Текст книги "Люди как люди"

Автор книги: Кир Булычев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 24 страниц)

Глава 24

За ночь Агнес отлежала все бока и спину. А наутро ее разбудила хлопнувшая дверь – принесли завтрак. Она даже удивилась, когда каша в миске оказалась горячей. Правда, после еды снова оказалось нечем себя занять. Приходилось или бродить по камере туда-сюда, или усаживаться на ту же клятую лежанку.

Промаявшись до обеда, она наконец сообразила перетащить тюфяк с соседней лежанки к себе. Если у нее вдруг появится сосед – вернет.

Улеглась – от хождений по кругу начинало мутить.

Не особо притязательно – но куда удобнее, чем было! Агнес вздохнула, мысленно сетуя на свою изнеженность. И вот эта особа, бывало, в пару-тройку часов собиралась, чтоб сорваться налегке с поручением королевской палаты на границу, к южным горам?! Жила в палатке, спала иной раз на голой земле. Не верилось!

Хотя… в поездках она ни разу не оказывалась запертой в тесном помещении. Напротив – там всегда простора было, хоть отбавляй!

Иногда этого простора было даже много больше, чем хотелось бы.

Взять хоть тот случай, когда от деревни горных троллей пришлось пешком тащиться через перевал к своим. Ноги она тогда сбила напрочь. Агнес живо вспомнилась каменистая тропа, ложившаяся под ноги. Уводящая далеко-далеко, кажется, в бесконечность. Вьющаяся множеством петель серпантина. Если бы ее тогда по чистой случайности не заметил один из патрульных на крылане… топать ей пришлось бы куда дольше.

Воспоминаниям она предавалась до самого вечера. Пришли за ней аж после ужина.

*** ***

– Итак, возвращаясь к первоначальному вопросу, – устало заговорил Гото. – Миледи, вы ведь не отрицаете, что уговорили милосердного остановиться в том же постоялом дворе, что и вы? Пользуясь его усталостью после нелегкой дороги от самого Ковентри. И весьма настойчиво расспрашивали его о ходе расследования. И о том, что известно церкви.

Агнес тяжело вздохнула. Допрос длился уже почти час.

– Да, я расспрашивала милосердного, – отозвалась она.

Ну, а смысл отпираться – во-первых, ей скрывать нечего. Во-вторых, милосердный сам может рассказать и о том, как она дождалась его, и об их беседах за завтраком.

– И какова была цель расспросов? – бесцеремонно перебил ее сыщик.

– Да все та же, что и раньше! – вспылила она, не сдержавшись. – Тяжело находиться в неведении.

– Да, в неведении, – Гото кивнул. – А хотите узнать, миледи, что рассказали эти три калеки, как выразился господин Крио? – предложил он вдруг.

Агнес насторожилась. Слишком уж ехидным сделался тон.

– Это было бы интересно, – отозвалась она после паузы.

– А вы уже знаете, что они поведали, – яд в тоне эсквайра сделался отчетливо ощутимым. – Вы ведь испугались!

– Мне пугающим кажется ваш тон, – Агнес нахмурилась. Ей не нравился поворот беседы.

– Ну да, разумеется, – он кивнул. – Слабая впечатлительная женщина… вот только ваш послужной список, миледи, плохо вяжется с этим образом. Но я вам расскажу! Эти несчастные в один голос утверждают, что им было заплачено за то, чтобы схватить вас живьем. Кое-кто очень хочет получить доступ в хранилище Гревиллей. А ключи после установки системы охранных амулетов можете дать только вы.

– То есть, они хотели вытряхнуть из меня ключи – а обвиняете вы в этом меня?

– Миледи, если бы все виновные находились сейчас под стражей – к вам вопросов бы не было, – Гото развел руками. – Но вы вдвоем с баронетом Крио устроили форменную чехарду. Люди из сыска попросту не сумели сориентироваться в царящем бедламе.

– А вам не кажется, что это – чересчур?

– Не кажется, миледи. Это – и впрямь чересчур, – Гото поднялся из-за стола, прошелся взад-вперед за ее спиной. – Видите ли. Не один господин Крио так проницателен, что узнал о готовящейся на вас облаве. Сыску было об этом известно. Мы готовились схватить негодяев. Вы отделались бы легким испугом – клянусь честью! Тейгу мог, по крайней мере, предупредить меня о своих планах, – прибавил он с горечью.

