Текст книги "Кастор Прайд. Хохот шута (СИ)"

Автор книги: Кирилл Тропинин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 19 (всего у книги 23 страниц)

   Скорбное утро не подарило ничего из того, чего бы я осмелился желать. Я по-прежнему был один и все шло к тому, что в этом составе вполне могли завершиться мои задолбавших до синевы приключений. И в этот раз я не поставил бы и щепотку засохшего табака на то, что верю в благополучный исход этой безумной затеи.

   Весь невыносимо долгий день я шел по унылому, одинаково-гнетущему болотному пейзажу, очень при этом надеясь, что выбрал именно то направление, которое вновь выведет меня под зелень бескрайних крон Великого леса. Это была скользкая, грязная и отменно скучная дорога.

   Меня никогда особенно не тяготило одиночество. Но здесь, среди тоскующих болот, в монотонно засыпающих пределах со всех сторон укутанных ленивой тишиной... Здесь мне как никогда хотелось перекинуться с кем-нибудь хотя бы парой пустых слов. Здесь до рези заблудившегося сердца падала вся безраздельная тяжесть невольного одиночества.

   Я шел и вспоминал, как лет пять назад, на одной из дальних степных дорог повстречал странного аскета с мягкими движениями и прощающим взглядом. Он был ни стар, ни излишне набожен и ни разу не разочарован в жизни. И, тем не менее, он жил абсолютно один, изредка выбираясь в ближайшую деревню за продуктами. У нас тогда состоялся интересный разговор, который я запомнил почти дословно.

   – Мы все так страшимся одиночества, – говорил он мне, неспешно покуривая самодельную трубку. – Страшимся как самой ужасной кары. Страшимся жить и умирать одному. И поверь! Сто из ста скажут, что я несчастный, проклятый богами безумец. И поверь вновь! Сто из ста ошибутся, – он широко улыбнулся. – Потому что мне хорошо. Потому что иду лишь туда, куда хочу я сам. Потому что могу не оборачиваться, не лгать и не платить долги.

   – Но в чем смысл этой жизни? – я явно оказался в упомянутой сотне. – В чем смысл провожать день за днем и не вспоминать о друзьях, врагах, женщинах? О детях, в конце концов? Разве тебе никогда не хотелось иметь детей, скиталец?!

   – Конечно, хотелось, – ни тени не упало на его спокойное лицо. – И я не говорю, что это простой и бесспорный выбор. И я никого никогда не позову пройти моей дорогой, – он лукаво усмехнулся. – Она слишком легка, чересчур равнодушна и конечно более чем молчалива.

   – Легка?

   – Легче света.

   – Но почему?

   – Потому что ты не спрашиваешь и не запрещаешь, не обретаешь и не теряешь. Потому что нечем дорожить и некого бояться. А главное, – если я захочу уйти, то... – он весело подмигнул. – Правильно. Я уйду. А ты?

   Я? Я не ответил тогда. Вместо этого я оглушающе расхохотался и вонзил шпоры в давно уже застоявшегося коня. Я мчался к друзьям, врагам и женщинам. К страстям, порокам и авантюрам. А он оставался в компании звезд, костра и ветра. Оставался один для того, чтобы быть счастливым. Для того чтобы быть свободным. Чтобы было легко. Легче света.

   Я не поверил ему тогда и не поверю сейчас, когда мои ноги по колено погружаются в жадную топь, и никто не поможет, если они вдруг не удовлетворятся этой глубиной. Так пускай мне поможет хотя бы это неверие.

   Меня хватило ещё на пару часов, после чего я буквально упал на первый подвернувшийся клочок грязной земли. Разводить костер было банально не из чего, так что согреться я решил с помощью верной трубки и пары давних воспоминаний. Вариант, как говориться для бедных.

   Я только закончил первую трубку и начал третье воспоминание, как возвращающуюся на стражу ночь озарила тонкая, изящная фигура. На моем усталом лице появилась глупая, мальчишеская улыбка. Этот силуэт я узнал бы даже в подгорной тьме, с завязанными глазами и прибитым к месяцу сердцем.

