Текст книги "Кир Булычев. Собрание сочинений в 18 томах. Т.3 "

Автор книги: Кир Булычев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 35 (всего у книги 79 страниц)

– Если начало гореть как следует, нам не потушить, – сказал Спиридонов. – Глупо получилось.

– Почему глупо?

Эля поднялась со стула.

– Ты садись, – сказала она. – Хочешь, я тебе воды принесу? Только из под крана.

Эля все еще была в его аляске.

– Слушай, – вспомнил Шубин. – Там в кармане банка с растворимкой. Разведи мне холодной водой.

– Хорошо, – сказала Эля.

Она ушла в ванную.

– Я боюсь, что помру, – сказал Спиридонов.

– Еще чего не хватало.

– Ты думаешь, что я молодой? – сказал он. – Я же на фронте был. Я ран насмотрелся. Этот гад меня глубоко пронзил, слишком глубока. А они остановить не сумели. Перевязали, все сделали, а она идет. Я уж руку держу под одеялом, чтобы кровь под себя подгребать. Чего людей беспокоить.

– Нет, так не будет, – сказал Шубин, словно отменял приговор.

– Дурак ты, – сказал Спиридонов. – Может, я этого заслужил. Пожар почему? Потому что я сдуру сунулся, куда не следует, лампу опрокинул. Если погибнете, проклинайте меня.

– Вы хотели как лучше.

– Я всю жизнь хотел как лучше. А получалось не как лучше… А знаешь, мне лучше помереть как бы на боевом посту… Я не шучу, ШУбин. Я же понимал, чего Гронскому надо – на повышение, в Москву. Он старался, вторую очередь пустил без очистных – и отрапортовал. А я знал, что здесь липа. И про общественность знал, и про митинг. Все знал и дал понять Гронскому, что не замечаю. Даже вони не замечаю, в которой люди жала. Думал, что обойдется. Мне же тоже рапортовать – уже министру. А я уже пенсионный возраст прошел, сечешь? Если не выполним, мне уходить. А я еще сильный, у меня работать охота была… да что тебе говорить… Я и в Москву тебе не дал звонить… помнишь?

Шум воды в ванной прервался. В кране заурчало.

– Ну вот, – сказал Спиридонов.

– Что? – не сообразил Шубин.

– Я все ждал, – сказал Спиридонов. – Это же должно было случиться.

– Вода?

– Конечно. Там же насосная станция. Не из колодца же… А я все думал, как вы начали пожар тушить, вот и конец… вот и конец… Ко-нец… ко-нец…

Спиридонов будто играл этим словом, произнося его все невнятнее и тише.

В комнату вернулась Эля.

– Вода кончилась, – сказала она.

– Тогда плохо, – сказал Шубин. – Если они пожар потушить не смогли… не знаю, куда и бежать…

– Юра, – сказала Эля.

– Что?

– Я люблю тебя.

– Надеюсь, у тебя еще будет в жизни немало поводов сказать это.

– Я правда тебя люблю.

Спиридонов застонал тонко и тихо, будто ребенок.

– Надо будет тащить его на крышу, – сказал Шубин, и мысль эта была просто ужасна. Эля не могла понять, что значит тащить Спиридонова.

– Почему на крышу?

– Это наш единственный шанс, – сказал Шубин. – Вниз нельзя. Это мгновенная смерть. А если уже поднялась тревога, то ищут на крышах.

– На вертолетах ищут?

– Наверняка… И пожар не сразу туда доберется.

Господи, как я неубедительно говорю, подумал шубин.

Я должен говорить, чтобы Эля мне верила. И сейчас будут другие люди, и я тоже должен говорить им твердо, чтобы они верили.

Шубин подошел к окну. Окно в том номере выходило на пустые крыши домов, на мертвые улицы и зарево пожаров. Шубин поглядел на часы. Еще нет трех. Всего три часа прошло?

Эля стояла рядом с ним, осторожно касаясь его плеча.

– Эля, – сказал Шубин. – Я хочу попросить тебя об одной вещи.

– Да?

– Ты не согласишься быть моей женой?

– Ты с ума сошел!

– Я никогда в жизни не был так серьезен. Ты для меня – самый близкий человек на земле.

– Ой, ты для меня тоже. Митька и ты.

По коридору кто-то бежал. Остановился у двери. Громко спросил:

– Здесь?

Далекий невнятный голос дежурной ответил:

– Здесь, здесь.

Дверь распахнулась. Это был милиционер. Грязный, в саже. Он с порога закричал:

– Воды нет! Вода не идет!

