Текст книги "Абарат. Абсолютная полночь"

Автор книги: Клайв Баркер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 20 (всего у книги 27 страниц)

Глава 52
Злодеяния

Если бы некий путешественник забрел на полуразрушенные улицы города Коммексо, его было бы трудно винить за мысль, что он ошибся дорогой и оказался в плену кошмара. Хотя многочисленные красивые и причудливые здания вдоль ярко освещенных бульваров поглощали пожары, никто не пытался их тушить. На улицах и тротуарах лежали тела, и некоторые из них были когда-то жителями этого благородного города, безоружные, одетые для чего угодно, но только не для внезапной смерти, убитые шрапнелью или пулями и оставленные лежать там, где их настигла смерть.

Имелись и более ужасные сцены, которые мог наблюдать этот блуждающий путник, но отвернуться от них не было никакой возможности, поскольку эти ужасы казались бесчисленными. И хотя он мог попытаться закрыть глаза, вся сцена и та трагическая история, которая осталась недорассказанной, навсегда запечатлелась бы в его памяти, и даже в конце жизни, когда он больше не мог отличить своих детей от дерева, он помнил бы город Коммексо, гигантский корабль, закрывающий пол-неба, и жужжание бесчисленных мух.

Внутри здания Коммексо был другой вид, не менее впечатляющий. Утонувшие лежали там, где их оставили отступающие воды. Швеи Императрицы ожидали в комнате, лениво наблюдая за событиями, которые разворачивались по всему Абарату. Швеи были хорошо знакомы со всем пугающим и отвратительным. Матриарх выбрала их для похода в Коммексо, поскольку каждая из этих швей доказала свою порочность и жажду жестокости, ни разу в жизни ни в чем не раскаявшись. Или почти ни разу. Но даже они, знавшие всех чудовищ изнутри так же хорошо, как и снаружи, онемели от потрясения, глядя на беспощадную победу, которую Полночь их Императрицы представила этим темным небесам.

Некоторые из сцен были швеям знакомы: они относились к детским страхам. В их категорию входила и Королева Инфликсия Зверокож – легендарная чудовищная королева Ифрита, которая ухаживала за своим кровавым садом, веками пытаясь вырастить отсутствующие у нее части тела, чтобы заполнить пустую клетку собственного организма. Но больше она не была пугалом для детей. Она стала реальностью. И там, на экранах, раскрывалось все ее ужасное великолепие.

На другом экране дерево Бракзет, слывшее самым старым деревом архипелага, превратилось в виселицу для сотен простых людей. И сделала это не какая-то злобная демоническая сила. Палачами были соседи повешенных.

Случай с Бракзет был не единственным. На всех островах ужас заставлял обычных людей совершать чудовищные поступки. Одна из швей, переходя от экрана к экрану, каждый раз полагала, что нашла самый худший кошмар, но скоро обнаруживала нечто еще более ужасное. В конце концов она произнесла:

– Это конец всему.

Ее поправила Бабуля Ветошь.

– Это конец ихмира. Конец тех бессмысленных созданий, которые хотят жить только своей жизнью. Их время вышло. Наступила Полночь. Из тайных мест выходят Наследники Темного Часа. Смотри! Они идут взять этот разрушенный, окровавленный мир и править во имя меня.

На экранах из своих святилищ появлялись существа, которых женщина никогда прежде не видела: чудовищные создания, отсутствовавшие в бестиариях Часов и не имевшие желания там появляться. Теперь у них был целый мир, и они собирались управлять им по законам хаоса. На скользком валуне лежал слизень с красным языком и шипами вместо рук; двуногий зверь в сопровождении четвероногого шли на Обадайе, где падал огненный ливень; две птицы с человеческими головами сидели на мертвой ветке, обсуждая погоду…

Внезапно из запечатанной комнаты донеслась команда Императрицы:

–  Женщины, ко мне!

Удар, а после…

–  ЖИВО!

Швеи создавали прекрасную иллюзию равнодушия ради штурмующих войск Пикслера, но к этому моменту они были готовы.

Восемь из них, действуя так, словно ими управлял единый разум, прошли по замусоренному коридору и направили свою коллективную волю на запечатанные двери. Жесткий уплотнитель с внутренней стороны потрескался, и двери широко распахнулись под напором воды. Женщины с готовностью встретили ее мощь, выбросив вокруг себя покрывало невидимых заплат, сшитых ими самими. Это была ткань, как и любая другая, но ее решетчатая структура заключала в себе силу, выходящую за пределы возможностей того вещества, из которого она была сделана. Двери ударились о покрывало и сломались.

