Текст книги "По Северо-Западу России. Том I. По северу России"

Автор книги: Константин Случевский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 29 страниц)

От Устюга до Сольвычегодска.

Грибановская мануфактура. Праздник. Пляска. Малая Двина, её характеристика. Забытый Екатерининский канал. Распространение стерляди.

Длинный ряд устюженских церквей еще раз показался на горизонте, когда судно, едва покинув город, вошло в Двину и круто повернуло налево, к северу; из-за плоской песчаной косы глянули они все разом и уходили вдаль, будто засыпаемые подвижными двинскими песками. Сухона сливается с Югом в широкой равнине, окаймленной на далеком расстоянии очень невысокими лесистыми холмами, причем Юг значительно уже Сухоны и кончает свое самостоятельное течение недалеко от старого Троицко-Введенского монастыря, очень хорошо видного с парохода. Тут же начинаются прибрежные пески, подвижные острова, своенравные двинские протоки или рукава, засоряющиеся иногда с одной из сторон и получающие тогда название «курье». С этими главными мотивами пейзажа путешественник не расстается более до самого Архангельска.

Льнопрядильная и полотняная фабрика В. И. Грибанова расположена в двух верстах от Двины, на левом берегу её, по почтовому факту от Устюга на Сольвычегодск. Она расположена очень красиво на берегу небольшой речки Синеги; вдоль узкой долины, с крутыми скатами, поросшими лесом, следуют, одно за другим, её красивые кирпичные здания, начиная от прядильной до белильной и складочной; это слева от дороги; справа на горе поднимается дом хозяина, с балкона которого видны: вся фабрика, как на ладони, вся хорошенькая долина Синеги и бесконечная двинская даль.

Фабрика основана в 1815 году и вырабатывает пряжи, полотен и изделий на 700.000 рублей. Льнопрядильная и ткацкая действуют 50-сильной паровой машиной; для отбельной имеется машина в 20 сил: все аппретурные машины двигаются водяным колесом в 25 сил; рабочих на фабрике 1.000 человек; лен до 30.000 пуд. скупается в полу-обработанном виде в уездах Устюгском и Сольвычегодском, а главный сбыт изделий – обе столицы, ярмарки нижегородская и ирбитская. В том, что количество полотен, вырабатываемых на фабрике, велико, можно было убедиться еще издали, с парохода, так как поверхность одного из холмов была устлана белившимся полотном и напоминала солдатский лагерь; это отбеливание полотна производится не один, а несколько раз. Пряжи работаются здесь номерами, с 10 по 145, т. е. фабрика не производит самых толстых сортов, до номера 10, и не занимается вовсе батистовым производством, с номера 145 и выше. Из хорошо вычесанного льна производятся тонкие полотна, из оческов или пакли выделывают более грубые фламандские полотна – равентухи и коломянки. Все более тонкие сорта, все скатерти и салфетки делаются здесь ручной работой и машинами, т. е. ткацкий станок приводится в движение ногой, а челнок пропускается поперек пряжи посредством привода, подергиваемого рукой. Очень любопытно воплощение различных рисунков посредством картонажей с прорезными дырочками: чем сложнее рисунок, тем больше картонок. Все это производство должно быть отнесено к чистым, если исключить пакольную пыль в чесальной и запах хлора в белильной. Десять красных молотов, очень приличных размеров, заменяют собой прачек. Самая большая ширина пряжи, здесь выделываемой, три аршина; хорошая работница при сдельной плате получает 10 – 12 руб. в месяц; за пуд льна платят от 6 до 8 руб.

Все женщины, сидевшие за станками, была в пестрых платьях и имели на головах платки, повязанные тремя-четырьмя характерными, особенными способами. В том, что платок и грация его обвязки составляют здесь существенную часть наряда, можно было убедиться в устроенном на площадке, внизу перед домом хозяина, гулянье и пляске заводских жителей. Благодаря хорошей погоде, гулянье это удалось вполне. Смотреть с высокого балкона вглубь долины было очень приятно. Поперек площадки шла так называемая «улица», где выстроены были двумя длинными рядами мужчины и женщины, и, двигаясь медленно, как бы в раздумье, проделывали тихим, мерным шагом разные эволюции. Влево плясала молодежь, состоявшая из семейств лиц, заведующих заводом, и тут особенно красивы были синие шелковые сарафаны с серебром и изящные кокошники. Вправо, гораздо большим кругом, шел забористый пляс рабочих: посредине восседал «артист гармоники», и подле него на земле валялись десятки шапок, брошенных плясавшими парнями; шел трепак, гудела песня, встряхивались кудри, у гармоник позванивали особые музыкальные молоточки, прекрасно обозначавшие такт, шло угощенье пряниками, коврижками и фруктами.