   Кайлин шла, а я думал о том, насколько же она красива. Красива той редкой, недоступной большинству женщин красотой, которую равно жаждешь увидеть и в постели и на иконе. И ты как дурак желаешь икону и поклоняешься ложу.

   Как всегда сердце на миг сковала тоска. Тоска о странной, безумной любви к женщине-фантазии, женщине-призраку, женщине-мечте. Да, это была та самая шутка, перед которой склонил голову сам Черный шут. Склонил и до сих пор не смеет её поднять.

   Наша первая встреча. Её ласковая усмешка, кроткий и в то же время сильный взгляд. Её легкие, чуть властные руки. Мудрые глаза юной, но старательной богини. Безмятежный голос, ленивый водопад густых волос. Светлый смех, подобный небесной флейте. И бескорыстная щедрость, с которой она дарила себя мне, – разбойнику, убийце, давно позабывшему, что такое любовь.

   Наш первый поцелуй. Никогда еще я не пил столько сладкого, обжигающего меда. Никогда, даже в самых искушенных объятиях я не испытывал такого блаженства. Словно весенний дождь смывал кровь и грязь с моей загубленной души. И я не мог оторваться, не мог насытиться этими нежными волшебными губами. И я клялся, что умру за ещё один поцелуй.

   А потом, как плетью, – первая разлука. И страшное осознание того, что она больше не придет. Что все это привиделось мне в какой-то прекрасной и жестокой грезе. И я не находил спасения ни в вине, ни в женщинах, ни в схватке. Великий Диос, да я почти начал молиться утром Валоту, а ночью Погонщику. Мне было все равно кому служить за её долгий, спасительный взор.

   Она пришла, когда я уже почти разучился смеяться. Она что-то говорила, а я не слушал, не шевелился, просто смотрел ошалевшими от счастья глазами, ужасаясь от мысли, что она сейчас исчезнет. Но она не исчезла. Она мягко сжала мою дрожащую руку и насмешливо улыбнулась. А я припал к её прохладной ладони, покрывая поцелуями, вдыхая аромат спелой смородины и неистово смеясь, вознося этим смехом хвалы всем, кто желал их услышать.

   Немало времени прошло, пока я, наконец, стал задумываться, кто она, откуда она приходит и куда уходит. С Барги в этом плане было гораздо проще. В его случае мне было абсолютно плевать на его перемещения. Он появлялся тогда, когда можно было хорошо посмеяться, и этого было довольно.

   Но смеяться с видением это одно, а вот любить... Любить искренне, жадно, до боли, до беспамятства. Любить и знать, что любишь дым, который рассеется с первым омертвляющим блеском состаренной луны. Не желая этого знать. Мечтая о медовых губах, смородиновых волосах, ныряя в бездну затмевающих небо глаз, не смея оторваться от бархатной кожи, слыша волшебный, опьяняющий голос.

   – Не спишь, Кас?

   – Ты прогонишь любой сон, Кайли.

   – Без жалости, – она засмеялась, увлекая в свой чистый, нездешний смех. – Как твоя дорога?

   – Все не кончается, – я опустошенно вздохнул.

   – Пусть не кончается никогда, – она была так близко и так далеко. – Верно?

   – Если с тобой, то никогда, – я встал ей навстречу. – Если без тебя, то она уже закончилась.

   – Не сегодня, – она открыла манящие губы.

   – Не сегодня, – я сделал шаг вперед.

   Когда я, наконец, оторвался от её дурманящего рта, было уже совсем темно. Ржавые болота неспешно погружались в ночную дремоту, изредка отвлекаясь на неразборчивый шум своих до невежества неспокойных обитателей. Мои руки боялись подняться с перины её волос, но Кайлин мягко отстранилась, и мне пришлось оставить на ней лишь свой ослабевший взгляд.

   В мои влюбленные мысли на миг ворвалось дикое, обрамленное седым ореолом лицо Искайн Сиано. Почему она ещё не пришла? Почему не забрала свое и не выполнила обещанного. Почему я ещё не с ней, не с Кайлин? Почему она все ещё так далека от меня? Где ты, ведьма? Неужели даже ты не смеешь вступать в эти чужие для тебя пределы?