– Знаю, – сказал Шубин.

– Но там горит! Весь этаж горит.

– Значит, не успели, – послышался слабый голос с кровати.

– Что делать?

Шубин вздохнул – никуда не деться.

– Будем выводить людей на крышу, – сказал он. – Сколько-то времени у нас есть. Давай, зови всех людей снизу. Пускай поднимутся. Проверьте по номерам, чтобы никто не остался. Я сейчас приду.

– Слушаюсь, – сказал милиционер. – Правильно, Юра.

– А сам придешь сюда. Гронского позови, нет, лучше того грузина, с огнетушителем… Будем поднимать наверх Спиридонова, – Шубин показал на кровать.

– Не надо, – сказал Спиридонов явственно. – Лишнее дело. Я умер.

– Иди, иди, – сказал Шубин.

– Сейчас, – милиционер громко затопал по коридору.

Эля отошла к кровати. посмотрев, Шубин увидел, что простыня и одеяло мокрые от крови, кровь течет на пол.

– Сергей Иванович, – позвал он.

Спиридонов не откликнулся.

– Он кровью истечет, – сказала Эля.

– Вижу. Перельют. Надо скорее его поднимать.

– А там мороз.

– Какого черта ты сомневаешься? – закричал Шубин. – Нельзя сомневаться. Если мы будем сомневаться, то останемся в мышеловке!

– Да, – сказала Эля робким голосом.

– Прости.

– Ты прав.

– Эля, если ты думаешь, что я сказал про женитьбу только потому, что у нас так получилось, – нет!

– Я верю тебе, Юрочка, – сказала Эля. – Ты не беспокойся, я тебе, конечно, верю.

По коридору снова затопали. Вошел милиционер, за ним Руслан. Руслан был черен – весь – от кепки до пяток. Кто-то еще топтался в дверях.

– Отнесем Спиридонова наверх, – сказал Шубин. – Нужно шесть человек, он тяжелый.

– Сейчас подойдут, – сказал Руслан. Зубы и белки глаз у него были белые. На кого же он похож? На шахтера, конечно же, на шахтера!

– Как там пожар? – сказал Шубин.

– Горит, – сказал Руслан. – Красиво горит.

– Нельзя понять, – сказал Коля. – Там дым.

Дым проникал и в номер, потому что дверь была открыта. Все толпились в махонькой прихожей.

– Заходите, – сказал Шубин. – Беремся за углы матраса, а двое посередине.

Спиридонов молчал. Эля наклонилась, попробовала пульс.

– Не задерживай, – сказал Шубин. – И захвати все одеяла. Сколько можешь. Его надо будет закутать.

Спиридонова они до крыши не донесли. Сначала пришлось остановиться между четвертым и пятым этажами. Спиридонов начал биться, будто хотел вырваться, он ругался, но невнятно, и непонятно было, чего он хочет. Эля, которая захватила с собой графин с водой, старалась его напоить. Он не пил. Потом вдруг перестал биться, замолк, вытянулся. Но еще не умер.

– Шубин, – прошептал он. – Шубин, ты здесь?

– Я здесь, Сергей Иванович.

– Прости, Шубин, – прошептал Спиридонов. Все замолкли, чтобы было слышно Шубину. Спиридонов быстро, мелко дышал. Потом заговорил снова: – Бойся Гронского. Он выживет. Ему надо будет это дело покрыть… нейтрализовать. Понимаешь? Ты скажи… меня нет, а ты скажи… только осторожно, а жена моя проживает… ты паспорт мой возьми.

И вдруг он замолчал. И перестал дышать. Сразу.

Они стояли вокруг и ждали чего-то. Эля поставила графин на пол и пригнулась к его лицу, слушала. Потом наклонилась еще ниже и прижала ухо к груди.

– Молчит, – сказала она.

Шубин увидал, что глаза Спиридонова полуоткрыты. Он положил ладонь ему на глаза, и веки послушно сомкнулись. Лоб Спиридонова был горячим.

– Все, – сказал милиционер.

Мимо них проходили люди, обходили, поднимаясь наверх, некоторые несли вещи. Они старались не смотреть на лежащего человека. И ничего не спрашивали.

Шубин ощутил усталую тупость проходивших людей. Уже не страх, а усталость, когда все равно.

– Поднимем его? – сказал Шубин.

– Ты что, совсем дурак? – удивился Руслан. – Зачем мертвого таскать. Ему и здесь лежать хорошо.

