Текст книги "Бумажный тигр (II. - "Форма") (СИ)"

Автор книги: Константин Соловьев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 41 (всего у книги 41 страниц)

– Ты славный малый, Уилл, – пробормотал Лэйд, сминая листки в хрустящий ком сродни большому снежку, – Но ты, должно быть, самый скверный художник во всем Лондоне. Если ты вернешься домой живым, тебе стоит задуматься о смене профессии. Например, устроиться клерком в страховую компанию или помощником нотариуса…

Он смял листки с набросками в большой бумажный ком и метнул, точно снежок, прямиком в воду. Тот, однако, не утонул, как рассчитывал Лэйд, волны стали мягко перекатывать его на своих спинах, трепля о поросший ракушками каменный бок причала.

Намек? Знак? Лэйд устало поежился. Слишком много намеков и знаков за последнее время, ему не разобрать и половины. Может, позже, когда в голове прояснится, а мысли вернутся в привычную, годами наезженную, колею… Лэйд поднял воротник пиджака, чтобы защитить лицо от холодной соленой взвеси, парящей в воздухе, но тут же обмер, ощутив где-то под подкладкой негромкий, но отчетливый бумажный шорох. Эскизы Уилла он выбросил, все до единого, значит…

В груди словно лопнул большой паровой котел, вышибив через поры по всему телу раскаленный пар. Лэйд судорожно запустил руку в карман и вытащил оттуда бумажный листок – узкий бумажный листок с несколькими строками текста, знакомый ему до последней буквы и последнего штриха смазанного штриха типографской краски.

«Новый Бангор – Лондон. Девятого марта тысяча восемьсот девяносто пятого года. Билет второго класса».

«Мемфида» уже удалилась от берега по меньшей мере на двести ярдов[230]230
  Здесь: около 182-х метров.


[Закрыть]. Покинув освещенную акваторию порта, она быстро сливалась с темнотой и уже сейчас выглядела размытой китовьей тушей, едва освещенной бортовыми огнями. Нечего и думать было разглядеть Уилла на ее палубе, предупредить его криком или…

И тем не менее Лэйд чуть не закричал. Не от отчаянья – от неожиданности и ужаса. Потому что от окружающей его темноты вдруг отделился небольшой кусок, выкроенный в форме человеческого силуэта, и беззвучно поплыл к нему, не касаясь пирса.

– Любите смотреть на океан, мистер Лайвстоун?

Он дернул головой, пытаясь изобразить кивок. Между сведенных пальцев судорожно трепетал листок – маленький бумажный парус, тоже ощущавший, должно быть, биение того особенного ветра, что дует в окрестностях Нового Бангора раз в тысячу лет, ветра, ведущего к свободе. Но воспользоваться им не мог – как и сам Лэйд.

– Я и сам это люблю, – полковник Уизерс встал по левую сторону от Лэйда и воззрился куда-то вдаль, – Часами могу смотреть на океан, есть в нем что-то такое… Знаете, я всегда был равнодушен к полотнам Кармайкла или Уайли, мою душу не тревожили картины Баттерсворта [231]231
  Джон Кармайкл, Уильям Уайли, Джеймс Баттерсуорт – английские художники-маринисты.


[Закрыть], я пристрастился к этому только здесь, в Новом Бангоре. Сам долго не мог понять, отчего. А потом, кажется, понял. Океан гипнотизирует нас, подавляет волю.

Точно отзываясь на его слова, океан недовольно булькнул, исторгнув на поверхность тяжело рокочущую волну, но та, свирепо двинувшись к пирсу, внезапно истаяла, не коснувшись начищенных ботинок полковника Уизерса каких-нибудь двух или трех дюймов.

– Гипнотизирует? Вот как?

Полковник Уизерс склонил голову.

– Да. Какими-то внутренними душевными складочками мы, коснувшись его, понимаем, это огромное существо настолько могущественно, что нам никогда не обрести власти над ним. Не загнать в рамки, не поставить себе на службу, не подчинить. Мы даже понять его бессильны, у нас нет для этого ни подходящих органов, ни логических инструментов, ни даже мысленных конструкций. Будь моя воля, я бы приказал украшать все церкви острова полотнами маринистов – это привело бы к христианскому смирению гораздо больше душ, чем скорбные лики наших святых. Вы, кажется, чем-то обеспокоены, мистер Лайвстоун?

Вместо ответа Лэйд показал ему билет. Крошечную бумажную птицу, трепещущую в его руке. К его удивлению полковник Уизерс не удивился, напротив, улыбнулся.

– Ах, это…

– Билет Уилла.

