Текст книги "Лик смерти"

Автор книги: Коди Макфейден

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 27 страниц)

Я снова посмотрела на потолок. Значимость Сары в этом деле была очевидна, бросалась в глаза. «Сара – единственный живой свидетель и утверждает, что знакома с убийцей. Вдобавок случай с Сарой отражает непоследовательность в поведении преступника. Он ее не убил. Он оставил девочку в живых, это входило в план его мести. И если то, о чем рассказала Сара, произошло на самом деле, убийца придерживался плана, который рассчитан на долгие, долгие годы. Он не параноик, способен контролировать свои желания и очень, очень умен. Тем хуже для нас. Подобных мстителей поймать гораздо труднее, чем сексуальных маньяков или ритуальных убийц. Не такие уж они и сумасшедшие».

В убийствах, совершенных из мести, как правило, больше ярости, чем пресловутого драйва. Они подразумевают полное истребление.

«Послания на стене, распотрошенные трупы не что иное, как признаки ярости. Здесь все сходится. Но кровавые рисунки на стене – это другое, это больше похоже на сексуальный акт. Чтобы было о чем вспомнить во время мастурбации. Мелочи. Самое главное – найти мотив для мести. А все остальное – это отклонения, которых у любого человека может быть предостаточно. Интересно, конечно, но бездоказательно».

И я вернулась к своим записям.

После убийства семейства Кингсли Сара требовала вызвать меня, однако встречу со мной планировала еще до того, как случилась трагедия.

«Почему со мной? По утверждению Сары, все станет ясно из дневника».

Я совершенно вымоталась. Хотела продолжить, но почувствовала, что на сегодня хватит. Сосредоточилась. «Итак, что у нас на завтра?»

Мы с Барри побеседуем с Сарой Кингсли.

Келли и Джин заканчивают обработку данных с места преступления в квартире Варгаса.

Каждый должен получить копию дневника Сары с предписанием его прочесть.

Хотя придется ждать до понедельника, мы должны собрать и тщательно проверить всю информацию о Саре и остальных жертвах и постараться найти ниточки, которые связывают этих людей!

Я прочитала свои записи и удовлетворенно кивнула. «У нас впереди долгий путь, но я уже поняла, с кем мы имеем дело. Я чувствую убийцу. Тем хуже для него. День еще не закончился, а я уже знаю, что он делал и почему».

Я положила ручку и позволила себе расслабиться. «Господи, как я устала! Скорее морально, чем физически».

Зазвонил мобильный. Определитель высветил «Томми». Я слегка приободрилась.

Томми Агилера был для меня больше чем друг, но еще не муж. Не просто любовник, а человек, которого я хотела бы видеть рядом с собой каждую ночь. Томми – моя надежда. Вот вкратце о нем. Он бывший агент секретной службы, а сейчас – консультант в частной охранной фирме. Мы познакомились, когда он еще работал агентом. Я расследовала преступление с участием сына сенатора от Калифорнии. Парень решил стать насильником и убийцей. Сенатор, будучи противником абортов, получал письма со страшными угрозами. Томми его охранял; в результате дальнейших событий ему пришлось застрелить «удачливого наследничка». Мои свидетельские показания оградили Томми от нападок и спасли его карьеру. Томми сказал мне тогда, что я могу рассчитывать на него в любую минуту. Я воспользовалась его предложением полгода назад. А потом произошла занятная история: я поцеловала его, а он меня. И даже больше – Томми меня раздел и, невзирая на мои шрамы, устроил мне сеанс страстной любви. Я разрыдалась, но это помогло мне исцелиться.

Да, Мэт был любовью всей моей жизни, родной душой и совершенно незаменимым человеком. Но я нуждалась в мужчине, который говорил бы мне комплименты и доказывал бы их состоятельность в поте лица. И Томми делал это с большим удовольствием. Мы занимались любовью три или четыре раза в месяц. Я много работала, он – тоже, и нас это устраивало. Удачное решение на тот момент.

Я взяла трубку.

– Привет, Томми.

– Как дела? Дай, думаю, позвоню. Не очень поздно?

