Текст книги "Кир Булычев. Собрание сочинений в 18 томах. Т.3 "

Автор книги: Кир Булычев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 33 (всего у книги 79 страниц)

– Там то же самое?

– Да. Там все мертвые. И когда человек, который был с нами, все же спустился в холл, он упал.

– Это случилось быстро?

– Практически мгновенно.

– Что вы можете сказать, Виктор Иннокентьевич? – спросил Спиридонов у Гронского.

– У нас такого не бывает, – сказал Гронский.

– Знаю, что не бывает. Иначе бы давно всю Россию перетравили, – сказал Спиридонов.

– Может, диверсия? – спросил шестерка. Уши его шевельнулись.

– Диверсия? – повторил Спиридонов. – И наверное, американская? Или сионистская? Замечательное объяснение.

– Надо позвонить на биокомбинат, – сказал Гронский. – Может, у них выброс?

– Вот и займитесь, – сказал Спиридонов.

Одна из толстых женщин громко рыдала, прислонившись к стене. Гронский подошел к ней. Он сказал:

– Верочка, не надо.

– Милиция не отвечает, – сказал Шубин.

– «Скорая помощь» тоже, – добавил милиционер. – И пожарники молчат.

– Понятно, – сказал Спиридонов. – Товарищ Шубин, пойдемте со мной, покажете мне, что там в холле.

Шубин подчинился, подумав, правда, что даже в такой ситуации Спиридонову, привыкшему, чтобы его провожали и ему показывали, не проходит в голову пойти посмотреть на холл одному. Шубин понимал, что это происходит не оттого, что спиридонов боится – он не производил впечатления пугливого человека. Просто он не привык действовать без человека, которому в случае нужды мог бы отдать приказание. А из окружающих он выделил себе в помощники Шубина.

Гронский взял телефонную трубку, протянутую милиционером. Шубин последовал за Спиридоновым к лестнице.

– Осторожнее, – сказал он, когда они начали спускаться. – Туман постепенно поднимается.

– Туман? Почему вы раньше не сказали?

– Я не уверен, что он – причина гибели людей, – сказал Шубин, – Но там есть желтый туман, и я думаю, что люди погибли из-за него.

Они остановились у последнего пролета. Спиридонов стоял, уперев кулаки в бока, и медленно поворачивался, как бы впитывая в себе зрелище.

Два человека лежали, заклинив открытую дверь лифта. Певица из оркестра скорчилась в дверях ресторана, и блестки ее платья мерцали в тумане золотыми звездочками.

– Мертвые, – сказал Спиридонов.

Он чуть двинул голову в сторону, чтобы вобрать в поле зрения Шубина.

– Воняет, – сказал он. – Чувствуете?

– Да.

– Здесь всегда воняет, даже вода воняет – я уж отмечал, – сказал Спиридонов. – А так чтобы воняло – не помню.

Шубин не стал отвечать.

– И что же вы предлагаете делать? – спросил Спиридонов.

– Надо связаться с другими районами, – сказал Шубин. – Мне говорили, что город стоил в низине, а заводы расположены выше.

– И зачем? – спросили Спиридонов.

– Они смогут сказать причину.

– Вряд ли, – сказал Спиридонов. – Ночь на дворе. На заводах только сторожа.

– А ночная смена?

– Сомневаюсь. Начало месяца, – сказал Спиридонов. – Но людей поднимать надо. Добраться бы до армии.

Наверху появились Гронский, рядом его референт. Они смотрели вниз, на холл, лица их были неподвижны.

– А вы что скажете? – спросил Спиридонов.

– Очень странно, – ответил Гронский.

Сверху послышался шум. Чей-то громкий голос кричал:

– У меня самолет через час. Вы что, не понимаете?

В ответ бубнил что-то милиционер.

– Успокойте его, – сказал Спиридонов Гронскому, тот кивнул шестерке, который сразу сорвался с места. Шубин смотрел ему вслед.

– Чего мы стоим? – сказал он.

– Есть предложения?

Желтый туман закрутился под ногами, и Спиридонов отошел на ступеньку выше.

– Почему мы о сих пор не позвонили в Москву?

– В Москву? – переспросил Спиридонов. Пожевал губами. – Может быть, и в Москву.

– Зачем в Москву? – спросил Гронский. Он не возражал, он задал спокойный вопрос, как человек, который хочет разобраться в трудной задаче.

