Текст книги "Бумажный тигр (II. - "Форма") (СИ)"

Автор книги: Константин Соловьев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 34 (всего у книги 41 страниц)

Глава 11

– Сколько вы еще будете копаться там, Уилл?

Уилл встрепенулся, точно уколовшись о гвоздь.

– Я… Простите, мистер Лайвстоун. Вот он. Уже нашел.

В его руках Лэйд, скосив глаза, разглядел холодное мерцание лезвия. И верно – дешевый нож с деревянной рукоятью. Настоящий хлам, не стоящий и половину шиллинга, но при виде его Лэйд ощутил такое облегчение, будто высвободил из камня сверкающий Кларент[216]216
  Кларент – меч короля Артура, вытащенный им из камня.


[Закрыть].

– Чего вы ждали? – рявкнул он, – Или намеривались дослушать историю до конца? Не стесняйтесь, чего уж там, это ведь не вы привязаны к кровати в ожидании визита проклятого людоеда!

– Простите, – Уилл потупился, – Я… заслушался.

– Остолоп! Режьте веревку!

Но Уилл почему-то остался стоять, крутя в руках рыбацкий нож. Судя по тому, как неловко он это делал, ему никогда не приходилось держать в руках оружия, пусть даже такого примитивного.

– Почему вы застыли? Веревка!

Уилл медленно поднял на Лэйда взгляд.

– Сейчас разрежу, мистер Лайвстоун. Но перед этим… Мне кажется, нам надо обсудить один вопрос.

– Вопрос?! – взревел Лэйд, забыв о коварных затягивающихся узлах. Он рванул руку и зарычал от боли, когда просмоленные конопляные волокна, жесткие, как проволока, содрали кожу с его запястий, – Вы в самом деле считаете, что Красный Дракон будет терпеливо ждать, пока вы балуетесь праздными вопросами, теша свое любопытство?

– Нет, сэр, – удивительно спокойно ответил Уилл, – Это вопрос иного рода. Вопрос доверия. Я заключил с вами договор не только лишь потому, что видел в вас Бангорского Тигра. Я доверял вам. Но с каждым днем, проведенным в вашем обществе, я узнаю нового не только о Новом Бангоре. И чем больше я узнаю, тем сильнее боюсь того, не злоупотребляете ли вы моим доверием?

Лэйд зарычал сквозь зубы. Собственная беспомощность досаждала еще больше, чем боль в ободранных запястьях.

Смирись, Чабб, мысленно приказал себе он. Сейчас роли распределились именно таким образом и не тебе сетовать на справедливость. Беспомощный хищник и самоуверенный щенок. Не клацай прежде времени зубами…

– Что это значит? – нетерпеливо спросил он, – Я дал вам повод заподозрить меня в неискренности? Когда?

– С самого начала, сэр. Чем больше я слушал про клуб «Альбион», тем больше странностей и несоответствий подмечал. Поначалу они казались невинными, почти случайными, но я хорошо знаю цену случайностям, ведь именно случайности, эти крохотные атомы судьбы, чаще всего подчиняют себе человеческие жизни, а вовсе не самые хитроумные планы.

– Я случайно оказался связан с самым пустоголовым болваном из всех, что когда-либо существовали в Новом Бангоре! – Лэйд едва сдержался от того, чтоб не рвануть вновь путы, – Режьте, говорю вам!

От его окрика Уилл еще пару дней назад вздрогнул бы, но сейчас вздрогнули лишь его глаза. Да и те быстро затвердели, утратив свойственную им прозрачность.

– Посудите сами, не много ли странностей образуется вокруг вас… Каким-то образом вы сделались единственным хранителем записей Доктора Генри о клубе «Альбион». И единственным на всем острове архивариусом клуба. При том, что испытываете к клубу и его членам явственную антипатию.

Лэйд скрипнул зубами. Звук получился отнюдь не такой грозный, как он надеялся. Скорее, беспомощный.

– Я изучал историю клуба, это верно. Как изучал все, что могло мне пригодиться в борьбе с Ним. И я бы изучал даже инкунабулы безумного араба Альхазреда, если бы это помогло мне убраться с острова! Вот только судьба не распорядилась послать мне именной билет, как вам! И если вы собираетесь предъявить мне еще какие-то обвинения, вам лучше бы поспешить! Ну же!