Он натянул одеяло на лицо Спиридонову.

И они пошли наверх, на крышу.

На крыше уже было много народу. Некоторые принесли одеяла и кутались в них, сидя на чемоданах, другие стояли или ходили, вглядываясь вдаль, смотрели в небо откуда должно было прийти спасение.

Говорили тихо.

– Старик, – вдруг вспомнил Шубин, – старик там сидит.

– Где? – не поняла Эля.

Но дежурная по этажу поняла. Она стояла рядом, закутанная в одеяло, которое капюшоном свисало на глаза.

– Помер старичок, вы ушли, а он помер, – сказала она. – Я точно знаю.

– Почему вы знаете?

– Потому что он со стула упал. Я слышу, со стула упал, а он помер. Инфаркт, наверно.

– Не надо, не ходи туда, – сказала Эля. – Он все равно умер.

– Все помрем, грехи наши, – сказала дежурная. – Никто живой не останется.

Шубин подумал – чего-то не хватает, чего-то ожидаемого. И понял: молчит колокол в церкви.

– Возьми куртку, – сказала Эля.

– Не надо, мне не холодно.

– Возьми, у меня одело есть.

– Вернусь, тогда возьму.

– Ты куда? Тот старик умер. Я сама видела.

Шубин увидел Гронского. Он стоял у края крыши, за ним шестерка Плотников. И две толстые женщины. Они были одеты – значит, было время одеться.Шубин понял, что он давно уже не видел Гронского. И он не обгонял их, когда несли Спиридонова. Значит, он поднялся сюда раньше.

Гронский стоял, приложив к ондатровой шапке руку в перчатке, и смотрел вдаль, как моряк, ожидающий встречи с землей.

Шубин хотел было сказать ему, что Спиридонов умер, но потом передумал: если сам не спрашивает, значит, забыл о начальнике. Вспомнит.

Подул ветер. Это хорошо. ветер нужен. Зачем? Голова работает с трудом. Ветер нужен, объяснил он себе терпеливо, чтобы разогнать газ, и тогда мы все выйдем из гостиницы. Газ улетит, и мы выйдем. Если, конечно, огонь не отрежет нам путь.

– Коля, – позвал он. – Пошли вниз.

– Пошли, – сказал Коля, святой человек. – Зачем?

– Посмотрим, где огонь. И можно ли выйти из гостиницы.

– Я с вами пойду, – сказал Руслан. – Здесь холодно.

– А выйти нельзя, – сообщил милиционер, спускаясь за Шубиным по лестнице. – Там газ.

Было темно, приходилось идти, придерживаясь за стену.

– Ветер, – сказал Шубин. – Если станет сильнее, он разгонит газ.

– Ветер есть, – сказал Руслан. – Еще какой!

Спиридонов лежал на площадке, и Шубин, проходя, не удержался

– поднял его уже похолодевшую тяжелую руку и постарался нащупать пульс.

Руслан и Коля молчали, ждали.

– Пошли, – сказал Шубин.

Но они смогли добраться только до третьего этажа. Там уже был такой дым, что не выйдешь даже в холл. снизу доносился громкий треск – огонь пожирал нижние этажи. Шубина охватил ужас от ненадежности существования, от того, что огонь пытается выгрызть низ гостиницы и скоро, очень скоро он подточит ее, и крыша со всеми людьми, и Эля, и он – все рухнут в оранжевое пламя.

Шубин даже забыл, что хотел найти старика Володиевского.

– Плохие дела, – сказал Руслан.

– Поднимемся на четвертый, – сказал Шубин.

Там они подошли к окну, что выходило на площадь. Луна спряталась, и стало куда темнее. И небо светилось меньше. Площадь порой скрывалась за клубами дыма, что рвались снизу. Клубы мешали смотреть.

– Что хотите? – спросил Коля.

– Хочу понять, есть ли ветер на площади.

Он вглядывался в прорывы в дыму, стараясь угадать, в каком состоянии газ. Ему казалось, что желтая мгла завивается смерчиками… нет, наверное, он так хочет это увидеть, что видит.

– Погляди, – сказал он Коле.

Милиционер и Руслан прижались к стеку.

– Поехала, сказал Руслан. – Точно говорю, поехала.

– Кажется, гонит, – сказал Коля. – Только не знаю, хорошо это или плохо.

– Почему? – спросил Руслан.

– А потому, – рассудительно произнес милиционер, – что ее может нагнать еще больше, чем раньше. Ты думаешь, что ее отгонит, а ее может пригнать.

