Текст книги "Кир Булычев. Собрание сочинений в 18 томах. Т.3 "

Автор книги: Кир Булычев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 24 (всего у книги 79 страниц)

* * *

Сато не спалось.

Он был взволнован.

Двадцать два года он прожил в этих горах. И эти годы пролетели быстро, потому что Сато всегда был занят – трудно было прокормить себя, избежать встреч с людьми и зверями, перенести болезни и холода. И в то же время с сорок пятого года пролетело столько лет, что война и другие люди стали как бы привидениями. Можно убеждать себя, что они существуют, но ведь, вернее всего, их нет в живых. Они утонули на пути в Японию, они погибли в последних боях или умерли от болезней. И Сато остался последним человеком на Земле. Последним настоящим человеком. Но если это так, значит, жизнь его потеряла смысл, потому что он был как облако, которое пройдет над горами, даже не излившись дождем… Может быть, не надо было убивать ту горянку? Она родила бы ему сына. Но зачем так грустить, старший унтер-офицер? Ведь вместо горянки у тебя есть несколько жен, боги прислали тебе рабов. А что если это тоже испытание? Испытание его мудрости? Может, сейчас за ним следят сверху, с небес, чтобы решить, достоин ли он княжеской власти. Ведь, конечно же, голые люди – не настоящие люди, а, вполне возможно, оборотни. Разве могут быть настоящие дикари с такими нежными руками и ногами, разве может быть в мире племя, которое не умеет само себя прокормить? Словно они свалились с неба. Вот именно – свалились с неба!

Быстро холодало – ночи в горах куда прохладнее, чем в долине. Сато натянул одеяло до самого подбородка. Он подумал, что голым людям, наверно, тяжко переносить такую погоду, но если они идут с севера, то для них такие холода привычны.

Сато слушал, как кашляют, ворочаются, вздыхают, но не смеют переговариваться его люди.

Он угадал, скорее чутьем, чем глазами – даже его остроты зрения не хватало, чтобы разглядеть, что происходит в пещере, – что к нему осторожно, на четвереньках, приближается женщина. Он понял, что Не-лю, которую он осчастливил сегодня днем у реки (а он уже нашел для себя самого нужное слово: осчастливил), замерзла на жалкой кучке травы и будет проситься под одеяло. Сато даже улыбнулся этой мысли и подумал, что зря он сам не приказал ей лечь с ним. Это и приятно, и тепло.

Сато не боялся этой женщины – он уже почти не боялся дикарей. Потому что они его боялись.

Женщина склонилась к нему и что-то прошептала на своем неразборчивом языке.

– Давай, – сказал Сато, и его голос пронесся по пещере, но Сато было безразлично, слышат его или нет.

Женщина шарила руками по одеялу, нащупывая старшего унтер-офицера, чтобы возлечь к нему. Когда женщина забралась под одеяло, обнаружилось, что у нее такие холодные ноги, что Сато чуть не убежал. Но средние части тела были куда теплее, чем ноги и пальцы рук, и Сато вскоре забыл о том, что ноги у нее холодные.

Женщина нежно прижималась к Сато, и у нее был гладкий шелковый живот и полные нежные губы, а волосы были пышными и упругими.

– О-ляляля, – горячо шептала женщина, и Сато подумал, что он не уверен в том, что обнимает свою Не-лю – кажется, у той волосы были короче и скуднее. Да и запах иной. Как зверь джунглей, Сато имел тонкое обоняние и память на запахи – все звери имеют память на запахи. Запах у женщины, которая так прижималась к унтер-офицеру, был иной, чем у Не-лю.

Руки женщины были ловкими и настойчивыми. Они щупали, гладили, пощипывали, царапали унтер-офицера, и в нем проснулось страстное желание обладать этой женщиной, и он не отказал ей в удовлетворении ее желания, потому что исполнял свой долг – быть мужем всех женщин своего племени.

Но все равно его смущало то, что он входит за один день во вторую женщину. Может быть, произошла ошибка? Может быть, эта женщина шла к другому мужчине и в темноте ошиблась?

