Текст книги "Сказки народов Африки, Австралии и Океании"
Автор книги: Константин Поздняков
Соавторы: Борис Путилов
Жанр:
Сказки
сообщить о нарушении
Текущая страница: 22 (всего у книги 36 страниц)
Перевод Т. Черниловской
ак-то заигрались семь девушек-сестер, которые жили в небе, и спустились с синего неба на высокие горы внизу, на земле.
На такие горы они спустились, где ледяные реки с шумом падают в бездну. Давно это было.
Долго жили те девушки в горах и очень тосковали и плакали, потому что не знали, как попасть обратно в свой небесный дом. И были те сестры прекрасны и холодны, как была прекрасна и холодна вода, струившаяся из ущелья.
Один человек, по имени Вурунна, поймал двух из семи этих девушек. И заставил их жить в своей хижине и сидеть с ним у костра. Стали эти сестры блекнуть и чахнуть. Но как-то посмотрели они в небо и увидели там пять своих сестер, которые указывали им на высокое дерево.
Подбежали те две девушки к дереву и стали умолять его помочь им попасть домой. Сжалилось дерево и начало быстро расти. Росло, росло и уперлось верхушкой в небо.
Вернулись обе девушки в свой небесный дом, и опять все семеро сестер были вместе. Правда, несчастные пленницы теперь были не такими яркими, как их сестры, а тусклыми и бледными. Так появилось созвездие Плеяды.
Печально смотрели на семь небесных звезд семь земных юношей племени Берай-Берай, любившие их на земле. Стало этим юношам горько и одиноко.
Но доброе дерево помогло и им. Поднялись юноши на небо и превратились в созвездие Ориона.
Каждую ночь смотрят они на своих возлюбленных и слушают их тихое пение.
В обработке А. Маршалла.
Перевод И. Архангельской
огда кенгуру и собака были людьми, повстречались они как-то на лесной тропе.
– Ты куда идешь, пес? – спросил кенгуру.
– Иду на охоту, – ответил пес.
– Я бы тоже пошел с тобой, – сказал кенгуру.
– Ладно, – сказал пес. – Пойдем со мной и будь мне другом.
Они собрали свои копья и воммеры[37]37
Стр. 381. Воммеры – копьеметалки. Приспособления в виде палок с желобком и упором для копья. С их помощью копья летели с большой силой на расстояние до 150 м. и точно поражали цель. Копьеметалка применяется также для отражения бросаемых копий, для добывания огня трением, ее используют в обрядах; знакам, нанесенным на копьеметалку, приписывается священная сила.
[Закрыть], и кенгуру спросил:
– Куда же мы пойдем?
– Да вон туда! – И пес повел кенгуру в горы.
Вскоре они подошли к речке. Берега у речки были глинистые. Там была и коричневая глина, и красная, и белая.
Они накопали копьями разноцветной глины и сложили ее холмиками возле себя.
– Попробуй разрисовать меня, – попросил пес кенгуру. – Разрисуй меня так, чтобы я стал похож на собаку[38]38
«Разрисуй меня так, чтобы я стал похож на собаку». – Аборигены считали, что живое существо можно создать, изобразив его. Цветной глиной они раскрашивали тела во время обрядов, ею рисовали священные знаки на предметах. Таким образом, употребление цветной глины в сказке способствует оживлению рисунков.
[Закрыть].
– Ладно, – сказал кенгуру. – Я разрисую тебя так, что ты станешь похож на собаку.
– Ты сначала раскрась меня коричневой глиной, – сказал пес. – Попробуй превратить меня в собаку.
Кенгуру разрисовал сначала голову собаки, потом шею, и брюхо, и грудь, и хвост, и четыре лапы.
– Гляди! – сказал кенгуру. – Я раскрасил тебя. Разрисовал все как полагается. Ты получился совсем как собака.
– Ты хорошо разрисовал, – похвалил его пес. – Ты разрисовал меня совсем как собаку.
– А теперь ты разрисуй меня, – попросил кенгуру.
– Ладно, – согласился пес. – Ложись.
– Ты меня кое-как не рисуй, – сказал кенгуру.
– А ты ляг, – сказал пес. – И я разрисую тебя так, что ты станешь кенгуру и поскачешь во всю прыть – хоп-хоп-хоп!
