Текст книги "Кир Булычев. Собрание сочинений в 18 томах. Т.3 "

Автор книги: Кир Булычев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 32 (всего у книги 79 страниц)

– Вижу, что к вам, – сказала дежурная. – Время одиннадцать, а к нему идут. Я же предупреждала.

– Но мы же на минутку, – сказал Шубин.

– Я книжку в номере оставила, – сказала Эля.

– Вот и вынесет он твою книжку.

– Ну что за безобразие! – не выдержал Шубин. – Почему я должен все время чего-то просить, чего-то нарушать, перед кем-то унижаться! Мне нужно, чтобы эта девушка зашла ко мне в номер. Она зайдет и выйдет совершенно целая.

Голос Шубина, помимо его воли, повышался, в нем появились визгливые нотки. Эля втиснулась между ним и дежурной, уже готовой к большому скандалу, и заговорила быстро, тихо и напористо:

– Вы не сердитесь, все тихо, все нормально.

И Шубин вдруг увидел, как Эля сует в руку дежурной красную бумажку, и чуть было в справедливом гневе вырвал эту бумажку, но Эля и тут успела остановить его – будто понимала все,что в нем клокочет. Она отстранила его другой рукой, и он отступил на шаг.

– Только чтобы быстро, – сказала дежурная. – Взяла книгу – и быстро. Поняла?

Она и не смотрела больше на Шубина.

Они были в номере.

– А ты чего хотел? – спросила Эля. – Чтобы я не пришла?

– Противно все это.

– Я к тебе в номер не просилась.

– Да я не о том…

– Ты бы радовался, что обошлось.

Она поцеловала его в щеку.

– Разве в других местах не так?

– В Швейцарии не так.

– Но мы же не в Швейцарии. Нам и здесь хорошо.

Шубин понял, что гнев его вымирает, и в самом деле – все хорошо. Они вдвоем. Дверь закрыта. За окном вокзальная площадь чужого города. Дежурная заработала свой червонец. И это даже к лучшему, потому что она куплена и не сунется. Мы не в Швейцарии.

– Я тебе отдам десятку, – сказал Шубин.

– Глупо, – сказала Эля. – Вы же за ужин платили. Больше.

– Сравнила. Сколько я зарабатываю, сколько ты!

– А я сегодня больше червонца заработала, пока вы там лекцию читали.

– Ты не была?

– Вы лучше кофе сделайте. Обещали ведь.

Шубин достал банку с кофе и кипятильник.

Эля взяла банку и стала рассматривать.

– Я такого не видела, – сказала она. – С собой привезли?

– С собой. Только у меня ничего сладкого нет.

– Ну и не надо.

– И выпить мы ничего не взяли.

– С меня хватит. Я завтра работаю.

Шубин налили в стакан воды, вложил в него кипятильник. Поставил на письменный стол. Эля стояла совсем рядом. Он ее волос пахло мылом. Шубин взял ее за плечи и притянул к себе. Поцелуй был таким долгим, что, когда Эля вдруг рванулась и воскликнула громким шепотом: «Стакан лопнет!» – Шубин не сразу сообразил, что вода в стакане закипела.

– Ты хочешь кофе? – спросил от тоже шепотом, выключив кипятильник.

– Не знаю, – сказала Эля и сама приблизилась к нему, подняв голову и отыскивая губами его губы.

– Я запру дверь? – сказал Шубин.

– Да.

…Эля лежала, уютно вписавшись в тело Шубина, голова мягко давила на выемку под плечом.

– Я такая счастливая, – шептала она. – Очень счастливая. Ты не думай, я не навязываюсь. Я и не думала, что пойду к тебе. Ты, наверное, думаешь, что я со всеми такая – без мужа, шоферка.

– Я так не думаю.

– А у меня грудь красивая, да?

– Очень красивая.

– Я мороженое ела и боялась, что ты сейчас скажешь, что спать хочешь, а то мне уходить пора.

– Я не хотел, чтобы ты уходила.

Шубин поправил подушку, он любил, чтобы голова была высоко. Эля приподнялась, чтобы ему было сподручней это сделать. Он увидел светящееся небо за окном. Зеленоватое с синими и черными провалами. В здешнем небе была всегдашняя тревога. На улице заверещала сирена «скорой помощи».

– Кипяток, наверное совсем остыл, – сказал Шубин.

