Текст книги "Лик смерти"

Автор книги: Коди Макфейден

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 27 страниц)

Глава 10

Ночь наконец вступила в свои права и в Канога-Парк. Весь дом был залит светом фар и уличных фонарей, спецназ готовился к отъезду, а вертолет уже улетел.

Улица снова затихла, но до меня доносились звуки города, шумевшего всего в двух кварталах. Все разошлись по домам, и в наглухо зашторенных окнах зажегся свет. Думаю, все двери были тоже заперты.

– Прекрасная работа, – похвалил меня Дэйвс, когда мы наблюдали с ним за медиками, заносившими Сару в карету «скорой помощи». Они действовали очень быстро, поскольку девочка дрожала, а ее зубы просто ходили ходуном от пережитого потрясения. – Спасибо, агент Барретт. Все могло быть намного хуже. – Он замолчал. – Полгода назад у нас был такой случай с заложниками. Один наркоман избил жену. Но больше всего нас беспокоило то, что он был вооружен. Размахивая пистолетом, он свободной рукой держал свою пятилетнюю дочку.

– Скверно, – сказала я.

– Не то слово! И вдобавок ко всему он был под кайфом. Вы когда-нибудь видели наркомана в состоянии аффекта? Это галлюцинации с паранойей, вместе взятые. О чем с таким можно договориться?!

– Ну, и что произошло?

Дэйвс отвернулся на мгновение, но я успела заметить печаль, мелькнувшую в его глазах.

– Он застрелил свою жену. Без предупреждения. Нес какую-то чушь, а потом вдруг остановился на полуслове, направил на нее пистолет – и выстрелил. В нашем автобусе наступила гробовая тишина. В общем, это развязало нам руки.

– Если он смог ни с того ни с сего застрелить жену…

Дэйвс кивнул:

– Значит, он может сделать то же самое и с ребенком. Наш снайпер уже занял огневую позицию и, как только получил приказ, нажал на курок. Выстрел был безупречный, прямо в лоб, ни забот, ни хлопот. Превосходный выстрел. – Он вздохнул. – Беда только в том, что папаша уронил девочку, она ударилась головой и умерла… А неделю спустя этот снайпер сам застрелился. – Взгляд Дэйвса стал еще печальнее. – Поэтому я и сказал, что все могло быть намного хуже, агент Барретт.

– Зовите меня Смоуки.

Он улыбнулся:

– Хорошо. Вы верите в Бога, Смоуки?

Вопрос был несколько неожиданным, но я честно ответила:

– Не знаю.

– Вот и я тоже.

Дэйвс пожал мне руку, грустно улыбнулся и, слегка кивнув, ушел. Он ушел, а его история осталась, эхом отдаваясь у меня внутри, – повесть о невозможности выбора. «Спасибо, что поделился, Дэйвс».

Я присела на обочине, напротив дома, и попыталась собраться с силами. Келли и Алан разговаривали по своим мобильным. Келли закончила первой, подошла ко мне и плюхнулась рядом.

– Хорошие новости, моя сладкая. Я позвонила Барри Франклину, он, конечно, разворчался, но пообещал разузнать об этом деле. Он скоро приедет.

– Спасибо.

Убийства, за исключением некоторых случаев, не считаются федеральными преступлениями. И я не могу нарушить юрисдикцию и взяться за это дело просто потому, что этого хочу. В процессе работы мы должны поддерживать связь с местными властями, чтобы быть всегда на высоте. И, как большинство агентов (и полицейских), я предпочитаю умножать подобные «связи». Так и появился Барри.

Он следователь в полицейском управлении Лос-Анджелеса, занимается непосредственно убийствами. Барри одному из немногих удалось добиться звания первоклассного сыщика. И если он захочет взять какое-нибудь дело, значит, именно он его и получит.

Я встретила Барри, когда занималась самым первым своим расследованием в роли руководителя группы. Мы разыскивали сумасшедшего молодого человека, который поджигал бездомных, а ноги этих несчастных забирал в качестве трофеев. Барри направил запрос о помощи в ФБР.