– Господин Крио… говорил, что не успел отправить вам весточку.

– Ну да, не успел, – пробормотал эсквайр. – Все-то он вечно повсюду успевает – а вот тут не успел! Бывают же такие совпадения.

– Я вас не понимаю, – проговорила Агнес. – Почему вы считаете, что я не стала бы сопротивляться, если бы ко мне вломились без предупреждения? И что, в этом случае тоже вы обвинили бы меня в помехе следствию?

– В этом случае, миледи, вы не сумели бы существенно помешать следствию.

– Вы плохо меня знаете, эсквайр, – она покачала головой.

– Нет, это вы меня плохо знаете, леди, – разозлился сыщик. – Считаете, что похлопали ресницами, изображая святую невинность – и вас выпустят?! Не исключаю, что кто-то вроде достопочтенного Кеннета так бы и поступил. Но я – не он! Миледи, – заговорил он спокойнее, вернулся на свое место. – Я мог бы срыв операции счесть досадной случайностью. Но до того вы расспрашивали иерарха церкви о ходе расследования – и весьма дотошно. С применением всего арсенала допросной науки! Сбивая с толку, втираясь в доверие. Подлавливая с неожиданными вопросами.

– Послушайте, эсквайр, – взорвалась Агнес. – Вы сейчас пытаетесь убедить меня в том, что я занимаюсь шпионажем? И в чью же пользу, позвольте узнать?! Нейтании, или быть может, Кассии?! Это даже звучит дико!

– Нейтании или Кассии – да, прекрасный вопрос, – Гото задумчиво кивнул. – Этого я не знаю. Но надеюсь узнать от вас. А что дико – да, тут не поспоришь. Настолько дико, что даже не подумаешь о таком, верно?

Агнес хотела снова возмутиться – но взглянула в лицо сыщика и поперхнулась воздухом. Он действительно подозревает ее? Ее?!

– Мне кажется, вы устали, миледи, – мягко заметил Гото. – Признаться, я тоже вымотался. День выдался на редкость суетный и утомительный. Вероятно, вам приятно будет узнать, что все усилия королевского сыска по поиску разбежавшихся головорезов, что навещали вас, оказались напрасны. Думаю, нынче вам стоит отдохнуть – а завтра мы продолжим беседу. Рекомендую как следует подумать над моими словами. Вы просто так отсюда не выйдете! – с этим он вызвал стражника, который повел ее обратно.

В камеру Агнес вернулась в полной растерянности. Да что там говорить – разговор ее откровенно напугал.

Гото всерьез считает, что она связана с иностранными шпионами? На основании того лишь, что она вздумала расспрашивать церковника в спокойной обстановке, за трапезой. Нет, это дикость! А что думает по этому поводу сам милосердный?

В растрепанных чувствах она металась по камере. Наконец улеглась, но заснуть не удавалось: мысли кружили и жужжали, как надоедливый гнус, который летом появляется над горными лугами.

Она не знала, сколько проворочалась без сна. Но, судя по ощущениям, заснула далеко за полночь. И проснулась разбитая и с головной болью.

*** ***

Агнес ждала, что ее снова отведут к сыщику. И, когда тяжелые шаги остановились перед ее дверью, решила – это за ней. Однако она ошиблась.

– Посетитель, – грубовато буркнул стражник, отпирая дверь.

Агнес не успела удивиться – в ее камеру шагнул Кеннет. Вид у некроманта был сумрачный. Когда дверь за его спиной захлопнулась, он тяжело прошел к столу и уселся на единственный табурет. Агнес приподнялась на лежанке, уселась, насколько могла, ровно.

– Привет, Брисси, – устало уронил некромант.

– Привет, – она ощутила растерянность. – Приятно видеть, что не забыл обо мне…

– А мне вот неприятно видеть тебя здесь, – вспылил он внезапно. Подскочил, чуть не опрокинув табурет, принялся ходить взад-вперед. Замер, уставившись на нее в упор. – Что с тобой приключилось, Брисси? – покачал горестно головой, вернулся на табурет. Уселся, ссутулившись. – Я же помню, какая ты была, – поднял на нее полный горечи и недоумения взгляд. – Где та наивная девчонка, которая заявилась когда-то в мой кабинет? Как ты там сказала – студент Алвар Кеннет, вы отчислены?