– Всего лишь кусок бумаги, – от куска темноты, который был полковником Уизерсом, мягко и беззвучно отделился отросток, в котором Лэйд распознал его руку, – Мы часто уделяем бумаге больше внимания, чем следовало. Усеиваем ее письменами, как какие-нибудь дикари свои примитивные тотемы, а потом делаем объектом почитания или исступленного осуждения. Дайте его сюда.

Лэйд покорно выпустил билет. Даже не взглянув на него, полковник Уизерс сложил его пополам, потом еще раз и еще. Потом как-то хитро подогнул края, выпрямил, изогнул… Ловко у него это получалось, как у фокусника. Бумага будто сама липла к его пальцам, покорно меняя форму.

– Но Уилл…

– Достигнет Лондона через четыре недели, смею надеяться, с билетом или без. У Него много недостатков, мистер Лайвстоун, но в одном Его нельзя упрекнуть – Он не бюрократ. Если Он с кем-то прощается, то меньше всего склонен обставлять это оформлением документов. То ли дело у нас в Канцелярии…

С кем-то прощается… Лэйд почему-то перестал чувствовать холодную океанскую соль на лице. Появилось даже желание расстегнуть все пуговицы, чтобы набрать полную грудь воздуха.

– А еще он не склонен нанимать для своих отъезжающих гостей провожающих.

Полковник Уизерс скосил глаза в его сторону, не прекращая складывать злополучный листок.

– О чем это вы?

– В моих услугах изначально не было нужды, признайте это. Я последний человек на этом острове, к которому вы обратились бы за помощью, если бы Новому Бангору в самом деле угрожала опасность. Я имею в виду настоящую опасность, вы понимаете.

Если бы вы в самом деле хотели спровадить Уилла, вы бы нашли способ, не прибегая к моим услугам. Запугали бы, одурачили или… Черт, да вы бы придумали тысячу способов!

Лэйд внезапно разозлился, сам не понимая, на кого. Не то на Уилла, который давно сделался невидимым, слившись с «Мемфидой», не то на полковника Уизерса, не то на бумажный листок, шелестящий в его руках. В противовес этому листку он вдруг ощутил себя тяжелым и холодным, как обрезок какой-то сложной детали, брошенной рабочими на пирсе и вросшей в камень.

– Как бы то ни было, Канцелярия заключила договор с вами, мистер Лайвстоун. И, раз уж мне позволено говорить от ее лица, не жалеет об этом. Все его условия были соблюдены с вашей стороны неукоснительно, у нее нет причин заявлять жалобу или отправлять дело в арбитраж. Если вы понимаете, что я имею в виду.

– Я понимаю кое-что другое! – Лэйд стиснул железный поручень причала, сдирая невесомые чешуйки обветренной краски, – Все это было очередным фокусом. Но не для Уилла. Для меня. Вы хотели знать, достаточно ли я отчаялся, чтобы убить человека ради иллюзорного шанса получить свободу. Вот, что вы хотели знать. Вы попросту подсунули в клетку к голодному тигру ягненка – и наблюдали за тем, что он станет делать. Проломит ли лапой голову и разорвет – или позволит убраться из клетки живым.

Полковник Уизерс улыбнулся и, как-то по-особенному хрустнув пальцами, мягко соединил затянутые в черную ткань ладони. Когда он разнял их, отчетливо сделалось видно, что бумажного квадратика в них не было. Исчез. Растворился. Никогда не существовал.

– Интересная версия, – полковник Уизерс кивнул, то ли Лэйду, то ли беспокойно ворчащему у его ног океану, то ли тонущим во тьме бортовым огням «Мемфиды», – Если хотите, могу обеспечить вас еще полудюжиной не менее забавных, на счет которых вы можете поломать голову на досуге. Например… Например, все это было большой авантюрой, направленной на то, чтобы вытащить на свет Божий Роттердраха, Красного Дракона Нового Бангора. Почему бы и нет, все, как будто, сходится. Требовалось лишь заинтересовать его, подкинуть пару ниточек, направить по нужному пути – и вот уже он сам, забывшись, устремился по следу Уилла, свято полагая его смертельным оружием против самого Левиафана – оружием, заполучить которое надо во что бы то ни стало. Любопытная версия, верно?

Лэйд ощутил, как слюна во рту делается горьковатой и кислой, точно чай из дрянной, не единожды спитой, заварки.

– Это правда?

Полковник Уизерс улыбнулся. В этот раз совершенно точно не Лэйду. Нависающей на небосводе Луне – и та, словно ослепленная его улыбкой, как будто мгновенно сделалась более тусклой, похожей на вытертый серебряный пенни.

– Я же говорю, это одна из возможных версий. Вы и сами могли бы придумать историю не хуже, если бы не были так взвинчены.

