Текст книги "Лик смерти"

Автор книги: Коди Макфейден

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 27 страниц)

Разумеется, родители никогда не рассказывали мне о своей сексуальной жизни. Но, черт возьми, они были люди, самые дорогие мне люди, и я хочу, чтобы вы почувствовали их живыми, влажными от пота и веселыми. И когда им будет больно, когда они будут плакать и умирать, вы это тоже ощутите, договорились?

Кое-что я выяснила после, когда задавала вопросы. Я спрашивала Кэти, например, и она была откровенна со мной. Вряд ли у нее возникнут проблемы из-за моей повести. Во всяком случае, надеюсь.

Что-то я описала так, как ощущала сама или как думала об этом. Хотя я стала старше, мои детские воспоминания о хорошем и плохом не изменились, они правдивы. И сейчас, когда мне почти шестнадцать, я могу озвучить то, о чем я думала в шесть лет, и в девять, и позже.

Некоторые вещи поведало мне чудовище. Кто знает, что это за правда?

Ладно, ладно, понимаю – вступление затянула…

Но как я должна начать? С „жили-были“? А почему бы и нет? Пусть моя повесть начнется словами из сказки. Все равно она закончится там, где закончилась: внизу, в той самой пропасти, на дне которой плещется и булькает вода, напоминая чмоканье губищ огромного великана. Когда вы будете читать, этот образ поможет вам думать о моей истории как о страшном сне. Вот что я сотворила. Черный цветок. Книгу видений. Полуночный провал в пропасть. Так присоединяйтесь – мы вместе посмотрим мой сон, и вы увидите кошмар наяву, широко открытыми глазами.

Жила-была маленькая девочка по имени Сара. Сара, для которой свет еще не превратился в тонкую белую линию и которая еще не повстречалась с Безумцем.

Да, да, это чистая правда, но не так я хочу начать.

А вот так. Жила-была женщина, чистый ангел, и она была моей мамой. Первое, что я вспоминаю, когда думаю о ней: как же она любила жизнь. А потом всплывает в памяти ее улыбка. Мамочка улыбалась всегда. Она перестала улыбаться лишь после того, как он убил ее. Это было последним, что я запомнила – и буду помнить до конца жизни.»

История Сары
Часть I

Глава 18

Взглянув на жену, Сэм Лэнгстром озадаченно покачал головой.

– Давай-ка разберемся, – сказал он, едва сдерживая улыбку. – Я спросил, когда нам нужно выйти, чтобы отвезти Сару к зубному врачу. А тебе для этого нужно знать, сколько времени сейчас?

– Ну да, и что? – сказала Линда и нахмурилась.

– Дорогая, речь о приеме у врача. Время-то уже назначено. Раз мы знаем, сколько нам потребуется, чтобы добраться до клиники, какое отношение настоящее время имеет к тому, во сколько нам нужно выйти?

Линда рассердилась и посмотрела мужу в глаза. Она обнаружила в них насмешливые огоньки, которые всегда вызывали у нее улыбку. Его глаза словно говорили: «Я смеюсь, но не над тобой. Просто я люблю твои причуды!»

Он действительно любил ее причуды, а она, без сомнения, знала об их наличии. Линда была ужасной хозяйкой – Сэм отличался аккуратностью. Она привыкла блистать в свете – он предпочитал сидеть дома. Они были такие разные – она вспыльчивая, он терпеливый, – но это не имело значения. Своими различиями они лишь дополняли друг друга, как испокон веков происходит у многих семейных пар. И в тот период жизни, когда убийца встал на их пути, они были единым целым и обожали друг друга и верили друг другу до самой смерти, несмотря ни на что. И бесконечно, самозабвенно любили Сару, свою дочь. Она стала воплощением их общей цели: любить и быть любимыми.

Хотя их души слились воедино, в некоторых вопросах им трудно было найти общий язык. Вот и на этот раз творческая натура Линды натолкнулась на здравый смысл Сэма.

– Ну как же, – улыбнулась и Линда, – здесь все взаимосвязано и одно вытекает из другого. Если бы мы должны были выйти в 12.30, чтобы успеть к назначенному времени, а в этот момент уже было бы 12.15, то, учитывая, что мне необходимо 20 минут, чтобы собраться, значит… – Линда пожала плечами, – мы вышли бы в 12.35, только ехать нам пришлось бы чуточку быстрее.