Никто из нас тогда не думал ни о репутации, ни о соотношении сил. Мы просто хотели поймать преступника, и нам это удалось. Так мы и познакомились.

Барри – превосходный следователь, он не запретит мне находиться на месте преступления, а если я хорошенько попрошу, произнесет магические слова с запросом о содействии. Слова, которые дадут нам возможность совершенно спокойно участвовать в расследовании этого дела.

И тогда вплоть до самого конца расследования мы на законных основаниях будем считаться наблюдателями.

– Ну ты как, моя сладкая? – спросила моя подруга.

Я вытерла руками лицо.

– Вот тебе и отпуск, Келли. Ты не представляешь, что там творится, – сказала я, покачав головой. – Просто сюрреализм какой-то, сплошное месиво… День так восхитительно начинался. А сейчас я чувствую себя паршиво, гадко. Столько трупов подряд!

Люди считают, что любое убийство ужасно, формально они правы, но и ужас имеет свою степень. Когда выпотрошена целая семья – это просто чудовищно.

– Тебе необходима собака, – произнесла Келли.

– Мне необходимо хорошенько посмеяться, – безнадежно ответила я.

– Разок?

– Нет, – сказала я, криво улыбнувшись. – Я имею в виду посмеяться вообще. Хочу просыпаться с улыбкой, засыпать и снова улыбаться на следующий день… и через день. И когда наступят дерьмовые времена, может, мне уже не будет так хреново.

– Пожалуй, – задумчиво произнесла Келли. – У каждого в жизни бывает немного дождя, и все такое, но слишком много выпало его на твою долю. – И она потрепала меня по руке. – Купи себе собаку.

Я горько усмехнулась.

«Квонтико, Квонтико, – как песня пронеслось у меня в голове, – и ни Сары, ни начальства, прямого и непосредственного, ни нервотрепки».

Продолжая разговаривать по телефону, к нам направлялся Алан.

– Элайна спрашивает, надолго ли это и какие у тебя планы насчет Бонни, – произнес он, отняв трубку от уха.

Я задумалась. Я должна дождаться Барри. Пусть отправит свою команду обследовать дом. Мне просто необходимо все тщательно там осмотреть, чтобы погрузиться в атмосферу преступления. Официально это пока не наше дело, но я не могу просто взять и уйти.

Я вздохнула:

– Похоже, придется припоздниться. Спроси Элайну, она не против взять Бонни к себе?

– Конечно.

– Скажи, что я свяжусь с ней утром.

Алан снова приложил телефон к уху и отошел.

– Ну а что со мной? – спросила Келли.

– А тебе придется поработать во время своего отпуска, так же как и мне, – устало улыбнулась я. – Мы дождемся Барри, все проверим… – Я пожала плечами: – А там посмотрим. Может, продолжим отпуск, а может, и нет.

Театрально вздохнув, Келли страдальчески пробурчала:

– Эксплуататорша! Я требую прибавки к зарплате!

– А я – мира во всем мире, – ответила я.

«Сплошные неприятности. Пора бы привыкнуть».

– Бонни пристроена, – сообщил Алан. – Итак, наши действия?

Пора принимать на себя командование, тем более что это моя основная обязанность. Я руковожу отделом, причем блестяще. У каждого из нас есть область, в которой ему нет равных. Келли неподражаема в криминалистике. Алан – в проведении допросов, и он лучший, когда возникает необходимость обойти территорию и опросить свидетелей преступления. Он неутомим и не пропустит ни одной мелочи. Таких людей нельзя заставить подчиниться просто из любви к вам. Они должны вас уважать. А для этого требуется даже чуть-чуть высокомерия. Вам следует чувствовать свою силу, быть докой в своей области – и сознавать это.

Мне нет равных в понимании тех, кого мы разыскиваем, в способности видеть место преступления, а не просто смотреть на него. Любой обнаружит труп на месте убийства. Все искусство в том, чтобы провести тщательный анализ. Почему именно это тело? Почему оно здесь? Какую информацию об убийце это нам дает? Одни имеют опыт в подобных делах, другие могут быть необыкновенно искусными. Я же обладаю даром и достаточным высокомерием, чтобы признать этот дар.