– Безумный кровопийца из Олд-Донована, мистер Пульче, назвал вас предателем. Странное обвинение, особенно из его уст, которые и устами-то не были, однако…

– Однако вы и это запомнили, чтобы вменить мне в вину? – ощерился Лэйд, – Не так ли?

– Запомнил, – сдержанно согласился Уилл, – но не придал значения. Лишь позже понял, что за этим оскорблением может скрываться что-то, что вы не посчитали нужным мне сообщить.

– Я и есть предатель! – рявкнул Лэйд, – С его точки зрения, с точки зрения человека, который принял благословение Нового Бангора, превратившись в чудовище! Предатель именно потому, что отказался следовать этим путем. Чем присягать Ему, предпочел вести против него войну, пусть даже бесполезную и никчемную. Кто я после этого, если не предатель?

– А еще вы знали дорогу до «Ржавой Шпоры», – спокойно, почти бесстрастно сообщил Уилл, – Я смотрел на вас украдкой, делая вид, что выбираю путь. Вы морщились всякий раз, когда я поворачивал в сторону «Шпоры». И испускали вздох облегчения, когда я делал вид, будто собираюсь в другую. Я учился разбираться в лицах по картинам великих мастеров. И знаете, в этом отношении вы не очень-то отличны от прочих.

– А если и знаю, что с того? Я же гид, Уилл, чертов проклятый Вергилий Нового Бангора, проведший здесь больше лет, чем вы жили на свете! Я знаю дыры, которые неизвестны даже крысам полковника Уизерса! Освободите меня или, клянусь, сами превратитесь в местную легенду!

– Я бы хотел, мистер Лайвстоун, но… – Уилл поднял нож к самым глазам. Сталь была дешевой, неполированной, покрытой слоем ржавчины, такая скверно отражает, но Лэйду показалось, что она на миг сверкнула, сделавшись того же оттенка, что и глаза Уилла, – Откуда вы знали, где лежит нож?

– Что? Господи, да…

Уилл перебил его.

– Вы сказали, Доктор Генри был весьма подробен в своих записях. Что ж, может быть. Иной раз мы доверяем дневнику многое, включая то, о чем предпочитаем даже не задумываться. Но неужели Доктор был столь дотошен, что потрудился в точности описать даже то место, куда Поэт бросил свое оружие? Вот уж воистину удивительное внимание к деталям!

Чертов. Самоуверенный. Щенок.

– Что скажете на это, мистер Лайвстоун?

Лэйд постарался собрать все свое хладнокровие – все хваленое хладнокровие Бангорского Тигра. И этого запаса едва-едва хватило ему, чтобы задавить прорывающиеся панические нотки в голосе.

– Что у вас в запасе мало времени! Мне кажется, я слышу скрип входной двери. Если вы уповаете на свою неуязвимость, значит, еще более глупы, чем мне казалось. Быть может, Роттердрах и не сможет разорвать вас, как этих несчастных девушек, чтобы использовать для украшения стены в гостиной, но только едва ли это сделает вашу участь приятнее. Вы останетесь его пленником. И рядом уже не будет старого Чабба, который смог бы помочь, вытащить наружу, вручить билеты и пихнуть сапогом под зад. Чтобы вы ни хотели спросить, вы уже потеряли чертовски много времени.

Уилл приблизился, осторожно держа в руках нож, который так и не пригодился Поэту.

– Вы были здесь, – произнес он, – В «Ржавой Шпоре». Задолго до сегодняшнего дня.

Это не походило на вопрос. Но Уилл молчал и явно ожидал ответа.

Кажется, он знал, каким будет этот ответ еще до того, как Лэйд разомкнул пересохшие, похожие на старую заветревшуюся курагу, губы.

– Да. Был.

– Вы сказали, что в членах клуба «Альбион» состояло четверо человек, не считая самого Доктора. Но это было не так, верно? Это ложь. Их было пятеро. С самого начала – пятеро.

Прежде он не замечал, до чего непросто выдерживать взгляд Уилла. Может, потому, что прежде он не был распластан перед ним, растянутый веревкой, а в руках у Уилла не было ножа. Забавно, подумал Лэйд, с удивлением отмечая, что часть его рассудка еще способна смеяться, до чего сильное влияние подчас оказывают обстоятельства на наше восприятие…

– Возможно.

