Текст книги "Лик смерти"

Автор книги: Коди Макфейден

сообщить о нарушении

Текущая страница: 20 (всего у книги 27 страниц)

Глава 38

Дэвид Николсон, о котором говорил Барри, был отличным полицейским, потомственным. Его дед начинал на восточном побережье в Нью-Йорке, а в шестидесятые переехал на запад вместе с его отцом. Отца убили при исполнении, когда Дэвиду и тринадцати не сравнялось. Николсон стал следователем в очень короткие сроки, и вполне заслуженно. Он славился острым умом, дотошностью, проницательностью, внушал священный трепет. Просто вылитый Алан, только белый.

Но даже такие достоинства не извиняли промахов, допущенных в деле Лэнгстромов.

– По-моему, мы приехали, – сказал Алан и остановил машину у обочины.

Дом находился на окраине Сими-Вэлли, по дороге в Лос-Анджелес, в самом захолустье. Все здания одноэтажные – такие безликие фермерские дома строили в шестидесятые.

Двор Николсона выглядел вполне ухоженным, с бетонной дорожкой. Занавеска на окне, справа от двери, отодвинулась, мелькнуло лицо.

– Он знает, что мы уже здесь, – сказала я.

Мы с Аланом вылезли из машины и направились к дому. Дверь внезапно открылась, и на бетонное крыльцо вышел высокий, более шести футов, крупный, широкоплечий, темноволосый мужчина в джинсах, футболке и босиком. У него было довольно красивое лицо с квадратной челюстью, он выглядел моложе своих пятидесяти пяти лет. Однако его глаза казались безжизненными, совершенно пустыми.

– Мистер Николсон? – спросила я.

– Да, это я. Могу я взглянуть на удостоверения?

Мы с Аланом достали жетоны. Несколько секунд Николсон изучал их – и наши лица. Его пристальный взгляд задержался на моих шрамах, но ненадолго.

– Входите, – наконец пригласил он.

Интерьер дома наводил на мысли о конце шестидесятых – начале семидесятых годов: обшитые деревянными панелями стены и выложенный плиткой камин. Современным здесь был только темный ламинат.

Мы прошли в гостиную. Николсон жестом указал на диван, обитый синим плюшем. Мы сели.

– Хотите что-нибудь… – начал Николсон.

– Нет, сэр.

Он отвернулся и уставился на раздвижную стеклянную дверь, которая вела во двор, тесный, будто сжатый деревянным забором, неухоженный, – газон в запустении, ни единого деревца.

Время шло, а Николсон все молчал, будто забыл про нас.

– Сэр?

– Извините…

Николсон приблизился и сел в видавшее виды кресло, располагавшееся наискосок от дивана. Жуткого зеленого цвета и сильно потертое, выглядело оно очень удобным. С такой добротной мебелью всегда трудно расстаться. Напротив кресла стоял небольшой телевизор, а рядом – складной обеденный стол с микроволновкой. Я вдруг представила, как Дэйв Николсон проводит здесь вечера. Ничего особенного, конечно, но эта картина навевала печаль. Во всей обстановке гостиной чувствовались ожидание и затаенная тоска. Дом показался мне опустевшим, словно его покинула душа.

– Итак, слушайте, – произнес Николсон, прежде чем я открыла рот. – Я расскажу вам то, что собирался рассказать, и даже то, что не собирался. А потом выполню задуманное.

– Сэр?

Он отмахнулся.

– Так вот. Этот человек отвергает символы. Никаких символов, это важно. Поняли?

Николсон говорил монотонно.

– Да, но…

– И еще: я избавился от некоторых вещей, чтобы направить следствие по ложному курсу. Он сказал, улики должны указывать на самоубийство, совершенное после убийства. Он вынудил меня ничего не искать, а принять то, что лежало на поверхности. Я не посмел ослушаться. – Николсон пристыженно вздохнул. – Преступнику требовалось, чтобы дочка Лэнгстромов, Сара, осталась сиротой. У него был план относительно Сары… Я знаю, мне не следовало подчиняться, но поймите… я все сделал из-за дочери.

