Текст книги "Абарат. Абсолютная полночь"

Автор книги: Клайв Баркер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 27 страниц)

Глава 18
Конец игры

Шалопуто продолжал смотреть в пространство между деревьями, надеясь уловить признаки возвращения Кэнди, однако ничего не видел. Скоро он заметил стайку из десяти-двенадцати крылатых созданий, которые глядели на него из-за стволов, скуля и лая, болтая между собой и завывая чужими голосами, подобными собаке, свинье, обезьяне и гиене.

– Что за шум? – спросил Соглашатель.

– Сам посмотри, – ответил Шалопуто, чувствуя, что его словарного запаса не хватит, чтобы это описать.

– Не сейчас, – сказал мальчик-слизняк. – Я… сосредотачиваюсь. От этого я не могу отвлекаться.

– Тебе помочь?

– Нет, – ответил он. – Это касается только меня. Может, ты продолжишь искать маму и Кэнди? И пожалуйста… не смотри на меня, пока я создаю заклинание.

– Ты собираешься использовать магию?

– Попытаюсь. Это будет просто стишок и припев.

– Что?

– Песни. Мама записывала все заклинания, которые сочиняла или выучивала, в виде песен. Так их сложнее украсть, говорит она. Я слушал эти записи с двух лет. Так что я знаю всю ее магию, потому что могу спеть все песни до одной.

– Ты их понимаешь?

– Скоро мы это узнаем. Поэтому я и не хочу, чтобы ты смотрел. Если что-то пойдет не так, ты, по крайней мере, будешь стоять к этому спиной.

– А что ты собираешься делать?

– Ничего особенного. Я ужасный певец. Но я бы хотел облегчить боль Джолло, если получится.

– А твоя мама не разозлится, узнав, что ты украл ее магию?

– Может быть. Но она сойдет с ума, если вернется, а Джолло к тому времени умрет. Это разобьет ее сердце. И что я буду за сын, если не попытаюсь этому помешать? Понятно, что плохой. Я и так достаточно ее разочаровывал. На этот раз я собираюсь все сделать правильно.

– А ты не можешь подождать еще немного?

– Спрашивай не меня. Спроси Джолло.

Шалопуто посмотрел на Джолло и получил ответ. Если бы не едва заметный подъем и опускание грудной клетки, можно было бы счесть, что жизнь уже покинула его тело.

– Мне пора начинать, – сказал Соглашатель. – Продолжай искать маму и Квокенбуш.

– Они придут, – ответил Шалопуто, повернувшись спиной к мальчику, как тот и просил, и начал высматривать Кэнди между деревьев.

Изучая коридор теней прямо перед собой и теней еще более глубоких далеко впереди, он почувствовал, что оттуда на него кто-то смотрит. Он инстинктивно взглянул на ветви ближайшего дерева. Там сидели трое существ из стаи с бледным оперением, которая с таким шумом проследовала между деревьями всего пару минут назад. Сейчас они молчали – возможно, из-за печальной сцены внизу. Он смотрел, как они глядят на него, обеспокоенный их вниманием.

И тут из-за спины Шалопуто раздался голос Соглашателя, который фальцетом, с неестественной точностью пел песню, созданную его матерью для того, чтобы петь самой. У песни была убаюкивающая мелодия колыбельной. Эти древние звуки Абарата родились в те времена, когда Часы еще доверяли человечеству. Звуки, рассказывавшие о свете и тьме, море и небе, камнях и огне.

 
– Каи ту пентни,
Каи ту ки,
Хастегетчем
Сманне фи.
 

И о смерти. Именно эта тема стояла за всеми другими величинами. Смерть беспощадная, смерть окончательная, враг всего нежного и хрупкого, что разбилось, как яйцо, упавшее со стола, обожглось молнией, превратившей лес в огонь, замерзшее, загнанное на край утеса.

Но древние слова звучали бесстрашно, словно мальчик произносил свое собственное имя.

 
– У тозземанос,
Во тчем,
Во каи нумма,
Джет йо ем.
 