Войдя в комнату, швеи увидели, к чему привел бой между их Императрицей и Пикслером-Реквией. Бойцы висели в воздухе над рваной дырой в полу, через которую продолжала прибывать вода Изабеллы, и их запал не иссякал. Императрица стояла на колонне извивающейся тьмы, а хрупкая форма Роджо Пикслера висела на нитях постоянно регенерирующей анатомии Реквии, которая бесконечно растягивалась переплетениями воды. Внутри каждого шнура содержалось вещество, через которое передавались стремления ее сознания. Но одно желание Реквии было сильнее всех других – увидеть чудовищную женщину, стоящую перед ней в темноте, мертвой. Она была врагом, хоть и не величайшим из всех. Другое зло, более масштабное, использовало ее, чтобы достичь силы во Времени. Этого не должно произойти! Она должна быть повержена. Сверкающие морские веревки Пикслера-Реквии обернулись вокруг пьедестала теней, на котором она стояла, поднялись по складкам ее платья, украшенного чужими душами, и образовали вокруг нее сеть.

–  Убери! Это! От меня! – взвизгнула Императрица, пораженная подобным насилием.

Произнести остальные слова ей уже не удалось. Водяные веревки забрались по ее телу, одна из них обернулась вокруг шеи и начала затягиваться.

– Нет! – сказала она и подняла руку с острыми темными пальцами, в которой когда-то держала Щипцоверна. На этот раз они вонзились в ее собственную плоть, скользя вниз между горлом и петлей. Она сумела оттянуть водную веревку и произнесла два других слова.

– Освободите… меня…

Швеи уже поднимали руки, говоря на старом абаратском Шесть Имен Создательницы, призывая силы для освобождения Императрицы.

– Джиатакат.

– Джут и Джуннтак.

– Кизазафлит.

– Энотху и Эйджо.

– Еготонин.

– Юут.

– Юут.

– Юут.

Еще до того, как были сказаны все восемь имен, в руках швей зажглись искры огня, образовав жестокие инструменты, гораздо более эффективные, чем любой нож. Они не говорили друг с другом. Они и так знали свое дело. Приблизившись к колонне тьмы, на которой стояла их госпожа, они начали резать серебристо-зеленую водяную плоть Пикслера и Реквии. Инструменты, дар Создательницы, были не только действенными, но и странными. Они резали воду, как убийцы режут горло. Туда-сюда. Вверх-вниз. Разрезанные нити падали в бурлящие волны, которые их создавали.

Пикслер-Реквия взревел от возмущения.

– Вы не должны участвовать в этой битве, – закричал он. – Для вас это означает смерть.

Вода продолжала изливаться из-под пола, сплетая новые веревки вместо разрезанных. Внезапно поднялись две из них, во много раз толще остальных, которые оборачивали колонну. Их не интересовало оружие женщин. Эти веревки собирались расправиться с ними самими.

Веревки не задумывались, какую женщину выбрать – они просто схватили первых двух швей и утопили. Оставшиеся были слишком заняты резкой, чтобы заметить их исчезновение. Однако Императрица все видела.

– Сестры! Осторожнее! – крикнула она. Смысл ее слов остался неясен. Утопив двоих, веревки поднялись за двумя другими.

–  Нет, Пикслер! – закричала Бабуля Ветошь, и частота ее голоса была слышна только живой воде. – Это ведь просто женщины!

Пикслер был человеком, не лишенным сострадания. Его дух, оказавшийся в холодных объятиях Реквии, видел, что швеи действительно всего лишь женщины. Они выпустили из рук свои инструменты. Они хотели только одного – жить.

Мы должны пощадить их, – сказал Пикслер Реквии.

Пощадить? – спросила Реквия, ища в сети своего разума значение этого слова. Но ее разум был подобен кости или огню. В своем существовании она не нуждалась в пощаде. – Я ничего не чувствую, Пикслер.

Нет?

Нет.

Вряд ли он мог осуждать ее за то, чего она никогда не знала и что ей не требовалось знать. Ведь это он, оказавшись в глубинах моря, приманил ее своими огнями и биением сердца. Он сделал так, что Реквия поднялась и увидела небеса. Она не знала пощады. Такова была ее природа.