Сэм покачал головой. В глазах его отразились насмешка и удивление.

– Что-то с тобой не так.

Линда шагнула к нему и поцеловала в нос.

– Ты же любишь мои прекрасные недостатки. Так сколько сейчас времени?

Он взглянул на часы:

– 12.10.

– Ну вот, и смотри, глупенький. Значит, мы выйдем в 12.30. Ничего мудреного.

Сэм не мог больше сдерживаться и рассмеялся.

– Чудесно, – сказал он. – Я пока выпущу зверье погулять и соберу лапулю.

Под «зверьем» подразумевались два черных лабрадора, которых супруги Лэнгстром любя прозвали «черные бестии». Сара предпочитала прозвище «глупыши». Эти два невоспитанных охламона, совершенно не подходящих для приличного общества, представляли собой шестьдесят фунтов безграничной любви и преданности.

Сэм открыл небольшую загородку, которую специально соорудил для того, чтобы преградить «зверью» доступ в другие комнаты. Благодарные собаки тут же бросились к нему и потерлись о его ноги.

– Спасибо, Бастер, – сказал Сэм песику поменьше.

«Не за что», – ответил тот, виляя хвостом и улыбаясь во всю свою собачью пасть. Более крупная Дорин нарезала вокруг хозяина круги, подобно акуле, вновь и вновь задавая один и тот же безмолвный, но вполне очевидный вопрос: «Еще не пора? Еще не пора? Еще не пора?»

– Прости, Дорин, – ответил Сэм. – Похоже, обед сегодня задерживается, но… – Сэм замолчал и многозначительно посмотрел на собаку выжидающим взглядом, – если вы, ребятки, выйдете на улицу, то получите угощение.

При слове «угощение» Дорин подпрыгнула, как кузнечик, всем своим видом выражая состояние запредельного счастья, словно кричала: «Ура, ура, ура!»

– Знаю, знаю, – ответил Сэм, улыбаясь. – Папа хороший, папа замечательный.

Он подошел к буфету и вытащил парочку лакомых косточек из пачки собачьего корма. Дорин продолжала скакать, как кузнечик, – теперь она и вовсе обезумела от радости.

Бастер не прыгал, он предпочитал вести себя более достойно, однако тоже выглядел вполне счастливым.

– Вперед, мальчишки и девчонки, – сказал Сэм и направился к раздвижной стеклянной двери, которая вела во двор.

Он переступил порог. Зверье последовало за ним. Тогда Сэм прикрыл дверь и встал, держа по косточке в каждой руке.

– Сидеть.

Собаки повиновались, не сводя глаз с вожделенного лакомства. Сэм опустил руки так, чтобы они оказались на уровне собачьих голов.

– Ждать, – предупредил он.

Если бы собаки попытались схватить угощение раньше отмены этой команды, им пришлось бы ждать намного дольше, а это совсем не входило в их планы.

– Ждать, – повторил Сэм.

Дорин вся дрожала от нетерпения, ее взгляд стал еще более возбужденным. Сэм смилостивился над ней и произнес наконец заветное слово, которого они так долго ждали: «Взять».

Две зубастые собачьи морды умудрились выхватить лакомство, даже не дотронувшись до рук хозяина.

Воспользовавшись этим отвлекающим маневром, Сэм юркнул обратно в дом и закрыл за собой дверь.

Первым сообразил Бастер. Он перестал жевать и с укором посмотрел на Сэма сквозь дверное стекло. «Уходишь?» – спрашивали его глаза.

– Пока, пока, – пробормотал Сэм и улыбнулся.

Надо было найти еще одну «зверушку», обитавшую в доме. Сэм был уверен, что она спряталась. Сара совсем не горела желанием отправиться к зубному врачу. И где-то в глубине души Сэм был с ней согласен. Он всегда чувствовал себя виноватым, когда они отправлялись с Сарой по врачам, – знал, что очередной поход неизменно закончится слезами. Сэм восхищался спокойствием и практичностью Линды. Обрекать детей на боль во благо здоровья – привилегия матерей. Большинству отцов это не под силу.

– Лапуля! – позвал Сэм. – Ты готова?

Сара не откликнулась. Тогда Сэм отправился в ее комнату. Приоткрыл дверь, заглянул. Дочка сидела на кровати, прижав к себе мистера Хаглеса.