   Я буду ждать тебя фея. Ждать, как осень ждет весну, как ночь ждет зарю, как война ждет мира. Я дождусь, и ты отведешь меня к лазури этих глаз, к ласке этих рук, к свету этого сердца. И плевать, что это будет на краю мира или в иных мирах. Плевать скольких мне придется убить, скольких забыть и скольких простить. Включая тебя ведьма, включая тебя. А если ты обманешь прекрасная фея... Если ты обманешь, я буду плакать. Плакать кровавым смехом. И это будет не моя кровь.

   – Тише, Кас, – Кайлин вглядывалась в мое лицо. – Не пугай ночь.

   – Она не из пугливых, – я попробовал улыбнуться.

   – Скоро все изменится, – она тряхнула водопадом волос. – Да?

   – Если ты захочешь, – я помолчал. – Я люблю тебя, Кайли. И сейчас я знаю, что могу прийти к тебе. И если для этого, придется что-то изменить, что-то отдать, значит, я изменю и отдам.

   – Но кем ты останешься, когда отдашь? – её голос стал неожиданно строгим. – Кем ты придешь ко мне, Кастор?

   Кастор? Я вздрогнул. Она никогда не звала меня так. И сейчас это почему-то казалось неприятным. Как будто я был в чем-то виноват? В чем-то серьезном, в чем-то таком, за что можно и не простить. Просто не захотеть простить.

   – Я не понимаю, Кайли, – я протянул к ней молящую руку. – Я приду к тебе тем, кем всегда был. Тем, к кому когда-то пришла ты.

   – А если я не пришла? – глаза Кайлин полыхнули невиданным гневом. – Если меня привели?

   Я ошарашено молчал, не в силах осознать сказанного.

   – Прости, Кас, – она весело рассмеялась. – Это неудачная шутка. Ведь ты никогда не будешь так шутить? Правда? Скажи мне.

   – Неудачными шутки делают не те, кто их говорит, но те, кто их слышат. И все же... – я глубоко вздохнул, страшась задать внезапно взлетевший из глубин разума вопрос. – Ты хочешь, чтобы я пришел к тебе?

   Кайлин долго молчала. Никогда у нас ещё не было столь странного, полного непонятной тяжести разговора. Никогда ещё я не видел её гнева и не боялся её слов. Ещё не сказанных слов.

   – Хватит молчать! – я с трудом сдерживал рвущуюся из груди смешанную с яростью боль. – Хватит, Кайли! – я почти перешел на крик. – Просто ответь! Прошу!

   – У меня нет простого ответа, – Кайлин отвернулась к встревоженной ночи. – Ведь если придешь ты, то придется уйти мне.

   – Но почему?!

   – Потому, что там нет для тебя места, Кас.

   – Я не понимаю, – я вскочил, подошел к ней, обнял за плечи, поцеловал напряженную шею. – Зачем тебе уходить?

   – Ведь ты не знаешь, кто я, – Кайлин обернулась, все ещё пленительная улыбка была печальна, губы болезненно дрожали.

   – Не знаю, – я погладил её щеку. – Расскажи.

   – Не хочу, – она гордо вздернула голову. – Поцелуй меня, Кас. Поцелуй так, будто мы не слышали друг друга.

   В голову нежно толкнулся запах черной смородины. Против идиотки-воли, против дурака-разума я нашел её зовущие губы и стал забывать все что слышал, все, что не понял и не хотел понять этой проклинаемой ночью. А потом, когда она ушла, я упал на колени и закричал как волк, отгрызающий попавшую в капкан лапу. Крик затихал, переходя в безумный, повенчанный со смертной тоской хохот. В эту ночь он заменил мне сон.

   54

   Вдали слышались вопли, треск и завывания. Вдали явно кого-то убивали. И судя по яростному реву, я, похоже, даже знал, кто это делал. С шага я перешел на упругий размеренный бег и уже минут через десять имел счастье лицезреть драматический натюрморт в болотных тонах.

   Арн гор Даминион хмуро, без улыбки разглядывал четыре звероподобные туши, разбросанные в радиусе пяти сарков от него. На меня он взглянул так, будто мы пришли сюда вместе. Я, увы, был не так хладнокровен.

   – Где пропадал, Серебро?

   – Срать ходил.

   – И как?