Пес разрисовал голову кенгуру, потом две передние лапы, потом брюхо, и хвост, и задние лапы.
– Вот ты и готов, – сказал пес. – Я тебя хорошо раскрасил. Я нарисовал все, что надо.
– Если ты все нарисовал, я должен стать кенгуру, – сказал кенгуру.
– Я все, все нарисовал, – подтвердил пес.
– Ну-ка попробуй залаять по-собачьи, – сказал кенгуру.
– Ладно, – согласился пес и залаял.
– А теперь догони меня, – сказал кенгуру. – Пробежимся немного.
– Беги вперед, – сказал пес, – а я побегу за тобой.
И вот они уже были не люди; они стали собакой и кенгуру.
Кенгуру поскакал вперед, а пес погнался за ним. Они пробежали по долине, перескочили через ручей и взобрались по склону холма, а пес все время лаял.
Потом они остановились отдохнуть.
– Как же мы назовем то место, где мы разрисовали друг друга? – спросил пес.
– Даже не придумаю, как бы нам назвать это место, – признался кенгуру.
– Назовем его Барл-барл, – решил пес.
– А теперь бежим дальше, – сказал кенгуру.
– Ладно, – ответил пес. – Беги вперед, а я залаю.
Долго они бежали. Перебрались еще через одну речку и очутились у подножия большой горы.
– Вот хорошее место, – сказал пес. – Давай взберемся на эту скалу.
– Давай, – согласился кенгуру. – Укуси меня за хвост, и я прыгну на самую вершину.
Когда пес тоже взобрался на скалу, он спросил:
– А как мы назовем это место?
– Назовем его Нумилукари и Бинаминками, – предложил кенгуру.
– Ладно, – сказал пес. – Теперь мы будем тут жить.
Там они и жили, и пес лаял с утра до вечера.
В обработке А. Маршалла.
Перевод И. Архангельской
давние времена жили у реки женщина и девочка. Женщина была девочке матерью и пообещала одному мужчине отдать свою дочь ему в жены.
Но девочка боялась его, и он это чувствовал. Глаза у него были черные, колючие, а когда он смотрел на девочку, они будто застывали.
Однажды он взял охапку травы и положил ее в дупло упавшего дерева. Потом сам забрался в дупло и обратился в змея.
Тут на ветку дерева села коричневая птичка, и змей позвал ее из дупла:
– Лети сюда, и гляди на меня, и говори со мной, пока я сижу в дупле.
– Ладно, – сказала птичка.
Мать услышала, как птичка говорит со змеем, и крикнула ей:
– Эй, птичка, кто это забрался в дупло?
Но птичка испугалась и улетела.
Девочка подошла к дереву и заглянула в дупло. Там было так темно, что сначала она ничего не увидела. Потом она разглядела в темноте чьи-то горящие глаза.
– Посмотри-ка, мама! – крикнула девочка.
Мать подошла, заглянула в дупло, но ничего не увидела.
– Никого там нет, – сказала мать.
Девочка опять поглядела в дупло и опять увидела горящие глаза.
– Там кто-то есть, мама!
– Я никого не вижу.
– А я вижу, – стояла на своем девочка. – Вижу два глаза.
– Если там кто-то есть, мы его оттуда выгоним, – решила мать. – Найди-ка мне палку подлиннее.
Девочка принесла длинную палку, и мать сказала:
– Я зайду с той стороны и потычу в дупло палкой. А ты сунь руку в дупло и хватай, если кто вылезет.
Девочка сунула в дупло руку, а мать стала тыкать длинной палкой с другого конца, и тогда змей укусил девочку.
Девочка отскочила от дерева, а змей выполз и сказал:
– Черные, красные и желтые! Отныне зовите меня змеем! Кого захочу, того и укушу.
И змей уполз прочь и полз весь день, покуда не добрался до своей страны. Он отыскал там большую скалу и свернулся клубком у ее подножия.
– Здесь я буду жить, – сказал змей. – Раньше я был человеком, а теперь я змей. И пусть меня зовут Ярабартбарт.
Он подхватил гнилую палку и бросил ее в залив. Потом заполз в большую трещину в скале и назвал эту трещину Бабартжейо.
