Текст книги "Кир Булычев. Собрание сочинений в 18 томах. Т.3 "

Автор книги: Кир Булычев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 38 (всего у книги 79 страниц)

Шубин пытался объясниться, но лейтенант слушал его равнодушно и устало. Будто только и ждал, когда Шубин замолчит, чтобы заснуть.

Он сказал:

– Я бы вас к стенке поставил.

И Шубин замолчал. Не исключено: кто-то мог посоветовать измученному лейтенанту поставить этого бродягу к стенке при попытке к бегству.

Лейтенант сам отвел Шубина в камеру, единственную камеру вокзального отделения милиции. Он шел сзади, вынув пистолет, и Шубину казалось, что лейтенант раздумывает, не прибавить ли Шубина к числу жертв катастрофы. Лейтенант никогда не поверит, что его арестант – заложник Силантьева, Гронского, всей этой благопристойной банды, что трясется не от чувства вины или боли, а от страха за свои шкуры.

Дверь в камеру громко захлопнулась. Под потолком горела тусклая лампочка, возле нар лежало на полу человеческое тело. И Шубин даже не стал возмущаться этим, понимая, что у лейтенанта и тех милиционеров, что остались в городе, достаточно дел и без выволакивания трупов из КПЗ.

Окна в камере не было. Только дверь с окошком, затянутым решеткой, лампочка, унитаз в углу под крышкой.

Шубин подошел к унитазу и попытался спустить воду. Вода еще не шла. Не пустили воду. А на даче наверняка есть горный родник. Там и будут отдыхать инспектирующие чины, которым приятнее глядеть на красоты природы, чем на вонючие трупы.

Тут Шубин вспомнил, что его давно еже ждет Борис. А вдруг с ним что-то случилось? Знает ли он, что Наташа бросалась с кухонным ножиком на городское начальство? Бориса вполне могли забрать. Ведь Силантьев – человек предусмотрительный, они наверняка знают о письмах и бумагах Бруни. А если знают, то ищут. Если вчера эти бумаги были лишь неприятным раздражителем, то сегодня они могут оказаться смертным приговором.

И как бы в ответ на мысли Шубина в коридоре послышались шаги, перед дверью остановились, и Шубин представил себе, что сейчас в камеру войдет лейтенант и равнодушно произнесет:

– Именем закона о чрезвычайном положении вы приговариваетесь к смертной казни, которая будет приведена в исполнение немедленно.

И когда дверь отворилась, Шубин невольно отпрянул к стене. Он сам уже поверил в эти слова лейтенанта.

Лейтенант вошел и остановился у порога. С ним был второй милиционер. Плотников остался в коридоре. Его оттопыренные уши просвечивали красным.

– У меня есть свидетели! – вдруг воскликнул Шубин. Он сам не знал за мгновение, что скажет это. Но сказал: – Ваш сотрудник, сержант Васильченко, он присутствовал, он все знает.

– Лицом к стене, – сказал лейтенант.

– Почему? Зачем? Я ничего не сделал!

– Встаньте на шаг от стены, – устало сказал лейтенант, – протяните руки к стене, обопритесь на них.

Он говорил докторским голосом, и Шубин вдруг понял, что его не будут расстреливать, зачем для этого упираться руками в стену. И он быстро, стараясь показаться послушным и неопасным, повернулся к стене и выставил вперед руки. Шестерка засмеялся. Жесткие твердые руки прощупали бока Шубина, брюки, аляску. Затем поднялись и задержались на секунду на карманах.

– Отойди назад! – сказал лейтенант.

Послышались поспешные шаги – милиционер и Плотников отпрянули. Что же испугало лейтенанта?

Лейтенант запустил руку в карман аляски.

– Это кофе, – сказал Шубин, – растворимый кофе.

– Помолчите, – сказал лейтенант. – Вижу, что не граната. Бойченко, посмотри, что там в внутри.

– Я сам посмотрю, – раздался голос Плотникова.

Руки Шубина заныли от неудобной позы.

– Повернитесь лицом ко мне, – сказал лейтенант.

Шубин оттолкнулся от стены, выпрямился и обернулся. Лейтенант стоял перед ним, милиционер на шаг сзади. Плотников в дверях завинчивал банку с кофе.