–  Отпусти моих сестер! – вновь закричала Императрица.

На этот раз Пикслер и Реквия ответили в унисон.

–  Это Абсолютная Полночь, – сказали они. – И в ее тьме твои сестры должны умереть.

ЧАСТЬ 6
Без будущего

Тьма окутывает мое сердце

И сокрушает скорбью.

Так давай же утешимся

Мимолетностью наших жизней.

– Аноним

Глава 53
Прощение

Кэнди проснулась, как просыпалась не раз за месяцы своего путешествия по Абарату, сперва не понимая, где находится, не помня, как она здесь очутилась, сознавая это медленно и пытаясь разобраться в окружающих ее видах и звуках.

Это был корабль-тюрьма. Она находилась в трюме вместе со множеством – не меньше тысячи, – других арестантов. Здесь было слишком мало света, чтобы подробно разглядеть, кто эти люди: трюм освещали две тусклые лампы, висевшие высоко над сгрудившимися заключенными и качаясь в такт движению корабля. Волнение было сильным, корабль трещал и перекатывался с гребня на гребень, что в свою очередь вызывало немалые страдания у сидящих вокруг Кэнди людей.

Она слышала их мысли, наполненные страхом и болью; в израненных головах роились немые, безответные вопросы.

Куда они меня везут?

Что такого я сделал?

Меня собираются судить?

Ей захотелось успокоить их страхи.

– Все будет хорошо, – пробормотала она.

Кто там?

Кто это?

Я слышал, как кто-то говорил…

– Я зажгу свет, – сказала Кэнди.

О чем она?

Здесь нет света.

Она сошла с ума.

– Просто доверьтесьмне, – сказала она. А затем очень тихо произнесла слово, призывающее свет:

– Оназаваар.

В воздухе вокруг ее головы возник слабый свет, не ярче пары свечей. Она мягко отослала его прочь, и он начал распространяться, словно тягучий туман, зажигая собой воздух. Она старалась его сдерживать. Вокруг было столько боли, что люди не очень хотели встречаться лицом к лицу с бесспорной реальностью, как бы мягко она себя ни проявляла. Теперь она слышала мысли тех несчастных, кто не имел ни малейшего желания видеть то, что им раскрывал спокойный свет.

Уберите! Уберите его!

Я сплю, неужели не ясно?

Уберите!

Это она. Девчонка из Иноземья. Она зажгла свет.

Убери его!

– Нет, – раздался твердый голос, первый, который она здесь услышала. – Пусть свет остаётся.

Кэнди поискала говорившего и без труда нашла его. У него была большая рыжая шевелюра с проседью, квадратная борода того же сочетания алого и белого, желтовато-зеленая кожа. По контрасту с яркими чертами лица его голос был лишен эмоций, даже бесцветен.

– Не бойтесь ничего, что, как кажется вашим глазам, они видят, – произнес он. Его слова разнеслись дальше, чем позволяла их первоначальная громкость; этот эффект Кэнди не раз наблюдала у тех, кто обладал способностью к магии. – Ничто из окружающего не является реальностью. Я обещаю вам это.

Он говорил со своей паствой так, словно они были младенцами, и какой-то человек рядом с ней прошептал его имя.

– Это отец Паррдар! Пророк из Катакомб Мапа.

– Я не ваш отец. Я такое же дитя, как и вы. И так же, как вы, боюсь. Испытываю ужас, подобно некоторым. – Среди пленников пронесся шепот согласия. – Успокойтесь, дети. Наш Отец в Иноземье слышит наши молитвы. Очень скоро Церковь Детей Эдема придет, чтобы нас пробудить.

Кэнди не могла поверить своим ушам. Пленники вновь зашептались. Однако теперь это был шепот испуганных людей, которым дали необходимое успокоение.

– Все это не настоящее. Как может быть иначе? – продолжал Паррдар. – Какой смысл может крыться в подобном страдании?

Неудивительно, что люди реагировали одобрительно.

– Да, отче, да! Мы страдаем в этом кошмаре!

Паррдар продолжал говорить так, словно все вокруг молчали, но по растущей силе, с которой он вещал, Кэнди понимала: возгласы его паствы были услышаны.

– Преподобный слышит наш плач. Преподобный страдает так же, как страдаем мы!

