Текст книги "Абарат. Абсолютная полночь"

Автор книги: Клайв Баркер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 22 (всего у книги 27 страниц)

Глава 59
Шепот бесконечности

Императрица Тант Эйла Тлен стояла у пятидесятифутового окна Бурехода и с невероятным наслаждением и удовольствием взирала на Церемониальное собрание Имперских палачей. Все проходило в надлежащем порядке. Здесь было восемь батальонов заплаточников-палачей, и каждый был силен, как тысяча простых солдат. Избыток ножей по сравнению с сердцами был намеренным: такая предосторожность принималась на случай, если приговоренных окажется больше ожидаемого, или если некоторым заплаточникам не удастся убить. Симметричные командиры были сшиты из остатков качественной ткани и побеленной кожи чешуйчатых рептилий.

Императрица наслаждалась работой своих швей, когда непрошенный голос прервал ее задумчивость.

– Здравствуй, бабушка.

Старуха ощетинилась.

– Кристофер. – Она не обернулась. Не было нужды. Она видела его отражение в окне, когда он вышел из тени. – Это…

– Неожиданно? Да. У меня новые шрамы. Но ты об этом знаешь. Потому что эти раны нанесла мне ты.

В тот миг он ощутил частицу старой злости, той ярости, что вырвалась из него на палубе «Полыни». Кошмары поймали ее энергию и еще ярче засияли лилово-синим светом.

– Я чувствую, ты до сих пор хранишь на меня обиду, – сказала Императрица, поворачиваясь лицом к внуку.

Сейчас он ничем не напоминал то отчаявшееся, брошенное существо, которое Кэнди Квокенбуш встретила в переулке за рынком в Тацмагоре. Теперь на нем была хорошая одежда из нового белого льна, способного прекрасно отражать свет зиккурата на Окалине. Кошмары в новом воротнике отбрасывали на его лицо свое собственное свечение.

– Разве сложно понять мои причины, леди? – спросил Тлен. – Ты могла спасти меня всего несколькими словами.

– Ты страдал. И я тоже. Но мы исцелились. Мы все еще можем планировать будущее. – Сквозь переплетенные нити кошмаров она встретила сверкающий взгляд внука. – А теперь ты должен уйти.

– Я не собираюсь уходить, бабушка. Я хочу узнать, почему ты не возвращаешься домой, на Горгоссиум. Я слышал, ты разрушила мою башню…

– Я разрушила все эти уродливые строения.

– Почему?

– Прошу, дорогой мой, не злись из-за башни. Я думала, ты мертв.

– Ничего такого ты не думала. Ты знала, что я жив, как знала то, что душа моей принцессы прячется в Кэнди Квокенбуш. Ты видишь только то, что хочешь видеть, и отбрасываешь остальное.

На это Императрица не ответила. Прошло полминуты, если не больше. Она постучала пальцем по стеклу, наблюдая за своей армией, и, наконец, произнесла:

– Можешь взять мою башню!

Тлен был искренне потрясен этим предложением.

– Я… могу ее взять?

– Она твоя. Я велю, чтобы тебя отвезли на Горгоссиум.

Тлен рассмеялся в свои кошмары.

– О, ты оченьумна. Но тебе не удастся так легко увильнуть. Я хочу посмотреть, что ты прячешь на Окалине.

– Врагов, Кристофер. Просто старых врагов. Через час они все будут мертвы. Все до последнего.

– А. Теперь понятно. Нож в каждое сердце.

Матриарх кивнула, ощутив на плечах тяжесть всех своих лет, преступлений и предательств.

– Да. Нож в каждое сердце, – призналась она. – Теперь ты счастлив? Я собираюсь начать последнее и самое кровавое дело этих кровавых времен. Тебе не нужно это видеть.

– Нет, но я все равно увижу. Можешь оставить свою башню себе, леди. Я хочу увидеть все от начала до конца. Так ты не сможешь отрицать мое право на часть добычи. Поскольку мои руки будут в крови, как и твои.