– Вы видели их. Графиню, Пастуха, Архитектора, Поэта. Не глазами Доктора, а своими собственными. Глазами Лэйда Лайвстоуна.

– Да.

– Потому что тоже были членом клуба.

– Да.

– Но… почему?

Это последнее слово Уилл произнес с иной интонацией. Не так жестко и уверенно, как предыдущие, напротив, почти испуганно, по-детски. Да, подумал Лэйд, ощутив мстительное удовольствие, так и бывает. Дети растут в святой уверенности, что все вещи в мире устроены продумано и красиво, скреплены необходимыми причинами, которые достаточно просто разглядеть, вовремя задав простое «почему?». Здесь, на территории Нового Бангора, у этого слова нет его привычного могущества. Многие вещи тут происходят не «почему», а так, как им вздумается происходить. А иногда причин так много, что они мешают друг другу.

– Почему, Уилл?.. Почему не сказал вам? Почему утаил честь быть участником этой скверной истории с дурацким концом? – Лэйду захотелось сплюнуть, но в положении привязанного к кровати человека эта попытка скорее увенчалась бы фиаско, – У меня были на то причины, Уилл. Клуб «Альбион» погубил не Левиафан, он погубил себя сам. Как? Долго объяснять, а времени у нас как никогда мало.

– Его погубило предательство.

Уилл произнес это тихо, будто самому себе, но Лэйд отчего-то в точности разобрал сказанное. Забавно – даже не подозревал, до чего тонкий у него слух…

Этот слух, необычайно обострившийся за последнее время, доносил до него и другие звуки. Скрип дерева, доносившийся снизу. Который мог быть фокусами заблудившегося ветра в руинах «Шпоры», а мог – Лэйд молча стиснул зубы – отзвуками чьих-то тяжелых шагов на лестнице.

Роттердрах. От одного этого имени скручивались, тлея, сухожилия, а печень таяла горячим воском.

Великий Красный Дракон Нового Бангора. Убийца и грязный падальщик. Существо, которое по собственной воле или нет сделалось частью этой в высшей степени запутанной истории, распахнув пасть ловушки на том месте, где прежде располагался заброшенный храм Нового Бангора – брошенный его членами клуб «Альбион». И сделавшее это явно не случайно. Оно кого-то ждало здесь, развешивая по стенам мертвую плоть, тоже на что-то надеялось и, вспомнив хруст его перекошенных зубов, Лэйд понимал – надеялось не напрасно…

– Может, и предательство, – неохотно согласился он, не отводя взгляда от ножа в руках Уилла, – Предательство, в общем-то, довольно простая штука, если избавить ее от накипи из сантиментов. Мы ведь часто предаем друг друга, даже не задумываясь об этом и не всегда сопровождая предательство надлежащим моменту истовым поцелуем.

– Вы предали Доктора Генри, – с горечью произнес Уилл, – Вы и прочие его ученики.

Лэйд попытался напрячь до предела стянутые узлами предплечья, после чего полностью их расслабить. Он где-то читал, что подобным фокусом высвобождаются от путь ярмарочные ловкачи. Но то ли фокус был хитрее, чем казалось, то ли он упустил из виду какую-то деталь, ровным счетом никакого эффекта он не добился. Возможно, этот трюк прошел бы с обычным узлом, но только не с «Бараньим языком», затянутым умелой рукой.

Уилл не делал попытки ему помочь, молча и внимательно наблюдал за ним.

– Это в природе вещей, – отрывисто произнес Лэйд, прекратив наконец тщетную борьбу, – Так устроен мир, ученики всегда предают учителя. Только тогда они могут начать собственную жизнь, оторвавшись от питающего стебля. И вы когда-нибудь предадите своего старика Бесайера, не сомневайтесь. Когда возьмете все, что он может вам дать. Что же до «Альбиона»… Он с самого начала был поражен многими болезнями.

– Это не может служить оправданием.

