Текст книги "Верность"
Автор книги: Константин Локотков
сообщить о нарушении
Текущая страница: 27 (всего у книги 27 страниц)
И Настя, эта толстая, противная Настя наступает, берет за руку, выводит из цеха… Так бы и стукнул!
Это – было. Лицо Илюши проясняется, он видит себя и Лилю уже окончившими вечерний техникум, она раньше, он немного позже, идут прямо, плечо в плечо, а впереди светло, хорошо, празднично. Илюша смотрит, боясь проснуться, удивляясь, не может понять, почему сон все равно как явь? Где кончается одно и начинается другое? Илюша думает, потом успокаивается – конечно, все равно! – и ему уже не жалко проснуться.
– А где же Лиля? – громко спрашивает Абросимов.
Где, где Лиля? На другом прессе. Ой, хитрый Федор Данилович! Он думает: раз Лиля, так и побежит Илюша со всех ног делать прессформу… Глупость какая… А Лиля как раз на другом прессе. И ничуть не жалко, что на другом. Потому что главное – не в этом…
А главное – что? Илюша, наслаждаясь, опять смотрит свой чудесный сон-явь, где все присутствуют вместе: Лиля, Федор Данилович, прессформа, Абросимов…
– А где же Лиля? – спрашивает Абросимов, оглядываясь.
– А ее попросили за оператора на пульте подежурить, – отвечают девчата, – сейчас придет.
…Ну вот, сейчас заработает цех… Девушки, постояв у списка распределения работ, расходились к прессам. Из кладовой вышел Федор Данилович. Его окружали те самые люди, которых Сергей видел в бюро пропусков. Федор Данилович держал в руках цилиндрический предмет – тракторную катушку зажигания – и что-то объяснял.
Его суетливости как не бывало. Движения подобранны и ловки, голос неторопливый, на каких-то особенных торжественных интонациях; лицо выражало предельный интерес к тому, что говорили спутники. При этом Федор Данилович как-то очень почтительно и в то же время не теряя достоинства наклонял голову, слушая. Все в нем указывало на исключительную поглощенность одним только делом, как будто не было вокруг ничего – ни цеха, ни работающих девушек, ни Абросимова…
Старший из гостей, широкоплечий, с черной аккуратной бородой, указывая на катушку, сказал что-то требовательно и строго. Федор Данилович возразил, и Сергей заволновался: о чем они заспорили?
Гости шли прямо на него, направляясь к выходу. Сергей отступил за пресс, в тень. Федор Данилович без пальто вышел вместе с ними. Вернулся он через несколько минут, зябко передергивая плечами; не замечая Абросимова, прошел к прессу, на котором висела записочка Илюши. Остановился там, оглядываясь, кого-то ища глазами, наверное, его, Абросимова. Потом наклонился над Илюшей, посмотрел в лицо. Выпрямился и прямо, пристально и спокойно встретил глаза подходившего Сергея.
Они стояли с минуту, молча и серьезно смотря друг на друга.
– Возмужал, – негромко произнес Федор Данилович, – ну, давай поцелуемся, что ль?
Он обнял Сергея, поцеловал в губы, потом толкнул в плечо и потупился. Постоял так, хмурясь, затем, оживившись, обернулся к спящему Илюше, кивнул:
– Жалко будить… Днем – работа, вечером – учеба, а там танцы, свидания… беда! Ну, теперь ты приехал – дадим укорот. Поженить их!
И выразительно посмотрел на Сергея, как бы приглашая оценить решение, пришедшее к нему после долгих раздумий.
– Что ж, – засмеялся Сергей, – если требуется официальная виза начальника цеха, я не против. Только вряд ли они в ней нуждаются…
– В том-то и дело, – хитро-сокрушенно качнул головой Федор Данилович, – сие, как говорят, от нас не зависит…
Он повернулся к работнице, стоящей у пресса.
– Настя, не будем его трогать. Пусть спит. Зови контролера и начинайте.
Настя Рукавишникова держала в руках записочку Илюши. Полные ее губы были сложены насмешливо.
– Ишь ты, «работнице», написал. Тоже мне! Вроде фамилии не знает. В списке-то стоит…
– Очень нужны ему ваши списки, – буркнул Федор Данилович, – ну, пошли, – сказал он Сергею, – принимай цех.
И сразу как-то весь насторожился, воинственно приподнял плечи; беспокойно и сердито посматривая по сторонам, пошел вслед за Абросимовым.
– Товарищ директор, а, товарищ директор! Проснитесь! Федор Данилович сейчас придет. Ой, опоздаю я на смену.
