Текст книги "Лик смерти"

Автор книги: Коди Макфейден

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 27 страниц)

– Похоже, мы возвращаемся к проблеме торговли людьми, – заметила я. – Барри сказал, что мы можем заняться этим. И как ни странно, здесь, в Калифорнии. Вот ориентир, которого мы должны придерживаться. – Я потерла лицо и прошла вперед. – Ну ладно, а что мы имеем еще?

– Ключевые изменения в поведении преступника, – сказал Джеймс. – После расправы с Лэнгстромами он принял меры, чтобы не оставить улик. А теперь он действует открыто. Почему?

– Мало ли почему, – прогремел Алан. – Может, он болен, умирает, и у него времени осталось всего ничего. А может, ему теперь нелегко выяснить личности людей, которых он задумал убить. Любопытное стечение обстоятельств: все происходит именно тогда, когда Варгас замышляет свой шантаж. Тайное вдруг становится явным.

– И указывает на конец игры, – сказала я. – Преступник знает, что мы его ищем. Не просто знает – он сам, можно сказать, нас на след навел. Он понимает: осталось недолго.

– И что ж нам теперь делать, моя сладкая?

Я задумалась. Мы могли бы действовать в разных направлениях. Так мы скорее добьемся результатов.

– Пора разделиться и действовать. Алан, я хочу, чтобы ты занялся Лэнгстромами. Собери о них всю информацию, какую только сможешь: обстоятельства смерти, биографические данные. Выясни, что там за дед такой. Если меня не обманывает интуиция, это очень важно. Позвони Барри, если возникнут проблемы с местными властями.

– Понял.

– Джеймс, я хочу, чтобы ты поработал над двумя проблемами. Во-первых, поищи информацию об убийствах поэта и студента-философа. Используй базу данных о насильственных преступлениях, совершенных в пределах всей страны. Попытайся установить личности погибших.

– Хорошо, а во-вторых?

И я рассказала ему о программе, найденной в компьютере Майкла Кингсли.

– Проверь, как обстоят дела, посмотри, не нуждаются ли разработчики в помощи. И еще, нам необходимо переговорить у меня в кабинете.

– Хорошо.

Джеймс не спросил о теме разговора. Он знал, что мы вместе должны тщательно проанализировать психическое состояние Незнакомца, единственное, в чем мы с Джеймсом можем прийти к соглашению.

– А я? – спросила Келли.

– Позвони Барри и спроси, как обстоят дела с художником, который должен сделать эскиз татуировки. Кроме того, узнай, насколько он продвинулся в установлении личности русской девочки.

– Что-нибудь еще?

– Пока нет. Пожалуй, это все.

Алан, Джеймс и Келли отправились по своим делам. А я зашла в кабинет и закрыла дверь. Мне было необходимо встретиться с заместителем директора ФБР Джонсом и выяснить, что он знает о Варгасе. Однако, принимая во внимание все, о чем я прочла нынче ночью, возникла еще одна проблема, которой требовалось заняться в первую очередь. Я набрала номер Томми. Он ответил после второго звонка.

– Привет!

– Привет, – ответила я и улыбнулась. – Мне нужна твоя профессиональная помощь.

– И какая?

– Мне нужен телохранитель.

– Для тебя?

– Нет, для жертвы, о которой я тебе рассказывала, для шестнадцатилетней девочки по имени Сара Лэнгстром.

Томми задумался.

– Известно, кто за ней охотится?

– Пока нет.

– Ты в курсе, когда он будет действовать?

– Нет, в том-то и дело. Скорей всего девочка пострадала за грехи родственника, которого уже нет на свете.

Томми помолчал.

– Сам я не смогу. Ты знаешь, я обязательно взялся бы, будь это в моих силах, но сейчас я в центре кое-каких событий.

– Понимаю.

Я не расспрашивала Томми ни о «центре», ни о «событиях». Его способность преуменьшать и замалчивать факты сродни искусству. Откуда мне было знать, что в эту самую минуту его машина окружена вооруженными преступниками?

– Неужели у вас некого к ней приставить?

– Для общего наблюдения людей хватает. Но я хочу, чтобы с ней постоянно находился профессиональный телохранитель. Я уломаю начальство. ФБР все оплатит.