   – Как видишь не без жертв.

   – Да уж вижу, – я не без уважения взирал на добычу алого цверга.

   – Разворошили мы с тобой, Черный, – Дамми недовольно покачал головой. – Теперь бы ещё убраться успеть.

   – Ты о чем? – я уже даже не волновался

   – Я о том, что в тишине свои недостатки, – цверг подозрительно огляделся по сторонам. – О том, что теперь это и наши недостатки тоже.

   – Я что-то ничего не заметил.

   – А я вот уже второй день замечаю, – Дамми показательно крутил в покрытых грязью руках покрытые кровью ножи. – Все те твари, которые раньше сидели и боялись высунуться из своих гнилых глубин, сейчас полезли наружу. У них никогда не было этой грешной свободы, и теперь они пьяны ею как девственница от ковша браги. И не думай, что они хотят убивать, нет, – цверг зло усмехнулся. – Они просто хотят повеселиться. Вот только чувство юмора у них не столь тонкое как у нас.

   – Ну, вроде у тебя с их чувством юмора проблем нет, – я выразительно посмотрел на одного из медведоподобных мертвецов и радостно улыбнулся.

   – Это пока, – Дамми оставался все также хмур. – Скоро вылезут другие. Те, которые сидят гораздо глубже. У кого злости хватит не только на веселье.

   – Это как у нас?

   – Неужто мало, Черный шут?

   – Так в самый раз, Серебро! – я засмеялся.

   – То-то и оно, что в самый раз, – цверг отозвался коротким, усталым смехом. – До леса два дня пути, – он, наконец, убрал ножи. – И клянусь кровью, заскучать мы не успеем!

   Клятва алого цверга была исполнена уже через несколько часов, когда из высоких зарослей на нашу тихую дорогу выкатилась пара паукообразных существ, густо облепленных травой и грязью (а может быть просто – грязной травой). Парни выглядели довольно смешно пока вдруг не встали на задние лапы и не блеснули россыпью длинных, когтей.

   Дамми не стал тратить времени на переговоры и мгновенно закрутился гибельной мельницей навстречу одному из "пауков". Я успел удовлетворенно отметить, что мой противник был вроде как немного поменьше и тоже перешел в активное наступление. Тот, похоже, верно угадал ход моих мыслей и также устремился вперед, задорно шевеля иглоподобными когтями. Ах, как же вы мне все надоели!

   Скажу прямо, этого представителя болотной фауны я явно недооценил. Во-первых, он оказался вполне разумен для того, чтобы не реагировать на безмолвные призывы моего в очередной раз бесполезного свистка. Во-вторых, когти его удлинились на совсем уж непристойную величину. Ну а в-третьих, он оказался достаточно быстрым для того, чтобы я сразу же перешел в глухую оборону.

   Впрочем, начинать тосковать, пожалуй, тоже было рановато. Удары длинных лап не отличались ни изощренностью, ни излишней силой, а в мутно-зеленых глазах не было того кошмарного огня, что выдает повенчавшегося со смертью берсерка. Кроме того, меня активно подбадривали с одной стороны яростное рычание Даминиона, а с другой веселая ругань старика Барги.

   – Вправо! Пора уже найти себе кого-нибудь подостойней, малыш! – Старый шут откровенно забавлялся. – По ногам! Достань ему ноги! И в следующий раз выбери себе противника, у которого на ногах будут сапоги, а в руке красивая шпага! – он хрипло расхохотался. – Бей! Бей! Руби!

   Я резко шагнул в сторону, сделал стремительный выпад в предполагаемый живот врага, а потом в падении со всей силой рубанул по мохнатым лапам. Отпрыгнуть он не успел и клинок с хрустом перерубил неожиданно хрупкую конечность. Раздался жалобный плач. Барги как всегда оказался прав, – я ударил по слабому месту. Концовка боя была очевидна и заняла не более пяти секунд.

   – Славно! – старик рассмеялся. – Славно, малыш!

   – Неплохо, Черный, – Дамми неторопливо чистил клинки мокрой травой. – Скоро тебя можно будет выпускать гулять одного.

   – Только не это, – я по рукоять вонзил меч в рыхлую трясину. – Только не снова гулять.

