Текст книги "Лик смерти"

Автор книги: Коди Макфейден

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 27 страниц)

Глава 33

Кэтти Джонс жила в своем доме, в Тарзане, еще одном пригороде Лос-Анджелеса, который спрятался посреди беспорядочно разросшегося города. Дом оказался вполне симпатичный, ухоженный, только слегка обветшавший.

Дождь уже прекратился, а небо было еще серое, с грозовыми тучами. Мы с Келли добирались почти час. Лос-Анджелес ненавидит дождь, и это заметно; по дороге попались две аварии. Конечно, мы должны были сначала позвонить, но у нас был только адрес голосовой почты.

– Келли, готова? – спросила я уже перед дверью.

– Нет, но все равно стучи.

Я постучала. И через минуту услышала звук шагов по деревянному полу.

– Кто там? – раздался голос, отчетливый, но неопределенный.

– Кэтти Джонс?

Молчание.

– Нет, это я – Кэтти Джонс, – сухо ответил женский голос.

Келли взглянула на меня удивленно.

– Мисс Джонс, я специальный агент Смоуки Барретт из ФБР, со мной еще один агент, Келли Торн. Мы бы хотели с вами поговорить.

Наступила гнетущая тишина.

– О чем?

Я могла бы ответить: «О нападении на вас», – но передумала.

– О Саре Лэнгстром.

– Что случилось? – спросила Кэтти встревоженно, и в ее голосе мне послышались примирительные нотки.

– Можно, мы войдем, мисс Джонс?

И вновь молчание.

– Думаю, вы должны войти. Я больше не могу оставаться в стороне, – вздохнув, ответила Кэтти.

Я услышала, как в замке повернулся ключ, и дверь открылась.

Кэтти носила темные очки. Я увидела небольшие шрамы рядом с линией волос и у виска. Невысокая, крепкая – видно, занималась спортом, Кэтти была в свободных брюках и майке.

– Входите, – сказала она.

Мы вошли. В доме было темно.

– Пожалуйста, не стесняйтесь, можете включить свет. Мне-то он не нужен. Только выключите потом, когда будете уходить.

Уверенной походкой Кэтти привела нас в гостиную. Интерьер выглядел гораздо современнее, чем фасад: бежевый ковер, кремовые стены, новая, со вкусом подобранная мебель.

– У вас очень милый дом, – сказала я.

Она села в большое удобное кресло и жестом указала нам на диван.

– Я нанимала дизайнера полгода назад.

Мы сели.

– Мисс Джонс…

– Кэтти.

– Кэтти, – поправилась я, – мы здесь из-за Сары Лэнгстром.

– Вы уже говорили. Переходите к главному или катитесь отсюда.

– Слепота – не повод проявлять дурной характер.

Я пришла в ужас от слов Келли и бросила на нее испепеляющий взгляд. Но уж мне-то следовало бы знать, что Келли – непревзойденный мастер по части разбивания льда. Она сразу же оценила Кэтти Джонс и намного раньше, чем я, поняла: Кэтти хочет только, чтобы с ней обращались как с нормальным человеком. Она понимает, что осталась в дураках, и хочет знать, будем ли мы с ней сюсюкать или призовем к ответу.

Кэтти улыбнулась в сторону Келли.

– Извините, я так устала. Со мной обращаются как с калекой, хотя я и есть калека. Отчасти. Я обнаружила: пошлешь человека ко всем чертям – и сразу намного проще беседовать с ним на равных.

Улыбка исчезла с ее лица.

– Пожалуйста, расскажите мне о Саре.

Я рассказала о произошедшем в доме Кингсли, о дневнике Сары, о Незнакомце. Также я изложила наши соображения.

Кэтти сидела, подавшись вперед, и очень внимательно слушала. Когда я закончила, Кэтти вновь откинулась на спинку кресла. Она повернула голову к окну. Бессознательно, как тогда, когда еще могла видеть.

– Значит, он наконец объявился, – пробормотала она.

– Выходит, так, – ответила Келли.

– Ведь это впервые, – сказала Кэтти, покачав головой. – Раньше он никогда не выходил из тени. Ни с Лэнгстромами, ни позже, с другими, даже со мной.

Я нахмурилась.

– Не понимаю, как это вяжется с тем, что он с вами сотворил. Разве, придя к вам, он себя не обнаружил?

Кэтти горько улыбнулась:

– Он позаботился о том, чтобы я держала язык за зубами. Ведь это все равно что остаться в тени.