– Я сейчас согрею, – сказала Эля, но не двинулась. Шубин почувствовал, как она считает секунды, которые ей остались. Он прижал ее к себе теснее, и она принялась быстро и нежно целовать его руку.

Такая сладкая и горькая нежность к этой женщине одолела Шубина, что сдавило в груди от неминуемого конца этой встречи.

– Я думала, что ты на меня даже не посмотришь.

– Глупо. Ты красивая и знаешь об этом.

– У меня ноги не очень длинные.

– Я не смотрел.

Кто-то тронул дверь. Толкнул. Как будто человек, неверно шагавший по коридору, ударился о нее плечом.

Так сначала Шубин и подумал, но потом раздался стук.

Часть вторая. ПОСЛЕ ПОЛУНОЧИ

– Ошиблись номером, – сказал Шубин шепотом.

– Она не придет, – сказала Эля. – Она червонец взяла.

Стук повторился. На этот раз он был громче и требовательнее.

– Может, телеграмма? – спросила Эля. – Тебе из Москвы не могут телеграмму прислать?

– Лежи, – сказал Шубин, поднимаясь. Коврик у кровати поехал, и Шубин с трудом удержал равновесие. В дверь ударили так, словно хотели ее сломать.

– Погодите! – крикнул Шубин. – Сейчас открою.

Босиком он подошел к двери.

– Кто там? – спросил он.

– Откройте, телеграмма, – послышался мужской голос.

– Ну вот, – сказала Эля за спиной Шубина. – Я же говорила.

Шубин оглянулся. Эля сидела на кровати, ее силуэт был черным на фоне светящегося неба.

Что-то удерживало Шубина от того, чтобы открыть дверь. Может, голос был не нетелеграфный.

– Откуда телеграмма? – спросил он.

– Из Москвы, – ответили из-за двери.

– Знаете что, – сказал Шубин, – я уже сплю. Суньте ее под дверь.

Была пауза, и Шубину показалось, что за дверью шептались.

– А расписаться? – спросил голос.

– Завтра распишусь.

– Нет, возьмите телеграмму и распишитесь.

– Да открой, ты, – сказала Эля. – Может, что дома случилось?

Шубин повернул ключ в двери и приоткрыл ее, протягивая руку, чтобы взять телеграмму.

– Давайте, – сказал он.

С той стороны дверь пихнули так, что Шубин, не ожидавший толчка, потерял равновесие и ударился спиной о вешалку. Дверь распахнулась. Яркий свет ударил в лицо из коридора.

Тут же загорелась лампа в прихожей – поднимаясь, Шубин увидел, что перед ним стоит молодой человек с красной повязкой и лицом неандертальца, которому положено охранять вход в гостиницу. Он держит руку на выключателе.

– Это что такое? – взъярился Шубин.

Дежурный с красной повязкой шагнул вперед, но Шубин загородил путь в номер.

– А ну, пропустите, – сказал неандерталец, – я при исполнении.

Шубин ощутил такое взрыв злобы, что с силой оттолкнул дежурного, и тот, чтобы не упасть, вцепился сильными пальцами в майку Шубина. Майка с треском разорвалась.

– Драться? – закричал неандерталец. – Мало ему разврата, он еще драться!

И тут же, словно его подтолкнули в спину, в дверях появился молодой милиционер в мокрой шинели и мокрой фуражке.

– А ну, бери его, – сказал дежурный. – И в отделение.

Шубин отскочил в номер, но милиционер был резвее – он рванул за плечо и тут же заломил ему руку за спину.

Пролетным, неверным взглядом Шубин успел увидеть Элю. Она стояла возле дивана, завернувшись в простыню.

– Не смейте! – крикнула она, но не могла двинуться, потому что была как бы прикована к месту длинной простыней.

Левой рукой Шубин цеплялся за вешалку, дверь в туалет, за свою куртку, но милиционер лишь сильнее давил на руку,уверенный, что Шубин подчинится, и было так больно, что Шубин вынужден был подчиниться. Он вылетел в коридор, и милиционер толкнул его к стене лицом.

Дежурный тут же ударил его в бок. Милиционер сказал:

– Ну, это лишнее.

– Он на меня напал, – сказал неандерталец. – Приезжают тут хулиганить.

– Я его не пускала, – услышал Шубин испуганный и потому визгливый голос дежурной по этажу. – Вижу, что пьяный, и не пускала.

– Выходи, – сказал неандерталец, и Шубин понял, что это относится к Эля. Но повернуться не мог.