Лейтенант закончил обыск. Он вытащил из кармана бумажник. Отходя, задел ногой лежавшего человека. Тот что-то забормотал.

– Дайте сюда, – велел Плотников лейтенанту. Тот отдал бумажник. Шестерка сунул бумажник себе в карман.

– Больше ничего? – спросил он.

– Больше ничего, – сказал лейтенант.

Лейтенант пошел к выходу. Шубин осмелел:

– А вещи когда отдадите?

– Когда нужно будет, тогда и отдадим.

– Он еще спорит, – с деланным возмущением воскликнул Плотников.

Лучше бы Эля оставила кофе дома, подумал Шубин. Ведь не отдаст, сволочь. Дефицит.

Когда дверь закрылась, Шубин присел на край нар.

Человек у его ног, который оказался не мертвым.,. а мертвецки пьяным, повернулся, уютнее устраиваясь на полу.

Ясно, что они искали бумаги Бруни. Плотников не сразу спохватился. Прибежал обратно и потребовал личного обыска.

Шубин сидел на краю нар. Спать совсем не хотелось. Ничего не хотелось, только вырваться их этой камеры. Но он понимал, что сейчас в этой суматохе никто его не разыщет. Эля? Эля спохватится, конечно, но кто она – шоферша? Случайная девочка? Борис? Бориса они постараются изолировать. Было бы окно – написал бы записку для генерала Мелконяна. Черта с два напишешь записку! Они отобрали бумажник и записную книжку, сейчас шестерка сидит у лейтенанта или в какой-нибудь спецкомнате – изучают его бумажки.

– Закурить не найдется? – трезвым голосом спросил сосед по камере.

– Сейчас, – сказал Шубин. Сигареты ему оставили.

Пока он доставал сигареты и спичка, сосед снова заснул.

Шубин закурил. За дверью простучали сапоги. Потом снова тишина. Шубин подошел к двери, приложив ухо к решетке, стал слушать. Далеко по коридору звучали голоса. Потом хлопнула дверь. И Шубин не столько услышал, сколько почувствовал тишину в отделении. А чего он ждал? Что они будут здесь сидеть, сторожить его?

Шубин постучал в дверь. Неизвестно зачем, но постучал. Потом сильнее. Ему хотелось стучать в дверь, ему хотелось колотить в нее, вкладывая в эти удары возмущение собственным бессилием.

– Не шуми, – сказал сосед. – Мешаешь.

Шубин спохватился. В самом деле глупо.

Ну лучше ли продумать линию поведения? Может, изобразить полное раскаяние? обещать, что будет молчать…

Далеко хлопнула дверь.

Кто-то вошел в отделение. Шаги замерли. Потом возобновились. Они приближались к двери. Шубин отступил в сторону. Шаги были медленные, осторожные, в них была угроза.

Звякнула щеколда. Дверь открылась. Шубин стоял, прислонившись к стене.

– Ты здесь? – услышал он голос Коли.

Коля вошел в камеру.

– Не бойся, – сказал он. – Это я.

Коля тоже был не брит, но у него светлые волосы, так что не очень заметно. На лбу ссадина.

– Коля! – Шубину захотелось броситься к нему, обнять как старого друга, но Коля был строг и сух.

– Выходи, – сказал он.

Затем протянул Шубину его бумажник. И Шубин подумал: кофе шестерка все-таки взял себе.

– Быстрее, – сказал Коля. – Я из-за тебя под суд идти не желаю.

– Сейчас, – Шубину почему-то принялся застегивать молнию аляски.

Коля выглянул в коридор.

– Там никого нет, – сказал Шубин.

– Без тебя знаю. Нет, не в эту сторону, в другую.

Он провел Шубина по коридору, открыл своим ключом белую дверь, и они оказались на перроне.

– Иди вперед и не оглядывайся, – сказал Коля.

Со стороны должно было казаться, что милиционер ведет задержанного. Перрон был пуст. По дальнему пути двигался маневровый паровоз. Из открытых дверей товарного вагона солдаты разгружали какие-то мешки. Встретившийся железнодорожник скользнул по Шубину равнодушным взглядом.

– Направо, – сказал Коля.

Они остановились в темном проходе между вокзалом и одноэтажным заданием.

– Ну вот так, – сказал коля другим голосом. – Вот так получилось.