Я замерла от изумления:

– Из-за вашей дочери?

Николсон уставился в пустоту над нашими головами и заговорил словно сам с собой:

– Мою дочку зовут Джессика. Он забрал ее десять лет назад. Он сделал меня беспомощным и с тех пор манипулирует мной. Он говорил тогда, что если со временем ко мне придут и будут задавать вопросы, я должен произнести эту вот фразу. – Николсон умоляюще посмотрел на меня. – Понимаете? Я был хорошим полицейским, но он отнял у меня дочь!

– Так вы говорите, он взял ее в заложницы?

Направив на меня палец, Николсон произнес:

– Вы позаботитесь о том, чтобы с Джессикой все было в порядке, и удостоверитесь, что преступник выполнил свое обещание. Думаю, он так и сделает.

– Дэвид, вы не могли бы рассказать подробней?

– Нет. Я уже и так достаточно сообщил. Мне необходимо закончить прямо сейчас.

Из-за спины он вытащил огромный револьвер. Мы с Аланом аж подскочили, я потянулась за своим пистолетом. Дуло револьвера нацелилось мне в руку… но нет, Николсон хотел убить совсем не меня. Резким движением он направил ствол прямо себе в рот.

– Нет! – Я с криком бросилась к нему.

Николсон закрыл глаза и нажал на курок. Прогремел выстрел, и меня залило его кровью. Я застыла с открытым ртом. Николсон, как в замедленной съемке, валился из кресла.

– Господи Иисусе! – Алан метнулся к Николсону.

А я все стояла как истукан и смотрела в одну точку. Вновь разверзлись хляби небесные, полил сильный дождь.

Глава 39

Приехали местные полицейские и хотели взять все под свой контроль, но я была в ярости и не обращала на них внимания. Погиб человек, полицейский; я понимала, что его смерть не просто самоубийство. Я хотела выяснить причины.

Я тщательно вымыла лицо и руки, надела перчатки, но все еще чувствовала на лице кровь. Я вышла в коридор и направилась в спальню Николсона. Алан последовал за мной.

– Что мы ищем, Смоуки? – осторожно спросил он.

– Чертовы объяснения! – рявкнула я.

Внезапность и ужас произошедшего поразили меня словно удар наотмашь.

После смерти Николсона я никак не могла собраться с мыслями. Я ощущала только дикую ярость. Это сделал он! Незнакомец! Это его вина! Как я устала от его игр, загадок и всего остального! Как я хотела раскроить ему череп!

Спальня ничем не отличалась от других комнат – неуютная, достаточно чистая, безликая, с минимумом мебели. Голые стены, дешевые, не в тон, занавески… Дом не был Николсону домом – он здесь спал, ел, укрывался от непогоды, хранил одежду. Не более…

На столе у кровати я заметила фото в рамке – улыбающийся Николсон, весело глядя в объектив, обнимал девушку лет шестнадцати, такую же, как он, темноволосую. Только глаза у девушки были не в папу.

Алан тоже посмотрел на фотографию.

– Похоже, перед нами отец с дочерью.

Я кивнула, не в состоянии произнести ни слова. Алан зашел в гардеробную и принялся тщательно и молча осматривать полки.

– Вот это да! – произнес вдруг он. – Посмотри-ка.

Алан вышел, держа открытую обувную коробку. В коробке были фотографии, снятые «Полароидом». В огромном количестве. Алан вытащил одну и протянул мне.

На фото я увидела девушку лет двадцати, бледную, обнаженную. Ее снимали спереди, в полный рост. Руки девушки были заведены за спину, а ноги – слегка повернуты носками внутрь. В момент съемки она в отчаянии отвела глаза.

Я сравнила фото с тем, в рамке.

– Явно одна и та же девушка, – сказала я.

– В коробке полно таких фотографий, – сказал Алан, продолжая осмотр. – Похоже, они здесь собраны в хронологическом порядке. Девушка везде без одежды, сфотографирована в разные годы.

Алан еще порылся в коробке.

– Господи Иисусе! Судя по изменениям ее лица и фигуры, это длилось долгие годы!

