Текст книги "Абарат. Абсолютная полночь"

Автор книги: Клайв Баркер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 27 страниц)

Глава 32
Святотатство

Кэнди вовремя обернулась и увидела, как отец создает три тонкие стрелы с серебристыми наконечниками. Сверкая, они летели прямо на нее, и она ощутила в животе тошноту, словно они были нацелены на ее внутренности.

Она дождалась, пока они окажутся у другой стороны алтаря, и рванула прочь, в самую последнюю секунду заставив непослушные ноги отпрянуть с их пути. Стрелы были слишком близко, чтобы успеть сменить направление, и ударили туда, где она только что стояла. Первая стрела попала в середину прибора, породив дугу желто-зеленых молний, а две другие ударили в сосуды, которые мгновенно взорвались. Их содержимое вылетело расширяющимися облаками и внезапно вспыхнуло, словно яркий костер. Воспоминания вернулись к своей хозяйке, исполнив радостный танец освобождения, несколько раз покружившись вокруг Кэнди, а потом мгновенно оказавшись внутри нее.

О, что это было за блаженство! Чистая радость воссоединения с самой собой. Ее голова походила на сосуд, наполнявшийся содержимым огромного водохранилища: образы, которые она позабыла, на краткий миг вспыхивали в ее сознании, и их сменяли другие, демонстрируя всю свою красоту. Птица, башня, раб, лицо, десять лиц, сотни лиц, луна в ветвях деревьев, стакан воды, волна, слеза, смеющаяся бабочка, ее мама, Рики, Дон, Диаманда, Тлен, Дом Мертвеца, Вебба Гаснущий День, бутылка рома, Каспар, Шалопуто… о, Шалопуто, Шалопуто, Шалопуто…

Она смеялась во сне и произносила его имя.

– Шалопуто! Шалопуто! Шалопуто!

– Думаю, худшее позади, – осторожно предположила Женева.

– Будем надеяться, – сказал Джон Хват. – Потому что мое сердце больше этого не вынесет.

–  Твоесердце? – возмутился Джон Соня. – А моевынесет?

После его жалобы проснулись и все остальные:

– И мое!

– И я!

– А ну хватит скулить! – рявкнул Двупалый Том. – Ничего еще не кончилось.

Кэнди направила свою волю на другие сосуды. В ней не было гнева или злости. Удовольствие от воссоединения очистило ее, и эта чистота придала взрывам б ольшую силу. Все сосуды, кроме одного, взорвались, и воспоминания Кэнди, ее размышления, молитвы, сны и откровения, вернулись к ней во всем своем великолепии, беспорядке и богатстве.

–  Ах ты глупая корова! – заорал отец.

Он бросился на лежавшие между ними препятствия, раскидывая в стороны и стулья, и людей, а потом ринулся к ней. По его лицу было ясно, что он хочет сделать. В своем наказании он больше не собирался полагаться на магию. Он был намерен разобраться с ней старым привычным для себя способом – руками. Он приближался быстро. Быстрее, чем можно было ожидать, учитывая его пивной живот и неуклюжую походку. От ярости его лицо покраснело, как свекла, пожелтевшие зубы стиснулись, цвет и блеск его глаз полностью померк – остались две черных щели, чего было вполне достаточно, чтобы раскрыть их истинную жуть.

Не сводя с него глаз, она протянула руку к последнему сосуду, выдернула из крепления, подняла над головой и изо всех сил, которые еще оставались в ослабевших руках, швырнула его себе под ноги. Долгожданный звон разбивающегося стекла почти немедленно заглушило мягкое шипение содержимого: вырвавшись наружу, оно превратилось в шар разноцветного дыма, каждую секунду удваиваясь в размерах и демонстрируя необузданные цветовые переливы; дым изящно изгибался, устремляясь вверх, пока не поднялся на несколько футов от источника и с головокружительной скоростью взорвался снова, достигнув потолка. Послышался громкий, резкий звук, и одна из потолочных балок треснула. На пол посыпались фрагменты штукатурки, раздробившись на мелкие осколки.