Вряд ли это возможно. Ведь неизвестная женщина только что сняла с него штаны, а у других мужчин штанов не было. Зачем снимать штаны с того, на ком их нет? Значит, ее не удивило, что на нем были штаны?

На этом ход мыслей Сато был вынужденно прерван, потому что дыхание неведомой женщины стало учащаться, руки ее все сильнее прижимали к себе податливое, но непривычное к таким объятиям жилистое тело старшего унтер-офицера. От женщины уже исходил такой жар, что Сато начал погружаться в него, словно в горячую ванну – как в детстве в деревенской бане…

И тогда, не умея и не желая побороть в себе зверя, Сато подмял под себя трепещущее тело, отыскал дверь в него и ворвался внутрь, как снаряд трехдюймового орудия, и начал производить опустошительные действия внутри женского тела, которое, разумеется же, не принадлежало доброй и мудрой Не-лю, а принадлежало кому-то еще – скорее Не-свелю, красавице, полной сил и энергии, нежели субтильной и робкой Любе.

А пещера не спала.

Пещера завороженно вслушивалась в учащающиеся вздохи и стоны, но так как акт любви происходил в полной темноте, лишь переводчики (телепаты) были уверены, что знают истину, вслушиваясь в попытку замерзшей в ночной пещере и потому презревшей условности и преступившей гордыню красавицы Не-свелю попасть под теплое одеяло к пожилому японскому унтер-офицеру.

Остальные терялись в догадках.

Капитан почему-то решил, что любовная сцена разыгрывается между Ут-бе-бе и красавицей Не-свелю, а штурман Ут-пя полагал, что, пользуясь темнотой, сблизились телепаты. Ут-бе-бе надеялся, что стал свидетелем того, как развивается роман между Сато и Не-лю.

Не-лю, к сожалению, знала точно, что лежит на холоде, а Сато рядом нет. Она знала также, что стонущий мужской голос принадлежит ее недавнему насильнику, и ей было ясно, что унтер-офицер не удовлетворился ее стареющим телом, а поддался провокации одной из двух других женщин – вернее всего, этой кошки Не-свелю, которой мало было загубить талантливого изобретателя Ут-мгн и которая теперь ради лишнего куска хлеба пытается оттолкнуть локтями других, более достойных людей.

Любовные стоны, достигшие апогея, заставили остальных людей заткнуть уши, а Любу даже выбежать из пещеры, на ночной холод, так ее смутили и раздразнили чувства, проникшие в ее подсознание.

– Ты настоящий мужчина, – благодарно прошептала женщина, лежавшая в объятиях Сато. Но Сато не понял ее слов, хотя ему было очевидно одобрение.

Не-свелю, а это была, разумеется, она, одарив унтер-офицера искренней и горячей любовью, подобной которой он, конечно, не знал ранее, рассчитывала не только и не столько на постоянную склонность, как на то, чтобы не замерзнуть ночью. Да и желание подарить свое прекрасное тело дикарю возникло у нее в полусне, когда она поняла, что не доживет до рассвета. Так что, став сосудом, одарившим Сато любовью, она обняла его горячими руками и вознамерилась счастливо заснуть под теплым одеялом.

Но не тут-то было! Именно в тот момент, когда Не-свелю начала успокаиваться, по-хозяйски прижав к себе старшего унтер-офицера, лопнуло терпение у ее старшей товарки – магистра наук Не-лю.

Та понимала, что ее держит в когтях морозная зима, что к ней приближается смерть и виной тому – эгоистический, недостойный цивилизованного человека поступок шлюхи Не-свелю. Не-лю не могла более мириться с этим. Она поднялась с кучки колючей травы и сделала шесть шагов, которые отделяли ее от ложа любви. По-из, на которого она наступила по пути, попытался мысленно ее успокоить и остановить, но, конечно же, в этом не преуспел.

Злобной фурией Не-лю рухнула на одеяло и стала вытаскивать из-под него только что задремавшую соперницу.