– Котенок! – позвал Сэм.

Малышка повернулась, и ее взгляд чуть не разбил ему сердце.

«Горе мне, горе! – говорили эти по-детски выразительные, несчастные глазенки. – Горе иметь таких родителей, которые заставляют тебя идти к зубному врачу…»

Мистер Хаглес, обезьянка, сделанная из чулка, тоже уставился на Сэма осуждающим взглядом.

– Папочка, я не хочу к дансисту, – печально произнесла Сара.

– К дан-тисту, моя хорошая, – поправил Сэм. – Кто ж к нему хочет!

– А зачем тогда ходят?

«Абсолютно детская логика», – подумал Сэм.

– Потому что если не заботиться о своих зубах, можно запросто их потерять. А в этом приятного мало!

Сэм увидел, что дочка всерьез задумалась.

– А можно, мистер Хаглес пойдет с нами?

– Ну конечно!

Сара вздохнула, все так же печально, но уже смирившись с судьбой.

– Хорошо, папа, – сказала она.

– Спасибо, лапуля, – ответил Сэм, взглянув на часы.

Пора было выходить.

– А теперь бери мистера Хаглеса и пойдем-ка поищем мамочку.

В отличие от драмы, развернувшейся перед отъездом к дантисту, само посещение его кабинета произошло быстро и без эксцессов. Все подозрения Сары рассеялись под натиском бесконечных шуток доктора Гамильтона. Он даже обследовал мистера Хаглеса. И все семейство в праздничном настроении отправилось есть мороженое, а потом – на пляж. Было уже почти три часа дня, когда они вернулись домой. Собаки успели позабыть обиды и ужасно обрадовались, что их наконец накормят.

Затем последовали непременные ласки, обмен любезностями, демонстрация всевозможных трюков. Сэм называл это «танцем прибытия». И так происходило всегда, стоило только уйти из дома больше чем на пару часов.

Подробности личной жизни… Сэм знал некоторых мужчин, которые жаловались на такие вещи. А Сэм их очень любил. Они поднимали ему настроение. Они – его стихия, как раз то, что ему было нужно!

– Ты готова к завтрашнему дню? – услышал он вопрос жены – разумеется, риторический. Ведь завтра – день рождения Сары.

Сэм даже вздрогнул от визга дочери, оглушительного и почти совсем ей несвойственного.

– Подарки, гости и торт! – выкрикивала девочка, подскакивая от возбуждения. Это напомнило ему недавние кульбиты Дорин. Его дочь и собака порой вели себя пугающе похоже.

– Не прыгай на диване, котенок, – проворчал Сэм, просматривая почту.

– Извини, папочка.

Что-то неуловимое витало во внезапно наступившей тишине. Сэм снова взглянул на дочь. Увидев ее лукавый взгляд и бьющее через край озорство, он понял: Сара измыслила новую шалость.

– А можно, – захихикала она, как Буратино, – я попрыгаю на тебе?

С визгом Сара подскочила и обрушилась на отца. Сэм даже охнул. «Тяжелее, чем год назад, – подумалось ему. – Совсем скоро я уже вряд ли смогу выступить в роли батута… Мне будет этого недоставать».

И все-таки Сара была еще мала. Сэм, широко улыбнувшись, стиснул ее в объятиях.

– Ну… – сказал он зловещим голосом, имитируя преувеличенный немецкий акцент, – ти знать, что сэйчас произойти… Йа-а?

Сэм почувствовал, как дочка замерла, задрожала всем тельцем и захихикала от охватившего ее ужаса и восторга. Сара знала, что ее ждет.

– Мне придетса примьенить к тебье щэкотка! – воскликнул Сэм и принялся ее щекотать, отчего поднялся такой дикий визг, что Дорин не выдержала и с лаем стала прыгать вокруг них как ненормальная. А терпеливый Бастер смотрел на все это и, наверное, думал: «До чего же глупые люди… и собака им под стать».

– Не так громко, – произнесла Линда Лэнгстром, с улыбкой глядя на мужа и дочь, поглощенных веселой игрой.

Бесполезно. С таким же успехом Линда могла бы попросить ветер не дуть. На самом деле она разделяла их радость.

