Текст книги "Кир Булычев. Собрание сочинений в 18 томах. Т.3 "

Автор книги: Кир Булычев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 60 (всего у книги 79 страниц)

19

– Как вы думаете, – сказала Анна, пока Кин подбирал с кровати рубаху и сапоги, – тот литовец убьет епископа?

– Нет, – сказал Кин. – Епископ умрет лет через пятнадцать. Жюль, проверь, чтобы ничего не оставалось в сенях.

– А вы не вернетесь? – Анна вдруг поняла, что представление заканчивается. Последнее действие – похищение чародея. И занавес. Зрители покидают зал. Актеры заранее собрали реквизит и переезжают в другой городок.

– Если все обойдется, – сказал Кин сухо, – то не вернусь. Жюль перебросит нас домой. Дед Геннадий приходил?

Анна кивнула.

– Сварить кофе?

– Только себе и Жюлю, – сказал Кин. – Перед переброской лучше не есть. Я завтра утром позавтракаю. Дома…

– Все-таки этот шут мне неприятен, – сказала Анна. – Девушка ничего не подозревает…

– Он его раб, – сказал Кин. – Роман его спас от смерти. Но приворотного зелья не существует. Это уже доказано наукой.

– Не знаю, – сказала Анна. – Вы же сами говорили, что Роман – универсальный гений. Может, придумал.

– Я буду переодеваться, – сказал Кин. – И боюсь вам помешать. Вы хотели сделать кофе.

– Конечно, – сказала Анна.

Она разожгла плиту – хорошо, что взяла с собой молотого кофе, – и вдруг страшно рассердилась. И поняла, почему. Ее присутствие терпели, как присутствие деда Геннадия, и забыли о ней в первый же удобный момент. А чего ты ждала, голубушка? Что тебя пригласят на экскурсию в будущее? Чепуха, ты просто ни о чем не думала, а решила, что бесплатное развлечение будет длиться вечно… Кин за перегородкой чем-то загремел. Интересно, он берет с собой оружие?

– Ну как? – спросил Кин.

Анна обернулась. В дверях кухни стоял обросший короткой бородой мужчина из тринадцатого века, зажиточный, крепкий, меч сбоку, кольчуга под накидкой, на шее странный обруч – в виде серебряной змеи. Был этот мужик пониже ростом, чем Кин, пошире его в плечах, длинные пегие волосы собраны тесемкой.

– Я бы вас никогда не узнала, – сказала Анна.

– Спасибо, – сказал Кин.

– А почему змея?

– Это уж. Я литовский воин, из охраны Романа.

– Но они же друг друга знают.

– Сейчас темно. Я не буду соваться на передний план.

– А я кофе сварила, – сказала Анна.

– Кофе? Налейте Жюлю.

Жюль уже собрал один из пультов, закрыл чемодан и вынес в прихожую. Сам вернулся к пульту связи.

– Жюль, – сказала Анна, – выпей кофе.

– Спасибо, девочка, – сказал Жюль, – поставь на столик.

Анна поставила чашку под выключенный шар. Если не нужна, лучше не навязываться. В прихожей ее догнал голос Жюля:

– Мне будет жаль, если я тебя больше не увижу, – сказал он. – Такая у нас работа.

– Такая работа, – улыбнулась Анна, оборачиваясь к нему. Она была ему благодарна за живые слова.

На кухне Кин стоял, прихлебывал кофе.

– Вам же нельзя! – не удержалась Анна.

– Конечно, лучше не пить. Только вот вам не осталось.

– Ничего, я себе еще сварю.

– Правильно, – сказал Кин.

20

Выход в прошлое чуть было не сорвался. Они все стояли в прихожей, над чемоданами и ящиками. И снова раздался стук в дверь.

– Кто? – спросила Анна.

– У тебя все в порядке? – спросил дед Геннадий.

– А что?

– Голоса слышу, – сказал дед.

Кин метнулся на кухню. Жюль закрылся в задней комнате. Анна медлила с засовом.

– У меня радио, – сказала она. – Радио я слушала. Я уже спать легла.

– Спать легла, а свет не тушишь, – проворчал дед. – Я тебе анальгин принес.

– Зачем мне анальгин?

– От головной боли, известное дело. Раз жаловалась.

Пришлось открыть. На улице дул сырой ветер. Яркая луна освещала шляпу деда, лицо под ней казалось черным. Дед постарался заглянуть за спину Анны, но в прихожей было темно. Пачка таблеток была теплой, нагрелась от ладони деда.