– Думаю, лет десять.

Я была как выжатый лимон. Гнев рассеялся, осталась только пустота.

Алан понимающе смотрел на меня. Коробка из-под обуви покачивалась в его огромной руке.

– Ну ладно, ладно… Попробуем разобраться. Преступник взял дочку Николсона в заложницы. Но Николсон не просто отец, он – полицейский. Преступнику необходимо держать Николсона на коротком поводке, вот он периодически и снабжает его доказательствами того, что дочка жива… Черт бы его побрал! – воскликнул Алан, с силой топнув ногой. – Почему Николсон не пришел в ФБР? Почему оставил дочь в руках этого типа на такой долгий срок и ничего не предпринимал?

– Потому что он верил ему, Алан. Он понимал, что Незнакомец выполнит обещание. Если бы Николсон отклонился от плана, Незнакомец убил бы его дочь. А пока он делает то, что от него требуется, Незнакомец держит слово и регулярно присылает подтверждения.

– Я понимаю, и все же… смогла бы ты поступить так, как Николсон?

«Если бы у меня была хоть малейшая возможность оставить Алексу в живых!»

Я ответила сразу, не задумываясь:

– Скорей всего – да. Если бы он был достаточно убедителен, – добавила я и взглянула на Алана. – А если бы на ее месте оказалась Элайна?

Он перестал притопывать.

– Сдаюсь.

Я смотрела на фотографию.

– Но почему? Почему Николсон?

– Мы знаем почему. Николсон был нужен Незнакомцу, чтобы управлять следствием по делу Лэнгстромов.

Я покачала головой:

– Чушь какая-то! Да, Незнакомец использовал Николсона, но зачем такой риск? Зачем хлопоты? Он мог бы сам прекрасно замести следы! Черт, да он и так почти все уничтожил! Вовлекая Николсона, он только усилил вероятность своего разоблачения! Почему Незнакомец решил рискнуть? – Я провела руками по волосам. – Копать нужно в прошлом Николсона. В этом деле все касается прошлого, просто мы еще не нашли связи. Кому я поручала заняться дедом Сары?

– Мне. Только у меня пока руки не дошли. Сначала я решил осмотреть дом Лэнгстромов, а потом занялся фондом, – ответил Алан.

– Я знаю, я все понимаю… но это важно.

– Будет сделано.

Я смотрела на фото несчастной девушки. Вот и еще одно свидетельство: все происходящие ужасы в той или иной степени связаны с прошлым. «Николсон, дедушка Сары, дело семидесятых. Что их объединяет?»

Я разговаривала с мистером Кристофером Шривпортом, главой антикризисного управления. Шривпорт занимается чрезвычайными ситуациями, такими как похищение людей и тому подобное.

– Она заложница? – спросил он.

– Да. Если только ее не убили.

Шривпорт смолчал, не выругался, хотя я чувствовала, как ему этого хотелось.

– Я пошлю туда агента по имени Мэйсон Диксон.

– Крис, это что, шутка?

– Ну да, шутка. Родители прикололись, имя сыночку выбрали. Мэйсон обучался в Квонтико, он наша палочка-выручалочка, когда речь идет о похищении людей. Он сделает все, что в его силах. Но ты особо не надейся. Мне внутренний голос подсказывает: Мэйсон особо не разгуляется, пока вы не раскроете это дело.

– Может, Незнакомец сдержит слово и отпустит Джессику?

– Хотелось бы верить, Смоуки. Хотя чем черт не шутит?!

Глава 40

Была уже вторая половина дня. Дождь снова затих, но серые облака не рассеивались. Солнцу так и не удалось пробиться. Мокрятина, на улицах ни души, будто ты и не в Калифорнии вовсе. Лос-Анджелес в такую погоду на себя не похож. Впрочем, мрачное небо и эффект вымершего города мне импонировали.

Агент Мэйсон Диксон объявился приблизительно через пятьдесят минут после моего разговора с Шривпортом – рыжеволосый, долговязый мужчина с детским лицом. Он выглядел не совсем необычно, но оказался достаточно компетентен. Мы вкратце рассказали ему обо всем, передали коробку с фотографиями и ушли, чувствуя себя совершенно беспомощными.