– Ты откуда узнал, что меня забрали?

– Услышал, – сказал он. – Говорили.

– И ты понял, почему?

– А чего тут не понять, – сказал Коля. – Они тебе хотели убийство Спиридонова пришить. Ты бы не отвертелся.

– Но ты же знаешь.

– У меня служба, – сказал Коля. – Ты сейчас сразу налево, не оглядывайся, выйдешь на площадь, иди за киосками. За третьим остановись. Понял?

– Понял.

– А я пошел. Меня и так с тобой увидеть могли.

– Мы обязательно увидимся, – сказал Шубин.

– Может быть, – сказал Коля и срылся за углом вокзала.

Шубин осмотрелся – никого. Он прошел темным проходом и оказался на вокзальной площади.

Шубин быстро прошел к киоскам, за третьим из них остановился и осторожно выглянул на площадь.

Ветер стих, снег падал редко. На площади было куда больше людей, чем час назад. Видно, в городе уже знали, что штаб расположен в вокзале. Кучками, поодиночке, люди стояли возле цепочки солдат просились внутрь. Голоса почти не доносились, но общий шум с визгливыми выкриками был явственно слышен.

Шубин вышел из-за киоска, и тут на площадь въехала кавалькада – с аэродрома. Впереди, как и было оговорено, бегемотом двигался БТР, затем три «Волги» – две черные, а одна, можно сказать, обыкновенная. Затем еще один БТР. Лучше бы танк, подумал Шубин. Внушительнее.

Машины, объезжая заснеженный газон, проехали вереницей совсем близко от Шубина. В третьей, у самого окна, сидел Гронский. Он посмотрел на Шубина. Шубин не испугался. Он встретил его взгляд, и удивление Гронского его даже позабавило. Женщины у оцепления кинулись к машинам.

У него было странное чувство непричастности к этим событиям. Будто он был заколдован, заворожен, будто у него был иммунитет против этой болезни.

– Юрий Сергеевич! – окликнул его Борис.

Борис выглядывал из подъезда, рядом с комиссионным магазином.

– Сюда!

Шубин зашел в подъезд.

– Я думал, что мне вас не выцарапать, – сказал он. – Просто сказочное везение.

– В чем везение?

– Я сержанту деньги стал давать, он меня чуть не забрал. А когда узнал, что это вас замели, он велел ждать. Я понял, что он вас выручит. Откуда он вас знает?

– Мы с ним всю ночь в гостинице были, – сказал Шубин.

– Нет, все-таки бог есть, – сказал Борис.

– Письма с вами?

– Поверил?

– Я давно поверил. Только не знаю, как мы их отсюда вывезем. Они не все перекроют?

– Силенок не хватит. Завтра с помощью области точно перекроют. А сегодня еще не перекроют.

Сзади кто-то плакал.

– Что это?

– Ты забыл, что тут тоже есть первый этаж и второй этаж? Кто-то к своим пришел – и увидел. Не отвлекайся. Слушай. Я украл машину.

– Как украл?

– Проще простого. Как машины крадут? Сейчас в городе, наверное, с тысячу машин без водителей. И ключи в зажигании, понимаешь?

– Понимаю.

– Машина за углом. Я тебя вывезу из города, я знаю, где нет заслонов. Довезу до Синевы, это станция такая. Там останавливается поезд на Москву. Через два часа ты в Перми. А дальше – сможешь? Деньги есть?

– Есть. Только паспорта нет и удостоверения.

Они пробежали за угол, там стоял «жигуленок».

– Бес паспорта плохо, – сказал Борис. – Паспорт нужен. Возьмешь мой.

Он завел мотор и начал разворачивать машину.

– Мы с тобой не похожи.

– Когда я его получал, были похожи. У меня прическа была цивильная, и без бороды. Смотри.

Свободной рукой Борис вытащил из кармана паспорт и кинул его Шубину на колени.

– Слушай, – сказал Шубин. – Мы не успеем заехать в одно место?

– Нет, – ответил Борис. – Мы никуда не успеем. Они сейчас объявят на тебя охоту. Чрезвычайное положение, убежал убийца, маньяк. Ты себя погубишь и дело.

– Хорошо, – сказал Шубин. – Мне нужно обязательно передать записку одной девушке.

