Текст книги "Абарат. Абсолютная полночь"

Автор книги: Клайв Баркер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 27 страниц)

Глава 40
Кости и смех

С тех самых пор, как погибла его принцесса, Финнеган искал это место. Сейчас он целый день бродил по острову Частного Случая. Наконец, он нашел его в глубинах горного массива этого Часа – место, куда, по легендам драконьих семей, отправлялись провести последние часы своей жизни их умирающие собратья. Там они угасали, оставляя гнить свои тела среди бесчисленных скелетов других червей, столетиями приходивших умирать в эти пещеры.

Теперь он стоял в самом тайном из всех тайных мест, которое благодаря гению воды и камня превратилось в подобие собора, столь большого, что в него три или четыре раза мог бы поместиться Коммексо. Его освещали флуоресцентные грибы, разраставшиеся на костях мертвецов. Они вырастали по углам этих пещер, придавая воздуху серую бледность, которая добавляла пространству величия. Но этого огромного собора едва хватало, чтобы хранить в себе невероятное количество драконьих костей, скапливавшихся здесь в течение столетий; некоторые попадали сюда благодаря скорбящим, что приносили тела королей-драконов или обыкновенных солдат; другие были оставлены убийцами, украсившими их последний путь рубленым мясом и чешуей, словно для того, чтобы потерять среди останков ушедших прежде.

Местами они были навалены друг на друга, как пятнистые сугробы на фоне стен в сотню футов вышиной, а в других местах просто рассыпаны по полу: кости, превращенные временем в осколки, осколки – в крошево, крошево – в пыль.

– Приятный вид, – пробормотал Финнеган.

– Разве в этом дело, Фей? – раздался старый, полный боли голос. Нарушив гнетующую тишину, его вибрации произвели среди костей едва заметные перемены. Из глазниц драконов, умерших в материнских утробах, поднялась пыль.

– Дита Маас? – произнес Финнеган. Он вытащил свой меч и кинжал. – Покажись.

– Я здесь, – произнес древний голос. – Взгляни.

Действительно, прямо перед ним двигалось нечто. Оно шло невероятно медленно, и Финнегану потребовалось несколько секунд, чтобы различить форму. Когда он ее обнаружил, то сразу понял, что видит создание, которое, подобно ему, являлось плодом запретного союза. Финнеган родился у отца Дня и матери Ночи. Но Дита Маас, хранитель этого склепа, был рожден в гораздо более странном браке: союзе дракона и человека. Шестнадцать лет Финнеган убивал представителей народа Драконов, но всегда давал Маасу понять: в глубине души он знает, что забирает жизни невинных. Позволяя ему отыскать и принести сюда их тела, он примирялся с этим фактом.

Некогда Маас мог производить устрашающее впечатление. Он достигал почти четырех метров в высоту, даже когда сутулился. Его грозная голова сочетала в себе черты адской рептилии – длинный череп, узкие глаза, золотисто-зеленая чешуя, ядовитые зубы, рядами выстроенные в гниющих деснах, – и человекообразные части, наиболее заметной из которых была его вертикальная поза на изогнутых задних конечностях. При ходьбе он использовал примитивный костыль из костей, связанных лентами ткани, на который опирался всем своим весом, приближаясь с величайшим трудом. Каждый шаг причинял ему боль. Имелись и другие, менее заметные признаки его человеческой природы: места, где чешуя пропадала, обнажая полупрозрачную кожу с сетью темно-синих вен, пульсирующих на бледно-фиолетовых мышцах; грязные белые волосы, отросшие до пояса; то тут, то там на его лице виднелась борода, в столь же плачевном состоянии выраставшая из фрагментов плоти между чешуей.

– Мне казалось, ты моложе, – произнес Финнеган.

– Я жив, – ответил Дита Маас. – И в некотором роде это победа. Мне, должно быть, сто тринадцать лет. А теперь, я полагаю, ты пришел сделать так, чтобы я не увидел сто четырнадцатого.