– Не вам решать! – огрызнулся Лэйд, – Из уважения к вашей чувствительности многие детали этой истории я предпочел оставить за полями, зная, какое гнетущее впечатление они на вас произведут. Вы думаете, «Альбион» был алчущим истины братством? Сообществом ищущих свободы благородных рабов? Быть может, только в глазах самого Доктора! На деле же он был клубком грызущихся змей. Пытаясь нащупать Его уязвимое место, мы обнажили бесчисленное множество уязвимых мест друг у друга – и охотно разили их ядом. О, я помню наши обычные встречи! Графиня и Архитектор при каждом удобном случае трепали друг друга точно пара бешенных терьеров. Архитектор лишь выглядел благообразным седым джентльменом, внутри него жил фанатик-инквизитор, внемлющий лишь голосу холодной логики и безжалостно предающий огню все, на чем лежит хотя бы отголосок человеческого чувства! Графиня – полная его противоположность – извела всех нас своей проклятой любовью, теплой, липкой и податливой, как труп неделю пролежавшей в трюме крысы. Если бы Доктор Генри после первого же заседания не запретил приносить в клуб оружие, они бы убили друг друга задолго до того, как такая возможность выпала бы Левиафану!

– Каждому позволено идти к истине своим путем! Разве не это свело вас воедино?

– Скорее, стравило… Пастух и Поэт тоже ненавидели друг друга, их пикировки не превращались в дуэль только благодаря счастливым случайностям. Поэт требовал отвергнуть все рациональное, разумное и логичное, вернув разуму его первобытную звериную природу, Пастух же, этот самоуверенный делец с хваткой волкодава, неизменно насмехался над ним, и делал это чертовски ловко. Доктор Генри долгое время был голосом разума, унимавшим склоки, глушившим обиды и направлявшим нашу клокочущую от бездействия злость в нужное русло. Но и его силы не были безграничны. Мы видели это – чувствовали. Утомленные собственной беспомощностью, уставшие от вечной крысиной грызни и никчемных изысканий, мы ощущали, что и он сделался слаб. «Альбион», прежде казавшийся нам пусть и захудалой, но крепостью, все отчетливее делался подобием тонущего корабля, корабля, который неизбежно погубит свой экипаж, недостаточно проворный, чтобы отплыть на безопасное расстояние. Доктор не видел этого, он был упоен своей властью, возможностью бросить Ему вызов. Точно безумный рыцарь в дрянной ржавой кирасе, несущийся навстречу обжигающему дыханию дракона, не понимающий, что превратится в пепел внутри раскаленной стальной скорлупы. Он был обречен – он и его творение. Мы не хотели погибнуть вместе с ним. Борьба с Ним опьянила его, лишила разума, как капитана Ахава, сделалась смыслом его существования. Мы знали, что он не отвернет в сторону, пока не погубит всех нас.

– Но…

– Первым это действительно почувствовал Поэт. У него всегда был чертовски тонкий нюх, который он имел привычку подбадривать кокаином. Но потом почувствовали все мы, даже сухой угрюмый Архитектор, презиравший сантименты. Это было похоже на… Круги на поверхности моря. Незримое волнение вод. Мы вдруг ощутили, что чудовище, которое мы пытались познать и разглядеть столько времени, впадая в смертное опустошение и отчаянье, впервые шевельнулось на своем ложе. Проявило к нам интерес. Это очень… пугающее ощущение, Уилл. Очень жуткое. Мы поняли, что ощущает человек, который провел много лет, вглядываясь в бездну, и вдруг заметил, что бездна пристально вглядывается в него… И мы бежали.

Уилл поднял перед глазами нож. Торжественно, будто это был рыцарский меч, на котором он собирался принять клятву.

– Я хочу знать, где они. Хочу знать, что с ними случилось. Хочу увидеть.

Лэйд мысленно усмехнулся. Хорошая история сродни рыболовному крючку. Сперва она притягивает тебя причудливым блеском и аппетитным запахом, но стоит неосторожно прикоснуться – и стальное острие уже у тебя в глотке, ни выплюнуть, ни проглотить. Уилл, ведомый желанием познать суть человеческих страстей через причудливую призму Левиафана, слишком поздно сообразил, до чего легко сцапал наживку.

– Разрежьте веревки, – холодно приказал Лэйд, – Тогда я вспомню о своей части уговора и расскажу все до конца.

Нож в руке Уилла дрогнул – впервые за все время.

– Я смогу увидеть кого-то из них? Поговорить? Задать вопрос?