– Я оденусь, – сказала Эля.

– Умела блядовать, умей и ходить, в чем мать родила, – сказал неандерталец.

– Слушай, – сказал милиционер. – Не тебе разбираться. Пускай оденется.

– Тебя вызвали, ты исполняй.

Дежурный подогревал себя, злился, был на грани истерики, как уголовник, нарывающийся на драку.

– Отпустите, – сказал Шубин милиционеру. – Вы что, хотите меня в трусах тащить?

– И потащим, сука, – сказал дежурный. – За избиение меня при исполнении потащим. При свидетелях.

– Одевайтесь, – сказал милиционер.

Хватка ослабла. Шубин выпрямился. Дежурная по этажу отошла подальше. Неандерталец стоял рядом и тяжело дышал, от него пахло чесноком.

– Только без шуточек, – сказал милиционер, входя в номер следом за Шубиным.

Эля уже была в платье, она надевала сапоги.

Шубин увидел на кресле свои брюки. Там же валялась скомканная рубашка. Было стыдно, что чужие люди смотрят на его вещи.

– Вы бы отвернулись, – сказал Шубин. – Здесь женщина.

За окном взвизгнула еще одна «скорая помощь». Загудел паровоз. Гудок его коротко оборвался.

– Блядь, а не женщина, – сказал дежурный.

Милиционер сразу же сделал шаг к Шубину, отрезая его от дежурного. Эля сказал тихо и зло:

– Ты у меня кровавыми слезами будешь плакать.

– Не пугай.

Шубин сказал:

– Товарищ милиционер, вы свидетель оскорблениям, которым нас подвергают.

– Одевайтесь, одевайтесь, – сказал милиционер, глядя в окно.

– И я вас предупреждаю: завтра же я буду у вашего секретаря горкома.

– Разберемся, – сказал милиционер.

– То-то он тебя примет, – сказал неандерталец.

– Оделись? – спросил милиционер. – Тогда следуйте за мной. В отделение.

– Почему? Вы обязаны мне сказать, в чем вы меня обвиняете.

– В нарушении режима гостиницы, – сказал милиционер.

– Нет! – крикнул неандерталец. – В нападении и хулиганстве.

– А вам не стыдно, товарищ сержант? – спросил Шубин.

– Это вам, гражданин, должно быть стыдно, – ответил милиционер.

У него было простоватое, почти мальчишеское курносое лицо. И видно было, что милиционеру не хочется ни во что вникать и мысли его далеко отсюда.

– Пойдем, – сказала Эля. – Ты ми ничего не докажешь. Достали все-таки тебя. А я сначала не поверила.

И только тут Шубин понял, что, вернее всего, Эля права. Его достали. Его старались достать у кафе, а в ресторане, увидев его, Гронский понял, что представляется замечательный шанс ликвидировать журналиста.

– Я не пойду в отделение, – сказал Шубин.

– Надо, – сказал милиционер. – На алкоголь проверим.

Он взял со стола ключ от номера и подтолкнул Шубина к двери.

Эля сама пошла вперед.

– Документы не забыли? – спросил милиционер.

Вопрос был задан буднично, и Шубин, стукнув ладонью по груди и убедившись, что бумажник на месте, также буднично ответил:

– Не забыл.

Милиционер сам запер дверь и протянул ключ дежурной. Она подбежала и взяла ключ.

– Червонец отдай, – сказала Эля.

– Что? Какой? – дежурная поспешила по коридору впереди, она раскачивалась, как утка, которая спешит спрятаться в камыши.

Неандерталец шел за ней, ежесекундно оборачиваясь, словно боялся, что Шубин приблизится на опасное расстояние. Замыкал шествие милиционер.

Они вышли на лестничную площадку. Там стоял смертельно пьяный парень в дубленке и волчьей шапке. Увидев Шубина, он невнятно, но громко и дружелюбно спросил:

– Что передать на волю?

И пьяно засмеялся.

Снизу донесся громкий крик. Перешел в хрип, оборвался.

– Я одеться должна, – сказала Эля милиционеру. – У меня пальто в ресторане. В гардеробе.

Милиционер обдумывал эту информацию. Они спустились еще на один пролет.

– Эй, – сказал милиционер, – охрана.

Неандерталец обернулся.

– Проводишь девушку одеться.

– Так дойдет.

– Проводишь, говорю. Мы тебя у машины подождем.