   Неожиданно из-за жидкого, трусливо набежавшего тумана раздалось тихое мелодичное пение. Тоскливое, гнетущее, оно звало, но на зов этот идти отнюдь не хотелось. Впрочем, не хотелось, похоже, только мне. А вот Дамми вдруг на секунду прикрыл глаза, а потом резко развернулся в сторону далекого голоса. Ни слова не говоря он быстрой походкой устремился вперед.

   – Серебро?! – я был, пожалуй, что немного удивлен.

   Алый цверг промолчал и мне оставалось лишь покорно последовать за его безжалостно проламывающим туманное войско силуэтом. Пение не стихало. Оно не усиливалось, не меняло тональности. Казалось оно просто застыло во влажном воздухе, и мы слышим равномерный звон его разбиваемых осколков.

   Через пару минут Дамми замедлил шаг. Когда я подошел то увидел, как он, стоя на одном колене склонился над маленькой невзрачной фигуркой, с едва определяемыми женскими очертаниями. Рядом с фигуркой валялось длинное и по всему мертвое змееподобное тело. Почему-то мне было жалко именно его, а не оборвавшее свою песнь существо. Скоро я понял почему.

   Это действительно была женщина. Наверное. Должна была быть. И дело отнюдь не в том, что она была некрасива. Скорее в том, что такой красоты мне было не нужно и после третьей бутылки крепленого тирнейского. А крепленое тирнейское славно тем, что помогает даже в самых запущенных случаях.

   Узкое, бледное до прозрачности лицо, короткие белые волосы, маленький, хищно оскаленный рот, в неподвижных совиных глазах ярится голод. Страшное лицо. Не некрасивое, именно страшное. Необычайно длинные, тонкие пальцы алчно сжимают предплечье цверга, притягивают к себе. С узких, бесцветных губ рвется глубокий певучий стон.

   Дамми неторопливо задирает рукав и на его обнаженном запястье смыкаются темные клыки. Багровая кровь наполняет, расплывающийся в кошмарной ухмылке рот. Несколько секунд алый цверг не двигается, а потом с силой рвет руку назад. Я вижу, как на клыках остается несколько ошметков красного мяса.

   Даминион хладнокровно смотрит на свою рану, перевязывает её какой-то грязной тряпкой и переводит вопросительный взгляд на жадно облизывающуюся незнакомку. Незнакомку для меня, но Дамми то явно знал кто этот ночной кошмар. Алый цверг сделал пару шагов назад, и я с силой хлопнул его по плечу.

   – Это что за баба?! – признаться, я был на грани обморока от увиденного.

   – Она моей крови, Черный, – Дамми стеганул злым, угрюмым взглядом. – И она пойдет с нами.

   – Далеко?! – злости хватало и у меня.

   – До леса, потом уйдет.

   – Да кто она? Я хочу знать, кто сожрет меня этой ночью!

   – Там целый список.

   – Кто?!

   Наверное, вид у меня был не самый благодушный. Настолько не благодушный, что кремень Дамми Серебро что-то рассерженно проворчал, но все же снизошел до объяснений.

   – Она моей крови, – Даминион упрямо наклонил голову. – Она алый цверг.

   – Не гони, Серебро, – я усмехнулся, но тут же осекся под бешеным, обжигающим взглядом Дамми.

   – Пару раз в столетие у наших женщин рождаются странные дети, – голос цверга заметно дрожал. – У них иной облик, иной язык и совсем иные дороги. Но они – мы. Они избранные Великой крови. Они ходят путями, которые не понять даже нам. Никто не знает их истинных сил. Но я видел кровавые моря, Черный, – Дамми шептал. – Кровавые моря там, где раньше томились пустыни. Страшен их гнев. Но страшна и их плата. Этот мир ненавидит их. Ненавидит ещё до рождения и будет ненавидеть после смерти. А умирают они всегда в муках, – он помолчал. – Им нет покоя. Их удел в вечных скитаниях. Но ни одна земля не примет их шагов. Вот и сейчас, – он кивнул в сторону медленно поднимающейся на ноги избранной, – на неё уже идет охота. Хозяева болот выбрали себе жертву, – цверг блеснул клыками. – Клянусь кровью, – поспешный выбор!