– Понял! Ну, кое-кто у меня есть. Женщина. Она может все. Но…

Мне послышались нотки сомнения в его голосе.

– Что? – спросила я.

– Да так, просто слухи…

– О ней?

– Ну да…

– Например?

– Говорят, она кое-кого убила.

– И кого же? – спросила я, помолчав.

– Людей, которых необходимо было убрать правительству Соединенных Штатов… Якобы. Если ты веришь в эту чушь.

Я задумалась.

– Томми, а ты-то какого о ней мнения?

– Она человек надежный, будет стоять насмерть. Ты можешь ей доверять.

В задумчивости я протерла глаза и вздохнула:

– Отлично. Дай ей мой телефон.

– Обязательно.

– Ты знаешь столько интересных людей, Томми.

– Как и ты.

Я вновь улыбнулась:

– Да, как и я.

– Мне нужно идти.

– Конечно: ты сейчас в центре кое-каких событий. Я позвоню тебе позже.

Томми отключился. А я сидела и размышляла, как может выглядеть «надежный человек, который будет стоять насмерть».

Внезапный стук в дверь прервал ход моих мыслей.

Показалась голова Джеймса.

– Ты готова?

Я взглянула на часы. «Джонс подождет».

– Да, давай потолкуем о нашем психе.

Глава 31

Джеймс вошел и закрыл за собой дверь. «Только ты и я, мой неприветливый друг».

Джеймс, этот мизантроп Джеймс, обладал тем же даром, что и я. Отсутствие такта, грубость (как человек он был полным дерьмом, честное слово) – ничто не имело значения, когда мы оставались наедине и пытались влезть в шкуру преступника. Джеймс видел, как я, слышал, как я, чувствовал и понимал, как я.

– Ты меня обошел, Джеймс. Прочитал весь дневник. Ты получил мой факс?

– Да.

– Ну и что ты об этом думаешь?

Джеймс уставился на стену поверх моей головы.

– Мне кажется, в данном случае месть действительно мотив. Видео с Варгасом, послания на стенах – в частности, упоминание о правосудии – все это вполне подходит. Однако, прочитав дневник, я почувствовал, что преступник начал смешивать парадигмы.

– Джеймс, не умничай. Выражайся нормальным языком.

– Ну смотри, первоначальная цель ясна. Месть в чистом виде. Она за рамки не выходит. С Незнакомцем когда-то скверно обошлись, вот он и нанес ответный удар людям, непосредственно повинным в его несчастьях, или, как мы предположили в случае с Сарой, потомкам этих людей. Вот версия, которой мы придерживаемся; уверен, не зря придерживаемся.

Он откинулся на спинку стула.

– Но давай посмотрим, как Незнакомец осуществляет правосудие.

– Причиняя боль.

Джеймс улыбнулся – исключительный факт.

– Совершенно верно. Результат, конечно, один – смерть. Но как быстро она приходит, сколько боли заслуживает та или иная жертва, зависит от желания Незнакомца. Он одержим этой темой. И мне кажется, он уже переступил черту. Он уже не просто вершит правосудие – он получает колоссальное удовольствие, причиняя боль.

Я задумалась. «Поведение, которое только что описал Джеймс, встречается часто, слишком часто. Мученик превращается в мучителя. Тот, кого совратили в детстве, повзрослев, чаще всего сам становится совратителем малолетних. Жестокость заразна. Вот Незнакомец на коленях, как бедная белокурая девочка на видео, а рядом извращенец пускает слюни, лупит и лупит по ступням. Боль.

Незнакомец вырастает, переполненный гневом, и замышляет месть. Он тщательно разрабатывает план. Все идет гладко, но вдруг словно щелкает выключатель, и праведный гнев становится извращенным удовольствием. Ведь гораздо лучше самому держать прут, чем сносить удары. Настолько лучше, что Незнакомец входит во вкус! Стоит только попасть в ловушку, и все белое становится черным, а назад пути нет. Этим объясняется разный „почерк“. Кровавые художества и сексуальное возбуждение противоречат спокойствию, хладнокровию и сдержанности человека, который действовал строго по плану».

– Итак, теперь ему нравится причинять боль, – сказала я.