– Ты меня сюда позвал, – напомнил ему Финнеган.

– Да. Мы возвращаемся на шестнадцать лет назад, Финнеган. Я подумал, что из-за происходящего на небесах у нас не будет другой возможности встретиться лицом к лицу. Поэтому я воспользовался предложением, пока оно было, так сказать, здесь, во прахе.

– Каким предложением?

– Истинного отправителя послания, которое я передал тебе.

– Если не ты, то кто? – спросил Финнеган, поднимая меч. Это был тяжелый клинок, которым было непросто работать. Гораздо более крепкие, сильные и мощные воины, нежели Финнеган, пытались использовать его, но решили, что драться им почти невозможно. Однако Финнеган научился. В бою меч позволял ему чувствовать себя легче и быстрее двигаться.

Если, как он подозревал, это приглашение Дита Мааса было последней попыткой выживших драконов его убить, он так легко не сдастся. В конце концов, наступала ночь империи Полуночи. По пути сюда он видел, как исчезли все звезды. Если это не станет концом мира, он удивится – на самом деле даже разочаруется. Он хотел прекратить свое одиночество и свою ярость. Если концу мира суждено произойти, где его встретить, как не здесь? А кто сумеет излечить его от жизни, как не одно из тех созданий, которое лишило его надежды и счастья? Последняя битва до смерти – на этот раз его собственной.

– Я готов, – сказал он Маасу.

– Сомневаюсь, – ответил тот.

– Смерти я не боюсь, – ответил Финнеган.

– Я не сомневался в этом ни на секунду. Но здесь тебя ожидает не смерть.

– Что же?

– Твоя любовь.

– У меня нет любви!

Звонкий, чистый смех раздался из-за кучи костей и разнесся по склепу. Из теней выступила элегантно одетая женщина. Поднятый меч Финнегана опустился на землю под собственным невероятным весом.

– Привет, Финн, – улыбнулась Боа.

Глава 41
Прах дракона

– Ты не можешь быть ею, – произнес Финнеган. Его голос дрожал. – Она умерла. Я держал ее в своих руках.

– Знаю. Я была там.

– Нет!

– Мне казалось, ты будешь счастлив…

– Если бы ты была настоящей…

– Помнишь письмо, которые ты нашел? Оно было написано твоим дедом с поля битвы на острове Частного Случая, во время последней войны. Письмо твоей бабушке. Ты читал мне из него отрывок.

– Продолжай, – ответил Финнеган тише.

– Там была часть, которая тебя злила: в ней твой дед рассказывал, что происходит после смерти. Ты считал, что он ошибается. Ты говорил, что это эгоистичное письмо, и твой дед не думал, как эти слова повлияют на того, кто его прочтет. Ты был такой злой и хотел, чтобы дед узнал, что ты чувствуешь.

– Да. Помню. Но я не мог ему сказать, поскольку он был мертв.

На лицо Боа вернулась улыбка, сияющая, как всегда.

– Ты пытаешься обмануть меня, Финнеган Фей. Хочешь меня поймать, верно?

– Не понимаю, каким образом.

– Ты знаешь, что он не был мертв. Когда ты читал мне письмо, он был еще жив.

Оба слушателя, человек и дракон, пораженно смотрели на нее.

– Ладно, – сказал Финн. – Это ты. Хотя не знаю, как такое возможно.

– Я думала, ты будешь рад меня увидеть.

– Ну… понимаешь ли… ты была мертва. Я жил, уверенный, что ты умерла и похоронена в королевском мавзолее на острове. А ты, оказывается, жива-здорова.

– Нет. Я была пленницей. Но я сбежала. – Ее улыбка превратилась в смех. – Я сбежала, Финн! И вернулась, чтобы любить тебя.

Финнеган попытался улыбнуться, но у него ничего не вышло.

– Просто это кажется невозможным.

