Текст книги "Искусство (Сборник)"
Автор книги: Клайв Баркер
Жанр:
Ужасы
сообщить о нарушении
Текущая страница: 70 (всего у книги 77 страниц)
– Они хотят распять тебя, Д'Амур?
Гарри отвернулся от крестов, перед которыми стоял, и посмотрел на вышедшего из тумана человека. Простая темная одежда незнакомца не имела ни единой лишней детали; волосы острижены практически наголо; широкое плоское лицо почти лишено красок. И было в нем что-то знакомое Гарри; что-то в глазах.
– Киссун? – произнес он, и плоское лицо человека нахмурилось. – Это ты, не так ли?
– Как ты меня узнал?
– Развяжи меня, и я скажу. – Гарри был привязан к вкопанному в землю столбу.
– Мне это неинтересно, – ответил Киссун. – Я тебе говорил, что мне нравится твое имя? Не Гарольд – это смешно. Но Д'Амур… Может быть, я возьму его себе, когда ты окажешься там. – Киссун кивнул на средний крест; Гамалиэль и Барто снимали оттуда тело женщины. – А может, я возьму целую сотню имен, – продолжал Киссун, понизив голос до шепота. – Или ни одного. Да, так еще лучше. Буду безымянным. – Его руки поднялись к лицу. – И безликим.
– Думаешь, иады идут, чтобы сделать тебя королем мира?
– Ты говорил с Теслой.
– Этого не будет, Киссун.
– Ты знаком с работами Филиппа де Шантиака? Нет? Он был отшельником, жил на маленьком островке возле побережья Элмота. Немногие осмеливались приходить к нему – из страха, что течение вынесет их на берег иадов, – но они привезли с собой мудрость.
– Ив чем она?
– Филипп де Шантиак некогда правил городом Б'Кетер Саббатом, и он обладал всеми качествами идеального правителя. Тем не менее в городе по-прежнему оставались грусть, вражда и насилие. И однажды он сказал: «Не хочу больше жить вместе с отродьем Сапас Умана» – и уплыл на этот остров. Когда в конце жизни его спросили, чего он желает миру, он ответил; «Я хочу изжить до конца желания и стремления. До конца человеческой силы и человеческой слабости. До конца материнства и братства. До конца роптания в отчаянии и утешения в радости. До конца надежды. Тогда мы обратимся в рыб и вернемся к началу вещей».
– И ты хочешь того же?
– Да. Я хочу конца…
– Чего?
– Во-первых – этого проклятого города – Киссун кивнул в сторону Эвервилля. Он подошел чуть ближе, и Гарри всмотрелся в его лицо, пытаясь отыскать трещину в бесстрастной маске, но не нашел. – Я потратил много сил, закрывая нейрики по всему континенту. Хотел убедиться, что иады проникнут в мир именно здесь.
– Ты ведь даже не знаешь, кто они.
– Не важно. Они принесут конец всему. Всему, что люди считают важным.
– А что будет с тобой?
– Я возьму себе этот холм и буду смотреть с него на рыб.
– А если ты ошибаешься?
– Насчет чего?
– Насчет иадов. Вдруг они безобидны, как котята?
– Они – все, что есть в нас плохого, Гарри. Они – гниль, вырастающая из нашего дерьма, – проговорил Киссун и положил руку на грудь Д'Амура– Ты заглядывал в человеческое сердце, Гарри?
– Когда-то давно.
– Ужасное зрелище.
– Твое – может быть.
– Любое, Гарри, любое. Ненависть и жадность! – Он указал на проход. – Именно это и идет сюда, но в тысячу раз сильнее. У них хватает ненависти и жадности, но нет человеческих лиц. Я тебе гарантирую.
Тело Кейт Фаррел упало на землю. Гарри оглянулся на ее лицо, на котором запечатлелась предсмертная мука
– Ужасная вещь – человеческое сердце, – повторил Киссун.
Гарри вдруг показалось, что он сумеет избежать страданий, испытанных Кейт, если внимательно изучит их. Похоже, это было помрачение рассудка. Пока он вглядывался в лицо женщины, Киссун повернулся и пошел вверх по склону.
– Смотри, Гарри, – бросил он на прощание и исчез в тумане.