– Прекрасная речь, Кеннет, – резко оборвала его Агнес. – Аккурат годится для похорон! Я одного в толк не возьму: чего ты надо мной-то причитаешь, словно над покойницей?!

В душе поднялась волна раздражения. Какого квадратного демона он сюда явился, этот клятый некромант?! Мало ей несуразного разговора с Гото, теперь еще этот станет ее донимать! А скорбная рожа Кеннета откровенно нервировала. Агнес не хотелось признаваться себе самой, но сыщик накануне посеял семена страха в ее душе. А некромант сейчас полил их свежей водой, заставив проклюнуться заметными ростками.

Она ненавидела страх. Он напоминал ей о беспомощности, от которой она всеми силами пыталась убежать. Сколько себя помнила.

– Я пытаюсь понять, как могла та юная наивная девочка превратиться в женщину, что я вижу перед собой сейчас, – на Кеннета ее вспышка впечатления не произвела.

– Ну… например, с тех пор прошло лет восемь, если не больше.

– Да, восемь лет, – он покивал. – Понимаю.

– Да что ты понимаешь! – снова вспылила она. – Кеннет, ты бы рассказал лучше – какой задницы горной гиены на меня вешают какие-то несуразные обвинения. И сколько мне здесь еще сидеть?! – последние слова вырвались уже на повышенных тонах.

И Агнес сама устыдилась своей несдержанности. Денек посидела в каземате, побеседовала разок с Гото – и этого хватило, чтоб выбить ее из колеи. Немного же стоит ее хладнокровие!

– Это серьезные обвинения, Агнес. Это не шутки, – он тяжело поднялся, окинул ее еще одним сумрачным взглядом.

И в животе скрутился противный холодный комок. Когда он в последний раз называл ее по имени, а не дурацким прозвищем?

Кеннет покачал головой, направился к двери. Короткий стук костяшками пальцев в створу – и спустя миг он уже выходит.

– Стой, подожди! – спохватилась Агнес, кидаясь следом.

Не успела. Кажется, он не услышал – и она замерла перед захлопнувшейся дверью. Лишь услышала звук удаляющихся шагов.

Как же так? Получается… даже Кеннет не верит ей?

*** ***

– Ваше упорство абсурдно, миледи, – Гото с упреком глянул на нее. – Неужели мне следует прибегнуть к крайнему средству? – и обернулся к застывшим у выхода стражникам. – Палача, – коротко приказал он.

Агнес хватанула ртом воздух. Горло сдавило. От ужаса и неверия в происходящее вымело все мысли из головы.

Вот это вот сейчас происходит с ней?! Этого же просто не может быть!

В этот раз Гото часа три, если не больше, мотал ей нервы. Бесконечные вопросы – то и дело повторяющиеся в разных вариациях. Периодические перескоки на неожиданные темы. К примеру – с кем она встречалась при таких-то обстоятельствах два или три года назад, во время одной из поездок на юг.

Святой Иероним, она этого уже и не помнила!

Поначалу она терпеливо и обстоятельно отвечала на все вопросы. Добросовестно пыталась вспомнить лица и обстоятельства. Но постепенно в голове начинало шуметь. Мысли путались.

Когда она срывалась на крик, сыщик миролюбиво напоминал ей о том, чтобы держала себя в руках. И продолжал пытку вопросами.

А вот теперь… в груди разливался холод, стало трудно дышать.

– Я, – она запнулась. – Эсквайр Гото, мне нечего сказать. Все, что я могла рассказать, я вам рассказала! – голос сел, слова вырывались с трудом, царапая горло.

Шаги палача она услышала издали, когда тот находился далеко от допросной. Она уверена была, что слышит именно их – размеренные и деловитые. Кажется, такой беспомощности она не ощущала даже тогда, когда очутилась в лагере горных троллей. И позже – в их деревне.

Дверь распахнулась. Ну да, палач.