– Не просто нравится – необходимо, – ответил Джеймс. – Наш страдалец не нашел ничего лучшего, чем разумное, с его точки зрения, объяснение, старая как мир фраза «Цель оправдывает средства». Кто-то перед ним в долгу, виновный должен быть наказан. А если страдают невиновные, это прискорбно.

– Судя по нему, не так уж и прискорбно.

– Ты права. Возьмем Сару. Незнакомцу нравится все, что он сделал с ней. Это им движет. – Джеймс пожал плечами. – Он подсел. Голову даю на отсечение, его «творчество» распространяется и на другие жертвы. Пока мы мало знаем о его подвигах, но, пожалуй, скоро обнаружим впечатляющие, художественно оформленные преступления, каждое из которых – вариация на тему боли.

Все, о чем говорил Джеймс, не проверено и пока не доказано. Но я чувствую: он прав. После его слов что-то сдвинулось в моем сознании, и все стало ясно как день. Незнакомец знает, что делает и почему, и его жертвы не случайны. Они напрямую связаны с его прошлым. Но – и это не просто «но» – Незнакомец «подсел», помешался на смерти. Убийство для него теперь не просто борьба с несправедливостью. Убийство превратилось в сексуальный акт.

– Давай обсудим еще кое-что, – сказала я. – Изменения в поведении преступника и его возможный план относительно будущего Сары.

Джеймс покачал головой.

– Я уже думал об этом. Я понимаю, почему Незнакомец начал действовать открыто. Это вплотную связано с мотивом мести. Он не просто хочет вершить правосудие – он жаждет, чтобы весь мир узнал, почему он это делает.

– Согласна.

– Однако он уже почувствовал произошедшие в нем изменения. Я думаю, он изначально не исключал возможность своей поимки и даже предвкушал, как явится в сиянии славы и прольет свет на свою историю. Но сейчас он обнаружил, что ему безумно нравится убивать людей. Если он умрет, то больше не сможет этого делать. Он слишком пристрастился к убийству – он не откажется от удовольствия. А если он не хочет быть пойманным, у него масса времени, чтобы замести следы.

– Совершенно верно. Мне кажется, первоначальные намерения Незнакомца так и останутся намерениями. Он хочет, чтобы все стало известно, хочет разоблачить грешников и их грехи. Только не прямо, а косвенно. Мы должны быть предельно осторожны, – прошептала я. – Он попытается держать нас на коротком поводке. Мы просто обязаны проявлять бдительность и тщательно взвешивать каждый ход.

– Да.

Я вздохнула.

– Хорошо, а как насчет Сары? Неужели он в конце концов захочет убить ее?

Джеймс уставился в потолок.

– Я думаю, все зависит от того, удастся ли Незнакомцу сотворить Сару по образу и подобию своему. Если все-таки удастся, он получит собственную копию. Только не знаю, сохранит ли он Саре жизнь или убьет девочку из милосердия.

– Я хочу приставить к ней телохранителя.

– Разумно.

Я постучала пальцами по столу.

– Исходя из видео Варгаса, из мотива преступлений Незнакомца и из шрамов на ступнях я сделала следующий вывод: Незнакомец был жертвой торговли людьми, подвергался насилию и сексуальным домогательствам. Это продолжалось многие годы. Теперь, когда он вырос и вконец обозлился, он из кожи вон лезет, чтобы, так сказать, восторжествовала справедливость.

Джеймс пожал плечами:

– Похоже на правду. По крайней мере некоторые из твоих доводов. Как жалко!

– Ты о чем?

– Ты же видела русскую девочку. Она была совершенно сломлена… В отличие от нашего преступника. Он-то не сломлен, ничуть. Он оказался крепким орешком. Наверняка это врожденное.

– По большому счету он тоже сломлен. Но я тебя понимаю. Можешь что-нибудь добавить?

– Только одно. Ты спрашивала, не было ли в дневнике фактов, которые потянули бы на доказательства. Очевидно, что почти все написанное Сарой – правда. По крайней мере правда в ее представлении, но…

– Подожди-ка. Скажи, почему ты так думаешь? Почему ты уверен в этом?

– Логика проста. Мы принимаем как должное, что Сара Лэнгстром не является исполнителем убийства семьи Кингсли. Отлично. Эта девочка в течение нескольких месяцев писала о сумасшедшем, который убивает близких ей людей, и потом это происходит на самом деле. Вероятность совпадения чрезвычайно мала. И в свете убийства Кингсли история Сары выглядит вполне правдоподобной, по крайней мере какая-то ее часть. Я не беру в расчет прогнозы Сары относительно собственного будущего.