Мой талант – в способности постичь сумеречное душевное состояние тех, за кем охочусь.

Многие начитаются детективов, и им начинает казаться, что они понимают ход мыслей серийных убийц. Возможно, они настолько хладнокровны, что способны не моргнув глазом просмотреть целую стопку шокирующих фотографий с места преступления. Они постоянно болтают о маньяках, о психосексуальности – и чувствуют себя необыкновенно просвещенными. В теории оно, может, и правильно, но от теории до практики расстояние огромное. Однажды я пыталась объяснить это на лекции.

Квонтико проводил что-то вроде дня знакомства с профессией, и приглашенные докладчики представляли свои подразделения в аудитории, заполненной молодыми, подающими надежды стажерами. Когда подошла моя очередь, я вгляделась в юные, сияющие от счастья лица и рассказала о нашумевшем случае в Нью-Мехико. «Один мужчина и его сожительница годами преследовали и похищали женщин. Своих жертв они приводили в специально оборудованное помещение, заполненное всевозможными орудиями пыток, и целыми днями и даже неделями насиловали и мучили их. Большинство пыток преступники даже записывали на видео. Их излюбленным инструментом была электропогонялка для скота. На видеозаписи вы можете увидеть дым, выходящий из влагалища молодой женщины, которую они насиловали с помощью этого прибора». Даже малая толика сведений об ужасных издевательствах заставила аудиторию замолчать. Лица некоторых стажеров побелели.

«Одна из наших агентов должна была составить серию подробных рисунков кнутов, цепей, пил, сексуальных игрушек и прочих орудий, с помощью которых пара извращенцев издевалась над своими жертвами. Агент выполнила задание, потратив на него четыре дня. Я видела эти рисунки – отличная работа. Они были потом представлены на суде. Начальник поблагодарил женщину и отпустил на несколько дней в отпуск, чтобы она могла побыть с семьей и развеяться».

Я замолчала, переводя глаза с одного юного лица на другое.

«Женщина отправилась домой и целый день провела с мужем и маленькой дочкой. Но в ту же ночь, когда муж и ребенок заснули, она потихоньку спустилась на первый этаж, достала из кобуры свой боевой пистолет и застрелилась».

Все сидели затаив дыхание. Наступила звенящая тишина.

Я пожала плечами. «Проще всего взять и повесить ярлык на эту храбрую молодую женщину и забыть о ней. Можно назвать ее слабой, или сказать, что к тому моменту она уже пребывала в депрессии, или решить, будто в ее жизни произошло событие, о котором не догадывался никто. Как вам будет угодно. Только имейте в виду, что она восемь лет была агентом ФБР, обладала безупречной репутацией и не страдала никакими душевными заболеваниями».

Я качнула головой.

«Мне кажется, она увидела слишком много и слишком далеко зашла, именно это ее и сломило. Она почувствовала себя шлюпкой, затерявшейся в безбрежном океане, и уже не смогла вернуться».

Я облокотилась о кафедру, подалась вперед.

«И вот что делаю я, вот что делает моя команда: мы смотрим, не отворачиваемся и очень надеемся, что у нас достанет сил справиться».

Руководитель программы был далеко не в восторге от моих речей. Но меня это не волновало, ведь я говорила правду.

«Ничего загадочного в действиях нашей сотрудницы для меня не было. Проблема здесь не в способности видеть, совсем нет. Проблема в том, чтобы не видеть, вернее, запретить себе видеть. Вернувшись домой, вы должны отключить образы, копошащиеся в вашем сознании, прекратить малейшие поползновения их пронырливых лапок, заглушить их коварный шепот. Наша сотрудница не справилась с этим. Ей проще было пустить себе пулю в лоб, что она и сделала. И мне ее жаль».

Я пыталась донести до сознания этой зеленой молодежи, что ощущения от нашей работы ничего общего не имеют с приятно возбуждающим, щекочущим нервы испугом, который испытываешь, катаясь на аттракционах. Но работа есть, и она должна быть сделана.