Что именно он делал? Любопытство Шалопуто становилось тем сильнее, чем дольше продолжалось песнопение. Какого рода утешение он предлагал своему брату, что требовало слов столь древних и чуждых?

Шалопуто старался уговорить себя не поворачиваться, не смотреть, но его тело подчинялось требованию гораздо более глубокому, чем собственные уговоры.

Он повернулся и посмотрел. И его тело вновь победило разум, на этот раз произнеся слово:

–  Нет!

И не раз, и не два, и не три:

–  Нет! Нет! Нет! Нет!

Кэнди не теряла времени на размышления о том, почему кричит Шалопуто. Она воспользовалась моментом и заодно своим змеем. Нога Боа все еще стояла на его голове, но ни ее вес, ни ее внимание не были полными, и когда Кэнди дернула наколдованное животное, оно без малейшего труда выскользнуло из-под ступни принцессы.

Змей издал совершенно незмеиный вопль мятежной ярости и начал безумно извиваться. Она попыталась ухватить его подвижные кольца свободной рукой, но слишком сосредоточилась на этом действии, из-за чего все мысли о принцессе и ее смертоносном облике вылетели у нее из головы. Она бессознательно повернулась и внезапно поняла, что смотрит на очертания Боа. Что еще хуже, глаза Кэнди не могли от нее оторваться. Она попыталась отвернуться от принцессы и от движущихся по ее лицу пятен, которые образовывали тошнотворные символы в воздухе вокруг ее головы. Эти знаки могли сделать так, что тело восстанет само на себя, вывернется наизнанку в беспорядочном безумии, пойдет против собственной природы, против смысла, против жизни, и погибнет.

В узорах на лице Боа была невероятная разрушительная сила. Хотя Кэнди знала о том ущербе, к которому они способны привести, их чары были сильнее ее воли. Она не могла заставить себя отвести взгляд, хотя чувствовала, как переворачивается ее желудок…

–  Не смотри! – закричала Лагуна Мунн.

Ее голос не был мягким, полным покоя или размышлений. Нет, она кричала грубо и резко, именно так, как требовалось в эту минуту.

К большому облегчению и изумлению Кэнди, ее глаза подчинились приказу. Как только она отвела взгляд, к ней вернулась воля.

– Хорошо! – сказала Мунн. – А теперь живее! Отдай мне эту проклятую зверюгу.

Кэнди начала протягивать змея, но Мунн не могла ждать.

–  Давай его мне! – сказала она, появляясь из-за деревьев и хватая животное. – И в следующий раз вызови топор! – добавила она, забирая змея из рук Кэнди. – У змей есть зубы и язык!

– Я еще заставлю тебя пожалеть… – начал змей, но у Мунн не было желания выслушивать угрозы.

Она выдернула хвост змея из рук Кэнди и свернула его в шар черно-желтых колец.

А потом приказала:

–  Кусай Боа! – и швырнула змея в принцессу.

Ухватив Кэнди за рукав, Мунн потащила ее за деревья, оставив принцессу Боа и волшебного змея выяснять свои отношения.

Глава 19
Цена свободы

– Вокруг них вырастет стена шипов из голубого пламени, – сказала Мунн, торопя Кэнди подальше от места, где Боа и змей остались меряться своими ядовитыми талантами. Заклинательница больше не являла собой образ спокойной силы и уверенности, которой была полна, когда Кэнди увидела ее впервые. Яркие цвета на ее платье исчезли, один из перьев-усиков на голове был выдран. Повсюду виднелись следы того, какими тяжелыми выдались для нее последние минуты. Она была исцарапана, в синяках и в поту: уставший боец, все еще на ногах, но только благодаря силе своей воли.

– Когда поднимется стена? – спросила Кэнди.

– Она уже поднялась. Нет, не оборачивайся! Когда же ты, наконец, научишься осторожности? Ты ведь не в игрушки играешь. Боа могла быть воспитанной соседкой, пока жила у тебя в голове, но это говорит лишь о силе твоего влияния. Должно быть, ты подавляла ее злобу, сама не зная, что делаешь. Но сейчас она свободна.

– Так что насчет стены пламенных шипов?