Лэйду непросто далась эта пауза, пауза длиной в несколько секунд. Но он должен был ее выдержать, чтобы убедиться, что этот раунд партии им выигран.

– Думаю, да. Я смогу это устроить. Но сперва…

Уилл неумело перехватил нож другой рукой.

– Хорошо. Я освобожу вас. Договор восстановлен.

Лэйд не ощутил облегчения. От долгой неподвижности его тело сделалось бесчувственным и холодным, как древесный обрубок, он не ощущал даже тока текущей в нем крови.

– Быстрее! – приказал он, – Сперва правую! Не стойте столбом! Нам еще придется придумать, как высадить эту проклятую дверь!

Но Уилл отчего-то застыл возле кровати, не сделав даже попытки перерезать веревку. Его глаза напомнили Лэйду пару мелких луж, разбитых вдребезги, в мелкую капель, подошвой сапога. Лэйду хорошо было знакомо это выражение – выражение страха – но он не понял, чем оно вызвано.

Понял лишь секундой позже, услышав донесшийся с первого этажа «Шпоры» звук.

* * *

Роттердрах возвращался домой. Он делал это не как бродячая тварь, ищущая укрытия, трусливо и робко, а как полновластный хозяин, утомленный хлопотами, но наконец возвращающийся под сень собственного дома. Лэйд слышал, как властно хлопнула входная дверь. Как тревожно и тягуче, пронзая позвоночник снопами колючих искр, заскрипели лестничные ступени. В этот раз Великий Красный Дракон двигался тяжелее, будто за несколько прошедших часов прирос несколькими лишними фунтами веса, а то и всей сотней. Может, его ранили, с затаенной надеждой подумал Лэйд. Левиафан – ревнивое чудовище, оно терпеть не может конкуренции. Твари, порожденные им, могут быть опасны, могут быть чертовски сильны, но не бессмертны.

Если Роттердрах ввяжется в свару с крысиным воинством Канцелярии, рано или поздно его разорвут на клочки, как бы он ни был ловок. Если это случится… Лэйд пообещал себе, что самолично пригласит полковника Уизерса в «Глупую Утку» и угостит за свой счет лучшим пойлом из всего, что имеется в логове старого шотландца – и плевать, если после этого в Хукахука от него будут шарахаться, как от зачумленного китобоя.

В замочной скважине уверенно провернулся ключ, прочная дверь распахнулась почти беззвучно на хорошо смазанных петлях. Очень прочная дверь, машинально отметил Лэйд, и с превосходным замком. Такой впору запирать лавку ростовщика или банкира средней руки, чем препарационный зал, спрятанный в руинах «Ржавой Шпоры». Плотно подогнанные доски, основательные заклепки – все это говорило о том, что мистер Красный Дракон привык хорошо защищать свои владения от непрошенных гостей.

Нет, секундой позже понял Лэйд, силясь унять дребезжавшее в груди сердце и пытаясь сосредоточиться на любой рациональной мысли, чтобы не провалиться в топкое болото подступающей паники. Если бы Роттердрах собирался защитить свое логово от непрошенных гостей, куда проще было запереть и укрепить входную дверь в «Шпору», чем внутреннюю. Как будто он беспокоился не о том, кто может проникнуть в дверь, а о том, кто может покинуть комнату. Кровати с прочными веревками и… Пластины затейливой китайской головоломки вновь почти сложились. Возможно, надо было повернуть одну фигуру раз другой – и она встала бы на свое место. Но времени на это не оставалось, потому что в «Ржавую Шпору» вернулся ее законный владетель.

Великий Красный Дракон, сопя, протиснулся в дверь. Его гипертрофированное тело, увитое мышцами, походило на огромный мягко пульсирующий нарыв, укутанный в лоснящуюся воспаленную кожу, и Лэйд мысленно представил, как протыкает его огромной острой иглой, отчего то лопается, выпуская бесцветный гной и оседая наземь пустой каучуковой оболочкой. Увы, лишь иллюзия. Лэйд был уверен, что эта тварь способна выдержать куда более существенные повреждения, причиненные куда более серьезным оружием.