Дежурный не ответил, он продолжал спускаться вниз. За последним пролетом открылся холл гостиницы.

С первого взгляда Шубину показалось, что он видит иллюстрацию к сказке о спящей царевне.

Там все спали.

В желтом прозрачном тумане, заполнившим холл, спали на полу те люди, что недавно толпились у стойки в ожидании места, спала, положив голову на стол, администратор, спали те, кто коротал время в креслах. Спал официант у приоткрытой двери в ресторан. И было очень тихо.

В этом сонном царстве была такая заколдованная странность, что милиционер тихо сказал:

– Стоять!

И все послушно остановились, кроме неандертальца, который продолжал спускаться по лестнице.

Снизу поднимался тяжкий, неживой запах, который, хоть и был знаком, не разбудил бы в Шубине воспоминания, если бы не мерцание желтоватого тумана. И Шубин увидел: черная река… желтый туман по воде… кашель Наташи и слова Бруни о непредвиденных сочетаниях сбросов. Это узнавание мелькнуло и пропало, изгнанное невероятной действительностью.

Шубин видел, как неандерталец вступил в прозрачно-желтоватую пелену тумана и движения его стали замедляться. Он схватился двумя руками за горло, повернулся обратно, к лестнице, но подняться больше чем на ступеньку не успел, а упал, ударился головой о нижнюю ступеньку и замер.

Шубин схватил за руку Элю, которая кинулась было к дежурному.

– Сказали же, стой! – крикнул он. И крик его был слишком громким для этого зала.

Они стояли втроем на лестнице, и вокруг была страшная тишина, потому что ни из ресторана, ни с улицы не доносилось ни звука. После минутной оторопи вниз двинулся милиционер. Он сделал шаг.

– Да нельзя же! – крикнул Шубин, и голос его странно раскатился по холлу, будто тот был гулким храмом.

Желтое легкое марево чуть клубилось, мерцало, словно воздух в жаркий летний день над перегретой дорогой. Шубин физически почувствовал его жадное движение, он понял что это марево, – поглотившее тех людей, которые, казались спали, но по нелепым, неестественным позам было ясно, что они мертвы, – стремится к лестнице, чтобы дотянуться до живых людей, заставить его, и Элю, и милиционера упасть и утонуть в нем, как утонул дежурный с красной повязкой на рукаве.

– Там люди, – сказал милиционер. Над верхней губой его проступили капельки пота.

– Ты им не поможешь, – сказал Шубин. – А сам умрешь.

– Умрешь? – тихо спросила Эля. – Как же так?

– Не знаю. Но туда нельзя. Пошли наверх.

Шубин почувствовал дурноту и жжение в горле. Может, это было самовнушение, может, и в самом деле марево испарялось, удушая все вокруг.

Он потянул Элю за руку, а она вдруг жалобно сказала:

– Но у меня пальто в гардеробе.

Шубин начал подталкивать вверх милиционера и Элю, и они нехотя подчинились.

– Они сознание потеряли, – говорил милиционер. – Надо «скорую» вызвать.

Вытолкнув их за площадку на ступеньки, откуда не был виден холл, Шубин остановился и стал шарить по карманам – где сигареты? Все было нереально, нет, не сон, а нереальность, в которой он бодрствует. Один раз в жизни с Шубиным такое было: у самолета – старого, трижды списанного «вайкаунта», принадлежавшего небольшой частной компании, что делала дважды в неделю рейсы из Боготы в провинцию, загорелся в воздухе мотор. Шубин сидел в салоне, вокруг кричали, кто-то пытался встать – густой шлейф дыма несся за иллюминатором, самолет кренился, кружил, искал места сесть, а внизу были покрытые курчавым лесом горы. Шубин понимал, что все это не сон, а собственная смерть, но продолжал сидеть спокойно и старался, как бы помогая пилоту, сквозь разрывы в дымном шлейфе углядеть прогалину в лесу или плоскую долину для посадки. Самолет все же сел на кочковатом поле, всем набило синяков, потом пилоты выводили пассажиров, выталкивали их из самолета. Люди, не соображая, хватали свои вещи, чемоданы, сумки, а пилоты кричали и гнали их, чтобы они отошли от самолета… И уже издали Шубин увидел, как самолет взорвался, и с каким-то странным удовлетворением понял, что он-то успел взять свой чемодан.

Сверху по лестнице спускался, покачиваясь, парень в дубленке.