– Напиши ей письмо.

– Я не запомнил адреса.

– Глупо. Если хочешь писать записки, сначала запиши адрес.

– Обстановка не позволяла, – сказал Шубин, но Борис не уловил иронии.

Он пытался развернуться. Места было достаточно, но Борис оказался не очень умелым водителем.

– Давай я за руль сяду, – сказал Шубин.

– Тебе, может, придется прятаться – не хочу, чтобы твоя голова на виду торчала.

Шубин раскрыл паспорт. В самом деле, если особенно не присматриваться, сойдет. Борис Ашотович Мелконян.

– Я думал, что ты еврей. Генерал – твой родственник?

– Каждый дурак меня об этом спрашивает. Нет, нет, не родственник. Не нужен ему такой родственник!

Борис развернулся было, но тут над ухом взвыла «скорая». Пришлось затормозить.

– А ты Наташу видел? – вспомнил Шубин.

– Я же сказал тебе – не знаю!

– А я видел!

– Что? – Борис ударил по тормозу. Машина подпрыгнула, и ее повело по скользкому снегу.

– Не волнуйся, она жива и, может быть, здорова, – сказал Шубин. – Ты продолжай, разворачивайся, не до вечера же нам крутиться.

– Я буду, буду, ты только расскажи, что видел.

Шубин стал рассказывать. Борис рычал, ругался, только непонятно было, кого он ругает – Наташу или Гронского.

Шубин посмотрел на площадь, словно прощался с ней. Слева обугленные останки гостиницы, справа – оживший вокзал. У одной из «Волг», что стояли у подъезда, суетились люди. Дверцы были распахнуты. Ч одной стороны туда залезал знакомый лейтенант. С другой шестерка Плотников.

– Ах черт! – сказал Шубин.

– Ты что? Ты что не рассказал? Куда ее увезли? В какую больницу?

– Это ты узнаешь. Меня другое волнует – по-моему, я сделал глупость.

– Ну, что еще?

– Когда они с аэродрома возвращались – меня, кажется, узнал Гронский.

– И что?

– Видишь «Волга» – она по нашу душу.

– С чего ты решил?

– Знакомые лица.

– Тогда я лучше обратно поеду, по переулкам.

– Пока ты будешь разворачиваться, они уже на нас сядут. Давай вперед!

Борис подчинился. Возможно, это было не лучшим решением. Машин на ходу в то утро в городе почти не было. Зеленый «жигуленок», так резво промчавшийся мимо вокзала, конечно же, обратил на себя внимание. Наверное, Шубину надо было спрятаться. Впрочем, тогда бы он открыл не менее известный преследователям профиль Бориса.

– Ничего, мы тут свернем, – сказал Борис, глядя, как черная «Волга» отходит от вокзала.

Он свернул направо, потом, увидев, что преследователей еще не видно, повернул в ворота большого дома, но тут ему пришлось затормозить. Во дворе, блокировав въезд, лежали трупы.

– Черт, я же знал… – сказал Шубин. – И забыл.

Борис хотел тут же выбираться из ворот задним ходом, но Шубин удержал его.

– Пригнись немного, – сказал он. – Дай им проехать.

Он смотрел назад, пригнувшись к сиденью. Он оказался прав. Через минуту мимо пронеслась черная «Волга». В ней был лейтенант милиции, еще кто-то в штатском и шестерка Плотников. Зеленую малолитражку, уткнувшуюся носом в ворота, они не заметили.

Борис подал назад, они вернулись к вокзальной площади и оттуда уже поехали по другой улице.

– Давай письма, – сказал Шубин. – Мало ли что, а вдруг придется срочно расставаться.

– Ты прав. Возьми в бардачке.

Шубин достал толстый конверт. конверт был заклеен, но без надписи.

Борис затормозил на перекрестке. Работал автоматический светофор.

Шубин достал из кармана ручку и, пока машина стояла, написал на конверте крупными печатными буквами:

«ПЕРЕДАТЬ В ЦК КПСС. СРОЧНО».

Потом с трудом втиснул конверт во внутренний карман аляски.

– Правильно, – сказал Борис, который видел, как Шубин писал.

– А я не догадался. Надо предусмотреть каждую случайность.

