Текст книги "Кир Булычев. Собрание сочинений в 18 томах. Т.3 "

Автор книги: Кир Булычев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 77 (всего у книги 79 страниц)

Картина шестая

Служебный коридор первого этажа. На руке Аполлона висит шинель, на лицо каким-то шутником надет противогаз. Дверь в глубине коридора, ведущая на Дворцовую площадь, отворена, за ней синий вечер. Открыта также и дверь в кабинет к Антипенко. Коридор пуст. Но в дверях в кабинет Антипенко виден край стола, на нем телефон.

Колобок говорит по телефону.

Колобок(в офицерском мундире).Мама, я приду рано утром. Мы только сдадим Зимний дворец, и я тут же домой. Мама, не переживай, у нас тут горячее питание. Походная кухня приехала. Ну мама, ну что ты говоришь! У нас хорошие культурные девушки! Где ты только нахваталась таких подозрений?

По коридору идет Симеонов в средневековом шлеме и с мушкетом через плечо. Но при этом на нем юнкерский мундир. Симеонов заглядывает в кабинет Антипенко.

Мама, я тебе еще позвоню, если связь не отрубят.

Симеонов. Знаешь, в подвале бочку с порохом нашли. Надо проверить, он горючий или как?

Колобок. Представляешь, мама волнуется, не подхвачу ли я гонорею?

Симеонов. Мне надо тоже домой позвонить. А я боюсь, что во время штурма могут связь отключить.

Он проходит к телефону, Колобок критически смотрит на него.

Колобок. Бред какой-то. Придется шлем снять. Ты понимаешь – там же телекамеры.

Симеонов. А жалко. (Снимает шлем, кладет у ног Аполлона.)У нас камеру поставили в комнате, где Временное правительство заседает. Будут снимать, как матросы закричат: «Кто тут временный, слазь!»

Колобок. Ты охрану на баррикаду поставил?

Симеонов. Рано еще. Пролетариат еще только собирается.

Колобок. Поставь, а то кто-нибудь из стахановцев проберется.

Появляется Керенский.

Керенский. Есть новости из Смольного?

Колобок. Ни пушек, ни винтовок, ни милиционеров в штатском.

Керенский. Уже скоро семь часов. Думаю, что адмирал был прав.

Колобок. Я почти всех вооружил. Конечно, не очень красиво, у некоторых даже не огнестрельное оружие. Но лучше, чем ничего, правда?

Керенский. Конечно, я предпочел бы видеть здесь дисциплинированные гвардейские части. Но где их найдешь… Краснов далеко. Но главное, молодой человек, это энтузиазм народных масс! А это мы имеем. Как с вооружением?

Симеонов. Двадцать винтовок и ружей, в основном охотничьих, один пулемет конца прошлого века. Пистолеты в неограниченном количестве, в основном дуэльные. Ну и, конечно, – холодное оружие из рыцарского зала.

Керенский. Порох? Пули?

Симеонов. Льем, Александр Федорович.

Керенский. Где командир женского батальона смерти?

Колобок. Там, наверху, в малахитовом зале адмирал Горыныч учит девочек пистолеты держать. Наверное, и Зося там.

Зося входит с улицы, за ней плетется пленный молодой парень в замшевом пиджаке и плаще. Из-под плаща видны брюки клеш с «молниями» снизу. Парня держит на мушке пистолета Мальвина.

Зося. Я здесь лазутчика поймала.

Колобок. Это еще что за явление тени отца Гамлета.

Парень. Ты лучше добром отпусти. А то ведь я тебя запомню. Когда возьмем дворец, я тебя отыщу, гад! И телок твоих отыщу.

Колобок. Фамилия, имя, господин пленный.

Парень. А вы про генерала Карбышева слышали?

Мальвина. Про Зою Космодемьянскую тоже. И про Павлика Морозова.

Колобок. Видишь, какие мы начитанные. А теперь говори, что вы делали, гражданин, на территории Эрмитажа.