   Между тем, нежданная соплеменница Дамми уже вполне пришла в себя и теперь неспешно обозревала столь неприветливые к ней болотные горизонты. На миг я поймал её взгляд. Немного скуки, немного злости и чуть презрения. Но ни капли, ни карата усталости. Она спокойно посмотрела на Даминиона и что-то коротко пропела. Дамми кивнул и, махнув мне рукой, устремился в прежнем направлении. Я старался держаться поближе к нему и не оборачиваться.

   До вечера мы успешно пережили несколько не слишком захватывающих столкновений с ошалевшими от перспектив уродами различной степени дерзости. Мы – это я, Дамми и старина Барги. Подруга Даминиона в этом веселье участия не принимала, и похоже на принципиальной основе. Она лишь молча взирала на перипетии очередной схватки, не выказывая при этом ни восхищения, ни раздражения увиденным.

   55

   – Может ещё по трубочке? – я с мольбой смотрел на Дамми.

   – Даже дыму стоит порой отдохнуть, Черный. Грешных снов.

   Алый цверг явно не понял, а скорее не захотел понять моего не слишком искушенного намека. Я тяжело вздохнул и в тысячный раз бросил осторожный взгляд вправо. Там, шагах в пяти от меня неподвижно сидела избранная Великой крови. Она не спала и мне в этой связи, тоже как-то не очень хотелось закрывать глаза.

   Я с ожесточением курил подмокший табак и безуспешно старался успокоить, словно взбесившееся сердце. Что-то чужое, противоестественное сидело сейчас рядом со мной, и я не мог предположить ни мыслей, ни действий этого существа. Великий Диос! Да по сравнению с ней даже Искайн Сиано казалась просто своенравной соседской девчонкой.

   Внезапно за спиной раздалось тихое, печальное пение. Еле сдерживая рвущуюся к поверхности дрожь, я повернулся и едва не вскрикнул. Избранница крови смотрела прямо на меня. Хлипкая плотина прорвалась, и я все-таки задрожал всем своим черноколпачным телом.

   Минуты шли. Я с жалкой, неискренней усмешкой смотрел в холодные совиные глаза и видел в них лишь одно, – кровь. Почему-то я знал, что это была именно моя кровь. Она медленно капала с огромных темно-багровых зрачков и заливала тяжело окаймляющую их желтизну. Как грозно и величественно смотрелась она сейчас. Гораздо более, чем когда текла из частых, не стоящих памяти ран.

   – Не многовато ли красного?

   Моя визави никак не отреагировала на тоскливую попытку завязать беседу. Только чуть приоткрылась тонкая линия рта. Я готов был услышать ещё один вокальный этюд, но услышал лишь то, чего видимо оказался достоин. Ничего.

   И все же она продолжала смотреть. Идти было некуда, говорить, увы, не о чем, ну а засыпать под взглядом таких глаз... Да, становилось откровенно скучно. Хоть бы пришел кто-нибудь. Какой-нибудь Хозяин болот. Или его любимый, развеселый слуга. Устроил бы нам ночные танцы.

   Я тихо застонал от безнадежности ситуации, и уже было полез за новой порцией табака, когда моя очаровательная блондинка вдруг встала. Она сделал пару неторопливых шагов в сторону от нашей ночной стоянки и тихо, певуче рассмеялась. Смех, который просто не мог оказаться добрым.

   В серебристом свете негаснущих звезд я видел, как она сбросила свою грязную одежду, подняла вверх изящную голову и запела траурным шепотом. А потом с её тонких губ, узких плеч, детской груди, со всего её нескладного тела побежали струйки черной в ночи крови.

   Я заворожено смотрел, как кровавые ручейки соединяются, превращаясь в рукава-водопады, как одевают свою хозяйку в мерцающий алый саван, как укутывают её ноги в крохотном, густом озере. Много крови. Столько не поместилось бы ни в ней, ни во мне, ни в нас.

   Её спокойный взгляд снова врезался в меня. Он был пьян, он звал насладиться тем совершенством, в которое она превращалась. Он не признавал отказа. Он бы его просто не понял. Так жестокий гений не понимает отвращения толпы перед его чудовищными творениями.

