Текст книги "Искусство (Сборник)"

Автор книги: Клайв Баркер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 77 (всего у книги 77 страниц)

IV1

Феба не сказала Джарифе о том, что узнала гостя. С одной стороны, рассказывать было мучительно, с другой – Феба боялась, что Джарифа испугается призрака и увезет детей. Тогда семья останется без крова и без средств, а Фебе придется сидеть в одиночестве. Она уже привыкла к шуму и гомону, и ей не хотелось оказаться один на один с тем, что она наделала. Это было бы невыносимо.

Конечно, Джарифа не слишком поверила Фебе и едва ли удовлетворилась сбивчивыми объяснениями. Но время шло, детей почти перестали мучить приступы слез и ночные кошмары, жизнь в доме постепенно возвращалась к привычному размеренному ритму, так что Джарифа держала свои сомнения при себе.

Теперь Феба начала методично обследовать город в поисках ключа – подсказки, где искать Джо. Если предположить, что Джо не мог просто испариться, выйдя на улицу (в чем Феба не сомневалась: часть его была видимой и плот ной), то не мог он и уйти так, чтобы его абсолютно никто не заметил. Даже в этом городе, куда прибывали суда со всех концов света, а по улицам бродили невиданные существа, – даже здесь Джо должен обращать на себя внимание.

Феба пожалела, что не наладила отношений с соседями. Когда она обращалась к ним с вопросом, ей вежливо отвечали, но стремились поскорее отойти. Она оставалась чужой для них. Феба не спрашивала у соседей про Джо, опасаясь, что люди ничего не расскажут, далее если что-то заметили. Несколько дней подряд она возвращалась домой несчастная и уставшая; она ходила от дома к дому (или от стройки к стройке), все расширяя круги и спрашивая у встречных, не заметили ли они наполовину видимого человека. Она утратила аппетит и разучилась улыбаться. Иногда она, голодная, забывала про обед и ужин и просто бродила по улицам, повторяя его имя. Однажды она заблудилась и так устала, что, не имея сил искать дорогу обратно, уснула на улице. В другой раз зашла в бар в разгар драки, когда две семьи решали между собой территориальные споры, и ей едва не перерезали горло. Но Феба продолжала надеяться, что рано или поздно одна из улиц приведет ее к Джо.

Но нежданно-негоданно новости нашли ее сами. Как-то раз Феба, проблуждав по городу часов двенадцать, собиралась принять ванну. Тут в дверь постучали, и на пороге, не дожидаясь приглашения, появился Энко, попросивший уделить ему несколько минут. Энко всегда относился к Фебе не слишком дружелюбно; это был долговязый нескладный под росток с лицом человека, но с двумя симметричными островками пятнистой кожи на лбу и на шее и с остаточными жаберными пластинками, идущими от середины щеки.

– У меня есть друг, – сказал Энко. – Его зовут Вип Луйму. Он живет от нас через два квартала. Знаете дом с заколоченными окнами?

– Знаю, – ответила Феба.

– Он мне сказал, что вы тут искали… Ну, этого, что был у нас здесь.

– Да, искала.

– Ну так вот, Вип кое-что знает, но мать запретила ему вам говорить.

– Хорошие соседи, – заметила Феба.

– Да это не из-за вас, – проговорил Энко. – Ну… то есть и да и нет. Вообще-то это из-за того, что было здесь раньше, давно. Когда стали приходить корабли, все подумали, что вы хотите открыть дело, как мисс О'Коннел.

– Дело? – переспросила Феба.

– Да. Ну, вы понимаете. Женщины.

– Ничего не понимаю, Энко.

– Ну, шлюхи.

– Что «шлюхи»? – удивилась Феба. – Ты хочешь сказать… – Значит, этот дом… Здесь был бордель?

– Лучший в городе. Так говорит отец Випа Люди сюда приезжали отовсюду.