Жалобный голос девушки… Что за чертовщина? Где он? Степан Ильич сбросил ноги с дивана и, согнувшись, сел, отвернув лицо в сторону. Сознание, что он уснул, глупо, малодушно уснул, ошеломило его. Стыдясь своего помятого лица, растрепанного вида, – рубашка, о ужас, вылезла из-за ремня! – Степан Ильич воровски, отворачиваясь всем корпусом, пытался одновременно заправить рубашку и достать из кармана носовой платок. И оттого, что это никак не удавалось сделать, в нем закипело раздражение. Чего она здесь стоит, эта девчонка?
– Ну, прекрасно… Пришел и пришел… – забормотал он, силясь сообразить, зачем в такую рань пришел Федор Данилович.
И вдруг все вспомнил. И словно желая дать понять, что ничего особенного нет в его растрепанном виде, – от нее, этой девочки, до него, директора, дистанция, знаете ли, огромного размера – Степан Ильич чужим, металлическим голосом произнес:
– Я же вам приказывал, – это слово он проговорил с особенным наслаждением, – я же вам приказывал разыскать его еще ночью, – и поднял беспощадные, холодные глаза…
И вдруг выражение властной решительности сошло с его лица, и оно стало смешным: мирным, старческим, растерянным. Степан Ильич медленно поднялся и, опустив руки, часто заморгал…
– Вы… что… тут?
Перед ним стояла «спасительница программы»!
Храбрая девушка, она открыто и весело смотрела на директора. Наступило утро, теперь она его не боится!
– Товарищ директор, Федор Данилович сейчас придет.
– Подождите, – Степан Ильич тер пальцами лоб. – Вы, собственно, что же, на пульт перешли?
– Нет. Это я один раз. Сегодня уже Соня будет. До свидания, товарищ директор. Сводки на столе.
Тряхнув косичками, Лиля выбежала из кабинета.
Степан Ильич стоял в позе человека, думающего над трудной задачей. Она дежурила всю ночь здесь, за перегородкой! Но на ней была белая блузка, а теперь, как в цехе, синий рабочий халат. Поэтому он ее не узнал?
Степан Ильич никогда не ходил на диспетчерский пульт. Он привык знать, что сидит за перегородкой девушка и звать ее Соня. И все.
Степан Ильич огорченно побрел к креслу. Нет, это очень плохо, что он ее не узнал. Фу, а как повысил голос, как посмотрел на нее! Разве ее вина, что не разыскала Фролова? Спал, наверное, где-нибудь… Дежурный по заводу называется! Вот он сейчас всыплет этому дежурному!
Степан Ильич, хмурясь, придвинул к себе сводки. Ночные смены поработали хорошо. Так, это приятно. А это что? Ага, докладная записка.
«Докладываю вам, что прессформу крышки тракторной катушки сегодня ночью сделали. Прошу отметить сознательность и умение слесаря Глазнева. Хочу напомнить вам, товарищ директор, чтобы вы обращали более серьезное внимание на докладные записки. Больше недели назад я просил (докладная у вас) отметить в приказе по заводу рабочих Овчинникову и Глазнева за втулки. Но до сих пор вы молчите, чем ставите меня в неудобное положение перед рабочими. Их надо поощрять все-таки, что у нас слабо практикуется. Чья тут вина, я не знаю, только замечу, что на соседнем заводе гораздо лучше в этом отношении.
А мы ведь, кажется, живем в одном государстве.
Фролов».
Степан Ильич откинулся на спинку стула. Какая жара в кабинете, дышать нечем! Расстегивая ворот рубашки, позвонил. Вошла секретарь.
– Мне Фролова, – сказал директор.
Он ждал, повернувшись всем корпусом к двери. Странное выражение было на его лице – одновременно и смущения и решительности. Он не помнит той, первой докладной записки, но он готов поклясться, что потерял ее! Нет, уважаемый, будем говорить честно: рано ты успокоился. Завод знаешь до винтика, а в людях часто не разбираешься. В конце концов, ты можешь и не ходить на диспетчерский пульт, но что там за люди, чем они занимаются – ты знать обязан. Ты ведь сам называл главного диспетчера и его аппарат «регистраторами событий»… Живут одним днем. Грянет гром – и пошла штурмовщина. Не подумали заранее о втулках – и девочка спасает программу, не стыдно, товарищи руководители? А конструкторский отдел? Разве нельзя было чертежами на тракторные катушки заняться еще зимой? Что из того, что он, директор, приказывал: подготовить чертежи, просмотреть инструмент; забыл проверить, не настоял, и – пожалуйста: опять горячка. Но нет, шалишь – деталями к уборочным машинам займемся сейчас же, немедленно.
…Степан Ильич поднялся навстречу Федору Даниловичу, – тот, войдя, остановился у дверей.
– Ну, входи, входи. Чего оробел? Доброе утро, Федор Данилович!