Когда мы въезжали на автостоянку ФБР, у Алана зазвонил мобильный. Поговорив пару минут, он сообщил:

– Сару Лэнгстром выписывают завтра утром.

Я размышляла, барабаня пальцами по сумке.

– Элайна сказала мне вчера, что хочет забрать Сару, – произнесла я.

Алан грустно улыбнулся и еле заметно пожал плечами:

– Да. У нас с ней был разговор. Я взорвался, сказал, что ни за что не соглашусь, в общем, был категорически против.

– И?

– И мы берем Сару к себе. – Он посмотрел на тучи, которые никак не хотели рассеиваться. – Я не могу отказать ей, Смоуки. Никогда не мог. А теперь и подавно, после того, как Элайна рак победила.

– Алан, можно тебя спросить?

– Конечно.

– Ты когда-нибудь думал о том, чтобы оставить работу?

Он ответил не сразу – некоторое время смотрел в лобовое стекло, тщательно подбирая слова, точно зерна для посева.

– Ты смотришь шоу про нашумевшие преступления?

– Конечно.

– И я смотрю. Знаешь, что меня особенно поражает? То, что большинство полицейских, у которых берут интервью, относительно молоды, но уже в отставке. В смысле редко увидишь пожилого человека, который все еще работает следователем.

– Я не задумывалась об этом, – ответила я.

Не задумывалась, но стоило только подумать, и я поняла, что он прав.

Алан повернулся ко мне:

– И знаешь почему? Потому что расследование убийств – очень опасное занятие, Смоуки. Я говорю не о физической опасности, а о духовной, или психической, если ты не веришь в существование души. Называй как хочешь. Если слишком долго смотреть на мир глазами следователя, есть риск до конца жизни замечать только грязь, в этом вся беда. – Алан легонько ударил кулаком по ладони. – До конца жизни. Мне с таким дерьмом столкнуться довелось, мало не покажется… – Он покачал головой. – Однажды я видел наполовину съеденного младенца. Мать слетела с катушек после приема ЛСД и вдобавок сильно проголодалась. После этого дела я стал алкоголиком.

– Я и не знала, – сказала я, вздрогнув.

Алан пожал плечами:

– Это было до моего прихода в ФБР. А знаешь, что заставило меня бросить пить? – Он отвернулся. – Элайна. Однажды я напился до бесчувствия и пришел домой в три часа ночи. Элайна сказала, что я должен остановиться. А я… – Алан со вздохом скривился, – я схватил ее за руки, рявкнул, чтобы она не лезла не в свое дело, и завалился спать. Утром я проснулся от запаха бекона. Элайна, как всегда, готовила завтрак, заботясь обо мне, словно ничего не произошло. Но ведь произошло! Она надела свою любимую блузку без рукавов, и я увидел синяки у нее на руках – мной оставленные синяки.

Он некоторое время молчал, собираясь с мыслями. А я ждала, словно загипнотизированная.

– Я сразу вспомнил мамашу, съевшую своего ребенка. Когда она наконец поняла, что наделала, она… закричала. Я сейчас говорю о звуке, который человеческое существо не в состоянии воспроизвести, Смоуки. Она завизжала, как обезьяна, брошенная в огонь. И начав, уже не могла остановиться. Вот как я чувствовал себя, когда увидел синяки на руках любимой женщины. Мне хотелось так кричать… понимаешь?

– Да.

Алан повернулся ко мне:

– Я бросил пить. Благодаря Элайне. И потом, даже в самые трудные времена, я больше никогда не терял человеческий облик. Благодаря Элайне, всегда благодаря Элайне. Она… самое дорогое, что у меня есть. – Алан смущенно закашлялся. – Когда она заболела год назад и когда тот псих охотился за ней, я испугался, Смоуки. Мне стало страшно при мысли, что я ее потеряю. Если бы это случилось, меня бы уже ничто не остановило. Только благодаря Элайне я сохраняю душевное равновесие, понимаешь? Я знаю, как далеко могу зайти… Когда-нибудь я все-таки решусь оставить работу, и надеюсь, что сделаю правильный выбор. – Он улыбнулся искренней, но далеко не счастливой улыбкой. – Ты спрашивала, не собираюсь ли я в отставку? Пока я здесь, но однажды меня не будет, и я не знаю, когда наступит этот день.