Кэнди больше не могла это терпеть.

– Нет никакого Преподобного, – громко заявила она.

– Замолчи, – сказала сидевшая рядом женщина. Кровь морских прыгунов придавала ее глазам тот же серебристый блеск, который Кэнди видела во взгляде Изарис. – Говорит отец Паррдар!

– Мне все равно, – ответила Кэнди, заставив себя очнуться от дремотной расслабленности. – Ложь есть ложь, кто бы ее не говорил.

– Он не лжет, – донесся из сумрака голос другого пленника.

– Ладно, тогда он ошибается, – сказала Кэнди. – В любом случае, то, что он говорит, неправда.

– Откуда ты знаешь? – спросил третий голос.

Кэнди разглядела, что говоривший был крупным мужчиной. Этого оказалось достаточно, чтобы ее встревожить. Следовало быть внимательней. Она устала, ослабла и была уязвима. Сейчас не время спорить. Кроме того, разве они не в одной лодке? Все они – пленники темного корабля под все еще беззвездным небом.

Она сделала примирительный жест, подняв ладони и говоря тем самым, что больше не хочет спорить. Но человек в темноте, у которого, как видела Кэнди, волосы над головой образовывали маленький вопросительный знак, не собирался спускать с рук ее возражения.

– Я задал тебе вопрос, – сказал Вопросительный Знак.

– Да, я слышала, – ответила Кэнди, стараясь говорить спокойно и вежливо.

– Тогда отвечай.

– Священник имеет полное право на свое мнение, – ответила Кэнди. Здесь ей следовало остановиться. Однако она продолжила. – И все равно он ошибается.

Ей подумалось, что своенравная часть, которую так просто было не заткнуть, может являться вкладом Боа, однако нет – это была сама Кэнди.

– Он неошибается, – сказал Вопросительный Знак.

Он начал вставать, и Кэнди увидела, насколько велик тот спор, в который она себя втянула. Человек поднимался, поднимался и поднимался, разворачиваясь, словно огромный аккордеон. В ширину он был таким же, как в высоту. И он вставал, расширялся, вставал и расширялся, все это время произнося Завет Вопросительного Знака.

Который был очень прост.

– Отец прав. Всегда. Он знает Истину и Он выражает ее так, чтобы мы ее поняли. Прими Его мудрость и моли Его о прощении.

В этот момент в спор вмешался сам Паррдар.

– Я уверен, что она… – начал он.

– ПРИМИ ЕГО МУДРОСТЬ И МОЛИ О ПРОЩЕНИИ! – вновь проговорил Вопросительный Знак.

Кэнди тоже встала. Она чувствовала качку корабля не только как пассажир, но и как эмпат, с помощью магии разделяя его состояние, как она разделяла чувства этих людей. Она ощущала, как о борта корабля бьются волны, подобно грубым словам Вопросительного Знака, бьющим ее по лицу. Она чувствовала ритм этих волн и взгляды людей, тесно сгрудившихся в трюме. Слышала шепот их мыслей, вспененных, словно вода.

– Мы здесь все вместе, – произнесла она, пожимая плечами. – Мы все – пленники Бабули Ветоши. Я не хочу ни с кем спорить. – Она глубоко вздохнула, проглотив свою гордость, и сказала:

– Я принимаю мудрость отца Паррдара и прошу его о прощении.

Но даже сейчас она не удержалась и завела руки за спину, скрестив пальцы. Это была детская уловка – обещание, сделанное со скрещенными пальцами, не считалось, – однако она ничего не могла с собой поделать. Она не принимала мудрость Паррдара и не просила его о прощении, однако подошла к ситуации практично. И всё это тоже была Кэнди.

– Я прощаю тебя, дитя, – сказал священник.

– Очень мило с вашей стороны, – ответила она и подумала: это уже перебор, священник поймет, что ее вежливость – только маска, скрывавшая совсем другую Кэнди.

Но отец Паррдар купался в той власти, которой она его наделила, и не сомневался, что услышал правду.

Он просто сказал:

– Свет.

– Хотите, чтобы я его убрала? – спросила она.

– Нет необходимости, – ответил он. – Ты можешь им управлять?

– Немного.

– Тогда отправь его туда, где он сможет принести пользу.