Там он и прячется по сей день.
В обработке А. Маршалла.
Перевод И. Архангельской
те дни, когда жил Припригги, не было в небе путей-дорог. Звезды были тогда совсем юные и яркие и скучали в одиночестве, потому что не было на небе дороги, по которой они могли бы пойти в гости друг к дружке и поплясать в долгие темные ночи.
Так было до того, как появился Млечный Путь.
А на земле люди были счастливы, они часто пели и танцевали вокруг костров, на которых жарилась дичь.
Во все стороны тянулись по земле дороги, гладко утоптанные ногами друзей.
Припригги жил на длинной косе, в устье реки Пайн. Он был певец и танцор. Когда звучали во тьме гуделки[39]39
Стр. 386. Гуделки. – Инструмент этот был известен многим первобытным народам. Гуделки изготовлялись из дерева, им придавали форму, напоминавшую лезвие ножа, тело рыбы. Гуделка постоянно применялась в обрядах, и звучание ее должно было означать голоса предков и духов, явившихся для участия в обряде.
[Закрыть] и его братья по племени густо разрисовывали себя священной глиной, Припригги запевал песню и заводил танец. И песни, которые пели люди, были песнями Припригги, и танцы, которые они танцевали, тоже создавал Припригги. За это люди любили его, и он стал сильным, и гордым, и счастливым от их уважения.
Как-то утром, когда вернулись с охоты летучие лисицы[40]40
Летучие лисицы – рукокрылые млекопитающие наподобие летучих мышей, но крупнее. Повиснув вниз головой на ветвях деревьев, они пронзительно кричат и рычат друг на друга. На одном дереве их иногда собирается по нескольку тысяч.
[Закрыть] и затих шум их перебранки, Припригги взял свое копье и воммеру и пошел в мангровую рощу искать добычу.
Ночью должно было состояться большое празднество. Много племен собралось на корробори[41]41
Корробори – коллективные обрядовые пляски и пантомимы аборигенов, сопровождавшиеся песнями. Участники корробори с телами, разрисованными красками и цветной глиной, изображали тотемных предков и духов. У каждой общины были свои корробори.
[Закрыть]. Ночью мужчины будут стучать копьями, танцевать под музыку Припригги, весело хлопать себя по ляжкам и отбивать пятками дробь.
От его песен всем станет радостно и хорошо, и люди будут танцевать так же красиво, как и он. Но для праздника нужна еда, а Припригги был к тому же и хорошим охотником.
Еще не заалело на востоке небо, еще летучие лисицы висели на мангровых деревьях, словно черные плоды, а Припригги неслышно подкрадывался к огромному дереву, на котором спали самые большие и самые сильные летучие лисицы. Великая сила и мощь таилась на этом дереве.
Припригги зацепил воммеру за конец копья и откинулся назад, чтобы метнуть копье. Он спустил копье, и оно полетело вверх. Страшный шум и свист раздался от взмахов множества крыльев. Мангровые деревья закачались и загудели, словно в бурю, но еще громче вопила и пищала разъяренная стая.
Летучие лисицы ринулись вниз с вершин мангровых деревьев. Словно испуганные духи, проносились они меж ветвей.
Опустились они к Припригги, сцапали его и потащили наверх. Лисицы пробились сквозь зеленую завесу листвы и взлетели в небо. Черными полосами прочертили зарю крылья лисиц, которые уносили Припригги.
Люди из племени Припригги услышали свист и хлопанье крыльев, выбежали из хижин и увидели, что летучие лисицы уносят Припригги.
Те племена, которые пришли на корробори, тоже проснулись и тоже увидели, как Припригги, словно звезда, пронесся по небу. Он летел так быстро, что за ним тянулась струйка дыма.
Когда свист крыльев стих и пропал дымный след, с неба, из-за самой дальней звезды, люди услышали голос Припригги.
Он пел им свою прощальную песню. Это была самая последняя песня Припригги, и он пел ее с неба, и все знали, что там, на небе, он уже больше петь не сможет. Этой песней он прощался с людьми.
А они слушали его, и в их воображении зарождался новый танец, и вдруг все стали притопывать ногами, взмахивать руками и покачивать головой. И они запели прощальную песню Припригги, как пел ее он сам.
