Текст книги "Абарат. Абсолютная полночь"

Автор книги: Клайв Баркер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 23 (всего у книги 27 страниц)

Глава 62
Вулкан и пустота

Сидя на высоком склоне горы Галигали, Кэнди смотрела на гигантский корпус Бурехода, медленно проплывавший над ее головой. Огромная машина была так близко, что протяни руку, и ты ее коснешься. Из-за нутряного гула массивных двигателей камешки на склоне приплясывали в безумном танце.

– Время пришло. Отведи меня к сыну. – Когда Зефарио произнес эти слова, на него смотрела Бабуля Ветошь.

Он был прав – время пришло. Принц Полуночи находился внутри Бурехода со своей бабкой; разве было иное место, где он мог оставаться в эту ночь ночей, когда выяснялась истинная преданность? Кэнди должна была поднять их обоих в огромную, метающую молнии машину прежде, чем Буреход их уничтожит.

В тот момент из ее бессознательной памяти на язык выскочило слово на старом абаратском. У него был надежный источник. Кэнди взяла его из спящего сознания принцессы Боа в те дни, когда использовала ее как живое хранилище магии. Боа в свою очередь выучила это слово у человека, который был ей нужен для властвования и заклинаний, молитв и некромантии – у преданного ей Кристофера Тлена. А кто был источником знаний Тлена? В этом Кэнди не сомневалась ни на секунду. Тлен выучил слово у Бабули Ветоши, которая находилась на Буреходе высоко над ее головой.

Каким-то образом это подтвердило правильность слова, которое она собиралась произнести. Она замкнула круг и вернула заклинание Ведьме Горгоссиума.

Она даже не знала, что это слово означает. Но она знала, что его нужно произнести именно сейчас. В нем было четыре слога:

– Йе-

– та-

– си-

– ха.

– Вы готовы? – спросила она Зефарио.

– К чему?

– Не знаю, но по-моему сейчас тут появится лестница из дыма, и мы должны будем по ней забраться.

– Тогда я готов.

В этот момент, хотя Кэнди об этом не знала, Императрица Абарата изучала их в Окно; нет, не их, только Зефарио, пытаясь понять, что в его обгоревшем лице так ее заинтересовало.

–  Йе… – начала Кэнди.

« Магические слова надо произносить очень осторожно, – сказал ей однажды Шалопуто, цитируя то, что вычитал в книгах Захолуста. – Их следует говорить четко, чтобы силы, которые ты призываешь, точно знали, что им выполнять».

Когда Кэнди произнесла второй слог – та– Императрица, смотревшая в Окно, внезапно поняла, какая стихия произвела такую ужасную трансформацию с лицом человека внизу на склоне.

– Огонь, – сказала она.

Стрелок Г'ниматта решила, что слышит приказ Императрицы. Она не целилась ни в одну из фигур, а собиралась выстрелить в камень между ними. Ракета проделает в скале дыру, вызвав обрушение склона, что унесет их обоих навстречу смерти.

–  Си…

Г'ниматта нажала на курок. В пусковом устройстве вспыхнул заряд.

–  Ха.

Взрывной заряд ударил о вышибную пластину в основании ракеты.

Феноменальная мощь оружия, которое совсем недавно появилось на Буреходе, и у стрелка не было возможности его испытать, полностью ослепила ее. Орудие содрогнулось так сильно, что Г'ниматту в артиллерийской башне отбросило назад, и ее шея сломалась в ту же секунду, как ракета ударила в склон горы Галигали.

Сила взрыва была такова, что его отголоски разнеслись по всему Буреходу. Он завибрировал и покачнулся. Когда колебания стихли, Императрица вызвала еще пять окон, чтобы изучить последствия пуска ракеты.

– Что ты видишь? – спросил ее Кристофер.

– Дыру в склоне Галигали, пыль и мертвый камень.

– Значит, они погибли?

– Конечно. Под ними просела земля, и они отправились вниз. В огонь.

– В какой огонь? – спросил Кристофер, глядя в сторону окна. – На Галигали ничего не горит.