– Беспокоюсь я за тебя, – сказал он. – Вообще-то у нас места тихие, разбойников, понятно, нет, нечем им интересоваться, но какое-то к тебе есть опасное притяжение.

– Я не боюсь. Спасибо за лекарство. Спокойной ночи.

Анна быстро захлопнула дверь, решив, что, если дед обидится, у нее будет достаточно времени с ним поладить… Дед еще постоял на крыльце, повздыхал, потом заскрипели ступеньки. Кин подошел к окну в прихожей – дед медленно брел по тропинке.

– Спасибо, Анна, не знаю, что бы мы без тебя делали, – сказал Кин.

– Не лицемерьте. Он приходит именно потому, что я здесь. Не было бы меня, он бы и не заподозрил.

– Ты права, – сказал Кин.

Он прошел, мягко ступая по половицам, в холодную комнату, включил шар и повел его из горницы польской княжны, сейчас темной, наружу, через залитую дождем площадь, мимо коновязи, где переминались мокрые кони, мимо колодца, в закоулок, к дому Романа. За забором во дворе шар опустился к земле и замер. Кин выпростал руки из столика, перешел в другой угол комнаты, где стояла тонкая металлическая рама – под ней металлическая платформочка, похожая на напольные весы. Воздух в раме чуть колебался.

– Давай напряжение, – сказал Кин.

– Одну минуту, – сказал Жюль. – Дай я уберу вещи, а то потом некогда будет отвлекаться.

Сзади Анны зашуршало, щелкнуло. Она обернулась и увидела, как исчез один чемодан – с лишней одеждой, потом второй, с пультом. Прихожая опустела.

Кин вступил в раму. Жюль подвинул табурет поближе к шару, натянул на левую руку черную перчатку.

– Начинается ювелирная работа, – сказал он.

Кин бросил на Анну, как ей показалось, удивленный взгляд, словно не понимал, с кем разговаривает Жюль.

– Не отвлекайся, – сказал он.

Шар показывал темный двор. Под небольшим навесом у калитки съежился, видно, дремал, стражник, похожий на Кина.

– Чуть ближе к сараю, – сказал Кин.

– Не ушибись, – сказал Жюль, – желаю счастья.

Кин поднял руку. Раздалось громкое жужжание, словно в комнату влетел пчелиный рой. И Кин исчез.

21

Кин вышел из тени сарая – на дворе стояла темень, угадывались лишь силуэты предметов. Слабый свет выбивался из щели двери в сарай. Кин скользнул туда, чуть приоткрыл дверь – лучина освещала низкое помещение, на нарах играли в кости два стражника. Кин пошел к воротам. Стражник у ворот дремал под навесом, кое-как защищавшим от дождя.

Кин был уже возле стражника, когда трижды ударили в дверь – по ту сторону забора стоял Роман, у его ног сгорбленной собачонкой – шут Акиплеша.

Стражник вздохнул, поежился во сне. Кин быстро шагнул к воротам, выглянул, узнал Романа, отодвинул засов.

– Ни черта не видно, – проворчал Роман.

– Я до двери провожу, – сказал Кин. – За мной идите.

– В такую темень можно уйти, – сказал Роман. – По крайней мере часть добра мы бы вынесли.

– А дальше что? – спросил шут. – Будешь, дяденька, по лесу посуду носить, медведей кормить?

– Не спеши, в грязь попаду, – сказал Роман Кину. Он шел по деревянным мосткам, держась за край его плаща.

Анна вдруг хмыкнула.

– Ты чего? – спросил Жюль.

– Знал бы Роман, что коллегу за полу держит.

– Лучше, чтобы не знал, – серьезно ответил Жюль.

– Ты зачем подсматривал, дяденька? – спросил шут. – Не поверил, что дам любезной зелье?

– Она придет ко мне?

– Кого поумней меня спроси!

Заскрипели ступеньки крыльца.

Дверь, отворившись, обозначила силуэты людей. Кин сразу отступил в сторону. Донесся голос шута:

– Что-то этого ратника не помню.

– Они все одинаковые, – сказал Роман.

В приотворенную дверь видно было, как шут откинул люк в подвал. Заглянул внутрь. Выпрямился.

– Мажей не возвращался, – сказал он.

Голос его вдруг дрогнул. Анна подумала, что и шуты устают быть шутами.

– Лучше будет, если он не вернется, – сказал Роман.

– Разум покидает тебя, боярин, – сказал шут жестко. – Мажей верно служил тебе много лет.