Парень. Я на разведке был. Меня послали. Больше ничего не скажу.

Колобок. Кто же вас послал, гражданин?

Парень. По заданию райкома комсомола.

Симеонов. Врет он.

Мальвина. Если от райкома комсомола, зачем в окно лез?

Парень. Хотите, стреляйте, беляки поганые. Ничего вам не скажу.

Керенский. Молодой человек, вы, наверное, не знаете, что на территории Зимнего дворца действуют законы военного времени. И вы не смотрите, что у моих соратников непривычные кокарды. Они – такие же советские люди, как и мы с вами. Только сознательнее других. И имеют право расстреливать на месте мародеров и грабителей.

Парень. Это кто же им такое право дал?

Керенский. Когда они им воспользуются, вам будет поздно разбираться.

Парень. И пытать будете?

Колобок. Без пыток, боюсь, не обойтись. Мы всех пленных пытаем.

Парень. Вы… это самое… кончайте, ладно? Я пошел.

Симеонов. А ну к стене! Руки вверх. Стоять!

Колобок. Пусти его в расход. Надоел он мне.

Парень. Ну хорошо, хорошо, я скажу. Ну послали меня. От коллектива. От нашего таксопарка.

Колобок. Зачем?

Парень. Слабые места узнать, подходы и так далее… Ведь когда возьмем, надо будет первыми брать. А то на шарап расхватают.

Колобок. Сами додумались?

Парень. Ну был у нас один. Объяснял, что Зимний можно будет три дня чистить. Как Суворов – три дня на очистку от имущества, понял? И сказал, что бабы будут. Забесплатно.

Зося. Какие бабы? Что за бабы?

Парень. Но ведь пленных не брать, правда?

Зося. Боря, это же безобразные взгляды! Надо позвонить.

Колобок. Нет, звонить уже поздно. И некуда. Если только иностранным корреспондентам. Но они оклевещут.

Зося. Как же так? Ведь пятьдесят лет Советской власти? Двадцать лет до коммунизма!

Колобок(обращаясь к Мальвине).И много этот разведчик успел увидать?

Мальвина. Думаю, что немного. Мы его у первого окна взяли.

Колобок. Благодари бога, что ты не успел ничего увидеть. А то бы живым не вышел. Симеонов, выведи шпиона!

Когда Симеонов, за ним девушки уходят по коридору наружу, Керенский и Колобок некоторое время стоят, прислушиваясь к звукам города. Отдаленно бухает пушка.

Керенский. Петропавловка?

Колобок. Наверное. А может, Краснова добивают.

Керенский. Хорошо, что здесь телевизионных камер не поставили. Невыразительное место. А то так противно – все время под наблюдением.

Колобок. А в комнате правительства? Там есть кто-нибудь?

Керенский. Я комнату Бунду отдал. Там Коган сидит и пишет воззвания. А с ним Пешеходов. Мой министр.

Колобок. Который – Нетудыхата?

Керенский. Он самый. Ну пошли, осмотрим баррикаду – уже темно. До штурма часа два-три осталось.

Коридор пуст. Свет в нем гаснет.

По авансцене проходит Ленин. Он в кепке, щека завязана. Рядом шагает Эйно Рахья. Они осматриваются. Далекие выстрелы пушки, отдаленный шум толпы, вой ветра, что были слышны Керенскому, слышны и Ленину.

Город живет в ожидании событий.

Ленин. Кажется, казачков не видно.

Рахья. И юнкеров тоже нет.

Рахья останавливается, вынимает пачку сигарет, закуривает.

Ленин. Спрячьте сигареты! Неужели вы думаете, что пятьдесят лет назад курили «Яву»?

Рахья. Нас уже не снимают. Они сняли наш выход с конспиративной квартиры, а теперь будут ждать у Смольного. К тому же «Ява» – самые нейтральные сигареты. Обычно я курю «Беломор».

Ленин. Зачем же нам пешком идти? Прислали бы за нами машину, такси, наконец. Все-таки ваши ленинградские товарищи переигрывают.