– В любом случае мы должны сообщить, – сказал Шубин. – Там примут меры.

Гронский смотрел на Спиридонова. Спиридонов – на Гронского.

– Нет, – сказал твердо Гронский. – Мы не знаем ни масштабов аварии, ни причин – ничего не знаем. Что мы скажем Москве? Что в гостинице какое-то отравление?

– Не только в гостинице, – сказал Шубин.

– Пускай не только в гостинице. Пускай и на площади. И нас спросят, какие вы приняли меры? И мы скажем – позвонили в Москву. Это же, простите, несерьезно! – Гронский развел руками, чтобы все поняли, насколько это несерьезно.

Чувствуя неуверенность Спиридонова, Гронский загремел вопросами:

– И куда мы будем звонить в Москву? В штаб ПВО? В Министерство здравоохранения? Куда? В ЦК?

Слова Гронского звучали разумно, но в них была ложь, в них был страх, что сильнее страха от увиденного. Страх перед собственной гибелью, но не физической, а моральной, карьерной, деловой.

Вернулся шестерка с оттопыренными ушами. Он не скрывал восхищения перед филиппикой Гронского. Радостно кивая, будто ждал, когда начнут раздавать конфеты.

– Дело говоришь, – сказал Спиридонов. – До Москвы больше тысячи верст. Пока мы будем дозваниваться да искать, с кем побеседовать, утро наступит. Давайте сначала попробуем задействовать местные силы. Чем больше сделаем сами, тем меньше будет претензий у Москвы. Как там, Гронский, на биокомбинате? Что тебе сказали?

– Никто не подошел.

– Это ничего не значит. Что у тебя предусмотрено на случай аварии?

– Есть программа у дежурного.

– Ты ему приказал действовать?

– Сергей Иванович, но ведь нет аварии на моем заводе! Нет аварии! Что-то случилось здесь, в центре. А завод вон там. Вы же знаете.

– Так, значит, на завод ты еще не звонил? Иди звони.

Заметив, что шестерка хочет бежать за Гронским, Спиридонов приказал ему:

– А ты, Плотников, давай в номер люкс, держи ключ! Неси сюда бутылку и стакан.

Спиридонов посмотрел на Шубина.

– Два стакана. Нам подкрепиться надо… Так, Шубин?

– Так, – Шубину захотелось улыбнуться. В Спиридонове была внутреняя ясность, которая позволяет подчиняться без сопротивления.

– Гронский на завод не дозвониться, вот увидишь, что не дозвониться. У него там тоже все дрыхнут. А мы с тобой, знаешь что сделаем? Мы с военным аэродромом свяжемся. Здесь есть, в Нехаловке. Пускай поднимут вертолеты и облетят город. Прежде чем действовать, мы должны знать, с чем имеем дело. Разумно?

– Разумно, – сказал Шубин.

– Вот и я так думаю. Пошли, а то я помру от этой вони. Мутит. Тебя мутит?

– Мутит, – сказал Шубин и отметил про себя, что ему очень хотелось добавить «так точно»!

Наверху народу прибавилось. Гронский был у телефона. Все смотрели на него. Эля стояла в сторонке, увидела Шубина и обрадовалась. Но не подошла, не посмела. Она понимала, что теперь наступило время начальников.

В стороне стояли три грузина их ресторанно компании. Они допрашивали милиционера, хотели посмотреть, что там, внизу, но милиционер пришел в себя и говорил властно. У лифта, где все еще горел красный огонек, стоял второй из командировочных, что был с Шубиным в ресторане. Надо ему сказать, что его товарищ погиб. Потом скажу, подумал Шубин. Он хотел было подойти к Эле, но тут Гронский громко сказал:

– Это кто у телефона? Почему не подходите? Кто, кто – Гронский, вот кто! Что там у вас происходит?

Гронский послушал ответ. Все замерли, замолчали.

– А кто у телефона? – продолжал гронский. – Так вот, Ховенко, выйди из дежурки, обойди территорию. Я тебе через десять минут позвоню. А если что – немедленно отзвонишь сюда. Какой телефон?

Гронский спросил, зажав трубку ладонью:

– Какой здесь телефон?

– Двадцать-триста четыре. Гостиница «Советская». Немедленно отзвони.

Гронский положил трубку с таким видом, словно у него гора свалилась с плеч.

– У нас все в порядке, – сказал он.

Получалось, что все происходящее вокруг – лишь видимость, недоразумение.