–  Как ты посмела! – закричал Билл с такими нелепо театральными интонациями, что она едва не рассмеялась. – Это священное место!

Теперь к ней вернулись взорвавшиеся под потолком мысли и воспоминания из последнего сосуда. Она почти восстановила свою целостность. Опыт она вернула, но на этом идеи кончились. Она тихо прошептала:

– Диаманда, если ты меня слышишь… пожалуйста, помоги…

Прогуливаясь по берегу Двадцать Пятого Часа со своим бывшим мужем, любовью всей ее жизни (и посмертия) – печальным призраком из номера 19 Генри Мракиттом, – Диаманда услышала зов. Она мгновенно узнала голос.

– Меня зовет Кэнди, – сказала она. – Надо идти. Она в опасности.

Отец стремительно рванулся, схватил Кэнди большими, тяжелыми руками, словно вместо костей в них был свинец, и ударил по лицу.

Кэнди почти рефлекторно переключила свое внимание с искаженного лица Билла на еще менее приятное создание – Больного Смехуна, одного из чудовищ Ифрита, который ходил на задних лапах, и чью шкуру покрывали фиолетово-синие иглы. Она спроецировала образ на пространство за спиной отца, постепенно добавляя к нему детали. Передние лапы с острыми, как бритва, когтями. Голова, которая открывалась, словно гротескный цветок с единственным лепестком, алым и влажным, что вытягивался, обнажая в центре широкую зубастую пасть. Хотя он был создан из пыли, света и воспоминаний, вызванный к жизни силами, которые она вновь обрела, у него было достаточно собственной воли, чтобы направить свою ярость на испуганных глупцов, бродящих среди перевернутых стульев. Он взревел, и разноцветные церковные стекла вылетели из рам.

– Преподобный! – воскликнул Фаттерман. Он пополз прочь от места своего падения и был теперь у самых ног Билла. – Простите ее! Пожалуйста! Вы Божий человек. Призовите ангела. Пусть этот зверь уйдет.

– Ничего там нет, – сказал Билл Квокенбуш, удерживая Кэнди. Его пальцы сомкнулись у нее на шее, сдавив гортань и перекрыв доступ воздуха. – Это всего лишь иллюзия, которую породила моя идиотская дочь.

– Тогда пусть она ее прогонит.

– Ты слышала его, Кэнди? Прогони тварь, – сказал Билл, сильнее сжимая ее горло.

– … не… могу… – прохрипела она.

– Не можешь или не хочешь?

Вопреки своему отчаянному положению, Кэнди умудрилась слегка улыбнуться.

– Тогда прощай, – прозаично сказал отец. Он говорил правду. – Ты мне не дочь. Я не знаю, чья ты такая, но точно не моя.

Он вновь сдавил ее шею. Она боролась за каждый глоток воздуха, но больше не могла дышать. Мысленно она призывала к себе тварь Ифрита. Зверь приблизился. Она увидела, как тот возвышается над головой отца, как внутри вытянутой плоти вокруг его рта бьются вены. Билл заметил отражение зверя в ее глазах, повернулся, и за мгновение до того, как она потеряла сознание, его хватка ослабла. Она вырвалась из его рук и соскользнула вниз по стене, хватая ртом воздух.

Больной Смехун склонился над ее отцом. Из отверстого рта прямо ему в лицо стекала слюна. Вероятно, она была жгучей, поскольку Билл выругался, а затем выпустил в Смехуна свои стрелы с серебристыми наконечниками. Когда они вонзились в зверя, он свернулся и рассыпался, словно дым, но вернул себе форму, как только стрелы пролетели сквозь него.

– Как ты посмела притащить эту заразу в священное место! – заорал он.