– Тогда идем, – сказала она. – Но они все умрут. Ты должен это понимать. Все, без исключения.

– Конечно, леди, – сказал он, словно покладистый ученик, изучающий методы управления Империей. – Что должно быть сделано, то пусть свершится.

– Ты хочешь посадить всех в один глиф? – спросил Зефарио.

– Другого способа нет. Здесь тысячи людей.

– Это невозможно.

– Возможно.

– Такого никогда не делали.

– Это не значит, что это невозможно. Если мы с вами будем работать вместе…

– Я не колдун, – сказал он.

– Тогда почему я чувствую в вас энергию силы?

– Возможно, из-за карт.

– Карты у меня, мистер Тлен, так что подумайте еще раз. У нас очень мало времени. Расскажите мне об Абаратарабе.

– Что ты о ней знаешь?

– Не очень много, – ответила Кэнди. – Я знаю, чем она неявляется. Она не похожа на «Альменак». Это не руководство по магии. Может, это сама магия и есть? Я права?

– До некоторой степени. Там, где находится Абаратараба, там и есть магия. Много магии.

– Этого «много» достаточно?

– Достаточно ли ее для того, чтобы создать глиф и унести всех этих людей от их палачей? Если бы у меня была вся книга, ответ был бы «да». Более чем достаточно.

– Но у вас ее нет.

– Нет, – сказал Зефарио. – Нет.

– У вас часть?

– Часть страницы.

На лице Кэнди проступило разочарование.

– У вас часть однойстраницы?

– Я знаю, это кажется очень мало, но это не так. В каждой книге было восемь страниц. Каждая страница была квадратной и разделена на восемь вертикалей и восемь горизонталей.

– Шестьдесят четыре квадрата на каждой из восьми страниц. Это… – Она закрыла глаза, мысленно считая. – … шестьдесят раз по восемь… это четыреста восемьдесят, плюс восемь раз по четыре… тридцать два… значит… пятьсот двенадцать. И что это означает?

– Это возвращает нас к восьми.

– Как?

– Пять плюс один плюс два.

– Равно восьми. Ладно. И что с этой восьмеркой связано?

– Если перевернуть цифру набок, получится знак бесконечности.

– А, тот изогнутый значок. Думаю, это более-менее восьмерка. И к чему это нас приводит?

– У меня лишь малая часть. Но это часть бесконечности. Значит, она тоже бесконечна. По крайней мере, в теории.

– Ваш кусок бумаги – что в нем говорится?

– Ничего. В Абаратарабе нет слов.

– А что есть?

– Квадраты. Множество квадратов, наполненных цветом. И в энергии между квадратами берет начало магия.

– Я хочу на это посмотреть.

– Не уверен, что тебе следует.

– Что? Вы не хотите мне ее показывать?

– Она непредсказуема.

– Пусть так, но у нас мало времени. С этим мы оба согласны?

– Да.

– И пока вы…

– Хорошо, хорошо, – сказал Зефарио. – Только не говори, что я тебя не предупреждал. Надеюсь, в ней не больше магии, чем ты можешь выдержать.

Он сунул руку в куртку, вытащил конверт из грубо сплетенной ткани и вложил его в руки Кэнди. Между ними возник странный, неловкий момент, когда ей казалось, что голова велит рукам взять конверт, а они отказываются это делать.

– Плоть ее боится, – сказал Зефарио.

– Почему?

– Потому что Абаратараба меняет все, к чему прикасается.

– Я не боюсь изменений, – сказала Кэнди, и голос ее не подвел.

– Тогда прими магию с мудростью и ни о чем не жалей.

Это оказалось хорошим советом даже для нерешительных рук Кэнди. Они приняли конверт и теперь, готовые смириться с последствиями, какими бы они ни были, открыли его.