Рахья. Что с нас возьмешь – провинция. Но говорили, что все должно точно соответствовать исторической правде.

Ленин. И долго нам еще переться пехом соответственно исторической правде?

Рахья. Думаю, часа полтора, не меньше.

Ленин. С ума сойти! В такую погоду! Что скажет Инесса Арманд!

Они уходят.

Картина седьмая

Кабинет товарища Отрепьева – Свердлова в Смольном. Отрепьев – Свердлов сидит за столом, освещенный настольной лампой. Быстро пишет. Раздается телефонный звонок.

Отрепьев снимает трубку.

Свердлов. Отрепьев слушает.

Он поднимается и продолжает разговор стоя.

Да, Леонид Ильич. У меня тоже сердце замирает, Леонид Ильич. Сколько осталось? Уже немного, Леонид Ильич. Сейчас наш вождь уже вышел с явочной квартиры. А, вы видели по телевизору? Тоже смотрите? И я смотрю. Нет, пока их сюда в кабинет не пускают. Вот когда будем принимать исторические решения, тогда позовем… Да, мне жалко, что вы не можете принять личное участие. Но потом, надеюсь, подобьете бабки… то есть подведете итоги Великого Октября? Очень надеемся… «Аврора» выстрелит в двадцать два, сразу после программы «Время». До свидания, Леонид Ильич. Буду держать в курсе, Леонид Ильич…

Свердлов осторожно кладет трубку на рычаг.

Из темной глубины кабинета раздается голос с грузинским акцентом.

Сталин. Как здоровье товарища Брежнева?

Свердлов. Ну ты меня напугал! Ты хоть здесь без акцента говори, Николай Николаевич.

Сталин. Уже поздно, товарищ Свердлов. Мы уже играем наши роли на сцене мировой истории. Так кто у нас на крейсере «Аврора»?

Свердлов. Лично секретарь Центрального райкома Грушев. Надежный товарищ.

Сталин. Пора бы ему дать сигнал, чтобы «Аврора» выходила на нужную позицию.

Свердлов(набирает номер телефона).Крейсер «Аврора»? Что у вас там? Как дела? Понятно… понятно… непонятно… понятно.

Сталин. Как я вижу, возникли сложности у твоего надежного товарища?

Свердлов(наклоняется над большой картой Ленинграда, расстеленной на его столе. Показывает, говоря, по ней карандашом).«Аврора» по исторической версии должна встать на исходную позицию для исторического залпа. Ее командир, наемник буржуазии, откажется промерять фарватер, утверждая, что крейсер не пройдет. Тогда простой комиссар из матросов сам спустится в шлюпку и промерит фарватер.

Сталин. Так… (Он тоже склоняется над картой.)

Свердлов. Как и было отрепетировано, командир отказался вести «Аврору». Тогда товарищ Грушев арестовал командира. Он спустился в шлюпку, чтобы промерить фарватер.

Сталин(раскуривает погасшую трубку).Вы не виляйте, товарищ Свердлов, не виляйте. Вы мне прямо скажите, какие возникли сложности?

Свердлов. Ищут лот, товарищ Сталин. Куда-то заховали, мать их ети! Он им пятьдесят лет был не нужен. Может, и выкинули.

Сталин(медленно идет по кабинету).Лот – это веревка с грузом на конце. Я советую товарищам взять канат, за который привязан крейсер «Аврора» к берегу, привязать к его концу что-нибудь тяжелое и опустить в воду. Это будет наш, революционный лот!

Свердлов(хватает телефонную трубку).Это «Аврора»? Дайте мне «Аврору»! Почему не отвечает? «Аврора», где Грушев? Куда побежал? Мост разводить? Почему мост до сих пор не разведен? Это ты, Грушев? Грушев, ты рискуешь партбилетом. Как почему? А ты на часы посмотри! Программа «Время» вот-вот начнется, пора на штурм Зимнего идти, а ты еще мост не развел! Ну ладно, мостом я сам займусь. А ты пока бери веревку, за которую «Аврора» к берегу привязана, и привяжи к ней что-то тяжелое. Это личное указание товарища Сталина. Коммунист всегда должен найти выход из безвыходного положения.