Повернувшись лицом к миражу, он пускал в него стрелу за стрелой. Из-за частоты этих выстрелов образ не мог поддерживать свою форму. Отверстий в Смехуне становилось все больше, вещество, из которого он состоял, истончалось и, наконец, полностью рассеялось. Некоторое время все приходили в себя. Не дожидаясь, пока отец вновь на нее нападет, Кэнди заторопилась к дверям.

– Выхода нет! – прокричал он ей в спину.

Она видела, как Билл захлопнул дверь перед Нормой Липник, но это не помешает ей открыть их и выбраться на улицу.

–  Да поймайте же ее, идиоты! – заорал отец. – Не выпускайте ее отсюда!

Они видели, на что способен их преподобный, и из слепого страха сделали то, что он велел. Кэнди глядела в пол, но уголком глаза заметила, что люди ее отца приближаются к ней слева и справа. До дверей ей не успеть. Она заставляла свои ослабевшие ноги двигаться, пока те не заболели, но скорости все равно не хватало.

– Тащите ее сюда! – кричал Билл. – Первый, кто ее схватит, получит долю из чаши ее силы. После меня, конечно.

Отец, собиравшийся раздать ее по частям другим так, будто она была его собственностью? Это уж слишком! Она остановилась и развернулась к нему лицом.

– Ты прав! – закричала она через всю церковь. – Я не твоя дочь! Ты меня не знаешь! Никогда не знал и никогда не узнаешь! Я принадлежу…

– … Абарату, – закончила Кэнди во сне.

– Да, она такая, – тихо произнес Шалопуто.

– Это, конечно, прекрасно, – пробормотал Джон Хват, – но я надеюсь, что это не ее последние слова!

Кэнди не стала возвращаться к алтарю. Она знала, что туда ей не добраться. Люди преподобного находились всего в нескольких шагах от нее. Она подняла руки ладонями вверх.

– Если хотите меня взять, – сказала она, глядя на них с откровенным презрением, – то вперед. Но осторожнее. Я кусаюсь.

– Не обращайте внимания! – рявкнул Билл. – У нее нет настоящей силы!

Пятеро из его людей послушались своего пастуха и бросились, чтобы ее схватить. В эту секунду двери содрогнулись, и болты, которыми удерживались на месте металлические задвижки, вылетели из своих гнезд. Через секунду то же произошло с засовами.

Пятеро смельчаков, попытавшихся схватить ее, передумали. Лишь отец Деборы Хакбарт (которая когда-то была подругой Кэнди, а позже стала грозой всей школьной площадки) выступил вперед, чтобы сделать то, от чего отказались остальные. В школе его дочь всегда хвасталась благородным происхождением; отсюда, говорила она, ее изящная фигура и великолепные манеры. Однако если все это у нее и было, то унаследовала она их не у толстого отца, который теперь больно вцепился Кэнди в руку.

Она почувствовала на лице движение воздуха, и знакомый голос произнес:

– Немедленно отпусти ее.

Кэнди посмотрела на дверь, откуда шел голос. Хотя она была закрыта, сквозь нее прошли Диаманда и Генри Мракитт, стоявшие теперь внутри церкви.

– Я сказала, отпусти, – повторила Диаманда. – Не вынуждай меня заставлять.

– Хотел бы я на это посмотреть, – хохотнул отец Деборы.

– Как скажешь.

Она начала шептать; произнесенные слова образовали перед ее лицом клубящееся облако, которое набросилось на Хакбарта по едва заметному движению ее указательного пальца. Через секунду слова уже были на нем, кружась у головы. Свободной рукой он пытался от них отмахнуться, но это не помогло: они жалили его, вызвав у Хакбарта взрыв ругани. Он отпустил Кэнди и начал обеими руками их прогонять.

– Ты должна проснуться! – сказала Диаманда.

– А мама? Я не могу…

– Я о ней позабочусь. Возвращайся в Абарат. Немедленно!Ты нужна там.