Внутри лежал квадрат из толстой бумаги со стороной примерно четыре дюйма. Сперва она увидела красное – ярче, чем корпус любого корабля, какой ходил по водам Изабеллы. Его пересек синий поток, и он ударился об одну из сторон, разделившись на синий и зеленый. Не один синий, а сотни, и сотни зеленых оттенков: каждая частица краски, что когда-либо бывала на кисти, являлась вариацией изначального цвета.

– Будь осторожна, – услышала она Зефарио.

Она посмотрела на него, но не сумела сосредоточиться на лице. Взгляд соскользнул с его плеча, прошел свозь толпу пленников до самой ограды, проник сквозь петли колючей проволоки, идущей поверху, и отправился наружу, в пустошь, лежавшую между лагерем и склонами горы Галигали. За секунду он поднялся по крутому склону. Кэнди не интересовали бесплодные вершины. Ее внимание привлекло нечто над вулканом.

Там собиралась буря – огромная и неотвратимая, она двигалась с неумолимостью жестокой армии. В ней гремел гром, но это не был природный гром, который раскатывался по небесам и пропадал, бормоча свои жалобы. Нет, то был рокочущий грохот смертоносной машины, похоронный марш для тех, кто скоро должен был умереть. Он не рокотал, не жаловался, он просто нарастал по мере приближения его источника.

– Ого, – тихо сказала Кэнди.

– Что ты видишь?

– Самое большое грозовое облако. Просто невероятно, какое оно огромное. И гром.

– Это не гром, – сказал Газза, спустившись с валуна. Остальная группа следовала по пятам.

– Кто это? – быстро спросил Зефарио.

– Все в порядке, – сказала Кэнди. – Здесь мои друзья.

– Никто не в порядке. По крайней мере, не рядом с такой силой.

– Уже поздно.

Газза смотрел на Абаратарабу.

– Какая красота, – сказал он.

– Видишь? – сказал Зефарио Кэнди. – Что я тебе говорил? Верни ее.

– Дай мне посмотреть, – потребовал Газза.

–  Нет, – сказала Кэнди. – Нам надо торопиться. Видишь тучу? Где-то там – Ветошь. Вместе с заплаточниками, которые собираются убить нас.

– Мать… – прошептал Зефарио.

Этим словом он привлек к себе всеобщее молчаливое внимание. Первым тишину нарушил Шалопуто.

– Мы можем ему доверять? – спросил он. Его ноздри чуть расширились, с подозрением вдыхая запах Тлена Старшего. – У меня с Тленами как-то не заладилось.

– Моя мать за многое должна ответить, – сказал Зефарио. – И ты обязана сделать так, чтобы она не смогла сохранить свою Империю. Ради нее она убила слишком много невинных.

– Мы поговорим о будущем, когда оно окажется у нас в руках, – сказала Кэнди.

– А что нам делать сейчас? – спросил Шалопуто.

– Глиф, – уверенно ответила она.

– Глиф? И как мы удержим всех этих людей от глупых вопросов? Они будут нам только мешать.

– Почему они будут нам мешать?

– Потому что они никогда раньше не делали глиф, а у нас нет времени их учить.

– То, что они не делали этого раньше, не значит, что это невозможно. Нам только надо быстро распространить информацию. Очень быстро.

Кэнди посмотрела на Зефарио, который, должно быть, почувствовал ее взгляд, потому что сказал:

– Давай. У тебя получится.

– Мистер Тлен дал мне часть магической вещи. И мы используем ее, чтобы разнести весть о глифе. Либо будем просто ждать палачей.

– Выбор невелик, – ответил Газза. – Давай разносить весть.

Глава 60
Абаратараба

На дальнем конце лагеря, поблизости от ограды, идущей вдоль его северной стороны, Джон Хнык, чья голова находилась у вершины левого рога Хвата, а значит, имела наилучший обзор, сказал:

– У скалы что-то происходит.

– Я же говорил, что не надо нам так далеко заходить, – ответил Джон Филей. – Эдди, слышишь, что сказал Хнык? Где Эдди?