Сэм, всегда спокойный, здравомыслящий, остужал ее взрывной нрав; впрочем, холодностью тут и не пахло. Сэм обладал чувством юмора, способностью видеть комизм ситуаций, и его сдержанные шутки неизменно вызывали у Линды смех. Но чувствовалась в Сэме некоторая… невозмутимость. Стремление не воспринимать себя всерьез, а быть серьезным. И все же ради семьи он в любую минуту мог повести себя как шаловливый мальчишка.

«Вот так же он и предложение сделал», – подумала Линда.

Оба они учились в колледже. Сэм – на факультете вычислительной техники, Линда – на художественном. Однажды им поменяли расписание. Теперь вечерние занятия Линды начинались сразу же после окончания последней лекции Сэма, а вечером Сэм работал. Да, им надо было очень постараться, чтобы выкроить время для встреч.

Сэм хотел сделать Линде предложение обязательно в смокинге. Это было ему свойственно: раз уж он решил в определенное время совершить нечто особенное, значит, решил. Подобное качество может нравиться, а может и раздражать, в зависимости от обстоятельств. Был как раз день, когда Сэм и Линда располагали всего одним часом для свидания.

У Сэма не было времени забежать домой (они жили вместе уже около года), надеть смокинг и вовремя вернуться, чтобы успеть сделать ей предложение прежде, чем начнется его ночная смена. Что же он придумал? Надел смокинг и проходил в нем целый день, не обращая внимания на жару и насмешки сокурсников. Заветный час настал, и Сэм появился и поразил Линду в самое сердце. Уже не мальчик, но еще не муж. Глупый и красивый, Сэм опустился перед Линдой на одно колено, и она, конечно же, согласилась, и он прогулял работу, а она – занятия, и они курили травку и всю ночь занимались любовью под громкую музыку. Им так и не удалось снять с себя всю одежду, и утром Линда увидела, что галстук-бабочка все еще обвивает шею Сэма.

Поженились они год спустя. А еще через два года оба закончили колледж. Сэм сразу же нашел работу в компании, выпускающей программное обеспечение, и добился впечатляющих успехов. А Линда рисовала, лепила и занималась фотографией, пребывая в терпеливой уверенности, что ее талант когда-нибудь обязательно будет открыт.

Два года спустя Линду, до сих пор неизвестную, стали одолевать серьезные сомнения. Абсолютная уверенность, свойственная ей в двадцать с небольшим, иссякла, когда ей исполнилось двадцать пять. Сэм категорически отвергал ее подозрения, и она обожала его за это.

– Ты замечательная художница, детка, – говорил он, глядя ей в глаза. – Тебя ждет успех.

Через три недели он пришел после работы домой и протанцевал в ритме танго прямо в мастерскую Линды, кружась и проделывая нужные па, как заправский танцор. Глубокомысленно глядя вперед, с воображаемой розой в зубах, Сэм направился прямо к жене, взял ее за руку и произнес:

– Пойдем!

– Подожди, – ответила Линда. Она накладывала последние мазки. На картине был изображен младенец, одиноко лежавший в лесу. Линда ею очень дорожила.

Сэм в гордом одиночестве танцевал свое танго.

Линда закончила, сложила на груди руки и, улыбаясь, наблюдала за ним.

– Что случилось, дурачок?

– У меня для тебя сюрприз. Пойдем!

– Сюрприз?

– Да!

– А что за сюрприз?

– Сюрприз на то и сюрприз, чтобы заранее о нем не говорить!

Сэм притопнул и широким жестом указал на дверь:

– Но-о! Поторапливайся! Вперед!

– Полегче! – Линда изобразила возмущение. – Я же не лошадь, и мне нужно переодеться.

– Нет. Тарзан говорить, Джейн идти, прямо сейчас!

Линда хихикнула (никто не мог рассмешить ее лучше мужа) и позволила ему вытащить себя из дома и подвести к машине. Они покатили к новому торговому центру, еще открытому для покупателей, и въехали на стоянку.

– Это и есть твой сюрприз? – спросила Линда, указав на торговый центр.

Вместо ответа Сэм комично пошевелил бровями, и Линда вновь захихикала.

Сэм провел ее внутрь, сквозь толпу покупателей. Они шли, шли, шли – пока не остановились около пустого магазинчика средних размеров.

– Не понимаю, – нахмурилась Линда.