Томми не слишком разговорчив. Дело не в стеснительности или бедном словарном запасе. Совсем нет. Просто он предпочитает слушать.

– Как ни странно, я только что пришла. Меня вызывали на место преступления.

– Я думал, ты в отпуске. Убираешься и все такое.

Томми был в курсе моих планов на выходные и знал, что ему не стоит приходить, пока я не выполню задуманного. Его способность понимать подобные вещи лишь подчеркивала глубину его терпения.

– Я и убиралась, но в доме с тремя трупами была девочка. С пистолетом у виска она требовала, чтобы вызвали именно меня. Пришлось забыть про отпуск.

– Ну и как?

– Было ужасно. Девочка осталась жива.

– Вот и хорошо, – ответил Томми и замолчал. – Я знаю, чем ты занималась сегодня. Не навязываюсь, но хотелось бы посмотреть, как ты.

«Действительно, как?» – подумала я и вздохнула.

– Довольно паршиво. Приедешь?

– Уже в пути, – ответил он и повесил трубку.

Меньше слов – больше дела. В этом весь Томми.

Томми постучал, я его впустила. Он взглянул на меня и, не сказав ни слова, подвел к дивану, усадил, сел рядом и крепко обнял. Я вздохнула и уткнулась лицом ему в грудь. Томми не утешал и не гладил по голове, но его сила и уверенность без слов давали понять, что он готов сделать для меня все, что угодно. Так я и сидела, положив голову на его могучую, словно скала, грудь, и чувствовала себя как у Христа за пазухой.

Томми – латиноамериканец, настоящий мачо, сильный и красивый, с гибким мускулистым телом танцора и жесткими руками убийцы. Он точная копия Келли, только в мужском обличье. Томми притягивает женщин как магнит, вызывая в них непреодолимое желание броситься в омут его темных настороженных глаз.

– Хочешь рассказать? – спросил Томми, нежно меня отстранив.

И я рассказала. Обо всем. О том, что было утром и что случилось днем, о Саре и растерзанных трупах Дина и Лоурель Кингсли, о ванне, наполненной кровью, и об убийстве Варгаса и неизвестной пока девочки.

– Действительно ужас! – произнес Томми.

– Да. И я не могла не взяться за это дело.

Он кивнул на листки, лежавшие на журнальном столике:

– Твои соображения?

– Угу.

– Я взгляну, ты не против?

– Если хочешь.

Томми собрал все листки, внимательно прочел, положил на место.

– Замысловато, – отметил он, качая головой.

– Так всегда бывает – поначалу. – Я посмотрела на него и улыбнулась: – Спасибо, что приехал. Мне уже чуть-чуть лучше.

– Всегда пожалуйста. – Он оглянулся. – А где же Бонни?

– Она у Алана и Элайны, до утра.

Томми задумчиво хмыкнул, и едва заметная улыбка заиграла на его губах. Я широко улыбнулась в ответ и пихнула его в грудь.

– Тихо, тихо, Томми! Я сказала, что мне лишь чуточку лучше, а ты уже вообразил бог знает что, как будто я без одежды!

Он еще раз хитро улыбнулся:

– Вообще-то я тебя всегда так представляю.

Шутки шутками, но, взглянув ему в глаза, я поняла, что за этой игривостью кроется нечто большее.

Как я уже говорила, Томми предпочитал слушать. Впрочем, он не просто слушал, а воспринимал. Глазами, ушами, всем сердцем. Он предлагал мне заняться любовью, потому что слышал, чувствовал меня, как никто другой, и знал, что я нуждаюсь в его утешении и разрядке.

Мы потянулись друг к другу, и губы наши встретились. Отчаяние лишь обострило мои чувства, и волна непреодолимого желания накрыла меня с головой. Обхватив Томми за затылок, я еще крепче прильнула к его губам и просунула ему в рот язык. Я словно пробовала Томми на вкус и прижималась так крепко, что оказалась у него между колен. А он, скользнув рукой мне под блузку, проник под бюстгальтер и твердыми мозолистыми пальцами прикоснулся к моим соскам. Ощущение было настолько острым, что я застонала и почувствовала его возбуждение.