Посетив, по пути к пароходу, заводскую школу на 150 человек, путники в 4¹/₂ часа двинулись по Двине дальше.

От слияния Сухоны с Югом на протяжении 66 верст Северная Двина называется Малой Двиной; воды в ней достаточно, но Юг приносит с собой огромное количество песчаных наносов, образующих много кос и заструг, что не исключает также присутствия каменных гряд. В Большой Двине воды всегда много, но она имеет дурную привычку всех наших великих рек: разливается чрезвычайно широко и разветвляется часто рукавами; в ней тоже попадаются заструги в аршин глубины, мели её очень подвижны, и, кроме гряд, есть и одиночные; искусство лоцманов далеко не всегда предупреждает крушение пароходов. Движение грузов по Двине так деятельно, что в полной мере заслуживает содействия казны; существующих 453 вехи и 5 бакенов далеко не достаточно. Двину необходимо расчистить от камней в пятнадцати местах; нужно углубить стрежень её или подвижными щитами на судах, как это делается на Рейне, или железными граблями Быкова, действующими на Волге; новая обстановка бакенами и вехами необходима, и в этом смысле, впрочем, и действует наше Министерство Путей Сообщения. Так, оно на Волге достигло того, что лоцмана на этой реке становятся предметом роскоши и, пожалуй, уйдут в былое, подобно ямщикам старых почтовых трактов. На Двине лоцман, пока что, совершенно необходим, а наука здешнего лоцмана – практика, и, как тут выражаются, «тот не лоцман, кто не топил судов».

Двина, по верному замечанию Максимова, не осмыслялась ни в одной народной песне; нет ей хвалебных, ласкательных эпитетов, потому что уж слишком переменчива, и плыть по ней «не вольготно». Длина её 614 верст, и путникам придется ознакомиться с ней на всем протяжении.

Подвижность мелей в Двине обусловливает и очень резкие перемены в очертаниях берегов, в постоянном образовании и исчезновении целых островов. Это особенно заметно в самом устье; там, где были острова и стояли деревни, теперь имеется глубина, и наоборот. Предание говорит, что на Кегостров, лежащий против Архангельска, когда-то перебрасывались из города церковные ключи; теперь между ними слишком две версты водной поверхности.

Значение Двины в нашем государственном хозяйстве огромное, но оно будет несравненно больше с проведением северной железной дороги. Сольвычегодск, к которому направилось судно, стоит почти у самого впадения в Двину Вычегды, приносящей с Урала огромное количество воды; кроме воды, оттуда могли бы приходить и суда с грузом, если бы не погиб Екатерининский канал. Находясь здесь, нельзя не вспомнить об этом зачахнувшем канале. Он когда-то соединял обе Кельтмы и посредством них поддерживал сообщение по Вычегде, Волге и Двине. В 1781 году была образована комиссия по вопросу о соединении обеих Кельтм; она выработала в 1785 году проект Северо-Екатерининского канала и предполагала затрату в 400.000 руб. Работы начаты в 1786, прекращены в 1788 году, по случаю Шведской и Турецкой войны, и возобновлены в 1803 году. В 1810 году был поднят странный вопрос о том: нужен ли вообще этот начатый канал? Хотя во время производства работ он потерпел значительные повреждения, прорывы, но, тем не менее, в 1812 году выемка земли была кончена, как вдруг разразилась Отечественная война, которая приостановила дальнейшие сооружения. Никто, однако, не предвидел тогда, что эта приостановка будет и концом: в 1830 году решали, что, так как шлюзы сооружаемого канала пришли в ветхость, то и сам канал не нужен; он был передан в гражданское ведомство и – погиб.

Не мешает, однако, хотя бы из любопытства, сопоставить длину этого безвременно погибшего пути, шлюзы которого непонятным образом сгнили еще до открытия канала, с другим водным путем, существующим и теперь: которым из двух грузу легче было добраться до моря, а в этом, как известно, весь вопрос. Вот эта параллель, считая от Перми до Белого и Балтийского морей, говорящая сама за себя: Кама, Кельтма, Екатерининский канал, Вычегда, Северная Двина, Архангельск – 1.738 верст; Кама, Волга, Шексна, каналы, Свирь, Нева, Петербург – 2.840 верст. Из этого сравнения ясно, что, если бы существовал Екатерининский канал, часть грузов направилась бы, без всякого сомнения, не в Петербург, а на Архангельск.