Когда Джо оставил город и пошел по берегу вслед за иад-уроборосом – как свидетель, ничего больше, – земля задрожала. Слева от Джо море сновидений с отчаянной яростью бросалось на берег. Справа от него дорога, идущая вдоль берега, содрогнулась и начала проваливаться.
Стена иадов, бывшая уже в двухстах ярдах от двери, ни как не реагировала на подземные толчки. Когда Джо смотрел на нее, ему виделись разные образы: облако, гора, гниющее тело. Теперь иады казались ему похожими на громадный рой насекомых, неудержимо движущихся к своей цели и пожирающих все на пути.
Проход сильно увеличился с тех пор, как Джо перешагнул порог в первый раз. Нижняя часть двери все еще была окутана туманом, но верхняя поднялась над берегом на сотни ярдов и росла даже в то мгновение, когда он смотрел на нее, разрывая небо. Он подумал: если там, на другой стороне, есть ангелы, самое время им явиться и сразить иадов. Но дверь открывалась, иады шли и шли, и вместо небес на это откликнулась земля.
Сотрясение скал докатилось и до горы Хармона Почва и даже туман задрожали, вызвав беспокойство в стане Зури. Гарри не видел их, но услышал, как приветственные гимны сменились всхлипами и испуганными восклицаниями.
– Что-то случилось на берегу, – сказал Кокер Эрвину.
– Нужно держаться в стороне. – Бывший юрист испуганно взглянул на кресты. – Все еще хуже, чем я думал.
– Да, – согласился Кокер. – Но это не значит, что мы не можем посмотреть.
Он поспешил вверх, мимо крестов и связанного Д'Амура, вынуждая Эрвина последовать за ним. Эрвину уже не хотелось никаких тайн – он просто боялся потерять своего последнего товарища и при этом страстно желал вернуться к той жизни, какой жил до того, как прочел признание Мак-ферсона С ее тривиальностью и простотой; со всеми мелочами, что его окружали. В той жизни имелись огорчения: испорченные продукты в холодильнике; пятно на любимом галстуке; утро перед зеркалом, когда он с грустью отмечал, что живот становится больше, а волос на голове меньше. Воз можно, это была бесцельная и банальная жизнь, но он решительно предпочитал ее тому, что видел сейчас, – крестам с окоченевшими телами и ужасу, что таился в тумане.
– Видишь? – спросил Кокер, когда Эрвин догнал его.
Конечно, Эрвин видел. Мог ли он не видеть этого? Огромная дверь вырастала из тумана и уходила в небо. За порогом был берег, о который бились суровые темные волны.
И хуже всего – черная зловещая стена, двигавшаяся по берегу прямо к ним.
– Это оно? – спросил Эрвин. Он ожидал чего-то более понятного: например, орды палачей с орудиями пыток. А то, что было здесь, он мог обнаружить под закрытыми веками: шевелящаяся темнота.
Кокер что-то ответил, но Эрвин не услышал его из-за грохота. Берег содрогался, будто чувствовал идущее по нему великое зло; каждая конвульсия взметала вверх валуны величиной с дом. Кокер тем временем шел вперед по земле, вдруг утратившей твердость. Камни, грязь и трава смешались в студенистую массу, порой доходившую Кокеру до колен и влиявшую даже на призрачное тело – дважды его сбивало с ног и отшвыривало назад к Эрвину.
Кокер боролся с бурей не для того, чтобы просто посмотреть на содрогающийся берег. С другой стороны прохода на зыбкую землю ступили двое – старая женщина на спине мужчины, который, казалось, был едва жив. Кокер отчаянно стремился к ним. На голове мужчине зияла рана. Эрвин не знал, почему Кокера так заинтересовали эти несчастные, но он решил помочь и с опаской ступил в жидкую грязь.
Тут он расслышал слова Кокера:
– Господи! Посмотри на нее, Тузейкер!
– А что такое? – закричал Эрвин в ответ.
– Это же Мэв, Тузейкер! Это моя жена!
Землетрясение не отвлекло Барто от его задачи. Чем сильнее дрожало все вокруг, тем больше он спешил, словно распятие Д'Амура являлось целью его жизни.