– Затормозились? – спросил он. – Хочешь, я тебя освобожу?

Шубин не понял его, он забыл, что только что был арестован, потому что между той сценой в номере и виденным в вестибюле была непроницаемая вековая граница.

– Что? – спросил Шубин.

Милиционер сказал:

– Туда нельзя.

– Ну и дела, – сказал парень в дубленке. – Свободная страна, свободный город. Кого хотят, того хватают.

Он оттолкнул милиционера, и милиционер отступил, потому что не ощущал себя сейчас милиционером.

– Погоди, – сказал Шубин. – Там опасно. Какой-то газ.

– Газ так газ.

Парень был силен и по-пьяному размашист.

Эля зашлась в кашле.

Шубин сказал парню:

– Как хочешь, только поздно будет.

– Да нельзя же, нельзя! Там все мертвые лежат! – закричала Эля и снова закашлялась.

– Какие такие мертвые? – парень отрезвел. Ему не ответили. Шубин поддерживал Элю, которой стало плохо, ее начало рвать. Она старалась сдерживаться, но Шубин подвел ее к урне, что, к счастью, стояла на лестничной площадке.

Парень прошел на площадку и загляну вниз. И остановился. Потом выругался, запахнул дубленку и побежал наверх.

Шубин поддерживал обмякшую Элю, ему стало страшно, что она отравилась.

– Ты как? – спросил он. – Это от волнения. Сейчас пройдет.

Словно старался уговорить ее, что это не имеет отношения к желтому мареву, к тому что они увидели.

– Мне лучше, – сказала Эля. – Ты извини.

– Тебе надо наверх, в номер, тебе надо лечь, – сказал Шубин.

– Да, конечно, – Эля сразу согласилась.

– Где ключ от моего номера? – спросил Шубин.

– Ключ? Я его дежурной отдал, – сказал милиционер.

– Пошли наверх, – сказал Шубин. – Надо позвонить.

– Точно, – милиционер вдруг улыбнулся с облегчение. Словно получил толчок, вернувший его к реальности.

И он первым побежал наверх.

Шубин достал платок, и Эля вытерла рот.

Когда они поднялись вслед за милиционером наверх, то поспели как раз к тому моменту, когда дежурная по этажу привстала от удивления, увидев, что милиционер возвращается один. Она спросила:

– А что? Что еще? Я денег не брала.

– Ключ от номера. Быстро! – сказал Шубин.

Дежурная стала копаться в ящике с ключами.

– А что? Случилось что, да?

– Внизу несчастье. Авария, – сказал Шубин. – Вниз на спускайтесь. И никому не разрешайте. Стойте на лестнице и никого не пускайте.

– Убили кого, да? Кого убили?

Милиционер увидел телефон на ее столе.

– Помолчите, – сказал он.

Он набрал три номера, ударил по рычагу.

– Через восьмерку, – сказала дежурная. – Город через восьмерку.

– Раньше бы сказали.

Милиционер набрал номер и стал ждать.

Шубин взял ключ. Он сказал милиционеру:

– Я отведу Элю в номер. Двести тридцать два. Я вернусь.

Милиционер кивнул и стал снова набирать номер. Дежурная стояла возле.

– Не отвечают, – сказал милиционер.

– Тогда пошли ко мне, позвоним от меня. Может, телефон неисправен.

Они втроем побежали по коридору. В номере горел свет. Его забыли выключить. Милиционер прошел к столу, отодвинул банку с бразильским кофе и начал набирать.

– Через восьмерку, – напомнил Шубин.

– Он подошел к окну и откинул ШТОРУ. Почему-то раньше это не пришло в голову. Ведь в этом ответ на все вопросы – случилось ли это только в гостинице или и на улице.

Окно было как бы большим экраном, отделяющим Шубина от того, что он увидел. На площади перед вокзалом по прежнему горели фонари. Их желтый свет как бы рождал ответное желтое мерцание, поднимающееся от земли. Снег потерял свою ночную голубизну. Это был стоп-кадр.

Площадь была неподвижна.

Человеческие фигурки были разбросаны по площади, будто их, куколок, высыпали с большой высоты. Они были везде. Совсем маленькие, кучками, темными пятнами – возле вокзала и на троллейбусной остановке. Реже на самой площади, между редких машин и у киосков. Совсем мало – справа, на тротуаре, возле темных магазинов.