Беда была в том, что никакого оружия у него не было, как не было даже свободных рук. Заслышав грозные шаги на лестнице, Уилл поспешил спрятать нож под полу пиджака и отойти подальше от кровати, так и не перерезав веревок. Похвальная предусмотрительность. И совершенно бессмысленная.

– Отрадно видеть, что вы еще здесь, джентльмены, – Роттердрах осклабился, хрустнув вывороченными из челюсти зубами, – Поверьте, ничто так не оскорбляет чувств радушного хозяина, как гости, которые тяготятся его гостеприимством. Надеюсь, вы не скучали? Скука – злейший враг любой компании, уж мне ли этого не знать? Чтобы избежать этого, я счел возможным пригласить в наше общество еще двух джентльменов, чтобы расширить круг общения. Четверо всяко лучше двух, не так ли?

Он был не один, Лэйд заметил это еще когда Роттердрах протискивался в дверь. На его огромных плечах лежали два темных свертка, две человеческие фигуры, беззвучно покачивающие головами. Лиц их Лэйд не видел, но отчего-то вдруг противнейшим образом загорчило под языком, будто он разгрыз зубами горчичное зерно.

Роттердрах ухмыльнулся, опуская свою ношу у стены.

– Как странно, они даже не поздоровались… Не смущайтесь, господа, это не из-за их скверных манер. Думаю, эти джентльмены хорошо воспитаны, просто чувствуют себя немного скованно в новом обществе. Вы ведь не рассердитесь на них из-за этого?

Не рассердимся, подумал Лэйд. Он хорошо расслышал стук, с которым головы двух новых гостей «Ржавой Шпоры» соприкоснулись со стеной – легкий, гулкий, похожий на звук, с которым касаются пола сухие тыквы. Нехороший звук.

Ему не требовалось ни представлений, ни визитных карточек, чтобы понять, кого принес Роттердрах. Оба визитера были облачены совершенно одинаково, в строгие черные костюмы с широкими лацканами и острыми, как осиные жала, фалдами. Когда-то их облачение должно было выглядеть весьма зловещим, но Лэйд испытал лишь болезненное удивление. Как странно – эти люди, выглядевшие безжизненными и угрожающими при жизни, после смерти сделались нелепыми и совсем не страшными, точно куклы, которым хозяйка сшила глухие черные костюмы из обрезков траурного бархата. В том, что они мертвы, у Лэйда сомнений не было, как и в том, что смерть, которая пришла к ним, была не элегантной и легкой, как ей это иногда свойственно, а тяжелой и мучительной. Размозженные страшными ударами лбы, вывернутые под неестественными углами руки, заляпанные грязно-алым манишки…

Несмотря на то, что Лэйду удалось сохранить на лице безразличное выражение, Роттердрах ухмыльнулся, видно, что-то все же скользнуло у него в глазах.

– Кажется, ваши новые приятели молчуны, каких поискать. Эй, вы! Может, поведаете моим гостям, как тут очутились?

Роттердрах стиснул алыми пальцами подбородок одного из мертвых клерков и стал двигать его вверх-вниз, обнажая кривой провал рта в обрамлении ржаво-красных губ.

– Мы крысы, мы вечно что-то вынюхиваем, – мертвец, говорящий исковерканным голосом Роттердраха, безучастно смотрел на Лэйда тусклыми, как выцветшие пуговицы, глазами, – Мы шли по следу мистера Уилла и его приятеля, чтобы все выведать и доложить куда следует. Мы очень хитрые и коварные, но, как и многие крысы, слишком самоуверенные. Нам не стоило заходить на территорию мистера Роттердраха и теперь мы сильно жалеем об этом. О да, очень-очень сильно!

Ухмыльнувшись, Роттердрах стиснул пальцы, с тихим хрустом раздавив подбородок мертвого клерка, после чего брезгливо вытер алые пальцы о стену.

– Я разочарован, – пробормотал он, уже своим обычным голосом, – Я надеялся, полковник Уизерс пошлет присматривать за вами больше хвостатых тварей, а может даже, явится и сам. Увы! Видно, его величество Крысиный король слишком бережет свою шкуру, чтобы рисковать ей попусту. Отправил следить за вами жалких клерков.

