Текст книги "Кир Булычев. Собрание сочинений в 18 томах. Т.3 "

Автор книги: Кир Булычев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 52 (всего у книги 79 страниц)

23

Дед Артем поглядел им вслед, присел у кровати.

– Скажи мне, дорогой, – попросил он, – никакой надежды на узнавание?

– Какое узнавание? – не понял Вениамин.

– Привидения.

– Нет. Все так быстро произошло.

– Уж лучше бы я ему попался, – вздохнул дед Артем. Помолчав, добавил: – Надо на мельницу снова идти. А то привидение все следы заметет.

– Я пойду с вами, – оказал Вениамин слабым голосом.

– Молчи, – сказала Ангелина, – тебе говорить вредно.

– Нет, пойми, деду одному идти нельзя. Мы не знаем, чего привидению хочется.

– Хулиганить ему хочется, вот что, – сказал дед. – Я пока Мишку оставил у мельницы. Пускай побережет.

– Скоро должен Колька вернуться, – вспомнила Ангелина. – Он тебя на мотоцикле подвезет. Или хоть Андрюшу подожди.

– Это, конечно, правильно, – сказал дед Артем. – Я бы и подождал, если бы не тайна, которая в голове вертится, а не укушу.

– Что еще? – спросил Веня. – Если филологическая, могу быть полезен.

– Нет, гастрономическая, – сказал дед. – Я все о двух бочках с черной икрой. В наших краях никогда осетров не водилось.

– Вы думаете, они ее откуда-то привезли? – спросила Элла. – Ведь в магазине ее не бывает?

– У нас в магазине крупа бывает, – сказал дед.

– Это, наверно, контрабандисты, – сказал Вениамин. – Они ее переправляют дальше. Ниточка, понимаете, от Каспийского моря к Ледовитому океану.

– Через горы без дороги икру волочить? Нет, тайна не в этом. А в том, что икра черная бывает, красная, а вот желтой не бывает. А я в мельнице и бочку с желтой видал.

– Бывает, – раздался голос от дверей. Там стоял Сеня. – Вы не рыбаки, не знаете. Это селедочная икра.

– Селедочная? – Старик задумался. – Конечно, глупая моя голова! Конечно, как я сразу не понял!

– Это Васька ловил, – сказал Сеня. – И мы ему иногда ловили. Все ребята. А Васька в озерах глушил и в речке.

– Селедка у нас крупная, – раздумывал дед, – больше метра, весьма крупная, другой такой нигде нет, эндемик. Я Джеральду Дарреллу на остров Джерси об этом уже сообщал. Но чтобы селедочную икру собирать…

– И красить, – сказал мрачно Вениамин. – Вот зачем ему черная тушь в таких количествах.

– Точ-на! – возрадовался дед. – Селедочную икру красить и за осетровую выдавать. Вот это преступники! Их производство в мельнице тысячи рублей дохода дает! Недаром привидение там ошивалось, особенно если ему кассу компенсировать хочется.

Вернулся Андрюша, распаренный и усталый настолько, что провалились глаза. Бросил куртку на стул, напился воды.

– Ну как там? – спросила Элла. – Как Василий?

– Обойдется, – сказал Андрюша. – Травма у него в основном психическая. Он Эдуарда даже не узнал сначала. И говорить не может. Рычит и прячется под подушку.

– Андрюша, свет мой, – сказал дед жалобно, – устал ты небось ужасно?

– Есть немного, – ответил Андрюша, усаживаясь на скамью и вытягивая ноги.

– А вот надо снова на мельницу сходить. Надо.

– Нет, – сказал Андрюша, – не надо.

– Надо, Андрюша, – поддержал деда Вениамин.

– Может, не стоит? – вмешалась Элла. – Подождем милицию. Там преступники и медведи.

– Милицию не дождешься, – сказал дед, – потому что ее еще и не вызывали. Да и медведя сменить надо, неблагородно животное держать так долго на посту.