Это уловил и Спиридонов.

– У тебя в дежурке все в порядке, – сказал он. – А что это значит? Ничего не значит! Люди погибли, а ты – все в порядке!

– Мы будем искать причину, – сказал Гронский, проводя ладонью по гладкой щеке. – Мне позвонят. Все выяснится. Я уверен, что утечка на биокомбинате.

Появился шестерка Плотников. Он нес поднос, на котором стояли початая бутылка водки, два стакана и лежала нарезанная колбаска.

Он остановился перед Спиридоновым, не кланяясь ему, но всем своим видом изображая поклон.

– Молодец, – сказал рассеянно Спиридонов, – поставь на стол.

Тот поставил на стол дежурной, и все смотрели молча, как Спиридонов разливает водку в два стакана, будто решая задачу, с кем разделить бутылку.

– Шубин, – сказал Спиридонов, – примем за знакомство.

Гронский не скрывал ненависти. Если бы не беда – ох бы он до Шубина добрался!

Может, в ином случае Шубин бы отказался, но именно из-за взгляда Гронского он стакан взял.

– За здоровье, – сказал Спиридонов. – Твое лицо мне знакомо. Откуда?

– Товарищ Шубин позавчера по Центральному телевидению выступал, – сказал шестерка, легкомысленно предавая своего шефа.

– Точно, – сказал Спиридонов. – У меня память на лица.

Он выпил свой стакан в три глотка.

– Давай, набирай аэродром, Гронский! Поднимем родные ВВС в темное небо. Ты чего не пьешь? – спросил он Шубина.

– Я знаю, куда позвонить в Москве, – сказал Шубин. – Надо позвонить к нам в «Известия». Они знают, что делать.

– Зачем? – быстро ответил Гронский. Он уже цепко держал телефонную трубку. – Мы собственными силами, без прессы.

– Испугался, – без злобы сказал Спиридонов. – Ты понимаешь, Шубин, что будет, если Москва сейчас вмешается?

– Я думаю о пользе дела, – сказал Гронский и стал набирать номер.

Шубин знал, что все равно позвонит в газету. Сейчас же. Из своего номера.

– Сейчас он с крылышками свяжется, потом твоя очередь, – сказал Спиридонов. – А ты пей, не люблю, когда мои люди манкируют своими обязанностями.

Шубин понял, что никуда ему не деться от принадлежности к людям Спиридонова. И пить придется.

Он выдохнул воздух. И подумал – господи, спаси меня от этой чести…

Свет погас. Он погас везде – на лестнице, в коридоре, доже погас красный огонек лифта.

Это произошло не беззвучно – все здание как будто ахнуло – так отозвался в ушах Шубина общий вздох, вскрик всех, кто стоял вокруг. И сразу стало видно, что небо за окном зловеще светится желтоватым отблеском.

Шубин посмотрел туда. Фонари на площади потухли, потухли окна в домах на площади. Погасли окна в вокзале. И лишь в автобусе, что стоял посреди площади с открытыми дверями, у которых лежали его водитель и пассажиры, горел яркий свет. И дальше к вокзалу светился еще один автобус. Тоже пустой.

Шубин поставил стакан на край стола. «Если высшие силы прислушиваются к моим просьбам», – началась мысль, но так и не кончилась, потому что невдалеке возник голос Эли:

– Юра, где ты?

– Я здесь, – сказал Шубин. Он пошел к Эле, наткнулся на кого-то… – Я здесь!

Эля была рядом. Вот она. Она уцепилась в его руку, как цепляется перепуганный ребенок.

За спиной голос Спиридонова произнес:

– Как связь? Работает?

– Нет, – ответил Гронский. – Молчит.

– Значит, энергию вырубили. Кто-то догадался, что опасно.

– А может, не догадался, – сказал Шубин. – Может, до них добрался туман.

– Это может быть? – спросил Спиридонов.

– Электростанция старая, на реке, – сказал Гронский.

– В низине?

– На нашем уровне.

– Мог добраться, – сказал Спиридонов. – Так что, Шубин, со звонком в Москву придется потерпеть.

– Вижу, – сказал Шубин.

Небо за окном светилось, по нему быстро бежали синие облака, между ними открывалась и сразу пропадала луна.

– Гражданка дежурная, – сказал Спиридонов. Он всегда успевал сказать раньше других. – Дежурная по этажу здесь?

– Здесь, – отозвалась та.