Я прищурилась:

– Вот именно. Правдоподобной. Так ты сказал?

– Я сказал, что в основном нахожу историю Сары правдивой, однако чего-то в ней не хватает. Я еще не совсем понимаю чего, но кое-что меня настораживает.

– Ты думаешь, Сара о чем-то умалчивает или пишет неправду?

Джеймс разочарованно вздохнул:

– Утверждать не могу. Просто чувствую. Мне нужно еще раз прочесть дневник. Если выясню, сразу же дам тебе знать.

– Ты должен довериться этому чувству, – сказала я.

Джеймс собрался уходить, но остановился в дверях.

– Ты понимаешь, чем является для нас Сара?

Я нахмурилась:

– Что ты имеешь в виду?

– Что она символизирует? Мы знаем, как ее рассматривает Незнакомец – как свое творение, скульптуру. Как существо, созданное из боли ради мести. Но и для нас она кое-что значит. Я понял это ночью. Думал, вдруг и до тебя дошло.

Я пристально смотрела на него, пытаясь найти ответ.

– Извини, – сказала я. – Не понимаю, о чем ты.

– Сара – воплощение жертвы, Смоуки. Ты же прочла ее историю: она воплощение жертвы, которую нам не удалось спасти. Думаю, преступник знает это. Вот почему он дразнит нас Сарой. Он манипулирует ею, оставаясь вне досягаемости, и заставляет нас наблюдать за ее страданиями.

Джеймс вышел, оставив меня переваривать услышанное.

Я понимала: он прав. Его ощущения полностью совпадали с моими. Просто я удивилась, что Джеймс оказался настолько внимателен. А потом я вспомнила сестру Джеймса и задумалась о его словах, о глубине чувств, необходимых, чтобы прийти к подобному заключению. «Роза была жертвой, которую Джеймсу не удалось спасти. Не тут ли кроется причина его неприязни к людям? Не в том ли она, что Джеймс не смог предотвратить смерть сестры? Может быть. И однако, Джеймс прав. Его выводы требуют от нас еще большей осмотрительности. Сара не просто месть – она приманка».

Глава 32

– Хочу зайти к Джонсу, – сказала я Келли. – Пойдем со мной.

– Зачем?

– Узнала, что он расследовал дела, связанные с торговлей людьми.

– Не может быть!

– Да провалиться мне на месте!

И вновь я в кабинете без окон, сижу рядом с Келли напротив серого ископаемого, которое Джонс называет письменным столом.

– Расскажи мне об этом деле, – без предисловий произнес Джонс. – Особенно меня интересует Хосе Варгас.

Я изложила все, что знала на данный момент. Джонс откинулся в кресле и пристально смотрел на меня, постукивая пальцами по подлокотнику.

– Ты считаешь, что этот тип, Незнакомец, – несчастный ребенок, жертва Варгаса?

– Это рабочая версия.

– Правильная версия. Шрамы на ступнях преступника и русская девочка? Мне приходилось сталкиваться с подобным.

– Вы рассказывали, что принимали участие в следствии по делу о торговле детьми и что Варгас был под подозрением.

– Да. Я состоял в оперативной группе под непосредственным руководством Дэниела Халибартона. – Джонс покачал головой. – Халибартон был старейший сотрудник, древний, как динозавр, но замечательный следователь. Несгибаемый. А я недавно пришел, всего два года как закончил академию. Дело оказалось грязное. Мерзейшее. Однако энтузиазм у меня зашкаливал. Ну, вы понимаете…

– Да, сэр.

– Следователи отдела нравов полицейского управления Лос-Анджелеса выявили резкий рост детской проституции и порнографии. Проблема существовала всегда, но то, с чем им пришлось столкнуться, озадачивало. Следователи заметили у многих детей нечто общее.

– Кажется, я поняла, – произнесла Келли. – Шрамы на ступнях.