Я всегда ценила секс хотя бы за то, что примитивное, первобытное чувство может сочетаться в нем с безграничной нежностью. Малая толика грубости и животной страсти в итоге доставит вам огромное удовольствие. И если вы чувствуете себя грязной, если чувства растрепанны, а напряжение не отпускает (именно в таком состоянии была я), секс придется вам как нельзя кстати.

Я откинула голову, все еще обнимая Томми за шею. А он, с затуманенными страстью глазами, продолжал гладить мои соски.

– Возьми меня! – крикнула я охрипшим голосом. – Сорви с меня одежду, перегни через диван и войди в меня прямо сейчас!

Он остановился на мгновение, пытаясь поймать мой взгляд, чтобы убедиться в сохранности моего рассудка.

Томми оторвался от меня, усадил на диван, вцепился в блузку, грубо задрал ее и, стянув через голову, отшвырнул. Быстро избавил меня от бюстгальтера. Немного помедлил, любуясь моей грудью. Бросил спиной на диван и стиснул в объятиях. Грубо, но совершенно не больно заставил изогнуться всем телом и запрокинуть голову так, что я едва не задохнулась от восторга. Приблизившись губами к моим соскам, он достаточно долго ласкал языком и посасывал их, заставляя меня изнывать от желания. Затем расстегнул мои джинсы и снял их вместе с трусиками. Теперь я была полностью раздета и лежала, раскинув ноги, влажная и возбужденная, как распутная девка.

Губы Томми спустились ниже, стали ласкать меня между ног, и я закричала, дрожа от наслаждения, моментально пронзившего мое лоно. Я потеряла счет времени; я смутно понимала, что происходит вокруг, ощущала себя порочной, словно Ева, познавшая грех, и похотливой, как кошка во время течки.

Томми прекратил свои ласки и встал. Сквозь дымку оцепенения я наблюдала, как он раздевается, увидев же его без одежды, зарычала, как последняя блудница, и вся подалась к нему, когда он натянул презерватив. А он схватил меня за запястья, привлек к себе, приподнял, перевернул в воздухе и положил животом на подлокотник дивана, так что лицом я уткнулась в подушки.

Я чувствовала, как он вошел в меня сзади и, положив одну руку мне на бок, а другой схватившись за плечо, все глубже и глубже проникал внутрь, с лихвой удовлетворяя моим требованиям. Как дикий, необузданный зверь.

Мне так нужна была его несокрушимая сила, и она нахлынула на меня всей мощью прилива, а отступив, унесла с собой трупы и воспоминания о них. Я отдалась Томми без остатка и взамен получила то, о чем мечтала, – простое, безыскусное очищение. Я испытала несколько оргазмов, прежде чем Томми достиг своего; когда это случилось, он напрягся всем телом и крепко вцепился пальцами в мое плечо, но не поранил, лишь причинил мгновенную сладкую боль. Все закончилось; мы оторвались друг от друга, упали на диван и вновь обнялись, изнуренные, удовлетворенные и дрожащие.

– Класс! – произнес он, посмотрев на меня.

Я согласно улыбнулась и заглянула ему в глаза.

– Спасибо, Томми!

– Всегда пожалуйста, – ответил он, и хитрая улыбка вновь заиграла на его губах, – в любое время!

Я улыбнулась и поцеловала его в шею.

Дрожь потихоньку прошла. Мысли о трупах все еще копошились, но уже далеко, где-то на задворках сознания.

Томми высвободился из моих объятий и пошел на кухню. А я провожала его восхищенным взглядом, не в силах налюбоваться. Он принес себе пиво, а мне – бутылку воды, уселся рядом, и мы вновь обнялись. Сделав глоток, я принюхалась.

– Пахнет сексом.

– И как же он пахнет?

– Как… – И я улыбнулась, откинув голову. Слова пришли сами собой: – Как свежий пот и вымытый член.

– Пикантно и поэтично, – заметил Томми и поцеловал меня в шею. – Ты потрясающая женщина.