– Конечно, кажется. Но вчера тебе бы и в голову не пришло, что наступит день, когда небо почернеет, и все звезды исчезнут.

– Поэтому ты здесь? Это ты сотворила?

– Уничтожила звезды? – переспросила она. При этих словах в самом ее существе произошли какие-то изменения. В ней зажегся огонь, отбросивший ослепительный свет. Он появился на ее коже, в ее глазах, в горле. – Думаешь, я на такое способна, Финн? Погрузить мир во тьму? – Она склонила голову, словно дикое животное, готовящееся к прыжку. – Ты… действительно так считаешь?

– Я не знаю, на что ты способна, – ответил Финнеган. – Откуда мне знать?

– Потому что я – твоя принцесса.

– Перестань так говорить.

– Но это правда. Взгляни на меня, Финн! Да посмотри же!Разве я – не та самая женщина, на которой ты собирался жениться?

– Слишком та, – ответил он, немного отвернувшись и глядя на нее искоса, как будто желая разрушить притяжение совершенства и увидеть то, что скрывается за ее красотой. Но это не помогало. Он был вынужден спросить:

– Как я могу верить в то, что вижу, если не понимаю, как это случилось?

– Прикоснись ко мне, Финн, и я тебе скажу. – Она улыбнулась шаловливой улыбкой. – Обещаю, что не превращусь в чудовище, когда ты до меня дотронешься. – Она направилась к нему, поднимая руку и протягивая ладонь. – Пожалуйста, Финн. Я тебя умоляю. Я так долго ждала.

– Где ждала? Кто держал тебя в плену?

– Коснись меня, и я тебе все объясню. Давай.Я вернулась, чтобы быть с тобой, Финн. Разве одно прикосновение способно навредить?

– Не знаю.

– Нет, не способно, – сказала она. – Вот, смотри. – Она взяла его за руку. – Я настоящая. Живая.

Наконец, Финн улыбнулся и провел рукой по ее ладони; большой палец нежно коснулся косточки ее запястья. Он почувствовал, как в ее венах пульсирует кровь. И тогда, как и обещала, Боа рассказала ему все, насколько это было возможно. Пока гости на свадьбе наблюдали за битвой между Финнеганом и драконом, женщины Фантомайя приблизились к ее мертвому телу, завладели душой, перенесли ее через границу между Абаратом и Иноземьем и спрятали в утробе женщины, которая вот-вот должна была родить.

– Значит, все это было спланировано? – спросил Финнеган.

– По правде сказать, я и сама не знаю. Не понимаю, как такое можно спланировать. Фантомайя хотели защитить мою душу и увидели возможность спрятать ее там, где никто из Абарата не станет искать. Через несколько часов родился ребенок. Но большую часть из этого ты уже понял, – сказала Боа. – Я несколько раз видела замешательство на твоем лице. Ты что-то чувствовал к этой девушке, но не знал, почему. Я права? – Она сделала маленький шаг и коснулась ладонью его лица. – Не вини себя за это, – произнесла она. – Ты видел не ее. Сквозь нее ты видел меня. Я была ее пленницей. И не могла себя защитить. Я оставалась заперта в ее голове, год за годом наблюдая за ее жалкой жизнью. Думая о том, что происходит здесь. Всегда, всегда думая о тебе. О том, женился ли ты после моей смерти.

– Финн, все это ложь, – произнес Маас.

– Но эта ложь не может причинить мне вред, – ответил Финнеган.

– Будь осторожен в своих привязанностях, Финнеган Фей. Рядом с тобой находится порочность куда более значительная, чем любые преступления существ, чьи кости нас окружают. Некоторые из них были слабы. Другие – глупы. У кого-то имелись хозяева, которые требовали от них совершения ужасных вещей. Но среди них были и невинные. Ты знаешь это, Финнеган.

– Ты прав. Я это признаю. Я убивал во гневе. Я убивал от одиночества. Я примирюсь с духами, которые здесь обитают. Но не сейчас. Сейчас у нас другие проблемы.