Лэйд не выругался, хоть его и подмывало сделать это. Не хотел доставлять демону дополнительное удовольствие. Он подозревал, что полковник Уизерс, сам большой хитрец и знаток многих непростых игр Нового Бангора, приставил к Уиллу слежку. Не лишняя мера предосторожности, учитывая, какую роль тот, сам того не зная, мог сыграть в судьбе острова. Но он не думал, что Роттердрах с такой легкостью оборвет все страховочные концы.

– Лучше бы вам отпустить нас, – заметил он, – Пока полковник Уизерс в самом деле не заявился сюда, превратив вас в лужу морса. Я слышал, он отличается ужасным нравом, когда не в духе.

Роттердрах клацнул зубами. Без злости, скорее пренебрежительно, но от этого звука у Лэйда едва не оборвалось что-то в животе.

– До тебя мне нет дела, дряхлый тигр. Ты жив лишь потому, что твой запах показался мне знакомым. Дразнящим воспоминания. Я вспомню, где его встречал – позже. А потом…

Роттердрах в два шага оказался возле кровати и протянул к лицу Лэйда пальцы, каждый из которых был увенчан черным и потрескавшимся, как лошадиное копыто, когтем. Лэйд рефлекторно подумал о том, что эти когти не отличаются особой остротой, как когти львов или ястребов. Скорее, они напоминали тупые мощные когти грифов, служащие больше для того, чтоб разрывать добычу, чем пронзать и вспарывать.

Это падальщик, подумал он, ощущая невыносимый уксусный смрад, ударивший ему в лицо, просто не в меру вымахавший падальщик, невесть что о себе возомнивший. Надо лишь…

– Знаешь, многие повара, сведущие в кулинарии, делают большую ошибку, когда готовят мясо, – огромные пустые глаза Роттердраха, истекающие прозрачными слезами, прищурились, отчего в их глубине проступили кровавые прожилки, – Они умерщвляют его, а это большая ошибка. Мертвое мясо безучастно и пресно, какими специями ни пытайся это скрыть. Мне больше по вкусу живое мясо. Оно не лежит безразлично на тарелке, оно такой же полноценный участник трапезы, как и ты, ведь ощущает ее от начала и до конца. Знаешь, мясо становится сочнее, пока живо. Пока истекает кровью и дрожит от боли. Я думаю, мы сможем смягчить даже такое сухое, жесткое и горькое мясо, как твое, старик. О да, значительно смягчить…

Кислый дух из пасти чудовища, хлестнувший Лэйда в лицо, был столь силен, что комната «Ржавой Шпоры» на несколько секунд потускнела – это его сознание попыталось отстраниться от происходящего, съежившись в дальнем темном чулане черепа. Роттердрах был не просто силен. Его поры словно источали концентрированную кислоту, а дыхание отдавало ипритом. Если когда-то он в самом деле был человеком, Новому Бангору, должно быть, пришлось потратить многие годы, чтоб превратить его в это чудовище. Многие годы и немало сил.

Демон не дал Лэйду возможности возразить – даже если бы тот намеревался. Легко подхватив с пола кляп, он бесцеремонно всунул его между зубов, так глубоко, что тот едва не лишился возможности дышать.

– Лучше прибереги свои голосовые связки, – промурлыкал он, – Не хочу, чтобы ты охрип, когда мы начнем сервировку стола. Нет, мистер Тигр, не тешьте свою гордость, для меня вы играете не большую роль, чем кусок вчерашнего мяса, забытый в буфете. Если я и провернул все это дело, то только ради вас, мистер Уильям. Только лишь ради вас.

Лэйд видел, как дрогнули колени Уилла – словно кто-то водрузил ему на плечи сундук весов в сотню фунтов. Он не попятился, не попытался вжаться в стену. Напротив, приподнял на дюйм выше подбородок. И хоть это не получилось особенно внушительно, Лэйд испытал мимолетное подобие гордости за своего незадачливого нанимателя.

Во что бы то ни стало нельзя показывать острову своих страхов, иначе он превратит их в свое самое действенное оружие. А человек, поддавшийся страху, сродни канатоходцу, потерявшему равновесие над бездной. Оглянуться не успеешь, как все будет кончено.