– Оно распространяется, – пробормотал Джон Хнык.

–  Чтораспространяется? – спросил Хват.

– Эдди! – закричал Филей.

– Прошу, – сказал Змей, – нет нужды об этом беспокоиться. Эдди вполне способен…

– Кто-нибудь обратил внимание на грозовые облака? – спросил Джон Губошлеп.

– Я за ними слежу.

– В нем-то и проблема. В этом облаке.

– Губошлеп, оно на дальней стороне Галигали.

– Кто-нибудь видел Эдди?

– Нет.

– Я вас предупреждаю, – проговорил Губошлеп. – Это какая-то ненормальная туча. Она расширяется. Смотрите!Даже за последние минуты…

– Оно растет, – сказал Джон Хнык.

–  Чторастет? – спросил Джон Филей.

– Кэнди сидит на скале и раздает… Не знаю, что. Что-то яркое. И оно передается от человек к человеку. Похоже на огонь. Который…

– Распространяется.

– Да.

– Мы должны туда добраться и все увидеть сами, – сказал Хват.

– Ты слишком благоразумен, Джон. Не делай этого. Все веселье нам испортишь, – с насмешкой сказал Джон Соня.

– Мы не можем никуда пойти, пока не найдем Эдди, – ответил Филей.

– Я его вижу! – воскликнул Джон Губошлеп. – Он разыгрывает сцену из «Миффита освобожденного».

– Откуда ты знаешь, что это «Миффит»?

– Он стоит в ведре.

– О-о, – хором сказали братья.

Абаратараба начинала работать. Хотя между камнем, где сидела Кэнди, и местом, где спорили братья Джоны, находилось почти две сотни человек, Кэнди довольно ясно слышала их разговор. Слышала она и то, как Эдди произносил монолог из «Миффита освобожденного»:

 
– Мир будет жить без меня,
Это верно, как дважды два.
А если ты мне не веришь,
Я ухожу и закрываю двери.
 

Если бы она ясно слышала эти голоса, несмотря на разделяющее их пространство и наполнявших его людей, это было бы уже замечательно. Но здесь крылось нечто большее. Гораздо большее. С невероятной ясностью она слышала голоса всех людей, сидевших между ними. Ей не только удавалось расслышать их разговоры так, словно она стояла рядом, но и различить каждый отдельный голос, будто ее сознание превратилось в толпу внимательных Кэнди, уделяя часть себя каждому говорившему – ему и только ему одному.

Кроме многочисленных слушающих «я» была еще одна Кэнди, которая слышала их всех, различая в словах модель, и мягко, как ветер, своими порывами лепивший облако, двигала каждого из них туда, куда ей требовалось, а они о ее существовании не знали.

Занималась она этим не одна. Шалопуто, уже создававшему с ней глиф, она дала задание руководить Газзой, Бетти и Джонами, а Зефарио Тлена оставила подле себя. Он мог оказаться их лучшим союзником или же настоящей обузой. Но Кэнди распространяла видение, которое Тлен довольно отчетливо наблюдал прежде, чем она отошла от скалы. Они работали вместе, создавая глиф достаточно большой, чтобы он сумел увезти их прочь из этого места смерти раньше, чем появится корабль Бабули Ветоши. Для сомнений или слабости времени не было. Подобно всем конструкциям, глиф для беглецов мог быть настолько сильным, насколько силен был его слабейший создатель. Кэнди должна была зарядить энергией этих печальных, сломленных людей, показать им, что есть жизнь и после Полуночи.

В качестве пробного камня она отдавала им часть Абаратарабы, чтобы они смогли держаться за то видение, которым она делилась.

Но даже имея часть силы Абаратарабы, им было сложно не поддаться отчаянию. Повсюду, куда Кэнди направляла свое внимание, она слышала одно и то же – предположение, почему лагерь построили именно здесь. Дело не в том, что Императрица хотела скрыть свои жестокости за горой Галигали. Все было гораздо хуже. В трех четвертях мили от лагеря находился Край Мира. Воды моря Изабеллы переливались через край Абарата и падали в Забвение. Туда, в эти бурлящие воды, а затем через край, в Пустоту, отправятся все убитые враги Бабули Ветоши и унесутся морскими водами в молчаливую Бездну.