Мы миновали охрану. Напротив приемной перед нами возникла, сияя улыбкой и только что не искрясь от переполнявшей ее энергии и уверенности, сексапильная жизнерадостная блондинка лет тридцати. Она протянула мне для пожатия руку.

– Агент Барретт? Кирби Митчелл.

Я вздрогнула, и тут до меня вдруг дошло, что сейчас, вероятно, уже половина шестого. Совсем вылетело из головы!

«Ах да! Убийца! – хотела я сказать. – Рада вас видеть, но все еще под вопросом. Время покажет». Вместо этого я пожала Кирби руку и оценивающе взглянула на нее. Кирби полностью соответствовала своему голосу. Очаровательная, стройная, чуть выше пяти футов, с белокурыми, вероятно, крашеными, волосами, искрящимися голубыми глазами и неизменной улыбкой, открывающей великолепные зубы. Особы вроде Кирби в юности целыми днями торчат на пляже в компании серфингистов, пьют пиво у костра, спят с такими же белокурыми парнями, пропахшими морем, а может, и марихуаной. Особы вроде Кирби в пятницу, ровно к пяти, готовы нарядиться в платье для коктейля, непременно черное и очень короткое, и танцевать до утра. У меня были подруги такого сорта. Гремучая смесь, доложу я вам. Правда, Кирби – телохранитель и, если верить Томми, убийца. Это противоречие одновременно интриговало и беспокоило меня.

– Очень рада вас видеть, – сказала я, взяв себя в руки, и представила ее Алану.

Кирби еще шире улыбнулась и игриво ткнула Алана кулаком в плечо:

– Ну и верзила! Тебе это мешает или помогает? Работать, я имею в виду?

– Обычно помогает, – ответил Алан смущенно и потер плечо. – Эй, больно же!

– Да ладно! Что ты как маленький! – ответила Кирби и подмигнула мне.

– Мы направляемся к нам в офис, – сказала я.

– Ну, фэбээровцы, показывайте дорогу!

Офис был пуст. Все выполняли мои задания, данные накануне. Келли исследовала дом Лэнгстромов, Джеймс, вероятно, занимался компьютером Майкла Кингсли. До чего длинный выдался день, когда же он кончится!

Пока мы шли по коридорам, Кирби трещала как сорока, а я наблюдала за ней. Я видела, что болтовня не мешает Кирби ненавязчиво оценивать обстановку, не упускать ни единой мелочи. Дольше всего ее глаза задержались на информационном табло. Такой взгляд я отмечала у леопардов, львов – и подобных этим хищникам людей. О таких говорят: «Глаз горит»; от них ничего не утаишь и врасплох их не застанешь.

Все вместе мы вошли в офис и сели в кресла.

– Ну, раз мы уже подружились, – сказала Кирби все так же самоуверенно, – давайте поговорим о работе. Честно признаюсь, лучше меня вам телохранителя не найти. Мои подопечные никогда в переплет не попадали – и девочка не попадет! Как бы не сглазить! – И, широко улыбаясь, Кирби постучала по столу. – Я прошла спецподготовку, занималась рукопашным боем. Что касается оружия… владею… Боже, да чем только я не владею! – И она стала загибать пальцы: – Нож, пистолет, почти любое автоматическое оружие. Я метко стреляю, только не дальше чем с четырехсот ярдов. – Кирби вновь с улыбкой подмигнула. – Свяжешься с лучшим – проиграешь, как все! Глупо, я знаю, но мне нравится это высказывание. А вам?

– Мм… пожалуй, – ответила я.