– Город не выстоит, даже если вся литва придет на помощь.

– Если погибнет епископ, будет справедливо.

– И рыцари отомстят нам жестоко. Мы погибнем.

– Мы выиграем день. Придет литва.

– Я думаю о самом главном. Я на пороге тайны. Еще день, неделя, месяц – и секрет философского камня у меня в руках. Я стану велик… Князья государств и церкви будут у моих ног… Никто не посмеет отобрать у меня Магдалену.

– Дурак, – сказал спокойно шут, – умный, а дурак, хуже меня. Епископ…

– А что, епископу золото не нужно? Власть не нужна? Епископ будет беречь меня как золотую птицу.

– Но в клетке, дяденька.

– Условия будут мои.

– Птичка в клетке велела хозяину щи подавать?

– Будут подавать. Как миленькие.

– Рыцари прихлопнут тебя, не станут разбираться…

– Епископ знает, что я здесь. Не даст меня в обиду.

– И ты его поэтому бережешь?

– Любой ценой. Не ради меня – ради великой тайны.

– Ой, боярин…

– Ты не веришь?

– Нет.

Роман вдруг выхватил нож.

– Я убью тебя!

– Нельзя! – крикнул шут. С неожиданной ловкостью он перепрыгнул через открытый люк в подвал, перед слабо освещенным зевом которого остановился Роман. Ухмылка не исчезла с его лица. Он бросился наружу. Кин еле успел отшатнуться.

На крыльце шут нахохлился, голова ушла в широкие плечи.

– Дождик, – сказал он, – дождик какой… До конца света дождик… Жизни нет, один дождик.

Заскрипели ступеньки. Шут спустился во двор…

Кин стоял посреди верхней горницы. Роман спустился в подвал, но люк оставил открытым.

Кин осторожно заглянул вовнутрь. Шар, повиснув над ним, глядел туда же.

Роман стоял у стола, постукивая концами пальцев по его краю. Вдруг он вздрогнул. Он увидел, что у потухшей печи, мокрый, замерзший, стоит отрок.

– Ты что же молчишь? – спросил Роман.

– Я не догнал его, – сказал отрок.

– А я и не ждал, что ты его догонишь. А там ты был?

– Был, – сказал отрок.

– Что сказали?

– Сказали, в час после полуночи.

– Ты грейся, грейся, – сказал Роман. – Потом поможешь мне.

– Бьет меня дрожь, – сказал отрок. – Орден нас примет?

– Ты не бойся. Меня везде знают. Меня в Венеции знают. И в Магдебурге, и в Майнце знают… Меня убить нельзя…

В этот момент все и случилось.

Шар висел над самой головой Кина. Поэтому не было видно, кто нанес Кину удар сзади. На мгновение изображение исчезло, затем возникло удивленное лицо Кина. Он попытался обернуться и тут же, потеряв равновесие, рухнул в люк, медленно сполз в подвал по ступеням лестницы.

– Стой! Он же разобьется!

Сверху мелькнул аркан – за секунду шут успел достать и метнуть его так, что веревка охватила плечи Кина в полуметре от пола подвала и остановила падение. Затем безжизненное тело опустилось на пол, и, подняв шар, Жюль увидел над люком шута с арканом в одной руке, с дубиной – в другой.

Роман и отрок отшатнулись от люка, замерли.

Роман первым сообразил, в чем дело.

– Кто? – спросил он.

– Он мне с самого начала не показался – нету нас такого в стражниках. У меня знаешь какая память на лица. Подслушивал. Думаю, епископский лазутчик.

Глаза Кина были закрыты.

– Ты его не убил? – спросил Роман.

– У нас, литовцев, головы железные, – сказал шут.

– Что же делать? – сказала Анна. – Они его убьют. Ну сделай что-нибудь, Жюль, миленький! Вытащи его обратно.

– Без его помощи не могу.

– Так придумай.

– Да погоди ты! – огрызнулся Жюль. – Ты думаешь, он на прогулку пошел? Выпутается. Обязательно выпутается. Ничего…

– Надо с ним поговорить, – сказал Роман.

– Только возьми у него… это.

Шут нагнулся, выхватил у Кина меч, арканом стянул ему руки.

В этот момент в люке показалось лицо другого стражника.

– А, Йовайла, – сказал шут. – Ты этого земляка не знаешь?

– Нет, – сказал тот быстро. – За воротами князь.