Безграничная мощь океана. Даже самые могучие корабли, закованные в сталь дредноуты, в силах лишь теребить его покровы, не в силах проникнуть в его устройство и тайны. Лэйд ощутил себя таким кораблем – старым и дряхлым, отчаянно барахтающимся между волнами, взбивая пену.

– Но какая из них…

– Правдива? – полковник Уизерс приподнял бровь, – Вы это хотели спросить?

– Да.

– Видите ли, мистер Лайвстоун, в том и заключена прелесть Нового Бангора, – произнес он тихо, – Не каждый в силах ее понять. Здесь вещи могут позволить себе быть самими собой. Здесь нет прокрустова ложа условной «правды», в которую вам обязательно их загнать, чтобы осмыслить. Здесь они свободны. Оттого к этому острову так непросто привыкнуть. Честное слово, мистер Лайвстоун. Я сам привык к этому далеко не сразу.

Лэйд растерялся. Он почему-то ощущал себя одураченным, обведенным вокруг пальца, сбитым с толку – как прибрежный ветер, устремившийся в атаку на фигуру в черном, но обнаруживший, что это лишь видимость, фикция, образ, на котором он бессилен пошевелить и волосок. Слова полковника были даже не нарочито расплывчаты или туманны, они были откровенно бессмысленны, но отчего-то именно в бесконечных слоях этой бессмысленности обретали силу.

Я сам привык к этому острову далеко не сразу…

– У вас есть вопросы, мистер Лайвстоун?

Да, подумал Лэйд, у меня миллион вопросов. Но все они завязаны в такой тугой клубок, что едва я пытаюсь высвободить хвост одного, как обнаруживаю себя опутанным, точно бечевкой, со всех сторон.

– Какие последствия будут у всей этой истории?

– Для кого? – осведомился полковник, – Для Уилла? Мне это известно не более, чем вам. Может, в самом деле поступит помощником к нотариусу. Возможно, кстати, для него это не самый плохой вариант. Знаете, людям вроде него, нелегко приходится в жизни. Слишком беспокойная натура, слишком живое воображение… Работа с бумагами, возможно, пошла бы ему на пользу.

Последнюю фразу полковник обронил с непонятной интонацией, немного рассеянно, но Лэйду сейчас было не до того.

– Я не это имел в виду, – резко произнес он, – Что будет со всем миром? И с Лондоном?

Полковник приподнял бровь.

– А что с ним должно быть, позвольте спросить?

Лэйд беспомощно развел руками, точно пытаясь подсознательно нащупать нужное слово. Но, конечно, ничего вокруг себя не нащупал. Опускавшаяся на остров ночь, превратившая Новый Бангор в темную, испещренную огнями газовых фонарей, громаду, сама по себе была такой же бесплотной, как чары Левиафана.

– Вы знаете, что я имею в виду. Уилл пробыл месяц в Новом Бангоре и теперь возвращается. На его подошвах пыль Нового Бангора, острова, который никогда не существовал в реальном мире. Как это скажется на… Лондоне? На нем самом, в конце концов? Ведь могут быть последствия…

– Последствия? – полковник Уизерс недоуменно приподнял бровь, – Что вы имеете в виду под последствиями?

Лэйд нахмурился. Он слишком устал, чтобы искать подходящие обороты. Кроме того, ему чудилось, что полковник Уизерс воспринимает все сказанное по-своему, на какой-то специальной волне, на которой не имеют значения ни изящные формулировки, ни сложные метафоры.

– Уилл контактировал с Ним и с Его творениями, – только и сказал он, – Жил в Его мире. Это несомненно оставило в нем след, не могло не оставить. Обычный человек, скорее всего, просто повредился бы в уме, но Уилл… он…

Полковник Уизерс улыбнулся.

– Он странно устроен, это верно. Но если вы переживаете из-за последствий, то напрасно. Никаких последствий не будет.

– Но…

– Обещаю вам, не будет. Это маленькое путешествие никак не скажется – ни на нем, ни на окружающем его мире. У мира есть много предохранительных механизмов, мистер Лайвстоун, куда больше, чем мы представляем.

– Все то, что он узнал здесь…

– Ничего не переменит в его судьбе, – мягко перебил его полковник, – Поверьте мне на слово. Наш Уилл вернется из своего морского круиза и примется за привычное дело. До конца своих дней будет штамповать безвкусные гравюры с изображением церквей, разбавляя их аляповатыми иллюстрациями к «Божественной комедии», пока не умрет в безвестности через полсотни лет. На его могиле между датами жизни и смерти да, быть может, пары утешительных строк из Святого Писания от скорбящих отпрысков, не найдется места для короткой строки «Человек, побывавший в Новом Бангоре».

– Но ведь он сам будет помнить! Он…

Полковник покачал головой.