Феба вспомнила Мэв в ее королевской постели с подушками и любовными письмами, рассуждавшую о том, что любовь – для дураков. Так вот в чем дело. Она просто хозяйка борделя. Любовь мешает делу.

– Ты мне окажешь большую услугу, – сказала она Энко, – если объяснишь Випу и всем остальным, что я не собираюсь открывать бордель.

– Ладно.

– Но… ты сказал, что твой приятель что-то знает?

Энко кивнул:

– Он слышал, как его отец говорил, будто в гавани бродит недотень.

– Недотень?

– Ну да. Так говорят матросы. Когда видят в море что-то такое, недоделанное.

Недоснившееся, подумала Феба. Как мои Джо. Моя ми лая тень Джо.

– Спасибо, Энко.

– Да нет проблем, – ответил парнишка и повернулся к двери.

У выхода он оглянулся:

– А знаете, Муснакаф мне не отец.

– Да, я слышала

– Он двоюродный брат моего отца. Но вообще-то и он рассказывал, как уходил в плавание искать женщин для мисс О'Коннел.

– Могу себе представить, – отозвалась Феба

– Он все мне рассказывал. Где искать. Что говорить. Так что… – Энко замолчал и потупился.

– Так что, если я решу снова открыть дело… Парень просиял.

– Я буду иметь тебя в виду.

Феба сидела в ванне, пока вода не остыла. Потом она оделась потеплее и поплотнее – из-за ветра, который в последние дни сделался очень холодным, особенно в гавани. Затем она пошла в кухню, наполнила одну из серебряных фляжек Мэв брусничным соком и отправилась к морю. По пути она думала: если она не найдет Джо за год, то и впрямь откроет бордель назло соседям, не пожелавшим ей помочь. А потом, как Мэв, состарится в роскоши, получив доход от отсутствия любви в мире.

2

Как Рауль и обещал, он встретил Гарри в аэропорту. Вначале Д'Амур не узнал его. Солнце немного скрасило жутковатую бледность новой кожи Рауля, а под темными очками не было видно серебристых зрачков. Лысину он прикрыл бейсболкой. Выглядел он странновато, зато в таком виде можно спокойно показываться на людях.

Рауль усадил Гарри в старый «форд-кабрио», купленный, наверное, в антикварном салоне (хотя водительских прав у него, как он признался, не было), и всю дорогу до дома Грилло они рассказывали друг другу о том, что с ними произошло. Гарри отчитался о последнем посещении Уикофф-сгрит, а Рауль – о поездке в миссию Санта-Катрина, где Флетчер когда-то открыл и синтезировал нунций.

– Я устроил там себе убежище, – рассказывал Рауль. – И отсиживался в нем, пока меня не нашла Тесла. Я думал, теперь там ничего нет. Ничего подобного – все как прежде. Если у местных жителей заболеет ребенок, они так же ходят в развалины молиться и просить Флетчера о помощи. Очень трогательно. Я встретил двух знакомых, хотя они меня, ясное дело, не узнали. Правда, одной старухе – лет ей, наверное, девяносто – я сказал, кто я. Она слепа и немного безумна, но она поклялась мне, что недавно его видела.

– Флетчера?

– Да. Она сказала, что он стоял на краю скалы и смотрел на солнце. Он всегда так делал…

– Ты думаешь, что он там?

– Случаются странные вещи, – отозвался Рауль. – И мы оба это знаем.

– Стены становятся тоньше, да? – сказал Гарри.

– Похоже, что так.

Какое-то время они ехали молча.

– Я подумал, раз уж мы в Омахе, – проговорил Рауль, – может, съездить еще в одно место?

– Дай-ка я угадаю. В Комнату мертвых писем?

– Если она еще существует, – сказал Рауль. – В архитектурном отношении вряд ли интересно, но мы не были бы здесь, если б то здание не построили.

– Ты так считаешь?

– Конечно. Не будь Яффа, Искусство нашло бы на его место кого-то другого. А мы ни о чем бы не узнали. Жили бы как они. – Он кивнул в окошко на прохожих, спешивших по своим делам. – И считали бы, что мир есть то, что мы видим.