– Признайся, что ты любишь меня за то, что я умная.

– Нет. Мне нравится, что ты умная, но люблю я тебя за твою попу.

– За задницу.

– Что?

– Ты сказал «попа», как в детском саду. Скажи «задница».

– Не могу.

Я повернулась и удивленно взглянула на него:

– Ты смеешься надо мной?

– Нет.

Я заглянула ему в глаза и, поняв, что он не шутит, тесно прижалась к нему спиной и захихикала.

– А ты, оказывается, пай-мальчик, прямо бойскаут. Вот не знала.

– Опытный скаут, честно говоря.

Я не вытерпела и затряслась от смеха. Мои прикосновения переросли в нечто большее, и Томми доказал, что уж значок «За сексуальную доблесть» у него есть наверняка.

Прошел час. Обнаженные, мы лежали на ковре, закинув ноги на журнальный столик.

– Я вот думаю: неужели это все мне? – радостно сказал Томми.

– Такой был гадкий день… и все же не бывает худа без добра.

– Поговорим об этом? У меня есть кое-какие соображения.

Я посмотрела ему в лицо:

– И какие же?

– Ты сказала, жертвы истекали кровью в ванне. Ты знаешь, что для этого они должны были оставаться живыми. Так?

– Угу.

Кровь не польется из трупа. Сердце ведь уже остановилось.

– Но убийца должен был их усмирить. Ты что-то говорила про наркотики. Думаю, ты права. Держу пари, он воспользовался препаратом, расслабляющим мышцы. Таким образом, жертвы знали о том, что с ними происходит. И это еще больше возбуждало преступника. – Томми пожал плечами. – Всего лишь мысли.

Я провела рукой по завиткам волос на его груди. Он не мохнатый, как плюшевый мишка, а как раз такой, как мне нужно.

Я поняла, что Томми прав. Я лишь в общих чертах описала ему события прошедшего дня, а он уже успел их проанализировать и сделать вывод об умственных способностях преступника, о его желаниях и чувствах, которые он испытывал, утоляя эти желания.

«Я думала о наркотиках, но мышечные релаксанты – более конкретная вещь… Стоит взять на заметку. Томми, дорогой, когда ты успел об этом поразмыслить? До того, как мы занимались любовью, или после? Может, во время? А я бы снова не прочь… Люди, которых я видела сегодня, в большинстве своем были мертвы. Но я-то – нет. Секс – это способ почувствовать, что ты еще жив».

Моя рука скользнула ниже и кое-чем завладела.

– Все догадки я проверю завтра, – сказала я. – А сейчас я хочу тебя. Так что соберись с силами, как тебя учили на секретной службе, и выполни свой долг.

Он легонько ущипнул меня за сосок, поставил на пол бутылку пива… и еще один час мы провели, доказывая, что живы.

Мы лежали обнявшись, изнуренные, опустошенные и счастливые.

– Знаешь, что я подумал? – сказал Томми, нарушив наше уютное молчание.

– Похоже, ты действительно размышляешь во время секса!

– Все самые умные мысли приходят ко мне, когда я голый.

– Ну и?

– И боль, и правосудие объединяет один мотив.

– Да, я знаю.

– Правда? – удивился он.

– Мотив старый и совершенно избитый, – сказала я. – Ненависть.

– Подумать только, ведь я мог тебя опередить.

Я поцеловала его в шею.

– Не расстраивайся. Но когда же ты нашел время подумать об этом?

– Оргазм прочищает мозги, – широко улыбнувшись, ответил Томми.

– Значит, тебя осенило?

Он закатил глаза.

И вдруг я осознала, что мне стало лучше, гораздо лучше. Было так плохо, а Томми позвонил и приехал. Мы любили друг друга и разговаривали о работе, и… И меня поразила еще одна мысль: «Господи, неужели мы вместе?» Эта мысль показалась непривычной, чужой и в то же время успокаивающей и давно знакомой. Когда вы замужем или женаты много лет, появляется ощущение надежности, уверенности в том, что дома вас ждут. Если кто-нибудь вас подведет, предаст или умрет на ваших руках, вы всегда найдете поддержку у родного человека. Он никогда не оставит вас в беде. Лишиться его – значит потерять часть себя и каждую ночь умирать от желания, ощущая обманчивое присутствие на опустевшей кровати.