Та не сразу сообразила, что за беда на нее обрушилась, но, когда поняла, стала сопротивляться, пустив в дело ногти и зубы, однако хуже всех пришлось Сато, потому что схватка двух женщин происходила на его теле, которое пинали, рвали, царапали, втаптывали в каменный пол две крупные и хорошо упитанные женщины.

Остальные обитатели пещеры вскочили, но не подходили ближе, чтобы не попасть под случайный удар. Все молчали, кроме Ут-бе-бе, который громкими веселыми криками подбадривал воительниц.

В конце концов Сато удалось откатиться в сторону, освободиться от женщин и от одеяла.

В кромешной тьме он видел не намного лучше пришельцев, но все же имел преимущество перед ними, точно зная, кто где находится.

Поэтому, изловчившись, Сато схватил за волосы Не-лю и вспомнил, как недавно ласкал эти волосы, гладил их и трогал губами. Тут же он изгнал из себя ненужное воспоминание и принялся молотить ее кулаками, чтобы она пришла в себя. Женщина сначала отбивалась, не понимая, кто ее так больно колотит, но потом перестала сопротивляться и постаралась уползти и спрятаться как можно дальше.

Сато не стал ее преследовать, а вытащил из своей постели вторую, еще горячую любовницу и задал ей, совсем уж ни в чем не виноватой, такую же взбучку, как и старшей женщине. А потом изгнал ее со своего ложа.

Уверенный в том, что больше никто не нарушит его сна, Сато завернулся в одеяло и попытался заснуть.

А женщины так и не смогли отыскать в темноте свои жалкие постели, и тогда По-из открыл для них свой мозг и позвал их мысленно к себе, чтобы обняться и всем вместе согревать друг друга.

Почти все пришельцы сбились в живой ком и постарались заснуть, только Не-лю и Не-свелю не спали – слишком болели места побоев, нанесенных унтер-офицером. Поэтому они тихо плакали, стараясь не разбудить остальных.

Не спал и Ут-бе-бе.

Он хотел уничтожить Сато, но затем решил уничтожить Не-свелю. Он думал о том, что мы терпим несправедливости и переносим беды по собственной вине. В конце концов женщины сами напрашивались на обед к людоеду. И еще неизвестно, кто же более всех достоин смерти – может быть, и не дикарь, а цивилизованные женщины, доктора наук, унизившие не только себя, но и великую цивилизацию, отправившую их в космос.

Рассуждая так, Ут-бе-бе мирно задремал, и его осторожная дремота вскоре превратилась в мирный глубокий сон, который, однако, был снова и еще более драматически прерван.

Как ни странно, новое возмущение произошло от наиболее спокойного члена экипажа – штурмана Ут-пя, который ранее не вмешивался в конфликты и не изъявлял желания расправиться с Сато.

Но в ту ночь, лежа на жесткой подстилке и страшно страдая от холода, Ут-пя мысленно прошелся по своей относительно долгой и относительно успешной жизни и понял, что ей суждено завершиться здесь, на отдаленной дикой планете, хотя бы потому, что у него не осталось больше сил сопротивляться судьбе. Представляя себе, как и каждый разумный человек, возможность своей смерти, он не мог предположить, что она будет столь грязна, бессмысленна и унизительна. Оказываются, в приказе правительства об обязательном самоубийстве экипажа в случае опасности высадки на Землю заключалась высшая мудрость – умереть надо достойно. Струсил, сохранил себе жизнь ценой сделки с совестью – вот ты и обречен на медленное умирание, как свободолюбивый хищник в зоопарке.

Ут-пя был крайне огорчен тем, что благородные женщины планеты Дом ради ночного тепла, ради лишнего куска пищи стали продавать свою честь и тело. Ему было грустно видеть, как его коллеги покорно сносят издевательства унтер-офицера, хотя ничто не мешает им объединиться и изгнать его. Итак, цивилизация Дома не выдержала испытания прошлым, испытания звериными законами древнего мира. Но честь этой цивилизации можно было спасти. А спасти ее мог теперь только один человек – бывший штурман Ут-пя, уже готовый пожертвовать собой ради свободы остальных.