Еще были машины. Одна из них на скорости налетела на столб, и тот вошел в радиатор, как бы обнятый им. Дверца в машине распахнулась, и водитель до половины выпал головой на мостовую.

Шубин хотел обернуться и сказать, чтобы другие тоже подошли и смотрели, но тут он увидел, как на площадь въезжает высокий «Икарус». Желтое мерцание поглотило его колеса и заклубилось впереди. Видно, водитель понял, что впереди неладно. Автобус резко затормозил. Открылась дверь.

Шубин стал рвать на себя окно, забыв повернуть задвижку, – он хотел предупредить водителя.

Тот показался в дверях. Огляделся, спрыгнул на мостовую и уже подошвы так и не успели коснуться асфальта – он согнулся и упал головой вперед.

Дернулся, будто хотел отползти… и замер.

– Нельзя! – кричала Эля, и Шубин только сейчас услышал ее крик. Она повисла на его руке, отрывала ее от окна, чтобы он его не открыл.

– Ты смотри! – пытался объяснить ей Шубин.

– Я все понимаю, я все видела… ты не поможешь – они же не слышат!

Милиционер, не выпуская трубки из руки, тоже смотрел на автобус.

Пассажиров в нем было немного. Человека три.

Первый из них появился в открытых дверях сразу за водителем и задержался на верхней ступеньке, глядя вниз. Он смотрел на водителя и, видно, что-то говорил. Потом повернулся внутрь автобуса – к нему подошел второй пассажир. Затем пассажир начал спускаться вниз. Но медленно, осматриваясь. Шубину было видно, как ноги его утонули в желтом мерцании, взметнувшемся облачком навстречу. Пассажир, испугавшись, хотел подняться обратно в автобус, но вдруг ноги его подломились, словно он хотел усесться на ступеньку, и, нырнув половой вниз, он упал на водителя.

Шубину наконец удалось открыть окно.

– Назад! – закричал он отчаянно. – Не выходите!

Неизвестно, услышал ли второй пассажир крик или сам догадался, что выходить нельзя, но он обернулся к женщине, последней пассажирке, что собиралась выйти через заднюю дверь. Та остановилась, оглянулась. Отмахнулась от его слов и – через несколько секунд уже лежала на мокром снегу у задней двери.

Остался последний пассажир. Он отошел от двери, видно было, как он прижался лицом к стеклу, стараясь разглядеть, что там, на площади. Эля закрыла окно.

Милиционер сказал, показывая трубку Шубину:

– Не отвечают.

– Милиция одноэтажная? – спросил Шубин.

– Дежурная часть на первом этаже.

– А второй этаж есть?

– Второй этаж? Зачем?

– Если газ добрался до первого этажа, то на втором могут остаться люди!

– Но там сейчас нет никого. Ночь.

– Тогда звоните в городское управление. Звоните в горком! В «Скорую помощь»! Неужели непонятно!

– А я не знаю, – сказал милиционер жалобно. – Я наш телефон знаю, а других не знаю.

– Хорошо, – сказал Шубин. – Пошли к дежурной. У нее справочник может быть. Эля, милая, не выходи, хорошо? Я скоро вернусь.

– Ты куда, Юра?

– Надо узнать телефоны.

– А я?

– Ты тоже звони. Звони Николайчику. Кого знаешь – звони. Надо, чтобы принимали меры.

– А что случилось? Это газ?

– Откуда я знаю? Мы же с тобой вместе были.

– Мне нужно домой, – Эля остановила его. Милиционер стоял в дверях, ждал. Он признал главенство Шубина и его право распоряжаться.

– Зачем те е домой? Жить надоело?

– Митька дома.

– Ты на каком этаже живешь?

– На четвертом.

– И пускай спит. Он с кем?

– С мамой.

– Тогда позвони маме и скажи, чтобы заперлись и никуда не выходили. И пусть посмотрит в окно – есть ли желтый туман. Только ты ей лишнего не говори, не пугай, понимаешь, только не пугай.

Эля покорно слушала, кивала, словно старалась запомнить, а потом сказала:

– У нас телефона нет.

– Звони соседке.

– У нас в доме нет телефонов.

– Звони Николайчику домой. У него-то есть?

– У него есть.

Шубин с милиционером вышли в коридор. Из-за соседней двери доносилась музыка. Слышны были громкие голоса.

– Надо будет поставить кого-то на лестнице, – сказал Шубин.

– Чтобы не пускал жильцов вниз.

– Они на лифте могут спуститься, – сказал милиционер.