– Как ему это удалось?

– Так же, как всегда. Он использует вашу слабость. В случае со мной – это Сара. Незнакомец сказал, цитирую: «Получишь свое – и сиди тише воды, ниже травы, или я сделаю то же самое с Сарой». – Кэтти сморщилась, на ее лице отразились гнев, страх и воспоминания о боли. – А потом он сделал то, что сделал. Он знал, я не допущу, чтобы он так поступил и с Сарой. Вот я и помалкивала. Ведь…

Кэтти замолчала.

– Что? – настойчиво спросила я.

– Ведь именно поэтому вы приехали ко мне? Вы хотите узнать, почему он оставил меня в живых, почему не убил? Да, я молчала. Потому что жила, потому что боялась. Не за нее. За себя. Незнакомец сказал, что вернется, если я ослушаюсь. – При этих словах ее губы задрожали.

– Я понимаю, Кэтти! Понимаю, как никто другой!

Кэтти кивнула. Ее губы скривились, она обхватила руками голову. Ее плечи еле заметно вздрагивали. Это был бесшумный плач, недолгий, как летняя гроза, которая тоже прекращается, не успев начаться.

– Простите, – вымолвила Кэтти, подняв голову. – Сама не знаю, почему я так разволновалась. Я больше не плачу. У меня не осталось слез.

– Слезами горю не поможешь, – произнесла я, но эта фраза даже из моих уст прозвучала неубедительно.

Кэтти устремила на меня свои незрячие глаза. Я не могла их разглядеть сквозь темные стекла очков, но я чувствовала отраженную в них боль.

– Я знаю вас, – сказала Кэтти. – В смысле о вас. Вы потеряли семью, подверглись насилию. И вам изрезали лицо.

– Да, так и было.

Взгляд незрячих глаз пронизывал меня насквозь.

– В этом-то и причина.

– Простите?

– Что он оставил меня в живых. Но об этом позже. Расскажите, что еще вам известно.

Я хотела было надавить на Кэтти, но отбросила эту мысль. Нам необходимы детали. В таких случаях нетерпение – плохой помощник. Мы рассказали Кэтти все, что узнали об убийстве Лэнгстромов из дневника Сары.

– Все сходится, – подтвердила Кэтти. – Удивительно, как Сара запомнила столько подробностей. Наверное, она постоянно думала об этом.

– Теперь все ясно, – сказала я. – Вы приезжали на место преступления? Вы были в доме, видели трупы и Сару?

– Да.

– Сара пишет, никто не поверил, что ее родителей вынудили сделать то, что они сделали. Это правда?

– Чистая правда. Впрочем, посмотрите материалы дела – и обнаружите, что оно фигурирует как самоубийство, совершенное после убийства. Закрыто за смертью убийцы.

– Постойте – вы сказали, что криминалисты так ничего и не нашли.

– Нет, – возразила Кэтти, подняв палец. – Я сказала не так. Я сказала, никто особо не искал, потому что Незнакомец все тщательно подготовил. Знаете, иногда возникает чувство, что преступление поставлено как спектакль.

– Верно.

– Так вот, здесь этого ощущения не возникло. Была предсмертная записка, прижатая стаканом с водой, на котором остались отпечатки пальцев и слюна миссис Лэнгстром. Ее отпечатки также были найдены на пистолете, на шее мужа и на ножовке, которой обезглавили пса. При самоубийствах всегда такое находят. А еще Линда Лэнгстром тайком принимала антидепрессанты. Что бы вы подумали на месте следователей?

Я вздохнула.

Услышав эту историю из уст другого профессионала, я взглянула на нее иначе. Я посмотрела на все глазами Кэтти, глазами следователя по особо опасным делам, который не знал ни о преступлении в доме Кингсли, ни о дневнике Сары. Да и самого-то дневника еще не существовало.

– Вы намекаете на другие улики? – прошептала Келли.

– Были два обстоятельства, но им тогда не придали значения. В отчете о вскрытии трупа Линды Лэнгстром отмечены кровоподтеки на запястьях. Они не рассматривались как доказательство, потому что мы ничего подобного и не искали. Но если бы попытались…

– Итак, вы подумали о наручниках, услышав историю Сары, – сказала я. – Вы считаете, что миссис Лэнгстром яростно вырывалась из этих мягких изнутри наручников и повредила запястья?

– Совершенно верно.

– А что еще вас насторожило?