Сталин. Правильно!

Свердлов. Все, влазь в лодку, промеряй фарватер и трогай! А я пока сам мостом займусь!

Свердлов поднимает трубку другого телефона, и свет в его кабинете гаснет.

А тем временем на просцениуме вновь появляются Ленин и Рахья.

Ленин. Это еще что такое? Вы предлагаете мне сюда ползти?

Он останавливается и смотрит вперед и вверх.

Рахья. Ничего не понимаю! Всю жизнь прожил в Ленинграде, но чтобы в девять часов мосты начали разводить – такого быть не может. Очевидно, это дьявольская хитрость Временного правительства.

Ленин делает несколько шагов к рампе и вглядывается в реку.

Ленин. Товарищ Рахья, поглядите-ка сюда. Вы видите эту лодочку?

Рахья. Вижу, Владимир Ильич. (Старательно говорит с финским акцентом.)

Ленин. А в ней, как я полагаю, революционные матросы. Всмотритесь, товарищ Рахья, вы наблюдаете сейчас решительный момент в истории Великой Октябрьской социалистической революции. Комиссар крейсера «Аврора» лично промеряет фарватер, чтобы провести крейсер на позицию для решительного залпа по гнезду контрреволюции – Зимнему.

Рахья. Вы правы, Владимир Ильич. Недаром рядом с той лодочкой плавает столько катеров и речных трамваев, с которых операторы телевидения и кинохроники различных стран снимают этот исторический момент.

Ленин. Это, конечно, великолепно, но скажите мне на милость, батенька, как же мы проберемся в Смольный? Как мне кажется, моего прибытия ждут товарищи по партии, по восстанию. Мои соратники не смогут начать революцию в мое отсутствие, вы как думаете?

Рахья. Я думаю, что нам делать дальше, товарищ Ленин? Может быть, мы будем махать руками, чтобы нас заметили с лодочки и перевезли на тот берег?

Ленин. Меня совершенно не радует перспектива искупаться в ледяной Неве.

Рахья. Тогда мы можем ждать, пока «Аврора» пройдет под мостом, а потом его сведут снова.

Ленин. Когда же это случится, товарищ Рахья?

Рахья. Может быть, через час?

Ленин. Вы сошли с ума! Вы хотите сорвать мероприятие! Нe говоря о том, что сорвется штурм Зимнего, меня вышибут из Художественного театра за год до пенсии. Нет уж, увольте, батенька! Мы с вами пойдем другим мостом!

Рахья. Вам не кажется, что «Аврора» двигается?

Ленин. Крейсера, насколько я знаю, никогда не двигаотся боком. У меня такое впечатление, что «Аврору» забыли привязать к берегу. Ну, пошли? Учтите, без вас мне дороги в Смольный не найти. Я же, кажется, родился в Ульяновске?

Они уходят дальше, искать переправу на другой берег Невы.

Картина восьмая

Буфет в Эрмитаже. На прилавке горят свечи. При их свете видно, что столики отодвинуты в сторону, чтобы освободить место двум раскладушкам и матрасам, брошенным на пол. К стойке прислонены в ряд старинные ружья и алебарды.

Мальвина раскладывает матрас на одной из раскладушек. На другой лежит Зося. Еще одна раскладушка занята, но женщина, лежащая на ней, отвернулась.

Мальвина. Скорей бы уж они начинали штурмовать! Совершенно не могу ложиться спать без ванны. Наверное, я какой-то урод.

Зося. Довольно хорошенький урод.

Мальвина. Ты так думаешь? (Садится на кровать.)А я рада, что мы все тут сражаемся. Знаешь, я третий год в буфете работаю, а вы для меня большей частью не лица, а только рты. Одни открываются, чтобы приказать, вторые жуют. А так мы все вместе. И погибнем вместе. Как люди.