– Под другими проблемами ты имеешь в виду Империю Полуночи? – спросил Маас.

– С каких это пор она стала Империей?

Маас пожал плечами.

– Не знаю, была ли она ею когда-нибудь. Но так говорит Бабуля Ветошь. Собирается тьма. И это ее работа. Если у нее все получится, она станет императрицей островов.

– Тьма настолько ужасна?

– Да, эта тьма такова. И она разносится подобно чуме. Полагаю, женщина с твоими талантами может об этом кое-что знать, – произнес Маас, поворачиваясь к Боа.

– Не слушай его, Финн. Он делает именно то, что я говорила. Он пытается отравить наше счастье.

– Какие таланты, Маас? – спросил Финнеган. – О чем ты говоришь? Если тебе есть что сказать…

– Нечего ему сказать, – быстро перебила Боа. – Всё это драконья слизь, которой он хочет меня покрыть. Я уже бывала в их челюстях, Финн. И знаю, как они воняют. Ближе всего к реальной человечности он оказывается, когда ужинает людьми.

– Превосходно, принцесса, – сказал Маас с угрюмым одобрением. – Воспламени его ярость речами о драконах, и он, быть может, забудет, что на самом деле не доверяет тебе.

– Хватит, Маас, – резко произнес Финнеган. – То, что мы не видим звезд, и мир, возможно, катится во тьму, не означает, что я прощу любые твои слова. Оскорбление есть оскорбление. Поверь мне, Маас, еще одно слово против моей принцессы, и твоя голова упадет быстрее, чем звезда с неба.

То ли из страха за свою жизнь, то ли из искреннего раскаяния, Маас сложил свои когтистые лапы у сердца, правую на левую.

– Прости меня, Финнеган Фей, – сказал он, склоняя свою тяжелую голову. – Я слишком долго оставался в обществе мертвецов. Я позабыл о простой вежливости.

– Этого недостаточно, – сказала Боа.

Она взяла Финнегана за руку, и он ощутил поток холодной силы, двигавшийся по ее руке, вливаясь в него через ладонь. Казалось, его мышечная масса растет, и он был этому рад. В Империи Полуночи будут враги, вернувшиеся при этих благоприятных обстоятельствах, и ему понадобится вся сила, чтобы защитить от них Боа. Будет нелегко, но с ее помощью он сумеет загнать их в безопасное место, если таковое существует.

– Как ты себя чувствуешь? – спросила Боа.

– Хорошо. – Он потряс руку так, словно всю жизнь она спала, а теперь просыпалась.

– По-моему, она стала гораздо сильнее, чем раньше… что именно ты сделала?

– Убрала камень, лежавший между тобой и тем, что всегда в тебе было. Возьми меч.

Он поднял меч; выскользнув из ножен, клинок издал звук, подобный перезвону великолепного колокола.

– Никогда раньше он не казался таким легким.

– И он никогда не был таким острым, – сказала Боа, проведя рукой над мечом. Вдоль лезвия пробежал яркий отблеск. – А теперь, – продолжила она тихо, – используй его.

– Для чего?

– Для того, к чему он предназначен. Убей.

– Мааса?

– Конечно.

– Он совершенно безвреден, моя леди.

– А я говорю, что это не так. Финнеган, поверь. Убей его. Тогда нам больше не придется об этом думать.

Пока решалась его судьба, Маас не двигался. Он просто ждал, прижав руки к груди.

–  Давай! – сказала Боа.

– Он нам не угрожает, принцесса. Посмотри на него.

– Я и забыла, каким упрямым ты можешь быть, – ответила она. – Ты никогда не видел того, что находилось прямо перед тобой.

– Прямо передо мной ты, принцесса. И сейчас тебя непросто увидеть. Я пытаюсь. Изо всех сил. Но есть что-то…

– Разумеется, – сказала она с усталым раздражением. – Во мне всегда будет что-то новое. Иначе станет скучно.