– Я могла убить Кэнди Квокенбуш, но я воскресила Галигали. – Бабуля Ветошь развернулась и посмотрела на вулкан. – Так много воскресений. Сперва Боа, потом ты, теперь Галигали.

– Я не умирал, леди, – ответил он. – Если б я умер, то остался бы мертв. С большим удовольствием.

Он не смотрел на нее. Он продолжал смотреть на умножающиеся потоки магмы, которые струились по склону вулкана.

– Прекрати сходить с ума по девчонке! Неужели она действительно что-то для тебя значила?

– Да. Она напоминала мне о том, что когда-то я был влюблен. И, возможно, тоже заслуживал любви. – Он смотрел мимо своей бабки на пустоши, видимые сквозь оконные стекла наблюдательного пункта корабля. – Она была интересным созданием. Смотри! Вон там! Ее последнее чудо. Она создала для них глиф. На нем они сумели бежать. Она сделала глиф настолько большой, что он унес всех пленников.

– Это невозможно, – сказала Императрица.

– Я на него смотрю, – ответил Кристофер, показывая мимо нее.

Императрица обернулась, следуя направлению его пальца, и тоже взглянула в окно.

Позади опустевшего лагеря расстилалась покрытая валунами равнина, а за ней – Пустота. Тьма, в которую направлялся огромный глиф, созданный с помощью Кэнди.

– Они направляются к Краю Мира, – заметил один из заплаточников-командующих.

– Воистину, – ответила Императрица.

– Там им наступит конец, – сказал второй заплаточник. – Их ничто не удержит. Они будут падать вечно.

– Как она это сделала? – проговорила Бабуля Ветошь.

– Разве это важно? – спросил Тлен. – Она мертва. Больше она ничего такого не сотворит.

Императрица продолжила, словно не слыша его слов.

– Количество силы,которое для этого нужно – откуда она ее взяла? – Она говорила очень тихо, почти про себя.

– Не похоже, что они падают, – сказал Тлен. – Ты уверена, что это Край Мира?

В рубке уже был экземпляр «Альменака», и заплаточники тщательно его изучали. Кристофер подошел к командующим и выхватил у них из рук книгу, чтобы рассмотреть самому.

– Разумеется, в этом жалком «Альменаке» нет никакой достоверной информации, – произнес он. К северу от Окалины море Изабеллы падало в бесформенную тьму, вдоль которой было написано: « Это Край Мира». На черном фоне стояло семь больших белых букв:

ПУСТОТА

– Они упадут, – сказал один из командующих.

– И будут падать вечно, – сказала Бабуля Ветошь.

– Мы должны подойти к самому краю, – сказал Тлен. Теперь он улыбался, искренне радуясь такой перспективе. – Хочу посмотреть, на что похожа эта Пустота.

– Я уже отдала приказ, – ответила Императрица. – Мы будем ждать их, если они попытаются вернуться назад.

Буреход сделал один шаг и был готов сделать второй, с невероятной скоростью двигая свой двухмильный корпус над опустевшим лагерем к Краю Абарата.

– Не вижу никаких признаков того, что ее глиф падает, – сказал Тлен.

– Он упадет, – ответила его бабка. – Его ничто не удержит. Взгляни сам. – Она направила внимание Кристофера к левому борту Бурехода. Там, за языками затвердевшей лавы, Изабелла устремлялась к краю мира, где падала вниз, поднимая клубящиеся облака брызг.

– Впечатляет, – сказал Тлен.

– И все же ее глиф продолжает лететь, – проворчала Ведьма. – Как?Откуда такая сила? – Она покосилась на внука. – Она когда-нибудь говорила с тобой об этих силах?

– Девчонка? Нет. Но у меня есть теория, – ответил он с напускной скромностью.

– Я слушаю.

– Тот слепой человек, который с ней был… Мне кажется, я его знал. Не в лицо, конечно. От лица ничего не осталось. Но глаза. Что-то в его глазах…

– Хватит увиливать. Продолжай!

– Это странно, – сказал он, – но… я помню их из сна. Я был ребенком, и они смотрели на меня. А он что-то мне шептал.

– Что говорил этот человек?

На секунду взгляд Тлена скользнул в направлении его бабки. Потом отвернулся.