– На случай перебоев с энергией, где хранятся свечи или лампа?

– У горничных в комнате, – ответила дежурная.

– Тогда несите.

– Не могу, – ответила дежурная. – Как раз керосин кончился. Обещали завтра принести.

– Все у вас наперекосяк!

– Но ведь обещали. Если бы знать, из дому бы принесла.

– Все равно несите, – сказал Спиридонов. – В каких-то лампах должен остаться керосин. Вы ведь его не выпивали? Спички есть?

– Ой, кто тут? – раздался голос дежурной – значит, она все же двинулась и натолкнулась на кого-то в темноте.

– Да помогите ей кто-нибудь, – рявкнул Спиридонов. Его квадратная фигура закрыла окно. Шубин подошел к нему.

– Нас, конечно, вызволят, – сказал Спиридонов тиха, будто сам себе. – Но скандал будет большой. Гронскому не удержаться.

Сзади что-то гремело, дежурная искала лампы.

– Вы что-то сказали? – послышался голос Гронского.

Шубин подумал, что Гронский услышал слова Спиридонова, но предпочел не разобрать их.

– Ничего, – сказал Спиридонов. – Просто меня интересует, как вы дошли до жизни такой?

– Это не мой завод!

– Все равно будут искать виноватых. Смотри, сколько народу погубил.

– Когда разберутся, поймут, что мы ни причем.

– Завтра на митинге бы и выяснилось, – сказал Шубин.

– Какой еще митинг?

– Да так, общественники, вы же знаете, сколько их теперь развелось, – сказал Гронский. – Сейчас нам надо думать о том, как выбраться отсюда.

– Общественность, говоришь? – Спиридонов не стал поддаваться на отводящий маневр Гронского. – И чем она была недовольна?

– Я с ними разговаривал, – сказал Шубин. – Вполне серьезные люди. Их беспокоило состояние атмосферы в городе. Они хотели написать коллективное письмо в Москву.

– Не успели, – сказал Спиридонов. – Но были правы. Понимаешь, Гронский, что были правы?

– Сначала надо разобраться, что случилось, – упрямо сказал Гронский.

– Тебя не собьешь.

– Что же делать, на этом держимся. Вы завтра поглядите, сколько мы писали в министерство, чтобы нам выделили фонды. И вам писали. Мы этим воздухом дышим, а вы, Сергей Иванович, приехали и уехали.

– Еще напомни, что банкет вместе гуляли, – сказал Спиридонов.

– Я не это имел в виду. Я о нашей общей ответственности за дело. Мы – подчиненные люди, мы старались как можно лучше выполнить указания.

– Ну вот, – усмехнулся Спиридонов, – топи всех, может быть, в коллективе выплывем… Нет, Гронский, боюсь, что тебе это не удастся.

Сзади замелькал огонек.

– Нашла, – сказала, подплывая, дежурная. – Нашла! И керосину там наполовину.

– Вот и отлично, – сказал Спиридонов, поворачиваясь и как бы сбрасывая с себя разговор с Гронским. – Иди обратно, ищи еще.

– Да она же горит! – сказала дежурная.

– Сколько их там у тебя?

– Штук шесть есть.

– Так вот бери лампу и иди обратно. Из шести еще две должны гореть. Мы одной не обойдемся. а когда найдешь, одну поставь мне сюда, с другой пойдешь по этажам, скажешь другим дежурным, чтобы тоже лампы зажигали. И собирали людей. Никого в номерах оставаться не должно. Всех поднимать и гнать… Большое помещение есть? Чтобы повыше?

– Все холлы одинаковые, – сказала дежурная. Она высоко подняла горящую керосиновую лампу, и в круге света замелькали лица – Шубин понял, что народу вокруг прибавилось.

Тишина, владевшая гостиницей, сменилась растущим гулом голосов, окликов, шагов, стуков.

– Значит, так: собираем всех, кто живет в гостинице в холле третьего этажа. Понятно? С дежурной пойдут Плотников и Гронский. Нужны еще добровольцы – по одному на этаж. Ну, кто?

Второй командировочный откликнулся:

– Я пойду.

– Я могу пойти, – сказал Шубин.

– Нет, ты останешься со мной.

– Я тоже, пожалуй, останусь здесь, – сказал Гронский тихо и требовательно. – Надо организовать мозговой центр.