– А тебе никогда не хотелось, чтобы так и было? – спросил Гарри.

– Гарри, я родился обезьяной, – ответил Рауль. – Я не понаслышке знаю, что такое эволюция. – Он коротенько хохотнул – Можешь поверить мне, это здорово.

– Думаешь, все дело в этом? – отозвался Гарри. – В эволюции?

– Думаю, да. Мы рождены, чтобы расти. Больше видеть. Больше знать. Может быть, когда-нибудь мы все узнаем. – С этими словами он затормозил возле большого мрачного дома– И станем такими же, как Тесла, – заключил он и по вел Гарри к входной двери мимо заросшего газона, где стоял мотоцикл Теслы.

Близился вечер, и в свете угасавшего дня дом с его голы ми стенами и душным воздухом показался еще мрачнее, чем снаружи.

– Где она? – спросил Гарри, сражаясь с рукавом куртки, который никак не удавалось снять.

– Позволь предложить тебе руку…

– Сам справлюсь, – нетерпеливо проговорил Гарри. – Только отведи меня к Тесле.

Рауль кивнул, поджал губы и повел Гарри в заднюю часть дома.

– Здесь осторожнее, – предупредил он, когда они подошли к запертой двери. – Тут может случиться всякое.

С этими словами он открыл дверь. Комната была заполнена оборудованием, обеспечивавшим работу любимого детища Грилло – Рифа, и Д'Амур сразу вспомнил квартирку Нормы с тридцатью включенными телеэкранами для отпугивания заблудших душ. Хотя здешние экраны, насколько знал Гарри, служили для противоположной цели – они как раз принимали исповеди заблудших. Поступавшие сообщения мелькали одно за другим. В кресле перед монитором с закрытыми глазами сидела Тесла

– Вот так она и сидит с тех пор, как я приехал, – сообщил Рауль. – Если тебе интересно, она дышит, но очень медленно.

Гарри сделал шаг к Тесле, но Рауль остановил его.

– Осторожно, – напомнил он.

– Что ты имеешь в виду?

– Когда я попытался к ней подойти, я наткнулся на какое-то энергетическое поле.

– Я ничего не чувствую, – сказал Гарри и сделал еще шаг.

Он ощутил, как что-то коснулось его лица; что-то легкое-легкое, вроде стенки воздушного пузырька. Он попятился, но опоздал. В одно мгновение пузырек втянул его в себя и лопнул. Комната исчезла, и Гарри пулей понесся к яркому, невероятно красному солнцу. Еще миг – и он промчался сквозь это солнце, а за ним увидел следующее, синее. Пролетел сквозь синее, потом сквозь желтое, зеленое, фиолетовое.

Светила сменялись одно за другим, слева и справа, сверху и снизу; везде, где видел глаз, появлялись картины и формы, возникающие из солнц, которые Гарри пронзал собой, заслоняя их сияние. Формы стекались к нему отовсюду, бомбардируя образами, которых было столько, что разум отказывался их воспринимать. Они неслись и неслись, и Гарри запаниковал, испугавшись безумия, и стал искать, за что зацепиться.

В этот момент его позвал голос Теслы:

– Гарри.

На мгновение мелькание прекратилось. Он увидел эту сцену необычайно ясно. Поле цвета охры. Скошенный пятачок, где расстелена скатерть, рядом дворняга вылизывает у себя под хвостом. Вдруг появляется рука с обломанными ногтями и расставляет на скатерти плошки. И где-то за всем этим – за дворнягой, рукой, плошками – Тесла. Вернее, часть Теслы.

– Слава богу, – произнес Гарри.

Но он поторопился. Картинка тут же исчезла, и снова он полетел дальше вперед. Он летел и звал Теслу.

– Все в порядке, – сказала она, – держись.