А следом… вид у заходящего вслед за палачом Кеннета был еще более мрачный, чем вчера, когда он приходил к ней. Брови сдвинуты, губы плотно сжаты.

Некроманта обычно приглашали, когда требовалось провести допрос с особым пристрастием. Чтобы заключенный не испустил дух прежде времени. Судя по лицу – за этим он сюда и явился.

– Я же сказала, – голос сорвался на тонкий писк, задрожал. – Мне нечего сказать!

Сыщик молчал. Только переглянулся с некромантом. Кеннет едва заметно кивнул. А у нее вдруг закружилась голова. Палач протопал в дальний конец допросной, набросил тяжелый кожаный фартук, загремел какими-то железками. И Агнес не выдержала: вскочив со стула, ринулась в сторону двери.

Зачем? Она сама не знала. Ясно же, что никуда из допросной ей не деться. Но способность соображать испарилась. Она вообще перестала понимать, что происходит вокруг.

Потом стражник крепко держал ее за руки, а она билась и вырывалась. Кажется, кричала. Гото что-то втолковывал ей – она не слышала. Не понимала. В конце концов он махнул рукой, скривился.

Кое-как в себя Агнес пришла уже в камере, сидя на досках, едва прикрытых засаленным тюфяком. Трясло, перед глазами плыло.

Она поднялась, чтобы напиться воды из бочонка возле двери. Ноги тряслись, колени были мягкие и ватные, подгибались. Шаги получались короткие и запинающиеся.

Руки тоже дрожали. Пришлось наклониться вперед, чтобы не разлить на себя воду, пока пила. Потом вернулась на лежанку, свалилась. Свернулась калачиком, подтянув колени к груди. Глаза защипало, и она зажмурилась. Чувство собственной беспомощности душило ее с того момента, как она очутилась в камере в первый вечер. Но сейчас оно захлестнуло с головой.

Способность соображать вернулась не сразу.

Агнес пролежала неподвижно, наверное, час или два. Ощущение времени смазалось. Она еще пару раз поднималась, чтобы попить воды – в горле пересохло.

Лишь когда в животе заурчало, она начала понемногу оживать. Обед она, судя по всему, пропустила. Торчала в это время в допросной, и еды ей не оставили. А может, оставляли, но унесли. Наверное, скоро ужин. Если она и его не пропустила. Ее выводили в допросную, а та тоже находилась на подземном этаже. Так что увидеть, где находится солнце, Агнес не могла.

Вспоминать о прошедшем допросе не хотелось. Но ничего другого, чтоб отвлечься от проснувшегося голода, не нашлось.

Гото собрался звать палача – выбивать из нее признание в мнимых преступлениях. И тот даже явился. Да не один, а в сопровождении некроманта. Спрашивается – почему же ее так просто отправили обратно в камеру?

Нелепость какая-то.

Или, напротив, тонкий расчет. Если на теле дочери древнего рода – пусть от нее семья почти и отказалась – останутся следы работы палача, этого так просто не скроешь. А окажется, что она ни в чем не повинна – собственно, так оно и есть – и Гото придется отвечать за принятое решение.

Страх же следов не оставляет. Гото всегда может заявить, что не преследовал цели запугать аристократку. А что она оказалась слишком нервной – так его ли в том вина!

Значит, он все-таки понимает, что она может оказаться невиновной! Во всяком случае, твердой уверенности в ее виновности у эсквайра нет. Да она с самого начала понимала, что обвинения звучат смехотворно! Что это – у Гото сдают нервы? Начинает творить дичь, потому что на него давят из Ковентри?

В душе всколыхнулась надежда.

Всколыхнулась – и погасла. Сколько времени уже она торчит под замком? Не так-то и много, по большому счету. Не год, даже не месяц. Всего-то четвертый день. Меньше седмицы.

Губы сами собой жалобно искривились, а из горла вырвался тоненький вой. По щекам потекли слезы.

Агнес не знала, сколько пролежала вот так, рыдая, не в силах успокоиться. Не заметила, в какой момент заснула. Снилось что-то мерзкое и тягомотное.

*** ***

В этот раз, прежде чем вывести из камеры, ей связали за спиной руки. Видимо, это после вчерашних метаний в допросной, когда она от ужаса перестала что-либо соображать. Агнес было все равно. После вчерашнего что-то в ней потухло. Чувств не было, осталась только слабость и отчаяние.