– Она ее надолго не задержит. А тем более ее не задержит твоя нелепая змея.

– Вы были правы. Надо было создавать топор…

– От него было бы не больше проку… чем от змеи. – Мунн говорила все медленнее, ее шаги тоже замедлялись, а потом она встала. Кэнди остановилась позади, глядя на деревья. Она искала знаки присутствия Шалопуто или Джолло с Соглашателем, но тени ближайших деревьев были очень глубокими, почти черными.

– Что случилось? – спросила Кэнди.

– Мой сын, – сказала Мунн. – Что-то произошло с одним из моих детей.

Она сорвалась с места, двигаясь стремительно, разорвав темноту перед собой, словно занавес, несколькими тихими словами. Кэнди поспешила к ней, но идти рядом не смогла: слишком плотно обступили ее деревья и тени. Она следовала за Мунн, петлявшей между стволами.

Наконец, в темноте перед ними появилась фигурка. Это был Шалопуто. Еще до того, как Мунн с ним поравнялась, он начал извиняться.

– Я не знал, как его остановить. Он произносил слова… из одной из ваших книг…

– Джолло творил магию?

– Нет, госпожа Мунн, магию творил Соглашатель. Он начал петь что-то вроде заклятия… – Он закрыл рукой мокрое от слез лицо. – Я пытался остановить его, но он не обращал внимания. Он не читал прямо из книги, поэтому я никак не мог заставить его замолчать. Он помнил заклинание наизусть.

– Я уверена в этом, – сказала Мунн. – Он очень умный мальчик. Это добро, которое я вложила в него прежде, чем он родился. – Она всмотрелась в клубящуюся тьму перед собой. – Где же он? – спросила она.

– Он все еще с Джолло. Но я не могу точно сказать, где именно. – Нахмурившись, он покачал головой, пораженный собственной глупостью. – Они должны быть прямо за мной, потому что когда я пошел искать вас и прошел всего несколько шагов, то подумал: нет, надо делать так, как говорила Кэнди, оставаться с ними. Поэтому я повернул назад, но там оказалась тень, густая тень, которой прежде не было.

– И ты знаешь, почему.

– Знаю? – удивился Шалопуто.

– Можешь не отвечать, – голос Мунн заметно смягчился. – Вероятно, ты даже не понял, от чего бежал.

– Я ни от чего не бежал. Говорю же, я не знаю, что произошло.

Лагуна Мунн миновала Шалопуто, подойдя к месту, откуда словно высосали весь свет.

– Ты слышал это в словах, которые он произносил.

– Такой язык я не понимаю.

– И все же ты его слышал, – сказала она.

Это не был вопрос. Она лишь утверждала то, что знали они оба. Шалопуто больше не пытался отрицать истину.

– Да, слышал, – сказал он.

– Слышал что? – спросила Кэнди.

– Смерть, – ответил он.

И, словно реагируя на произнесенное слово, тени перед заклинательницей начали рваться, будто были сделаны из мокрых газет. Шалопуто не хотел ничего видеть, по крайней мере, сейчас. Он скользнул за деревья, дав Кэнди подойти к Мунн, которая прошла за разорванные тени и смотрела теперь на то, что лежало на траве прямо перед ней.

Без сомнения, мальчик был мертв. С тех пор, как Кэнди видела его последний раз, плоть Джолло почти полностью лишилась жизненных соков, и то привлекательное темное создание, которым он когда-то был, исчезло. Сейчас он походил на карлика в мешковатой кожаной рубашке.

Он выглядит таким маленьким, подумала Кэнди, маленьким и бесцветным. Кожа Джолло была черной, как небеса, с разбросанными по ней искорками. Куда делись чернота и искры? Смерть сделала останки Джолло настолько чистыми, что теперь они походили на тело его брата.

Или…

Или что?

– Думаю, это не Джолло, госпожа Мунн, – тихо произнесла Кэнди, будто эти слова могли потревожить мертвеца.

– Я знаю, – ответила Мунн.

То, что тело было таким маленьким, получило свое объяснение. Останки не принадлежали ухоженному любимцу Мунн Джолло Бигогу. В траве лежало тело Соглашателя, поняла Кэнди.