Но так, как нет худа без добра, то разрушение Екатерининского канала сослужило службу: стерлядь, вкусная стерлядь прошла из Камы в Двину и размножилась в ней замечательно. Сначала, в двадцатых годах, ее на Двине не ели, считали за змей, но какой-то солдат приучил население пользоваться ей. Теперь за большую двинскую стерлядь платят в Петербурге выше пятидесяти рублей. Кроме этой прибыльной ловли, добывают на Двине в достаточном количестве и семгу, и нельму, и налима. Так, у Анисимова Взвоза, верст 50 выше Сии, заметного с реки своими алебастровыми берегами, производится порядочный лов семги; она для метания икры заходит до этих мест из моря, обращается тогда в «лоха», «лошает», как говорят местные жители, на нижней её челюсти вырастает рог, вся она удлиняется и принимает свою обычную форму только впоследствии, по возвращении своем в море.

Река Вычегда. Сольвычегодск.

Историческое. Строгановы. Собор и его неоценимые древности. Иконостас, иконы, ризница. Подземелья. Введенский монастырь. Всполошный колокол. Посещение Котласа.

Часу в девятом вечера пароход повернул, пройдя село Котлас, к востоку и вошел в реку Вычегду, чтобы сделать по ней 18 верст до Сольвычегодска. Вычегда очень схожа с Двиной, только значительно быстрее; характер берегов, подвижность песков, количество островов – те же самые. Пароход шел спокойным ходом против течения, завивавшего реку быстрыми струйками, по которым зачастую скользили столбики пены и крутились пузыри. Вычегда, как и Двина, то и дело «снимает» свои острова, «ударит» в один берег, рвет его и накладывает на другой, так что фарватер меняется иногда два, три раза в навигацию. Разрушительная работа реки стала особенно наглядна при приближении к одному из островков, поросших густым, прочным ивняком; острый нос острова, обращенный к течению, подтачивался и сокрушался в момент прохода судна, и корни вырванного, лишенного почвы ивняка тут же промывались дочиста, добела, и уносился стремниной целый куст, будто обмытый для похорон. Вода в Вычегде в июне быстро падает, по пяти вершков в сутки.

Сольвычегодск – с 1796 года уездный город – виден издалека, верст за двенадцать; верхушки церквей его, по мере приближения парохода, тонули в глубокой дали и, выглядывая из-за низких островов, то пропадали, то обозначались снова. Яснее других виднелись белый собор и темноватое очертание высокого Введенского монастыря.

Давным-давно, в трех верстах выше нынешнего города, находилось селение Чернигов, бойко торговавшее с древней Сибирью, когда Московское царство только еще начиналось. Путь в Сибирь был общественной тайной тогдашнего города; знаменита была и характеризует эту торговлю «соболиная» ярмарка.

Общий вид Сольвычегодска.

Как Сухона в Устюге, так и здесь Вычегда беспрерывно занимается подмыванием берегов; жители прежнего города, теснимые рекой, переселились со старого места к соляным варницам, и таким образом возник нынешний город, называемый народом просто «Солью». Зыряне называют его «Сов-Дор», что значить соляный край. Семья Строгановых привела город к богатству, заведя в 1517 году свои соляные варницы; позднее, как говорят, Аника Строганов открыл Иоанну IV тайну существования Сибири, тайну торговли с ней, а Ермак покорил ее. С переездом Строгановых в Москву город быстро захилел, варницы его покинуты; но воспоминание о последних долгое время сохранялось в виде весьма значительной зловонной лужи посредине города. Вычегда, оставаясь верной своим привычкам, подходит к городу все ближе и ближе, точно преследует его и угрожает собору – последнему памятнику былого богатства и радения городу Строгановых.

Около 9-ти часов вечера пароход подошел к пристани, устроенной подле самого собора, стоящего на довольно возвышенном холме и окруженного деревянной оградой и березами. С парохода забросили на берег «легкость», то есть бечеву с тяжестью на конце, к которой прикреплен причал.