Это мой дар и мое проклятие – понимать желания серийных убийц, знать, почему они чувствуют именно так, и ощущать это самой, иногда слегка, а временами даже слишком остро.

Нечто происходящее во мне основано отчасти на тренировке и наблюдениях, однако по большому счету – на готовности стать ближе к преступникам. Оно похоже на мелодию, услышать которую можно, лишь настроившись на одну волну с убийцами. Именно мелодия определяет их танец. Поэтому самое главное – не отворачиваться. Это жестоко, противоестественно, но очень важно.

И я наклоняюсь как можно ближе и тщательно все рассматриваю, вынюхиваю, чтобы уловить запах, и даже пробую на вкус. Это помогло мне в поисках многих серийных убийц, но принесло и кошмары, и мысли о собственных желаниях: «Неужели я такая же, как они, или просто слишком много знаю?»

– Барри скоро приедет, – сказала я Алану. – Это его дело. Может, нам оно и не достанется, но давайте действовать так, как будто оно уже наше. Келли, я хочу, чтобы ты пошла со мной. Мне нужен твой взгляд криминалиста. А ты, Алан, опроси всех соседей. Думаю, Барри не будет возражать. Выясни все, что они знают.

– Есть, шеф, – ответил Алан и достал блокнот из внутреннего кармана пиджака. – Мы с Недом все сделаем в лучшем виде.

Алан всегда называл свой блокнот Недом. Его первый учитель говорил, что блокнот – лучший друг следователя, а у друга непременно должно быть имя, и потребовал, чтобы Алан обязательно как-нибудь его назвал. Так и родился Нед. Учителя давно уже нет, а имя осталось навсегда. По-моему, это своего рода суеверие, как счастливые носки для бейсболиста.

Келли покосилась на черный «бьюик», который охрана только что пропустила через кордон.

– Это Барри? – спросила она.

Я встала и сквозь ветровое стекло автомобиля увидела крупные черты лица и очки Барри. У меня вырвался вздох облегчения. Теперь я была готова свернуть горы.

– Устроить бы вам веселую жизнь за то, что вытащили меня в такой час, – сказал Барри, когда мы подошли. – Но похоже, вы и так уже изрядно повеселились.

Барри за сорок. Он крупный, лысый и носит очки. А его лицо настолько некрасиво, что иногда кажется пикантным и даже привлекательным. Но несмотря на такую внешность, он всегда встречается с прелестными молоденькими женщинами. Алан назвал это «феномен Барри» – много самоуверенности и ни йоты высокомерия. Он забавный, умный и невероятно большой. Алан считает, что подобные качества в сочетании с великодушием делают его неотразимым в глазах многих женщин.

Лично мне соображения Алана кажутся лишь верхушкой айсберга. В великодушии Барри есть ощущение несгибаемой силы, которая эхом отдается в каждом его движении. Он многое видел и знает зло не понаслышке. Барри – охотник, охотник на людей; может, я и не права, но подсознательно, на каком-то чувственном уровне, это сексуально привлекательно.

«Я знаю, – ворчит Барри просто так, для видимости, – мы давно уже потеряли всякое представление о том, кто из нас кому больше обязан, и, честно говоря, нам на это наплевать».

– Ну, – сказал Барри, вытаскивая свой блокнот и принимаясь за дело, – что у вас тут?

– Ритуальное массовое убийство. Выпотрошенные трупы. Море крови. Как обычно, – отчиталась я и рассказала все, что знала. Знала-то я немного, однако между нами сразу возникло взаимопонимание, которое очень помогает в совместной работе. Мы пошли к дому, по дороге обмениваясь наблюдениями и облекая выводы в слова. Хотя со стороны это может показаться бессмысленным, таков уж наш метод.

– Сколько, говоришь, трупов?

– Я видела три и совершенно уверена, что это пока всё. Патрульные проверили дом, но о других трупах не упоминали.

Он кивнул и, постукивая ручкой по блокноту, спросил:

– Ты уверена, что это не девчонка?