– Что с ним случилось? – в ужасе прошептала она. – Магия, которую он творил, дала осечку?

– Нет. Заклинание сработало именно так, как он хотел, – сказал Джолло.

С этими словами он появился из-за деревьев с другой стороны от тела брата. Следы, оставленные на нем Боа, поглотившей его жизненную силу, были излечены, и Джолло вновь превратился в гордость и радость своей мамы, сверкающее, прекрасное создание, каким его впервые увидели Кэнди и Шалопуто. Но на этот раз на его лице не было ослепительной улыбки.

– Он использовал Древнюю магию, мама. Клянусь, я ничего не мог с этим поделать. Он отдал мне свою жизнь. Я даже не знал, что такое возможно.

– Откуда тебе знать. Это непросто. Надо найти правильное заклятье, в совершенстве выучить его, правильно произнести. И, разумеется, быть готовым отдать свою жизнь.

– Он так и сделал, мама. Я не знал, что он это делает. Клянусь, не знал.

– Значит, твой брат отдал жизнь от доброты своего сердца?

– Не своего,мама. Твоего. Потому что ты сделала его таким.

Мунн пристально всматривалась в Джолло, пытаясь определить честность его слов.

– А тебя, мальчик, я сделала из всего порочного, что во мне есть. Из моей жестокости. Мстительности. И лжи.

– Хочешь сказать, я вру? – спросил Джолло. От этой мысли он буквально рассвирипел. Шерсть на его блестящей черной шкурке, до сих пор лежавшая так идеально гладко, что Кэнди и не догадывалась о ее существовании, встала дыбом, образовав три параллельных гребня: они шли от лба по всей голове, заходили на спину и образовывали спираль на его животе, центром которой было место, где у обычных детей находился пупок.

– Нечего на меня щетиниться!

– А ты не называй меня вруном, когда я говорю правду.

– Твой брат мертв, Джолло, и я должна знать, почему!

– Спроси тылкрыса! – крикнул Джолло. – Он все видел!

Мунн посмотрела на Кэнди.

– Куда делся твой друг?

– Он где-то рядом. Думаю, он просто соблюдает уважительную дистанцию.

Она обернулась, руководствуясь, скорее, инстинктом, нежели видя Шалопуто, и тихо произнесла:

– Она не злится. Просто хочет знать.

– Да, я слышу, – ответил Шалопуто, выходя из-за деревьев. – Все произошло именно так, как говорит Джолло. Малыш произнес заклятье на старом абаратском. Я чувствовал силу его слов. И видел, как жизнь, словно струя света или воды, вытекает из него и втекает в Джолло, который был почти мертв. Он ни о чем не просил. Это все идея Соглашателя. От начала до конца.

– Ты хотя бы пытался его остановить? – спросила Мунн.

– Конечно. Я стал кричать, но это не помогло. Приблизиться к себе, чтобы их разделить, он не давал. Когда я попробовал, меня отшвырнула какая-то сила, и я упал. Я пытался несколько раз, но все без толку. Потом Соглашатель обессилел. Он только сказал, что вы поймете. Он произнес: «Скажи маме. Она поймет».

– Глупо, – пробормотала Мунн.

– Я сделал все, что мог, – ответил Шалопуто.

– Я не о тебе, тылкрыс. О своем сыне. О моем первенце.

– Поздно теперь об этом говорить, – сказал Джолло. – Посмотри на него! Он ушел навсегда и никогда не вернется.

Мунн кивнула.

– Если он хотел меня наказать, у него это получилось.

– Наказать вас? – удивилась Кэнди. – За что?

– За то, что не была для него любящей матерью, какой мне следовало быть. Потому что тьму в себе я любила больше, чем свет. – Она подошла к крошечному телу в пелене из сморщенной кожи и опустилась на колени. – Прости меня, дитя, – тихо проговорила она. В голосе ее слышались слезы.

– Думаю, нам пора идти, – сказала Кэнди.

– Да, пора, – ответила Лагуна Мунн, не оборачиваясь к Кэнди и Шалопуто и не сводя глаз с мертвого мальчика.