Той ночью ее пели все. И плясали новый танец под последнюю песню Припригги. Из всех танцев это был самый прекрасный танец, и из всех песен последняя песня Припригги была самой торжественной.
Люди пели и плясали, глядя вверх, и вдруг они увидели, как через небо протянулся Млечный Путь.
А прежде его там не было.
В обработке А. Маршалла.
Перевод И. Архангельской
те дни, когда аист и ворон были людьми, аист пригласил ворона к себе в гости.
– Я наловил сетью много рыбы, – сказал аист. – Приходи ко мне, поедим с тобой рыбы.
– Ладно, приду, – сказал ворон.
Ворон взял плетеную сумку и каменный топор и отправился к аисту. Погода стояла холодная. Ворон был голоден, он шел и думал о рыбе, которую поймал аист.
«Добрый малый этот аист, – сказал он сам себе. – Приятно, когда у тебя есть такой друг».
Шел ворон, шел и вдруг заметил, что в ствол одного дерева залетают пчелы.
– Э-э! Да это пчелиное гнездо! – вскричал ворон. – Поем-ка я сначала меда, а потом уж поем рыбы.
Он влез на дерево и прорубил каменным топором дыру в стволе в том месте, куда влетели пчелы. Потом сунул в дупло руку и вытащил один сот, который так и сочился медом. Он съел этот сот и вытащил другой, он ел и ел мед, пока не съел его весь. И не оставил ни капельки меда для аиста.
– У аиста вон сколько рыбы, – сказал ворон, обмывая руки в ручье. – А у меня рыбы нет!
Когда он подошел к стойбищу аиста, ворон увидел, что тот жарит на костре рыбу.
– Иди сюда, к костру, – позвал его аист. – Я приготовил тебе много рыбы.
Ворон сел у костра, взял большущую красно-рыбицу и стал ее есть.
– Вкусную я дал тебе рыбу, – сказал аист. – Вот съешь ее, а потом мы посидим, поговорим.
Ворон уплетал рыбу, а аист сидел и смотрел на него. И вдруг аист заметил в волосах у ворона кусочек сота и пчелу.
– Эге! – воскликнул он. – Да у тебя в волосах застряла пчела и ячейка сотов.
Ворон ничего ему не ответил. Он смаковал краснорыбицу.
Аист подумал-подумал и говорит:
– Перестань есть мою рыбу, а то ты испортишь мне всю рыбную ловлю. Заброшу я свою сеть в речку, и не попадет в нее ни одной рыбешки. Увидит рыба пчелу и ячейку сотов у тебя в волосах, испугается и уплывет.
Услышал ворон такую речь, встал и отошел от костра. Он сел на поваленное дерево и ничего не ответил аисту.
А тот сидел у костра и раздумывал о вороне.
– Ты чего туда ушел? – спросил он наконец.
– Чтобы не есть твоей рыбы, – сказал ворон. – Съем я твою рыбу, а она увидит пчелу у меня в волосах, и тогда ты не поймаешь своей сетью ни одной рыбины.
– Не надо так говорить, – сказал аист. – Это ведь твоя земля, ты волен делать что хочешь. Иди поешь еще рыбы.
– Нет, не пойду, – заупрямился ворон. – Не могу я есть твою рыбу, а то испорчу тебе всю рыбную ловлю. Забросишь сеть в речку, а рыба-то вся и уплывет. Ничего не поделаешь, аист, не могу я теперь есть твою рыбу.
Но аист надеялся уговорить ворона и все твердил:
– Иди поешь еще рыбы.
А ворон отвечал:
– Нет, не могу.
Наконец ворон разозлился. Он встал и сказал:
– Прощай, аист. Пойду-ка я домой, в те края, откуда пришел.
И ушел, даже не оглянулся на аиста.
Ворон жил на склоне горы, и называлась эта гора Аргулуп. Жил он в пещере, а внизу было большое озеро, где гнездилось множество лебедей.
В ту пору лебеди начали кладку яиц. Ворон взял корзину и пошел на озеро собирать яйца.
Яиц было так много, что он быстро набрал полную корзину. Он отнес яйца в пещеру и пошел собирать еще. Когда в пещере набралась большая груда яиц, ворон послал аисту приглашение: «Приходи ко мне есть лебединые яйца. У меня много лебединых яиц».