– Только у меня одно условие. – Кирби помахала пальцем у меня перед носом. – Я должна быть в курсе событий. Для работы мне необходимо знать все. Если вы нарушите условие и я это обнаружу, я буду вынуждена уйти. И не потому, что я злыдня какая-нибудь, я не придираюсь, просто в нашем деле это необходимо.

– Понимаю, – сказала я. «Злыдня»?

– Вот и славно!

Кирби продолжала говорить, мы уже тонули в пучине ее слов. Эта женщина сильно напоминала товарный поезд. Хочешь, вскакивай на ходу, не хочешь – слезай.

– Я знаю, наверняка вы смотрите на меня и думаете: «И откуда взялась эта балаболка!» Томми – парень честный и симпатичный, и, – Кирби заговорщически подмигнула, – я уверена, он упомянул, что я могла быть причастна к убийству некоторых людей по заказу военно-промышленного комплекса. Вы прикидываете и так и этак и думаете: вдруг у нее с головой не в порядке? Я права?

– Есть немного, – согласилась я.

Она улыбнулась:

– Я калифорнийская девчонка, всегда ею была и всегда буду! Мне нравятся мои светлые волосы, я люблю бикини и обожаю запах океана! – Кирби тряхнула волосами. – Я без ума от танцев! – И вновь улыбка в несколько киловатт. – Я обладаю тем, что называется чрезмерно развитой способностью относить определенных личностей к категории «другие». Обычные люди не созданы для убийства. Но мы вынуждены убивать все время. Как солдаты, как спецназ, – она кивнула на меня, – или как вы. И что же делать? Проблема! Кругом одни проблемы. Ответ один: мы решаем, что намеченные в жертву – «другие». Не похожие на нас, может, и не люди вовсе. Стоит так рассудить – и убивать становится намного легче, скажу я вам. Психологам и военным этот подход давно известен.

Кирби вновь дерзко улыбнулась, но глаза ее не смеялись. Мне показалось, она намеренно напустила в глаза холоду, чтобы я увидела убийцу, сидящего в ней.

– Я не сумасшедшая и не прыгаю от радости, убивая людей. Я не из тех, кто призывает «смазывать их кишками гусеницы наших танков», и всякое такое, – засмеялась она, словно ничего глупее и придумать было нельзя. – Ха-ха-ха! Нет, мне действительно легко решить, кто враг. И тогда – привет. Если я сделала выбор, этот, с клеймом «другого», больше не может быть членом моего клуба, понимаете?

– Да, – ответила я, – понимаю.

– Круто! – Товарняк «Кирби» набирал обороты – попробуй сунься со своим словом под колеса. – Ну а теперь вкратце моя биография. Я имею ученую степень в психиатрии, по отклонениям. Свободно владею испанским. Пять лет работала в ЦРУ и около шести – в Агентстве национальной безопасности. Массу времени провела в Центральной и Южной Америке, занимаясь… м-м-м… много чем занимаясь. – Кирби вновь заговорщически подмигнула, так что мне стало немного не по себе. – Все это скучно, было да сплыло, и… черт возьми, мне нелегко приходилось. Могу рассказать пару-тройку историй. Ребята в агентстве слишком много о себе возомнили. Они не хотели меня отпускать. – Кирби улыбнулась, и вновь ее глаза остались холодными. – Но я их убедила.

Алан удивленно поднял бровь, но не сказал ни слова.

– Так, на чем я остановилась? Ах да! Я ушла из агентства и несколько месяцев подбирала хвосты. Парочка особо сентиментальных парней из Центральной Америки до того помешались на мне, что стали вести тайное наблюдение. Они думали, я все еще работаю на Агентство национальной безопасности. – Кирби с улыбкой закатила глаза. – Некоторые мужчины никак не могут понять значения слова «нет». Это чуть не заставило меня прекратить всякое общение с латиноамериканцами, правда, не совсем!

Она засмеялась, и я поймала себя на том, что против воли улыбаюсь этой опасной и озорной, как эльф, женщине.

