Текст книги "Бумажный тигр (II. - "Форма") (СИ)"

Автор книги: Константин Соловьев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 36 (всего у книги 41 страниц)

Уилл отшатнулся было, но грубый окрик Роттердраха парализовал его, как точно рассчитанный удар хлыстом парализует перепуганного ягненка.

– Я не… хочу.

– Занятная игрушка, я уже зарядил ее, – Роттердрах покрутил револьвер в пальцах, достаточно сильных, чтоб раздавить револьвер всмятку, – Возможно, мне даже приходилось где-то ее видеть, но я не помню, где. Знакомый будто бы запах… Ах, проклятая память… Ну, держите! Смелее, мистер Уильям! Ах да, вы же полагаете, что вам непозволительно быть оружием? Как это цинично звучит от человека, медленно убивающего тысячи Его подданных … Что ж, уверен, что знаю способ придать вам нужную мотивацию. И мистер Лайвстоун нам поможет.

Он оказался возле кровати слишком быстро, но даже будь его шаги медленнее, едва ли Лэйд нашелся бы, как к этому подготовиться. Единственное, что он в силах был сделать – это закрыть глаза.

В лицо ударил тошнотворно резкий уксусный запах, от которого воздух истлел прямо в легких, а на языке запузырилась горькая желчь. Чудовище нагнулось над ним, источая ядовитый пот – ухмыляющийся великан из лоснящейся алой плоти. Роттердрах поднял увитую мышцами лапу и мягко провел когтем по лбу Лэйда. Коготь у него был шершавый и тупой, он медленно, почти ласково скользил по коже Лэйда, оставляя легкое жжение. Но Лэйд знал, что ни его кожа, ни мышцы, ни кости не станут для этого когтя серьезным препятствием. Одно короткое движение – и этот коготь погрузится в его череп, раздавив глазницу с легким хрустом, как устричную раковину и вытащив ее содержимое.

Сейчас будет больно, Чабб, предупредил он себя, пытаясь мысленно прижечь зудящие от ожидания нервные окончания. Сейчас ты услышишь треск кожи, а вслед за ним придет боль – столько боли, сколько тебе еще не приходилось испытывать. И ты не сможешь даже закричать из-за кляпа по рту. Ты будешь рычать от боли и, вполне вероятно, обоссышься. Может, если повезет, потеряешь сознание. Но глаза ты не закроешь, как бы ни было страшно. Взгляни на эту ситуацию с другой стороны. Все самое плохое, что могло с тобой произойти, произошло двадцать пять лет назад…

– Вы предпочитаете правый глаз, мистер Уильям? А может, вам больше импонируют какие-то другие части тела вашего спутника? Не стесняйтесь, говорите. Губы? Нос? Быть может, что-то пониже?..

Будет больно, Чабб. Черт подери, сейчас будет больно, приготовься к этому.

У него нет той защиты, что покрывает Уилла, нет права экстерриториальности. Они с Роттердрахом на территории Нового Бангора в равной степени живы, а значит, остаются уязвимыми друг для друга. Вещественными. И коготь, который с хрустом погрузится в его череп, вырывая смятое глазное яблоко из окровавленной глазницы, тоже будет очень, очень вещественным…

– Ваш запах и верно знаком мне… – пробормотал Роттердрах, позволяя когтю кружить вокруг правого глаза Лэйда, – Запах старческого страха, похожий на запах выветрившейся мочи в подворотне. Почти уверен, нам с вами приходилось где-то встречаться, мистер Тигр, но не помню, при каких обстоятельствах. Что ж, у нас еще будет время предаться воспоминаниям… Мистер Уильям, позвольте преподнести вам небольшой подарок…

Лэйд ощутил боль. И хоть он ждал этой боли, она пришла внезапно, заставив его выгнуться на кровати. Можно сто лет уверять себя в том, что можешь вытерпеть пытку, что тигриное нутро способно выдержать все – когда приходит боль, это не имеет никакого значения. Тело все равно возьмет свое.

– Довольно! Дайте револьвер.