Сейчас я подползу к нему, планировал свою акцию штурман, и отыщу в темноте его горло. Я тяжелее его, я его задушу… Нет, не годится! Он сбросит меня и вырвется. Значит, надо отыскать тяжелый предмет, чтобы ударить унтер-офицера по голове.

Второй вариант был проще, не требовал борьбы с еще живой жертвой, и его можно было завершить в одну секунду. Надо было только отыскать камень..

Ут-пя понимал, что остаток жизни его будет мучить совесть за страшное преступление, на которое он идет ради своих товарищей. Вернее всего, единственным выходом для меня станет смерть, думал штурман. Зато остальные вздохнут свободнее. И не придется честным женщинам торговать своим телом, а отважному капитану подставлять глотку под острый нож.

Камень отыскался на удивление быстро, как будто лежал под рукой и ждал своего часа. Это обрадовало штурмана, это было знамением удачи.

Теперь надо было встать так, чтобы никто не услышал его движения.

Штурман приподнялся на локте и некоторое время прислушивался к дыханию других обитателей пещеры. Но не смог расслышать ничего подозрительного.

Тогда он пополз на четвереньках к ложу унтер-офицера, ощупывая перед собой пол свободной рукой. Главное – не ошибиться, главное – не поднять руку на кого-то из своих…

Но и тут счастье было на стороне штурмана.

Его ощупывающие камень пальцы наткнулись на грубую ткань – край одеяла, которым был накрыт Сато,

А где же его голова? Полцарства за фонарик!

Штурман прислушивался к дыханию унтер-офицера. Во сне тот заскрипел зубами, задышал часто, словно бежал.

О небо! – подумал штурман. Ведь это тоже человек! Живое существо, с его надеждами, болью и разочарованием! Имею ли я моральное право поднять на него руку и прервать его жизнь, даже если по отношению к нам этот человек ведет себя не лучшим образом?

Штурману захотелось ощупать голову, чтобы еще раз убедиться в том, что не произойдет ошибки. А вдруг какая-либо из женщин все же вернулась под одеяло к Сато и он сейчас совершит убийство невинного человека?

Так Ут-пя и замер с камнем в руке, а мысли его скакали, неслись, сшибая друг дружку. С одной стороны, он был убежден в правильности своего решения – ему было ясно, что пришельцы столкнулись с бессовестным преступником, который по мере того, как ему будут уступать, будет становиться все наглее. Сегодня он порезал ножом капитана и изнасиловал женщин, завтра он начнет калечить и убивать невинных людей. Долг, именно долг заставляет Ут-пя заняться самосудом… И тут же появились мысли иные, требующие иной справедливости. Почему действия капитана, убившего второго штурмана, допустимы и простительны, ведь второй штурман хотел жить не меньше, чем капитан? Почему правительство планеты Дом считает себя вправе издать приказ, предписывающий космонавтам массовое самоубийство ради неких государственных мертворожденных ценностей, ради того, чтобы некие чины в управлении стали еще более могущественными и послали новых людей в новые авантюры с тем же бесчеловечным приказом. Неужели действия Сато, мучающего и угнетающего людей ради собственной маленькой выгоды, хуже, чем действия гигантской машины, которая придает своим бандитским приказам форму закона? Чем страх, который испытываем мы перед Сато, отличается от страха, который мы, хоть и не признаемся в этом, испытываем перед государством? Не потому ли, что государство называет свои преступления нашими жертвами во имя высокой цели?

Так Ут-пя стоял на коленях над человеком, накрытым одеялом, занеся камень над его головой и никак не решаясь ударить им этого человека.

И в конце концов случилось то, что должно было случиться. Ут-пя покачнулся от напряжения, и это движение разбудило Сато. Тот в мгновение ока догадался, что ему грозит опасность, вскочил, выхватил камень из руки штурмана Ут-пя и сильно ударил того по голове.

И случилось это столь быстро, что даже переводчики не проснулись – им лишь снились кошмары, кровь и смерть…

Сато вновь улегся под одеяло, но долго не мог уснуть, потому что ему все грезилось, как голые мстители подкрадываются к нему со всех сторон.