– Полгода я бездельничала, валялась на пляже, и мне стало еще скучней, тогда я решила, что было бы забавно пойти поработать в частный сектор. Платят там намного больше, скажу я вам. Время от времени я все еще постреливаю людей, могу заниматься этим даже на пляже – совмещаю приятное с полезным. Вот и вся история о старушке Кирби. – Она подалась вперед. – А теперь давайте послушаем о девочке и о психе, который ее преследует.

Взглянув на Алана, который еле заметно пожал плечами, я принялась рассказывать историю о Саре Лэнгстром и Незнакомце. Кирби напряженно слушала и кивала, не сводя с меня своих хищных глаз.

Когда я закончила, она откинулась на спинку кресла и задумалась, постукивая пальцами по подлокотнику. На губах ее играла улыбка.

– Ладненько, думаю, картина ясна. – Кирби повернулась к Алану: – Итак, верзила, ты не против, чтобы я поселилась у тебя? – И Кирби вновь игриво ткнула его кулаком в плечо. – Главное, что скажет твоя жена!

Алан ответил не сразу. Он долго пристально смотрел на Кирби. Она совершенно спокойно выдержала взгляд.

– Вы защитите мою жену и девочку?

– Ручаюсь головой. Хотя будем надеяться, что до этого не дойдет!

– Вы опытный специалист?

– Ну, может, не самая лучшая, но вроде того! – ответила наша жизнерадостная убийца.

– В таком случае рад вас видеть у себя дома. Элайна тоже будет вам рада, – сказал Алан.

– Круто! – Кирби резко повернулась ко мне, словно вспомнив о чем-то. – О, совсем из головы вон! Псих нужен вам мертвым или живым? – спросила она с неизменной улыбкой.

Глядя на эту опасную женщину, я обдумывала ответ. «Если я попрошу, Кирби Митчелл отнесет Незнакомца к категории „других“, когда он покажется, убьет его, все так же улыбаясь, и отправится на пляж, пить пиво у костра…» Однако я засомневалась, потому что поняла: вопрос не праздный.

Хотите, чтобы я убила его? Да не вопрос! Я сделаю это, а потом завалимся в кабак и выпьем по коктейльчику. Круто!

– Я предпочла бы увидеть его живым, – ответила я. – Но главное – сохранить жизнь Элайне и девочке.

Это был дерьмовый, уклончивый ответ. Но Кирби приняла его спокойно.

– Понятно. Ну, раз все улажено, я отправляюсь в больницу. А завтра мы перевезем девочку оттуда прямо к тебе домой, верзила. – Кирби встала. – Может, кто-нибудь проводит меня? Это ж надо, какой сильный дождь!

– Я провожу, – сказал Алан.

На всех парах товарняк «Кирби» унесся из офиса, оставив ощущение, что я побывала под его колесами. Впрочем, расстроенной я себя не чувствовала.

Я взглянула на часы. Было уже больше шести. Элен, наш юрист, возможно, еще не ушла. Я набрала ее номер.

– Элен Гарднер, – ответила она ровным, невозмутимым голосом. Она всегда такая, есть в ней что-то от робота.

– Привет, Элен, это Смоуки. Мне необходима повестка в суд.

– Подожди-ка, – мгновенно откликнулась она, – я возьму блокнот.

Я представила себе Элен, сидящую за письменным столом вишневого дерева, угловатую, не столько суровую, сколько очень деловую. Ей около пятидесяти пяти. У Элен темные волосы, которые она всегда коротко стрижет (и скорее всего красит, по крайней мере седины не заметно). Она высокая, худая, фигура у нее почти мальчишеская. Элен решительна и аккуратна и все такое прочее – юрист, одним словом. Однажды я слышала ее смех, веселый и беззаботный, – и лишний раз убедилась, что и первое, и второе, и даже третье впечатление бывает обманчиво.

– Я вся внимание, – вновь послышался голос Элен. И я рассказала ей о преступлениях и о своеобразном фонде Сары Лэнгстром.

– Адвокат сообщил, что нам необходимо выписать ему повестку в суд, чтобы получить свидетельские показания, – подытожила я. – Он обещал всячески содействовать нам при условии, что это законно отменит его обязательства.

– Все правильно, – ответила Элен. – В том-то и загвоздка.