Боль стихла. Удивительно быстро, но Лэйд еще несколько секунд вынужден был моргать правым глазом, прежде чем изображение в нем перестало двоится и обрело истинные цвета. Первое, что он увидел – разочарованное лицо Роттердраха.

– Приятно иметь дело с здравомыслящим джентльменом. Он ваш.

Роттердрах передал Уиллу револьвер. Торжественно, как церемониймейстер вручает виновнику торжества запечатанную бутылку шампанского. Глаз, которого Лэйд едва не лишился, запечатлел тот момент, который, предстань он в виде фотографии, мог бы показаться подделкой – человек и чудовище держали один и тот же предмет, при этом их пальцы, соприкасаясь на холодном металле, проходили друг сквозь друга, как пересекающиеся солнечные лучи.

– Меня всегда забавляло, до чего странно организована материя в Его чертогах, – Роттердрах усмехнулся, разжимая хватку, – Мы с вами нематериальны друг для друга, однако одинаково материальны для окружающих нас предметов. Разве не забавно?

Кажется, Уилл не видел в этом ничего забавного. Едва удерживая на весу тяжесть револьвера, он выпрямил руку так, чтоб тот смотрел прямо в ухмыляющуюся алую морду.

– Стреляйте, мистер Уильям. Это отнюдь не тяжело, надо просто…

Лэйд успел услышать сухой хлопок капсюля, мгновенно заглушенный оглушительным грохотом выстрела. В полыхнувшем багрово-красном цветке, ударившем Роттердраха прямо в лицо, мелькнули огненные прожилки. Мелькнули – и растворились в густом пороховом дыму, расплывшемся по комнате.

Яви чудо, попросил мысленно Лэйд. Ты, чертово чудовище, властитель вод и повелитель материи. Мы с тобой редко в чем-то сходились, мы с тобой ненавидим друг друга, но сейчас тебя просит не Бангорский Тигр, сейчас тебя просит Лэйд Лайвстоун – яви это чертово чудо, потому что только оно в силах спасти нас обоих…

Он надеялся увидеть развороченный череп и розовую накипь на опаленных выстрелом деревянных панелях. Свисающие алые лохмотья мышц и раздробленные белые пластины, вплавленные в месиво из обожженных сухожилий. Но увидел лишь торжествующую ухмылку демона в обрамлении клочьев порохового дыма.

– Весьма наглядно, по-моему, – Роттердрах рассмеялся, – Теперь вы видите, мистер Уильям? На вас не лежит Его благословение, как бы вы ни силились уверить себя в этом. Вы просто бесконечно чужой Новому Бангору, заблудившийся кусочек чужого мира.

Уилл выронил револьвер и тот ударился об пол. Не весомо и жутко, как полагается оружию, а глухо и как-то обыденно, точно реквизит, который уже сыграл свою роль и больше не нужен на сцене.

– Значит, я не…

– Не светоч гуманизма в поисках познания меж райских кущей? Нет, мистер Уильям. Вы – раковая клетка Нового Бангора. Смертоносная, неизлечимая болезнь, пожирающая его потроха. Болезнь, от которой не может спастись даже такое древнее чудовище, как он.

Кажется, нечто схожее говорил полковник Уизерс. Лэйд не был в этом уверен, но припоминал что-то похожее. Наверно, так и должно случиться, когда древнее чудовище ненароком глотает с воздухом крошечную песчинку иного мира – мира, который ему не принадлежит, бесконечно чужого и далекого. Сперва эта неудобная песчинка вызывает зуд, потом раздражение, а следом – отторжение, заражение крови, лихорадку и смерть. Вот почему Уилл должен был отплыть на «Мемфиде» этим вечером. Полковник Уизерс пытался вырезать злосчастную песчинку. Вышвырнуть с острова проклятого самоуверенного Агнца. А Роттердрах…