– Может, вы Эдуарда позовете?

– Какой из него помощник, – сказал дед, – он чужой.

– А Андрюша?

– Андрей – человек военный, – сказал дед, – строевой.

Андрей не был военным человеком, но доверие деда, выраженное в столь странной форме, почему-то польстило. Он молча поднялся.

24

Еще за километр до мельницы они увидели столб черного дыма.

– Ах ты, – крикнул дед, – там же медведь! Как бы чего не вышло!

Они в молчании добежали до края поляны.

Мельница горела, как аккуратно сложенная поленница дров, ровным свечным пламенем. Видно, за столетия древесина просохла и прокалилась – таких дров нарочно не сыщешь.

Они подбежали ближе – пламя отражалось в озере и на крыше кабины утонувшего грузовика. Неподалеку в траве, оскалившись, но не зло, а удивленно, лежал убитый Миша.

Дед не смотрел на мельницу, присел на корточки рядом со зверем.

– Как часовой, – сказал он, – до последней капли крови.

– Опоздали, – вздохнул Андрюша.

– Я виноват, – сказал дед. – Мне думать надо. Эта липовая икра больших денег стоит.

– Но Василий сидит в погребе, я сам видел, мы с Эдуардом Олеговичем недавно там были…

– Разве это так важно?

– Важно, – сказал Андрюша. – Настоящие привидения не стреляют. Никогда не поверю.

– Поверишь в привидение, в остальное уж легче, – сказал дед. – Закопать его надо. А то кто-нибудь захочет шкуру снять…

Пламя от мельницы смешивалось с солнечным светом, накладывалось на него, и было неправильно, что пожар происходит в середине дня, а над Мишкой вьются мухи.

– Надо бы кому-нибудь здесь остаться, – сказал Андрюша.

– И пулю в лоб? Да, пулю в лоб? – спросил дед, поглядел на медведя и добавил: – Может, и лучше бы мне, дураку, эту пулю.

Вдали, на краю леса, зло ревела медведица. Но не подходила.

25

Вениамину вроде бы полегчало. Ангелина прибежала с фермы, пыталась уговорить его поесть, но Веню тошнило, от еды он отказался. Дед Артем, когда они с Андрюшей, закопав медведя, без сил приплелись из леса, спрятался у себя дома, сказав, что больше ничего не хочет и лучше помрет. Зато прилетел Гришка, сидел на окне, смотрел на Веню и говорил ему латинские фразы. Веня переводил их слабым голосом, и ворон кивал, одобряя правильность перевода. Элла сказала:

– Гриша, может, хватит отвлекать Вениамина? Ему нужен покой.

– Он мне не мешает, – возразил Вениамин.

– Никогда, – сказал ворон.

Андрюша, еще в запале и на нервном взводе, вдруг вскочил, бросился к погребу, присел на корточки перед маленьким окошком.

– Василий, ты знаешь, что мельницу сожгли?

– У-у-у, – сказал Василий в ответ. Он был в нервном шоке.

– Кто это сделал? – спросил Андрюша. – Лучше ответь сразу. Шуточки кончились. В деревне находится маньяк с ружьем.

Василий внимательно слушал, не перебивал, а потом вдруг ответил грубым словом и завыл снова. Больше Андрюше ничего добиться не удалось, но, когда он уходил домой, показалось, что вслед из погреба донесся смешок. Может быть, показалось.

А еще через час вернулся Эдуард Олегович, который на велосипеде укатил было в Красное, чтобы вызвать вертолет и милицию. Его встретили у околицы мальчишки и принесли за ним велосипед. Ему не повезло. Километрах в десяти от деревни, у моста со львами, он на повороте не удержался и упал в кювет. Переднее колесо отлетело – спицы наружу. Вот и тащил три часа обратно велосипед на себе.

– Понимаете, – сказал он, – велосипед не мой. Я не мог оставить его на дороге, где каждый может его похитить.