Зося. Зачем погибать?

Мальвина. А иногда хочется погибнуть за что-нибудь большое. Например, в борьбе с фашистской силой черною, немецкою ордой!

Зося. Ну ты подумай, что ты несешь?! Кто здесь фашисты?

Мальвина. А ты думаешь – не отстоим?

Зося. Поспи немножко, Мальвина. А то завтра перед расстрелом будешь плохо выглядеть.

Мальвина. Ах вот ты как заговорила, комсомольский работник. Только у тебя все шансы не дожить до рассвета. Батальон смерти – он почему так назывался, их всех до смерти изнасиловали!

Зося. Какой дурак тебе это сказал?

Мальвина. Вовсе не дурак, а Сашка Симеонов, младший научный сотрудник.

Зося. Ну, после революции я с ним серьезно поговорю.

Мальвина. Стукачка ты, вот кто!

Зося. Спи! Может, за ночь поспать не удастся.

Раздаются выстрелы. Серией. Потом одиночные.

Раиса Семеновна(вскакивает).Уже? Началось? Ой, девочки!

Зося. Нет, это, видно, мародера пристрелили. А может, так, с перепугу.

Раиса Семеновна(продолжая сидеть).Я тебя не понимаю, Зося. Откуда в тебе этот ранний цинизм? Может быть, сейчас там, за стеной, пуля догнала и оборвала молодую жизнь?

Мальвина. И все-таки вы за красных или за белых?

Раиса Семеновна. Сам вопрос этот нетактичен. Но если сказать честно, то мне всегда говорили, за кого надо быть.

Мальвина. Значит, за красных.

Снова раздается отдаленный выстрел.

Зося. Вот когда будет залп «Авроры», тогда они побегут.

Мальвина. А какой он, этот залп «Авроры»? Я его только на картинках видала! У нас в детском садике этот залп висел.

Зося. Скоро узнаешь.

Раиса Семеновна. Зря Колобок распорядился свет вырубить, неуютно.

Зося. Зато нас снаружи не видно. И «Аврора», может, промахнется.

Два мужских силуэта возникают на пороге буфета.

Коган. Извините за беспокойство, мы вам не помешали?

Мальвина. Вы кто? Пролетарии всех стран?

Коган. Нет, мы партия Бунд. Я – Коган, а это мой заместитель товарищ Нетудыхата.

Мальвина. Буфет закрыт. До победы революции.

Нетудыхата. Но, может быть, есть хоть чай? Мы заплатим.

Мальвина. Ни минуты покоя. Ведь революция идет, товарищи!

Нетудыхата. Но мы – члены Временного правительства. Мы свои.

Раиса Семеновна. С каких пор Борис Моисеевич Бунд оказался во Временном правительстве? Вы что, историю ВКП(б) забыли? Мелкий провокатор.

Коган. Неужели я слышу голос Раисы Семеновны? Господи, какое удивление. Разве я когда-нибудь мог мечтать о том, что встречу свою племянницу Раю в такой обстановке. Неужели ты примкнула к партии эсеров?

Раиса Семеновна. Ты совершенно забыл о реальной расстановке сил!

Коган. Какие силы! Сплошные заседания. Меня ввели во Временное правительство, потому что в нем нет кворума. Половина членов взяли бюллетень. Зато вот министр Пешеходов, в жизни товарищ Нетудыхата, перекинут по совместительству в Бунд для национального баланса. Я уж жду не дождусь, когда нас победят. Но ты лучше расскажи, как живет Изя?

Мальвина. Вот, пейте и не мешайте спать бедным девушкам, которые трепещут, что их изнасилует восставший пролетариат!

Коган. Что она говорит! Какой цинизм… и паникерство!

Нетудыхата. Зачем ждать пролетариата? Ха-ха-ха – шутка! Сколько я должен, включая услуги?

Мальвина. Зося, это не наш человек. Может быть, даже он агент красных.