Взмахнув рукой, Сэм указал на пустое пространство:

– Это твое, детка. Место для твоей галереи. Ты можешь придумать ей название, перевезти сюда все свои картины и фотографии и дать публике возможность узнать о себе. – Он дотронулся до ее лица. – Просто выстави свои работы, Линда. Стоит людям их увидеть, и они будут знать то, что знаю я.

У Линды перехватило дыхание.

– Но… но… ведь это очень дорого, Сэм?!

Он улыбнулся несколько грустной улыбкой:

– Недешево. Я взял кредит под залог нашего дома. Ты сможешь продержаться около года без прибыли. А после будет уже немного рискованно.

– Думаешь, это разумно? – шепотом спросила Линда. Она мечтала о собственной галерее, однако сомневалась, получится ли у нее уберечь семью от убытков.

Сэм улыбнулся. У него была красивая улыбка счастливого и сильного человека, уже не мальчика, но мужа…

– Дело не в разумности, а в нас. – Лицо Сэма вдруг стало серьезным. – Это ставка на тебя, детка. Мы должны ее сделать, не важно, победим или проиграем!

И они рискнули. И победили. Место было выбрано идеально. Конечно, Линда не озолотилась, но и убыточной галерея не стала. Самое главное, Линда занималась любимым делом, а муж ее всячески поддерживал. Она не полюбила его сильнее, ведь сильнее уже было невозможно, но история с галереей только укрепила их отношения и уверенность друг в друге. Любовь они ценили превыше всего, превыше денег, гордости или одобрения окружающих, вот и весь секрет.

Они заботились друг о друге днем и предавались ласкам ночью. А через два года родилась Сара, Сэм шутливо называл ее «краснолицей красавицей с конусообразной головкой». Линда удивленно наблюдала, с какой уверенностью этот маленький ротик находил ее сосок. Линду переполняли неизъяснимые, всепоглощающие чувства, новые и в то же время старые как мир. С помощью красок она пыталась перенести их на холст, и каждый раз неудачно. Но даже ее неудачи были великолепны.

Линда наблюдала за веселой возней мужа и дочки и за тем, как Дорин по-собачьи отчаянно пыталась присоединиться к ним.

Сара была особенной. Конусообразная головка, разумеется, со временем выровнялась, и через несколько лет девочка стала очаровательной. Казалось, Сара сразу же превратилась в бабочку. Линда не могла с уверенностью сказать, откуда что взялось.

– Может, нам повезло, – шутил Сэм. – А может, она подурнеет, когда станет подростком, и мне не нужно будет покупать ружье, чтобы отпугивать женихов.

Линда так не думала. Она была уверена: ее котенок обязательно превратится в очень привлекательную девушку.

– По-моему, она взяла от нас двоих самое лучшее, – сказал однажды Сэм.

Линде это объяснение пришлось по душе.

Глава 19

За ужином Сара с горящими от волнения глазами без умолку щебетала о своем дне рождения.

А Линда думала, как успокоить дочь перед сном. Вопрос актуальный для всех родителей перед праздниками, особенно в канун Рождества. По крайней мере на Рождество можно сказать, что Санта не придет, пока Сара не отправится в постель. С днем рождения все намного сложнее.

– Как ты думаешь, мамуль, у меня будет много подарков?

Сэм взглянул на дочь и задумался.

– Подарки? Какие подарки?

– И большой торт, мам? – продолжала Сара, не обращая внимания на отца.

Сэм печально покачал головой:

– Торта уж точно не будет. Размечталась, глупенькая!

– Ну, пап! – с укором сказала Сара.

Линда улыбнулась:

– Будет и торт, и куча подарков. Только нужно немного подождать, – предупредила она. – Праздник начнется не раньше обеда, ты же знаешь.

– Знаю, но мне так хочется, чтобы было как в Рождество – проснуться утром и получить подарки.

«Вот оно, – мелькнуло у Линды в голове. – Как же я раньше не додумалась?»

– Послушай-ка меня, солнышко. Если ты ляжешь спать вовремя и не будешь больше мучить меня вопросами, я разрешу тебе открыть подарки завтра утром. Ну как?

– Правда?

– Правда. Если, – сказала Линда, подняв указательный палец, – ты ляжешь спать вовремя!

Сара восторженно закивала.

– Вот и славно.

