песни сочиняют чукчи, едущие по тундре на санях. Значит, надо перевести на чукотский язык. Да, и этот язык принцесса тоже знала, как и многие другие языки малых народов Всеславии. Очень непростой язык, кстати, где, как ни странно, совсем мало заимствований, зато много сложных, то есть, длинных составных слов. Да и простые слова тоже довольно длинные. Например, союз "и" будет "ынкъам". Принцесса выучила когда-то чукотский язык по тонкой книжечке о Зое Космодемьянской, изданной в Ленинграде в 1953 году. Именно там издавались сначала книги на всех северных языках, и лишь через некоторое время они стали издаваться в тех городах, ближе к которым жил каждый из северных народов – чукотские книги, например, в Магадане. И в этих ленинградских изданиях использовался еще старый вариант чукотской кириллицы, где вместо диакритиков служили апострофы.

Кстати, чукотский язык принцесса выучила одним из первых языков своей Родины, поскольку относилась к чукчам с особой симпатией. Ведь у них в древние времена, на старушке-Земле существовала чудесная традиция – воспитывать девочек наравне с мальчиками – точно так же, как в справедливейшем греческом государстве Спарте. И в те времена, когда чукчам приходилось часто воевать с соседними народами, все девчонки шли в бой бок о бок с парнями, ловко орудуя любым оружием.

И вот теперь, напряженно пробуя подобрать рифмы для этого незатейливого перевода, Зорти на некоторое время невольно забыла о боли. Она настойчиво отвлекала себя от упадочных мыслей, все пробуя и пробуя те или иные варианты чукотских словосочетаний, при этом, чисто на автопилоте, продолжая ползти вперед. Занятие оказалось трудным – ведь принцесса никогда не писала стихов ни на одном, даже славянском языке – и именно это сейчас оказалось столь полезным. Так незаметно промелькнуло несколько часов. Наконец, когда с переводом было покончено, принцесса подняла взгляд, и из ее пересохшего горла вырвался крик невольной радости. Ее кораблик виднелся на горизонте! От нахлынувших чувств девочка буквально взлетела на единственной здоровой ноге, но тут же снова грохнулась наземь. Боль, пронзившая все тело, не вызвала, однако, никакого эффекта – Зорти снова поднялась на четвереньки и двинулась в сторону корабля уже вдвое быстрее.

Теперь, на финишной прямой, у нее, как будто прибавилось сил, и она работала конечностями, словно заведенная машина. И уже где-то через час оказалась в благодатной тени своего суденышка. Принцесса уже предвкушала, как первым делом напьется воды, потом стянет этот скафандр и хоть как-то обработает рану.

И только тут она вспомнила, что по своему обыкновению, покидая кораблик, не опустила трап, а сиганула за борт. То есть, совершенно не подумала о том, что может вернуться покалеченной.

Зорти растянулась на песке и в очередной раз отругала себя за самонадеянность. То вот чуть было не погубила всю планету Кумивяки, то забыла подготовить себе же трап. И что теперь? Помирать от жажды и истощения всего в паре метров от возможного спасения?

Принцесса попыталась подняться, но костяная нога, конечно же, подвела ее. Тренированное тело беспомощно рухнуло наземь. Тогда она попробовала подняться, держась за корпус кораблика. Это ей почти удалось, но когда девочка оказалась на полусогнутой ноге, силы все-таки оставили ее, и она сползла обратно.

Зорти поняла, что остается только хоть немного посидеть и отдохнуть прямо здесь, прислонившись к корпусу корабля. Она подтянула единственную здоровую ногу к груди, обхватила ее руками и задумалась.

Что же делать дальше? Поспать прямо здесь? Но она понимала, что такой отдых вряд ли восстановит ее силы – так она лишь потеряет последние остатки влаги. Значит, нужно действовать в ближайшее время.

Итак, каким же способом можно забраться в кабину? Может быть, попробовать карабкаться по самому корпусу? На Зеване принцесса регулярно тренировалась и на искусственном скалодроме, и на настоящих горах, и даже на стенах обычных домов, вызывая бурные восторги случайных прохожих. Причем тренировалась именно обходиться без всякого снаряжения и даже без опоры на ноги, умела висеть на выступе в полсантиметра, зацепившись одной лишь фалангой мизинца. Но пригодится ли это здесь? Принцесса растянулась на земле и внимательно оглядела корабельную обшивку. С бортов та сверкала, как новенькая, и на ней не было видно и одного малейшего уступа. Все вмятины от космического тарана пришлись только на днище. Эх, а ведь если бы Зорти пробиралась через Туманную Область Бридгаса не так аккуратно, то вмятины от астероидов сейчас очень помогли бы ей. Правда, на самом коническом носу все-таки осталась внушительная вмятина от тарана, но она была слишком высоко. Одним словом, взобраться не получится. Значит, остается только прыгать.