Здесь заканчивались карты Абарата. За этим краем не было ничего известного. В тусклом поднебесье отсутствовали другие миры. Ни солнц, ни лун.

Даже Кэнди не могла полностью избавиться от силы этого образа, от понимания того, что если она не сумеет сделать глиф, ее тело отправится прочь вместе с телами тех, кто будет здесь убит, и все, что она видела в реальности или во сне, отправится вместе с ней вниз, в беспощадную пустоту, и навсегда исчезнет.

Все должносработать. Только так она обязана думать.

И у нее была причина надеяться: робкая воздушная дрожь заклинаний, когда ее видение побега коснулось первых людей, с крошечной, но значимой поддержкой их сил фрагментом Абаратарабы, превратилась в знаки над головой тех, кто пробудил их к жизни. Она пустила свою мысль к ближайшему знаку, откуда та зачерпнула силы и двинулась к следующему; переходя от одного знака к другому, видение становилось яснее и четче, соединяя людей друг с другом. Путь ее первой мысли был теперь установлен и больше в ней не нуждался, питаясь идеями тех, кто уже встретился на ее пути.

Она обернулась и послала вторую мысль, на этот раз к кораблю, на создание которого ее вдохновили видение и страсть, выстроенному из сочетания двух видов магии. Одна была древней и внешней. Она коренилась в сущности вещей: была ли вещь красной, синей или золотой? Была ли это земля, небеса или вода? Была ли она живой, мертвой или чем-то средним, ожидая определения? Такой являлась изначальная сила Абаратарабы. Вторая магия коренилась в безграничных особенностях живых существ, несших свои надежды, сомнения и ярость в топку, где возникал корабль их спасения.

Такова была тайна творения, рождавшаяся среди грязи и отчаяния. Кэнди видела эту тайну. Все происходило вокруг нее. Из простой земли живых существ, хрупких и испуганных, рождались невероятные формы глифа, выходящие за пределы любого единичного ума. Она слышала, как ее товарищи по заключению отваживались выражать свою надежду вслух; один шептал другому, двое шептали третьему, четвертому и пятому: Я грезил это…

Мы еще не мертвы.

И мы

НЕ

СОБИРАЕМСЯ

УМИРАТЬ.

– Ответ на как– просто делать, – сказала Кэнди. – В этом вся суть. Мы – не отдельные части. Мы – единая надежда, единая воля, единая мечта.

Абаратараба светилась, обладая теперь собственным телом, отбрасывая сотни светящихся посланий, каждое из которых тянуло за собой нить света, набрасывая ими облик глифа на фоне небес. Этот облик был еще грубым, но уже показывал масштабы замысла тех, кто собрался внизу. Несмотря на приблизительность, в хаосе чертежа чувствовалась мощь. Глиф был кораблем, созданным для того, чтобы вместить в себя все, к чему взывало желание свободы, будь то цвет, форма, знак или смысл. Какими бы несопоставимыми ни были видения, глиф привлекал их энергию для достижения своей цели.

Некоторые видения были написаны цветами, имевшими ясность мифа: их голубые оттенки были яркими, как небеса рая, а красные – краснее любой кроваво-алой любви, когда-либо расцветавшей в этом мире. Другие были безымянными: взрывы одного цвета следовали за другим, переливы и свечения, пятна и искажения, в которых глиф находил фантомы тех форм, что раскрывали мечты своих создателей. Двуглавый топор, связанный веревками дыма; другой, схваченный потоками воды. Храм резных божеств, каждое из которых было окрашено новым неизвестным цветом, и чьи головы покрывали гирлянды подвижных растений и колючих облаков.