– В принятом сценарии убийства Линда выстрелила себе в голову. Но в отчете не сообщалось, что кто-то слышал эти выстрелы, хотя пистолет был без глушителя.

– Что же навело вас на мысли?

– Сара. До меня дошло не сразу, но с течением времени я лучше узнала Сару и задумалась. Она честный человечек. А история слишком кошмарная для маленькой девочки. Вокруг Сары трупы просто множились. Стоило начать предполагать – и я начала везде находить улики. – Кэтти подалась вперед. – Гениальность Незнакомца – в проницательности, в тонком понимании наших мыслей и в выборе жертвы. Он ни разу не переборщил в инсценировках, все выглядело естественно. Он приводил нас к определенному выводу, и мы не находили почти ничего подозрительного. Незнакомец знал, как нас учили решать задачи – упрощать, а не усложнять. А жертвой он выбрал Сару, у которой не было родственников, а значит, никто не стал бы требовать от нас более тщательной проверки. О Саре никто не беспокоился.

– Но ведь нашелся такой человек, – тихо сказала я. – Вы.

– Совершенно верно.

– Именно поэтому он так обошелся с вами?

Кэтти сглотнула.

– Отчасти. Хотя вряд ли это главная причина. Ослепить меня было на руку Незнакомцу.

Дыхание Кэтти участилось.

– Не могут ли детали сотворенного с вами пролить свет на наше дело? – настойчиво спросила я. – Знаю, как это нелегко.

Кэтти повернулась ко мне:

– Незнакомец всегда появляется как призрак. Я ведь должна вспомнить факты, которые будут способствовать его опознанию?

Вопрос был риторический, и я промолчала.

Кэтти судорожно вздохнула. Ее руки дрожали, дыхание оставалось учащенным.

– Странно. Почти два года я хотела рассказать, как все было на самом деле. А теперь, когда могу это сделать, мне хочется провалиться сквозь землю.

И я рискнула, подошла к Кэтти и взяла ее дрожащую, липкую от пота руку. Она не сопротивлялась.

– А я, бывало, теряла сознание, – призналась я. – После всего, что со мной произошло.

– Правда?

– Только между нами, – улыбнулась я. – Правда.

– Честное слово, моя сладкая, – мягко сказала Келли.

Кэтти высвободила руку. «Чтобы собраться с силами», – подумала я.

– Извините, – сказала она, – я принимала успокоительное с тех пор, как это случилось, и прекратила только две недели назад. Я решила, что хочу слезть с химии. Она превращает меня в зомби. Пора вновь стать сильной. Я по-прежнему думаю, что приняла правильное решение, только… только иногда бывает тяжело…

– Хотите кофе? – оживилась Келли.

– Простите? – нахмурилась Кэтти.

– Кофе. Кофеин. Напиток богов. Раз уж мы собираемся выслушать нечто ужасное, кофе придется очень кстати.

– Прекрасная мысль, – сказала Кэтти и слабо улыбнулась благодарной улыбкой.

* * *

Обычная чашка кофе, казалось, успокоила Кэтти. Она словно держалась за нее во время своего рассказа и отпивала глоток, когда становилось совсем невмоготу.

– Годами я рылась в архивах в поисках «белых пятен», которые помогли бы убедить старших следователей еще раз рассмотреть дело Лэнгстромов. Вы должны понять: хоть я и считалась неплохим полицейским, я еще не дослужилась до звания. С точки зрения матерого офицера полиции, служака вроде меня недалеко ушел от штатского. Ребят из убойного отдела интересовала только статистика. Коэффициенты раскрытых дел, показатели количества убийств на душу населения и всякое такое. Попробуйте взять раскрытое дело и внести его в категорию висяков – ничего у вас не выйдет. У меня по крайней мере не вышло.

– Кровоподтеков на запястьях было недостаточно? – спросила я.

– Нет. И, честно говоря, не знаю, как бы я поступила на месте ребят из убойного. На кровоподтеки обратили внимание, но ведь мало ли откуда они взялись! Например, муж мог слишком крепко схватить Линду за запястья. Вспомните, предполагалось, что она задушила его.

– Это верно.