– Этого еще не хватало, – сказал Роман. – Акиплеша, убери, быстро, быстро, ну! Глузд, помоги ему!

Они оттащили Кина в сторону, в тень, Роман насыпал сверху ворох тряпья… Сцена была зловещей – тени метались по стенам, сплетались, будто дрались между собой.

Князь быстро спускался вниз, ступени прогибались, за ним – в двух шагах

– ятвяг, в черной куртке и красном колпаке.

Князь был в кольчуге, короткий плащ промок, прилип к спине, рыжие волосы взъерошились. Князь был зол.

– Орден на приступ собрался, лестницы волокут… Как держаться, ворота слабые, людей мало. Ты чего здесь таишься?

– Какая от меня польза на стене? Я здесь нужнее.

– Ты думай. Нам бы до завтра продержаться. Роман, почему на башнях огненной воды нет?

– Кончилась, княже.

– Чтобы была! Не отстоим город – первым помрешь.

– Князь, я твоего рода, не говори так. Я все делаю…

– Не знаю, никому не верю. Как плохо – никого нет. Где Владимир Полоцкий? Где Владимир Смоленский, где Мстислав Удалой? Владимир Псковский? Где рати? Где вся Русь?

– Я приду на стену, брат, – примирительно сказал Роман.

– Тут у тебя столько зелья заготовлено.

– Это чтобы золото делать.

– Мне сейчас золото не нужно – ты мне самородок дашь, я его на голову епископу брошу. Ты мне огонь дай, огонь!

– Я приду на стену, брат.

Кин пошевелился под тряпьем, видно, застонал, потому что князь метнулся к куче тряпья, разгреб ее. Кин был без сознания.

– Кто? Почему литовца связал?

– Чужой человек, – сказал Роман. – В доме у меня был. Не знаю – может, орденский лазутчик.

– Убей его! – Князь вытащил меч.

Анна прижала ладони к глазам.

– Нет, – услышала она голос Романа. – Я его допросить должен. Иди, князь, я приду. Сделаем огонь – придем.

– Ятвяг, – сказал князь, – останешься здесь.

– Лишнее, князь, – сказал Роман.

– Сейчас я никому не верю. Понял? Тебе не верю тоже. – Князь опустил рукоять меча. – Нам бы до завтра продержаться.

Князь, не оборачиваясь, быстро поднялся по лестнице. Остановился, заглянув в подвал сверху. И ему видны были темные тени, неровно освещенные желтым светом лица, блеск реторт и трубок. Князь перекрестился, потолок над головами чародея и его помощников заколебался, вздрогнул от быстрых тяжелых шагов уходившего князя Вячко.

– Вся литовская рать не спасет его, – тихо сказал Роман.

Он сделал шаг к Кину, посмотрел внимательно на его лицо.

Ятвяг за его спиной тоже смотрел на Кина холодно и бесстрастно – для него смерть и жизнь были лишь моментами в бесконечном чередовании бытия и небытия.

– Дай чего-нибудь ятвягу, опои его, – сказал Роман.

– Он заговорил по-латыни, – заметил Жюль.

– Не все ли равно! – воскликнула Анна.

Ятвяг отступил на шаг, он был настороже.

– Не будет он пить, – сказал шут. – Он верный пес.

Кин открыл глаза. Помотал головой, поморщился от боли.

– Ничего, – сказал Жюль. – Мы не с такими справлялись.

– Пистолет бы ему.

– Он не имеет права никому причинять вреда.

– Даже если это грозит ему смертью?

– Мы готовы к этому, – сказал Жюль.

– Ты кто? – спросил Роман, склоняясь к Кину.

Кин молчал, глядел на Романа.

– Он не понимает по-немецки, – сообщил шут.

– Без тебя, дурак, вижу, наверное, притворяется.

– Так убей его, и дело с концом, – сказал шут.

– А вдруг его прислал епископ?

– Другого пришлет, – сказал шут. – С языком.

– Подлец, – сказала Анна сквозь зубы.

– Спроси его по-литовски, – сказал Роман.

– Ты что здесь делаешь? – спросил шут.

– Я пришел из Тракая, – сказал Кин. – Я своих увидел.

– Врешь, – сказал шут.

– Что он говорит?

– Врет, – сказал шут. – Убить его надо, и дело с концом.

Кин постарался приподняться.

Ятвяг мягким кошачьим движением выхватил саблю.

– Погодите, – сказал Кин. – Мессир Роман, у меня к вам важное дело.

– Он знает латынь? – вырвалось у Романа.