Гото в кабинете не оказалось. Ее посадили на стул перед заваленным бумагами столом. Руки оставили связанными.

У окна спиной к кабинету стоял Кеннет, в кресле сбоку сидел милосердный. Эти-то здесь на кой, интересно?

Хотя кого она обманывает. Не интересно.

Агнес свесила голову. Держать ее ровно не было ни сил, ни желания. Да и глядеть на лица некроманта и священника тоже не хотелось. Почему привели в кабинет, а не в допросную? Хотя это означает, что палача не будет! Во всяком случае, чтобы прибегнуть-таки к его услугам, ее придется увести отсюда. Слабое утешение, конечно – но путь на подземный этаж даст какую-никакую отсрочку.

Отсрочку, которая ничем ей, разумеется, не поможет.

В груди разливалась мелкая дрожь. В другое время она радовалась бы, что ее привели в кабинет, находящийся на первом этаже. Что она может в распахнутое окно видеть солнце, небо. Может вдохнуть свежий воздух. Совершенно пьянящий после подземелья. Да и было здесь куда теплее, чем в камере. В другое время она наслаждалась бы этими минутами спокойствия и возможности видеть дневной свет.

Глава 25

Не радовал ни щебет птиц, ни солнечные лучи, пляшущие на столешнице прямо перед ее глазами. Страх и безнадежность заставили краски мира выцвести.

– Гляди-ка, Брисси, – окликнул некромант. – У тебя появилась седая прядка!

– Что? – шепнула она, невидяще взглянув на него.

Говорить нормально не получалось – только хрипло шептать. Голос сорвала. Глаза у нее, должно быть, дикие. Она по сей момент не могла поверить, что все происходит на самом деле.

Кеннет внимательно глядел на нее. Что за интонации скользнули в его голосе только что – жалость, злорадство? Агнес с изумлением поняла, что не в силах определить.

Некромант вдруг извлек жестом ярмарочного фокусника откуда-то зеркало и показал ей. Из глубины стекла на нее взглянула безумная женщина: мучнисто-бледная, с широко распахнутыми выцветшими глазами и совершенно диким взглядом. Губы пересохли и растрескались.

Это она?! Всего-то три или четыре дня провела в камере… что же с нею станет через год, два – а то и больше?

И седая прядь, да. Не прядка – а целая прядь. Широкая, белая, ярко выделяющаяся в черной всклокоченной шевелюре. Все эти четыре дня она не причесывалась. Вчера и вовсе не вспомнила об этом. Даже узел или косу не собрала. Волосы торчали тусклыми колтунами, как у какой-нибудь пьяницы или бродяжки.

Сердце колотилось в горле. Кеннет покачал головой. Сидевший по-прежнему в кресле церковный чин окинул ее брезгливо-жалостливым взглядом.

– Плачевное зрелище, милосердный, не так ли? – обратился к нему некромант.

В ответ церковника она не вслушивалась. До Агнес вдруг дошло – Кеннет просто издевается над ней! Отчего уж так – она не знала. Скорее бы уже Гото явился и прекратил этот балаган. Чего ее вообще приволокли сюда, если его нет? Насколько мерзко было торчать в камере, но сидеть на стуле перед пустым столом и слушать бубнеж некроманта и церковника оказалось много тяжелее. Она не вслушивалась, но голоса жужжали назойливыми мухами.

Гото заявился спустя едва ли не полчаса.

Влетел в кабинет, швырнул плащ и шляпу на один из стульев. Шмякнулся в кресло напротив Агнес.

Вот и все. Губы покривила горькая усмешка. Краткая передышка закончилась.

– Я вижу, у вас прекрасное настроение, миледи, – хмуро уронил сыщик. – Что вас так развеселило?

Хотелось ответить что-нибудь едкое, но на ум, как назло, ничего не шло. В молчании прошло минут пять или десять. Гото просматривал какие-то бумаги, делал пометки.