Зорти полежала еще минут пять, затем осторожно, экономя силы, уселась на корточки под самой кабиной. На корточки, в ее то нынешнем состоянии! Она умела высоко прыгать и из такой позы, но оттолкнуться одной ногой, да и еще после такого дня будет очень сложно. При этом принцесса понимала, что у нее всего лишь один шанс – на следующий прыжок ей просто не хватит сил.

Полностью сосредоточив взгляд на краю открытой кабины, девочка сконцентрировалась и резко рванулась вверх.

Но то ли из-за непривычного толчка одной ногой, то ли из-за усталости, она полетела вверх не совсем по прямой, отклонившись в сторону примерно на полметра. А это существенно удлиняло расстояние. Миг – и ее пальцы беспомощно царапнули по обшивке. Из горла вырвался сдавленный крик досады и отчаяния – нет, нет, этого не может быть, она не может вот так глупо потерять все!

Зорти уже чувствовала, что валится вниз, как вдруг ее левая рука наткнулась на какую-то вмятину. Ложбинка оказалась совсем крошечной – видимо, все-таки остался след от какого-то шального камня в Бридгасе. Может быть, даже не в этот раз, а еще тогда, когда на корабле летали ракианские мафиози. И принцесса инстинктивно вжала палец в эту вмятину. Ослабевшая от ползанья рука тут же выпрямилась, отчего тело резко дернулось вниз и закачалось, но палец все-таки удержался, и девочка поняла, что висит в воздухе. Что ж, это уже была несказанная удача!

Теперь дело оставалось, вроде бы, за немногим. Но в таком состоянии подтянуться оказалось не так-то просто. Мышцы локтя стали как будто чужими и упорно не хотели напрягаться. А ведь еще с утра Зорти могла бы подтянуться на любой руке хоть тысячу раз подряд, а может и больше. "Да что ты еще вздумала киснуть! – мысленно прикрикнула на себя принцесса. – Ты воин, или позорная кукольница? Или платье Оли-Горшок на тебя так повлияло?"

И злость, вызванная воспоминанием о глупой толстухе, наконец-то вернула ей силы. Девочка одним махом согнула левую руку, а правую выбросила вверх. И ее пальцы самыми-самыми кончиками все-таки легли на борт открытой кабины. Сделав небольшой рывок, Зорти ухватилась поплотнее, теперь уже целиком положив пальцы на борт. Затем перенесла туда же пальцы левой руки. И, последним решающим усилием подтянувшись на обеих руках, наконец-то забросила тело в кабину через голову, а не боком, чтобы не повредить костяную ногу.

Не позволяя себе устроить даже секундный отдых, принцесса стащила с головы шлем и отбросила его в сторону, а затем подползла к бардачку и вытащила оттуда бутыль с водой. Негнущимися после подтягивания пальцами отвернула пробку и принялась глотать живительную влагу. И хотя вода была на вкус отнюдь не ключевой, поскольку успела нагреться за то время, пока кабина была открыта, напиток показался девочке самым вкусным в галактике, таким, какого никогда не подавали во дворце. Ах, какое же это блаженство – самая обыкновенная вода, простое аш-два-о, без всяких примесей! Но при этом Зорти следила за тем, чтобы не пролилось ни капли – кто знает, сколько придется проторчать здесь, и насколько хватит запасов?

Закрыв бутыль, принцесса сунула ее обратно, а затем, подложив руку под голову, позволила себе забыться тяжким, непроглядным сном. У нее не было сил даже на то, чтобы забраться в кресло, не говоря о том, чтобы снять скафандр.

Через какое-то время девочка проснулась от того, что кто-то тряс ее за плечо:

– Химэ! Дзорутия-химэ, очнитесь!

Открыв глаза, девочка увидела склонившиеся над нею мордочки совсем молодых енота и лиса. Надо же, они каким-то образом, оказались на этой планете, а она, видимо, забыла задраить кабину. Даже жарища ей об этом не напомнила. И хотя нога, или что там от нее осталось, болела все так же нестерпимо, прежде всего, принцессе пришли в голову слова:

– Милые оборотни! Как я рада, что здесь именно вы! У меня есть для вас радостная весть – с проклятой Инирой покончено навеки! Она уже никогда не вернется!

И Зорти невольно потянулась обнять этих мохнатых ребят, но боль, отбросила ее назад, на металлический пол кабины.