– Абсолютно. На ней не слишком много крови. Ты поймешь, что я имею в виду, когда войдешь в дом. Там… сплошное месиво. Вдобавок я поручиться могу, что одного из троих убили внизу, а потом уже перенесли в спальню. Именно перенесли, а не перетащили. Девочка бы с этим не справилась.

Размышляя, Барри взглянул на дом и пожал плечами:

– Для выводов рановато, однако с твоих слов похоже на дело рук опытного убийцы. Не скажу, что шестнадцатилетние девчонки в наше время не способны на преступления… – Он снова пожал плечами.

– Я отправила Алана опрашивать соседей. Думала, ты не будешь возражать.

– Нет, конечно. Алан просто незаменим, когда дело касается болтовни.

– Значит, мы можем войти? – спросила я с нетерпением. У меня словно открылось второе дыхание, захотелось как можно скорее броситься на поиски убийцы.

– С минуты на минуту подъедут криминалисты, – сказал Барри, взглянув на часы. – Кстати, еще одна любезность с моей стороны. Так что напяливай бахилы – и вперед!

Я начала осмотр снаружи (Барри и Келли терпеливо, настороженно ждали), исследовала фасад, оглядела улицу и соседние дома, пытаясь представить, как они выглядели днем.

«Это густонаселенный район, – подумала я. – Преступление совершено в субботу, значит, все были дома. Явиться сюда в такой день – слишком смелый шаг. Убийца либо слишком самоуверен, либо хорошо осведомлен. И далеко не новичок. Наверняка он убивал и раньше».

Я прошла вперед по дорожке к входной двери и представила на своем месте убийцу. «Он мог это сделать, когда мы с Бонни гуляли по магазинам или, скажем, когда я разбиралась в шкафу Мэта. Жизнь и смерть всегда рядом, просто они не ведают друг о друге».

Перед дверью я остановилась и попыталась представить себе убийцу. Был ли он возбужден, когда переступал порог, или спокоен? Может, он душевнобольной?.. Но в голову ничего не приходило.

Я вошла в дом, Барри и Келли последовали за мной. Здесь все так же пахло убийством. Даже еще хуже, поскольку со временем запах только усилился. Мы двинулись в гостиную. Я внимательно осмотрела пропитанный кровью ковер. Рядом суетился фотограф криминального отдела.

– Чертова прорва крови, – произнес Барри.

– Он перерезал каждому горло.

– Так и есть. – Барри огляделся. – Ни единого кровавого следа.

– Это тоже о чем-то говорит.

– И о чем же? – спросил Барри.

– О том, что он убивал с удовольствием. Использовал нож – где нож, там всегда личное. Разумеется, убийца был в гневе; с другой стороны, процесс приводил его в восторг. Так убивают любовников. А самое сокровенное – в убийстве, совершенном голыми руками. Так могут убить приглянувшегося незнакомца. Это знак уважения, своего рода благодарность за смерть, которую он подарил.

Я жестом обвела окровавленную комнату.

– Кровь человеку пускают по личным причинам – или просто так. Кровь – это жизнь. Если ты зарезал человека, значит, сможешь находиться рядом, когда кровь хлынет. Кровь – это и тропинка, ведущая к смерти. Точно так же ее пускают свиньям. Так кем же были для него эти люди – свиньями или любовниками? Что-нибудь они для него значили? Или нет?

– И как ты думаешь?

– Еще не знаю. Впрочем, независимо от отношения убийцы к жертвам ясно одно. У него не было сомнений, он действовал уверенно – ведь если вас раздирают противоречия, вы не станете убивать ножом. Пистолет предполагает расстояние, нож – нет. Им можно воспользоваться, лишь находясь рядом с жертвой. Вдобавок нож указывает и на то, что способ убийства для преступника не менее важен, чем сама смерть.

– С чего ты взяла?

Я пожала плечами:

– Пистолет действует быстрее.

Келли бродила по комнате и, глядя на кровь, недоуменно качала головой.

– Что-то не так?

Она показала на темную лужу у ног:

– Вот это, например.

– А в чем дело? – спросил Барри.