Это была здравая, хоть и грустная мысль.

Дым валил все сильнее, и площадь появлялась лишь в редких просветах.

– Пошли наверх, – сказал Шубин. – Все ясно.

На крыше мало что изменилось – лишь возросло напряжение. Многие столпились у края, заглядывая вниз, показывали пальцами. Шубин понял, что надежда на то, что ветер, который не спадал, отгонит газ, овладела всеми.

Эля подбежала к Шубину.

– Разгоняет, – сказала она. – Ты знаешь?

– Хорошо бы скорее, – сказал Шубин. – Горит уже третий этаж.

– Не может быть, – прошептала Эля. Она сразу все поняла.

Высокий столб дыма поднялся над крышей, порывом ветра его бросило на людей, кто-то закашлялся. Испуганно вскрикнула женщина. Поднимавшийся ветер подавал надежду на спасение. Черный дым напомнил об опасности.

Шубин смотрел вдал, к реке, к заводу. Зарево пожара на текстильной фабрике достигло реки, и Шубин мог поклясться, что видит не ровную желтую гладь, а клубы тумана, гонимого ветром.

– Надо спускаться, – сказал кто-то.

Гронский пошел к выходу с крыши. Шубина он обошел, словно не заметил.

За ним потянулась толстая Вера с приятельницей. Сзади шагал шестерка Плотников.

– Вы хотите спускаться? – спросил Шубин. – Я там только что был. Горит уже третий этаж. Вы не пройдете.

– Не поднимайте паники, – брезгливо сказал Гронский. – Мы намочим полотенца и пробежим.

– Вы забыли, что воды нет? – Притворяется он, что ли? Или обезумел?

– Как так нет воды? – Гронский подобрал брыли и нахмурился.

Шубин понял, что Гронский на крыше давно, он сюда поднялся еще до пожара, чтобы первым увидеть спасательные вертолеты.

– Воды нет давно, – сказал Шубин, понимая, что его слушают несколько десятков человек, готовых ринуться за спасителем – Гронским. – Вы сгорите. Это не лучшая смерть.

– Не может быть, – сказал Гронский, забыв следить за своим голосом. Оказалось, что в действительности он у него куда выше, чем полагают окружающие.

– Три этажа уже сгорели, – сказал весело Руслан. – А вы, гражданин, пока мы пожар тушили, по крыше гуляли, да? Самое интересное пропустили. Ничего, скоро крыша внутрь упадет – как фанерка в печку.

– Пускай он замолчит! – закричала толстая Вер, кутаясь в норковую шубу. – Запрети ему говорить.

– Он совершенно прав, – сказал Шубин. – Но мы еще не погибли. Есть еще время спастись.

Вокруг поднялся гомон, трудно было всех перекричать. Надо было успокоить людей. Как? Только не паника!

– Тише! Тише! – закричал шестерка Плотников. – Не мешайте товарищу Шубину!

– Опасности нет! Мы все спасемся. Если вы будете молчать и слушать меня.

Когда Шубин начинал фразу, он еще не знал, чем ее закончит. И в середине фразы до примитивности простая мысли пришла в голову. И в самом деле был шанс.

– Да тише вы! – закричал Гронский.

Породистое, собачье величие его лица превратилось в оскал – словно лицо потеряло все мясо.

– Успокойтесь, – сказал Шубин негромко, хотя хотелось кричать. – Мы можем спастись только в случае абсолютной дисциплины. Полного самообладания. Потому что путь, который я предлагаю, сложный. Если начнется давка – погибнут все.

Он говорил, и вокруг уже было тихо. Так, что слышен был треск пожара внизу.

– Мы забыли, что есть пожарная лестница, – сказал Шубин. – Вон она, справа.

Все смотрели туда. Там, словно передок саней, загибались на крышу поручни пожарной лестницы.

И тут же кто-то побежал к лестнице.

– Сейчас еще спускаться нельзя, – сказал Шубин. – Потому что внизу газ. Если кто хочет погибнуть, пускай пробует.

Человек, что побежал к лестнице, остановился в двух шагах от нее.

– Придется немного потерпеть, – сказал Шубин.

Он подошел к краю крыши и заглянул вниз. Раньше он всегда боялся высоты, а сейчас страх прошел, но Шубин даже не заметил этого.

Сначала он увидел не лестницу, а языки пламени почти бездымного, яркого, что вырывались на втором этаже из окна, которое было рядом с лестницей.