Обычно дочку укладывал спать Сэм. Бастер крутился рядом, так уж повелось. Дорин обожала абсолютно всех. Вероятно, она и грабителя привела бы в дом, радостно виляя хвостом и надеясь получить угощение за то, что услужила. Бастер был скуп на эмоции и с недоверием относился к окружающему миру. Он не распылялся, но уж если кого любил, то любил крепко. А в Саре Бастер просто души не чаял и каждую ночь спал у нее на кровати.

Сара забралась под одеяло. Бастер прыгнул и устроился рядом, положив голову ей на животик.

– Ты готова, котенок? – спросил Сэм.

– Поцелуй! – сказала она, протянув к отцу руки.

Сэм наклонился, поцеловал дочку в лобик, и она легонько его обняла.

– А сейчас? – спросил он.

Вдруг, широко раскрыв глаза, Сара воскликнула:

– Мой Малютка Пони!

Малютка Пони – сказочный персонаж, ярко-голубой и с розовой гривой. У Сары была такая игрушка, и она с ней спала.

– Хм… – Сэм огляделся. – Где же Малютка Ослик?

– Папа! – возмущенно и в то же время радостно завопила она.

Отцы иногда поддразнивают дочерей. А это была одна из дразнилок Сэма. Все началось около года назад: Сэм стал вместо «пони» говорить «ослик». Сначала Сара расстраивалась по-настоящему, но со временем дразнилка стала ритуалом, над которым они еще посмеются, когда девочка подрастет, полагал Сэм. Малютку Пони он нашел на полу и отдал дочери. Она прижала игрушку к себе и, укачивая, затащила под одеяло. Возня Сары заставила Бастера приподнять голову. Он пристально посмотрел на девочку и глубоко, по-собачьи вздохнул. «Какое-то неопознанное животное», – вероятно, подумалось ему.

– Ну а сейчас?

– Ты должен уйти, папа, – сообщила Сара. – Я хочу скорее заснуть, чтобы проснуться и развернуть подарок.

– Повернуть раздарок? – озадаченно спросил Сэм.

Сара захихикала. Ей ужасно нравилось, когда отец переставлял слоги в словах.

«Кап-кап-кап, котенок».

«Кап-кап-кап, папочка».

Еще одна дурашливая игра. Если быстро произнести одними губами «кап-кап-кап», со стороны может показаться, что вы сказали «пока-пока». Сэм продемонстрировал этот фокус Саре, когда ей было четыре года. Она пришла в восторг и с тех пор могла повторять эту фразу до бесконечности. Отец и дочь шептали ее друг другу каждый вечер.

Сэм даже не догадывался, что произносит «кап-кап-кап» в предпоследний раз.

Сара закрыла глаза, погладила Бастера и попыталась заснуть. Завтра ее день рождения! Ей исполнится целых шесть лет, она станет почти взрослой, а это так интересно! Хотя больше всего возбуждали ее интерес подарки.

Она осмотрела стены комнаты, на которые сквозь полуоткрытую дверь из коридора падали лучи света. На стенах висели картины ее мамочки. Сара нашла свою любимую: младенца, одиноко лежащего в лесу. По одному описанию, не видя картины, можно подумать, что она пугающая. Но это совсем не так. Младенец, девочка, с закрытыми глазками спокойно лежит на ложе изо мха. Слева от малютки деревья, справа ручей. Солнца нет, оно спряталось за облаками. Под определенным углом кажется, что одно облако улыбается, глядя на спящую девочку.

– Мамочка, оно наблюдает за ней?

– Ты права, моя хорошая. И хотя рядом с малышкой никого нет, она никогда не остается совсем одна, ведь ее охраняет женщина в облаках.

Сара очень любила смотреть на эту картину.

– Мамуль, малышка – это я? А женщина в облаках – это ты?

Тогда ее мама улыбнулась. Эту улыбку Сара любила больше всего. В ней не было никакой тайны, никакого скрытого смысла. Она была как солнышко – согревающая и счастливая.

– Так и есть, котенок, для тебя, для меня и для всех, кто посмотрит на эту картину.

Сара задумалась.

– Это ты и для других людей тоже?

– Не я, а Мама для других людей. Они могут быть уже взрослыми, могут оказаться вдали от родителей, но они никогда не будут одиноки, потому что Мамочка всегда рядом.

Линда внезапно прижала к себе свою дочку и крепко обняла ее. Сара громко рассмеялась:

– Мамочки все такие! Они всегда наблюдают за своими детками.