– Он смотрел на меня и говорил: «Я люблю тебя, малыш».

Глава 63
Свиньи

–  ЙЕТАСИХА!

Лестница из тумана прекрасно понимала всю срочность Кэнди и Зефарио. Едва возникнув у них под ногами, она мгновенно сжалась, как аккордеон, вознеся их к Буреходу и доставив в его недра через открытую дверь, которая тут же закрылась, защитив пассажиров от взрыва, когда в днище ударилось множество мелких каменных осколков, бивших, словно пули.

Они выжили. Задыхаясь после подъема, они очутились гораздо ближе к Карге Горгоссиума, чем хотел бы любой из них, но все же они остались живы.

– Ну и словечко, – сказала Кэнди. – Никогда раньше не создавала ничего, что двигалось бы так быстро…

Она замолчала, услышав двух солдат-заплаточников, которые что-то активно обсуждали, в тот момент открывая железную дверь в эту часть трюма. Судя по болтовне, швеи Ведьмы не утруждали себя созданием их интеллекта.

– На этом корабле полно болотных клещей. Клянусь.

– Ты уже достал своими болотными клещами, Сбритень, – сказал другой заплаточник и принюхался. Звук его голоса внезапно изменился. – Хм. Ты прав. Ты прав.

– Ага! Ты их тоже чуешь? – возбужденно произнес Сбритень. – Это Ловек. Я же говорил, что знаю, Простун.

– Откуда тебе знать, как пахнет Ловек? – спросил Простун.

– Я был на «Полынье», когда она ходила в Иноземье.

– Ты видел Цаптаун?

– Ага. И видел, как он потонул.

– Страшно было?

– А то. Мерзко! – искренне ответил Сбритень. – Меня выкинуло с корабля, и я оказался… забыл. Но у меня есть бумага! – Кэнди услышала, как заплаточник в чем-то копается. – Ну-ка, подержи мой нож, – сказал он.

Возможно, сейчас самое время посмотреть на врага, подумала Кэнди. Она выглянула из-за покрытых брезентом ящиков, где прятались они с Зефарио, и рассмотрела заплаточников лучше, чем когда бы то ни было. Пусть не в речах, но в их поведении была разумность, которую она не ожидала увидеть у мешков ходячей грязи. Она заметила, что грязь не просто наполняет мешок, как делала бы это обычная земля, а выдавливается из маленьких отверстий, находясь в беспрерывном процессе самовоссоздания. В плетении мешка было то, что расползлось по всей поверхности заплаточников и чинило любые крупные прорывы грубыми стежками нити. Очевидно, что они, как и сама она когда-то, представляли собой Два в Одном: то, что было внутри, и то, внутри чего это было.

Оба заплаточника были аляповатыми, асимметричными созданиями. Рука одного из них заканчивалась не пальцами, а клешней, словно у краба, а второй, благодаря причуде его швеи, имел четыре кисти на одной руке – две пары, повернутые друг к другу ладонью, – и ни одной кисти на другой.

Клешня, судя по всему, был Сбритенем, поскольку вытаскивал сейчас мятый клочок бумаги из покрытой кровью и грязью куртки своей униформы. Затем он вытащил очки с разбитыми стеклами и уставился в карту.

– Вот это местечко, – гордо сказал он. – Тута я свалился с «Полыньи».

– Ну надо же! – с недоверием произнес Простун. – Откуда тебе знать? Там что, знак стоит какой-нибудь?

– Знак? Тут написано « Во Отдох»!

Если б не обстоятельства, Кэнди ощутила бы некую иронию в ошибке заплаточника. В его руках была реклама гостиницы «Древо Отдохновения».

– Там были бои? – спросил Простун.

– Были ли там бои? Были ли там бои?Девять Смотрящих убило за один присест! И весь этот кошмар затеяли Ловеки. Я вообще ничего не делал. Я просто… ну… чуял их.

– И сейчас ты их тоже чуешь. Так ты об них и узнал.

– Ну да.

Они оба сделали вдох.

– И верно, – сказал Простун. – Я тоже их чую.