Обратился после этого, как ни странно, не к ней, а к священнику. Тот понес околесицу о покаянии и прощении, даруемом не судом человеческим, но судом Творца. Это оказалось чересчур – она снова потеряла самообладание. Хотела высказать сыщику все, что думает о нем и его методах вести расследование, о том, как он решил упросить себе работу, хватая невиновных – но вместо этого впала в истерику. С удивлением отметила, как же легко ее, оказывается, вывести из равновесия.

Несколько дней в камере – и она выкрикивает бессмысленные угрозы, напоминая, что ее отец – не последний человек в королевстве. И так просто самоуправства не спустит.

Когда бы она еще вспомнила об отце, тем более – обратилась к его титулу и влиянию? Долго истерика не продлилась – в какой-то момент Агнес начала задыхаться. В груди разлилась разламывающая боль.

Шум в ушах и чернота. Очнулась она уже на своей лежанке в камере. Одна.

Давила невыносимая слабость, даже лежать было тяжело. Кажется, она проваливалась в сон. Дважды приносили еду – она просыпалась, но подняться не могла. Да и есть не хотелось. Так и пролежала целый день неподвижно, то глядя в потолок, то проваливаясь в сонное забытье.

*** ***

Шорох заставил подскочить на лежанке. Дверь! Кто-то открывал замок.

Но сейчас же ночь. Окон в находящейся под землей камере не было, но Агнес научилась уже по звукам определять время суток. Сейчас кругом царила сонная тишина. Это значит – на дворе ночь. Утром начнутся шаги, разговоры. Узникам станут разносить еду. Она села с колотящимся сердцем, неотрывно глядя на дверь.

Та мучительно медленно приоткрылась. Агнес не поверила глазам, увидав церковника.

Тот осторожно скользнул внутрь. Увидев ее, прижал палец к губам и прикрыл осторожно за собой дверь.

Она неловко вскочила, спустила ноги с лежанки, сунула их в сапожки. Обуться второпях не получалось, короткие мягкие голенища сминались.

Зачем он явился? Агнес напряженно вглядывалась в бесстрастное лицо милосердного, силясь разгадать, что кроется под внешним спокойствием. Жалость, осуждение, прощение? Согласен он с Гото в его подозрениях? Станет сейчас укорять ее, как Кеннет давеча, или даст надежду?

– Милосердный, – пробормотала она хрипло и закашлялась – голос сорвала накануне. – Я не ждала вас, – запнулась.

Глупо и жалко звучит. И горло болит. А священник сверлил взглядом, не торопясь озвучивать цель своего визита.

Ночного визита! Мысли понемногу прояснялись. Явился ночью – наверняка, чтоб никто не узнал об этом. Гото едва ли в курсе. Не просто так ведь он осторожничал – сам отпер дверь, показал, чтобы молчала, не поднимала шума! Явно неспроста. А стражник? Он ведь видел, как милосердный заходил в тюремный коридор!

Если бы горло не болело и не сковывало оцепенение, она уже засыпала бы священника вопросами. Но она молчала в ожидании.

– Я помогу вам бежать, – заявил церковник наконец.

Агнес недоуменно уставилась на него. Уж чего-чего, а такого заявления она не ожидала! У милосердного ум за разум зашел, или это ей чудится после всего пережитого? Да, она слыхала, что так сходят с ума – человек начинает видеть и слышать то, чего нет.

– Куда бежать? – шепнула она, ошарашенная.

– Куда пожелаете, – ласково отозвался он.

– Я не понимаю…

– Вы все прекрасно понимаете, дитя. Ваши дела плохи. Я имел неосторожность поведать эсквайру о вашем любопытстве – клянусь, без умысла! Он спросил – между делом. Это было до вашего ареста. И я ответил. Мне ваша любознательность казалась забавной, даже трогательной, – священник помолчал. – Словом, умысла у меня не было, – повторил он. – И я хочу теперь помочь вам. Потому что подозрения в ваш адрес у достопочтенного Гото серьезные. И он готов на крайние меры, чтобы выбить из вас сведения.

– Это я уже заметила, – пробормотала Агнес, хмуря брови.

В словах милосердного смутно ощущалась некая фальшь. Нет, даже не фальшь – просто с его речью что-то было не так. Таилось в ней некое второе дно, только суть от притупившегося сознания ускользала.