Он раскрыл рот, чтобы ответить, но Боа его опередила.

– Хочешь сказать, сейчас не время для игр, потому что «миру вот-вот настанет конец», а я тебе говорю, что если он действительно настанет, имеет смысл немного повеселиться.

– Согласен.

– Хорошо. Тогда развлеки меня.

– Как?

– Закончи свое дело!

– Вы оба сошли с ума… – произнес Маас, и его слова разнеслись по пещере, набирая силу с каждым эхом.

– Весьма вероятно, – сказал Финнеган.

– Ты так думаешь? – спросила Боа. – Годы плена. Годы горя. Они сводили меня с ума. Да, я знаю, что такое безумие. У меня его более чем достаточно.

– Но все закончилось.

– Почти.

– Нет, закончилось. Что бы ни было там, снаружи, вместе мы с этим справимся.

– Финн, ты должен завершить то, что мы здесь делаем.

– Все завершено.

– Но у этого дракона до сих пор голова на плечах.

– Я не стану его убивать, Боа.

– Ладно. Тогда его убью я.

– Хочешь, чтобы его кровь была на твоих руках?

– Не говори мне, чего я хочу, – ответила она.

– Это могущественные духи, Боа.

– Боишься призраков? – спросила она, и презрение в ее словах отравило атмосферу между ними.

– Не боюсь. Уважаю.

– Кого? Мааса? – Она посмотрела туда, где стоял Дита Маас, однако теперь он сошел с места.

–  Иди сюда, червяк! – произнесла она. Ее голос не стал громче, но в нем чувствовалась невероятная сила, и он мгновенно разнесся по склепу, долетев до каждого уголка. – Я! Все равно! Заполучу! Твою! Голову!

Маас исчез.

С каждым словом голос Боа становился все сильнее, и когда она дошла до пятого слова, мелкие кости, покрывавшие груды больших, начали дрожать, освобождаясь и скатываясь вниз, словно толпы, собирающиеся во всех частях склепа. Кости не просто скользили вниз. Они прыгали, вращались, переворачивались и крутились. Их движение не останавливалось, даже когда они достигали подножия костяных холмов.

Они скакали среди осколков и праха, распространяя вокруг принесенное с собой возбуждение. По мере того, как во тьме вырастали облака пыли, они начали образовывать ясные формы, возникавшие из памяти праха существ, которыми они когда-то были. Драконы возвращались! Неважно, сколь велики они были или сколь сложны оказывались их формы и цвета – все они оставались зашифрованы в каждой пылинке собственного праха. Каждый дракон был запечатлен в любой частице, некогда составлявшей его тело; в каждой из них они находились во всей своей полноте. Их величественные формы возникали во всех пещерах: переливающаяся чешуя, красота золотистых глаз, фиолетовые, красные, зеленые оттенки массивных крыльев.

–  Маас! – закричала Боа. – Зачем ты это делаешь? Я требую, чтобы ты прикончил этих тварей!

– Он не может убить то, что уже мертво, принцесса, – сказал Финнеган.

– Это драконья магия. Мне это не нравится. Маас!

– Я здесь, – ответил жрец, хотя теперь разобрать направление, откуда шел его голос, было гораздо сложнее.

– Покажись, Маас.Финнеган тебя не тронет. – И тут же добавила шепотом, обращаясь к Финнегану. – Отруби верх его головы. Он опасен.

– Ты ведь так не думаешь.

– Если ты слишком слаб, чтобы это сделать…

Она подняла левую руку, в которой держала сверкающий клинок.

– Маас! – крикнула она. – Где ты?

Внезапно на середине слова она замолчала, ее глаза остекленели. Рот больше не мог удерживать слова, которые она собиралась произнести, а рука не могла удерживать клинок. Он выпал у нее из пальцев, и в этот миг Финнеган поймал смазанный образ Диты Мааса, стоявшего позади принцессы, чуть справа. Он положил руку ей на шею, коснувшись какого-то важного места и передав магический приказ замолчать.