Когда он отвязывал Гарри от столба, из тумана появился один из спутников Посвященного – существо с гладким розовым лицом и кривыми ножками карлика. Он подобрал молоток, и Барто решил, что ему пришли помочь, и махнул рукой в сторону креста. Вместо этого карлик размахнулся и ударил его молотком по лицу. Барто упал, а карлик подскочил к нему и ударил еще раз. Из треснувшего черепа плотника хлынула белая жидкость. Он взвыл, но в общем грохоте его призыв о помощи никто не услышал. Он попытался встать, но встретил еще один удар молотка и вытянулся на земле у подножия пустого креста.
Гарри тем временем старался высвободить связанные руки, но карлик уже спешил к нему с ножом, снятым с пояса Барто.
– Неприятно, правда? – спросил он гнусавым голосом, перерезая путы. – Одна веревка, и человек становится беспомощным, как муха. Кстати, что там происходит?
– Не знаю. – Веревка упала, и Д'Амур стал разминать затекшие руки. – Спасибо. Почему ты…
– Я Рауль, Гарри.
– Рауль?
Розовое лицо просияло.
– Я все-таки нашел себе тело! В нем, правда, есть еще кто-то, но он полный кретин.
– А где Тесла?
– Меня оторвало от нее у двери. Той силе я не мог противиться. Меня просто вырвало из ее головы.
– А где она сейчас?
– Думаю, поехала к Грилло. Я хочу найти ее до того, как все кончится. Нужно попрощаться. А как ты?
Взгляд Гарри не отрывался от хаоса по ту сторону прохода.
– Когда придут иады…
– Я знаю, – отозвался Гарри. – Они снимут с меня го лову и набьют ее дерьмом.
Глаза у Гарри слезились, зубы стучали, татуировки страшно зудели. В воздухе уже чувствовалось приближение врага.
– Это дьявол, Рауль? – проговорил он.
– Если хочешь, зови их так. Гарри кивнул. Хороший ответ.
– Так ты не идешь? – спросил Рауль.
– Нет. Я пришел сюда, чтобы увидеть врага в лицо и сопротивляться ему, как могу.
– Тогда желаю удачи. – Новая волна сотрясла землю, и Рауль едва удержался на своих маленьких ножках. – Я пойду.
Он повернулся и поспешил вниз, а Гарри возобновил подъем. В земле множились и увеличивались трещины шириной в ярд и больше. Земля и камни вокруг них разжижались и стекали в бездну.
Дальше открывалась сама нейрика, уже достигшая ширины в тридцать ярдов. Берег за ней больше не походил на то завораживающее зрелище, какое Гарри наблюдал в святилище Заим-Карасофия. Невдалеке подымалась гигантская стена Иад, а перед ней земля превратилась в водоворот камней и грязи. Это, однако, не остановило влияния иадов на сознание Д'Амура. Он почувствовал волну отвращения к себе и к миру. Он был болен, он хотел испытать все зло мира, и вот оно шло к нему; теперь ему оставалось только убить себя.
Он попытался стряхнуть наваждение, но бесполезно. Го лову его заполнили образы смерти: тело Теда Дюссельдорфа на цементном полу; разорванные трупы Заим-Карасофия, сидящая перед пламенем свечей мертвая Мария Назарено. Он слышал их рыдания и вопли, и все они обвиняли его в своей гибели.
– Ты так и не понял.
Он оглянулся. Справа от него из трещины выглядывал отец Гесс. Раны, что нанесла ему Лентяйка Сьюзан столько лет назад, еще не зажили.
– Я здесь не затем, чтобы обвинять тебя, Гарри.
– Тебя нет здесь.
– Ладно, Гарри. – Гесс улыбнулся окровавленным лицом. – Какая разница? Причина наших бед не в реальности, а в иллюзиях. Пойми хотя бы сейчас.
Гарри знал это. Вот и сейчас перед ним была иллюзия, наколдованная кем-то. Почему же он не мог оторвать от нее глаз?
– Потому что ты любил меня, Гарри, – сказал отец Гесс – Я был хорошим человеком, но, когда дошло до дела, ты не смог меня спасти. – Он закашлялся, и из его рта хлынула струйка гноя. – Это, должно быть, ужасно – такое бессилие. Вот и сейчас ты видишь врага и ничего не можешь сделать.