– Мозговой центр – это я, – сказал Спиридонов. – При мне будет Шубин и милиция. Ты здесь, милиция?

– Здесь, – сказал сержант.

– Остальные – исполнять.

Появилась вторая лампа. Стало веселее и уютнее. Был установлен вроде бы порядок, который помогает не думать о тех людях, что лежат этажом ниже. Дежурная, преисполненная ощущением собственной значимости, двинулась вверх по лестнице. За ней – группа мужчин. Шубин заметил, как Гронский, шедший сзади, в последний момент отвернул от лестницы и остался в глубине холла.

– Сергей Иванович, – сказал Шубин, – мы забыли про наш этаж. Я пройду, разбужу, не возражаете?

– Давай, и возвращайся поскорее.

– Я с тобой пойду, – сказала Эля. – Мне страшно здесь оставаться.

Шубин взял со стола лампу.

Она легко шла за Шубиным, касаясь его рукой.

– Юрочка, – сказала она, как бы моля, чтобы он ее переубедил. – А газ до моих не доберется?

– Он тяжелее воздуха, сказал Шубин, стараясь, чтобы голос звучал убедительно. – Вверх он не поднимается. Сюда же не поднялся. Твои ведь на четвертом?

– На четвертом.

– Значит, они в безопасности.

– А вдруг они проснуться и вниз пойдут?

– Я надеюсь, что скоро все это кончится. Ведь не все же в городе вымерли. Есть районы, куда газ не добрался. Особенно на возвышенных местах. Поднимается ветер и все сгонит…

– А вдруг…

– Да подожди ты, – огрызнулся Шубин. – Лучше помогай. Я буду стучать в правые двери, ты – в левые.

Он постучал в первую дверь.

Не ответили. Постучал сильнее. Внутри кто-то завозился, недовольно прокашлялся.

Эля стучала в дверь напротив. Потом засмеялась.

– Ты что? – смех ее был удивителен.

– Я подумала, – сказала она, – что они, как мы с тобой… Ведь сейчас больше двадцати трех.

Господи, улыбнулся Шубин. Как давно все это было! Целый час назад!

– Открывайте! – крикнул Шубин. – Авария! Одевайтесь и спокойно выходите из номера. Авария, понимаете?

– Что? Что такое? – открылась дверь дальше по коридору, где было совсем темно. Голос оттуда испуганно спросил: – Почему нет света?

– Где авария? – откликнулись за дверью.

Скрипнула дверь напротив. Шубин услышал, как Эля говорит двум девчушкам, стоящим в дверях в ночных рубашках:

– Ничего страшного. Но надо выйти из номера. Одевайтесь.

– А вещи с собой брать нужно? – спросили издали, из конца коридора.

Шубин пошел вдоль дверей, молотя в них кулаками. Некогда было уговаривать каждого во отдельности.

– Срочно одеваться! – кричал он. – Срочно выходить!

А в ответ раздавались голоса – казалось, они доносились не только из-за дверей, а сто всех сторон – катились по коридору, отражались от потока, о стен…

– Что? Пожар? Где свет? Что случилось? Кто там хулиганит…

Три лампы горели на столе дежурной на третьем этаже.

Холл этажа был тесно набит тяжело дышащими, перепуганными, сонными людьми. Некоторые не поместились, толпились в коридоре, все время подходили новые люди и шепотом, а то и громко спрашивали, что произошло.

Говорил Спиридонов. Неверный свет ламп обтекал его грубое, щекастое лицо. На кого он похож? На Фантомаса? За его спиной стояли несколько человек, среди них, конечно же, Гронский и его шестерка. Как бы штаб. Шубин, обняв за плечи Элю, встал у окна.

– Пока не прибыла помощь, – продолжал Спиридонов, – а на ее прибытие мы расчитываем, как только восстановится связь, никто из гостиницы не выходит. Никто не спускается ниже второго этажа, там высокая загазованность. Опасно для здоровья.

– Насколько опасно? – спросил кто-то из толпы.

– Очень опасно. Если не верите, можете проверить. Жильцы второго этажа переходят на этаж выше. Занимают пустые номера или остаются в коридорах.

– А водой пользоваться можно?

– Водой пользоваться не рекомендуется. Пока ее не проверять специалисты. Оснований для паники нет. Приказываю: строго подчиняться административной группе, которая размещается здесь. Я – Спиридонов Сергей Иванович. В случае необходимости обращаться лично ко мне.