– Так вот – если бы дело было лишь в любопытстве, подозревать вас в порочащих связях никому бы в голову не пришло. Но вы помешали задержанию людей, что явились к вам за ключом от фамильного хранилища этих напыщенных баронов… скажите по совести, они вас не раздражают?

– Кто? – от обилия слов начинала кружиться голова, а смысл ускользал.

– Бароны. Отец и сын Гревилль, – милосердный пристально уставился ей в лоб.

– Ну, – она запнулась. – Раздражают…

Тем более, что это чистая правда. Если к барону Гревиллю старшему у нее претензий не было никаких – скорее, симпатия, особенно – после того, как радушно он принял ее в последний раз. То Ронан вызывал у нее заметное раздражение. Особенно, когда выказывал невпопад и не к месту свою спесь.

Правда, разъяснять все это было бы слишком длинно – сейчас Агнес не была способна на долгие речи. Да и смутно ощущала – милосердному требуется от нее не это. Но похоже, он остался доволен коротким ответом.

– Вот видите! Эти спесивые барончики, кичащиеся древностью своего рода… тем, что их предок получил титул, по сути, за предательство! Согласитесь, они заслуживают всего, что навлекли на свои головы.

Агнес лишь моргала недоуменно. Милосердный заговаривается? Или ее слух подводит.

– Словом, я предлагаю вам свободу, – благо, тот наконец, кажется, вернулся к первоначальной теме. – Все, что от вас требуется – дать мне ключ к их хранилищу. Дайте мне возможность зайти туда незамеченным – и вы немедля выйдете отсюда. Ну же, решайтесь! – поторопил он.

Выйти. Бесправной узницей, вынужденной скрываться… остаток жизни бегать, скрываться. Потерять все.

Мысль прервалась, уступив место менее очевидной. Истинный виновник – этот человек, сидящий сейчас перед нею!

– Это вы, – проговорила она с изумлением. – И… это вы подослали ко мне головорезов?!

– Они намеревались лишь доставить вас в безопасное место для беседы.

Да вот же он, шпион Нейтании или еще какой-то из недружественных стран, которого ищет Гото! И, как назло, никого, кроме них двоих, здесь нет. И где, спрашивается, этот лучший сыщик Управления розыска и расследований?! Где он, когда прямо здесь требуется его присутствие?

Взгляд милосердного сделался колючим. И Агнес поняла, что выдала себя – позволила священнику заметить свое изумление.

Тот наверняка понял, что первой ее мыслью стало – как бы поведать сыщикам об открывшейся ей правде. И теперь он настороже…

Только ждать бессмысленно. Она ничего не дождется и не переиграет его в игре – кто кому заморочит голову. Ей даже голос толком не повинуется, чтоб заболтать его! Если он уйдет прямо сейчас – она ничего не сделает. Даже не убедит завтра Гото, что церковник и правда заходил в ее камеру нынче ночью. И она слышала то, что он ей только что предложил.

Эх, нет у нее при себе ни единого из любимых амулетов!

А еще она не знает, что имеется в его распоряжении. Уж наверняка не с голыми руками он к ней пришел. Но что есть, с тем и следует работать – ей нипочем не стать бы признанным артефактором, если бы она не следовала всегда этому принципу.

Агнес ринулась вперед без подготовки, без замаха, без разгона. Просто швырнула тело из того положения, в каком сидела на лежанке, ссутулившись, вперед и наискось. Прямо к сидящему на табурете церковнику. На это ушли все силы, что имелись.

Реакция у милосердного оказалась отменной. Но ее не хватило. Он с судорожным всхлипом завалился назад, плашмя на спину с табурета.

Все-таки кое-какую подготовку перед броском она произвела: хлопнула в растерянности глазами и на долю мгновения съежилась, будто в испуге.

На пол Агнес завалилась вслед за милосердным. Но, в отличие от него, она этого ожидала и успела сгруппироваться. Пальцы крепко впились в неподатливый ворот из плотной ткани, а колено влетело в верхнюю часть бедра. Совсем рядом с суставом. Эх, не совсем туда, куда целилась, конечно. Но рядом! Милосердному хватило и того – он сдавленно зашипел от боли.