На мгновение ее голос остановил и зафиксировал поток образов. Появилась, другая сцена, еще отчетливее. На этот раз вечер, сумерки, вдали видны горы. На переднем плане дощатый сарай среди поля, где пригибается от ветра высокая трава, и по полю в сторону Гарри бежит женщина с ребенком на руках. За ней гонятся три человечка – низенькие, черные, с огромной головой и золотыми глазами. Женщина от ужаса плачет, рыдает и ребенок, однако совсем по другой причине. Он тянется сам и тянет тощенькие ручки через плечо матери. Потом ребенок поворачивается, чтобы ударить мать, и Гарри все понимает. Ребенок выглядит как человек, но глаза у него золотые.

– Что там такое? – спросил Гарри.

– Кто же знает, – отозвалась Тесла. Когда она заговорила, он снова почувствовал, что она где-то за сараем. Вер нее, часть ее. – Это тоже из Рифа.

В тот момент, когда ребенок почти вывернулся из рук матери, сцена исчезла, и Гарри снова полетел вперед. На этот раз он лишь мельком отмечал картины, проносившиеся перед ним. Только фрагменты: стая птиц на льдине; монета на земле в луже крови; кто-то смеется в горящем кресле… Но и этих фрагментов хватило, чтобы понять: все это – часть одного бесконечного повествования.

– Потрясающе, – прошептал Гарри.

– Правда? – сказала Тесла, и снова голос ее остановил мелькание.

На этот раз перед Гарри предстал город. Хмурые небеса, откуда свет летел серебристыми хлопьями, легкими как пух. Прохожие шли по своим делам и не замечали этого зрелища, и только один старик поднял голову. Он что-то кричал и показывал пальцем вверх.

– Что я вижу? – спросил Гарри.

– Истории, – ответила Тесла. При звуке ее голоса Гарри заметил, как она мелькнула в толпе, вернее, ее фрагмент. – То, что Грилло здесь собрал. Сотни тысяч рассказов про нашу жизнь.

Картина стала меркнуть.

– Я теряю тебя, – предупредил Гарри.

– Отпусти это, – ответила Тесла. – Встретимся в другом месте.

Он сделал, как она и сказала. Улица исчезла, и снова он понесся сквозь пространство с такой скоростью, что захватывало дух, а рядом летели осколки чужой жизни. Снова он замечал лишь фрагменты. Несмотря на их обрывочность, он начинал улавливать суть. Среди них были трагедии и фарсы, эпосы и мыльные оперы, мелодрамы и героические повести, детские страшилки и легенды Ветхого Завета.

– Я не уверен, что долго это выдержу, – сказал он. – По-моему, я теряю рассудок.

– Найдешь другой, – сказала Тесла, и снова голос ее остановил Гарри посередине какого-то повествования. – Узнаешь?

Конечно, он узнал. Это был Эвервилль. Перекресток, субботний полдень, и солнце щедро освещает сцену безумного фарса. Оркестранты сидят на асфальте, разинув рты. Будденбаум запустил руку в землю. По воздуху разгуливают призрачные шлюхи. Гарри запомнил все это иначе, но какая разница, кто как запомнил? Это тоже свидетельство.

– Я здесь? – спросил Гарри.

– Ты сейчас.

– Как это?

– Грилло ошибся, назвав свое создание Рифом, – продолжала Тесла. – Риф мертв. А оно все время растет. Истории не умирают, Тарри. Они…

– Меняются?..

– Именно. Как только начинаешь смотреть, тебя затягивает, и история меняется. Ничто не проходит зря. Вот что я поняла.

– Ты останешься тут?

– На какое-то время, – сказала она, – Здесь есть то, что мне нужно, и я хочу еще покопаться.

С этими словами она потянулась к Гарри, и он увидел все уже показанные фрагменты историй. Часть Теслы была как земля цвета охры, часть – цвета сарая в поле, часть – золотоглазый ребенок, часть – старик с поднятым к небу лицом.

Еще одна часть, конечно же, – залитый солнцем полдень, и еще одна – Оуэн Будденбаум. Он простоит на том перекрестке столько, сколько продлится эта история.