– Меня зовут Коэйоками, – енот отвесил церемонный поклон. – Я конструктор и капитан первого в истории йокайсэйского звездолета.

– А я Гуанчжун, – поклонился лис, – Канонир этого звездолета, а на родной планете – художник.

"С ума сойти! – пронеслось в голове у Зорти. – Передо мною йокайсэйский Гагарин! Хотя нет, Гагарин летал один и только по околоземной орбите, и не построил корабль самостоятельно. Тогда это, пожалуй... инженер Лось и красноармеец Гусев!"

Последние слова она, видимо, прошептала вслух, поэтому енот тут же превратился в лося с человеческим телом, а лис – в такого же гуся, причем в буденовке.

Герои "Аэлиты" в виде мультяшных фуриков настолько рассмешили принцессу, что она звонко захохотала. А потом подумала о том, насколько фантастические романы оказывались романтичнее, чем жизнь. Никогда не было на старушке-Земле чудаков-одиночек, способных самостоятельно построить космический корабль и полететь на нем без всякой подготовки не просто за пределы атмосферы, а сразу на другую планету. Нет, на Земле были долгие десятилетия проб и неудач, катастроф и трагедий, несостоявшихся проектов. Был жесткий отбор в космонавты, в том числе, по росту и по весу, и многие месяцы тренировок. Были первые беспилотные спутники и космонавты-собаки. Был огромный космодром Байконур, обслуживавший его город Ленинск, ракеты, строившиеся тысячами людей, и Центр Управления Полетами в подмосковном городе, который стал носить имя Сергея Павловича Королёва лишь через десятки лет после его смерти. Наконец, стоит вспомнить, что околоземное топтание растянулось едва ли не на целый век, и человек реально (а не в пропагандистских фальшивках англо-саксов) ступил на ближайшее небесное тело лишь в середине двадцать первого столетия. Какие уж тут Лось и Гусев! Но вот, поди ж ты, для планеты с такой необычной историей, как Йокайсэй, подобный сюжет оказался вполне реальным.

А потом принцессе подумалось и о том, что весь космос, все неизведанные планеты и далекие звезды тоже оказались совсем не такими диковинными, не такими таинственными, как их представляли фантасты. Никаких птице-рыбо-зверей, никаких мыслящих миражей и живых туманностей, никаких синих лошадей, путешествующих в аквариумах или тонюсеньких восьмиметровых червей, коллекционирующих фауну разных планет – ничего этого люди так и не встретили. Инопланетяне оказывались гуманоидами, за самыми редкими исключениями, и не умели перемещаться в прошлое с помощью таблеток или летать на ушах. А неразумные существа всегда находились целиком в одной и той же точке времени, и не разгуливали отдельными половинками, и уж, конечно, не могли летать меж звезд – где им взять горючее хотя бы для прорыва сквозь атмосферу? Жители отдаленных планет не изготовляли никаких вещей, способных поразить воображение землян, вроде почтовых марок из шоколада. Куда причудливее инопланетных оказались, хотя бы, марки обычного земного королевства Бутан, которые были одновременно, грампластинками, и их можно было слушать на пржеграваче. Всевозможных чудес и тайн за тысячу лет космической эры удалось обнаружить не больше, чем на старушке-Земле, и они поражали воображение куда меньше, чем Бермудский Треугольник или Перевал Дятлова. Что же тогда оставалось интересного во всей галактике? Человек! Сильные духом личности, одинаково отважные и бесстрашные, что в античности, что в Средневековье, что в эпоху географических открытий на Земле, что теперь, далеко за ее пределами. Луки сменялись мушкетами, а мушкеты – бластерами; триремы сменялись фрегатами, а фрегаты – звездолетами; побережья Кубы или Австралии сменялись новыми звездными системами, но оставался неизменным человек, чей пылающий дух извечно освещал мрак вселенной. По большому счету, ничего не изменилось с тех пор, как начались первые приключения людей – все те же герои и негодяи боролись друг с другом уже на просторах вселенной, ну, может быть, добавилась самая малость новых деталей. Ни ближний, ни дальний космос не оказался "чудесатым", и все же в нем было полно места для чудес – чудес человеческого духа.

– Но что же это мы! – воскликнул Коэйоками. – Химэ ранена, а мы тут торчим!

Капитан превратился в рослого человека и помог принцессе подняться. Опираясь на его плечо, Зорти двинулась к борту. Прыгнуть, как прежде, она теперь не могла, но спустилась по трапу без посторонней помощи, вися на одних лишь руках. А на земле енот снова подставил ей свое плечо.