Толпа качнулась к центру, к столу, за которым стоял Спиридонов. Начали спрашивать, перебивая друг друга, вопросы повторялись: про вещи, про радиацию. Спиридонов отвечал уклончиво и уговаривал оставаться в номерах. Но в номера мало кто ушел, спрашивали друг друга, никто толком ничего не понял. Но потом кто-то выглянул в окно, ахнул, все стали давиться у окна, Шубина оттолкнули. Он сказал Спиридонову через голову:

– Я пойду вниз, передайте мне лампу.

– Зачем? – спросил Спиридонов.

Шубин пробился к столу.

– Я хочу проверить, не поднимается ли газ.

– Рациональная идея, – сказал Гронский.

Спиридонов взял одну из ламп, протянул Шубину.

– Доложишь мне лично, чтобы никто не знал.

И тут же крикнул:

– Милиция, ты здесь?

– Здесь, – откликнулся сержант от лестницы.

– Никого в низ не пускать.

– Слушаюсь.

– Как же так? – раздался высокий голос. – Я же вещи из номера не взяла.

– Вещи возьмете завтра! – крикнул Спиридонов.

– Там мертвые! Они же все мертвые! – крикнули от окна.

Шубин пошел к лестнице. Эля собачонкой спешила за ним.

– Пойду погляжу, как там, – сказал он милиционеру.

– Вы осторожнее, – сказал тот.

– Спасибо.

– Может, девушка ваша здесь останется?

– Ничего, – сказал Шубин. – Она шофер.

– Шофер? – удивился милиционер. – А мне сказали, что это… из ресторана с вокзала.

– Они скажут, – огрызнулась Эля. – Я еще им покажу.

– Не покажете, – сказал милиционер. – Он там лежит, задохся.

Им удалось спуститься только до второго этажа. И тут же, тремя ступеньками ниже, Шубин увидел желтое, маслянистое в свете керосиновой лампы, мерцание. Что-то произошло, заставив туман ожить и двинуться выше. Впрочем, если источник тумана, где идет смертельная реакция, продолжает действовать, – а почему бы и нет?

– то газ постепенно заполняет котловину города. Люди, что живут в одноэтажных домах, давно уже умерли. Вернее всего, умерли. И не заметили, как это случилось.

– Поднимается, – сказала Эля. – Почему поднимается?

– Не знаю, – сказал Шубин.

– И сколько будет подниматься?

– Вернее всего, это предел, – сказал Шубин. – Газ будет растекаться вокруг – он уже наполнил низину, а теперь будет растекаться.

– И убивать тех, кто выше?

Шубин пожалел, что разрешил Эле идти сюда. Она дрожала, голос срывался.

– Надо посоветоваться со Спиридоновым, – сказал он. – Пошли обратно.

Милиционер наклонился, увидев, как поднимается Шубин с лампой в руке. За спиной милиционера гудели голоса.

– Ну что? – спросил он.

– Немного поднялось, – сказал Шубин. – На второй этаж лучше не ходить.

– У вас закурить не найдется?

– Черт возьми, кончается, – сказал Шубин, достав пачку.

– Тогда не надо.

– Нет, берите, я в номере возьму.

– Ты туда не ходи, – сказала Эля.

– Слушайте, мы с вами вроде теперь знакомы, – сказал Шубин милиционеру. – А я не знаю, как вас зовут.

– Сержант Васильченко.

– А по-человечески?

– А по-человечески Коля, Коля Васильченко.

– Меня Юрой.

– Вот познакомились, даже странно, – сказал милиционер. – Сначала вроде как вы нарушали, а теперь мы вместе.

– Это ты точно заметил, – сказал Шубин. – Только когда-нибудь потом расскажешь мне, чего я нарушал?

– Сами знаете, – сказал Коля и покосился на Элю.

– Ладно. Слушай, Коля, Эля останется с тобой. Чем скорее я схожу в номер, тем лучше. У тебя, Эля, там ничего не осталось?

– Нет. У меня только сумка была.

Он подтолкнул Элю к милиционеру и быстро спустился вниз.

Огонек в лампе затрепетал, чуть-чуть уменьшился.

Еще не хватало чтобы она погасла. Шубин покачал лампу, вроде бы внутри булькнуло.