И наконец Гарри понял: частью Теслы является и он, по тому что он тоже есть в этой истории.

– Я есть ты, – прошептал Кочевник в его мозгу.

– Понимаешь что-нибудь? – спросила Тесла.

– Начинаю понимать.

– Это как любовь, Гарри. Нет, не так. Это и есть любовь.

Она улыбнулась собственной догадке. А когда она улыбнулась, контакт между ними прервался. Гарри понесся дальше сквозь сияние разноцветных солнц и, пролетев их насквозь, оказался в той же душной комнате.

Рауль ждал его и дрожал от страха.

– Господи, Д'Амур, – сказал он. – Я уже боялся, что потерял тебя.

Гарри покачал головой.

– Там прошло всего мгновение, – сказал он. – Я навестил Теслу. Она мне кое-что показала.

Он поглядел на тело, застывшее в кресле перед монитором, и вдруг ему показалось, что оно лишнее: плоть и кровь. Настоящая Тесла – а может быть, и настоящий Гарри, и весь настоящий мир – была далеко: там, откуда он только что возвратился, где видел дерево историй, раскинувшее свои ветки.

– Она вернется? – спросил Рауль.

– Когда найдет то, что ей нужно, – отозвался Гарри.

– Куда же она отправилась?

– В самое начало, – ответил Гарри. – Куда же еще?

3

Из первого похода в порт Феба вернулась ни с чем, никто не понимал, что ей нужно. Но уже следующий день принес плоды. Она с утра до вечера бродила в порту, задавая одни и те же вопросы. Да, сказал ей хозяин портового кабака, он знает, о чем она толкует. Так и есть, примерно с месяц назад неподалеку видели одного несчастного недоделанного. Вообще-то его пытались ловить – мало ли что, вдруг он преступник. Но, насколько хозяин кабака знал, поймать никого не сумели. Наверное, сказал он, недоделанного унесло обратно в море, откуда он, как все тут считают, и появился.

Новость была одновременно и хорошей, и плохой. С од ной стороны, это подтверждало, что Феба идет в правильном направлении. С другой, поскольку призрака давно никто не видел, хозяин бара мог оказаться прав – вдруг Джо и впрямь унесло в море? Феба принялась искать кого-нибудь, кто участвовал в облаве на тень, но время шло, и задача с каждым днем становилась все труднее. В порту кипела жизнь, каждый день суда – от одномачтовых лодок до огромных кораблей – выходили в море и возвращались с добычей. Порой Феба зачарованно внимала рассказам моря ков и портовых грузчиков о том, что лежит там вдали, за полосой прозрачных прибрежных вод, на просторах пустынного моря.

Конечно, она и раньше слышала про Эфемериду, а от Муснакафа узнала о Плетозиаке и Трофетте. Но были другие страны и острова, другие славные города, реальные (в доках разгружали товары, прибывшие оттуда) и вымышленные. К последним относился, по всей видимости, остров Покрова Бергера: моряки, попавшие туда, становились добычей существ до того утонченных и изысканных, что погибали исключительно от изумления. Из того же разряда был и город Нилпаллиум: по преданию, его основал некий дурак, а после кончины основателя там долго правили – мудро и справедливо, как гласила легенда, – его любимые псы, скорбящие по хозяину.

Но больше всего Фебе понравился рассказ про Кисаранка Роджанди – башню из пылающего камня. Ее ровные стены поднимались над водой на полмили. Местные мужчины все время стараются взобраться по этим стенам наверх, но каждый раз срываются и прыгают в воду, чтобы остудиться. По том, набравшись сил, они начинают подъем заново. В башне посреди пламени живет их королева, ожидающая того, кто вынесет испытание и, наконец, зачнет с ней ребенка. Выдумки помогали Фебе отвлечься от печали, а рассказы о том, что на самом деле происходило в дальних странах, внушали надежду и бодрость духа: они свидетельствовали о том, в какое чудесное место она попала. Если жители Б'Кетер Саббата не боялись жить в опрокинутой пирамиде, если жители Кисаранка Роджанди не сдаются и карабкаются вверх, чтобы добраться до своей королевы, то и Феба не сдастся. Она будет искать свою недотень.