Агнес не ждала, что он так просто сдастся, потому не стала душить или бить. Пальцами с силой надавила по бокам шеи.

Шея оказалась жилистая и очень твердая. Женщина ощутила подушечками пальцев пульс – а в следующий миг отлетела к лежанке, ударившись затылком о край. Благо, тюфяк в момент броска чуть съехал, и теперь приглушил удар. Иначе валяться бы ей с пробитым черепом! Но в глазах потемнело.

Вот же пакость…

Проморгаться удалось всего несколько секунд спустя. Но она уже понимала, что безнадежно опоздала. Милосердный давно успел подняться на ноги и теперь…

Милосердный лежал на полу, ткнувшись в него носом. Руки ему сноровисто связывал за спиной дюжий стражник.

– Вы с ума сошли! Я – служитель святой церкви, – шипел священник.

– Да-да, мы все слышали, как вы служите святой церкви, – покивал стоящий над ним Гото. – Свидетелей вашего трогательного свидания с арестанткой предостаточно, милосердный. Так что отговориться не получится. В допросную его, – прибавил он, обращаясь к стражнику.

Церковника выволокли. Гото вышел следом. Некромант, выходивший последним, кинул на Агнес короткий взгляд. Качнул неопределенно головой и скрылся за дверью. Снова щелкнул замок. Она перевела дух и опасливо поднялась на трясущиеся ноги. Голова вроде не кружилась – значит, сотрясения нет. Удивительно – аж сил прибавилось. Весь день провалялась бревном. Подошла неверной походкой к кадке, зачерпнула воды. Сделала несколько глотков.

Вернулась на лежанку, уселась. И что только сейчас произошло? Милосердный оказался шпионом и явился к ней требовать ключи от входа в хранилище Гревиллей. Гото устроил засаду, и несколько свидетелей слышали разговор…

А что теперь будет с нею самой?! Она помотала головой. Навалилась снова тяжелая усталость. Нет, ломать сейчас голову бессмысленно. Будет день – будут и разгадки. Наверное. В этот раз она заснула, не успев донесли голову до тюфяка.

*** ***

Агнес зашла в кабинет, озираясь и поеживаясь. Нынче ее снова привели не в допросную, а в рабочий кабинет Гото. А страх после нынешней ночи все-таки остался! Кто сказал, что ее не обвинят сейчас в сговоре со священником?!

Сам сыщик за столом, обложенный бумагами. Кеннет застыл изваянием у окна. Как назло, после бурной ночи ныли виски, мучила слабость. Страх ослабил немного тиски – но не ушел совсем.

Колени подломились, когда стражник подвел ее к стулу. Она попросту рухнула на жесткое сиденье. Руки бессильно повисли плетьми. Их сегодня даже не связали.

– Доброго утра, миледи, – тускло поздоровался эсквайр. – Хотя, я так понимаю, оно для вас не слишком доброе… мне жаль, – прибавил он.

– Помолчите, Гото, – некромант скривился.

Он встряхнулся, подошел к Агнес. Зайдя ей за спину, положил руки на плечи. Миг – и дышать вдруг сделалось заметно легче. Спина сама собой распрямилась, руки прекратили дрожать. Даже сердце, кажется, стало биться ровнее.

– Мужественная девочка, – Кеннет на пару мгновений ободряюще сжал ее плечи. – Ты очень хорошо держалась все это время.

О чем он? Гото поднялся со стула.

– Мне жаль, леди Брейнстоун, что вам пришлось пройти через такие испытания, – заговорил он. – Прошу принять мои искренние извинения.

– Что? – Агнес закашлялась.

– Извини, Брисси, – уже привычным чуть насмешливым тоном встрял Кеннет. – Клянусь – я следил за твоим состоянием! И не допустил бы, чтоб у тебя сердце остановилось. Жаль, что пришлось так тебя перепугать. Но, если бы этот хитрозадый гиений потрох…

– Полегче, достопочтенный Кеннет, – перебил его сыщик. – Вы говорите о святой церкви!

– При всем моем уважении к святой церкви. Если бы этот хитрозадый гиений потрох, лишь по нелепости имеющий к ней отношение, не поверил, что ты всерьез вляпалась, демона квадратного он бы так потерял осторожность! Ускользнул бы.