– Посмотрим.

Дежурной по этажу на месте не было. Вместо нее они увидели человека с чемоданом. Это был один из командировочных, грустный горбун. Он покорно стоял возле столика дежурной.

– Вы куда? – спросил Шубин.

– Я уезжаю, – сообщил командировочный. – А ее нет. Мне ключ сдать надо.

– Вот вы и будете стоять на лестнице. Вот здесь, – сказал Шубин. – И никого не пускать вниз.

– Это еще почему? – спросил горбун. – Мне уезжать нужно.

– Сержант, объясните, – сказал Шубин. Он увидел горящий свет в комнате горничной. Может, дежурная скрывается там? Нет, комната пуста.

– Не может быть, – говорил горбун милиционеру. – Это вымысел. Я был на улице полчаса назад.

– Ваше счастье, сказал Шубин раздраженно, – что вы вернулись живым.

Он дернул ящик в столе дежурной. Он был заперт. Шубин рванул сильнее.

– Что вы делаете? – спросил горбун.

– Вы стойте, где вам сказали! – рявкнул Шубин.

– Стойте, стойте! – поддержал его милиционер. – А чемодан оставьте. Никто его не возьмет.

Горбун, все еще сомневаясь, сделал несколько шагов к лестничной площадке, но чемодана не выпускал.

Ящик с треском вылетел из стола. Посыпались бумажки. Шубин начал ворошить их, надеясь отыскать какую-нибудь тетрадь или список телефонов.

Зажужжал, проезжая мимо, лифт.

– Черт! – вырвалось у Шубина. Он кинулся к лифту. Он пока он бежал к нему, услышал, как лифт остановился на первом этаже, его двери открылись. Кто-то вскрикнул. И снова тишина. Красный огонек продолжал гореть рядом с дверью лифта.

– По крайней мере, теперь его уже никто не использует, – сказал Шубин.

– А что? Что случилось?

– Спуститесь на один пролет вниз, – сказал Шубин горбуну, – но не больше – загляните вниз и тут же возвращайтесь обратно, если вам мало того, что сказал сержант.

– Но он сказал – там отравление газом.

– Вот именно.

Горбун осторожно пошел вниз.

Наверху кто-то забарабанил в дверь лифта – видно, не мог вызвать и сердился.

– Я пойду наверх, – сказал Шубин. – Может, у кого из дежурных есть телефонный справочник. Вы знаете, что делать?

– Так точно, – ответил милиционер, который не знал что ему делать.

Шубин подбежал к лестнице. Остановился. Где этот чертов горбун? Вместо того чтобы бежать наверх, Шубин сошел на несколько ступенек ниже. То, что он увидел, его не испугало: разозлило.

Горбун сидел на нижней ступеньке лестницы, откинув голову к стене и приоткрыв рот. Чемодан он продолжал держать на коленях.

– Эх, черт, – сказал вслух Шубин. – Проверить решил!

Он посмотрел на холл. Он уже привыкал к этому зрелищу. Оно было невероятным, но не сказочным и не граничило со сном. Это была тяжелая реальность, и мозг ее воспринимал трезво.

Уровень желтого мерцания поднялся. Зал был залит им метра на полтора. От движения газа контуры предметов были размыты, и казалось, что люди движутся. Шубин заставил себя не смотреть более на холл.

Наверху милиционер по прежнему стоял у телефона.

Он увидел Шубина и обрадовался.

– Нигде не отвечают, – сказал он, смущенно улыбаясь, словно был виноват в этом. – Я в «скорую» позвонил и в пожарную команду. И никто не подходит. Странно, да?

– Плохо, а не странно, – сказал Шубин.

– Вы думаете, что и там? – спросил милиционер.

– Мы с вами вместе смотрим это кино, – сказал Шубин. – Я пойду наверх, поищу телефонный справочник. Я хочу дозвониться до заводов или до аэропорта.

Он не стал говорить милиционеру о горбатом командировочном. Вернее всего, милиционер забыл о нем.

Шубин не успел подняться до третьего этажа, как услышал, что сверху, громко и весело разговаривая, спускается группа людей.

– Нам нет преград ни в море, ни на суше! – загудел бас.

– Стойте! – приказал он, отступая на шаг перед поющими гостями и видя лишь напряженное лицо Гронского.

– Что еще? Это что еще, нам мешают петь! – воскликнула толстая матрона. – Витя, он мешает!