Неужели мы переступили эту грань? Ту, которая отделяет легкомысленные связи от серьезных отношений?

– Ты что-то хотела сказать? – спросил Томми.

– Да нет, просто… – я тряхнула головой, – просто подумала… о нас. Не обращай внимания.

– Не делай этого.

– О чем ты?

– Если ты думаешь о чем-нибудь, не стоит говорить, что твои мысли ничего не значат. Можешь не рассказывать, только не говори, что это не важно.

Я внимательно посмотрела ему в глаза и обнаружила в них лишь искреннее участие и ни грамма раздражения.

– Извини, я просто размышляла… – У меня перехватило дыхание. Почему так трудно сказать это вслух? – Томми… мы – вместе?

– И это все? – спросил он и улыбнулся. – Конечно, вместе.

Я даже охнула в ответ.

– Послушай, Смоуки, я не говорю, что настало время жить под одной крышей или пожениться. Но безусловно, мы вместе. Так мне кажется, во всяком случае.

– О Боже!

Он изумленно тряхнул головой.

– Ты была замужем много лет, для тебя слово «вместе» значит любовь и брак. Ты привыкла к тому, что «вместе» – значит любовь и брак. Но я тебя не люблю.

Что-то оборвалось у меня внутри, я даже почувствовала тошноту.

– Не любишь?..

Он протянул ко мне руку и погладил по щеке.

– Прости, наверно, прозвучало грубо. Я совсем другое имел в виду. Я хотел сказать, что не произнесу этих слов, пока сам не буду в них уверен. Я еще не готов. Я знаю, такой момент настанет, если мы будем продолжать в том же духе. И в один прекрасный день я проснусь и пойму, что люблю тебя. Все к этому идет. Мы – вместе.

Я даже задрожала.

– Правда?

– Разумеется. Что ты об этом скажешь?

Я ласково прижалась к нему.

– Хорошо звучит, – ответила я, сознавая, что Томми не слукавил. Мне действительно понравилось.

Так будет лучше, честнее. И призрак Мэта не возражал.

«А как же Квонтико? Позволить Томми полюбить себя и оставить его ни с чем? Еще один довод, который нельзя не принять в расчет».

Хорошо, когда есть выбор. Однако я понимала, что сделать его непросто. Ведь своим решением я могу обидеть Томми.

«Проще всего взять и начать все сначала. Конечно, если я решу принять предложение, Алан, Келли и Элайна расстроятся и захотят меня вернуть. Но нас связывают давние и слишком крепкие узы, и мы не потеряем друг друга из виду. С друзьями и родственниками можно жить врозь, а с парнем, который тебя полюбит, нет, – сказала я себе. – И не забудь о своей молчаливой приемной доченьке, о подруге, подсевшей на таблетки, и о „Раз2трислезыу3“. Помни о доме, в котором не успела навести порядок, о подруге, которая только что победила рак, и о том, что могилы Мэта и Алексы здесь, а не в Виргинии. Кто принесет им цветы?»

– Знаешь, чего я хочу? – прошептала я Томми, заставляя призраков исчезнуть.

Он покачал головой.

– Чтобы ты отнес меня наверх и помог уснуть.

Не проронив ни слова, Томми взял меня на руки и понес на второй этаж. Мы прошли мимо комнаты Алексы, но я и не вспомнила, где нахожусь. Наконец в надежных объятиях я спокойно заснула. Томми понимал меня, он был со мной, мой верный страж, мой защитник от мертвых.

Глава 14

– Утром я звонил в больницу, – сказал Барри, когда мы шли с ним по автостоянке. – Говорят, что девочка оправилась от шока. Кроме синяков на запястьях и лодыжках, никаких телесных повреждений у нее не обнаружили.