– Да. В течение нескольких лет я усердно занималась делом Лэнгстромов в свободное время, но у меня так ничего и не вышло. – Кэтти замолчала: вероятно, ей стало неловко и даже стыдно. – Положа руку на сердце, я не очень торопилась. Иногда меня одолевали сомнения. По ночам, лежа в кровати, я размышляла о Саре и убеждала себя, что не верю ей, что она просто несчастный ребенок и сочинила всю историю, чтобы объяснить бессмысленную смерть родителей. Обычно мои чувства вновь брали верх, только… – Кэтти пожала плечами. – Я могла бы многое сделать. В глубине души я всегда знала об этом. Но жизнь шла своим чередом. Я не могу этого объяснить… – Она вздохнула. – Между тем я хорошо выполняла свою работу и продвинулась по службе. А потом… стала следователем. – И она улыбнулась воспоминаниям, словно не веря, что все произошло на самом деле. – Я успешно сдала экзамены. Это было круто! Здорово! Даже отец гордился.

Я заметила, что об отце она упомянула в прошедшем времени, но спрашивать не стала.

– Я хотела попасть в убойный отдел, но меня приписали к отделу нравов. – Кэтти пожала плечами. – Несмотря на то что я женщина, и даже вполне симпатичная, я сильная. А им нужно было, чтобы я выступила в роли проститутки. Я разочаровалась поначалу, но потом мне даже понравилось. У меня был просто талант. – На губах Кэтти заиграла улыбка, скорее всего неосознанная. Лицо оживилось. – Я поддерживала отношения с Сарой. Она ожесточалась с каждым годом. Пожалуй, я единственная помогала Саре оставаться собой. Единственная по-настоящему беспокоилась о ней. – Кэтти вновь устремила в окно невидящий взгляд и погрузилась в размышления. – Вот почему Незнакомец следил за мной. Не потому, что я стала следователем, и не потому, что совала нос куда не надо. Он знал, что я полюбила Сару. Знал, что мог рассчитывать на меня. Знал: я выполню все его поручения и передам все его послания, если буду думать, будто это поможет Саре.

– Что за поручения? – спросила Келли.

– Я расскажу потом. И еще одно… Думаю, тогда наступило время разлучить меня с Сарой. – Кэтти повернулась ко мне: – Вы понимаете?

– Пожалуй, да. Вы говорите о главной цели его плана в отношении Сары.

– Да. Я осталась последней, кто знал, какой была Сара, что творилось в ее душе; последней, кому Сара доверяла. Не понимаю, почему Незнакомец позволил нашей дружбе длиться так долго. Хотел дать Саре надежду?

– Которой может ее лишить, – сказала я.

– Да, – кивнула Кэтти.

– Расскажите нам о том дне, – ласково произнесла Келли.

Испытав очередной всплеск душевного волнения, Кэтти непроизвольно сжала кофейную чашку.

– Это был обыкновенный день, похожий на все остальные. Что меня особенно поражает. Ничего особенного тогда не произошло. Не было никаких важных дат, и погода стояла самая обычная. День этот отличался от других только тем, что он его выбрал. – Кэтти глотнула кофе. – У меня закончилась вечерняя смена. Я вернулась домой уже за полночь. Темно. Тихо. Я ужасно устала. Я вошла в дом и отправилась прямо в душ. Я всегда так делала. Это было для меня символично – заниматься грязной работой, прийти домой и смыть всю грязь, ну, вы понимаете.

– Конечно, – откликнулась я.

– Я приняла душ. Надела халат, взяла книгу – что-то легкое, дурацкое, развлекательное, – налила себе кофе и устроилась вот здесь. – Кэтти похлопала по креслу, в котором сидела. – Кресло было другое, но стояло именно здесь. Я помню, как звякнула чашкой о стол, – продолжала она, вновь погрузившись в воспоминания, – и не успела охнуть, как вокруг моей шеи затянулась веревка. Рывок был резкий, быстрый. Я попыталась просунуть руки между веревкой и шеей. Не успела.

– Мы называем это стремительным нападением, – сердечно откликнулась Келли. – В большинстве случаев нападающий одерживает верх. Похоже, сопротивление было бесполезно.

– Я так и говорила себе. – Кэтти отпила еще один глоток, ее губы дрожали. – Он знал, что делает. Но я все-таки ожила. И оживала еще не раз. Незнакомец обмотал веревку вокруг моей шеи и то затягивал ее, прекращая доступ крови к мозгу, то ослаблял. Я теряла сознание и снова приходила в себя. В какой-то момент я поняла, что сижу без халата, обнаженная. А когда он снова ослабил веревку, во рту у меня оказался кляп, а руки были пристегнуты наручниками за спиной. Возникло ощущение, что я вновь и вновь погружаюсь под воду и каждый раз просыпаюсь в новой части кошмарного сна. А самое ужасное – Незнакомец все время молчал.