Эдуард Олегович был пропылен, волосы слиплись, косо приклеились к черепу. Он сидел у постели Вениамина, страшно расстроенный неудачей. Элле было жалко его.

– Вы поступили как настоящий медик.

– Я давал клятву Гиппократа. Другого морального пути у меня нету.

Эдуард Олегович поднялся, поманил Андрюшу на крыльцо. Там, понизив голос, сказал:

– Лично я, – усики его чуть шевелились под носом, как живые, – лично я не верю в местный фольклор. Но иногда начинаю сомневаться. Вороны говорят, медведи стреляют…

– О медведе не беспокойтесь, – горько сказал Андрюша. – Медведь погиб. Его застрелили.

– Как это случилось?

– Он мельницу защищал, а мы с дедом опоздали.

– Прискорбно. Они заметали следы. Преступники. Но кто они – вот главный вопрос. Завтра здесь будет милиция, и тогда Василий во всем сознается. Вы ведь тоже думаете, что он был не один?

– Думаю, – сказал Андрюша.

Над деревней опускался мирный вечер, коровы расходились по дворам, пастух оттянул кнутом, и хлопок показался Андрюше новым выстрелом. Солнце садилось в сизое с оранжевой оторочкой облако.

– Погода портится, – сказал Эдуард, проследив за взглядом Андрюши. – Кстати, где ключи от погреба? Мой долг осмотреть его.

– У деда ключи, – сказал Андрюша. – Но я думаю, дед спит.

– Ну тогда я попозже, хотя меня не прельщает возможность вновь встретиться с этим бугаем.

Вернулись в дом. У Вени оказалась повышенная температура – тридцать семь и пять. Не очень большая, но все-таки… Эдуард решил сходить за аспирином, а Элла вызвалась его сопровождать – ей хотелось на свежий воздух. Облако, в которое село солнце, постепенно закрыло половину неба, поднялся ветер. Ангелина вдруг расплакалась и ушла из комнаты. Ей было жалко медведя.

– Здесь больше странностей, чем положено деревне, – заметил Вениамин. – Весь день думаю об этом.

– Ноги гудят, – отозвался Андрюша. – Я слишком часто бегаю по лесу. По крайней мере двумя странностями с сегодняшнего дня меньше.

– Элла не зря говорит, что ты циник, – сказал Веня, морщась от боли. – Ты имеешь в виду мельницу и медведя?

– Да, прогресс цивилизации сильно бьет по сказкам. Сказку, как видно, можно эксплуатировать. В хороших ли, плохих целях, но эксплуатировать. Медведь стреляет из пушки, а из селедки делают осетровую икру. Главное, чтобы никто не удивлялся. Был бы дракон, сторожил бы колхозный амбар.

В комнате разливались голубые сумерки. Далеко-далеко раскатился гром, потом на мгновение комнату высветило зарницей.

– Свет зажечь? – спросил Андрюша.

– Не надо. А если это не сказка? – сказал Вениамин. – Если ей есть физическое объяснение?

– Что ты имеешь в виду? – спросил Андрюша.

Ему хотелось спать и не нравилось, как блестят глаза Вениамина. Ангелина звенела посудой – мыла ее на кухне.

– Марциальные воды, – сказал Вениамин. – Эти загадочные марциальные воды для императрицы.

– Которые были развенчаны коварным медиком Блюменквистом.

– Но если в восемнадцатом веке до Петербурга докатился слух, он должен был на чем-то основываться!

– Кто-то хотел выслужиться и сыграл на царицыном суеверии, – сказал Андрюша и задремал. Слова Вени достигали его сознания, но путались с дремой, с началом сна.

– А если этот источник существует? На верстовом столбе у пушки есть надпись: «До Царицына ключа 9 верст». Подумай, какие здесь бабочки, рыбы, ягоды, Гришка, наконец! Разве бывают такие крупные вороны?