– Ну, я нечто подобное и предполагала. – Я поделилась с Барри мыслями, которые пришли мне в голову ночью, в том числе и предположением о мести как о возможном мотиве.

– Любопытно. Чего я не пойму, так это присутствия Сары. Если вычеркнуть ее и Кингсли, все имело бы хоть какой-то смысл. Варгас долгое время занимался сексом с детьми. Может, он тоже колотил их палками по ногам. Один ребенок вырос, отыскал его и убил. Это даже объясняет, почему убийца так мягко поступил с девочкой: закрыл ей глаза, не изуродовал.

– Да.

– Но Сара и семейство Кингсли? Не понимаю, они-то тут при чем? – Барри пожал плечами. – И тем не менее действительно похоже на месть.

– Может, Сара прольет хоть какой-нибудь свет?

– Подожди секундочку, – нервно попросил Барри, когда мы подошли ко входу. – Я покурю.

Я улыбнулась, глядя на него.

– Тоже не любишь больницы?

Пожав плечами, он прикурил.

– Недавно в больнице у меня умер отец. С чего мне их любить?

Барри выглядел изможденным. Я заметила, что на нем та же одежда, в которой он был накануне.

– Ты что, вообще домой не заходил? – спросила я.

Он сделал несколько затяжек и покачал головой:

– Нет. Симмонс закончил почти в семь утра. А я еще должен был вызвать пару компьютерщиков. Они до сих пор там.

– Почему?

– Да у мальчишки, Майкла, или как там его, на компе установлена суперсложная защита. Мне давали кое-какие инструкции, но это выше моего понимания. Вот ввести неправильный пароль, который начисто сотрет весь жесткий диск, – всегда пожалуйста.

«Эй, попробуй-ка „Раз2трислезыу3“. Чем черт не шутит!» – подумала я и произнесла не моргнув глазом:

– Интересно.

– Вроде у них получается. Говорят, это заказная работа, такую абы кто не сделает, только настоящий хакер. И представляешь, они считают, не мальчишка установил пароль.

– Почему?

– Слишком сложно. Что-то вроде криптографической защиты. Как у военных.

– Дело рук преступника?

– Не исключено.

– В ней может быть определенный смысл. Убийца что-то хочет нам сказать. Вот почему он исписал стены и сообщил о Варгасе.

– Обожаю, когда ребята так ловко работают. Значит, они вот-вот взломают чертову защиту.

– Еще что-нибудь нашли?

– У нас только следы от его ног и компьютер. Ни отпечатков, ни волос, ничего. Хотя следы вполне четкие. Мы настигнем его и обязательно поймаем. Как я уже сказал – порвем к чертовой матери. Трупы отправили к судмедэксперту, посмотрим, что там случилось. От Келли новости есть?

– Я с ней еще не разговаривала. Позвоню после встречи с Сарой.

– Может, здесь он тоже сглупил? – Барри еще раз глубоко затянулся. – Кстати о девочке. Я пока знаю немного. В семье Кингсли она появилась чуть больше года назад, ее настоящее имя Сара Лэнгстром.

«Сара Лэнгстром, – подумала я. – Не поевши, не выговоришь».

– Я навел справки, – продолжал Барри. – В пятнадцать лет ее арестовали за хранение наркотиков – курила марихуану прямо на автобусной остановке, средь бела дня. Больше на нее ничего нет. Утром я взял личное дело Сары в учреждении социальной защиты.

– Она сказала, что ее родителей убили, когда ей было шесть лет.

– Великолепно! Страсть люблю счастливые развязки. – Барри вздохнул. – Как ты собираешься с ней разговаривать?

– Совершенно искренне и прямо. – Я тряхнула головой. – Если девочка почувствует, что мы с ней лукавим, не принимаем ее всерьез, она перестанет нам доверять. Впрочем, вряд ли она сейчас нам доверяет.

– Логично.

Барри сделал последнюю затяжку и бросил окурок на асфальт.

Сара лежала в отдельной палате в детском отделении. У дверей Барри поставил охранника – все того же молоденького Томпсона.

– К ней никто не приходил? – спросил Барри.

– Нет, сэр, никто.