Кэнди начала пробуждаться. Она слышала, как Диаманда говорит ей вдогонку:

– Защити их, дитя! Ты единственная, кто может ее остановить.

– Остановить кого? – пробормотала она.

– Войну. Войну между Ночью и…

Кэнди открыла глаза, и последнее слово Диаманды – «Днем», – упало на ничейную землю между снами и пробуждением. Она огляделась и увидела своих друзей – Шалопуто, братьев Джонов, Женеву и Тома.

– Все в порядке, – сказала она. – Я вернулась.

Глава 23
Больше не чужой

Конечно, у всех немедленно возникли вопросы. Где Кэнди побывала? Кто (или что) встретился ей на пути? С чем она так отчаянно боролась в своем сне?

– Это непросто объяснить, – сказала Кэнди. – И я хочу есть. Может, мы где-нибудь поедим, и я вам всё расскажу?

Предложение было поддержано единогласно. Проголодались все.

– Мы пойдем вперед, – сказал Хват, – поищем, где остановиться. Восемь пар глаз лучше, чем одна.

С этими словами он и его братья спустились по трапу на пристань, а остальные неторопливо последовали за ними. Кэнди поразила стоявшая в гавани странная тишина. Хотя пристань не была пустой – на лодках у причала трудились рыбаки, а улицы, что вели в город, заполняли люди, – все говорили очень тихо. Не слышалось ни криков, ни ругани рыбаков, ни смеха и болтовни женщин на рынке. Помалкивали даже большие абаратские чайки, гораздо более шумные, чем их родственницы в Иноземье. На самом деле их, за исключением самых старых, едва ли способных летать, в гавани не было вообще. Они пропали, и единственным указателем на их количество в прошлом являлись белые пятна, усеявшие дамбу там, где они когда-то сидели.

Кэнди незаметно тронула Шалопуто за руку.

– По-моему, здесь что-то не то.

– Я тоже так думаю, – ответил он тихо. – Но что?

В поисках ответа Кэнди внимательно осматривала улицы города, выстроенного на крутом склоне высокого холма. Вдоль извилистых улочек стояли аккуратные побеленные дома. Многие окна были закрыты, занавески опущены. Жители города не хотели даже смотреть наружу, тем более выходить.

– О нет, – пробормотал Шалопуто.

– Что?

Она посмотрела на него. Тот поднял голову к небу, и она сделала то же самое.

Наверху дул ветер, неся в северном направлении огромную флотилию облаков. Однако взгляд Шалопуто был прикован не к облакам. Среди них летели птицы. Это была массовая миграция: мигрировали не только морские птицы, населявшие гавань, а сотни и даже тысячи видов, облик которых нередко подвергал сомнению само определение птиц. Одна стая походила на крылатых кабанов, другая – на оперенных стрекоз. Их величину трудно было определить с земли, но если кабаны были размером со свиней, то стрекозы – не меньше чаек. Гиганты в этой беспорядочной стае, создания величиной с самолет, держались выше всех и обладали похожими раздутыми телами, выпускавшими за собой потоки мерцающих щупалец, вроде хвостов бесчисленных змеев, переплетенных с гирляндами елочных огней в четверть мили длиной.

– Их так много, – в изумлении проговорила Женева. Затем мрачно добавила:

– Куда они летят?

– Вы такое раньше видели? – спросила Кэнди.

– Нет, никогда, – ответил Шалопуто. – Даже в детстве.

– И я тоже.

Все вокруг отрицательно покачали головами.

– Вдоль гавани много мест, где можно поесть, – объявил вернувшийся Хват с братьями.

– Там в основном рыба, – сказал Джон Хнык.

– Только рыба, – поправил Джон Филей.

– Крабы и кальмары, – сказал Джон Ворчун.

– Все равно рыба, – возразил Джон Филей.

– Краб – не рыба, – сказал Джон Соня.

– Давайте просто поедим, – прервал их Том.