* * *

Когда рассвело и за пределами пещеры запели первые птицы, луч света, проникший в пещеру, обнаружил там такую картину: в одной стороне зала, накрывшись одеялом с головой, мирно похрапывал старший унтер-офицер, в другой стороне клубком, перепутав руки и ноги, так как каждый стремился забраться в теплую сердцевину клубка, спали все остальные люди, а разделяло эти два спальных ложа недвижное тело штурмана Ут-пя, на лысой макушке которого располагалась гигантская шишка. Рядом с ним лежал небольшой округлый камень, которым, видно, и был нанесен удар.

Медленно и бесшумно, как привидения, пришельцы поднимались с камней и скапливались вокруг тела Ут-пя, не смея обеспокоить сон старшего унтер-офицера.

Женщины опустились перед штурманом на колени, а Ут-бе-бе, имевший медицинское образование, приподнял веко штурмана и одними губами произнес:

– Сомневаюсь.

На что чувствительная Люба мысленно ответила:

– А мне кажется, что в нем еще теплится жизнь.

В этот момент, почувствовав движение в пещере, очнулся Сато. Он сразу сел и схватился за нож.

Странно, подумал он, окидывая быстрым взглядом группу голых людей. Еще вчера вечером я их не боялся, а теперь, когда мною подавлено всякое сопротивление, когда они боятся даже слово сказать в моем присутствии, что-то меня тревожит и терзает, я жду удара в спину.

– Он хотел меня убить, – сказал Сато громко. – Вы слышите?

Все обернулись к переводчикам.

– Он так думает, – сказал По-из. – Он искренне так думает. Ут-пя напал на него.

– Молодец Ут-пя, – заметил себе под нос Ут-бе-бе, – хоть смог умереть достойно. В отличие от прочих… – Под прочими Ут-бе-бе самокритично подразумевал и себя.

– Так будет с каждым, – продолжал Сато, – кто осмелится поднять руку на создателя государства справедливости и вечного покоя!

И все догадались, что государством справедливости теперь будет именоваться темная пещера с ее обитателями.

Не выпуская ножа, Сато поднялся и подошел к телу Ут-пя.

– Шакал! – сказал он презрительно. – В темноте, ползком, хотел меня убить… А ну, всем кричать: шакал!

Все негромко крикнули слово, обозначающее на языке планеты Дом животного, которое питается падалью.

От этого звука Ут-пя очнулся, открыл глаза, но, к сожалению, никого не узнал.

– Простите, – спросил он склонившуюся ближе других Любу: – где мы находимся?

– О небо! – обрадовалась Люба. – Он жив!

Все стали радоваться тому, что Ут-пя жив. Сато не стал радоваться с остальными, а вышел на площадку и понял, что забыл оставить часового на ночь – с рассветом на площадку слетелись птицы и сбежались мелкие животные, чтобы поживиться плодами вчерашних трудов.

Сато закричал на мародеров, а затем призвал своих подданных перетаскивать поредевшие запасы внутрь пещеры.

Ут-пя продолжал лежать на каменном полу и никак не желал узнавать своих товарищей. Ему казалось, что он находится на родной планете Дом, в детском лагере отдыха, а отроду ему одиннадцать лет.

К вечеру он решил, что он старушка Не-коватон, некогда покорившая северный полюс его родной планеты. Вернуть его к сознательному образу мыслей не удалось.

В последующие недели весны 1977 года голое племя во главе со своим вождем вело размеренный и организованный образ жизни. С утра после краткого туалета и уборки помещения Сато лично проводил час строевой подготовки, затем мужчины уходили на поиски пищи, а женщины, если не были заняты тем же, принимались за приготовление обеда, а также обрабатывали продукты питания на дождливый период. После обеда Сато распределял поощрения и наказания. Последних было куда больше. Затем снова начиналась строевая подготовка, смысла которой никто из голых людей так и не осознал. А объяснения Сато никого не смогли удовлетворить. Пришельцы остались в убеждении, что строевая подготовка – это религиозный ритуал жителей горных областей Земли.