Зеленый свет не зажигался. Справа, на первом этаже, было открыто окно и оттуда двое мужчин вытаскивали тело женщины. Женщина была в одно рубашке, ноги были белые, полные, тот мужчина, который тянул за ноги, все старался оправить рубашку.

– Давай нарушим, – сказал Шубин.

– А? – Борис тоже смотрел на то, как вытаскивают тело женщины. – Конечно, конечно, – сказал он.

Он рванул через перекресток.

– А я домой только на минуту забежал, – сказал он. – Там моя мама. Она все знает. Мою жену оденут и все сделают, да?

– Конечно, – сказал Шубин.

Он обратил внимание, что по тротуарам, в ту же сторону, что ехали они, идут люди, быстро, деловито, словно на службу. Машина переехала железнодорожные пути, за ними было открытое место, спускавшееся к реке.

И тут Борис затормозил в изумлении.

Все поле до самой воды было усеяно телами. У края стояли три или четыре грузовика с откинутыми бортами, и солдаты уныло и методично выкидывали тела на землю.

Но между этих тел, многих тысяч тел, ходили люди. Другие спешили туда, стекались с разных сторон. Некоторые вглядывались лица мертвых, другие не смели подойти близко, одна женщина стояла на коленях перед телом мужчины и сила себя кулаками в грудь.

– Вот сюда бы привезти весь обком, – сказал Шубин.

– Как только ты будешь в безопасности, – сказал Борис, – я это сделаю. Клянусь памятью моей жены, я это сделаю.

Они поехали дальше. Они ехали мимо одноэтажных домиков, улица была совершенно пуста, и Шубин понимал, почему она пуста – ни в одном из домов не осталось ни души. На мостовой валялась раздавленная собака. Две курицы спокойно клевали что-то у забора. То ли пересидели беду на насесте, то ли у птиц иммунитет…

– А сейчас на всякий случай пригнись, – сказал Борис. – Будет пост ГАИ. Я думаю, здесь никого нет, но если есть, они могли предупредить об опасном преступнике.

Шубин пригнулся. На полу машины у его ног лежала женская заколка.

– Можно подниматься. Пронесло, – сказал Борис.

– А хозяин этой машины? – спросил Шубин.

– Хозяйка. Она в соседнем доме жила. Я потом машину поставлю на место, ты не думай.

– Я не думаю.

По сторонам дороги тянулись склады, потом они миновали коровник.

– И сюда добралось, – сказал Борис.

Ворота коровника были распахнуты, и труп коровы валялся в них.

Они миновали опустевшую пригородную деревню.

– Нелегко будет Силантьеву это прикрыть, – сказал Шубин.

– У него сильная поддержка в области, – сказал Борис. – Потому мы и не смогли его сковырнуть. Он у нас всего второй год, как подающий надежды. А области тоже не нужны неприятности.

Они въехали в лес. Дорога начала подниматься. Она поднималась ровно, и ее было видно на несколько километров вперед. Объехали приткнувшийся к обочине автобус. Потом «Москвич», который стоял поперек шоссе.

– Это не главная дорога, – сказал Борис. – Только до Синевы. Поэтому я тебя и повез. Они думают, что мы на аэродром или по свердловской трассе рванем.

«Жигуленок» легко катил в гору.

– Не обольщайся, – сказал Шубин. Он смотрел в зеркало над ветровым стеклом. Далеко сзади шла черная машина.

– Может, другая? – Борис качнул головой, чтобы лучше увидеть преследователей.

– А я говорю – не обольщайся. Много ли шансов, что другая черная «Волга» идет именно по этой дороге и в этот час? Тут что впереди, их резиденция?

– Нет, резиденция по Свердловскому шоссе.

– Тогда жми, – сказал Шубин, – это за нами.

Борис честно жал, и «жигуленок» шел на пределе. Дорога было покрыта снегом и давно не чинена, так что порой машину подбрасывало так, что казалось – на асфальт она уже не вернется. Шубину жутко хотелось взять руль – он был куда лучшим водителем, чем Борис, но сейчас было некогда заниматься пересадками.

– Слушай, Борис, – сказал Шубин. – И все-таки ты выполни мою просьбу. Ты Николайчика из «Знания» знаешь?

– Знаю.

– У Николайчика работает шофером Эля.