Между вторым и третьим этажами лестница была забита досками

– так часто делают, чтобы злоумышленники не забрались по ней в комнаты.

– Там доски. Их надо оторвать, – сказал Шубин, понимая, что долго рассматривать лестницу нельзя. – Сначала спустится… Руслан. Он их оторвет. Ты сможешь?

– Почему не смогу? – сказал Руслан.

– А почему не я? – вдруг выкрикнул шестерка. Уши его вылезали из-под шапки под прямым углом.

– Потому что там пожар. Посмотрите вниз, – сказал Шубин. – Руслану я верю. Он в пожаре был, а вам я не верю, вы только погубите все дело и сами погибнете.

Гронский подошел к краю крыши, присел на корточки и что-то достал из кармана. К изумлению Шубина, это был электрический фонарь. Луч его скользнул вниз, по ступенькам лестницы, до досок.

– Все правильно, – сказал он. – Товарищ Шубин прав.

Если я скину его с крыши, подумал Шубин, на том свете меня оправдают. Как нужен был фонарь раньше!.. Впрочем, что бы от этого изменилось? Пускай живет…

Эти мысли неслись как-то стороной и не помешали Шубину спросить Элю:

– Ты графин где оставила?

– Я его с собой взяла, – сказал Эля. – Я подумала, что вдруг тебе пить захочется.

– Дай шарф, – сказал Шубин.

Никто не двинулся.

И тогда Шубин мстительно избрал Гронского, подошел к нему и рванул шарф на себя. Голова Гронского мотнулась, он еле успел подхватить очки.

– Это что? Это что такое? – жалобно крикнул он.

– Эля, – сказал Шубин, не глядя на него, – намочи шарф и дай Руслану. Пускай обмотает лицо.

– Меня огонь не возьмет, – сказал Руслан.

– Там может газ быть, – сказал Шубин.

Руслан быстро спустился до верхнего края досок. На секунду его скрыло дымом. Эля потянула Шубина за руку, чтобы не стоял близко к краю.

– Сверзишься, ты же усталый, – сказала она, словно извиняясь.Она понимала, что Шубину надо смотреть вниз, но все равно боялась.

Шубин послушно присел за низкий парапет.

Руслан начал бить каблуком по концам досок, прикрепленных вертикально к лестнице. Ему пришлось спуститься пониже, чтобы удар получался сильнее. Огонь вырывался из окна на втором этаже, но пока до Руслана достигал только дым. Доски не поддавались.

– Сильнее! – крикнул сверху Гронский. – Не бойся!

Руслан не откликнулся. Он спустился еще ниже, стал пробовать концы досок руками. Затем, ловко держась за перекладины лишь носками ботинок, опустился за доски, так что лишь его голова поднималась над их концами. Шубин догадался, в чем дело: доски были не прибиты – их прикрутили к стойкам проволокой.

Шубину было холодно. Он насквозь продрог под морозным ветром. Только бы вытерпеть… Ведь не худшее испытание., Вцепившись одной рукой в стойку лестницы, Руслан отматывал ржавую проволоку.

Гронский стал ходить по краю крыши, выказывая нетерпение.

шубин старался понять, что же происходит с желтой мглой.

Ему казалось, что ветер выдул ее с той стороны здания. Но надолго ли?

– Я помогу ему, – сказал шестерка Плотников и перегнулся через край, чтобы тоже спускаться. Ему не терпелось скорее на землю, Гронский понял это, схватил за рукав,зарычал не шестерку, и обе дамы, что паслись возле Гронского, заверещали. Шестерка, напуганный, отступил.

Снизу донесся крик.

Шубин посмотрел туда. И изумился. За те несколько секунд, что он отвлекся, огонь прорвался в комнаты третьего этажа, и язык пламени, будто разумное существо, высунулся из окна и как-то лениво, любопытствуя, потянулся к Руслану. Руслан, не заметивший этого нападения, обжегся, подтянулся и, перебирая руками, поднялся выше.

– Не трусь! – крикнул Гронский, который внимательно наблюдал за тем, что происходит внизу. – На тебя надеются женщины и дети.

– Смелее? – озлился Руслан. – Смелее сам сюда лезь, ара?

Язык пламени облизал доски, почернив их, и спрятался в доме, выпустив вместо себя черный удушающий клуб дыма.

Руслан со злостью ударил по доске. проволока уже была ослаблена, доска с хрустом оторвалась верхним концом от лестницы и закачалась под прямым углом к зданию.

– Молодец! – закричал Гронский. – Действую!