Вечером проходили очередные наказания и поощрения, а после наступления темноты Сато отправлялся спать, беря к себе на ложе Не-лю либо Не-свелю в зависимости от настроения. Эти две женщины порой ругались и дрались из-за права спать с унтер-офицером, потому что это давало немало преимуществ в питании и занятости, а Сато, будучи в принципе разумным повелителем, отдавал свободную от его постели наложницу наиболее отличившемуся в строевой подготовке мужчине. Этот факт был неприятен женщинам, потому что никто из них не хотел спать с По-изом или потерявшим память и рассудок Ут-пя. Но закон есть закон. Любу Сато не стал использовать в качестве наложницы, так как не любил костлявых женщин. Люба была счастлива.

Апрель не принес успехов в строевой подготовке, и Сато отказался от мысли раздать мужчинам деревянные ружья и сабли.

Тогда в ущелье появились лигонские солдаты.

Сначала участились полеты вертолетов. Каждый день над ущельем проходила одна, а то и две машины. Правда, голые люди вертолетов не боялись – может быть, встречались с ними, когда жили севернее, в китайских горах, а может быть, принимали их за больших птиц.

Затем наступил тот плохой день, когда Сато, собравшись за улитками, увидел идущих вдоль реки лигонских солдат. Солдаты громко переговаривались, смеялись и ничего не боялись. У Сато кольнуло в сердце – как у человека, который стриг газон у дома и вдруг увидал, как чужой автомобиль подминает зеленую травку.

Сато сидел на толстом нависшем над рекой суку и представлял себе, как прыгнет на солдат сверху, разорвет их, растопчет, растерзает… Но он был достаточно осторожен, чтобы не дать ненависти овладеть собой. Чего он добьется, напав на патруль? Ведь он один, а солдат много и в случае его нападения будет еще больше. Иное дело, если бы удалось натравить на патруль контрабандистов, но этим ущельем крупные группы контрабандистов и торговцев наркотиками не проходили – оно было слишком диким и тесным.

Пропустив солдат и надеясь, что они не заметят пещеру, Сато вернулся домой.

Он собрал голых людей перед пещерой и сказал так:

– В наше ущелье забрались бандиты, которые ищут голых людей, чтобы их убить.

– Зачем им нас убивать? – удивился Ут-бе-бе.

– Когда убьют, тогда и узнаете, – ответил Сато. – А пока вы мои люди, и я хочу, чтобы вы были живыми. Приказываю: ни в коем случае не попадаться на глаза людей в зеленой одежде и зеленых шляпах. Если они выследят нашу пещеру, то я раньше убью вас всех, чем допущу этих солдат замучить вас до смерти!

Сато был так искренен, что По-из и Люба растерялись – лжет он или на самом деле эти ненавистные люди в зеленой одежде охотятся на голых людей?

– Не исключено… – заметил капитан, когда пришельцы обсуждали эту проблему в отсутствие Сато. – Не исключено, что некая группа, местная или инопланетная, получила приказ от Галактического центра найти нас и обезвредить.

– Или наши, с Дома, их послали, – сказал Ут-бе-бе.

– Я буду им играть и петь, – сказал сумасшедший Ут-пя.

– Помолчи! – приказала Не-лю.

На Доме к юродивым, сумасшедшим и маразматикам относятся плохо. Само их существование – сильный аргумент в пользу теории оглупления – самого страшного, что может ожидать человека. Так что потерявший память штурман Ут-пя не пользовался сочувствием своих соплеменников. Плохое отношение к нему объяснялось также и тем, что всем приходилось тратить немало времени на строевую подготовку, которая, несмотря на старания новобранцев и строгость унтер-офицера, не давала желаемых плодов. Пришельцы отвратительно держали строй и сбивались с ноги. Сато объявил Потерявшего Память штурмана Ут-пя оркестром. Тот сделал себе дудочку и с наслаждением упражнялся в самое непотребное время суток. А когда, невзирая на пол и возраст, ученые под душным грозовым небом тянули носок или делали все «на-пра…во!», Ут-пя сидел в тени и пронзительно дудел, вызывая всеобщую ненависть. Дважды пытались разломать дудочку, но, как и любая борьба не с причиной, а со следствием, эти покушения ни к чему не привели, если не считать того, что каждая последующая дудочка становилась пронзительней предшественницы.