– Он пьян! – нашелся референт. – Уже милицию вызывали, а он все хулиганит.

– И мы тоже пьяные! – запела матрона. – Давайте петь вместе.

Шубин резко оттолкнул ее и оказался лицом к лицу с Гронским.

– Отойдите сюда, – показал он наверх. – Мне надо сказать вам два слова.

– Ты поосторожнее! – закричал референт. – Без хулиганства.

Гронский был насторожен и зол. В глазах читалось опасение: если Шубин смог вырваться из цепких объятий милиции, значит, он нашел какой-то ход, какие-то связи? Какие?

– А вы, – сказал Шубин остальным, – стойте здесь. И не спускайтесь ниже.

В голосе Шубина была та уверенность в праве приказывать, что быстро угадывается и признается людьми иерархии. Это умение, происходящее от внутренней убежденности, трудно подделать.

Компания прервала пение, все замолчали. Стояли, глядели на Гронского, будто он был старшим в этой стае и ему принимать решение.

– Подождите, – сказал он и поднялся на ступеньку выше, так что теперь его отделяло от остальных метра два. Референт приклеился сбоку, чтобы не оставить шефа в опасную минуту.

– Отойдите, – сказал ему Шубин брезгливо, как и положено говорить с шестерками.

Тот смотрел на Гронского.

– Ну! – сказал Шубин.

Гронский сделал движение головой, отправляя шестерку к остальным.

Шубин дотронулся до плеча Гронского, отводя его еще дальше от компании.

– Случилось несчастье, – прошептал он. – Катастрофа. Много людей погибло.

Гронский не отвечал. Он почуял опасность и весь подобрался. Ноздри породистого носа побелели, даже брыли подобрались.

– Вернее всего, это химическое отравление.

– Где? – спросил Гронский шепотом.

– Два этажа вниз, – сказал Шубин. Он уже говорил нормальным голосом и слышал тяжелое дыхание прочих слушателей.

– Если это шутка…

– Тогда идите, только идите один, – сказал Шубин. – Я вам не советую подвергать риску жизнь ваших гостей.

– Это бессмыслица какая-то, – сказал Гронский. Он смотрел не на Шубина, а на очень толстого, туго затянутого в костюм краснощекого лысого гостя. Гость тронул Шубина за рукав.

– Повторите, что произошло, – сказал он.

у него были красные щеки и красный носик. Очень светлые, живые, не замутненные водкой глаза.

– Я не знаю причин катастрофы, – сказал Шубин. – Но внизу лежат мертвые люди. На площади тоже. Много людей.

– На площади? Где? – Толстяк как бы взял в свои руки командование. Он был главнее Гронского, и Шубин понял, что банкет происходил именно в его честь.

– Спуститесь на пролет ниже – можете выглянуть в окно, – сказал Шубин. – В холл спускаться нельзя. Там газ.

– Какой газ? – Гронский был раздражен, ему хотелось не верить Шубину, он подозревал в этом какую-то месть за милицейский рейд. – Какой может быть газ?

Шубин пошел с ними вниз. Теперь не было нужды искать телефонный справочник. Если можно говорить о везении в такой ситуации – Гронский был этим везением. Уж он-то знает все телефоны.

Толстяк первым оказался на лестничной клетке. Милиционер все еще стоял у телефона. Больше ничего за эти минуты не изменилось. Толстяк подошел к окну возле стола дежурной и отодвинул занавеску резким жестом пьяного человека. Гронский подошел к нему, остальные стояли сзади, заглядывали через плечи.

– Не отвечают? – спросил Шубин у милиционера.

– Боюсь, что да, – сказал милиционер. Он взял фуражку, что лежала на столе. Надел ее. Он знал, когда имел дело с начальством.

– Чепуха какая-то, – сказал Гронский. Толстяк молчал. – возможно, они потеряли сознание, – сказал Гронский.

– Сознание? – Толстяк обернулся к Гронскому. Потом перевел взгляд на Шубина: – Давно это случилось, товарищ…

– Шубин.

– Шубин. Очень приятно. Спиридонов. Когда это случилось товарищ Шубин?

– Я увидел это… минут двадцать назад.

– Как увидели?

– Я спускался в холл. Вместе с сержантом.

Милиционер кивнул. Присутствие толстяка все ставило на свои места. Этот будет принимать меры. И если даже милиционер знал в лицо Гронского, все равно на роль начальника он выбрал именно Спиридонова.