Зося. Он в райкоме работает. Я его знаю.

Нетудыхата. И горжусь этим. Этот матрас еще не занят?

Мальвина. Это женское общежитие! Идите к мужикам!

Нетудыхата. Там все занято. И очень накурили. Мне вредно. (Ложится на матрас.)

Мальвина. Все! Хватит! Теперь – спать, спать, спать.

Коган. Раиса, пошли туда – мы немного поболтаем.

Раиса Семеновна. Нет, представляете, чтобы в такой исторический момент мне на голову свалился родственник. Я этого не переживу. Пошли, Борис.

Она идет за стойку. Коган следует за ней. Они присаживаются и исчезают из глаз.

Зося. Маля, раз уж ты стоишь, потуши свет.

Мальвина задувает свечи.

…Снова по авансцене идут Ленин и Рахья. Ленин устал, Рахья с трудом поддерживает его.

Ленин. А вы уверены, что мы еще в городе моего имени?

Рахья. Похоже на то, Владимир Ильич.

Ленин. А мне кажется, что это город моего малоизвестного соратника Калинина. Подождите две минуты, я не привык проходить за ночь по пятьдесят верст. И хоть бы кто-нибудь из своих!

Рахья. Мы должны хранить инкогнито, товарищ Ленин.

Ленин. Я храню это инкогнито уже три часа и представляю, что творится в Смольном. Революция обезглавлена!

Рахья. Ну кто мог догадаться, что разведут мост, который нам был так нужен?

Ленин. Но почему мы не пошли другим мостом?

Рахья. Вы же знаете, товарищ Ленин, что в нашем маршруте не был указан другой мост. На нем могла быть засада. Улицы кишат жандармами и агентами Временного правительства.

Ленин. Хорошо, хорошо, пошли дальше.

Только они делают несколько шагов вперед, как с другой стороны сцены появляются два милиционера, одетые, правда, в форму городовых.

Городовой. Стой, кто идет?

Рахья хватает Ленина за руку, и они пытаются убежать. Но их догоняет выскочивший навстречу другой городовой.

Городовой. Попались, голубчики!

Ленин. Господин городовой. Вы – типичный пережиток царского режима. Вас не должно быть. Это ошибка!

2-й городовой. Ваши документы попрошу.

Ленин. А почему я должен носить с собой документы?

2-й городовой. Ничего ты не должен. Так что пройдем в отделение, и там мы все выясним.

Рахья. Товарищ городовой. Мы же знаем, что вы не городовой, а товарищ сотрудник милиции, советской милиции.

1-й городовой. А у тебя документы тоже дома остались?

Рахья. У нас не может быть документов. Мы инкогнито. Нам срочно нужно в Смольный.

2-й городовой. Вот и ладушки. Сейчас выясним все в отделении, а потом пойдете в свой Смольный.

Ленин. Товарищи! Вы совершаете роковую ошибку! Революция в опасности! Каждая минута на счету. Вы обязаны помочь нам скорее добраться до мозгового центра Октября.

1-й городовой. Какой еще Смольный! Смольный во-он где! А вы – во-от где!

2-й городовой. Лейтенант, я точно вспомнил – это он квартиру у Басилашвили брал. Только в парике.

1-й городовой. То-то я думаю, чем мне его паскудная рожа знакома!

2-й городовой. Он же во всесоюзном розыске!

Ленин. Товарищи! Вы совершаете роковую ошибку!

2-й городовой стаскивает с Ленина кепку. Рахья пытается вмешаться, но другой городовой его останавливает.

2-й городовой. Что и следовало доказать.

Он брезгливо поднимает платок, подвязывающий щеку Ленина, шмат ваты падает на землю. Другой рукой он поднимает рыжий парик. Перед ними стоит лысый человек с голым лицом.

Рахья. Вы подняли руку на товарища Ленина. Ваши имена проклянет все прогрессивное человечество.