Сольвычегодск очень мал; он, так сказать, виден весь насквозь, так что приходится удивляться даже тому, где помещаются его 2.000 жителей. Это та блаженная страна, где дичь продается не по родам её, а просто по 1 руб. 20 коп. с пуда «пера». Тем величественнее вырисовывается в нем почтенное обличье его древнего Благовещенского собора, основанного в 1560 году именитыми людьми Строгановыми и богато одаренного ими. Внешность собора очень проста: поверх кубического корпуса пять небольших куполов на длинных шейках и отдельно стоящая колокольня. По верхнему краю стен тянется простенький, сложенный из кирпича, довольно широкий фриз; стены ярко выбелены, крыши выкрашены зеленой краской, так что по внешности собор ничего замечательного не представляет, – он вполне зауряден. Зато поразительна внутренность собора, имеющая полное право быть поставленной, – не по богатству, конечно, но по художественности, по высокому археологическому интересу, – рядом с лучшими образчиками Московского кремля, Киево-Печерской лавры, Ярославля. И это где же? В Сольвычегодске! И кем это сделано? Одной родовитой семьей верных сынов церкви и государевых слуг – Строгановыми. Мало на Руси храмов, сохранившихся в такой удивительной неприкосновенности: входя в него, вы входите в настоящий XVI век. Под пятью куполами с восьмигранными шейками, от самых вершин их донизу стены, развивается в древних, нетронутых рукой поправителя, фресках великая эпопея Библии и Евангелия. На стене, противолежащей алтарю, во всю ширину, живописаны ад и рай. И входите-то вы в церковь не прямо с земли, а поднимаетесь по крутой, высокой лестнице, минуете поперечную галерею и идете сквозь низкую дверь под грузной круглой аркой, составленной из трех выпуклых поясов. При входе в церковь, видны два тянущиеся к своду высокие, длинные, исписанные ликами святых столба, отчасти закрывающие величественный, четырехъярусный иконостас; в нижнем ярусе его, между образами, поблескивают золоченые коринфские колонки, шафты[11]11
  Шафт – здесь: ствол или тело колонны.


[Закрыть] которых словно насечены поперечными углублениями и, если хотите, напоминают не формой, но покровом своим столбики кукурузы; выше, в третьем ярусе иконостаса, на выступающих красивых кронштейнах поставлены витые колонки с коринфскими капителями. Пред образами иконостаса висят массивные бронзовые позолоченные паникадила, из которых каждое – археологическая замечательность; низ их состоит из круглых, шарообразных выступов удивительно гармонических очертаний. Люстра, очень небольшая, пред Царскими дверями повешена на трех широких металлических тесьмах и имеет понизу очень широкий, характерный металлический обод. Иконы собора все древние, все не подновленные; большинство их одето ценными ризами, и так и кажется, что мало им было места в алтаре и по иконостасу, и вот обогнули они по низу длинными поясами весь храм, обошли кругом все его стены и основания колонн; те, которые покрупнее, разместились внизу, которые помельче – заняли место повыше, и висят они бессчетные, вплотную одна к другой, и кажутся каким-то блистающим золотом риз, по черни ликов, удивительным ожерельем. Сколько времени должно было пройти, чтобы собрать здесь столько икон, сколько молитв совершено над ними, сколько печалей облегчено?!

Центром, собирающим в себя все это удивительное единение церкви, являются Царские врата, совершенно единственные, исключительные в своем роде. Они малы, узки, невысоки и состоят из арки о трех круглых, углубляющихся к алтарю частях; по бокам дверей имеются два столбика, составленные каждый из пяти шаров, связанных невысокими шафтиками о четырех гранях с утолщением к средине; шафтики образованы каждый из двух усеченных пирамидок, сложенных широкими основаниями. Над аркой дверей три образа, на самых дверях по три на каждом створе, по стольку же на каждом из столбиков, да еще два с наружной стороны их. Весь этот своеобразный комплекс самых простых геометрических фигур облицован довольно богатой прорезью, сделанной из олова, положенного на покрытую слюдой фольгу красного, белого, синего и зеленого цветов. В общем. Царские двери исключительно характерны, красивы и совершенно подходят к стилю всего храма. Вправо от алтаря замечательно по цельности и сохранности архиерейское место под сенью. Очень хороша своей простотой деревянная тень над алтарем. Фрески в алтаре и диаконнике тоже древние, необновленные. Любопытны изображения в рисунке стиха Херувимской: «ныне силы небесные с нами невидимо служат»; художник задался мыслью изобразить невидимое служение и поставил двух священнодействующих, голов которых не видно из-за пламени, обвившего их в самом пламени, образующем языками своими облики херувимов, – огненное изображение Спасителя, обвитого пламенной плащаницей.

Создав эту замечательную церковь, Строгановы богато одарили ее. Превосходны многие шитые образа, между которыми имеется несколько экземпляров с изображением того, как Качалов[12]12
  По преданию, Микита Качалов – один из убийц царевича Дмитрия, сына Ивана Грозного.