– Простите, – сказала Кэнди.

– В этом нет твоей вины. Это моя ошибка. Будь здорова, Кэнди Квокенбуш. Испытания, что тебя ожидают, проверят пределы твоей прочности. Возможно, тебе даже придется выйти за них. Но если тебе понадобится исцеление…

– То?

– То сюда за ним не приходи. – Слезы подчеркивали каждое ее слово. – Джолло, – сказала она, – отведи их в гавань и найди лодку.

– Спасибо, – сказала Кэнди.

Мунн не приняла ее благодарность и ничего не ответила. Она положила руки на тело своего мертвого ребенка и заплакала.

Такой Кэнди увидела великую заклинательницу Лагуну Мунн в последний раз: стоявшую на коленях у тела мальчика, который был сделан из всего хорошего в ней, со слезами, катящимися по щекам.

Когда его мать осталась позади, Джолло стал очень разговорчивым и начал болтать об одном-единственном объекте своего интереса – о себе. «Не является ли это неотъемлемой частью зла?» – думала Кэнди, слушая его: эта полная поглощенность собой, словно больше ничего в мире не имело значения, кроме Джолло и его скуки, Джолло и того, как он пострадал из-за нападения Боа, Джолло и того, что он будет делать, когда покинет остров и отправится в Абарат.

– Настанет время, говорит мама, и человек с такими талантами ко всяким пакостям обязательно кому-нибудь понадобится. Я буду королем, как пить дать. А может, даже кем-то и покруче короля. А кто круче короля? Тот, кто его убил. Вот им я и стану. Потому что если ты кого-то убиваешь, то становишься важнее, чем тот, кого ты убил. Мама мне этого не говорила. Я сам догадался. Потому что мне снятся сны, понимаешь? Сны о будущем, где всё скучное и хорошее выстраивается в ряд, чтобы его уничтожили. Отрубили голову. Я и сам могу рубить головы, но ведь это скучно, верно? Ненавижу скучать. Поэтому я скоро отсюда уплыву…

Он продолжал болтать о Джолло, потом опять о Джолло и снова о Джолло. Когда они, наконец, вышли из леса, то увидели перед собой мелкую бухту с короткой деревянной пристанью на пляже, круто спускающемся к воде. Кэнди и Шалопуто с облегчением обменялись взглядами. Очень скоро они избавятся от компании мальчика.

Однако Джолло желал сказать им кое-что еще.

– Когда я отсюда уплыву, – заявил он Кэнди, – то заберу с собой все магические книги мамы, потому что ее книги существуют только в одном экземпляре, и на каждой я заработаю тысячи патерземов. Хочешь, я принесу их сначала тебе? Тылкрыс слишком глуп, чтобы читать большую книгу, но ты ведь знаменитость. Мама говорила мне об этом еще до того, как ты сюда приехала…

Теперь они шли по трещавшим под их ногами доскам пристани.

– Она знала, что я приду? – спросила Кэнди.

–  Секундочку, – проговорил Джолло. – Я еще не закончил. Как ты смеешьменя перебивать! Знаешь, что? Я не принесу тебе мамины книги. Ты просто хамка. Поверить не могу! Бестолковая простушка! И не пытайся подлизываться, потому что это ничего тебе не даст. Подлизы – жалкие типы. Как мой брат. Он подлизывался, когда я его колотил. Я буду по нему скучать. Теперь мне некого колотить. Слушай, идея! Я прощу тебе твою грубость и принесу книги, как и обещал, а ты за это оставишь мне тылкрыса. Я не стану его калечить. Просто буду делать то же, что делал со своим братом. Ну знаешь, колотить, плеваться, и все такое. Договорились? Когда я стану королем, ты еще порадуешься, что я тебя простил, потому что иначе твоя жизнь не будет стоить и гроша. – Он ухмыльнулся. – Прямо как у моего братца. Я получил его жизнь, потому что он жалкий тип. – Ухмылка превратилась в отвратительный хохот. – Он же поступил совершенно по-идиотски! Когда я стану королем, то сделаю его святым. Он будет Святым Соглашателем, покровителем идиотов. Ха-ха-ха! Отлично! У него будет собственный день святого – сегодня, как раз когда он умер. Никто не будет работать. Все будут читать глупые молитвы за глупого святого глупых людей. Погоди! Что это делает тылкрыс?