– Новый Бангор кипит, – багряный демон сделал несколько стремительных шагов по комнате, не обращая внимания на хруст стекла под ногами – осколки стеклянных плодов, некогда вмещавших его не родившихся детей, – Вы этого не чувствуете, но я чувствую вполне. Он бушует, мистер Уильям. Он полыхает невидимым огнем и теряет контроль. Айронглоу, Миддлдэк, Шипси, Коппертаун – все они наливаются отравленной кровью и гноем, которые скоро хлынут на улицы. Все чудовища острова беспокоятся в своих норах, все крысы навострили носы. Скоро начнется самое интересное. Вы уже входите в терминальную стадию, мистер Уильям. Это значит, Ему осталось недолго. Уже вскоре, сведенный с ума бесконечной болью, ослепленный, ревущий от ненависти, Он сожрет сам себя, истаяв в адском пламени. Можно ли вообразить более волнующее и грандиозное зрелище? По сравнению с ним Откровения Иоанна Богослова с их косноязыкими знамениями будут похожи на сценку из уличного театра. Мы с вами увидим все до конца. До последней ноты, до последнего хрипа издыхающей твари. Вы и я. До самого конца…

Уилл беспомощно оглянулся, чего-то ища. Поздно, с сожалением подумал Лэйд. Слишком поздно, паршивый ты агнец. Даже револьвер, лежащий у твоих ног, отныне не оружие. Роттердрах не в силах прикоснуться к тебе, но ему это и не требуется. Он попросту не выпустит тебя из комнаты. Оставит пожизненным пленником «Ржавой Шпоры», впрочем, едва ли твое заключение продлится очень долго. Если Новый Бангор и верно полыхает изнутри последний месяц, как угольная шахта, в недрах которой разгорается адское пламя, времени в запасе может быть совсем мало.

«Мемфида» – эта мысль обожгла его, как отлетевший от пламени уголек. «Мемфида» – единственный корабль, который отчаливает от острова, полковник Уизерс упоминал об этом. Ему и его крысам пришлось потрудиться, чтобы организовать этот рейс – последнюю для Уилла возможность бежать. Если корабль уйдет, так его и не дождавшись…

Взгляд Уилла лихорадочно прыгал, спотыкаясь о разбросанные по логову Роттердраха вещи и тела его жертв, превращенные в страшные экспонаты. Но он искал не оружие, понял вдруг Лэйд, он искал слова. Человек, странно устроенный внутри, он слишком верил в силу слов. Даже сейчас, когда его собственная участь была предрешена.

– Возможно, вы сможете погубить Новый Бангор… – острая усмешка на губах Роттердраха заставила Уилла поправиться, – Я смогу. Но подумайте, что станет с вами. Вы сами привязаны цепью к тому чудовищу, что желаете умертвить, цепью, которую едва ли можно разорвать. Вы – подданный Нового Бангора. Что станется с вами, когда Он будет повержен?

– Благодарю за вашу заботу, мистер Уильям, я почти польщен тем, сколь много моя жизнь значит для вас, – Роттердрах ухмыльнулся, – Вы хотите знать, не боюсь ли я смерти?

Он придвинулся к Уиллу и тот вновь машинально попятился. По сравнению с гипертрофированным великаном он выглядел столь жалко, что не походил на противника.

– Мистер Уильям, я потерял все, что только способен потерять человек. Потерял свое тело и свое человеческую душу. Потерял прошлое и будущее. Потерял бесчисленное множество детей. Потерял честь и достоинство, согласившись на унизительную сделку с дьяволом. Потерял большую часть памяти. Потерял смысл существования, превратившись в Великого Красного Дракона, чудовище, которым крысы пугают своих детей. И вы хотите знать, не боюсь ли я потерять жизнь?

Уилл вжал голову в плечи.

– Я просто… Я думал…

– Не беспокойтесь, я не питаю иллюзий на этот счет. Я вскормлен чудовищем, я – его неотъемлемая часть. Когда умрет целое, умрет и то, из чего оно состоит, таков один из основных законов бытия. Значит, и я тоже умру. Распадусь в агонии вместе с тварью, что сожрала меня. Или вы полагаете, что подобная участь должна меня пугать? Нет, она не пугает меня. Напротив, я ожидаю ее с вожделением. Я хочу разделить с Новым Бангором предсмертную судорогу, как любовники разделяют дрожь соития. Я жажду этого, мистер Уильям. Жажду – и непременно дождусь. А вы сможете разделить со мной этот волнующий момент. Скорее всего, при этом вы тоже умрете. Из какой бы материи вы ни состояли, этот мир в момент гибели скорее всего уничтожит все, что в него заключено. Но, я думаю, человека с вашим воображением и вашим взглядом на жизнь это не должно страшить. Напротив. Вы увидите самое волнительное зрелище, которое только может испытать человек. Выше голову, мистер Уильям, вы увидите гибель Эдема! Узрите, как льющиеся с небес огонь и сера выжгут райские кущи дотла, превратив их в мятущийся в ветре небытия пепел. Как добродетель сплавится с пороком, а плоды познания обратятся золой вместе с протянутыми к ним руками. Как свет и тьма перестанут отличаться друг от друга, вернувшись в свое изначальное состояние… Только вообразите себе это!