– Отдай мне нож, – потребовал Сбритень. – Вот я их сейчас нарежу.

Его нож на поверку оказался мачете. Он взялся за рукоять, и даже в тенях трюма Кэнди увидела на его лице отвратительную довольную улыбку. Он пользовался этим оружием. Она это знала. Доказательство было у него на лице.

– Готов? – спросил он Простуна.

– Всегда готов, – самодовольно ответил тот.

– Наверняка они сразу на нас выскочат. Они злобные твари, эти…

Его замечание неожиданно прервало хрюканье свиньи. Очень большой свиньи, чьи звуки пробудили ее соседок.

– О! Свинки-поросятки! – воскликнул Сбритень. – Ты только глянь на них. – Он подтолкнул Простуна. – Хочу посмотреть на поросяток, хочу, хочу!

– Ты что это? – спросил Простун.

– Хочу обнять свиняток. А потом, может, и укусить. Всего один укус.

– Глупый ты дурак! Это не твои свинятки, чтобы их обнимать и кусать. Это свинки Императрицы.

– Да ей все равно, сколько у нее свиней. Думаешь, она приходит сюда каждое утро и пересчитывает их? – ответил Сбритень, открывая дверцу клетки. Он протянул руку. – Иди, иди сюда. Какая ты вкуснятина! – Он говорил со свиньей напевно, так, как мог бы говорить с ребенком. – Иди ко мне, свинюшка. Милая симпатяжка. – Такое отношение долго не продержалось. Когда свинья не отреагировала на его просьбу, он потерял терпение. – Иди сюда, грязная ты порося! – заорал он, распахнув дверь клетки. – Я хочу набить желудок! Двигай ко мне! А ну!

Он вытянул обе руки и попытался ухватить свинью. Когда заплаточник поднял ее в воздух, та начала визжать. Свинья была крупной, ее оранжевое тело покрывали синие полосы, а голова оставалась белой, как у альбиноса – слепяще-бледная плоть и красные глаза с длинными белыми ресницами. Несмотря на пятачок, голова была не такой вытянутой, как у обычной свиньи, из-за чего животное походило на человека.

– Ах, какая ты замечательная.Вкуснятина! Я могу… могу…

Оголодавший Сбритень раскрыл рот, усаженный рядами острых, как кинжалы, зубов, и вцепился животному в шею. Визг свиньи стал еще пронзительнее. Кэнди продолжала наблюдать за битвой между обедом и обедающим. До катастрофы оставались секунды. Свинья была очень сильной, а заплаточник чересчур озаботился пустотой своего желудка. Не сводя глаз с двух едоков, она ухватила Зефарио за руку и потянула за собой, давая знать, что время побега близко.

Но прежде, чем Кэнди успела сказать хоть слово, из загона вырвались остальные визжащие свиньи.

– Назад! Назад! Идиотские свинятины! – закричал глупец.

– Только глянь, что ты натворил! – взревел Простун.

– Нам пора. Сейчас, – сказала Кэнди.

– Хорошо, – ответил Зефарио.

Свиньи прыгали, протискиваясь между ними и пытаясь освободиться из рук обоих заплаточников. Хаос был только на пользу. Он отвлекал их, и Кэнди с Зефарио успели добежать до двери. Однако их везение быстро кончилось. В последнюю секунду Сбритень махнул своей клешней и случайно запутался ею в волосах Кэнди. Заплаточник обернулся посмотреть, во что угодила рука, и его лицо вытянулось.

– Ловеки! – проговорил заплаточник.

Он развернул к себе Кэнди, и она впервые увидела заплаточника вблизи. Он представлял собой сочетание мастерства и грубости: швы были большими, неровными, но в движениях лица имелся жутковатый реализм. Это не было лицо животного. Грязь Тодо, образующая блестящие влажные глаза, несла в себе разум.

– Я тебя знаю, – сказал Сбритень. – Ты из Цаптауна. Кэнди Квокенбуш.