Оказалось, что здесь вполне можно обходиться без респиратора. За время сна принцесса уже успела адаптироваться к жаре, и теперь дышала относительно свободно. Йокайсейцы же, способные легко изменять своем тело, с самого начала ходили без скафандров. Но вот человеческая девочка все же не смогла бы сражаться без скафандра рядом с морем плещущейся лавы. А шлем так и вовсе спасал ее от челюстей проклятой Иниры.

Все то время, пока Зорти разговаривала с йокайсейцами, пока мельком осматривала их корабль, боль ни на минуту не унималась, и лишь долгие годы тренировки позволяли девочке сохранять лицо. И она, как ни в чем не бывало, церемонно знакомилась со всеми, кто прибыл на эту планету.

Экипаж йокайсэйского корабля состоял из капитана-енота, старпома-лиса, штурмана-енота, механика-лиса, бортинженера-енота, канонира-лиса, кока-енота и лисички-медсестрички. Да, последняя была именно медсестричкой, то есть, помощницей бортврача, обязанности которого выполнял сам капитан. Звали лисичку Бинтан. И если енот, выполняя медицинские обязанности, оставался в своем обычном обличии, то сестричка на время работы принимала вид человеческой девушки с огромной копной блондинистых волос и множеством веснушек. При этом она не забывала о белом халате и шапочке конца докосмической эры. Видимо, Бинтан подсмотрела все это в каком-то древнем фильме, из тех, что оборотни прихватили в огромном количестве из родной Японии.

И теперь, увидев, насколько велик экипаж, Зорти вспомнила уже не об "Аэлите", а о более поздних, но все равно столь же милых и наивных книгах Владимира Владко, Георгия Мартынова и Константина Волкова. В них тоже были большие экипажи, но, как и в "Аэлите", корабли точно так же летели с первого раза на соседние планеты. Принцесса обожала догагаринскую космическую фантастику. Ее буквально завораживали книги о том, как люди представляли себе полеты в космос задолго до их реального начала. А среди них она особенно любила книгу Владко "Аргонавты вселенной", и перечитывала ее много раз – и оба очень разных варианта украинского оригинала, и переводы на русский, сербский, хорватский и даже японский. Позже, кстати, выяснилось, что и йокайсэйцы тоже знают и любят этот роман. На их планете, как и в дворцовой библиотеке Зеваны, имелся один драгоценный экземпляр, изданный в Токио еще в 1960 году.

Впрочем, знакомство прошло довольно быстро, и принцесса наконец-то похромала в медотсек, теперь уже в сопровождении Коэйоками и Бинтан.

Девочке помогли снять скафандр и уложили на койку. Бинтан разрезала скальпелем остатки штанины на ее щуплой, но мускулистой ноге, а Коэйоками принялся рассматривать повреждения. Затем они перебросились парой фраз на каком-то непонятном Зорти, видимо, очень древнем китайском диалекте, и лисичка-медсестричка принялась рыться в шкафчике.

Вскоре принцесса почувствовала почти то же самое, что еще, казалось бы, совсем недавно, под теплыми загрубелыми руками Котвицы – боль мгновенно отступала, по мере того, как пушистые лапы енота втирали в изувеченное тело прохладную мазь. Но ведь теперь девочка не испытала мозговую порку, а, практически, потеряла пол-ноги!

– Ну, вот на сегодня и все, – произнес, наконец, доктор-капитан с гордым видом. – Первоначальный этап лечения закончен, теперь осталось только подлечивать и ждать.

– Чего ждать? – спросила Зорти взволнованно.

– Как чего? – откликнулась лисичка. – Конечно, полного выздоровления. – Полежите пару тыдней – и все, будете бегать, как прежде.

– Не может быть! – воскликнула принцесса. – Я, конечно, слышала, что восточная медицина творит чудеса, но такое...

– Чудес не бывает, – строго поправил Коэйоками. – Но разум всесилен. Так вот, химэ, сейчас Бинтан поможет вам переодеться в чистую пижаму, и дальше – строгий постельный режим до окончания лечения.

– Понятно, – кивнула головой принцесса. – Только еще принесите мне костыль. Он же у вас на складе наверняка есть.

– Химэ! – воскликнула сестричка. – Доктор же сказал – постельный режим! Ну, не стыдитесь, я одна буду ухаживать за вами, я ведь тоже девочка.

– Ну уж нет! – взвилась Зорти. – Тут не в девочках дело – тут дело чести. Я буду считать, что потеряла лицо, если позволю себе лежать никчемной колодой. Основная часть моего тела совершенно здорова. И костыля мне вполне хватит, чтобы умыться, принять душ и там прочие мелочи. Обещаю, что буду очень осторожна.