– Не только. Второй фактор: среди детей не нашлось ни одного уроженца Штатов. В основном латиноамериканцы, реже – европейцы. Мы догадались, что европейцев переправили в Штаты через Латинскую Америку. – Он замолчал, погрузившись в воспоминания. – Большинство жертв – девочки, но было и несколько мальчиков в возрасте от семи до тринадцати лет, не старше. И все в ужасном состоянии. Многие страдали различными половыми инфекциями, имели незалеченные анальные и вагинальные разрывы… – Джонс махнул рукой. – Ну, вы поняли, просто кошмар какой-то…

– Пожалуй, единственное, что успокаивает в подобных случаях, – педофилы ненавистны всем.

– Да… Вот полиция Лос-Анджелеса и вызвала нас. Мы не стремились ни выслужиться, ни сделать рекламу, ни повлиять на политику. Это действовало освежающе. Мы создали оперативную группу, они – тоже, чтобы оказать массированное давление. – Джонс слабо улыбнулся. – Сейчас все иначе. Дискуссия о нравственности в правоохранительных органах носила несколько… расплывчатый характер.

– Кажется, я понимаю, что вы имеете в виду, – раньше подозреваемых допрашивали в агрессивной манере.

Улыбка Джонса стала зловещей.

– По-другому – никак… Допрашивали невозмутимо – и жестоко. Может, это не мое дело, но… – Джонс огорченно пожал плечами. – Халибартон и его приятели были парни старой закалки… Работорговцы действовали очень продуманно. Никаких лишних контактов. Сначала передавались деньги, а затем уже дети. И покупатели никогда больше не пересекались с продавцами.

– А сколько было детей? – спросила я.

– Пять. Три девочки и два мальчика, а потом осталось две девочки и мальчик. Мы поместили их под защитный арест.

– Почему?

– Двое ребят, мальчик и девочка, не выдержали. Они покончили с собой. Итак, у нас остались дети, которые, преодолев ужасные несчастья, желали оставить все в прошлом. И у нас был мерзавец, который их купил. Девочки и один из мальчиков принадлежали сутенеру, подонку, каких свет не видывал, по имени Лерой Перкинс. У него было не сердце, а глыба льда. Плевать он хотел на детей, его интересовали только деньги, которые они могли ему принести.

– Звучит еще хуже, чем я думала, – сказала я.

– Третья девочка принадлежала извращенцу, который очень любил детей. Он зарабатывал деньги тем, что снимал на видео, как занимается сексом с детьми, а затем продавал фильмы таким же озабоченным уродам, как и он сам. Его звали Томми О’Делл. Предположительно некоторые полицейские и агенты крепко прижали Лероя и Томми. Но извращенцы молчали. Мы угрожали посадить их в тюрьму и рассказать другим заключенным, кто они и за что сидят. Увы, это не сработало. Я думал, Томми О’Делл расколется, я был просто уверен. Ведь он слизняк. Но я ошибался. Молчал и Лерой. Он сказал однажды Халибартону: «Допустим, я сознаюсь. Но не пройдет и недели, как я сдохну. Потом они убьют мою сестру, мою мать… Черт, да они уничтожат все, даже мои комнатные растения! Я уж лучше здесь перекантуюсь».

– Похоже, он имел дело с ужасными людьми, – сказала Келли.

– Уж похуже нас. Мы потратили уйму времени, однако потерпели фиаско. У нас остались лишь дети. Потребовалось некоторое время, чтобы их разговорить, и в итоге удалось. Только двое рассказали о пережитом. – Джонс скривился. – Такая мерзость… Детей били палками, всячески унижали, насиловали. Они постоянно ходили в капюшонах или с завязанными глазами. Их скрывали и друг от друга, и от торговцев людьми. И все же один мальчик увидел Варгаса и запомнил его имя. Он даже смог его описать. И мы взяли этого типа. – Взгляд Джонса стал вдруг пугающим. – Мы многое пытались сделать, чтобы заставить его расколоться. Тогда даже я был готов пустить в ход кулаки.

Джонс замолчал и глубоко задумался. Его молчание было пронизано сожалением.

– Мальчика звали Хуан. Это был прелестный и умный ребенок, он многое нам рассказал, хоть и заикался. Родом он из Аргентины. Я восхищался им… мы все восхищались. Он прошел через ад, но продолжал бороться, и делал это с достоинством. – Джонс одарил меня задумчивым взглядом сфинкса. – С достоинством! А ему было всего девять лет.