На площадке второго этажа он остановился и снова поглядел вниз. Желтый туман мирно лежал у его ног. От него исходил мертвый запах. Это как вода, подумал Шубин. Как океан или озеро. На дне его лежат утонувшие люди. Было крушение, утонул корабль, и том лежат люди. И между мной и ними толща воды. И эта вода разлилась широко, еще не известно, насколько широко. Затопила много домов… Наводнение на Урале, Могут сообщить по телевизору. Хотя наводнения обычно случаются в Бангладеш. Да и лучше, если было бы наводнение. Или землетрясение. В этом никто не виноват. А здесь смерть безмолвная, подлая, придуманная людьми.

Он пошел по коридору. Еще недавно здесь были люди, даже запахи остались. Но теперь стояли тишина и запустение покинутого корабля, который чудом удерживается на плаву. В номере Шубин открыл чемодан. Что взять? Наверное, самое разумное – взять весь чемодан и отнести его наверх. Но неловко. Кто-нибудь заметит, и люди со второго этажа начнут рваться вниз. Нет, если всем нельзя, то и мне тоже. Шубин раньше не приходилось попадать в стихийные бедствия, и он даже удивился собственному решению – оказалось, совесть твоя не дремлет, Юра, сказал он себе.

Он достал из чемодана сигареты, потом положил в карман аляски банку с кофе. Документы здесь. Больше человеку на плоту в открытом океане не нужно. Он хотел уже выходить, но тут его посетила мысль: а что, если предметы, попавшие в желтое мерцание, заражаются? Тогда он больше чемодана не увидит. Жалко, хороший чемодан, небольшой, крепкий, красивый, в Кельне покупал. И он забросил его на верх шкафа. Все же лишние полтора метра – может, не достанет. Потом заглянул в ванную, взял оттуда зубную щетку и пасту – тоже может пригодиться.

Перед тем, как уйти совсем, вернулся к окну.

Площадь была такой же – по ней тянулись тени от луны. В пустом автобусе все еще горел свет. Люди на снегу лежали так же покорно и неподвижно, как прежде. На крыше вокзала было какое-то шевеление. Шубин пригляделся. Там был человек. Нет, два человека. Ну и холодно им, подумал Шубин.

Где сейчас Бруни, Борис, Наташа? Если их забрали в милицию, то, вернее всего, их уже нет в живых. Шубин подумал об этом отстраненно, будто решал логическую задачу. Хорошо, если их отпустили. Тогда они дома. И если Бруни увидел, что творится, до того, как погас свет, он мог успеть позвонить в Москву или в Свердловск. Кто-то же должен был сообразить! Есть железная дорога, аэродром и воинская честь – город как бы вписан в паутину постоянных связей с внешним миром. Значит, сейчас уже поднимается тревога – надрываются телефоны, спешат самолеты…

Шубин спохватился. Пора идти. Эля там с ума сходит. Вчера Эли не существовало. А сейчас он убежден, что она сходит с ума. И ничего в том странного. Может, никогда жена не была ему так близка, потому что за одиннадцать лет жизни ему ни разу не пришлось бояться за нее, да и она никогда не дрожала от мысли, жив ли он. Даже когда родилась дочка, он был за границей. Узнал об этом из телеграммы как о событии радостном и не тревожился. И расстались они как-то без трагедии. Он знал, что у нее роман, и даже почти знал – с кем, и даже понимал, что тот, другой, сильнее и отнимет Дашу. Когда захочет Даша, тогда он ее и отнимет. Так и произошло.

Два человека шли по гребню крыши вокзала.

Шубин закрыл дверь в номер. В этот момент керосиновая лампа погасла. Он потряс ее. Не булькает. Пришлось возвращаться, придерживаясь рукой за стену, а потом, уже в холле, возле стола дежурной, стало страшно – ему представилось, что желтый туман подобрался к лестничной площадке и молча поджидает его. Шубин набрал воздуху и задержал дыхание. Он шел, выставив вперед руки. Сердце заколотилось, и не хватало воздуха – грудь разрывало, так хотелось вздохнуть. И потом воздух сам прорвался в легкие. Даже зашумело в ушах. Но ничего не случилось. Шубин отыскал ступеньку и стал подниматься, хватаясь за перила ослабшей от страха рукой.

– Это ты? – прошептала сверху Эля.

– Лампа погасла, – сказал Шубин. И голос сорвался. Он кашлянул. – Все в порядке. Только лампа погасла, керосин кончился.

Эля бросилась к нему. Она плакала.

– Я хотела к тебе бежать, – сказала она. – А Коля не пускает.