– Анализ крови – это сочетание физических, биологических, химических и математических методов исследования. Не буду вдаваться в подробности, скажу только, что законы физики, вязкость крови и материал самого ковра говорят о том, что эти две лужи скорее всего налиты здесь умышленно. – Келли подошла к нам поближе и показала на пятно возле входа в гостиную. – Обратите внимание на его контуры. – Наклонившись, она указала на линию крови, которая расширялась в сторону двери и образовывала нечто вроде окружности с зубчатыми краями. – Похоже на гигантского головастика.

– Похоже, – кивнула я.

– Так всегда и происходит. Разбрызганные капли обычно образуют длинные узкие следы с явно различимыми головками, а их более острые концы, похожие на хвосты головастика, всегда обращены к источнику своего происхождения. Это большое пятно как раз и указывает на то место, где находился убийца. Посмотрите вот здесь и здесь. И обратите внимание на брызги крови на стене.

Я проследила жест Келли и среди капелек разного размера обнаружила множество таких же головастиков, только поменьше.

– Да, теперь вижу.

– Кровь в теле находится под давлением. Проткните тело – и она выльется. Разбрызгивание крови вызвано силой потока, устремленного наружу. И эта сила определяет скорость и расстояние. Когда рассекают артерию или пробивают молотком голову, сила потока высока. Но если делают надрез, кровь стремится наружу с меньшей силой и, выбрызгиваясь на поверхность, оставляет подобные пятна. Отсюда и ваши головастики, ваши капельки с зубчатыми контурами. – Келли снова показала на ковер и ближайшую стену. – Разбрызганную артериальную кровь вы можете увидеть у плинтуса и кровавых луж на ковре. Она вырвалась самопроизвольно в направлении, созданном силой потока. Это и есть следы убийства. А те две лужи – нет. Поэтому логично предположить, что кровь вылили из какой-нибудь емкости. Ведь это не капли и не брызги, а самые настоящие лужи. Ее лили сверху, и размер луж, так же как и отсутствие брызг по краям, указывает на то, что делали это не спеша, без особых усилий.

Теперь, когда Келли объяснила, я и сама все увидела. Лужи крови, о которых идет речь, были слишком аккуратные, слишком правильные и слишком круглые. Словно капли сиропа на блинчике.

– Итак, одного несчастного маньяк убил внизу, а потом? Решил, что крови недостаточно? – спросил Барри.

Келли пожала плечами:

– Не знаю, зачем он это сделал. Могу сказать одно: эти две лужи появились позже. Они более свежие, чем пятна, оставленные после убийства, и кровь в них гуще.

– Как ты думаешь, – спросил Барри, – тот, кого убили здесь, был первой жертвой или последней?

– Полагаю, последней, – сказала я. – Когда я вошла сюда первый раз, кровь была еще свежей, в то время как наверху, на стенах, она уже подсохла. – Вдруг я обратила внимание на стеклянную раздвижную дверь и приблизилась к ней. – Барри, взгляни-ка, – указала я на замок.

Замок был не заперт, а стекло двери оказалось треснуто. Так сразу и не заметишь.

– Может, убийца проник в дом отсюда? – задумчиво произнесла Келли.

– Сними-ка это, прежде чем мы войдем, – сказал Барри фотографу.

Фотограф-криминалист, усердный парнишка по имени Дэн, несколько раз сфотографировал и замок, и саму дверь.

– Готово!

– Спасибо, – улыбнулась Келли.

Дэн покраснел и потупил глаза, совершенно онемев. Врожденная застенчивость и вызывающая красота Келли лишили его дара речи.

– Рад помочь, – наконец выдавил он и ретировался.

– Прелестно, – обратилась Келли к Барри, занятому изучением замка.

– Угу, – промычал тот и произнес задумчиво: – Похоже, он сломан, определенно сломан. Я вижу следы какого-то инструмента.

Затем Барри выпрямился и руками в перчатках открыл дверь. Она открывалась справа налево, если смотреть с нашей стороны, но если войти с другой, соответственно слева направо. «Если убийца – правша, возможно, он открывал дверь левой рукой, потому что в правой у него было… что? Нож? Рюкзак?»