– И молоко, – откликнулась Ангелина из кухни, голос ее был далеким-далеким: Андрюша вновь бежал за грузовиком… – Есть ключ, – приближался девичий голос. – В горах, в лесу. Никто туда не ходит: ход завалило, секунд-майор как сгинул, так и завалило. Откуда у нас в реке такая вода хорошая? Дед Артем говорит: санаторий надо ставить. Она же откуда-то течет? Живая вода, живая вода – в этом есть смысл?

Живая вода текла и текла перед глазами Андрея, сияя на солнце и переворачивая маленькие камушки.

– Елена туда ходила, – сказал кто-то, – майора водой поливала, а царице не досталось. Смешно, правда? Царские сатрапы остались с носом.

Андрюша так и заснул, облокотясь о стол, и спал, пока рука не ушла в сторону и голова не ткнулась носом в скатерть. Показалось, что секунд-майор ударил палкой по лбу его, а не Веню… В комнате горел свет. Эдуард Олегович с тревожным, смущенным лицом склонился над кроватью. В одной руке он держал чайную ложку с таблеткой аспирина, в другой – стакан воды.

– Выпей, – говорил он Вениамину, – это проверенное средство. Поможет обязательно.

– Ему бы укол сделать, – сказал со сна Андрей.

– Зачем? – Глаза Вениамина агрессивно горели. У него начинался жар. – Мне лучше.

Таблетку он все-таки проглотил.

– Я тоже устал за сегодняшний день, – сказал Эдуард. – Испытания, выпавшие на мою долю, когда я, не жалея сил, мчался в село Красное за помощью! Нет, я не набиваю себе цену…

– Мы так не думаем, – сказала Элла, глядя на него с сочувствием, которое раздражало Андрюшу. Он подошел к окну. Гром гремел чаще, а ветер уже наскакивал на дом так, словно хотел помериться силой со стенами. Андрюша прикрыл окно, и Веня сказал:

– Не надо, Андрюша, душно.

Элла положила ладонь на лоб Вене.

– Ну-ка, – сказала она, – давай еще разок поставим градусник.

Веня не сопротивлялся, глаза его горели, он что-то шептал.

– Что такое? – спросила Ангелина.

– Шучу, – прошептал Веня, – шучу, не обращайте внимания. – Он улыбнулся, но глаза смотрели отрешенно.

Дверь приоткрылась. Вошел дед Артем.

– Большая непогода, – сообщил он, оглядев сидевших в комнате. – А вы лекарство ему давали? Нужны антибиотики.

– Виноват, – сказал Эдуард. – Но ведь это первый случай в нашей деревне за два года. Я лекарства давно не выписывал.

– Он ездил на велосипеде в Красное, – сказала Элла.

– Небось не доехал, – усомнился дед.

– Велосипед сломался, – сказал Эдуард. – Можете посмотреть, колесо пополам. Чуть живой остался. Была бы еще одна жертва.

– Хватит жертв, – сказал дед, все еще стоя над Вениамином. – Ему бы живой воды.

– Неплохо бы, – сказал Эдуард Олегович. – Но лучше вертолет.

– Я пойду в Красное, – сказал Андрюша.

– Ты не дойдешь до утра, – сказал Эдуард. – Тридцать пять километров под ливнем и в бурю.

– Я не могу позволить, – сказала Элла.

Три старухи из тех, что сидели вчера перед клубом, а потом пели для Эллы, вошли рядком, сели, поклонившись, на скамью у двери, отказались от чаю.

– Ты не пришла, – сказала одна из них Элле. – Вот мы и пришли.

– Спасибо, – ответила Элла. – У нас несчастье.

– Знаем, – сказали старухи. Они были разные, но схожи с Ангелиной глазами, чистотой кожи и статью.

– Спасибо, – сказал и Веня, окинув их лихорадочным взором. – Вы пришли петь? Пойте, вы мне не мешаете.

– Плох, – сказала одна из старух. – Жар повышается.

– А у Эдуарда, конечно, антибиотиков нету, – сказала вторая.

– Мне они были не нужны. Здесь все здоровы. Я даже их не заказывал.