– Боярин, – сказал отрок, – время истекает.

– Время? – повторил ятвяг. – Князь ждет. Идите на башню.

– Сейчас, – сказал Роман. – Ты говоришь, что знаешь меня?

– Я принес вести из Бремена, – сказал Кин. – Я не могу сказать сейчас. Я скажу наедине. Развяжите меня.

– Нет, – сказал Роман. – Даже если ты не врешь, ты останешься здесь. Я не верю тебе.

– Время истекает, – сказал отрок.

– О чем он все время говорит? – спросил шут.

– Он должен встретиться с одним человеком.

Ятвяг положил на левую ладонь лезвие сабли, словно любуясь ее тусклым блеском.

– Князь сказал, – повторил он, – пора идти.

– С тобой пойдет Акиплеша, – сказал Роман. – Он все знает.

– Князь сказал, – повторил ятвяг, и в словах его была угроза.

Анна увидела, что Роман сделал какой-то знак отроку и тот, чуть заметно кивнув, двинулся вдоль стены в полутьме. Кин лежал с открытыми глазами. Внимательно следил за людьми в подвале. Чуть пошевелил плечами.

– Он снимет веревки, – прошептал Жюль, будто боялся, что его услышат, – главное – снять веревки.

Ятвяг также внимательно следил за тем, что происходит вокруг, словно предчувствовал неладное.

– Цезарь, – сказал шут, – не бери греха на душу.

– Ты никогда не станешь великим человеком, – ответил Роман, делая шаг к столу, чтобы отвлечь внимание ятвяга, – наше время не терпит добрых. Ставка слишком велика. Ставка – жизнь и великая магия. Ты! – крикнул он неожиданно ятвягу. И замахнулся кулаком. Ятвяг непроизвольно вскинул саблю.

И в этот момент блеснул нож – коротко, смутно, отразившись в ретортах. И ятвяг сразу выпустил саблю, бессмысленно и безнадежно стараясь увидеть источник боли, достать закинутыми за спину руками вонзившийся в спину нож… и, сдвинув тяжелый стол, упал на бок. Реторта с темной жидкостью вздрогнула, и Роман метнулся к столу и подхватил ее.

– Как я испугался… – сказал он.

Шут смотрел на ятвяга.

– Плохо вышло, – сказал шут. – Ой как плохо вышло…

– Скажем князю, что он ушел. Вытащи его наверх – и за сарай. Никто ночью не найдет.

– Кровь, – сказал шут. – И это есть знание?

– Ради которого я отдам свою жизнь, а твою – подавно, – сказал Роман. – Тащи, он легкий.

Шут стоял недвижно.

– Слушай, – сказал Роман. – Я виноват, я тебя всю жизнь другому учил… Я тебя учил, что жизнь можно сделать хорошей… но нельзя не бороться. За науку бороться надо, за счастье… Иди, мой раб. У нас уже нет выхода. И грех останется на мне.

Шут нагнулся и взял ятвяга за плечи. Голова упала назад – рот приоткрылся в гримасе.

Шут поволок его к лестнице. Отрок подхватил ноги убитого.

– Я больше не могу, – сказала Анна. – Это ужасно.

– Это не конец, – сказал Жюль. Он приблизил шар к лицу Кина, и тот, словно угадав, что его видят, улыбнулся краем губ.

– Вот видишь, – сказал Жюль. – Он справится.

В голосе Жюля не было уверенности.

– А нельзя вызвать помощь? – спросила Анна.

– Нет, – коротко ответил Жюль.

Шут с отроком втащили труп наверх. Роман окликнул отрока:

– Глузд! Вернись.

Отрок сбежал по лестнице вниз.

– Мне не дотащить, – сверху показалось лицо шута.

– Дотащи до выхода, позовешь Йовайлу. Спрячете – тут же иди на стену. Скажешь, что я – следом.

Отрок стоял посреди комнаты. Он был бледен.

– Устал, мой мальчик? Тяжела школа чародея?

– Я послушен, учитель, – сказал юноша.

– Тогда иди. Помни, что должен завязать ему глаза.

Отрок открыл потайную дверь и исчез за ней.

Роман поглядел на большие песочные часы, стоявшие на полке у печи. Песок уже весь высыпался. Он пожал плечами, перевернул часы и смотрел, как песок сыплется тонкой струйкой.

– Второй час полуночи, – сказал Кин. – Скоро начнет светать. Ночи короткие.