– Ты закончил? – спросил Д'Амур.
– Ближе…
– Что?
– Подойди ближе.
Гарри послушался.
– Так-то лучше. Я не хочу, чтобы нас слышали. Это все зеркала, – проговорил Гесс.
Внезапно он вытянул руку и схватил Гарри за лодыжки. Тот попытался вырваться, но призрак держал крепко и дюйм за дюймом подтягивал его к трещине. Лицо фантома колебалось – под ним не было черепа.
– Видишь? – спросил безгубый рот. – Это зеркала, а мы отражения. Оба.
– Да пошел бы ты! – заорал Гарри и рванулся, освободившись из его рук.
Гесс пожал плечами и усмехнулся:
– Ты все-таки не понял. Я говорил тебе, говорил… Гарри повернулся к нему спиной и поглядел на дверь.
– Говорил, говорил, говорил…
Понадобилась пара секунд, чтобы осознать: Иад или какая-то его часть уже не в том мире, а в этом. Потом земля вокруг них вздыбилась, и все погрузилось в хаос.
Это была еще та поездка. Феба, заключенная в каменную капсулу, пробивалась сквозь землю вместе с каменной волной, преградившей путь иад-уробороса. Тексас обещал ей, что она будет в безопасности, и так и случилось – ее укрытие ныряло вверх и вниз в волнах жидкого камня, но Феба ничего не видела. Только чувствовала, как оказывается вместе со своим защитником то в прохладных глубинах Субстанции, то в кипящих пропастях земли, то в живом теле Короля, рядом с гулко стучащим каменным сердцем.
Время от времени Феба слышала его голос, уговаривающий ее не волноваться.
Она и не волновалась. Она находилась под защитой могущественной силы и верила обещанию Короля.
Но присутствие иадов действовало на нее. Оно напоминало о смерти – точнее, о предсмертных страданиях. Когда земля поднялась, останавливая продвижение уроборосов, Феба увидела внутренним зрением, как черная стена рассыпалась на темные яйцеобразные частицы. Ударяясь о камень, они лопались, поднимая облака серого тумана.
В этих яйцах таилась смерть. Они по-прежнему слепо стремились к Коему и ползли к проходу, по пути соединяясь и вновь наливаясь чернотой, хотя берег как будто превратился во второе море и отбрасывал их каменными волнами.
Феба не вполне понимала, что происходит. Как ей показалось, Тексас ударил иадов землей с такой силой, что отру бил от главной массы ту часть, что протянулась к двери. Иады взревели – Феба никогда не слышала и не представляла себе подобного звука, – и тут же весь ландшафт перед порогом, с берегом, дюнами и дорогой, опустился вниз. Феба видела, как опрокинувшаяся стена иадов ломается в тысяче мест, извергая содержимое в виде черных яиц, и проваливается во впадину, образовавшуюся на месте берега.
Когда это случилось, каменный кокон Фебы дрогнул, и она почувствовала, что летит на огромной скорости обратно к городским пределам. Там капсула треснула, и Феба обнаружила себя в двух милях от прохода, на окраине города. Земля все еще тряслась, вокруг падали крупные осколки камней, вполне способные ранить Фебу. Она решила, что Король Тексас не в силах больше защищать ее. Поэтому она поднялась на ноги и, закрывая голову руками, побрела в направлении города.
Несколько раз она оглядывалась, но ничего не разглядела за завесой пыли и летящих камней. Во всяком случае, Феба не увидела ни иадов, ни порога, через который она попала в этот мир.
Первой жертвой на этих высотах стал Посвященный Зури, который стоял в проходе, готовясь встретить Иад. Ураган камней бросил Зури на жидкую землю, и ученики стали вытаскивать его, когда на них обрушилась ярость авангарда врагов, отрезанного от главных сил поднявшейся каменной массой, В образовавшемся вихре грязи мгновенно канули и сам Посвященный, и его спасатели. Иады же зловещей тучей сгрудились возле нейрики, заливая ее серой дымной кровью. По другую сторону прохода царил хаос, словно небо и земля поменялись местами. Потом дверь вздрогнула из конца в конец и с грохотом закрылась, а на горном хребте воцарился хаос.