Кэнди чувствовала, как сквозь цвета, которые она удерживала, дует ветер, разбрасывая их, словно угли в древнем очаге, и поражалась тому, что вместе с ними уходит часть ее души, становясь не только формой ветра и огня, но и третьей формой – формой их древности.

Как и любая священная работа, эта была мимолетной и вечной одновременно. Сплетение мыслей узников напоминало ветви сновидческих деревьев; закручивающиеся молитвы отбрасывали свои прошения к любым небесам, способным придти им на помощь; крошечные искры, взявшие частицу души Кэнди для топлива, отправились искать Зажигателя всех огней, Начало всех ветров, Возлюбленного всех душ, и несли назад Его священную песнь, чтобы поднять сверкающий корабль с помощью ее музыки.

Она превратилась в созвездие; части ее души неслись в поисках Божества, а знаки ее плоти, костей и ума поднимались к управлению глифом и элегантно размещались в огромной структуре, где сходились все основные линии. Она знала, что должна сделать. Несмотря на огромный интеллект, корабль нуждался в пилоте, и этим пилотом должна была стать Кэнди.

– Леди?

Она была не одна; слева стоял Шалопуто, справа – Газза. А позади них, позади нее и перед ней – остальные создатели огромного корабля, возникавшего в центре; их общий вклад управлял последующими добавлениями, словно само их присутствие вызывало у системы судороги блаженства, превращая в восторг каждую мысль, дыхание и каплю пота.

Одна часть Кэнди – нетерпеливая, сомневающая, человеческая, – хотела, чтобы глиф скорее завершил свое создание и унес их прежде, чем сюда прибудут палачи. Но другая ее часть, более тихая и спокойная, которая вполне была готова умереть, если смерть – часть просветления, получала удовольствие от созерцания сияния в самом сердце корабля, не позволяя страху придти и похитить все, свидетелем чему она являлась.

– Все на борту, – доложил Газза.

И в эту секунду, словно по сигналу, первый слепящий разряд молнии превратил Галигали в черную пирамиду на фоне безупречно белых небес.

– О нет, – пробормотал Шалопуто. – Мы опоздали. Карга уже здесь.

ЧАСТЬ 7
Зов забвения

Пространство – Где,

Вопросы – Как,

Часы – Когда.

Сейчас – Всегда.

– Надпись на стене заброшенной лечебницы на Горгоссиуме.

Глава 61
Пропажа

– Бабушка?

Бабуля Ветошь приложила ладонь к окну металлической рубки. Хотя ее голова была склонена, Тлен видел отражение ее искаженного лица в стекле, испачканном копотью.

– Что… что у них есть? – спросила она.

– Не понимаю, о чем ты, – сказал Тлен.

Она медленно обернулась и взглянула на него. На ее лице было написано неприкрытое отвращение – то ли к ее собственной непредусмотрительности, то ли к глупости ее внука, а может, ко всему сразу.

– Ты не чувствуешь, как кожу царапают шипы?

Тлен обдумал вопрос, разглядывая свои руки, словно мысленно к ним обращаясь.

– Нет, – наконец, сказал он. – Я ничего не чувствую.

Затем его глаза опустились к стеклянному воротнику. Оставшиеся в нем кошмары выглядели странно. Обычно в зависимости от обстоятельств им было свойственно два вида поведения. Чувствуя себя умиротворенными, они медленно плавали, лениво изучая мир за пределами воротника хозяина. Когда они становились возбуждены от злости или желания защитить своего создателя, то извивались и бились, словно электрические плети, а жидкость, которой они дышали, вспенивалась и приобретала молочный цвет. Сейчас они вели себя так, как никогда раньше. Они были совершенно спокойны, всей длиной тела плотно прижавшись к стеклу.

– Что бы ты ни ощущала, мои дети тоже это чувствуют.

– Твои дети? – переспросила Бабуля Ветошь, и выражение отвращения на ее лице дополнилось презрением.