Потом наступил день шторма… О его приближении предупреждали все бывалые моряки на побережье. Разразится буря, говорили они, и она поднимет со дна огромные косяки глубоководных рыб. Если рыбаки не побоятся рискнуть сетями, лодками, а может быть, и жизнью, их ждет богатый улов.

Когда поднялся ветер, Феба грелась в кухне возле камина, дети ели рагу, а их мать готовила тесто для хлеба.

– Кажется, окно раскрылось, – сказала Джарифа, когда по подоконнику забарабанили первые капли дождя. Она заторопилась наверх, чтобы все закрыть.

Феба смотрела на языки пламени в камине; ветер завы вал в трубе. Наверное, в порту сейчас потрясающее зрелище, подумала она. Корабли мечутся на своих якорях, волны бьются в стену гавани. Как знать, что принесет этот шторм?

Феба даже приподнялась с места, как только подумала об этом. Да, действительно, как знать?

– Джарифа! – крикнула она, доставая из шкафа плащ. – Джарифа! Я ухожу!

Та появилась на лестнице, и лицо у нее было встревоженное.

– В такую погоду? – удивилась она.

– Не волнуйся. Все будет хорошо.

– Возьмите с собой Энко. Там же страшная буря.

– Нет, Джарифа, обыкновенный дождь. Ничего со мной не случится. Сидите дома, пеките хлеб.

Джарифа, не переставая ворчать, проводила ее до двери и вышла на крыльцо.

– Иди в дом, – сказала Феба. – Я вернусь.

А потом она вышла под ливень.

Ливень очистил город так же, как появление иадов. Феба спускалась к морю по кривым извилистым улочкам, которые изучила не хуже, чем Мейн-стрит или Поппи-лейн, и по дороге не встретила никого. Чем ниже она спускалась, тем яростнее становился ветер. На Док-роуд он свистел так, что Фебе пришлось согнуться и двигаться, держась рукой за стену или перила, чтобы устоять на ногах.

На причалах и на палубах кораблей суетились люди. Мат росы сворачивали паруса и закрепляли груз. Одномачтовое суденышко вдруг сорвалось со швартовых и на глазах Фебы ударилось о каменную стену. Борта затрещали, и команда попрыгала в бушующие волны. Феба не стала смотреть, утонет корабль или нет, а торопливо обогнула склады и заторопилась вниз.

Огромные волны с грохотом бились о берег, их брызги вместе дождем заслоняли все густой пеленой, так что видно было лишь шагов на десять вперед. Но от ярости непогоды Фебе вдруг стало весело. Она вскарабкалась на скалу, темную и скользкую, и принялась звать Джо. В вое ветра ее голос, конечно, не был слышен, но она продолжала звать, глотая слезы пополам с дождем и морскими брызгами.

Наконец усталость и отчаяние одолели ее. Охрипшая, до нитки промокшая, она опустилась на камни, не в силах больше кричать.

Руки у нее замерзли, в висках стучало. Она поднесла пальцы к губам, чтобы согреть их дыханием, и как раз подумала о том, что вот-вот замерзнет до смерти, как вдруг увидела в водяной дымке человека. Он шел в ее сторону. В лохмотьях, какой-то нескладный, разнородный. Кожа его, просвечивавшая из прорех, в одних местах была багровой, в других – серебристой. Но на его лице возле глаз и рта, на шее и на груди кожа была черной. Феба привстала, и его имя – она столько раз прокричала его на ветер! – замерло на ее губах.

Но это не имело значения. Он уже заметил Фебу; увидел теми самыми глазами, которые она почти оживила во сне. Он остановился, не дойдя до нее нескольких ярдов, и еле заметно улыбнулся.