– Пусти-ка нас.

Внутри оказалось довольно мило для больничной палаты, хотя даже о самой распрекрасной из них я не могу думать без содрогания. Стены окрашены в мягкий бежевый цвет, а на полу нечто вроде ламината. «Лучше, чем неизбежный белый линолеум с зеленоватыми стенами», – призналась я сама себе. В большое окно лился солнечный свет (шторы были отдернуты). Кровать Сары стояла у окна. На звук наших шагов девочка повернула голову.

– О Господи, – еле слышно пробормотал Барри.

Сара выглядела маленькой, бледной и уставшей. Барри был явно потрясен – еще одно качество, которое мне в нем импонировало. Он, несмотря на службу, не сделался черствым циником.

Я подошла к кровати. Сара не улыбнулась, зато и прежнего равнодушия в ее глазах я не увидела. Уже хорошо.

– Здравствуй! Как ты себя чувствуешь? – спросила я.

– Устала, – произнесла девочка, пожав плечами.

– Это Барри Франклин. – Я кивнула на Барри. – Следователь, который занимается твоим делом. Он мой друг, и я попросила его взяться, потому что доверяю ему.

– Здравствуйте, – безразлично произнесла Сара, взглянув на Барри, а затем повернулась ко мне. – Я поняла, – печально вздохнула она, будто смирилась со своей судьбой. – Вы мне не поможете.

Я удивленно взглянула на нее:

– Сара, милая, следствие всегда ведет полиция. Так положено. Это не значит, что я осталась не у дел.

– Вы не врете?

– Нет.

Прищурившись, она подозрительно посмотрела мне в глаза, словно пыталась найти в них подтверждение сказанному.

– Ну ладно… я вам верю.

– Вот и славно.

Надежда пополам с отчаянием отразились на ее лице.

– Вы забрали мой дневник?

– Я не могла забрать сам дневник, – сказала я, тщательно подбирая слова. – У нас существуют определенные правила обращения с вещами, найденными на месте преступления. Но, – сказала я, чуть повысив голос, когда увидела ее поникшее лицо, – у меня есть фотоснимки каждой странички. Мне их распечатают сегодня, и тогда я смогу все прочесть. Как если бы читала сам дневник.

– Сегодня?

– Обещаю.

Сара еще раз окинула меня долгим подозрительным взглядом.

«Она мне не верит, – подумала я, – уже никому не верит. Кто в этом виноват? А ты действительно хочешь знать?»

– Сара, – произнесла я, стараясь, чтобы мой голос звучал ровно и ласково, – нам нужно задать тебе несколько вопросов. О том, что вчера случилось. Ты готова ответить?

И вновь этот взгляд, опустошенный и безразличный, взгляд много повидавшего человека. Так смотрят жертвы.

Ведь легче быть безразличным, чем жить в постоянной тревоге.

– Наверное, – ответила она безжизненным голосом.

– Ты не против, если Барри останется с нами? Все вопросы буду задавать я. А он просто сядет в сторонке и послушает.

– Мне все равно. – Сара махнула рукой.

Я пододвинула стул к кровати. Барри сел возле двери. Так, не навязываясь, он мог слышать каждое наше слово и дать возможность Саре забыть о его присутствии. Для жертвы вспоминать – процесс очень личный, все равно что делиться тайной. И Барри это знает. А еще он знает, что Сара должна быть совершенно спокойной, чтобы разделить свою тайну со мной.

Девочка отвернулась к окну и подставила лицо солнцу. Руки лежали поверх одеяла, и я обратила внимание на ее ногти, покрытые черным лаком.

– Сара, ты знаешь, кто это сделал? – задала я главный вопрос. – Знаешь ли ты, что за человек убил семью Кингсли?

– Нет, я не знаю, кто он, не знаю, как его зовут и как он выглядит, – произнесла девочка, продолжая смотреть в окно, – но он и раньше был в моей жизни.

– Когда убил твоих родителей?

Она кивнула.

– Ты говорила, тебе тогда было шесть.