Передали аисту это приглашение, он подумал и говорит:
– Ладно, пойду. Хочется мне повидать ворона, поглядеть, как он живет.
И отправился в гости к ворону.
– Здравствуй, друг! – приветствовал его ворон. – Смотри, сколько я тебе яиц набрал.
Разжег ворон большой костер и испек яйца.
– Иди садись сюда, и я дам тебе яиц, – сказал он аисту. – Здесь тебе будет удобно.
Аист сел, взял яйцо и стал его есть.
А ворон не сводил с аиста глаз, покуда тот ел, и вдруг заметил у него в волосах несколько зеленых муравьев.
– Эге! – воскликнул ворон. – Да ты лакомился зелеными муравьями! Теперь ты испортишь лебединые яйца! Пропадут они все, ведь ты ел зеленых муравьев. Тому, кто ест лебединые яйца, нельзя есть зеленых муравьев, а кто ест зеленых муравьев, тому нельзя есть лебединые яйца. Первый раз в жизни вижу существо, которое ест лебединые яйца после зеленых муравьев. Вот что я тебе скажу, аист.
– Ах, так! – обиделся аист. – Тогда прощай!
– Прощай, – ответил ворон. – Не хочу я больше тебя видеть!
– И я тоже! Уж больше я не приглашу тебя в гости, – сказал аист и ушел.
Вот почему аиста и ворона теперь никогда не увидишь вместе.
В обработке А. Маршалла.
Перевод И. Архангельской
начала Нимбува был радугой, но ему опостылела одинокая жизнь, и он спустился на землю и превратился в рыбу Баррамунду.
Когда он был радугой, он часто смотрел из своего небесного дома на одну женщину. Она ныряла за корнями водяных лилий в лагуне, а двое ее детей играли на берегу. Она была красивая и когда выходила из воды, то вся сверкала, как коричневая рыба.
Нимбува полюбил ее и, как только превратился в рыбу Баррамунду, поселился в лагуне, среди водяных лилий, чтобы быть поближе к этой женщине.
Однажды стояла женщина вместе со своими детьми на берегу лагуны и вдруг услышала разговор двух ястребов.
– Посмотри-ка, там рыба, – сказал один ястреб. – Да такая огромная, что, наверное, нам с тобой ее не поднять.
– Слышишь, что говорят ястребы? – спросила мать девочку. – Видно, в лагуне плавает хорошая рыба. – Она взяла длинную острогу и сказала мальчику: – Ты с сестрой стой тут, подальше от воды, – а сама подошла к берегу и стала высматривать рыбу.
Она увидела Баррамунду почти на самой поверхности воды. В том месте было мелко, поэтому женщина вошла в воду и занесла над рыбой острогу.
Но Баррамунда юркнул в сторону, и женщина промахнулась. Она еще раз нацелилась острогой и опять промахнулась.
А в это время вода в лагуне стала медленно подниматься, и рыба стала все расти и расти.
Девочка увидела, что делается с рыбой, испугалась и закричала:
– Мама, убей ее! Смотри, какое чудовище!
– Это просто большая рыба, – ответила мать. – И я забью ее.
Она снова ударила острогой – и опять промахнулась. А вода все прибывала и прибывала, и рыба становилась все больше и больше.
Женщина все била и била по рыбе острогой, а вода все поднималась, и рыба все росла.
Вдруг Баррамунда подплыл под женщину, поднял ее на свой хребет и утащил прочь. Баррамунда понес женщину в свои края, и там он превратился в горный утес, а женщину превратил в каменный столб возле себя.
Девочка и мальчик побежали домой к отцу, и девочка сказала:
– Отец, случилось страшное несчастье! Наша мама увидела рыбу, а это была не рыба, а чудовище, и оно утащило ее.
Отец взял каменный топор:
– Я пойду и отрублю ему голову. Это Нимбува.
Дошел он до утеса и стал рубить Нимбуве голову, и, когда уже почти совсем отрубил, вдруг сам превратился в камень, и теперь стоит он рядом со своей каменной женой и Нимбувой.
Вот почему у скалистого утеса Нимбува в Арнемленде вершина похожа на голову с наполовину перерубленной шеей, и вот почему рядом с ним расположились два больших каменных столба.