Лэйд поблагодарил судьбу, обделившую его, как и многих лавочников, живым воображением. Зато Уилл представил эту картину в полной мере – Лэйд понял это по его лицу. Тонкие веки затрепетали, будто уже были опалены невидимым жаром. Почудилось даже страшное – если веки Уилла вдруг широко распахнутся, вместо глаз под ними окажутся выжженные пустые глазницы…

– И какова моя роль в уничтожении мира? Чего вы хотите от меня?

– От вас? Господи помилуй! – исторгнутый багровыми губами демона, этот возглас прозвучал отвратительным святотатством, – Ровным счетом ничего! Вам даже не потребуется предпринимать для этого какие-то усилия. Всего лишь оставаться гостем Нового Бангора еще некоторое время. И моим гостем. Я думаю, достаточно небольшое, день или два. Судя по тем стонам, которые испускает Новый Бангор и которые не слышны для человеческого уха, болезнь скоро перейдет в терминальную стадию и процессы станут необратимы. Новый Бангор, это старое чудище, начнет пожирать сам себя.

– Значит, мне остается лишь оставаться здесь и ждать?

– Именно, мистер Уильям. Просто ждать. Располагайтесь, как вам будет удобно, мой добрый друг. Я полностью беру на себя ваше содержание. Согласен, «Ржавая Шпора» и в лучшие свои годы едва ли могла предложить своим постояльцам приемлемый уровень комфорта, да и я за прошедшие годы порядком запустил ее, мои гости по своей натуре были весьма неприхотливы… Однако же все ваши потребности я обеспечу с лихвой. Пища, вода, если понадобится – табак, алкоголь, опий, рыба. Что угодно для вас, мистер Уильям, только скажите. Может, вам недостает женского общества? Уверен, мои девочки с удовольствием составят вам компанию, – Роттердрах запустил руку в ссохшиеся внутренности ближайшего тела и потеребил их, заставив бальзамированный труп кокетливо подергиваться на вбитых крючьях, – Впрочем, что такое для вас, художника, красота тела, мимолетная, как у живущей один день бабочки? Так, пустышка… Но я знаю, я знаю, чем вас порадовать. Я принесу вам холст и краски – любые краски, которые можно раздобыть на острове. И вы напишите свою величайшую картину. Картину низвержения Левиафана. О, это будет великое полотно, – кулаки Роттердраха стиснулись с такой силой, что затрещали видоизмененные кости, – Величайшее. У него не будет ни критиков, ни зрителей, ему не суждено будет оказаться на выставках, да и просуществует оно, может, на пару мгновений дольше своего создателя, но согласитесь, это не имеет никакого значения. Истинное искусство может существовать только в вечности, где между секундой и тысячелетием нет никакой разницы. А может, краски кажутся вам слишком обыденным инструментом для такого момента? Может, вы хотите запечатлеть эту картину в стихах?..

– А если я не соглашусь?

Вопрос был задан удивительно спокойным тоном, даже деловитым. Словно Уилл так до конца и не успел осмыслить, что происходит и какую роль уготовил ему демон в своих планах.

Роттердрах пожал раздувшимися плечами.

– Думаю, вы понимаете, это ничего не изменит. Вы можете быть нематериальны для меня, однако двери и замки все еще вполне материальны для вас. Вам суждено оставаться в «Ржавой Шпоре» до того мига, пока та не исчезнет в пламени рожденного вами апокалипсиса, и лишь вам выбирать, в каком качестве – в качестве моего гостя и компаньона или же в качестве пленника. В общем-то, если начистоту, это не играет никакой роли. Я не собираюсь выпускать вас отсюда, пока не… прозвучит увертюра.