Кэнди потребовалось несколько секунд, чтобы понять суть его фразы. Затем, стараясь продемонстрировать, что занятие это весьма непростое, она собрала распространявшийся вокруг нее свет и послала его туда, где, по мнению отца Паррдара, он был наиболее полезен – то есть к нему самому.

– Так-то лучше, – сказал он, когда его окружил свет. – Думаю, мы с тобой поладим, дитя.

Кэнди начала отвечать, но священник уже пустился рассказывать об их Отце в Иноземье, который придет вместе со своей церковью и спасет их от ужасов и кошмаров.

– Даже сейчас, – говорил отец Паррдар, – он идет, чтобы нас пробудить. Даже сейчас.

Глава 54
Императрица во славе

За свою долгую, запятнанную кровью жизнь Бабуля Ветошь была известна под многими именами. Ее называли Матриархом, Ведьмой Горгоссиума, Каргой. Но она не перечила судьбе. Она выжидала, зная, что когда наступит Полночь, у нее будет лишь один титул, тот, за который она боролась: Тант Эйла Тлен, Императрица Абарата. В ее первом указе говорилось о мести городу Коммексо за те проблемы, которые он создал у нее своим неповиновением.

Она была беспощадна.

Казни стали зрелищем, которое никто из переживших эти темные времена не забудет до конца своих дней. Первые два часа после распространения своего указа и последовавших за ним смертных казней Императрица оставалась в Круглом зале, восстанавливая энергию, которой она лишилась во время битвы с Пикслером-Реквией. Расправившись со швеями, Пикслер-Реквия вернулся в глубины Изабеллы, оставив Империю Ведьме. И когда она утомилась разглядывать изображения на светящихся экранах Пикслера (какой смысл насаждать страх, если ты не можешь почуять кислую вонь испуганных?), она взошла на серо-голубую мумифицированную руку, свой привычный транспорт, и отправилась на улицы.

Это путешествие по сдавшемуся городу было первой и последней возможностью для большинства жителей Коммексо увидеть женщину, которая почти разрушила их мир, во плоти. Граждане Коммексо не без причин считали себя весьма искушенными, и вид Императрицы, о которой они слышали столько пугающих историй, на удивление утешал. С их культурной точки зрения эта женщина выглядела словно пришелец из какой-нибудь древней книги сказок. Она совершенно нелепа, шептали они, прикрыв рукой рот. Она была старой, неряшливой и походила на сумасшедшую.

В последнем они не ошиблись. Матриарх действительно была безумна. Но это было не беспомощное безумие. Даже ее мысли о видах разрушенного города, которые улавливались Спиралью Слухов, двигавшихся вокруг нее, несли в себе мудрость. Она остановилась, чтобы рассмотреть руины, и заметила среди камней и мусора плачущего осиротевшего младенца.

– О, моя добродетель! – пробормотала она. – За каждым углом – новое отчаяние. Счастье – лишь краткий миг, но о нем слышали все. А боль – это целый мир. – Закончив свою спонтанную элегию, она повернулась к ближайшему черепоглаву и позвала: – Эй, солдат!

– Я, Императрица?

– Да, ты. Как твое имя?

– Хемош, сшит швеей Мезбади, госпожа.

– И где же твоя мать?

– Мертва, Императрица. Погибла на «Полыни».

– А. Ну что ж, Хемош, сын Мезбади. Видишь то несчастное создание у двери?

– Ребенка, госпожа?

– Да. Принеси его мне. Его страдания причиняют мне боль.

– Вы хотите… взять ребенка, госпожа?

– А что тебя удивляет? Прежде, чем стать императрицей, я была матерью, Хемош. И буду матерью после того, как умру, поскольку в моей утробе станут рождаться черви.

– Без вас мне жизни нет, госпожа. Ваши слова разбивают мне сердце.

– У тебя нет сердца, Хемош. Ты лишь грязь, живая грязь.

Хемош выглядел смущенным.

– Не понимаю, императрица. Если у меня нет сердца, то почему меня так тревожит звук детского плача?

– Не знаю, и мне все равно. Я – Императрица, а ты – ничто. Повинуйся.

Хемош кивнул и положил копье на землю. Он сделал пять шагов назад, склонив голову, затем развернулся и начал карабкаться по мусору к двери, где хныкал ребенок.

Звук, который он издавал, очень напоминал человеческий. Но младенец не был человеком. Его глаза располагались друг над другом, рот сместился вбок. Голова была длинной, узкой и выглядела еще длиннее из-за высоких и острых, как у настороженного кролика, ушей.