– Да? – Роман словно вспомнил, что не один в подвале. – Ты для меня загадка, литовец. Или не литовец? Лив? Эст?

– Разве это важно, чародей? – спросил Кин. – Я ученик Бертольда фон Гоца. Ты слышал это имя?

– Я слышал это имя, – сказал Роман. – Но ты забыл, что Бертольд уже два года как умер.

– Это пустой слух.

Дверь качнулась, отворилась, и из подземного хода появился отрок, ведя за руку высокого человека в монашеском одеянии, с капюшоном, надвинутым на лоб, и с темной повязкой на глазах.

– Можете снять повязку, – сказал Роман. – У нас мало времени.

Монах снял повязку и передал отроку.

– Я подчинился условиям, – сказал он. – Я тоже рискую жизнью.

Анна узнала ландмейстера Фридриха фон Кокенгаузена. Рыцарь подошел к столу и сел, положив на стол железную руку.

– Как рука? – спросил Роман.

– Я благодарен тебе, – сказал Фридрих. – Я могу держать ею щит. – Он повернул рычажок на тыльной стороне железной ладони. Пальцы сжались, словно охватили копье. – Спасибо. Епископ выбрал меня, потому что мы с тобой давнишние друзья, – сказал Фридрих. – И ты доверяешь мне. Расскажи, почему ты хотел нас видеть?

– Вы нашли литовца, который украл у меня огненную смесь?

– Да, – коротко сказал Фридрих. – В горшке твое зелье?

– Оно может разорвать на куски сто человек, – сказал Роман.

Жюль опять повернул шар, и Анна увидела, как Кин медленно движет рукой, освобождая ее.

– А это кто? – Рыцарь вдруг резко обернулся к Кину.

– Я тебя хотел спросить, – сказал Роман. – Он сказал, что он ученик Бертольда фон Гоца.

– Это ложь, – сказал рыцарь. – Я был у Бертольда перед его смертью. Нас, людей, причастных к великой тайне магии и превращения элементов, так мало на свете. Я знаю его учеников… Он лжет. Кстати, сейчас он освободит руку.

– Черт! – выругался Жюль. – Как он заметил?

Роман с отроком тут же бросились к Кину.

– Ты прав, брат, – сказал он Фридриху. – Спасибо тебе.

Кин был неподвижен.

– Это первый человек, который развязал узел моего шута.

– И поэтому его надо убить, – сказал рыцарь.

Роман подхватил из-под стола толстую веревку и надежно скрутил руки Кина.

– Погоди, – сказал Роман. – Он говорит по-латыни не хуже нас с тобой и знает Бертольда. Скоро вернется мой шут и допросит его. Он допросит его как надо, огнем.

– Как хочешь, – сказал рыцарь. – Я слышал, что ты близок к открытию тайны золота.

– Да, – сказал Роман. – Я близок. Но это долгая работа. Это будет не сегодня. Я беспокоюсь за судьбу этого деяния.

– Только ли деяния?

– И меня. И моих помощников.

– Чем мы тебе можем быть полезны?

– Ты знаешь чем – ты мой старый знакомый. Ты потерял руку, когда в твоем замке взорвалась реторта, хоть и говоришь, что это случилось в битве с сарацинами.

– Допустим, – сказал рыцарь.

– Мне главное – сохранить все это. Чтобы работать дальше.

– Похвально. Но если наши пойдут завтра на штурм, как я могу обещать тебе безопасность?

– И не только мне, брат, – сказал Роман. – Ты знаешь, у нас живет польская княжна?

Шар опять приблизился к Кину. Губы Кина шевельнулись:

– Плохо дело. Думай, Жюль…

Жюль кивнул, словно Кин мог увидеть его. И обернулся к Анне – может, искал сочувствия?

– Если ты уйдешь, я не справлюсь с машиной? – спросила Анна.

– Нет, моя девочка, – сказал Жюль тихо. – Тебе не вытянуть нас.

Роман и рыцарь подняли глаза.

– Кто-то идет, – сказал Роман отроку. – Задержи его. Я вернусь.

Рыцарь тяжело поднялся из-за стола и опустил капюшон.

– Завязать глаза? – спросил Фридрих.

Роман махнул рукой.

– Я выйду с тобой. Скорей.

Потайная дверь закрылась за рыцарем и Романом.

Шут спустился по лестнице.

– Где хозяин? – спросил он.

– Не знаю, – ответил отрок.

– Убежал к орденским братьям? Нет, он один не убежит. Ему все это нужно… это его золото… Это его власть и слава.