Он произнес ее имя с удивительной четкостью. Но едва слова успели слететь с его губ, как Кэнди почувствовала, что мимо нее, словно порыв ветра, пронеслась волна силы. Окружающий воздух на секунду вспыхнул, когда кольцо света и силы прошло, закрываясь, словно радужная оболочка. Оно ударило обоих заплаточников в грудь. Они обмякли от ярости и боли. Клешня Сбритеня ослабла, и он выпустил волосы Кэнди.

Она мигом повернулась к Зефарио.

– Вы в порядке? – спросила она.

Он лез рукой под куртку, что-то бормоча себе под нос.

– Я могу помочь? – спросила она, подходя.

Хотя ее пальцы не коснулись его, она почувствовала, как они были близки, и с виноватой поспешностью убрала руку.

– Эта волна силы, – сказала она. – Это были вы.

За ее спиной заорал Сбритень:

–  Кэнди Квокенбуш! Она тута!

– Ну замечательно, – проворчала Кэнди.

–  Грузовой трюм девять! Грузовой трюм девять! – кричал Простун.

–  Я ее зарублю! – сказал Сбритень.

Он выпрямился, поднял мачете и помчался на Кэнди, размахивая им во все стороны.

Она увидела, как на нее опускается нож, и попыталась убраться с пути, выскочив через дверь в следующий трюм. Но порог между трюмами был ненормально высок, она споткнулась и наверняка сломала бы себе ногу, если б не ухватилась за дверную раму. Сбритень вновь замахнулся, и на этот раз она имела все шансы погибнуть, если б он не выпустил свой обед. В ту же секунду свинья вырвалась и опрокинула его, захватив с собой и Кэнди.

Ее швырнуло вбок от огромного заплаточника. Она выпустила дверную раму и упала на спину, очутившись среди свиней. Несколько секунд Кэнди видела только многочисленные мокрые пятачки и розовые хвосты; потом она села и обнаружила, что Простун, шатаясь, идет прочь от Сбритеня, мачете которого глубоко вонзилось ему в голову – так глубоко, что клинок скрылся почти полностью, и виднелась только раскрашенная рукоять.

Сбритень поймал рукоятку мачете в тот момент, когда его товарищ начал заваливаться назад. У этого было два последствия. Во-первых, Простун перестал падать; он смог выпрямиться и простоял те несколько секунд, которые Сбритень вращал мачете туда-сюда, пытаясь его вытащить.

Кэнди наблюдала за выражением лица Сбритеня, когда он, наконец, освободил лезвие. Она видела, как выражение огорчения сменилось удовольствием – вот! лезвие освободилось! – и удивлением. Больше, чем удивлением. Страхом. И Кэнди знала, почему.

Обычный здравый смысл.

Она видела, что Сбритень пытается вернуть нож обратно в дыру, которую он только что проделал, как человек пытается запихнуть толстую пробку в узкое горло бутылки, из которой вылетают джинны. Это было бесполезно. Но все же он давил, и грязь из головы Простуна хлестала прямо на него. Быстро. Пугающе быстро! Щупальца, черные, как глаза заплаточника, несли в себе мазки яркого цвета, какого никогда не наблюдалось в серо-коричневой грязи, добытой на Горгоссиуме. Сбритень знал, что у него неприятности. Он выпустил мачете и свободной рукой попытался закрыть поток грязи.

– Простун! Сбритень звиняется! Случайно! Ой-ёй! Простун! Это она виновата! Она… – Он набрал полную грудь воздуха и заорал: – КЭНДИ КВОКЕНБУШ!

Грязь, которая еще недавно была Простуном, не интересовали его объяснения. Она продолжала растекаться по руке Сбритеня, просачиваясь сквозь пальцы, и когда Сбритень вновь сделал вдох, чтобы прокричать имя Кэнди, выплеснулась из открытого рта Простуна.

Кэнди стряхнула с себя зачарованность и повернулась к Зефарио.

– Нам надо идти… – начала она.

Но слепой уже исчез.

Глава 64
Без плана Б

– Почему мы не падаем? – спросил Газза.

– Может, потому, что еще движемся? – предположил Шалопуто, хотя в его голосе не было убедительности. – Как далеко мы залетели?

Газза посмотрел через плечо.

– Обалдеть, – сказал он.

– Что?