– Знаю, – сказал Борис. – Она с парнем из моего класса жила.

– Когда?

– Ну, это давно было, года два назад.

– Вот моя карточка. Пускай она мне напишет. И еще мне нужен твой адрес. Ты же хочешь узнать, что мне удалось сделать?

Черная «Волга» постепенно приближалась. Водитель на ней был профессиональный.

– Пиши, – сказал Борис. – Гоголя, шестнадцать, двадцать три.

Шубин записал его адрес на одной из своих карточек. Положил ее себе в карман. Вторую – сунул в карман Борису.

«Волга» была уже угрожающе близко.

– Что-то надо делать, – сказал Шубин. – До станции еще далеко?

– Километров тридцать – тридцать пять.

– Догонят, – сказал Шубин.

– Я тоже так думаю. Как же они догадались?

– Они, наверное, думали, как и ты.

– Знаю! – крикнул Борис. – Через километр будет поворот, за ним дорожка, через лес, шесть верст, может, немного побольше. Выходит к разъезду Лихому. Там иногда товарняки останавливаются.

– Понял.

– На машине туда не проехать. Туда дорога с другой стороны путей, от Ловчей.

– Что предлагаешь?

– Я приторможу. Только на секунду – а ты беги, чтобы они не заметили, что ты ушел. Я их за собой поведу – как можно дальше. Тогда есть надежда, правда?

– Правда, есть надежда, – сказал Шубин.

Впереди был поворот. Шубин обернулся. До «Волги» метров четыреста. Они услышали скрип тормозов.

– Ты тормози не очень резко, – сказал Шубин, – чтобы они не услышали.

Он положил лыжную шапку с олимпийскими кольцами на спинку сиденья, чтобы сзади казалось, что пассажир в машине.

– Готовься! – крикнул Борис.

За поворотом он начал тормозить, сдвигаясь к обочине.

Шубин открыл дверь, – к дороге подступали деревья, – из «Волги» их не было видно. Когда машина, на его взгляд, затормозила достаточно, он оттолкнулся и полетел руками вперед в кювет.

Был удар. Он не чувствовал боли, потому что знал – нужно уйти. Он приподнялся – но в руке была такая боль, что он упал снова. Он пополз вниз, в кювет, и замер, потому что отчетливо услышал, как из-за поворота вылетела, взвизгнув тормозами, «Волга». Шубин вжался лицом в холодный, жесткий снег.Он даже не знал – лежит ли он на виду у края дороги, или кювет достаточно глубок, чтобы скрыть его.

«Волга» промчалась мимо, но это ничего не значило. Может, кто-то из них смотрел в окно и увидел его, но нужно время, чтобы развернуться.

Шубин приподнялся, стараясь не опираться на больную руку, и побежал к деревьям. Здесь уже было немало снега, по щиколотки, и он понял, что его найдут по следам. Добежав до подлеска, к счастью густого, он вторгся в него, не обращая внимания на то, как стегают по лицу ветви. Потом остановился. Дорогу было хорошо видно. Она была пуста.

Здоровой рукой он тронул больную и чуть не подскочил от острого удара боли. Хорошо, что не ногу сломал, сказал он себе. Мог и ногу.

Вокруг стояла удивительная, сказочная тишина. Вдалеке застучал дятел.

Несмотря на тупую боль, Шубин ломал густую еловую втек и заставил себя вернуться к шоссе. Он тщательно заровнял истоптанный снег. Так, чтобы не заметили следов с проезжающей машины. Он отступал, размахивая своей метелкой, и думал о том, что еще не отыскал этой дорожки к разъезду, и не прошел потом по ней шести верст, и не дождался на неизвестном ему разъезде какого-нибудь товарняка. И все это впереди, все это надо вытерпеть.

А может быть, и вытерпеть те гневные и грозные письма, что, опережая его, рвануться из горкома и обкома. В них его будут обвинять во всех грехах, включая, может быть, и убийство начальника главка товарища Спиридонова. Считай – пропала Швейцария.

Он бросил ветку в кусты. Ох и будет Борису, сказал он себе и кустам пошел обратно вдоль дороги, пока не отыскал полузанесенную снегом тропинку, которая через два часа вывела его, вернее его упрямую тень, к разъезду Лихому.