– Да, моя дорогая бабушка. Знаю, своих детей и внуков ты предпочитаешь сжигать, но общество моих я люблю.

– Полагаю, ты помнишь, что был единственным, кого я спасла из огня.

– Эта мысль никогда меня не покидает, – ответил Тлен. – Правда. Я знаю, что обязан тебе жизнью. – При этих словах лицо Императрицы просветлело. – Как и своими шрамами. – И быстро потемнело вновь. – А также своей целью. Смыслом моей жизни.

– И какова же эта цель?

– Служить тебе, леди, – ответил Тлен.

Он встретился с ней взглядом, подняв на нее глаза цвета полуденного моря – сверкающей, сияющей голубизны, которая скрывала неизмеримые глубины: черноту, мрак и темень.

Все его дети, кроме одного, который удалился во внутреннее пространство воротника, отлипли от стекла и теперь смотрели на нее. Понимали ли они смысл разговора между старухой и их хозяином? Чувствовали ли они ее презрение и его насмешку? Судя по всему, да. Когда он оторвал от нее взгляд, они тоже отвернулись, вернувшись к созерцанию новой формы за окном.

Корабль выбросил очередную конечность в виде молнии, устремив ее вниз, на тусклый склон горы Галигали. От силы этого удара в воздух поднялось облако испаренного камня; в его центре рушился град лавовых камней, которые в корабле менее крепком, чем Буреход, наверняка пробили бы дыры. Несколько из них ударились в окно палубы, но при всей чувствительности Императрицы к нюансам окружающей среды град расколотых камней нимало ее не беспокоил. Не мигая, она смотрела на клубы испарившегося камня, что бились в окно корабля.

–  Вызови командующих, – велела она Тлену. – Живо!

На этот раз Кэнди знала, что после молнии будет гром. Но не раскаты и рев горящего воздуха, а орудийные залпы.

Бабуля Ветошь не собиралась позволять своим пленникам бежать без боя.

–  Кэнди? Кэнди!

Понять, кто это говорит, было нетрудно – к ней обращался Зефарио. Гораздо сложнее было разобрать, где он стоит. Она потеряла его, когда структура глифа разрасталась, и, увлекшись, едва не забыла о договоре, который с ним заключила. Он дал ей средство для побега в обмен на помощь в том, чтобы привести его к потерянному ребенку. Свое обещание он сдержал; теперь настал ее черед. Необходимо было сделать это немедленно.Другого момента не будет.

– Газза, – сказала она. – Оставляю тебя за главного. Уводи глиф и всех, кто в нем находится, подальше от Бабули Ветоши. Делай для этого все, что должен.

– А ты куда?

– Сдержать слово.

– Ты с ума сошла? – спросил Газза.

– Слово есть слово.

– Даже если ты даешь его Тлену?

– Вообще-то он тебя слышит.

– Мне все равно, – сказал Газза. – Он ведет тебя к смерти. А я… – проворчал он, сдвинув брови. – Почему я не могу… я ведь не могу?

– Нам пора, – сказала Кэнди.

– Я должен тебе кое-что сказать.

– Тогда говори.

– Я тебя люблю, – произнес Зефарио.

– О, – сказала Кэнди. – Какая неожиданность.

– Я говорю от лица твоего юного друга.

– А, – сказала Кэнди как ни в чем не бывало. А потом осознала сказанное.

– Это правда? – спросила она у Газзы.

– Да, – вновь ответил Зефарио. – Он любит тебя до глубины своей души.

Газза уверенно улыбнулся.

– И кое-что еще.

– На ещенет времени, – сказал Зефарио.

Уверенность с лица Газзы исчезла. Его глаза смотрели на Кэнди, стыдясь того молодого человека, который находился за ними, не в силах вымолвить ни слова.

– Мы с Зефарио должны уходить, – сказала Кэнди.

Газза кивнул.

– Со мной все будет в порядке. – Они посмотрели друг на друга. – Мне жаль, что так вышло, – сказала она, отвечая на его печаль своей. – Понимаешь, что я имею в виду?