Грохот волн заглушал все звуки, и она не услышала, но по губам догадалась, что он произнес.

– Феба.

Она робко двинулась к нему навстречу и остановилась на полпути, не решаясь приблизиться. Ей было немного страшно. Может, не зря ходят слухи, и он вправду опасен? Откуда у него появилась плоть?

– Это ты, да? – спросил он. Теперь она слышала его.

– Это я, – ответила она.

– А я подумал, что сошел с ума. Что ты мне мерещишься.

– Нет, – сказала она – Я мечтала тебя увидеть.

Теперь он двинулся к ней навстречу и на ходу посмотрел на свои руки.

– Да, конечно, это ты дала мне плоть, – проговорил он. – Но душа. – Он взялся рукой за грудь. – Но то, что здесь… Это я, Феба. Тот самый Джо, что нашел тебя на дне морском.

– Я знала, что я тебя оживлю.

– Да, ты меня оживила. И я услышал тебя. Я пришел. Теперь я не сон, Феба, Я настоящий.

– Но что с тобой было? – спросила она. – И откуда ты…

– Откуда я взял все остальное?

– Да.

Джо посмотрел на море.

– Мне помогли шу. Проводники душ.

Феба вспомнила короткую лекцию о Зерапушу, некогда прочитанную Муснакафом. «Частица Создателя, а может быть, и нет», – говорил он тогда.

– Я бросился в море, чтобы покончить со всем, но они нашли меня. Окружили. И додумали остальное, – сказал Джо и снял руку с груди, давая себя рассмотреть. – Как видишь, они добавили мне кое-что от себя.

Теперь она заметила, что его рука изменилась: между пальцами натянулись перепонки, кожа покрылась пупырышками.

– Тебе не противно?

– Господи, нет! – воскликнула Феба. – Я счастлива, что ты нашелся.

Она шагнула к нему навстречу и обняла его. Он прижал ее к себе – теплую, несмотря на дождь; прижал так же крепко, как она обнимала его.

– Я все не могу поверить, что ты пошла за мной сюда, – пробормотал Джо.

– А что мне оставалось? – отозвалась она.

– Ты ведь знала, что не сможешь вернуться?

– А зачем нам возвращаться?

Они немного постояли на берегу. Иногда что-нибудь говорили, но по большей части просто стояли обнявшись. Они не занимались любовью. Любовь они оставили на завтра.

У них еще будет завтра. У них впереди много дней. А пока они просто обнимались, целовались и гладили друг друга, пока шторм не пошел на убыль.

Когда несколько часов спустя они возвращались к дому Мэв О'Коннел, небеса расчистились и воздух прояснился. Почти никто не обращал внимания на Джо и Фебу, все были слишком заняты. Шторм наделал дел, и люди принялись латать обшивку судов, чинить паруса, собирать разбросанный груз и крепить его заново.

Многие встречали в порту отважных рыбаков, не побоявшихся свирепого шторма и вернувшихся невредимыми. На берегу звучали молитвы в благодарность за чудесное спасение и за щедрые дары моря сновидений. Предсказатели не ошиблись: шторм и впрямь пригнал столько рыбы, сколько здесь еще не видели.

Пока никем не замеченные любовники возвращались в дом на холме (где со временем они станут весьма известны), на пристанях разбирали улов. На этот раз вместе с рыбой в сети попались удивительные создания, какие живут лишь в глубинах Субстанции, неведомые рыбакам. Одни словно явились из первых дней от Сотворения мира, другие были как детские каракули на стене. Третьи не имели черт и переливались необыкновенными цветами, не имеющими названия в человеческом языке. Четвертые сияли даже при дневном свете.

Рыбаки отпустили в море только Зерапушу. Прочих сложили в корзины и отнесли на рыбный рынок, где уже собралась толпа в предвкушении этой роскоши. Даже самые странные твари из детских каракулей кому-то понадобятся. Ни что не пропадет зря; ничто не потеряется.