Мы переступили порог и вышли во двор, который показался мне большим. Хотя было темно, я разглядела неясные очертания квадратного плавательного бассейна. В дальнем левом углу двора тянулась к небу одинокая пальма.

– Как тут насчет света? – поинтересовался Барри.

Келли в поисках выключателя пошарила по стене рядом с дверью. Едва раздался щелчок, добродушное подшучивание, с которым мы пытались абстрагироваться от этого жуткого преступления, рассеялось как дым. Ведь зажглись не только фонари во дворе, но и подсветка бассейна.

– Боже праведный! – пробормотал Барри.

Ярко-голубое дно бассейна в сочетании с подводным освещением создавало в окружающей темноте островок мерцающего блеска. И на фоне этого великолепия темно-красным пятном выделялось огромное кровавое облако. Оно плавало на поверхности подобно разлитой нефти, кое-где собиралось в сгустки и сбивалось в розовую пену.

Я подошла к краю бассейна и внимательно посмотрела на воду.

– Ни оружия, ни одежды здесь нет, – сказала я.

– Только кровища, – заметил Барри, – местами даже дна за ней не видно.

Я осмотрела сад. Со всех сторон его окружала кирпичная стена высотой в шесть футов, какую редко встретишь в пригороде Лос-Анджелеса. По обе стороны стены, увитой плющом, рос высокий кустарник, создававший атмосферу необычайной уединенности. Может, сам дом и спланировали так, чтобы в комнаты проникало достаточно света, но двор был тщательно скрыт от любопытных глаз.

Я вспомнила о залитой кровью спальне на втором этаже, в которой убийца, глумясь, рисовал на стенах и веселился в свое удовольствие. «Конечно, он весь перемазался».

– Убийца искупался в бассейне, – выпалила я.

Келли и Барри удивленно посмотрели на меня, и я поняла, что забегаю вперед, ведь они еще не видели спальню.

– Слушайте-ка, ведь он все это сделал в воскресенье, средь бела дня. Причем в прекрасное солнечное воскресенье, когда все соседи были дома или на своих лужайках, катались на велосипедах и наслаждались погодой. А он орудовал наверху. – Я показала на окно хозяйской спальни. – Там везде кровь, на стенах, на потолке, но это не следы убийства. Это узоры, которые он рисовал прямо пальцами. Конечно, он весь вымазался, ему необходимо было помыться, вот он и воспользовался бассейном, причем с большим удовольствием.

– А почему же он не помылся в ванной? – спросила Келли. – Не слишком ли рискованно выходить во двор? Уединенный он или нет, не важно – убийце нужно было покинуть место преступления в надлежащем виде. А если бы кто-нибудь постучался или вошел, а он тут плещется?

– Начнем с того, что так было разумнее, – ответил за меня Барри. – Наверняка мерзавец знал, что мы проверим дренажный сифон в ванной. А в фильтрационной системе бассейна гораздо сложнее найти улику. И хлорка не слишком хороший помощник для следствия.

Я тщательно осмотрела бассейн. Он оказался футов двадцать длиной и везде одинаковой глубины. С бортика, выложенного блестящим кафелем, спускалась в воду одна-единственная лестница.

– Здесь кое-где еще сыро, – заметила я.

– Надо немедленно выйти отсюда, – резко сказала Келли. – Прямо сейчас.

Мы с Барри удивленно переглянулись.

– Как вы думаете, почему здесь сыро? – спросила она.

И я поняла.

– Потому что он тут ходил, наверняка обнаженный и босиком, и скорее всего оставил отпечатки, которые непременно сотрутся, если мы продолжим топтаться около бассейна.

– Ты права, – сказал Барри.

– Здесь нужно тщательно пройтись ультрафиолетом, – сказала Келли. – Дюйм за дюймом. Слава тебе, Господи, у нас есть кому этим заняться.

Следы убийцы, включая скрытые отпечатки, и кровь, и сперма могут флуоресцировать, то есть испускать лучи, если на них воздействовать ультрафиолетовой лампой. Келли права. Если подонок действительно спокойно здесь расхаживал в голом виде, по всей вероятности, это будет отправной точкой для следствия и самой главной уликой.