– Мне лестно, что я вызвал у вас столь живой интерес, мистер Роттердрах, – Уилл едва не сбился, когда Красный Дракон ухмыльнулся, прыснув на пол обильной капелью разящей уксусом слюны, – Однако в свою очередь не могу разделить радость от этого общества. Возможно, потому, что выбрал его не по доброй воле, а оказался к нему принужден не очень-то вежливым образом. Во имя благоразумия призываю вас прислушаться к голосу разума и отпустить меня и мистера Лайвстоуна из этого места, пока вам не пришлось сожалеть о своей поспешности, сэр.

– Сэр… – сладко пророкотал Роттердрах, – Давно меня так не называли… Нет, мистер Уильям, если я о чем-то и сожалею, так это о том, что не оказался среди встречающих вас на пристани, когда вы впервые сошли на берег. Ради такого случая я бы, пожалуй, выбрался из этого грязного захолустья, в котором прозябаю последние годы, чтобы иметь честь поприветствовать вас тут, в Новом Бангоре.

– Я бы согласился и на скромный военный оркестр, – звенящий от напряжения голос Уилла испортил впечатление от хорошей остроты, но Лэйд счел, что в данных обстоятельствах это терпимый урон, – Предупреждаю вас, что бы вы ни задумывали, вы бессильны навредить мне и сами об этом знаете. А значит, нет никакого смысла и… ох!

Роттердрах резко шагнул в сторону Уилла, протягивая развернувшуюся веером черных потрескавшихся когтей лапу. Эта лапа, без сомнения, могла смять его в ком истекающего кровью мяса, силы для этого в ней было достаточно. Но Лэйд не закрыл глаз, хотя и мог. Он знал, что увидит.

Лапа Роттердраха коснулась головы Уилла и прошла сквозь нее, беззвучно и мягко, как невесомый лунный свет проходит сквозь оконное стекло. Ни хруста, ни треска, ни крика. Это было похоже на причудливый оптический фокус, но в комнате не было ни одного человека, который посчитал бы возможным наградить его аплодисментом.

– Хватит! – Уилл отшатнулся, ощупывая грудь, точно проверяя, нет ли ран. Ран не было, когти демона из Скрэпси не оставили даже дырок на его рубашке, – Прекратите, чтоб вас!

Роттердрах поднес руку к лицу, разглядывая чистые, не запятнанные чужой кровью, когти.

– Восхитительно, – пробормотал он, – Воистину, восхитительно.

– Вы… вы знали это!

– Знал? – Роттердрах широко улыбнулся, отчего искривленная челюсть хрустнула, становясь на место, – Ну конечно же знал! Неужели вы думаете, что я бы стал приглашать к себе домой каждого встречного?

К себе домой, подумал Лэйд. Вот оно как. Значит, «Ржавая Шпора» для тебя не просто лаборатория, разделочный кабинет или зал славы. Ты в самом деле считаешь это место своим домом…

Роттердрах, не обращая внимания на ужас Уилла, мягко, с отвратительной плотоядной нежностью провел когтями по его голове, точно приглаживая волосы.

– Каково это, мистер Уильям? – прошептал он вкрадчиво, – Скажите мне, каково это? О, как бы я хотел обонять это чувство… Ухватить хотя бы краешек его, хотя бы кроху…

– О чем вы?

– Вы ведь чувствуете это? Скажите мне! Не можете не чувствовать…

– Что? – беспокойно спросил Уилл, – Что чувствую?

Лоснящаяся багровая кожа растянулась на лице Роттердраха, как на барабане, едва не лопнув на острых скулах.

– Боль, – это слово он произнес вдохновенно, как имя всемогущего божества, как гимн, как клятву, – Его боль, Уильям. Боль существа, тысячекратно могущественнее дьявола. Чудовища, которое привыкло считать себя всевластным, повелевающем мирами и судьбами. Каково это, мой дорогой мистер Уильям? Каково быть мучителем самого жестокого существа во Вселенной?

– Я не…

– Не понимаете? – Роттердрах кивнул, но его гипертрофированные мышцы и искаженные кости сделали этот жест неестественным, не вполне человеческим, – Уверяю, это уже неважно. Впрочем, если бы вы увидели всю картину целиком, как вижу ее я, доступным мне зрением, вы бы вместе со мной восхитились тем, до чего причудлива судьба и какую неказистую внешность она подчас придает своим орудиям. Потрясающе, что в этот раз она выбрала столь невзрачную форму!