– В чем?

– У вас пока нет юридических оснований для повестки.

– Ты смеешься?

– Нет. На сегодняшний день вы имеете только закрытое дело. Самоубийство, совершенное после убийства. Отсюда следует, что вы нашли неизвестного мецената, который решил учредить фонд, чтобы заботиться о доме и о Саре. Ведь факт преступления не установлен?

– Нет, официально – нет, – подтвердила я.

– Ладно. Следующий вопрос: можно ли как-нибудь установить, что сам по себе фонд – преступное предприятие? Его существование или учреждение способствует совершению преступления или мошенничества?

– С этим еще сложнее.

– В таком случае положение у вас незавидное.

В задумчивости я прикусила губу.

– Элен, единственное, что нам необходимо выяснить, – имя клиента. Мы должны знать, кто он. Это возможно?

– Гиббс заявил о наличии привилегии потому, что клиент потребовал обеспечить себе инкогнито?

– Именно так.

– Этого не изменишь. Если вы докажете, что клиент, по всей вероятности, обладает жизненно важной информацией для текущего расследования, я смогу узнать его имя.

– Я поняла.

– Должно получиться. Найдите хоть одну улику, которая заменит формулировку «убийство-самоубийство» на «двойное убийство». Как только вы это сделаете, сам фонд станет объектом расследования и мы сможем вынудить Гиббса раскрыть имя его клиента.

Голос Элен слегка изменился, стал дружелюбным и менее резким.

– Скажу тебе прямо, Смоуки. Гиббс мог показаться услужливым, но эта фразочка, которую он как бы невзначай обронил, о юридической отмене обязательств… она несколько неуклюжая. Я бы поспорила, хотя понимаю: это пустая трата времени.

Элен всегда мыслит в направлении «как бы мы смогли», а не «вы не сможете, потому что». Она слов на ветер не бросает.

– Понятно. Я перезвоню.

Я повесила трубку и набрала номер Келли.

– Корпорация трудоголиков слушает. Чем могу помочь?

Я улыбнулась:

– Как ваши дела?

– Похвастать пока нечем, но мы продвигаемся, правда, медленно. Все еще исследуем фасад дома.

Я рассказала обо всем, что произошло с тех пор, как мы расстались, – о встрече с Гиббсом, о Николсоне и о разговоре с Элен.

Келли молчала несколько мгновений – переваривала информацию.

– То, что случилось за эти сорок восемь часов, даже для тебя слишком.

– Можешь еще раз повторить.

– На сегодня хватит. Мы с Джином пока здесь. Недовольный Джеймс куда-то ушел. Бонни ждет тебя у Алана и Элайны. Раз ты не слушаешь меня и не покупаешь собаку, моя сладкая, тогда сходи по крайней мере домой и повидайся с дочерью.

Я опять улыбнулась. Келли есть Келли, она почти всегда может меня развеселить.

– Договорились. Только перезвони мне, если что-нибудь найдете.

– Почти обещаю, что, может быть, так и сделаю, – съязвила Келли. – Иди давай.

Я повесила трубку, закрыла глаза, расслабилась на мгновение. Келли права. Безумие какое-то, и всего за два дня. Поющая, забрызганная кровью шестнадцатилетняя девочка. Ужасный дневник. И Николсон. Руки мои дрогнули, я прикусила губу, пытаясь сдержать слезы.

«Мэт, сегодня у меня на глазах застрелился человек! Смотрел на меня, разговаривал со мной, а потом вложил револьвер себе в рот и нажал на курок. Мое лицо было в его крови!»

Я не знала Дэвида Николсона. Но это не имеет значения. Он совсем не из той категории людей, о которых говорила Кирби. Он не «другой». Он один из нас, он такой, как все люди, и я не могу не печалиться о нем.

Я услышала шаги по ковру и смахнула слезы. Раздался стук в дверь. В кабинет заглянул Алан.

– Я проводил нашу жизнерадостную убийцу до машины.

– Как насчет заехать домой? Хоть ненадолго?

Он задумался и вздохнул.

– Домой? Отличная мысль!