   Но разве я смел отказать. Я словно околдованный встал, разделся и почти вплотную подошел к окровавленной фигуре. Я не прикасался к ней, а она не трогала меня. Вместо этого она щедро плеснула на мою грудь россыпь крови.

   Я слабо понимал, что и зачем делаю. Я, не двигаясь, стоял и слушал чарующие звуки волшебного голоса, лишь изредка собирая непослушными губами крупные алые капли. Её кровь влажным шатром обняла нас обоих, принимая меня как верного ей брата. И в тот момент я был именно им.

   Я засыпал. Казалось, невозможно было спать, созерцая подобное, участвуя в подобном. Но какая-то странная умиротворенность снисходила ко мне, затмевая взор мягким пурпуром и багрянцем. Кровь успокоила, укутала, одарила сном и безмятежностью. Давно я не спал так крепко.

   Проснулся я от дикого, алчного воя. Я вскочил, с ужасом вспоминая подробности прошедшей ночи, в панике разглядывая свое покрытое засохшей кровью тело. Вой повторился, и я кинулся на поиски одежды, оружия и очищения.

   Арн гор Даминион был уже на ногах. Он без усмешки бросил в мою сторону злой и немного удивленный взгляд и тут же потерял ко мне всякий интерес. Впрочем, у него на это были самые веские основания.

   Избранная крови стояла там же и в той же позе. Кожа её была все так же бледна, а глаза по-прежнему равнодушны. Но вот в десятке сарков от неё из вздымающихся болот восставала длинная, перевитая мускулами фигура, смутно похожая на вчерашнюю змею. Вот только размеры... Размеры, прямо скажем немного из другой лиги.

   Маленькая снежноволосая фигурка против чудовища Ржавых болот. Я почему-то уже знал, что стоит пожалеть чудовище. А буквально через несколько секунд мне удалось в этом убедиться.

   Из пасти болотного красавца яростной, рваной струей хлынула неприятная бледно-розовая кровь. Не было ни ран, ни криков, ни судорог. Только кровь, неудержимо бьющая прямо под ноги своей истинной хозяйке. Казалось она просто брала свое, не ненавидя и не сомневаясь.

   Могучее тело грузно и шумно рухнуло, глубоко вдавливая недетским весом зыбкую трясину. И только я успел подумать обо все ещё возможном завтраке, как болота выставили своего нового чемпиона.

   Он был совсем не похож на своего неосторожного предшественника. Лишь на полсарка выше меня. Гибкое, блестящее тело отливает синевой, в узких глазах спрятался жестокий разум. Ни клыков, ни когтей, ни хвоста. И весьма скромное количество конечностей. А точнее всего пара. Пара длинных мускулистых трехпалых рук, с очень толстыми и, по всей видимости, непристойно сильными пальцами.

   А вот ног у этого одиозного парня не было. Вернее возможно они и были, но только мы их не видели. Всю нижнюю половину его тела скрывала немногословная болотная поверхность. Он быстро оглядел нас покрытых белесой пленкой глазами и сразу же вновь погрузился в глубины своей тоскливой обители.

   Он вынырнул меньше чем через секунду позади ощерившегося клинками Даминиона. Видно наш синеватый враг не знал древней пословицы всего разумного мира. Никогда не становись за спиной алого цверга.

   Дамми крутанулся и ударил ножом именно в тот момент, когда огромные пальцы почти врезались в его затылок. В этот же миг наш противник из трех превратился в двупалого, чему явно не слишком обрадовался. Впрочем, развить успех цвергу не удалось. Болота сомкнулись над голым, синим телом, унося врага и принося тревогу о его возвращении.

   – Уходим!

   Сказано это было отнюдь не мне. Я и так не слишком жаждал оставаться, имея под ногами такого недружелюбного соседа. Но вот у нашей неравнодушной к красному спутницы вполне могли найтись собственные приоритеты на ближайшее будущее. Несколько заранее поседевших секунд она холодно разглядывала яростно смотрящего на нее Даминиона, а потом брезгливо дернула губой.