– Возможно, они лишь замаскированы под людей, – заметил Ут-бе-бе, который в последние дни переменил отношение к Сато, так как тот произвел его в ефрейторы и обещал при первой же возможности нашить ему на петлицы три золотые звездочки, а пока разрешил спать с Не-свелю в те ночи, когда она не была занята с господином старшим унтер-офицером.

Люба подумала, что лучше бы она покончила с собой, когда было надо, чем переживать, страшиться угроз. Ведь По-из, хоть и хороший человек, все же не защитник.

По-из уловил мысль любимой девушки и смирился с ее правотой.

– Нам надо уходить, – сказал капитан Ут-дирек. – Наверное, господин Сато знает укромные уголки, где можно отсидеться, пока не кончатся поиски.

– Откуда ты знаешь про укромные уголки? – рассердился Сато. Но По-из добавил, что капитан ничего не знает, но думает, что такой предприимчивый и осторожный человек, как господин Сато, обязательно должен иметь запасное убежище.

Сато хмыкнул и ничего не ответил.

Он не знал, зачем шастают по ущелью солдаты, и потому беспокоился втройне. Если они решили устроить пост, то никакие запасные убежища ему не помогут.

На следующий день появились новые основания для тревоги.

Из пещеры Сато увидел, как в кустах на том берегу кто-то таится. И не только таится, но и скрытно наблюдает за входом в пещеру. Сато провел больше часа, стараясь понять, кто этот наблюдатель. В тот день он не стал рассказывать об этом своим подчиненным – зачем их пугать? Но сам – по зайчику от стекла бинокля, по слабому отблеску на кокарде, по светлому пятну лица, разрезанному стволом бамбука, – был уверен, что за ними наблюдают военные и что внимание к пещере не случайно. Что-то военные узнали, кто-то был неосторожен.

Сато рассердился и, хоть в этом не было большого смысла, вызвал к себе Не-лю и зашел вместе с ней за скалу. Не-лю выполняла должность фискала, за что получала дополнительное питание. Не-лю высказала предположение, что неосторожность проявила Люба, которая в последнее время стала единолично и без разрешения вождя собирать бесполезные цветы.

Сато выдал Не-лю премиальное яблоко, затем взял плетку, сплетенную для наказаний умельцем-капитаном, и велел Любе, которая в тот момент чистила дикие луковицы, следовать за ним к речке. Уходя, он приказал Ут-бе-бе не пускать По-иза на выручку девушки – он знал, что По-из наверняка уловит внутренние крики наказанной. Ут-бе-бе ответил, что приказ будет выполнен, а Люба, поняв уже, что ее ждет порка, причем незаслуженная, задрожала – ее еще ни разу не пороли. Бить – били, но не пороли.

– Повернись.

Сато велел девушке встать на четвереньки и принялся ее пороть. Люба не сопротивлялась и терпела, в первую очередь чтобы не доставлять горя несчастному По-изу. Она терпела, содрогаясь от ударов плетью, и Сато постепенно возбудился этим зрелищем и, несмотря на сопротивление переводчицы, вошел в нее – и стал ее первым мужчиной. Люба горько рыдала. По-из тоже плакал и грозил самоубийством. Капитан собрал всех космонавтов, и коллектив постановил выразить порицание Не-лю, которая донесла на переводчицу, в результате чего та пострадала физически и морально. Но Не-лю не приняла упрека, заявив, что ее саму не раз так унижали.

Солдаты не ушли из ущелья – они устроили лагерь милях в двух выше по реке, на другом берегу. Там были палатки для жилья с кроватями, а также большая палатка со столом для еды. Еще палатка – кухня. Сато понимал, что такой лагерь продержится до сильных дождей, потом его смоет. Дожди должны были начаться со дня на день. Во всем в этом была загадка.