– Прошу, не надо, – проговорил Финнеган.

– Не надо что? Выпотрошить ее точно так же, как она собиралась выпотрошить меня? Именно это она и хотела сделать. Ты был слишком слаб. Она хотела все сделать быстро. «Он опасен». Так она обо мне говорила. Разве ты не удивился? Не думал, почемуя так опасен?

– Отпусти ее, Маас. Я тебя не трону.

– Разве ты не хочешь знать ее тайн, Финнеган?

– Не от тебя. Отпусти.

– Тогда ты увидишь это сам.

– Что увижу?

– Ее маленькое убежище на Хафуке.

– На Хафуке? Она никогда…

– Вы оба можете идти, и благодарите силы этого места. – Призрачные драконы продолжали возникать, их образы вырастали со всех сторон. – Думаю, мертвые должны желать твоего прощения. Они глядят на тебя с жалостью, Финнеган, поскольку тебе предстоит страдать. Ты думаешь, что страдания закончены, ибо она к тебе вернулась, но ты ошибаешься. Страдания только начинаются.

– Отпусти ее, Маас.

– На Хафук, оба!

Финнеган почувствовал, как воздух вокруг него содрогается, и пещерные драконы начали удаляться.

–  Маас! – взревел Финнеган.

А потом пещера исчезла; он оказался во тьме другого острова, другого Часа. В этой тьме существовал лишь один источник света, исходивший из щели под дверью неподалеку от места, где стоял Финнеган.

Воздух вновь задрожал, и рядом с ним оказалась его принцесса.

– Нож, – произнесла она, глядя вниз. – Он был у меня в руке!

– Боа, мы на Хафуке. Он сказал, что ты сюда приходила. – Он смотрел на нее, но здесь было слишком темно, чтобы разглядеть выражение ее лица. – Это правда?

Боа огляделась и поняла, что Финнеган прав. Она вздохнула.

– Да, любимый. Это правда. Думаю, рано или поздно ты бы об этом узнал. Идем. Я покажу тебе свои тайны.

Вместе они прошли сквозь темноту к двери, из-за которой лился свет. Вокруг стояла тишина. Никакого движения. Никаких песен. Здесь были только они двое.

– Ничего не трогай, – велела она и первой вошла внутрь.

Глава 42
Враги

В комнате с картой-мозаикой на вершине Башни Иглы Бабуля Ветошь обозревала свое творение и была довольна тем, что видит. Империя Полуночи, создание которой она планировала, ради которой трудилась, ради которой жила, ныне охватывала Абарат от горизонта до горизонта, исключая Двадцать Пятый Час, хотя, как ей казалось, это был лишь вопрос времени, когда самый извращенный Час падет к ее ногам. Куда бы Бабуля Ветошь не кинула свой удаленный взор, она наблюдала все ту же победоносную историю опустошения. Там, где некогда был покой, ныне бурлили хаос и насилие. Там, где жила радость, распространялись паника и ужас.

На нескольких островах она видела отчаянные попытки добыть свет, чтобы прогнать тьму. Многие, к ее удовольствию, заканчивались катастрофой.

На Хлюстмазурике шаман племени амуррузов вместе со своими воинами попытался подняться к удушливой тьме над головой, намереваясь прорубить дыру к звездам. Но расплод был угрожающе агрессивен, несмотря на то, что они составляли мозаику из собственных переплетенных тел и затвердевавших выделений. После краткой и шумной стычки на повернутые к небу лица амуррузов выпал дождь из останков, возвестив жестокий конец этого храброго, но глупого поступка.