Кэнди не ответила.

– Говори! А, понял, понял! Тебе надо разрешение. Ну так я тебе разрешаю. Скажи, что делает тылкрыс.

– Ты плохо видишь? – спросила Кэнди.

– Нет. Я отлично вижу.

– Тогда ты видишь, что он делает. Стоит в маленькой лодке и отвязывает канат.

– Скажи ему, чтобы он возвращался. Мы же с тобой договаривались. Тылкрыс останется, а когда я…

–  Заткнись.

– Что?

– Ты глухой? Я сказала: заткнись!Ты никогда не будешь королем. Ты – отвратительное, самовлюбленное, безмозглое ничтожество. Ты думаешь только о себе, и единственное, королем чего ты можешь быть, так это того, что прилипнет к подошве твоего ботинка.

– Хватит, Кэнди, – тихо произнес Шалопуто. Он потянулся, чтобы взять ее за руку, но Кэнди еще не закончила.

– Король дерьма, – сказала она. – Это все, чем ты можешь править.

Шерсть Джолло встала дыбом, и он испустил отвратительный горький запах, который она до сих пор не чувствовала – возможно, потому, что не стояла к нему так близко. Резкий запах щипал ей глаза, из них потекли слезы, и именно это, а не увещевания Шалопуто, вынудили ее прекратить высказывать Джолло все, что она о нем думает. Ей не хотелось, чтобы он считал, будто довел ее до слез, поэтому она повернулась к нему спиной и протянула Шалопуто руку.

Запах ярости Джолло внезапно усилился, и она поняла, даже не оборачиваясь, что маленькое чудище находится прямо за ней, собираясь вцепиться когтями в шею. Но она не собиралась доставлять ему это удовольствие. У Кэнди уже не было времени брать Шалопуто за руку. Она спрыгнула в лодку, упав лицом в старую собравшуюся на дне воду. Когда Кэнди встала, Шалопуто уже держал весла и греб от пристани, на которой стоял ощетинившийся Джолло Бигог: он плевался, и его слюна разлеталась с такой демонической силой, что можно было слышать, как она шлепается на корму лодки.

Однако это было все, что он мог – по крайней мере, сейчас. Быть может, завтра он получит свой трон и корону. В жизни случаются странные вещи. Но до тех пор Кэнди будет помнить его как озлобленного щенка, стоящего на старой пристани и плюющегося в них до тех пор, пока они не оказались за пределами его досягаемости.

Как только Шалопуто отвел лодку подальше от берега, ее подхватил удивительно быстрый поток и понес прочь. Течение двигалось со скоростью умелого посланца, неся лодку сквозь туннель, не похожий на пещеру, через которую они сюда попали. Он постоянно изгибался, то влево, то вправо, затем снова влево, создавая почти гипнотическое движение. Покачиваясь в лодке, Кэнди позволила себе недолгий миг радости.

«Я от нее избавилась, – думала она. – Злобный монстр, сидевший в моей голове, убивавший мою радость, исчез навсегда. Возможно, я немного изменилась, но я все еще та Кэнди Квокенбуш, какой и была всегда.»

– Ты улыбаешься, – сказал Шалопуто. – Это потому, что она ушла?

– Ты так хорошо меня знаешь, – ответила Кэнди.

– Мне нравится знать тебя. Это лучшее, что со мной происходило.

– Теперь все станет просто замечательно, – сказала она.

Больше они не разговаривали, просто лежали, испытывая заслуженную усталость, а лодка двигалась по длинной, извивающейся пещере, пока воды не вынесли ее в море вокруг Вздора, в спокойные воды Изабеллы под небесами, усыпанными такими яркими звездами, что их можно было видеть до самых туманов, где кончался этот Час и начинался другой.

– Куда теперь? – спросил Шалопуто.