Кэнди посмотрела на Шалопуто. Огромная мигрирующая стая птиц исчезла. Они пролетели, и больше обсуждать было нечего.

– Согласна, – сказала Кэнди.

Они бродили вдоль маленьких кафе и ресторанов, расположенных у гавани, оценивая вывешенные на улице меню. Но к ним быстро выходили встревоженные владельцы заведений, сообщая плохие новости. Обед сегодня будет позже. Ничего не поджарено, не сварено и не выпотрошено, поскольку никто пока не доставил свой улов. Все пытались сделать вид, что подобная задержка незначительна, что это обычное дело. Но Кэнди было не обмануть.

– Где они ловят рыбу? – спросила она одного из хозяев.

– К западу отсюда, – ответил хозяин, – в проливах между Гномоном и Горгоссиумом.

Запад,подумала Кэнди. Оттуда эти птицы и летят. Что происходит? Скорее всего, что-то на Горгоссиуме.

Поскольку рестораны у гавани не могли ничего им предложить, они решили подняться в город и поискать что-нибудь еще. Крутые вымощенные булыжниками улицы затрудняли подъем. Но наградой им служил смех играющих детей. Рыночная улица была полна народу, однако даже в такой толпе трудно было не заметить возвышавшегося над ней зеленокожего человека с пронзительными глазами. Это выглядело странно, поскольку зеленый человек был весьма невысокого роста.

– Вы посмотрите, кто здесь, – сказала Кэнди с улыбкой. – Это же Эдди Профи!

– Где? – спросил Шалопуто.

– Да вот же, прямо перед нами. И он стоит на плечах Бетти Гром.

– Эдди и Бетти? – сказал Двупалый Том. – Ты это придумала?

– Они актеры, – объяснил Шалопуто. – Когда-то они поставили о нас пьесу. Было очень смешно.

– Я никого не вижу, – сказал Джон Хват, самый низкий из братьев.

Том приподнялся на цыпочки и кивнул.

– Ага, вижу. Вы только гляньте. Она роскошна. Все эти блестки. А мышцы какие!

Они появились из толпы, и теперь все могли видеть, что их сопровождает приятель-сценарист, пятифутовая обезьяна Клайд, махавший им рукой.

– Так-так-так, – сказал Эдди Профи. – Да это Квэнди Крокенвдуш и ее приятель Капуто!

Кроме Кэнди и Шалопуто, никто ничего не понял.

– Как я люблю воссоединения! – сказала Кэнди и начала всех друг другу представлять.

Перезнакомившись, они решили, что следующим в списке их дел стоит обед, и направились вверх по улицам Смеха-До-Упаду. Одна из них заканчивалась рынком со всевозможными товарами. Здесь продавались плоды Часа, одаренного солнцем и дождями, бесконечные ароматы утра поздней весны и даже некоторые фрукты, названия которых Кэнди были известны – абаратские виды вроде тантаренты, гнилушек доэманны и кутури, – однако гораздо больше на прилавках было того, чего она не знала.

– Запретные плоды, – сказал Эдди Профи и взял один фрукт весьма пышных форм. – Это большая девочка, – добавил он с хитрой усмешкой. – Похожа на тебя, Бетти.

Фрукт действительно напоминал весьма соблазнительную женскую фигуру. Бетти не обиделась.

– Если это я, то я его и возьму, – сказала она.

– Это лучшие морианы из всех, что у нас были за долгое время, – сообщил торговец.

– А в чем подвох? – спросила Кэнди.

– Скажи ей, – ответила Бетти, откусив голову морианы, а затем и верхнюю часть фрукта. Запах его розовой мякоти был такой вкусный, что от удовольствия у Кэнди закружилась голова.

– Ух ты! – сказала она.

– Отличные, правда? Но я тебе не дам. Попроси Эдди, пусть он купит тебе другой, – сказала Бетти.

– Почему я должен…

– Ты купил мне, – сказала Бетти.

– И я за это должен платить?