– Мы гораздо дальше от Окалины, чем я думал.

Шалопуто встал и обернулся, поглядев сквозь полупрозрачные стены глифа. Это было притягательное, захватывающее зрелище с многочисленными слоями фигур, чьи цвета мерцали и переливались до самой кормы глифа. Люди были везде: некоторые собирались группами, другие оставались в одиночестве. Но он не поддался искушению рассмотреть их вблизи. Он хотел сосредоточить внимание на северном побережье Окалины.

Газза был прав. Они действительно залетели гораздо дальше от острова, чем можно было подумать. Если прищуриться, становилась видна плоская поверхность, где располагался их лагерь, а за ней – гора Галигали, которая больше не была обыкновенной скалой, какой они знали ее всю свою жизнь. В ее склоне зияла огромная рана, и оттуда хлестала ослепительная магма, выбрасывая в небеса скрывавшийся внутри огонь.

– Галигали собирается взорваться, – сказал Шалопуто.

– А разве уже нет?

– Думаю, в ней гораздо больше разрушительной силы, чем в тех фейерверках, которые мы сейчас видим.

– Правда? Интересно, я чувствую себя сейчас как Галигали. Я тоже собираюсь взорваться. Но хорошим взрывом. Нет… огромнымвзрывом, – сказал Газза.

– Да? И что же его вызвало?

– Не что, Шалопуто, а кто.

– А, она.И что тебя так зацепило? Ее глаза, да? Синий, карий. Синий, карий.

– И каждый раз новый синий.

– И новый карий.

– Надо же, – сказал Газ.

Улыбка Шалопуто увяла, оставшись только в его глазах.

– Я не знал. Извини, – сказал Газ.

– За что извиняться? – спросил Шалопуто.

– Ты не очень-то счастлив. Я не знал…

– Мы, тылкрысы, всегда хотим больше, чем дает нам судьба.

– Так не только у тылкрыс.

– Нет?

– Нет. Когда тебе кто-то нравится… или даже если ты кого-то полюбишь…

– Даже если полюбишь…

–  Полюбишь.Именно так. – С каждым словом его голос становился все громче. – Почему не использовать это слово?

– Может, чуть потише? – спросил Шалопуто.

– Почему? Она делает меня счастливым. До безумия. Я понимаю, что не должен так себя чувствовать, но она… не знаю… она гипнотизирует меня своими глазами. Синий, карий. Синий, карий.

– Ты и правда звучишь безумно. Осторожнее, – предупредил его Шалопуто. – Все слышат, что ты говоришь.

– Все равно, – ответил Газза. – Мне нечего скрывать. – Он повысил голос так, чтобы его услышали все, кто находился в глифе. – Я люблю девушку, которая свела всех нас вместе – Кэнди Квокенбуш. Никто из нас не был бы сейчас жив, если б не она, – напомнил Газ, и его голос вернулся к нему таинственным эхом, отразившись от сводчатых потолков и девятистенных комнат. – Но мы еще не спаслись. На Буреходе ждут, что мы вернемся: он больше, чем наш глиф, и в нем целая армия заплаточников – по одному на каждого из нас. Нож в каждое сердце.Именно это планировала для нас Бабуля Ветошь. Но мы свободны, и мы собираемся остаться свободными. Проблема в том, что есть семь тысяч ножей, которые все еще не использованы.

Отовсюду донесся шепот согласия – снизу и сверху, спереди и сзади.

– Кто-то хочет возразить? – закричал Газза.

На некоторое время воцарилась тишина, и любой несогласный мог высказать свое мнение. Но возражений не последовало. Кэнди была героиней Часа.

– Хорошо, – сказал он, улыбаясь. – Значит, все согласны. Мы должны вернуться. Мы…

– Подожди, – донесся женский голос от правого борта. – Прежде, чем мы повернем, есть то, что все должны знать. Корабль, на котором нас преследует Императрица, смертоносен. Он называется Буреход. Я видела копии планов его конструкции. Он собьет нас в мгновение ока.

Отовсюду послышался шепот сомнения:

Как она смогла увидеть планы?

На чьей она стороне?