– За живой водой надо, – сказала первая старуха.

– Я пойду в Красное, – сказал Андрюша, – вызову вертолет.

– Вертолет – это хорошо, но лучше бы его не трогать, – сказала вторая старуха. – Живая вода лучше.

– Живая вода, жилая вода, пожилая вода, – мелодично и тихо запел Вениамин.

– Чувствует, – сказала первая старуха.

– Нуждается, – подтвердила третья, а вторая напомнила:

– Девица должна идти. Любящее сердце. – И все обернулись к Ангелине. Та покраснела, сказала серьезно:

– Я бы пошла, но пути не знаю.

– И никто не знает, – сказала первая старуха, – но ходили.

– Туда же ход потерян, завален обвалом, – сказал Эдуард.

– Ход потерян, – согласился дед Артем, – я проверял.

– Проверка – это, конечно, современно, – сказала первая старуха, – а моя бабка старика своего выходила, когда его волки задрали. Помирал ведь…

– А как она туда ходила? – спросил Эдуард.

– Незнамо, – ответили старухи. Потом третья сказала:

– Верно, Гришка дорогу знает к Царицыну ключу.

– Нет дороги, – сказал дед Артем. – Останемся, бабы, на почве исторической правды.

– А ты, баламут, молчи. Тоже мне, привидение! Не твоя колготня, стояла бы мельница, – сказала первая старуха.

– Стояла бы? А вы знаете, что там селедочную икру в черную красили?

– Красили, – согласились старухи. – На той неделе милиционер обещался приехать. Без шуму.

– Все-то вы знаете, бабы, – сказал дед с отвращением.

– Знаем, – согласилась вторая старуха и кивнула Элле на деда Артема. – Шебутной он, выдержки маловато. За архивным документом человека не видит. – Старухи захихикали.

– Хорошо, – вдруг сказала Ангелина, – я пойду. Пойду!

– Добро, – сказала первая старуха.

– Постыдись, – возразил Эдуард. – Ты же комсомолка, кончала училище, готовишься в вуз.

Резкий порыв ветра распахнул окно, молнии сверкали совсем близко. На подоконник уселся Гришка, скосил глазом в комнату.

– Сведешь девку к живой воде? – спросила вторая старуха.

– Омнианпрекларрррарара! – воскликнул ворон.

– Закрой окно, – сказала строго Элла, – у Вени жар.

– Рук нету, – ответил ворон, захлопал крыльями, взмыл, смешался с синевой вечера, молниями и черными облаками.

Элла бросилась закрывать окно.

– На рассвете пойдешь, – сказала первая старуха, – он покажет. Не отказался.

– Старый стал, – сказала, поднимаясь, вторая.

Скрипели ступеньки, старухи спускались с крыльца.

Ангелина проводила их, вернулась. Было тихо. Потом Андрюша глупо улыбнулся:

– Геля, если пойдешь, возьми меня, заодно кассу захватим.

– Глупец, – сказал дед Артем, – кассы не существует.

Эдуард Олегович молчал, поглядывал на всех, был бледен.

26

– Ничего страшного, – сказал серьезно Вениамин. – Стакан живой воды поставит меня на ноги. Разве не так?

– Спать, спать. – Эдуард Олегович поднялся. – Мне, к сожалению, еще одного пациента навестить надо. Долг прежде всего.

– Может, его на ночь выпустить из погреба? – сказала Элла. – Он же простудится.

– Нет, – сказал дед Артем, – и не подумаю. Делайте со мной что хотите. После того как мельница сгорела и Мишка погиб, нет ему пощады – это же банда, которая сама никого не жалеет!

– Я с вами полностью согласен, совершенно, абсолютно, – сказал Эдуард. – Но я гуманист и ничего не могу с собой поделать…

– Пошли вместе, – сказал дед. – Я послежу. Передай-ка мне ружье, Андрюша.

– Это лишнее, – сказал Эдуард Олегович, – вы устали, вы пожилой человек. Я с ним справлюсь.