Уилл покачал головой.

– Я не стану этого делать, мистер Роттердрах. Более того, ваш замысел вызывает у меня искреннее отвращение. Тщась уничтожить чудовище, вы давно пропустили момент, когда сами сделались им. Вы тот самый Зверь, что, одержимый ненавистью, выходит из моря, чтоб погрузить сущее в хаос и разрушение. Вы – чудовище, пожирающее собственных детей.

Роттердрах яростно клацнул зубами.

– Это Он! Он сделал меня таким!

Уилл почему-то не отшатнулся, как прежде. Несмотря на то, что выглядел дрожащим осенним листком, крутящимся вокруг яркого пламени. У Агнца нет тигриных зубов, подумал Лэйд, у него нет звериного коварства и опыта хладнокровного убийцы. Однако же он был сотворен и, надо думать, с какой-то целью. Должно быть, и в нем есть какой-то смысл…

– Нет, – тихо произнес Уилл, – Это верно, Он предложил вам сделку. Страшную сделку, которую вы не замедлили принять. Но как знать, чего он на самом деле от вас ждал? Господь в последний миг остановил руку Авраама с ножом, когда тот был готов принести в жертву сына своего, Иакова. Не дал ему совершить страшное. Как знать, может Он, творя свое собственное чудо, просто немного замешкался, не успев сдержать руку с ножом… Или же ожидал, что вы сами сделаете это. Но вы не сделали этого, мистер Роттердрах, не сдержали руку. Предпочли расплатиться чужой кровью. И принесли щедрую жертву Ему, тем самым породнившись с ним, со своим самым страшным врагом и мучителем. Это был ваш выбор – не Его. Вы сделали себя таким.

Роттердрах некоторое время молчал, тяжело дыша. Из его распахнутой пасти беззвучно капала слюна.

– На вашем месте… На вашем месте я был бы благодарен Ему, мистер Уильям. Если бы я мог к вам прикоснуться… О, в этом случае я показал бы вам, сколько невообразимых оттенков существует на палитре человеческой боли и сколь многие из них в силе испытать примитивное человеческое тело.

Ярость демона не была обжигающей, как представлялось Лэйду, она была рождена не в адском пламени. Напротив, на миг ему сделалось так холодно, что мясо примерзло к костям. Негромкий вкрадчивый голос Роттердраха походил на поскрипывание изготавливаемой к использовании дыбы. Если бы у Уилла в самом деле была хоть толика воображения, подумал Лэйд, он бы лишился чувств.

Но Уилл остался в сознании, хоть и выглядел слабым, как новорожденный цыпленок. Возможно, все еще не представлял, с чем именно столкнула его судьба. Ясноглазый агнец, он видел мир в ином, недоступном Лэйду, спектре.

– Как вы узнали?

– Что? – Роттердрах удивленно качнул головой.

– Это единственный вопрос, который у меня остался, – сдержанно заметил Уилл, – Как вы узнали обо мне, мистер Красный Дракон?

– Уже сказал вам – чувствовал с первого дня, – рыкнул Роттердрах, – Как чувствовал Он сам.

– Допустим, – согласился Уилл, – Но как узнали, где меня искать? Как узнали, какую приманку подбросить?

Роттердрах осклабился.

– Забавно, но мне помог в этом случай. Счастливый случай, сыгравший мне на руку. В этом городе есть много мест, которые я иной раз навещаю. Обычно под покровом ночи, чтобы не привлекать внимания крыс. Некоторые места дарят мне какие-то смутные ощущения и образы, хоть я и не помню их, другие хранят особенные запахи… Одно из них – в Олд-Доноване, в старом покосившемся доме, из которого несет гнильем. Там, в подвале, обитает одно забавное существо, такой же несчастный узник, как и я. Весьма жалкое, как по мне. Даже после многих лет войны с Ним я сохранил разум, он же… Это не человек, это животное. Голодное, оно тупо и безразлично, сытое – пьяно и самоуверенно. Иной раз я приносил ему кровь – каких-нибудь пару джиллов[219]219
  Джилл – мера объема для жидкостей, ¼ пинты, примерно 0,142 литра.