Кто-то из зрителей, сбежавшихся к краю крыши, захлопал в ладоши.

Руслан снова полез было вниз, но тут же ему пришлось ретироваться – лестница стала дорожкой между языками пламени, такими горячими, что жар достигал Шубина. каково же там Руслану!

Эля наклонила графин. Струйка воды, светясь, пролетела мимо Руслана.

– Ну, это уж никуда не годится! – возмутился Гронский.

Шубин так и не понял – необдуманным поступком Эли или поведением Руслана.

Руслан держался из последних сил, на одном упрямстве. Он не мог вернуться с пустыми руками. Интересно, есть ли в грузинском языке слово для этого состояния? У испанцев его называют «мализмо».

Руслан снова сражался с досками. Вторая доска оторвалась. Язычок огня пробежал по плечу Руслана.

– Возвращайся! – закричал Шубин. – Скорее!

– Ну почему же? – сказала Вера. – Ему только мешаете! Ведь немного осталось.

Она не понимала, как больно Руслану.

– Наверх! – закричал Шубин. – Я приказываю тебе.

– Жалко, – махнул рукой Гронский, не споря, впрочем, с Шубиным. – Совсем немного осталось.

Одна из оторванных досок, что покачивалась у окна занялась. Огонь лизал ее сбоку и был упорен.

На четвертом этаже со звоном вылетело стекло, и оттуда вырвался сноп искр.

Руслан поднялся на крышу. Он был чуть живой. Сразу несколько рук протянулись к нему, вытаскивая на крышу. Руслан жестоко обжегся, но сам этого еще не чувствовал.

– Можно спуститься, – сказал он. – Честное слово. И газа нет. Я смотрел.

– Нужна очередность! – Гронский взял на себя руководство спуском.

Шубину было все равно.Люди жались ближе к лестнице. Некоторые так и не выпустили чемоданов.

– Сначала женщины, – сказал Гронский. – И дети.

Детей, к счастью, не было. Среди женщин возникла заминка.

– Сначала пойду я, – сказал Шубин. – Надо оторвать остальные доски.

– Возьмите себя в руки, – сказал Гронский. – Не отталкивайте от лодки слабых. Сначала пойдут женщины.

– Идиот, разве ты не видишь, что доски горят! Как твои женщины пройдут?

– Не спорь, Юра, – сказал милиционер. – Такая уж моя работа. Я пойду. Спущусь и буду принимать людей.

– Давай, – сказал Шубин. – Спасибо тебе за все… Смотри, чтобы газа не было.

– Увидим, – сказал Коля. – Ты не дрейфь.

Он застегнул шинель, подтянул пояс, надвинул грязную фуражку на самые уши. Гронский замолчал, не вмешивался.

Милиционер спускался быстро. И все у него получилось ладно. Видно, проволока перегорела. Ему удалось сразу сбить оставшиеся доски. На несколько секунд его окутал дым, потом он возни уже внизу.

Коля стоял на последней ступеньке, которая не доставала до земли метра полтора, и внимательно смотрел вниз. Ему было страшно.

– Давай! – крикнул Гронский. – Не робей!

Подчиняясь этому голосу, милиционер оттолкнулся от лестницы и упал в снег. Сразу встал. поднял голову.

– Порядок! – крикнул он.

Крик его донесся слабо, потому что с новой силой взвыл огонь.

– А теперь женщины, – сказал Гронский. – Верочка, иди сюда.

Только тут шубин догадался, что эта матрона в норковой шубе

– его жена.

– Нет! – закричала вдруг Верочка. – Ни за что! Я лучше умру!

Гронский тащил ее к краю крыши, ругал, она отбивалась.

– Пойдешь? – спросил Шубин Элю.

– Потом, – сказала она. – Пускай они идут.

Из двери, через которую они выходили на крышу, вырвался дым.

Шубину не хотелось подходить к Гронским, но он понимал, что придется. время идет. В этот момент какая-то маленькая женщина в нейлоновой шубке кинулась к лестнице и начала спускаться.

Шубин испугался за нее. Эта шубка может вспыхнуть как спичка.

Он закричал:

– Снимите шубу! Вы слышите, снимите шубу! Бросьте ее вниз!

Женщина не слышала или не хотела слышать криков Шубина.

Многие догадались, в чем дело, и тоже начали кричать:

– Сбрось шубу!

Запрокинув лицо, кричал милиционер:

– Сбрось шубу!