– Это случилось шестого июня, – сказала Сара. – В мой день рождения, в мой самый счастливый день рождения…

У меня перехватило горло от такого откровения, и даже на секунду пропал дар речи.

– Где это произошло?

– В Малибу.

Я взглянула на Барри. Он кивнул и сделал пометку в блокноте, чтобы мы смогли выяснить все подробности этого старого преступления, если оно действительно было совершено.

– Ты помнишь, что именно тогда случилось? Когда тебе исполнилось шесть?

Я ожидала, что она задумается, но…

– Я все помню.

– Как ты поняла, что человек, убивший вчера семью Кингсли, является тем же человеком, который убил твоих родителей десять лет назад?

Она посмотрела на меня обреченно, но с выражением приглушенного гнева.

– Глупый вопрос!

– А какой же вопрос не будет глупым?

– Почему это тот же человек?

Ну конечно. Она права. Самый подходящий вопрос.

– Так ты знаешь почему?

Она кивнула.

– Хочешь мне рассказать?

– Я расскажу, только немного, обо всем остальном вы прочитаете.

– Договорились.

– Он, – произнесла Сара, преодолевая себя, словно пыталась найти подходящие слова, – он сказал мне однажды: «Я переделаю тебя по моему собственному образу и подобию!» Однако не объяснил, что это значит. Вот его слова: на меня и на мою жизнь он смотрит как скульптор на глину; я – его скульптура. Он даже придумал для нее имя… название.

– Какое же?

Сара закрыла глаза.

– «Загубленная жизнь».

Барри прекратил писать, а я уставилась на Сару, пытаясь переварить услышанное. «И все-таки он организованный. Организованный, но одержимый особенным, всепоглощающим желанием. Месть – это мотив, а разрушение жизни Сары – ее неотъемлемая часть, причем немалая».

Сара продолжала рассказ, голос ее стал слабее и звучал будто издалека.

– Он многое предпринял, чтобы изменить мою жизнь, сделать меня несчастной и заставить жить в ненависти, чтобы я всегда оставалась одна. Чтобы меня изменить.

– Он когда-нибудь говорил почему?

– Говорил, в самом начале: «И хотя ты ни в чем не виновата, твоя боль – это мое правосудие». Я не поняла тогда. Не понимаю и сейчас. А вы? – Сара посмотрела на меня проницательным, испытующим взглядом.

– Не совсем. Мы считаем, что это своего рода месть.

– За что?

– Пока не знаем. Ты говорила, этот человек предпринимал некие действия с целью изменить твою жизнь, изменить тебя. Какие?

Сара долго, долго молчала. Не могу объяснить, что проскользнуло в ее глазах, только знаю: в них затаилось огромное горе, горе, к которому она привыкла.

– Это из-за меня, – еле слышно промолвила девочка. – Он убивает всех, кто ко мне хорошо относится или только собирается проявить доброту. Он убивает то, что я люблю, и тех, кто любит меня.

– И никому не удалось спастись?

В одно мгновение тихий голос Сары превратился в оглушительный рев, поразивший меня. Ее синие глаза засверкали.

– Все в моем дневнике! Только прочтите! Сколько же раз я могу об этом просить! Господи-и-и-и! Сколько?!

Она вновь повернулась к солнцу. Дрожа, трепеща и подергиваясь от переполнявшего ее гнева.

Я физически ощущала, как она уходит в себя.

– Прости, – ласково сказала я. – Обещаю, что обязательно прочту. Каждую страничку. Только мне необходимо выяснить, что случилось вчера. В вашем доме. Ты должна что-нибудь помнить.

Сара молчала. Ее гнев испарился. Она выглядела уставшей.

– Что вы хотите знать?

– Начни сначала. Что вы делали перед тем, как пришел убийца?

– Это было утром, около десяти. Я надела ночную рубашку.

– Ночную рубашку? Зачем?

Сара улыбнулась – и вновь это была улыбка старой уродливой ведьмы, которая поселилась у нее внутри.

– Майкл велел.

Я нахмурилась:

– Зачем?

– Да затем, чтобы трахнуть меня! – сказала она, склонив голову набок.