[Закрыть] от моих девочек – просто чтобы посмеяться над его выходками. О, как раздувалось его самомнение и красноречие, стоило лишь глотнуть алого сока! Прошлой ночью я по привычке навестил его, однако обнаружил, что хозяин дома пребывает не в лучшем настроении. Словно докучливую вошь ударили исполинским тапком, переломав все кости в теле. Но он был в сознании и зол, как сам дьявол. Он-то и поведал мне о странных гостях. Один из них не вызвал у меня никакого интереса, – Роттердах скосил глаз в сторону Лэйда, – Мне уже встречались такие. А вот второй… О, мне это сразу показалось интересным. В истории Нового Бангора некоторым счастливчикам удавалось избежать смерти, но таким воистину странным образом?.. Это было что-то новое. Что-то интересное. Я сразу ощутил любопытство к вашей персоне, мистер Уильям. Нутром я чуял – этот странный гость Нового Бангора может быть связан с теми муками, что испытывает в последнее время Он. Конечно, мне пришлось потратить еще немного времени, чтобы разобраться в происходящем. Изловить пару крыс и вытянуть из них детали вместе с кишечником. Но оно того стоило. Поверьте, стоило.

– И вас ничуть не смутило, что…

– Что вы ищете именно то место, что приютило меня и моих девочек? – Роттердрах с удовольствием рассмеялся, – Еще бы не удивило, мистер Уильям! Но я так долго прожил на этом острове, что не удивляюсь уже многим вещам. Быть может, самой судьбе суждено было свести нас воедино. А может, я, ища себе кров в Скрэпси, невольно уловил эманации тех людей, что когда-то здесь обитали, людей, известных вам как клуб «Альбион».

– И вы ничего не знаете об этом клубе? – жадно спросил Уилл, – О судьбе тех людей, что собирались тут до вас? Мисс Лува, мистер Уризен, мистер Тармас…

– Мне незнакомы эти люди.

– Они тоже посвятили жизнь борьбе с Ним, но не ставили целью уничтожить Его.

Роттердрах брезгливо сплюнул.

– Значит, они заслужили свою участь. С другой стороны, не могу не отметить, что место они выбрали превосходное, почти безукоризненное с точки зрения маскировки. Если вы когда-нибудь их встретите, передайте, что мистер Роттердрах был счастлив сделаться новым лендлордом «Ржавой Шпоры» и ценит их несомненный вкус.

– Передам, – пообещал Уилл, – Обязательно передам, как только увижу. Беда лишь в том, что едва ли я встречу членов клуба «Альбион», коротая время с вами в ожидании апокалипсиса. Очевидно, это место давно брошено ими, а значит, мне нет никакого смысла здесь оставаться.

Роттердрах уставился на него, силясь понять, в чем заключена шутка, но Уилл, кажется, не шутил. По крайней мере, у Лэйда не осталось такого ощущения. С таким лицом не шутят. Уилл был напуган и бледен, кожа под глазами посерела, пиджак был перепачкан, а волосы казались свалявшейся паклей, но он не шутил. Проклятый мальчишка смотрел в глаза демону с самым серьезным выражением на лице.

– Ах, мистер Уильям, – вкрадчиво произнес Роттердрах, обступая его, – Мне казалось, я вполне доходчиво описал состояние вещей. Обстоятельства сложились так, что вам придется здесь остаться, хотите вы того или нет. Мне показалось, вы вполне разумный молодой джентльмен и поняли суть.

– Боюсь, мне придется отклонить ваше предложение. Который сейчас час? – внезапно спросил Уилл.

Света, проникавшего сквозь заколоченные ставни, было недостаточно, чтобы понять расположение солнца на небосводе, но Лэйд поставил бы три шиллинга на то, что полдень давно миновал – в бронзовом оттенке светила появились тревожные багряные нотки.