Эта картина была подарком на пятый день рождения Сары и висела, как талисман, напротив ее кровати. Мама никогда не покупала ей подарки на дни рождения, она делала их сама. Сара очень любила все-все и с нетерпением ждала, что же подарят ей завтра.

Она снова закрыла глаза, погладила Бастера, который лизнул ее руку, и попыталась заставить себя уснуть. Потом бросила эти попытки и… сразу заснула, улыбаясь.

Первое, что осознала Сара, когда утром открыла глаза: Бастера рядом нет. Это показалось ей странным. Пес всегда засыпал и просыпался вместе с ней, изо дня в день. Потом она обнаружила, что не светит солнце. Это тоже показалось ей странным. Когда она закрывала глаза, было темно, а когда открывала, становилось светло. Так происходило всегда. А в этой темноте было что-то неприятное, что-то тяжелое и пугающее, и она совсем не походила на ночь перед днем рождения. Сара чувствовала себя так, словно ее заперли в темном и душном шкафу. «Мама?» – прошептала она. И даже немного удивилась, зачем она шепчет, если действительно хочет, чтобы мама ее услышала?

Своим шестилетним умом Сара поняла: она боится, что ее услышит кто-то другой. Кем бы он ни был, именно из-за него стало так ужасно темно. Сердце выскакивало у девочки из груди, дыхание участилось. Сару охватил ужас, как после кошмарных снов, но на этот раз Бастера рядом не было…

«Посмотри на картину, глупая», – приказала себе Сара. Младенец в полной безопасности спокойно спал, лежа во мху. Тогда Сара вгляделась в облако-Маму, которое оттеснило ужасную темноту и сказало, что Бастер во дворе – ему понадобилось в туалет. Он разбудил ее, когда спрыгивал с кровати; он скоро прибежит, и Сара снова заснет и проснется уже утром, когда наступит день рождения.

Как только Сара подумала об этом, сердце перестало выскакивать у нее из груди, дыхание восстановилось, страх отступил. Он даже показался девочке глупым. «Почти уже взрослая, а темноты боишься, как маленький ребенок», – бранила она себя.

А потом Сара услышала голос и поняла, что он принадлежит Незнакомцу, который оказался здесь, у нее дома, в этой кромешной темноте. Страх вернулся, и вновь заколотилось сердце. Сара замерла с широко раскрытыми от ужаса глазами.

– Природа не жалеет о себе, – произнес незнакомый голос, направляясь к двери. – И птаха малая, упав с морозной ветки, простится с жизнью, ни о чем не сожалея.

Голос был не низкий, не высокий, а какой-то неопределенный.

– Ты слышишь меня, Сара? Замечательный поэт Д. Г. Лоуренс написал эти строки.

Незнакомец стоял за дверью. Зубы Сары стучали, но она не подозревала об этом. Страх стал запредельным. Словно, проснувшись, понимаешь, что ужасные твари из кошмарного сна преследуют тебя и наяву, тащатся к тебе в комнату, хватают и, смеясь и завывая, мучают и сводят с ума.

– Мы многому научились у дикой природы. Жалость к себе или к другим – вещь бесполезная. Жизнь продолжится в любом случае, умерли вы или еще живы, счастливы или нет. Ей все равно. Беспощадность – вот что сейчас ценно. Бог немилосерден. В этом его красота и его сила. Делай то, что считаешь нужным, а на последствия и смерть невинных – наплевать!

Он замолчал. Сара слышала его дыхание и стук собственного сердца, от которого того и гляди лопнут барабанные перепонки.

– Бастер совсем не жалел себя. Я хочу, чтоб ты знала, Сара. Он сразу же подбежал ко мне. Без промедления. Он понял, что я пришел к тебе, и не задумываясь набросился, чтобы убить. Он хотел защитить тебя.

Незнакомец вновь замолчал, а потом расхохотался каким-то сдавленным смехом.

– Да, я хочу, чтобы ты знала, чтобы понимала: Бастер умер потому, что любил тебя.

Дверь широко распахнулась, он вошел и бросил что-то прямо в кровать. Свет лампы, горевшей в коридоре, осветил этот предмет… и Сара пронзительно закричала, увидев отрезанную голову Бастера с оскаленными зубами и глазами, все еще полными гнева.