– Что же произошло? – спросила я.

– Детей спрятали в конспиративном доме. Накануне ночью Хуан дал согласие официально записать свой рассказ на пленку, но кто-то узнал об этом. Они убили полицейского, агента и забрали детей.

– Забрали?

– Да. Обратно в ад.

Некоторое время я не могла произнести ни слова. «Этих детей вырвали из лап чудовищ. Их просто обязаны были спасти!»

– Неужели это сделал…

– Кто-то из сотрудников? Конечно. И здесь, и в полицейском управлении все перевернули вверх дном. Каждого, кто был в опергруппе, проверяли как под микроскопом, только что в задницу не заглядывали, но так ничего и не нашли. В итоге мы уже не могли доказать, что Варгас как-то связан с детьми. Все, что мы имели, – устные показания исчезнувшего свидетеля. Варгас ушел, О’Делл и Перкинс тоже. Перкинс выжил, а О’Делла убрали. Нам больше не приходилось встречать детей с изуродованными ступнями. Мы так и не нашли ни Хуана, ни девочек, но нам стало известно через осведомителя, что несколько детей, соответствовавших описанию, вывезли в Мексику, а затем они исчезли. – Джонс уныло пожал плечами. – Все наши начинания провалились. Мы хотели расширить сеть. Дать информацию о том, что нужно искать, в другие города. Тщетно. Опергруппа была расформирована.

– Похоже, постарался тот, кто «держал» работорговлю, – сказала я. – Ведь Варгас снял видео ради шантажа.

– Тебе не кажется это странным? – спросила Келли.

– Что – это?

– В 1979 году работорговцы вселяли ужас. А Варгас не производит впечатления героической личности.

– Воспользуйся архивом, Смоуки. Если тебе понадобятся показания тех, кто в этом участвовал, дай мне знать, – сказал Джонс и горько улыбнулся. – Таков был мой первый урок. До тех пор я полагал, что мы обязательно поймаем злодея, что справедливость восторжествует и тому подобное. Но, занимаясь делом о торговле детьми, я вдруг осознал, что подобное произойдет еще не раз и злодеи опять выйдут сухими из воды. Я понял тогда, что они, – Джонс запнулся, – что они – люди, которые пожирают детей. – Он замолчал. – Образно говоря, разумеется.

«Ведь это не просто метафора, сэр? Поэтому вы запнулись? Они действительно пожирают детей, незащищенных, плачущих, теплых. Они заглатывают их целиком».

Я вернулась в «Ведомство смерти». Келли поставила на уши весь архивный отдел, чтобы нам нашли документы по торговле людьми. И тут зазвонил мой мобильный.

– Есть информация, – сказал Алан.

– Я слушаю.

– Занимаясь делом Кингсли, я решил разузнать о Кэтти Джонс.

– О женщине-полицейском из дневника?

– Вот-вот.

«Прекрасная мысль. Она тогда была наблюдателем и встречалась с Сарой в последующие годы».

– Что ты нашел?

– То, что я нашел, – ужасно. Ужасно и очень странно. Джонс стала следователем два года назад. А через месяц уволилась из полиции навсегда.

– Почему?

– На Кэтти Джонс было совершено нападение прямо у нее дома. Бедняжку избили так, что она три дня пробыла в коме. А сейчас и того хуже.

– Хуже?

– Кэтти избивали обломком трубы, в результате чего она получила множество ран и ушибов. Но самое серьезное – у нее повреждены зрительные нервы. Она совершенно слепа, Смоуки.

Я молчала, пытаясь осознать сказанное. Даже почувствовала некоторую слабость.

– Это еще не все.

– Что же еще?

– Нападавший бил Кэтти прутом по ступням. Остались шрамы.

– Что?! – Я чуть не закричала от удивления.

– Серьезно. Я так же отреагировал. Это ужасно, но…

– Странно, что он оставил ее в живых.

– Точно. До сих пор он убивал каждого, кто был рядом с Сарой, каждого, кроме нее.

– Почему же он не убил Кэтти Джонс?

– Хочешь с ней поговорить? Я поэтому и звоню. Я достал ее адрес. Но я пока занят…

– Диктуй. Мы с Келли повидаемся… – я запнулась на этом слове, – съездим и поговорим с ней.