В обработке А. Маршалла.
Перевод И. Архангельской
те времена, когда еще не было муравьев, жило на земле удивительное племя. Стоило только людям этого племени вскинуть вверх руки, как у них распахивались огромные крылья и они могли летать, будто летучие мыши. Звали этих людей кин кин, и все другие племена боялись их.
Кин кин были жестокие и коварные люди, и жили они в большой горной пещере. Посреди пещеры была глубокая огненная яма – там жил бог огня, которому поклонялось племя кин кин. В жертву богу огня кин кин приносили людей; они связывали их и бросали в огненную яму, и бог огня пожирал их. Однажды двое мужчин из племени кин кин летали над холмами и долинами – высматривали очередную жертву. Далеко внизу они заметили возвращавшихся с охоты братьев Уинжарнин. Братья были храбрые охотники и большие искусники, они славились во всех племенах своим умением лечить больных и всегда были рады помочь людям в беде. Все любили и уважали братьев Уинжарнин.
Два кин кина подлетели поближе к братьям, спустились на землю и пошли к ним навстречу. Братья поздоровались с ними приветливо, как они всегда здоровались со всеми. Они знали, что с кин кин опасно иметь дело и что они приносят людей в жертву своему богу огня, но, когда кин кин пригласили братьев в гости в свою пещеру, братья Уинжарнин согласились пойти к ним, потому что надеялись на свою силу и ловкость. К тому же им было любопытно посмотреть, как живет племя кин кин.
Кин кин радушно встретили братьев Уинжарнин и стали уговаривать их остаться на несколько дней, чтобы насладиться пиршеством и плясками, которые племя устроит в их честь.
Братья пробыли в племени кин кин три дня, а на четвертый день объявили, что им пора отправляться домой. Услышали это кин кин и стали упрашивать братьев остаться еще хотя бы на день, чтобы посмотреть священный танец «эму».
Братья Уинжарнин знали, что после священного танца «эму» всегда совершается жертвоприношение, но любопытство пересилило страх, и они остались.
Священный танец «эму» исполнялся вокруг священного огня. Ярко пылало пламя в пещере, и на стены ее ложились тени танцовщиц.
Исполняли этот танец только молодые девушки кин кин. Они стали в круг, и было похоже, что это страусы эму клюют пищу. Каждая девушка подняла руку, и тени от рук казались длинными шеями эму, и они качались и кружились по стене.
Девушки скользили по кругу, и эму-тени тоже скользили по стене и то становились большими и страшными, то делались такими же, как девушки.
Глядя на танцующие тени эму, люди обычно забывали обо всем на свете, они не могли оторвать глаз от теней, но братья Уинжарнин были настороже и все время помнили об опасности.
А кин кин не спускали глаз с братьев, и, когда им показалось, что тени совсем заворожили братьев, кин кин бесшумно поднялись и стали подкрадываться к братьям.
Но старший брат Уинжарнин увидел их из-за костра. Он увидел, как сверкают в темноте их белые зубы и горят глаза – словно огонь без пламени. И когда кин кин бросились на него, он вскочил на ноги, юркнул в сторону, и руки их схватили пустоту.
Так быстро вскочил старший брат Уинжарнин, что не успел поднять с земли свои копья, и нечем было ему защищаться от врагов. Тогда он понесся вокруг огненной ямы, а кин кин с визгом погнались за ним.
Уинжарнин как ветер несся вокруг костра, а кин кин не могли бегать так быстро, как он, и придвигались к огню все ближе и ближе, чтобы сжать круг.
Они все носились вокруг костра, но вот головы у кин кин совсем закружились, и все они один за другим попадали в яму.
Яростно взметнулось пламя, и огонь сожрал людей кин кин. Вот свалился в огонь последний кин кин, и не стало больше в мире людей кин кин.
Братья Уинжарнин выбежали из пещеры и спрятались в лесной чащобе, а на следующий день вернулись к пещере посмотреть, горит ли еще священный огонь в яме.
Но пещера исчезла. На том месте, где горел костер, был теперь муравейник, вокруг него ползало множество муравьев, и у некоторых из них были крылья.
С тех пор и живут на земле муравьи.