На острове Черного Яйца глава племени ялапемото приказал зажечь яму со взрывоопасным маслом каизаф, которое в течение нескольких часов давало успокаивающее тепло и свет. А потом топливо в неглубокой яме полностью выгорело. Голодное пламя последовало по течению масла к отверстию, питавшему яму, которое разделялось, ветвилось и распространялось по всему плато. Через полчаса в земле начали появляться трещины, за ними последовали провалы, откуда вырвался огонь, унося тысячи жизней народа ялапемото.

И пока эти невероятные глупцы игрались, из своих убежищ выходили враги. Бабуля Ветошь не могла видеть появления их всех, но заметила достаточно. Из своих нор выбирались самые разные создания – звероподобные, гротескные, безумные, инфернальные. Некоторых она знала по именам, записанным в гримуарах: чудовищные потомки Восьми Зол, которые первыми ходили по абаратским пространствам. Поглотители руин Ваиками, фантом Лорд Хед; многоязыкое создание Морровен; существо с черепом вместо головы, называемое Депотик; яростное чудовище с раскрытой пастью, чье имя было просто Владыка.

Но на каждое создание, имя которого ей было известно, приходилось двадцать, которых она видела впервые: извращения природы, веками прятавшиеся в сложных системах пещер и переходов, лежащих под Часами, или в ямах и могильниках, погребенные теми, кто с ними сражался и решил, что они мертвы. Многие столетиями обитали во тьме и одиночестве, лелея свою ненависть и появляясь только тогда, когда голод доводил их до крайности, рискуя собственным обнаружением и смертью; другие веками размножались и теперь появлялись из своих святилищ в сопровождении неисчислимого потомства, чья причудливость умножалась с течением поколений. Некоторые жили довольно неплохо: в тайных храмах им поклонялись абаратцы, считавшие их первичной материей, из которой были созданы божества. Эти враги, ставшие за годы такого поклонения высокомерными, выступали теперь с легионами своих последователей, обыкновенными людьми с островов, тайно поклонявшимися этим суровым божествам.

Почти всюду, куда падал блуждающий взгляд Бабули Ветоши, она видела то, что отвратило бы и огорчило тех, кто способен испытывать сочувствие, но ее эти сцены наполняли мстительной радостью. Были и другие наблюдатели того, как разворачивался ее план по подчинению Абарата: глаза древних и ненасытных существ, чье присутствие она замечала лишь на краткий миг в виде грандиозной, бесконечной тени, брошенной сквозьили зато, что не было ни пространством, ни веществом, ни присутствием, ни отсутствием. Однажды, очень скоро, они себя покажут. Они покинут свою тайную обитель и появятся здесь, в Абарате. И в этот день ее вознесут на высочайший трон за те услуги, которые она им оказала.

Были у нее и другие дела, за которыми надлежало следить – аресты. Легионы заплаточников уже достигли многих островов. Бабуля Ветошь видела, как они арестовывают сотни тех, кто мог бы породить протесты и бунты. Она видела эти возможности в образах, подаренных ей Сущими Силами, и поклялась уберечь свою империю от такого будущего. Много недель назад на темной стороне Окалины она велела выстроить лагерь для агитаторов и зачинщиков беспорядков. Это было примитивно оборудованное место. Наскоро выстроенные бараки для арестантов, которых при регистрации избавляли от всех личных вещей – украшений, кошельков, дорогой обуви, – не уберегали от холодных ветров, постоянно дувших неподалеку от Края Мира. В лагере не хватало питьевой воды, а продуктов, выделявшихся заключенным, чтобы сварить суп, было до смешного мало, однако Бабуля Ветошь не видела смысла предоставлять удобства и переводить продукты на тех, от кого она собиралась избавиться в течение нескольких часов.

Число арестованных продолжало расти. Каждого аутсайдера, каждого радикала, каждого распространителя видений и надежд – короче говоря, всякого, кто выступал против нее словом или делом, или кто, по ее подозрениям, мог бы однажды это сделать, – без объяснений вытаскивали из дома, отрывали от семьи и переправляли в лагерь на Окалине.

Ведьма была очень довольна.