Роттердраху не требовалось бросать взгляд на часы. Вполне возможно, подумал Лэйд, у него и не было никаких часов. По крайней мере, прежде ему никогда не приходилось встречать демона с жилетной цепочкой…

– Шесть часов пополудни.

– В таком случае я вынужден откланяться. У меня и моего спутника, мистера Лайвстоуна, еще уйма дел на сегодня. Вы показались мне рассудительным джентльменом, мистер Дракон. И я надеюсь, что ваша рассудительность, пусть и ослепленная мучительным противостоянием, не позволит вам чинить мне препятствия. В противном случае мне придется действовать… соответствующим образом.

Это прозвучало так нелепо, что, кажется, опешил даже Роттердрах. Уилл даже не переменил позы. Не попытался подбочениться или закатать рукава, словом, не сделал ничего такого, что обыкновенно делает джентльмен, обозначая решительность своих намерений и готовность вступить в поединок. Тощий, бледный, сутулый – немощная лунная тень в сравнении с клокочущим от сдерживаемой ярости убийцей.

– Вы… вы угрожаете мне, мистер Уильям? – недоверчиво спросил Роттердрах, – Я верно вас понял?

Уилл склонил голову.

– Совершенно верно. Вы правы, наша природа делает нас нематериальными друг для друга, но это не значит, что мы не можем представлять друг для друга опасность. Вопрос лишь в том, существует ли для такого случая подходящее оружие. Так вот, у меня оно есть.

– У вас есть оружие? – Роттердрах насмешливо рыкнул, – Скажите, пожалуйста! Может, вы продемонстрируете мне его? Охотно бы взглянул.

– Конечно.

Револьвер Лэйда лежал в двух футах от Уилла, едва видимый среди хлама. Это был единственный предмет из числа тех, что его окружали, который мог служить оружием, но Уилл даже не взглянул в его сторону. Вместо этого он, не отрывая взгляда от демона, запустил руку сзади за ремень брюк. Лэйд знал, что увидит в его руке, когда та покажется обратно.

Дрянной нож Поэта, которым Уилл так и не успел перерезать путы. Никчемный кусок покрытой ржавчиной стали, выглядящий даже более жалко, чем человек, сжимавший его в руке.

Роттердрах расхохотался и Лэйд вполне мог его понять.

– Воистину, великолепное оружие. Меч под стать рыцарю! Вы уже придумали ему достойное имя сродни Эскалибру или Дюрандалю?

Уилл покачал головой.

– Оружию не нужно имя. Оно нужно лишь убийцам, а мое и так вам известно.

Он направил нож в сторону демона. Это не сделало его более зловещим, напротив. Уилл, судя по всему, не имел никакого представления о том, как следует держать нож, оттого держал его неумело, в оттопыренной руке, как держат незнакомый, впервые взятый, предмет, толком не понимая, как пустить его в ход. Вздумай он проделать такое на улицах Скрэпси, даже сопливый мальчишка нашел бы, как уклониться от удара или вовсе выбить нож из руки.

Из тебя такой же паршивый исследователь, как и дуэлянт, подумал Лэйд устало. Но твое упрямство воистину телячье. Ты неизменно берешься за то, в чем ничего не смыслишь. Может, это и есть та страсть, которая является ключом к твоей душе – это страстное несгибаемое упрямство…

Роттердрах сделал несколько крадущихся шагов по направлению к Уиллу. Он двигался не так, как двигается хищник, подбираясь к добыче, напротив, нарочито нелепо и театрально, точно пародировал злодея в заключительном акте какого-то грошового водевиля.

– Мне подойти еще ближе, мистер Уильям, чтобы вам удобнее было нанести удар?

– Нет, – сказал Уилл, – Не стоит. Этого вполне достаточно.

Лэйд ожидал удара – такого же неуклюжего и нелепо-театрального. И бессмысленного. Ожидал, что ржавое лезвие ножа, обернувшись туманом, беззвучно пройдет сквозь алую плоть ухмыляющегося демона, не оставив на поверхности даже царапины.

Но удара не последовало. Потому что Уилл, неумело перехватив нож острием к себе, сделал то, чего от него никто не ожидал. Полоснул лезвием по собственной ладони.