– Я бы здесь не оказалась, если б не занимала правильную сторону, – сказала женщина. – Я хочу, чтобы Бабулю Ветошь судили за убийство. Моего брата Калту Мотрасса пытали и убили его швеи.

– За что?

– У нас нет времени… – начал Шалопуто, но вопрос был задан, и женщина уже отвечала:

– Меня зовут Джуна Мотрасс. Мой брат и его жена, Женева Персиковое Дерево…

– Жена? – тихо проговорил Шалопуто себе под нос.

С тех пор, как они познакомились благодаря Кэнди, он провел с Женевой много часов, но ни разу не слышал, чтобы она упоминала о своем муже, что казалось странным при любых обстоятельствах, но особенно в том случае, если муж, о котором шла речь, был одним из самых знаменитых революционеров Абарата. Шалопуто обязан убедиться, что эта женщина – именно та, за кого себя выдает.

– Джуна, – сказал он.

– Да?

– Вы хорошо знаете Женеву?

– Очень хорошо.

– Достаточно хорошо, чтобы ответить, какую книгу она помнит наизусть с начала до конца?

Непростой вопрос, который Шалопуто задал Джуне, вызвал среди беглецов одобрительный шепот, и разноцветные отсеки корабля перемешались: цвета соединялись с цветами, создавая оттенки, существовавшие только в эфирном измерении или в пространстве сверхвоображения.

– Разумеется, – без колебаний сказала Джуна Мотрасс. – «Завет Поттишаха». Оттуда ей известно каждое слово.

– Это правильный ответ? – спросил Газза.

– Ага, – кивнул Шалопуто. – Она действительно знает Женеву. Мы должны ее выслушать.

– Я знаю не очень много, – сказала Джуна. – Но могу с уверенностью сказать, что если мы попытаемся подойти к кораблю с любого борта, нас собьют.

– И что вы предлагаете? – спросил Газза. – Мы должны оставить Кэнди на острове? Взгляните! Только посмотрите!

По случайному совпадению он выбрал наиболее благоприятный момент, чтобы привлечь к Окалине всеобщее внимание, поскольку через две с половиной секунды вершина горы Галигали, чьи знакомые очертания в течение многих лет использовалась на банкнотах в 500 патерземов без необходимости обозначать название, взорвалась. К небесам взлетел столб жидкого камня, вновь вернув им черноту, которая начинала исчезать, и сквозь отверстия в расплоде уже проглядывали звезды. Пламя сменилось масляно-черным дымом, который их затмил. Тем временем титанические комки дымящегося подземного шлака катились вниз по склону, так далеко выброшенные силой извержения, что некоторые из них упали на пляж, где оказались в воде, мгновенно выбросившей облака пара.

– Думаю, есть только один способ, – сказала Джуна.

– И какой же? – спросил Газза.

–  Мы пойдем прямо на Буреход.

– То есть полетим прямо на эту штуку?

– Это верное самоубийство, – сказал кто-то.

– Наоборот. Думаю, это наш единственный шанс, потому что такой ход – последнее, чего она ожидает. Она думает, что мы ее боимся.

– А мы боимся, – сказал Джон Хнык.

– Нет, – сказал Газза. – Мы не боимся. Если мы признаемся в страхе, считай, мы проиграли.

– И что не даст нам в нее врезаться?

– Ничего. Мы врежемся! И оттолкнем назад, к жерлу вулкана.

– А глиф достаточно крепкий, чтобы пережить столкновение?

– Не знаю, – ответила Джуна. – Мы сильны настолько, насколько сильно наше желание выжить.

– Допустим, – осторожно сказал Газза. – Давайте назовем это планом А. У кого есть план Б?

Наступила долгая тишина, которую в конце концов прервал Шалопуто.

– Очевидно, плана Б нет, – сказал он.

– Что ж, это все упрощает, – ответил Газза. – Мы летим прямо на Буреход испытывать судьбу.

– Что они сделают? Что они сделают? – Императрица ходила взад-вперед перед окном, глядя на глиф. – Они не могут оставаться там вечно.

– Может, их там нет, – сказал ее внук.

– Что за чушь ты несешь? Я вижу их собственными глазами.