– Да.

Его понимания было достаточно. Возможно, настанет другое время, когда все будет иначе. Но сейчас…

– Мы скоро увидимся, – произнесла Кэнди, и в ту же секунду глиф выпустил ее, выдвинув из своей структуры трап двадцати футов длиной и позволив безопасно спуститься на дрожащий склон горы Галигали.

Императрица начала отдавать приказы. Время поджимало, и ее подчиненные должны были это знать. Как и то, что работу следовало выполнить безупречно.

– Через несколько минут, – сказала она своим командующим, – Буреход выйдет из облака вулканической пыли, возникшего от молнии и временно ослепившего корабль. В этот момент, – продолжила она, – у меня должна быть четкая картина места казни. Мы можем ожидать незначительного сопротивления. Эти глупцы пытались жить по собственным законам, отказываясь подчиняться правилам тех, кто стоит выше. Ни одна Империя не потерпит присутствия бунтарей. Они…

– Сбегут прежде, чем появятся их палачи? – предположил Тлен.

– Считаешь, это смешно?

– Нет, бабушка, твои слова абсолютно справедливы, и бунтари должны быть казнены. Но…

– Никакого «но».Нож в каждое сердце – помнишь?

– Разумеется.

– И?

– Я понимаю, что у тебя есть ножи. Но увы, сердца уже довольно далеко.

– Это невозможно.

Корабль выходил из облака дыма, и то, что мог видеть Тлен, становилось видно растущему числу солдат. Лагерь был пуст. Пленники исчезли.

– Где они? – шепотом проговорила она. Затем ее голос стал громче:

– Они были здесь! Шесть тысяч шестьсот девяносто один заключенный! Ворота закрыты. ОНИ БЫЛИ ЗДЕСЬ!

– Двое из них все еще там, – заметил один из командующих, невысокий серокожий заплаточник по имени Хрящщ.

– Территория лагеря пуста.

– Они не в лагере, госпожа, – сказал Хрящщ. – Они на склоне Галигали. – Заплаточник указал на покрытый камнями склон. – Видите?

– Это Кэнди Квокенбуш, – сказал Тлен.

– Ну разумеется, это она, – произнесла Императрица. – Она непременно должна быть замешана в любом бардаке.

– А с ней кто?

– Неважно. Кем бы он ни был, ему не следовало к ней приближаться. Это смертельно опасно. Мне нужен стрелок! – потребовала она.

Не успела она это сказала, как вперед выступил один заплаточник:

– Императрица, у меня есть готовый стрелок, и она уже на носу. Цель на мушке.

– Стрелок! – крикнула Императрица.

Появилось изображение стрелка.

– Здесь, моя Императрица, – ответила она.

– Цели, – сказал Кристофер.

– Так вот вы где, – проговорила Императрица. – Два глупых животных на нашем пути. Спасибо, Кристофер.

– Пожалуйста, Императрица. Это мой долг. Может, их убить мне?

В Окне возник образ Кэнди Квокенбуш и ее спутника. Он был покрыт жестокими шрамами, его лицо больше походило на застывшую маску из бесформенной ткани, смотревшую на мир слепыми глазами. Несмотря на увечья, что-то в облике этого человека заставило Бабулю Ветошь отложить приказ.

– Вижу цели, Императрица. Стрелять?

– Погоди…

Она приблизила Окно, чтобы лучше изучить маску шрамов, ища в них намек на лицо, которое было там прежде, чем его разрушил…

– Огонь, – пробормотала она.

Это была простая и глупая ошибка. Стрелка Г'ниматту учили реагировать на приказ без промедления. Слово, произнесенное Императрицей, было едва слышно, но она отреагировала на него, мигом спустив курок.

Невозможно было не изумиться скорости, с которой девушка из Иноземья и слепец рядом с ней исчезли за вспышками света, когда заряды нашли свою цель.