2-й городовой. Пошли в машину. В отделении мы разберемся, чьи имена проклянет человечество. Тех, кто жуликов ловит, или тех, кто квартиры заслуженных артистов грабит. Сволота поганая. А ну, пошел!

Рахья. Мне вас жалко!

1-й городовой. Надо будет проверить – может, они в самом деле из психушки драпанули.

2-й городовой. Они еще будут ваньку ломать. Но мы тогда старшину Борзого позовем. Он умеет с такими разговаривать.

Ленин. Я – народный артист РСФСР! Я Ленина в кино играл!

Это последние слова, которые доносятся из-за кулис.

Некоторое время царит тишина. И в ней еле слышно доносятся слова Раисы Семеновны.

Раиса Семеновна. Они сейчас живут в Израиле и ничего себе устроились.

Голос Когана. А как Глеб?

Раскатывается выстрел.

Коган. Наконец-то. Кажется, это «Аврора». Сейчас нас накроет.

Они замолкают и ждут. Тихо. Совсем тихо. Только похрапывает кто-то. В буфет входит еле видная темная фигура. Останавливается и шепчет.

Керенский. Зося, ты спишь?

Зося. Нет.

Керенский. Я тебя не разбудил?

Раскладушка с Зоей стоит ближе других к рампе. Остальная комната тает в темноте. Керенский присаживается на край раскладушки в ногах Зои. Разговор происходит полушепотом. Порой, когда они замолкают, слышны отдаленные выстрелы и очереди.

Не вставай, отдыхай. Неизвестно, когда удастся снова отдохнуть.

Зося. А как вы, Саша?

Керенский. У меня пассивная роль. Мой совет министров режется в преферанс с примкнувшим к нему Бундом. Ребятами на баррикадах командует Колобок. Они в основном гоняют мародеров и всякое хулиганье.

Зося. А почему же они не идут на штурм?

Керенский. Я спрашивал у японских телевизионщиков. Они, правда, без переводчика и не все понимают. Но, по их расчетам, штурм уже идет. Но связи со Смольным нет.

Зося. А мы не можем позвонить, спросить, чего же нас не берут?

Керенский. В Смольном все время занято.

Зося. А вам страшно?

Керенский. Нет. Мне странно. Ну разве мне вчера утром могло прийти в голову, что я на самом деле буду защищать Зимний дворец?

Зося. А мне-то каково? Я же член комитета комсомола. И вот в вашем стане.

Керенский. У меня бабушка Зимний брала. Правда, потом ее посадили.

Зося. А нас посадят, если мы его вовремя не отдадим.

Керенский. Пока речь шла только о ценностях, я держал нейтралитет. Но когда оказалось, что опасность грозит вам, то я избрал сторону справедливости и порядка.

Зося. Если у вас это личное, то зря. Я привыкла сама обходиться. И обо мне есть кому позаботиться!

Керенский. Зря в таких вещах не бывает. Как премьер-министр и руководитель обороны Зимнего дворца я просмотрел в отделе кадров личные дела сотрудников.

Зося. Вы не имели права!

Керенский. Я сейчас на все имею право. Так вот, Зося, вы расстались с вашим мужем уже более года назад и проживаете вместе с мамой и дочкой четырех лет на Большой Подьяческой в доме 12, квартира 8.

Зося. Как вы посмели!

Керенский. Разве это секрет?

Зося. Это от вас секрет.

Керенский. Почему? Нет ничего дурного в нашей взаимной симпатии. Вы – командир женского батальона смерти, я – председатель Временного правительства. Судьба предназначила быть рядом.

Зося. Ну это же игра, Саша. Это игра, на одну ночь.

Керенский. Кто-то сказал, что жизнь – игра. Это мудрые слова.

Зося. Не надо… А вы женаты?

Керенский. Я плохо себя вел, и меня оставили…

Видно, как склоняется черный силуэт премьера к Зосе. И в этой паузе отдаленные взрывы, чей-то крик, потом слышен шепот Когана.