Гарри еще до появления врага упал на землю и лежал, даже не пытаясь встать. Со своего наблюдательного поста он видел, как Киссун направляется к раненым иадам. Он не обращал внимания на колебания почвы; он шел и смотрел на тех, кого так долго ждал. Иады, казалось, пребывали в смятении. Часть их, разделившись на темные пятна разной величины, взлетала в воздух и бешено кружилась; другая часть образовала смерчи на земле. Еще одна часть просто всосалась в грязь.
Киссун полез под свою куртку и извлек жезл, который Гарри видел у него в святилище Заим-Карасофия. Тогда это было оружие, но теперь, подняв жезл над головой, Киссун как будто собирался показать иадам фокус. Они сгрудились вокруг и поливали его зловонной жидкостью, а он подставлял под нее лицо, как под весенний дождь.
Гарри не мог больше на это смотреть. Его голова освободилась от образов смерти и разрушения, но если он не уйдет сейчас, будет поздно. Он пополз на животе, не разбирая дороги, пока не добрался до крестов. Он не ожидал увидеть их снова, и его глаза наполнились слезами.
– Ты вернулся, – произнес голос из темноты. Рауль.
– А ты остался.
Рауль подошел и помог ему подняться на ноги.
– Мне было интересно, – отозвался он.
– Дверь закрылась.
– Я видел.
– И ад здесь.
– Правда?
Гарри вытер слезы и уставился на крест, где его едва не распяли.
– Они подыхают, – сказал он и рассмеялся.
IXЭвервилль прекратил веселиться. Даже пьяные и влюбленные уже не могли делать вид, будто все в порядке. В горах происходило что-то, от чего содрогались и улицы, и людские сердца.
Горожане вышли из домов, чтобы лучше рассмотреть вы соты и обменяться мнениями с соседями. Некоторые объяснения были разумными, другие не очень. Упоминали и землетрясение, и падение метеорита, и вторжение со звезд.
– Мы уезжаем, – решили одни и начали спешные сборы.
– Мы остаемся, – объявили другие, – и запомним то, что увидим, до конца наших дней.
Оуэн Будденбаум сидел в опустевшем «Закутке» и ждал Теслу. Недавно она казалась ему лишним актером в нынешней драме; теперь она стала звездой.
Он, конечно, знал о ее прошлом. Особой мудрости она никогда не проявляла, как и магических способностей. У нее была хорошая хватка, но таким качеством обладают и терьеры. Оуэн с неохотой признавал, что она любила риск и час то демонстрировала недюжинную смелость.
Ведь именно она заключила сделку с Рэндольфом Яффе на развалинах Паломо-Гроува. Яффе тогда потерпел поражение в своем стремлении к Искусству и, как рассказывают, сошел с ума. Когда Тесле потребовалась его помощь, Яффе дал ей медальон – один из тех, что закапывались на перекрестках, – и велел истолковать его символы. Если бы она не справилась, он бы ее убил.
Но она выполнила его требование, и Яффе стал ее союзником; по крайней мере, на время. То, что она разгадала символику медальона, было не так важно для Будденбаума; важнее то, что она поставила на карту свою жизнь.
Женщина, способная так: рисковать, опаснее любого призрака. Если Сет приведет ее к нему, он должен действовать быстро.
Тесла преодолела половину пути к входной двери дома Фебы, когда навстречу ей со ступенек поднялась знакомая фигура.
– Я вас везде ищу, – сказал он. Это был юноша, которого она видела на перекрестке рядом с Будленбаумом. – Я Сет. Сет Ланди.
– Чего тебе?
– Не мне.
– Мне некогда. У меня тут ребенок.
– Давайте я вам помогу. – Голос Сета звучал почти заискивающе. – Дети меня любят.
Тесла слишком устала, чтобы спорить, и просто протянула ему ключи.
– Открой дверь, – велела она.
Пока он возился с замком, она взглянула в сторону хребта Хармона. Вокруг вершины клубился туман.
– Вы не знаете, что там происходит? – спросил Сет.
– Догадываюсь.
– Скажите, это опасно?
– Несомненно.
– Будденбаум говорит…
– Ты открыл? – перебила Тесла. Сет распахнул дверь и впустил ее. – Включи свет. Я не хочу слышать о Будденбауме.