– Послушайте, что я вам расскажу, химэ, – произнес доктор, опускаясь на стул напротив нее. – Жила на свете замечательная девушка, кстати ваша, славянская, по имени Надежда Бабушкина. Правда, все звали ее почему-то Ната, да и для нас, японцев, так удобнее. Родилась она в 1915 году в Костроме, и была вроде вас, химэ, совершенно отчаянная отэмба (японский аналог слова "хлопачара"). И с мальчишками дралась, и такие трюки проделывала, что у окружающих дух захватывало. Это уж не говоря о спорте – и на коне скакала, и гребла на лодке, и гоняла на коньках и на лыжах, да и просто прекрасно бегала и плавала. Благодаря этому ее направили учиться в Москву, в Центральный Институт Физкультуры. Перейдя на второй курс, Ната поступила так же в высшую парашютную школу. И вскоре она стала прославленной парашютисткой и установила рекорд, за который получила орден Красной Звезды. Ее фотографии стали мелькать в газетах, она выступала по радио, ей предложили сниматься в кино, в роли такой же отэмбы, как она сама. И, самое главное – люди совершали подвиги, равняясь на нее. Были и такие, что повлюблялись в Нату, но отважная девушка не изменяла себе и на все ухаживания отвечала своим девизом: "Долой семью, долой уют – на парашют, на парашют!" И вот в 1936 году ее пригласили в Йошкар-Олу на празднование пятнадцатилетия тогдашней Марийской области. Конечно же, она должна была показать там свое мастерство. Но случилось нечто непредвиденное – ее парашют раскрылся слишком поздно, на высоте всего сорок метров. В результате Ната не смогла приземлиться на ноги и сильно ударилась спиной. Целых три дня врачи пытались спасти ее, но так и не смогли. И хотя она прожила всего двадцать один год, ее не забыли – в Йошкар-Оле ей поставили памятник, а в Костроме родную улицу Наты назвали ее именем, и даже сберегли ее старинный деревянный домик.

– Слушай, а откуда ты знаешь эту историю? – спросила принцесса с мигом загоревшимися глазами. – Я всю жизнь изучала материалы о таких девчонках, а вот про Нату не слышала.

– Ну... читал в каком-то японском журнале, – ответил енот. – У нас в Японии вообще почему-то давно наладилась связь с марийцами. Еще в 1999 году профессор Кадзуто Мацумура составил марийско-японский словарь, а так же написал по-английски несколько статей о тонкостях этого языка. С того и пошло... Так вот, к чему я сейчас рассказал эту историю. Дело в том, что Ната, возможно, и могла бы выжить. Ей тоже прописали постельный режим, но она как-то раз резко вскочила и села на постели. И это привело к мгновенному исходу.

– Да, история потрясающая, – произнесла Зорти твердо, – но финал не про меня. У меня же все цело, кроме ноги. А с костылем я ее не потревожу. Постараюсь прожить не меньше, чем Ната.

Тут вмешалась Бинтан и опять что-то затараторила на незнакомом китайском диалекте. При этом, будучи в человеческом облике, сразу же покраснела до корней волос. Коэйоками начал с нею спорить, и наконец, сдался:

– Ладно, девчонки, одолели. Она за Вас ручается, химэ. Так что будет Вам костыль.

И принцесса не подвела свою заступницу – в течение всего курса лечения довольно резво ковыляла по кораблю и при этом ни чуточки не повредила больную ногу.

Сразу же после первого лечебного сеанса Зорти заснула, и нога совершенно не беспокоила ее. Когда принцесса проснулась, к ней заглянул Коэйоками и принялся рассказывать историю своего звездолета.

– Пока все отмечали праздник скруджей, я пробрался к вашему кораблю и разобрался в его строении. А потом мы с друзьями построили свой звездолёт из обломков нашего древнего звездного ковчега.

– Надо же! – подивилась принцесса. – И когда вы только успели?

– Да уж, – вздохнул енот. – Пришлось пожертвовать праздником скруджей. Надеюсь, Вы теперь понимаете, что для это значит для нас.

– Понимаю, – кивнула принцесса, как будто вновь ощутивши на языке нежнейшее тающее мясо головоногих.

– Да, – продолжал капитан, – Мы, тануки, слывем обжорами и сонями, но у меня почему-то с детства тяга к звездам. Когда все мои друзья изучали кулинарные книги, я изучал астрономию и старые трактаты по кораблестроению. Когда все смотрели в тарелку, я смотрел в телескоп... хотя и тоже что-то жевал.