[Закрыть] зарезывает царевича Димитрия, душа которого – в виде дитяти – вылетает из него; самобытны такие же шитые изображения Благовещения: Ангел благовествует Богоматери, а в утробе её уже обозначен Св. Младенец. Перечислить все редкости собора невозможно. Очень любопытен складень, сделанный из доски с гроба митрополита Петра, с изображением на нем, между другими святыми, Василия Блаженного, осеняющегося двуперстным знамением. В подвальном помещении собора хранятся остатки от воска и саней Строгановых: на коже, почти ободранной, тисненные изображения козерогов, львов, и т. п. Подвал церкви состоит из отдельных палат, разной величины, совершенно темных, соединенных узкими проходами, с кольцами и засовами, служивших, видимо, и темницами, и казнохранилищем.

Сольвычегодский собор, на берегу пустынной, далекой Вычегды, окруженный малонаселенными лесными пространствами, нетронутый радетелями мишурного блеска в церковном благолепии, составляет явление совсем исключительное. Его, высящегося в темени и ветхости годов, следует беречь, как зеницу ока, и тем обиднее было узнать, что несколько времени тому назад совершенно частному человеку проданы были три из древних икон собора. Так ли это – и кто дал на это право? Ведь это двойное святотатство.

Совсем иное впечатление дает обзор мужского Введенского монастыря, основанного в 1568 году; в нем живут теперь только четыре монаха. Внутри кажется он и пуст, и бел, и негармоничен, и иконы-то его почти все без риз и оглавий, но зато наружность – одна из типичнейших и лучших, дошедших до нас в полной неприкосновенности. Это как бы огромный не то куб, не то четырехугольная башня, в четыре яруса окон. Пять куполов высятся над ней, а маленькая, гораздо позднее пристроенная, колоколенка робко жмется внизу, не достигая их почтенной вышины. Эта кубическая, по-видимому, бесформенная масса, оживлена тем, что имеет дробные карнизы и балюстрады; что она опоясана сверху и снизу по обходу невысокими, плоскими кокошниками; что посредине четырех фасов, наверху, на выступах, поднимаются, будто висят на воздухе, небольшие воротца-фронтончики, покоящиеся на витых колонках; что по нижним частям строения виднеются колонки коринфские, и что, наконец, здание не обелено и прочная кирпичная кладка, потемневшая от времени, придает ему тот спокойный, приятный колорит, который присущ древности и которого никакая краска не заменит. К несчастью, здание это не ремонтируется; портик его весь в трещинах и уже погнул не совсем прочные железные связи, его поддерживающие, до невозможности; пройти под ним, казалось, небезопасно: ступеньки покосились, потрескались, и в расщелинах плит растет трава и мох.

Обозрев Введенский монастырь, путники прошли в соседнюю с ним церковь Бориса и Глеба; от той церкви, в которую в 1570 году царь Иоанн пожертвовал два колокола, нет более и следа; нынешняя церковь – конца XVIII века.

Русская древняя архитектура. Введенский монастырь в г. Сольвычегодске, в его первоначальном виде (1688 – 1696).

В недалекой от неё Воскресенской церкви висит «всполошный колокол», тоже пожертвованный Иоанном. Предание гласит, будто это – знаменитый вечевой колокол и пред ссылкой сюда был, по приказанию царя, высечен. В народе существует вера в целебную силу таинственного колокола: больного ребенка держат под ним и звонят два-три раза; колокол достаточно велик, чтобы звуком своим произвести в положенном под него ребенке некоторую реакцию. Существует здесь поверье, что веревка от языка этого колокола способна устранить бесплодие женщины.

Из Сольвычегодска пароход ушел во втором часу дня. День был необычайно жаркий; солнце палило. Спустившись по Вычегде, путники осмотрели стоящий при впадении её в Двину Котлас, который, как выше сказано, является теперь конечным пунктом волго-двинского пути в виде пермь-вятка-котласской железной дороги, сооружение которой уже намечено. Посещены были обе церкви Котласа, и вслед затем, переехав на противолежащий берег Двины, путники присутствовали при рыбной ловле, причем пойманы были всякие представители местной рыбы, кроме стерляди и налима. Часа чрез два пути, в девять часов вечера, налетел сильный совершенно неожиданный шквал, и термометр упал сразу до 4°. Поверхность Двины подернулась пестрой порывистой зыбью, запрыгали по волнам зайчики, и низко-низко пригибались к воде прибрежные ивняки, похлестывая своими острыми, длинными листьями по неспокойным водам.