   Впрочем, Дамми воспринял это как знак абсолютного согласия. Так что уже в смежное мгновения я наслаждался упругим бегом по жадно урчащим вслед топям. Впереди как всегда надежно покачивалась несгибаемая спина алого цверга, а позади (гораздо ближе, чем хотелось бы) слух будоражил тихий шелест легких шагов избранницы крови.

   Пробежка заняла не более десяти минут. Ровно столько потребовалось нашему утреннему гостю, для подготовки реванша. Он выскочил прямо у меня из-под ног, уже в прыжке занося устрашающую руку для сокрушительного удара. А меч-то был все ещё в ножнах.

   Кровь залила мне глаза. Не моя, не его. Её. Кровь древнее и чище которой не было в этом мире. Синяя рука замерла в паре дуновений от моего лица. Вернее от той крови, что это лицо покрывала. Покрывала странным, но невероятно надежным щитом. Это явно было волшебство высшего порядка. Такому изумились бы и в лучших школах Грандрима.

   Лишь на секунду замер посланник великих болот, заворожено глядя в пурпур моей нервной усмешки. Это было ровно на секунду больше, чем потребовалось Дамми для его второй попытки. Кривые ножи бесшумно мелькнули возле незащищенного затылка и ... лишь царапнули синюю кожу. Болота защищали своего фаворита как последнего.

   Я обернулся и увидел всю ту же брезгливую неискреннюю полуулыбку на бледном нездешнем лице. Я хотел сказать – спасибо. Я не сказал. Я понял, что рано. Избранная крови только начала свою песню.

   Совиные глаза зло блеснули. Резкий жест – с тонкой ладони срывается россыпь алых капель. Капли падают на бурую поверхность болота, вгрызаются в нее как рассерженные волки и исчезают. А потом почти минуту ничего не происходит. Минуту, в которую я как дурак вертел головой от Дамми до Избранной и обратно. В конце концов, я принял волевое самостоятельное решение и обнажил меч.

   Минута прошла, и там где упали гневные капли, нетерпеливо забурлила тяжелая вода. Я понял по чьей воле, когда вода превратилась в кровь. Избранная крови призывно запела, поднимая свой сильный голос до небес и опуская до ещё не позабытых глубин. Дамми знаком показал, чтобы я отошел подальше. Я был отнюдь не против.

   Тонкий голос резко оборвался. Фонтан крови рванулась вверх, выбрасывая из себя глину, водоросли и какого-то очень знакомого, тронутого нездоровой синевой паренька. Я так и не успел рассмотреть, что было у него вместо ног. Даминион молча, но радостно метнул нож.

   Третья попытка оказалась последней. Клинок вонзился прямо между узких болотных глаз. Хотя лично мне показалось, что они уже были мертвы. Мертвы и полны надменной, брезгливой крови.

   Я облегченно кинул меч в ножны и с легкой усмешкой стал смотреть, как Дамми бросился вызволять свой бесценный клинок. Он успел в последний момент. Холодная пелена болот быстро смыкалась над безвольным телом нашего неудачливого противника. Нож был весь в крови. Интересно в чьей?

   Казалось бы, все закончилось. Однако наша прекрасная дама не спешила уходить. Наоборот, она продолжала петь, и я зачарованно смотрел, как кровавое пятно расплывается на сарк, другой, третий. Оно медленно, но упорно стремилось к горизонту. Я вопросительно посмотрел на ожесточенно чистившего клинок Даминиона.

   – Ржавые болота надолго запомнят этот день, – в голосе цверга не было лишней радости.

   – Я тоже.

   – А вот ты лучше забудь.

   В этот же миг Избранная крови издала дикий, пронзительный крик и опустошенно упала в окровавленную трясину. Я не знал, что именно сделала наша блондинка, но на это похоже ушли все её силы. Ушли до такой степени, что она потеряла сознание. Дамми без лишних слов поднял её на руки и явно не чувствуя своей ноши, все тем же упругим шагом пошел вперед.

   – А она в тебе уверена, – я чуть усмехнулся.

   – Во мне всегда уверены, – алый цверг не поддержал шутки. – Вот только все по-разному. А она... – Дамми яростно кивнул на багровеющее болото. – Она расчистила нам дорогу на день вперед. Так, что больше у нас остановок не будет, Черный. Впереди Тайор Донар.