Голос ее стал напряженным и тревожным.

– Помню, я хотела, чтобы он сказал хоть что-нибудь, объяснил, заставил понять. Но он молчал. – Руки Кэтти тряслись. Она сжала их в замок, положила на колени, но все равно не находила себе места, пребывая в бессознательном нервном возбуждении. – Не помню, сколько длилась пытка, – произнесла Кэтти с кривой, еле заметной улыбкой. – Слишком долго… – И вновь ее незрячий взгляд устремился на меня сквозь темные стекла очков. – Вам-то это знакомо!

– Знакомо, – подтвердила я.

– Потом, когда я очнулась, он оставил меня в покое. Я оказалась на кровати, скованная наручниками по рукам и ногам. И мне потребовалось какое-то время, чтобы прийти в себя по-настоящему. Вдруг я подумала, не изнасиловал ли он меня, ведь, даже если так и было, я не знала наверняка.

– Он сделал это? – спросила я.

– Нет, не стал.

«И по-прежнему никаких сексуальных отклонений по отношению к женщине», – подумалось мне.

– Продолжайте, – сказала я.

– И тут он заговорил. Он сказал: «Я хочу, чтоб ты знала, Кэтти: тут ничего личного. Ты должна сыграть свою роль, и все. Должна кое-что сделать для Сары». – Ее нижняя губа дрогнула. – Вот когда я поняла, кто он такой. Не знаю, почему мне это раньше в голову не пришло. «А сейчас вот что будет, – сказал Незнакомец. – Я намерен избить тебя, и ты, возможно, больше не сможешь работать в полиции, Кэтти Джонс. Когда все завершится, ты скажешь, что понятия не имеешь, кто это сделал и зачем. А если ослушаешься, я изуродую Саре лицо и выколю вилкой глаза». – Голос Кэтти затих. – Я не записывала его слова, но именно это он имел в виду. Итак, я совершила то, что сделал бы любой уважающий себя следователь. Я умоляла его, умоляла, как маленький ребенок. Я… я даже описалась, – произнесла она, сгорая от стыда.

– Именно этого он и добивался. Он хотел, чтобы вам стало стыдно за свой страх, как будто стыд что-то значит.

Ее рот скривился.

– Я знаю, я понимаю это. Но иногда бывает так тяжело.

– Да.

Мои слова немного успокоили Кэтти, и она продолжила:

– А потом он мне кое-что показал. Я, говорит, положу это в тумбочку. К тебе обязательно придет следователь и станет задавать вопросы. Тогда ты расскажешь свою историю и дашь то, что лежит в ящике. И объяснишь, что символы – они символы и есть.

Я попыталась подавить нетерпение, но не смогла.

– Что? Что было в тумбочке? И что это, черт возьми, значит: «Символы – они символы и есть»?

– Я почти ничего не помню. Что-то вспыхивало иногда, большое, нереальное. Как картина, написанная белой краской. Звуки мне запомнились даже больше, чем боль. Они глухо отдавались у меня в голове. Теперь-то я знаю: он бил меня по голове обломком трубы. Я чувствовала привкус крови, понимала, что происходит нечто ужасное, но не осознавала что. Он хлестал меня прутом по ногам с такой силой, что целый месяц потом я не могла ходить. – Кэтти вновь обратила незрячий взгляд к окну. – Последнее, что я запомнила, – его лицо, слишком освещенное, слишком яркое, в чулке. Лицо смотрело на меня и улыбалось. Я очнулась только в больнице и никак не могла понять, почему не открываются глаза. – Кэтти затихла, а мы ждали. – Через некоторое время я окончательно пришла в себя. И на меня нахлынули воспоминания. Я осознала, что ослепла. – Кэтти замолчала. – Знаете, что убедило меня в том, что Незнакомец слов на ветер не бросает и разделается и с Сарой, и со мной?

– Что?

– Интонация, с которой он произнес «ничего личного». Я помню каждый звук, помню его взгляд. Незнакомец не сердился и не орал, не выглядел сумасшедшим и не бился в истерике. Он говорил спокойно, даже улыбался – так говорят об интересной книге, которую только что прочли. – Кэтти отпила еще глоток. – Итак, я выполнила его приказ. Я держала язык за зубами.