– Тихо, малыш, – сказал Хемош, поднимая ребенка. Оказавшись на руках, младенец заплакал чуть тише. Хемош мягко покачал его, и плач смолк.

– Вот.

Повернувшись, он собрался вернуться по руинам к дороге, но Императрица проговорила:

– Не трудись нести его сюда. Убей его там, где стоишь.

– Убить его? – переспросил Хемош.

– Да, солдат. Убить.

– Почему?

– Потому что я так сказала.

– Но ведь он уже замолчал.

– Ты споришь со мной, солдат?

– Нет. Я только хотел…

– Да! Ты споришь!

Императрицу охватила внезапная ярость.

Она спустилась с руки; ее платье было столь плотно увешано куклами, что когда она оказалась на земле, трон с высокой спинкой перевернулся. Она посмотрела на копье Хемоша, и то мгновенно откликнулось на ее молчаливый приказ. Поднявшись в воздух, оно повернулось и указало своим острием на заплаточника с младенцем, который все еще плакал в его тени.

– Госпожа, прошу. Я не хотел вас оскорбить. Я лишь…

Больше он сказать не успел. Копье пронзило его и младенца, и оба они тотчас замолчали.

Смерть заплаточника по имени Хемош и безымянного ребенка не прошла незамеченной. Руку окружали одиннадцать заплаточников, восемь из которых видели эту сцену. Но видели ее и многие жители Коммексо, которые пришли, чтобы своими глазами посмотреть на разрушительницу их города. По мере распространения слухов росло и число тех, кто утверждал, что своими глазами видел, как копье убило младенца и солдата. Некоторые из этих новых «свидетелей» приукрасили жестокость и злобность Императрицы. Один утверждал, что та призвала к себе душу младенца и заточила ее в куклу, пришитую к платью. Впрочем, эти добавления были еще в пределах достоверности. Но слухи ширились, становясь все более невероятными. Ходили истории о том, что легионы Императрицы восстали против нее. До гигантских размеров выросли рассказы о том, что мертвый солдат вернулся в мир живых. Однако свидетелей этих чудес, разумеется, не было.

Подобные слухи плодили новых врагов Императрицы. Теперь ее враги были повсюду. От них необходимо было избавиться. Пришло время казнить те несколько тысяч, кого она уже арестовала. Если эти ее враги смолкнут раз и навсегда, она вполне может ожидать, что Те, Кто Ходит За Пределами Звезд, будут довольны. В конце концов, разве она не достигла всего, чего хотела? Теперь она была Императрицей всех Часов, и Абарат лежал у нее под ногами.

Стоя у своего драгоценного трона среди разрушенных улиц Коммексо, Императрица разогнула большой палец и мизинец левой руки – едва заметный жест, который, тем не менее, был увиден и понят наблюдателем на корабле, висевшем высоко у нее над головой. В брюхе огромной машины открылась шестигранная дверь, и из нее пролился яркий свет. Она почувствовала силу этого света, который начал поднимать ее вверх. Хотя она редко получала удовольствие от передачи силы кому-то другому, это было исключением. Находиться в захвате Подъемного Луча было крайне приятно. На несколько секунд она с удовольствием вручила ему свое тело, раскрыла руки и повернула ладони к небесам, пока Луч поднимал ее к Буреходу.

Находясь в паре метров от внутренностей корабля, она услышала идущий снизу крик. Она не сомневалась, что крик должен был привлечь ее внимание. Ничто столь необычное и странное не могло не иметь целей или намерений. Он быстро превратился в нечто большее, чем просто единый возглас – в литанию множества криков, дробное бормотание причитаний, перешедших в возмущенный вопль.

Понять его смысл было нетрудно. Граждане Коммексо хотели, чтобы она запомнила: пусть их город теперь во тьме, его жители собираются выжить в это смутное время, ни о чем не забывая и храня свою ярость. Их крики означали, что они найдут ее и закончат то мрачное дело, которое она начала.

На случай, если криков было недостаточно, они продемонстрировали последнее доказательство своей злости. Из темноты выступило две сотни человек, появившись в небольшом круге света, где своей очереди на подъем дожидалась мумифицированная рука. И прежде, чем он начался, люди набросились на трон Бабули Ветоши, собираясь окончательно добить то, что уже было мертво.