Мы прошли через раздвижную стеклянную дверь, продолжая оглядываться на двор.

– Ты все-таки считаешь, что в бассейне больше крови, чем было на убийце? – спросил Барри.

– Думаю… – сказала я и замолчала.

И тут на меня вновь снизошло понимание, так происходит всегда: оно словно выплыло из мрака подкорки.

«Мерзавец наслаждался тем, что мог сделать что-нибудь гадкое и на улице. Он убил целую семью средь бела дня, чуть не искупался в их крови, а затем разделся и долго и с удовольствием плавал, в то время как их тела варились в доме с выключенной вентиляцией. А между тем соседи отмечали дни рождения детей, подрезали кусты, жарили барбекю – и не догадывались, что преступник здесь, совсем рядом, и по-своему наслаждается этим замечательным днем».

– Его ликованию не было предела, – сказала я, взглянув на Барри. – Он подобен вурдалаку, попавшему на дневной свет. Почувствовал себя могущественным, настоящим хозяином положения. Он был абсолютно уверен в себе, когда входил сюда средь бела дня, и ни секунды не сомневался в выборе орудия убийства.

– Вот черт! – Барри со вздохом покачал головой. – Итак, он проплыл несколько кругов в бассейне, может, даже повалялся на травке, подслушивая разговоры соседей и радуясь своему триумфу. Вопрос только в последовательности его действий. Ты сказала, что кровь здесь, внизу, была свежей. Допустим. Но как ему удалось? Двоих убил наверху, расписал кровью стены, затем пришел, выкупался и убил третьего? А что в это время делала Сара?

– Еще не знаю. – Я пожала плечами.

– Ненавижу, когда меня заставляют с этим работать! – вздохнул Барри и вдруг взревел так, что я вздрогнула: – Эй, Томпсон!

Как по волшебству, появился молоденький полицейский, который не пускал нас за ограждение.

– Слушаю, сэр, – произнес он.

– Во двор никого не пускать до распоряжения начальника криминального отдела.

– Есть, сэр, – ответил он и встал около стеклянной двери. Он был слишком молод и по-прежнему необычайно взволнован своей причастностью к происходящему.

– Ну что, готовы подняться в спальню? – спросил нас Барри.

Вопрос был риторический. Ведь мы вели расследование, пытались шаг за шагом воссоздать картину преступления, а действовать необходимо по горячим следам. Мы вышли из гостиной и стали подниматься по лестнице, Барри впереди, за ним я и Келли. Наверху Барри заглянул в комнату.

– И какая необходимость тащиться сюда вдвоем? – раздался недовольный голос. – Чтобы натоптать побольше?

Этим недовольным оказался Джон Симмонс, начальник выездной криминальной группы полицейского управления Лос-Анджелеса. Сварливый и раздражительный, Симмонс не доверял никому, кроме себя самого, когда дело доходило до поиска и обработки улик. Но подобное поведение простительно, ведь он считался одним из лучших.

– Вообще-то втроем, – произнесла Келли и подошла поближе, чтобы он смог ее увидеть.

Симмонс далеко не молод. Он давно уже работает в криминальной полиции, ему около шестидесяти, и это заметно. Улыбка у него замечательная, но появляется в редких случаях. Похоже, Келли и есть такой случай.

– Кальпурния! – воскликнул Симмонс и неподражаемо улыбнулся.

И, отпихнув меня и Барри, обнял мою подругу. Келли засияла и тоже его обняла на глазах у изумленного Барри. Я уже не раз это видела и знала историю их отношений. А Барри – нет.

– Джонни был руководителем моей практики, когда я получала диплом по криминалистике, – объяснила она Барри.

– Она очень талантлива, – с нежностью произнес Джонни. – Кальпурния – моя удача, одна из немногих учениц, которые действительно ценят науку.

Теперь Симмонс перевел взгляд на меня и принялся откровенно рассматривать шрамы на моем лице, но я не беспокоилась. Я понимала, что он интересуется не из праздного любопытства.

– Здравствуйте, агент Барретт, – сказал он и поклонился.

– Здравствуйте, сэр.