Коган. Меня очень тревожит, что меня выбрали на буржуазную роль.

Раиса Семеновна. Но это же задание партии!

Коган. Я отлично знаю, что это задание партии. Но Роза с детьми наверняка не спят, потому что они понимают, что после этого задания партии может последовать следующее задание.

Раиса Семеновна. Какое?

Коган. Отправиться в Петропавловскую крепость – там, говорят, уже подготовлены места для буржуазии. А потом найдется еще одно, последнее задание партии – встать у стенки и закричать «Да здравствует товарищ Брежнев!».

Раиса Семеновна. Боря, ты сошел с ума!

Коган. Слава богу, если только это. Ну я пошел?

Коган поднимается, ощупью идет между коек.

Зося. Ты сошел с ума… мы совсем незнакомы.

Керенский. У нас еще все впереди.

Коган наталкивается на койку.

Зося. Ой, кто это?

Коган. Простите за беспокойство. Я представляю здесь партию Бунд.

И тут грозно и громко звонит телефон. Что-то обваливается за стойкой. Вскакивает Мальвина.

Раиса Семеновна(берет трубку).Алло, это Эрмитаж! Да, Эрмитаж. Что же вы людям спать не даете? Как так только одиннадцатый час?.. Господи, так это вы, товарищ Антипенко!

Зося поднимается и идет с Керенским из буфета. Они останавливаются в стороне и шепчутся о вещах, не имеющих отношения к революции.

Нет, все в порядке. Настроение коллектива на высоком уровне… Ну что вы – никаких пьянок. Все товарищи готовы к бою, оружие вычищено, пули отлиты… Почему я несу чушь? Я говорю то, что велит мне долг! А я хотела у вас спросить, как ваше здоровье? Лучше? На какую такую площадь вы собрались? Я ничего не понимаю – почему вы пойдете на площадь? Ночью, под дождем, в таком состоянии здоровья. Вы же ничем не сможете нам помочь. Как не собираетесь помогать? То есть как так по другую сторону баррикады? Простите, товарищ Антипенко, а с каких пор мы перестали быть советскими людьми? Кто принимал постановление об исключении нас из партии и комсомола? Тогда мне не о чем с вами разговаривать!.. Вот именно, когда вы вернетесь на службу, тогда весь коллектив с вами поговорит. (Бросает трубку.)Это был Антипенко. Он сказал, что мы – отщепенцы и враги народа. Что случайностей не бывает. Если мы здесь, а народ там, то, значит, есть решение. Он намерен нас штурмовать с именным пистолетом, подаренным ему товарищем Менжинским… Это я-то враг? Да я всю блокаду в Ленинграде провела!

Мальвина зажигает свечу.

Видно, что по одну сторону буфета стоит Коган, по другую – Керенский.

Коган. Ну скажите мне, пожалуйста, почему у нас не умеют просто развлекаться. Ну взяли бы Зимний дворец понарошку, под охраной милиции, ну сняли в кино, и все довольны. Почему у нас по поводу очередного праздника готова произойти новая революция?

Керенский. Боюсь, господин Коган, что мы давно уже ждем ее. Революцию. Каждый по-своему. У вашего Антипенко замечательный классовый нюх. Зося, у тебя шинель здесь?

Зося. Здесь. Я ею накрывалась.

Керенский. Пойдем, обойдем посты. Надо приободрить людей. Темно, мокро, с той стороны матерщина идет, люди сомневаются.

Появляется Симеонов.

Симеонов. Товарищ Керенский. Пожалуйста! Там пьяные лезут. Лозовую избили, все лицо в крови.

Зося(бросаясь к двери).Ну я же приказала всем пенсионеркам – смотрительницам залов немедленно разойтись по домам!

Раиса Семеновна. Эти бабушки – первые болельщицы и защитницы дворца. Их бульдозером от баррикады не оттащишь. Бегите, я сейчас – только перевязочные средства возьму!

Мальвина задувает свечку.

Мальвина. Солдат спит – служба идет.