Загадка еще более усугубилась, когда на вертолете привезли совсем чужих и непонятных людей. Одна женщина и двое мужчин были инглизами, толстый индус в черном пиджаке, который жевал бетель, командовал поварами и прислугой, а еще один важный господин был лигонцем, но одевался как инглиз. С ними прилетел майор лигонской армии. Сато показалось, что именно он наблюдал за пещерой несколько дней назад.

Все эти люди ели, пили, громко разговаривали, словно были у себя дома. Сато пожалел, что не взял с собой

По-иза, который бы мог забраться к ним в мысли и разгадать, зачем они сюда приехали. Но брать По-иза опасно после истории с наказанием Любы.

Следующий день принес новые беды.

Инглизы подобрались к пещере и смотрели на нее из кустов с той стороны. Наверно, они думали, что в пещере живут больные идиоты, которые ничего не видят и не слышат. Впрочем, здесь Сато был не совсем прав: именно его голые люди и вели себя так, словно никогда раньше не жили в лесу. Они не замечали самых очевидных вещей – следов, оставленных солдатами, подходившими к речке, и мелькания многочисленных наблюдателей всего в ста шагах от пещеры. Скоро они будут сталкиваться с солдатами в лесу и говорить: простите, мы с вами еще не встречались?

Голые идиоты занялись между тем проблемой добывания огня. Они заявили своему вождю, что огонь можно добывать трением. Сато, мысли которого были заняты куда более важными проблемами, не стал с ними спорить. Капитан сам сделал какие-то паршивые палочки, тер их, а когда из этого, разумеется, ничего не вышло, страшно расстроился и чуть не расплакался – ему, видите ли, захотелось жареной рыбки. А унтер-офицеру хотелось сказать: будет тебе жареная рыбка, все тебе будет.

Конечно, если бы жизнь была иной, Сато дал бы им зажигалку. У него была хорошая газовая зажигалка – нашел на убитом контрабандисте. Но дым – самое опасное, чем себя может выдать отшельник: дым видно за много миль. Особенно сверху.

Сато ничего не стал говорить голым людям. Пускай живут, как индюки, предназначенные на убой, пускай себе квохчут. Дикими жили, дикими и помрут. Сато даже отменил строевую подготовку и изучение японских команд.

Он уже принял решение – уходить в секретное убежище. Надо было взять с собой все припасы, заготовленные на дождливый период, иначе племя вымрет – там, в секретном убежище, с едой не очень хорошо.

Но Сато медлил. Медлил потому, что так и не понимал, что нужно от него и голых людей приехавшим военным и инглизам. Почему инглизы и лигонцы действуют вместе? Они охотятся за Сато? Или за голыми людьми? А может быть, они ищут контрабандистов?

Готовый уже объявить своим подданным о подготовке к эвакуации, Сато решил подождать еще одну ночь.

Ночью произошли события, которые все изменили.

Этой ночью толстый индус в черном пиджаке ушел из военного лагеря и направился вверх по течению реки.

Сато не спалось, и он даже выгнал в ту ночь Не-свелю, которая надеялась понежиться под одеялом, вышел на площадку перед пещерой и услышал, как толстый индус, совсем не приспособленный к хождению по горам, ломится сквозь бамбук. Сначала Сато решил даже, что бредет сошедший с ума слон.

Убедившись, что по лесу в одиночестве прет индус, Сато покинул пещеру и последовал за директором Матуром.

Он сопровождал его до пещерки, в которой Матур нашел труп гонца, потом шел за ним обратно до самой своей пещеры. Он не хотел ничего делать с индусом, чтобы не вызывать к себе дополнительного внимания и подозрений военных, но, когда толстый индус поперся к большой пещере, Сато потерял присутствие духа. Ему вдруг показалось, что толстый индус догадался, кто убил контрабандиста и где надо искать мешочек с рубинами. А может быть, не догадался, а узнал? Может быть, у них с покойником был условный знак, который тот успел оставить перед смертью?.. Индус может потребовать мешочек с рубинами, а не отдашь – завтра придут солдаты.