– Кто знает, что ты видишь на самом деле. Мы можем быть одним большим зеркалом. Мы можем смотреть на искаженное отражение самих себя.

– Никогда не слышала ничего более нелепого. У меня есть доступ ко всем формам абаратской магии. И я отправлялась в другие миры за новыми источниками силы.

– Ты продолжаешь хранить это в тайне, бабушка? А ведь тайны нет. Давно уже нет. Я следил за тобой до самой Звездной двери, что ведет в Заэль Маз'ир, еще годы назад.

– Нет, – холодно ответила Императрица. – Ты не мог.

– О, не тревожься. Дальше дверей я не пошел. Разве я бы посмел? Все эти выборы, двери с дверьми. А за каждой дверью – своя цель. Я ведь понятия не имел, какую ты выбрала, и разумеется, до смерти боялся ошибиться. Кто знает, где бы я оказался? Вдруг бы не нашел дорогу назад? Так что я вернулся к своим трудам и больше никогда…

– Тихо! – резко проговорила она.

– Что?

– У нас гости.

Монотонный голос, которым она сейчас говорила, Тлен научился презирать – нет, страшиться.Это было хуже гнева. У гнева имелись начало и конец. Он мог длиться неделями, но в конце концов его заряд кончался. Однако небытие, из которого возникал этотголос, являлось обычным состоянием его бабки. Она говорила из могилы, в которой родилась, о чем любила рассказывать – дыра в грязи, с червями и отчаянием, удел всех живых существ.

На этом жестоком, непрощающем законе вырос Тлен. И каждый раз, когда он видел на лице своей бабки такое выражение, слышал в ее голосе металлические ноты, жестокие уроки детства возникали в его памяти с такой ясностью, как будто игла только вчера пронзила его губы.

–  И? – сказала она.

– Что – и?

– Ты идешь или нет?

Кристофер погрузился в свои воспоминания глубже, чем сознавал. Судя по всему, он пропустил часть разговора. С детства ему было хорошо известно, что врать ей не стоит.

– Я отвлекся. Воспоминания. Ничего важного. Теперь я весь внимание.

– Хорошо. Потому что у нас проблема, и ты должен ее решить. Я останусь здесь на случай, если они изменят курс.

– А что за проблема?

– Ты не чувствуешь?

– Нет.

– Смотри.

Она указала на землю и бросила одно из тех заклинаний, которые он ненавидел. Одно из заклятий Нефаури, подозревал Тлен, нарушение геометрии и физики пространства. Не сделав ни шагу, он почувствовал, как под ним сдвигается пол. Опустив глаза, он понял, что больше не стоит на прочном мраморном покрытии. Все вокруг менялось. Место, где стоял Тлен, наклонилось, как и противоположная сторона, где на крутом склоне стояла его бабка, глядя в глубины Бурехода. Благодаря магии Нефаури этажи и стены между полом палубы и трюмом исчезли.

Внизу царил хаос. Повсюду с дикими воплями носились свиньи. А в середине этого бардака были два заплаточника. Один – тяжело раненый, с мачете, застрявшим в его голове. Из раны хлестала грязь, собираясь на груди второго заплаточника, который, распластавшись, лежал на полу.

Императрица сделала шаг вниз по искривленной стене ямы.

–  Ты! – сказала она.

Ей не ответили ни Простун, ни Сбритень. В трюме было третье создание, сидевшее на груди Сбритеня; оно посмотрело вверх и заговорило. Его лицо продолжало создаваться: невидимые пальцы формировали черты вокруг двух глазниц, ниже возникала прорезь рта. Однако при всем его грубом виде существо умело произность слова.

– Чего тыхочешь? – спросило оно хриплым, резким голосом.

– Прежде всего, уважения к себе. Ты знаешь, с кем говоришь?

– Думаешь, мне не все равно? – ответила грязь.

– Тлен! – сказала Ведьма. – Спустись и добудь мне эту безкожую кучу. Тлен?

Только тогда она подняла глаза и посмотрела на место, где в последний раз видела своего внука. Его там не было.

– Тлен?

– Тлен!

– ТЛЕН!