– Кстати, где деньги? – спросил древозубый торговец.

– Я заплачу за один, – и Эдди показал торговцу один крючковатый зеленый палец.

– Одна мориана стоит семь патерземов.

– Семь! – воскликнула Кэнди. – Ничего себе!

– Ты где была? – хмыкнул торговец. – Сейчас патерзем стоит меньше, чем раньше.

Пока Эдди платил за фрукт Бетти, Кэнди шарила по карманам. У нее оказалось всего два патерзема и мелочь.

– Где Шалопуто? – спросила она себя вслух. – У него вся наша наличность.

Сказав, что она идет искать Шалопуто, Кэнди отправилась вдоль ряда прилавков, решив, что он где-то впереди. Она удивилась, не обнаружив его поблизости – вероятно, он ушел исследовать более интересные места. Кроме того, зная Шалопуто, можно было предположить, что он смотрит представление театра марионеток, выступавшего перед детьми и взрослыми в самом конце улицы. Она начала пробираться сквозь толпу к театру кукол, то и дело поднимаясь на цыпочки или подпрыгивая в надежде его увидеть.

Подпрыгнув в третий раз, она его заметила. Однако он был не на улице. Когда их с Кэнди разделили в Балаганиуме, ему сильно не поздоровилось. Это его напугало, и в толпе он чувствовал себя неуютно, поэтому, вероятно, решил на время выбраться из давки. Теперь он стоял в тенистом узком переулке и махал ей рукой.

– Вот ты где! – крикнула она и направилась к нему через улицу. Оказавшись на другой стороне, она осторожно проскользнула между двумя прилавками, заваленными всякой снедью, и вышла с яркой, шумной улицы в тихую тенистую аллею.

– Я была уверена, что ты смотришь кукольное представление, – сказала Кэнди.

– Я немного посмотрел, – ответил Шалопуто. – Но там все одно и то же. Ты понимаешь…

– Не очень, – ответила Кэнди, немного сбитая с толку.

– Понимаешь. Любовь и Смерть. Всегда Любовь и Смерть. Хотя, если это куклы, ты, по крайней мере, видишь вещи такими, какие они есть – что всех дергают за свои ниточки.

Обычно Шалопуто не шутил. Кэнди рассмеялась, хотя ей показалось, что в его замечании имеется глубина, которую трудно связать с Шалопуто и его жизнью.

– Ты от меня что-то скрываешь? – спросила она.

Теперь рассмеялся Шалопуто; с эхом в этом переулке происходило что-то такое, что делало звук темнее и глубже, чем он должен быть. Кэнди замедлила шаг. Потом остановилась.

– Какие у меня могут быть тайны? – спросил Шалопуто. – Тем более от тебя.

– Не знаю, – сказала Кэнди.

– Тогда почему ты спрашиваешь?

– Ты говорил о любви.

– А, – тихо сказал он. – Да, я говорил так, словно действительно ее испытывал. Да. Как будто знал, что это такое – кого-то любить. Слышать от них обещания верности. Что они будут любить тебя вечно, если ты дашь им… – Он поежился. – Ну не знаю. Что-нибудь неважное.

Кэнди почувствовала, как по спине бегут холодные мурашки. Это был не Шалопуто.

– Прости, – сказала она, изо всех сил стараясь, чтобы голос не выдал ее страха. – Ты не тот, за кого я тебя приняла.

– Нет нужды извиняться, Кэнди, – молвила фигура в тенях. – Ты не сделала ничего плохого.

– Приятно слышать, – ответила она, все еще пытаясь говорить так, словно ничего серьезного не произошло, обычное недоразумение. – Мне пора идти. Там друзья… они меня ждут. – Она попыталась оглянуться, но ее взгляд все равно остался прикован к чужаку.

Правда, чужаком он не был.

– Я думала, ты умер, – очень тихо сказала она.

– Я тоже, – ответил Кристофер Тлен.