– Мать ее! – закричал Руслан, который только что сидел рядом с Шубиным и, тихонько воя, пытался унять боль в обожженных руках. Он перемахнул через бортик крыши и начал спускаться, чтобы догнать женщину раньше, чем она достигнет полосы огня.

Он тоже кричал. Все кричали. Только женщина не слышала. может, она ценила шубу и боялась с ней расстаться, а может, полагала, что именно она ее защитит.

Женщина благополучно миновала третий этаж,и язык пламени догнал ее, когда она была уже у второго. Вместо того, чтобы скорее спускаться вниз, женщина вдруг остановилась, и отпустив одну руку, стала сбивать с себя пламя, которое окутало ее легким искристым шаром.

Руслан, почти догнавший ее, принял отчаянное решение. Он прыгнул вниз, схватив в этом прыжки женщину и оторвав ее от лестницы.

Коля подставил был руки, чтобы их удержать, но они упали рядом с ним.

Женщина начала пронзительно и заунывно кричать.

Руслан с трудом поднялся и тут же упал – нога у него подкосилась. Видно, сломал.

Коля сначала потянул в сторону визжавшую женщину, затем помог отползти Руслану.

Люди стояли у лестницы, ждали чего-то.

Гронский все еще уговаривал жену:

– Я буду тебя поддерживать, я тебя не отпущу.

– Нет! – кричала она. – Ты же сказал, что нас спасут. Мы будем ждать, что нас спасут…

И тут – будто мольбы Верочки донеслись до небес – над ними появился вертолет.

За шумом пожара и криками они его не услышали – только когда луч его прожектора упал на крышу, все поняли, что с неба пришло спасение.

Это был большой военный вертолет. Он был темнее неба. Зависнув надо самой крышей, он казался огромным, как дирижабль.

В брюхе вертолета образовался квадрат света. Все, кто был на крыше, потянулись к свету, поднимая руки… Наступила тишина.

И тогда стал слышен клекот вертолетного мотора.

По веревочному трапу, мягко упавшему на кровлю, ловко спустился офицер в комбинезоне.

– Спокойной, – сказал он, спрыгивая на крышу. – Без паники, товарищи.

– Я Гронский, директор химзавода. – Почему-то он первым оказался возле офицера.

– Я вас слушаю, – офицер оглядывал толпу, жмущуюся к нему. Он выглядел усталым, и Шубин догадался, что для него это не первая подобная миссия.

– Мне необходимо в штаб, – сказал Гронский. – Он организован?

– Да, – сказал офицер. – Давайте сначала возьмем женщин.

– Разумеется, – сказал Гронский. – Верочка, скорее, тебя же ждут.

Верочка закричала снова, что она упадет.

Сквозь ее крик прорвался резкий голос Гронского:

– Товарищ капитан, неужели вы не можете опустить машину ниже? Вы же видите, в каком состоянии женщины.

Люди толпились вокруг трапа, многие держались за него руками, будто боялись, что вертолет улетит.

– Да не толпитесь! – закричал офицер. – Чем спокойнее вы будете себя вести, тем быстрее мы вас всех погрузим.

Гронский уже поднимался по трапу, буквально волоча за ворот шубы свою жену. Офицер удерживал трап снизу, Верочка кричала, из люка высунулся солдат, чтобы принять первых беженцев.

– Шестьдесят восемь человек, – сказал Шубин.

– Ты всех пересчитал? – удивилась Эля.

– Я хорошо учился в школе. Ты будешь пробиваться туда? За раз ему всех не взять.

– Нет, я с тобой, – сказала Эля.

– Тогда у меня есть предложение, – сказал Шубин.

– Пошли скорее, – сказала Эля, – пока можно спуститься.

Шубин опустил капюшон аляски и затянул молнию, чтобы спрятать Элины волосы. Он тронул кончик ее носа.

Эля улыбнулась.

Шубин спускался по лестнице первым. Эля за ним. Шубин думал, что страхует ее, а Эля спускалась так, чтобы успеть протянуть руку, если Шубин будет падать.

Пламя хваталось за лестницу. Было очень жарко.

– Терпи! – крикнул Шубин, но Эля не услышала.

Шубину казалось, что залез в духовку. Вспыхнули волосы – он догадался, что вспыхнули волосы, потому что стало больно голове. На какое-то время ему стало так жарко и так горяч был воздух, которым приходилось дышать,что он потерял Элю из виду.

Неизвестно, смогли бы они прорваться, если бы порыв ветра не рванул с такой силой, что пламя отлетело от лестницы… Потом была последняя ступенька, он упал, но Коля был там, он все еще стоял у лестницы. Он подхватил Шубина, потом Элю.