– Не будет. Сейчас, когда он стоит на палубе «Мемфиды», его воспоминания ярки и тревожны, но с каждый часом, проведенным вдали от Нового Бангора, они будут тускнеть, пока не пропадут вовсе, оказавшись там, где оказываются позабытые сновидения и оторванные пуговицы.

– Он забудет? – недоверчиво спросил Лэйд, – Забудет обо всем, что здесь видел?

– Быть может, в его подсознании останутся какие-то полувидимые шрамы, которые обычно оставляет под кожей игла татуировщика, шрамы, что наполняются кровью в короткие мгновенья душевных волнений. Океан огромен, мистер Лайвстоун. Уроните в него камень – по поверхности пойдут круги, но уже через минуту вы не увидите на водной глади даже следа от них. Мир всегда возвращается к своей изначальной форме, даже если в него вплетается что-то, что отчаянно тщиться ему противоречить. Всегда возвращается. А маленькая мошка, даже прикоснувшись к Его тени, все равно останется маленькой мошкой, не в силах поколебать законы мироздания. Так уж все устроено.

– Но…

Он хотел возразить, заранее зная, что не найдет нужных слов, а само возражение бессмысленно.

– Возможно, и мы с вами тоже его забудем, мистер Лайвстоун, – полковник Уизерс сложил руки за спиной, наблюдая за катящимися к берегу волнами, – Ничуть этому не удивлюсь. Знаете, у меня такое ощущение, будто некоторые детали уже сделались смутными, как бы полупрозрачными. Забавно, я даже не могу вспомнить его фамилию. Блэк? Блэйн? Забавное дело, и верно забыл… Впрочем, возможно, это из-за работы. Отчаянно много работы в Канцелярии, мистер Лайвстоун, редко когда можно выкроить минутку, чтоб полюбоваться океаном.

Океан в ответ что-то добродушно проворчал полковнику Уизерсу. В его темно-зеленой толще, напоминающей полупрозрачный дымчатый изумруд, пронизанный белыми прожилками, Лэйд разглядел распластанные бумажные листки, которые волны методично били о камень.

Он не почувствовал злости, он почувствовал усталость. Рокот океана вдруг показался ему фальшивым и неестественным. Точно и не было дыхание исполинского существа, храпящего в своем каменном, тысячелетиями выдолбленном ложе, а был только равномерный хрип жестяных труб за сценой, сбивчивый и неритмичный. Лэйд бросил взгляд в ту сторону, в которую ушла «Мемфида», но, конечно, ничего не обнаружил, даже свечения бортовых огней. Лишь мягко перекатывающиеся волны.

Он поднял воротник пиджака и, не попрощавшись с полковником, двинулся к берегу. Туда, где тяжелой тучей темнели контуры Нового Бангора.

– Мистер Лайвстоун! – голос полковника догнал его удивительно легко, несмотря на гуляющий над океаном ветер, безжалостно глушащий все прочие звуки, – Мистер Лайвстоун!

– Идите к черту, – устало бросил Лэйд, не поворачиваясь, – И имейте в виду – следующая крыса, которая приползет ко мне с договором в пасти, получит пулю между глаз. Я вас предупредил.

– Вы кое-что забыли, мистер Лайвстоун.

Полковник Уизерс протягивал ему что-то на ладони. Билет, вспомнил Лэйд. Я же отдал ему билет. Сейчас он, наверно, превратился во что-то совершенно противоположное. В свечной огарок, в отрезанное ухо, в перо чайки. В канцелярскую скрепку, в скрипичную струну, в женскую заколку… Нет смысла гадать, когда имеешь дело с подобной силой. Нет смысла упираться и перечить ей.

Он сделал шаг к полковнику Уизерсу, который продолжал улыбаться, держа что-то на протянутой ему ладони. И лишь секундой позже распознал предмет в его руке.

Не ключ, не револьверная пуля, не осколок стекла. Не ящеричный хвост, не курительная трубка и не пуговица.

Просто небольшая фигурка. Невесомая, сложенная из бумажного листа, она должна была взмыть в небо с первым же порывом ветра, треплющего волны вокруг, но отчего-то оставалась на ладони полковника. Будто ждала, когда Лэйд протянет к ней руку. Сложена она была умело и ловко, но, как и многие бумажные фигурки, имела своеобразные формы, мешающие мгновенному узнаванию.

Не кошка, подумал Лэйд, ощущая, что покрытые солью губы растягиваются в какой-то беспомощной улыбке. Не пантера, не крокодил и не дракон. Типографские строки перекрученного билета сложились в полосы – слишком очевидные, чтоб быть неузнанными.

На обращенной к нему ладони полковника стоял и терпеливо ждал маленький бумажный тигр.

/06 мая – 06 октября 2020 г./