– У нее же света нет, – сказал рядом не различимый в темноте Коля. Они, оказывается, спустились на пролет, ожидая его.

– Да чего со мной случиться? – сказал Шубин. – Ничего не случится.

– Чуть не забыл, – добавил Шубин. – Держи. Сигареты.

– Вот спасибо, – обрадовался Коля. – А я думал, что забудете.

– Спички есть?

– Есть.

Они с Элей поднялись выше. Лампа не столе мигала, в ней тоже кончался керосин. Можно было различить силуэт Спиридонова, который стоял, опершись ладонями о стол. Возле него было несколько черных теней. Толпа куда-то рассосалась.

– Основа, очевидно, сероводород, – негромко бубнил Гронский,

– он сам по себе опасен. Но без анализа я не скажу.

– Ты же химик. Придумай, что делать, – сказал Спиридонов.

– Я не химик, а администратор. Но даже химик другого не скажет.

– Мать вашу! Довели город до ручки!

Спиридонов почувствовал приближение Шубина.

– Куда провалился? – сказал он ворчливо.

– За сигаретами ходил, – сказал Шубин. – Пока не поднимается.

– Дай-ка сигареты, – сказал Спиридонов. – Хоть я и бросил.

Шубин открыл пачку. Спиридонов взял сигарету.

– «Мальборо», – сказал он. – Фирменные куришь?

Из темноты протянулись еще две руки, взяли по сигарете.

– Вы будете? – спросил Шубин у Гронского.

– Я не курю, – ответил тот, словно в предложении Шубина было нечто неприличное.

Потянуло вкусным дымом.

…Слабенькое пламя керосиновой ламы, огоньки сигарет вокруг, тишина, чей-то повествовательный голос неподалеку, доносящиеся до слуха слова: «И был еще такой у меня случай. Попал я в командировку в Курган…» – все вместе создавало по-своему гармоничный, законченный ночной мир, и если забыть, что внизу, под слоем желтой воды, лежат утопленники, то можно придумать вполне мирную, обыденную причину, объединившую этих людей, ожидающих, но не напуганных ожиданием.

– Сергей Иванович, – сказал Шубин. – Я хочу подняться на крышу.

– Зачем? Хотя ты прав, надо, наконец, осмотреться. Иди. Доложишь. Возьми с собой только кого-нибудь. Один не ходи.

– Я милиционера возьму, – сказал Шубин. – Он местный, он может объяснить.

– Разумно. Идите. Плотников, смени милиционера на лестничной площадке.

Эле Шубин велел остаться внизу, потому что она была без пальто. Эля не стала спорить. Она сказала, что поищет свободный номер, чтобы там устроиться, потому что Юре надо поспать.

С ними пошла дежурная со второго этажа. Этажом выше они нашли лампу. Лампы горели и на пятом этаже, и на шестом, последнем. Во всех холлах был народ – люди боялись расходиться по темным номерам. При виде милиционера с Шубиным люди оборачивались, вставали, спрашивали, что нового. Какая-то женщина сказала:

– Я видела пожар. Из моего окна.

– Спасибо, мы сверху поглядим, – сказал Шубин.

На шестом этаже играла музыка – она доносилась из глубины коридора. Музыка была современная, рваная, с выкриками.

– Что там? – спросил Коля у старика, который сидел за столом дежурной и читал при свете керосиновой лампы.

– Гуляют, – сказал старик равнодушно. – Видно, большие запасы спиртного. Вот и решили ликвидировать.

– Со страху, что ли? – спросила дежурная.

– А им с шестого этажа ничего не видно, – сказал старик и перевернул страницу.

– А вы что читаете? – спросил Шубин.

– Евангелие, – ответил старик. И снова перевернул страницу.

– Чудак, – сказал милиционер, когда они вышли на служебную лестницу. Дежурная показала дверь на чердак. Дверь была закрыта и опечатана.

– Здесь печать, – сказал Коля.

– Вижу, – сказал Шубин. – Срывайте.

Милиционер колебался. Шубин протянул руку и сорвал печать. Она нажал на дверь, та не поддавалась.

– Дайте я, – сказал милиционер. Он отклонился на зад и ударил в дверь плечом. Дверь послушно распахнулась.

Дежурная сказала:

– Вы там найдете выход. А я не пойду. Не одетая я. Я здесь подожду. Вам лампа не нужна?

Они легко нашли выход на крышу.