– У тебя голова обгорела, – это были первые слова Эли.

– Лучше расти будут, – сказал Коля, – Как в лесу.

Шубин провел рукой по голове. В ушах страшно гудело. Волосы были короткие, неровные, ежиком.

– Больно, – сказал он.

– Пройдет, – сказала Эля. – У мамы мазь есть от ожогов. Из трав.

И сказав «мама», Эля мысленно перенеслась к себе домой. Шубин как бы потускнел в ее глазах – она заторопилась…

– Мне надо, – сказала она. – Мне надо, Юрочка, ты не сердись.

– До свидания.

– Погоди, – сказал Коля, – сейчас по городу опасно ходить. Кто знает, где этот газ затаился.

– Коля прав, – сказал Шубин. – Погоди, отдышусь, пойдем вместе.

Эля затихла. Шубин так и не спросил, не обожглась ли она. Рукав аляски оплавился – из него торчала обгоревшая подкладка.

Руслан лежал на снегу и выл сквозь зубы.

– Потерпи, – сказал Шубин, – мы «скорую» вызовем.

– Найдешь здесь «скорую», – зло сказал Руслан. – У меня нога сломана, понимаешь?

– Вы идите, – сказал Коля. – Я знаю, что у Эли ребенок дома, я знаю. А я не уйду, я помощь найду.

– Увидимся, – сказал Шубин, пожимая руку Коле.

– Обязательно увидимся, – сказал Коля и широко улыбнулся, как будто все плохое в его жизни уже кончилось. – Если вы меня, конечно, узнаете.

Шубин поглядел наверх. Вертолет все еще висел над крышей, и на той части трапа, что была видна снизу, висели люди. Они очень медленно поднимались вверх. Порывы ветра раскачивали трап и заставляли людей замирать, вцепившись в перекладины.

Вдруг вертолет загудел сильнее,перекрывая шум пожара, и резко пошел вверх.

– Смотри, что делает, гад! – воскликнул Руслан, который тоже смотрел на вертолет.

И только в следующее мгновение Шубин понял, что произошло.

В том месте, где за секунду до того был вертолет, возник клуб дымного пламени. Раздался зловещий утробный грохот, поглотивший все оставшиеся звуки. Крыша провалилась внутрь. Вертолет уходил в сторону, быстро снижаясь, и люди, висевшие на раскачивающейся лесенке, казались тлями. Шубин понял, что пилот хочет как можно быстрее спуститься на вокзальной площади, чтобы спасти людей.

И тут он увидел, как один из них сорвался и черной кляксой, растопырив руки, полетел вниз… Что было дальше, Шубин не видел. Вертолет скрылся из глаз.

Руслан зло кричал по-грузински.

Шубин не знал, видела ли это Эля – она склонилась над плачущей женщиной в обгоревшей шубе.

Но оказалось, что Эля все видела. Потому что она сказала подошедшему к ней Шубину:

– Ты умный, что повел меня по лестнице. А то бы мы точно погибли. Мы бы последними поднимались, правда?

Они оттащили подальше от здания Руслана и ту женщину, потому что стало жарко. Казалось, что гостиница ярко освещена изнутри – в окнах горел желтый и оранжевый свет.

Теперь, когда наступала реакция на эту, так еще и не кончившуюся ночь – была половина пятого, еще далеко до рассвета,

– Шубину стало смертельно холодно.

Эля сказала:

– Тут не далеко, если ты со мной пойдешь.

– Конечно, пойду, – сказал Шубин, который понимал, как страшно ей одной возвращаться домой.

– Но ты не дойдешь, – сказала она. – Ты по дороге околеешь.

– А мы побежим с тобой, – сказал Шубин.

Они вышли на улицу. По улице мело. На выходе из гостиничного двора лежал, согнувшись, будто старался согреться, человек, его уже припорошило снегом. Меховая шапка откатилась в сторону и лежала, как пустое птичье гнездо.

Эля наклонилась, подняла шапку и отряхнула, ударяя ею себя по бедру.

– Возьми, – сказала она. – Ему уже не нужно.

– Не надо, – сказал Шубин.

– Давай, давай, – Эля приподнялась на цыпочки и обеими руками натянула шапку на саднящую, обожженную голову Шубина.

– Погоди, – сказал Шубин. – Больно.

Он поправил шапку, она была мала.

– Это в сущности мародерство, – сказал он.