– Но он говорит…
– Мне плевать, что он говорит. Ты будешь помогать мне или уберешься отсюда?
Гарри и Рауль почти дошли до леса, но Рауль вдруг резко остановился.
– Кто-то разговаривает.
– Я ничего не слышу.
– Зато я слышу. – Рауль осмотрелся, но никого не увидел. – Я уже слышал их голоса, когда был с Теслой.
– И кто это?
– Мертвецы.
– О-о-о…
– Ты что, боишься?
– Смотря чего они хотят.
– Один что-то говорит о своей жене.
– Он слышит меня! – возопил Кокер. – Слава богу! Он меня услышал!
Эрвин оглянулся на вершину и вспомнил, что говорил ему Долан, стоя перед своим бывшим магазином; «Мы как дым». Возможно, быть дымом не так уж плохо, если в мир идет то, что он видел в трещине.
Кокер тем временем кричал что-то незнакомцу, спасен ному Д'Амуру, и звал его за собой под деревья.
Там лежали два человека; женщина почтенных лет и ее спутник, упавший ничком в траву. Женщина прислонилась к стволу дерева и что-то отхлебнула из серебряной фляжки.
– Он умер, – сказала она, когда Гарри нагнулся к лежащему человеку. – Черт с ним.
– Вы из свиты Зури?
Женщина сплюнула на землю в дюйме от ноги Гарри.
– Разве я похожа на ублюдков Зури? Вот один из них. – Она ткнула пальцем в Рауля.
– Это только тело. Душа у него человеческая.
– Спасибо, – поблагодарил Рауль растроганно.
– Ладно, люди вы или нет, но я надеюсь, вы поможете мне спуститься вниз. Хочу взглянуть на мой город, прежде чем мир полетит в тартарары.
– Ваш город?
– Да, мой! Меня зовут Мэв О'Коннел, и этого чертового места не было бы без меня!
– Послушай ее! – восторгался Кокер. – Ты только ее послушай! – Он опустился перед старухой на колени, внимая ее хриплому голосу, как небесной музыке. – Я знаю теперь, почему я не ушел в небытие, Эрвин. Я знаю, почему я столько лет бродил в этих горах. Чтобы видеть ее и слышать ее голос.
– Она тебя не слышит.
– Услышит! Этот Рауль будет моим переводчиком. Она узнает, как я люблю ее. Как я до сих пор ее люблю.
– Не трогай меня! – закричала Мэв на Рауля. – Меня понесет человек, или я поползу на четвереньках! – Она повернулась к Гарри: – Так ты понесешь меня?
– Это зависит…
– От чего?
– От того, закроете вы рот или нет.
Женщина уставилась на него, будто он отвесил ей пощечину. Потом ее тонкие губы изогнулись в улыбке.
– Как тебя зовут?
– Гарри Д'Амур.
– Это значит «любовь»?
– Да.
Она хмыкнула:
– Любовь никогда не приводила меня туда, куда я хотела.
– Она не имеет в виду меня, – произнес Кокер несчастным голосом. – Она не может…
– Люди меняются, – напомнил Эрвин. – Сколько лет прошло?
– Я же не изменился.
– Не суди по себе. О чем теперь жалеть?
– Тебе легко говорить. Что ты вообще чувствовал?
– Меньше, чем мог бы, – тихо ответил Эрвин.
– Извини. Я не хотел тебя обидеть.
– Хотел или не хотел, но это так. – Эрвин отвернулся от женщины, которая в это время влезала на спину Д'Амура, и опять посмотрел на высоты. – Ты думаешь, у тебя еще есть время? – обратился он то ли к Кокеру, то ли к самому себе. – Но его не хватит. Никогда не хватает.
– Ты пойдешь с нами?
– Я рад, что ты нашел свою жену. В самом деле рад.
– Я хочу, чтобы ты разделил мою радость.
– Спасибо. Но я лучше останусь здесь.
Кокер положил руку ему на плечо:
– На что тут смотреть? Пошли, не то они уйдут.
Эрвин оглянулся. Троица отдалилась уже ярдов на двадцать вниз по склону.
– Посмотрим на город, что основала моя жена. Пока он не исчез навсегда.