– Не знаю, важно ли вам это, но я считаю ваше решение мудрым, – сказала я. – Судя по вашему описанию, Незнакомец не из тех, кто блефует. Если бы вы открыли рот, он, вероятно, причинил бы боль Саре или вам обеим.

– Я постоянно говорю себе об этом, – ответила Кэтти, пытаясь улыбнуться. – И тем не менее… – Она еще раз глотнула кофе. – Он отделал меня по полной программе. Пробил мне череп и раздробил какую-то кость, так что ее пришлось удалить. Переломал мне руки и ноги обломком трубы и вышиб почти все зубы. Теперь у меня вставные. Что еще? Ах да – до сих пор я не могу выйти из дома, у меня начинается жуткая паника.

Кэтти замолчала. Теперь она ждала нашей реакции. А я, размышляя о бесконечных неделях в больнице, вспомнила, как ненавидела все до единого изречения, которыми меня успокаивали, всю пресловутую народную мудрость. Потому что не существует на свете подходящих слов.

– Я не знаю, что сказать, – произнесла я.

Кэтти улыбнулась, на этот раз искренне и тепло.

И эта улыбка застигла меня врасплох.

– Спасибо.

Мы поняли друг друга.

– А теперь, Кэтти… Что же он вам все-таки дал?

Кэтти махнула на дверь:

– Спальня справа. Поищите в верхнем ящике.

Келли кивнула мне, встала и пошла в спальню. Через минуту она вернулась с озабоченным лицом, села и разжала кулак. На солнце что-то сверкнуло. Жетон полицейского.

– Это мой, – сказала Кэтти. – Мой жетон.

Я уставилась на него.

– Символы – они символы и есть.

В полнейшем замешательстве я вопросительно взглянула на Келли. Она пожала плечами.

– Кэтти, вы не знаете, почему Незнакомец придавал жетону особое значение? – спросила я.

– Нет. К сожалению, нет. Уж поверьте, я столько думала об этом.

Моему разочарованию не было предела. Не из-за Кэтти, конечно. Я пришла сюда взволнованная возможностью получить ответ, надеялась получить. А в результате нашла еще одну головоломку.

– Вы не могли бы мне кое-что сказать? – спросила Кэтти.

– Конечно.

– Вы опытные агенты? Вы поймаете его?

Хриплый, алчущий голос жертвы, полный сомнений и надежды. Я не смогла разобрать всех эмоций, которые отразились на ее лице. Радость, гнев, печаль, надежда, жажда мести – да много чего. Калейдоскоп из света и тени.

Я пристально смотрела на Кэтти, на шрам у линии волос, на собственное отражение в ее очках. Я видела уродство шрама – и красоту, которую он не сумел испортить. Меня вдруг охватило ужасное чувство. Боль, гнев и невыносимое желание уничтожить зло.

Келли ответила за меня:

– Мы – лучшие, моя сладкая. Самые лучшие.

Кэтти уставилась на нас. Я чувствовала, что она «видит», не важно, глазами или душой.

– Хорошо, – прошептала она и кивнула.

– Кэтти, вам нужна охрана? – спросила я.

Она нахмурилась:

– Зачем?

– Я… мы ищем Незнакомца. И он наверняка в курсе. Вероятно, он даже хочет, чтобы его нашли. Это поможет ему вернуться к прошлым интересам.

– Вы имеете в виду, ко мне?

– Возможно. Я знаю, он обещал оставить вас в покое, если вы поступите, как он велел. Только ему нельзя доверять.

Кэтти надолго погрузилась в размышления. Наконец покачала головой:

– Нет, спасибо. Я сплю с пистолетом под подушкой, и у меня отличная сигнализация. – Она горько улыбнулась. – Отчасти я даже надеюсь, что он решится нанести мне визит. Я была бы счастлива грохнуть его.

– Вы уверены?

– Да, уверена.

Я взглянула на Келли, и мы поняли друг друга без слов: «Припаркуем напротив машину, хочет Кэтти этого или нет».

Кэтти вновь глотнула кофе. «Остыл, наверное», – подумала я.

– Окажите мне любезность.

– Все, что угодно, – ответила я серьезно.

– Дайте мне знать, когда все закончится.

Я подошла к ней и взяла за руку.

– Когда все закончится, Сара даст вам знать.

Кэтти помолчала, затем крепко сжала мне руку.

– Хорошо, – вновь сказала она и с достоинством высвободилась.