– Не знаю, как уж и справишься, а вдвоем лучше. Пошли, пока дождь не хлынул.

– Идите, – согласился Веня.

Температура у него была тридцать девять и шесть.

Когда дверь за ушедшими закрылась, засобирался и Андрюша.

– Пойду в Красное, ничего со мной не случится.

– Куда ты пойдешь? – возмутилась Элла. – На тебе же лица нет!

– Хорошо, – сдался Андрюша. – Тогда я иду отдыхать. Через час прошу меня разбудить. К тому времени, надеюсь, и гроза пройдет. Дайте слово, что меня разбудите. – И он твердым шагом, хоть ноги и ныли от дневных хождений, прошел в холодную горницу, рухнул на постель и тут же заснул.

27

Андрюша не слышал, как бушевала гроза. Он проснулся от тишины, слагавшейся из ровного и густого шума дождя, который был постоянен и потому неслышен.

Андрюша вскинулся, вскочил в полной темноте с кровати, выбежал в сени. Ему показалось, что дом опустел, что все покинули его.

Но в щель под дверью в теплую половину пробивался свет.

Андрюша распахнул дверь, щурясь заспанными глазами. На ходиках было половина второго. Вениамин спал. Он был пятнист – черное с красным. Дышал часто, ворочался, сучил во сне руками. Возле кровати на стуле дремала Элла.

– Что случилось? – прошептал отчаянно Андрюша, злой на весь свет, оскорбленный предательством близких, а еще более предательством собственного тела, которое потратило на сон четыре часа. – Почему никто не думает о Вениамине?

– Ах, – вздрогнула Элла, – ты проснулся?

– Каждая минута на счету, – сказал Андрюша.

– Причешись, – сказала Элла, – ты дико выглядишь. Мы тебя не будили, ждали, что пройдет дождь.

Вениамин забормотал во сне. Вошла Ангелина со сложенным мокрым полотенцем, положила на лоб Вене.

– Какая температура? – спросил шепотом Андрюша.

– Сорок, – сказала Элла.

– Эдуард приходил? Что говорит?

– Нет, пропал куда-то, – сказала Элла. – Он тоже устал.

– У вас есть сапоги? – спросил Андрюша.

– Погоди… – Ангелина принесла резиновые сапоги и брезентовый плащ. – Впору будет? – спросила она.

– Впору, – сказал Андрюша, переобуваясь. – Ну я пошел.

– Иди, – сказала Элла, – только будь осторожен.

Андрюша пересек двор, скрипнула калитка. Почему-то ему показалось, что ливень на улице сильней, чем во дворе. Струи дождя сразу нашли путь за ворот, и плащ отяжелел. «Как я дойду до Красного? – подумал Андрюша. – Тридцать пять километров лесом. Пять километров в час… Семь часов. Главное, не терять темпа».

Он огляделся. Было темно так, что глаза с трудом, лишь по тусклому блеску луж находили дорогу. Небо было затянуто тучами. Силуэты домов и заборов угадывались лишь потому, что были темнее окружающей темноты. Дождь сыпал мельче, но густо и занудно. Собаки молчали, все в деревне молчало.

И сквозь этот бесконечный молчаливый шорох дождя до Андрюши донесся крик, приглушенный, еле слышный, и были в этом крике отчаяние, одиночество и безнадежность. Андрюша побежал, скользя по лужам, к площади. Крик заглох. Андрюша остановился, и ему стало страшно, страшно посреди деревни, и сознание этого заставило его содрогнуться от мысли, как он будет идти по тайге.

Крик возник вновь и вновь оборвался.

Андрюша упал, но он уже так промок, что это не имело значения. Плащ налился свинцовой тяжестью, и все было как в кошмаре, и хотелось открыть глаза, чтобы увидеть хоть какой-нибудь свет.

– Помогите! – донеслось сквозь дождь и оборвалось вновь.

– Иду, – сказал Андрюша, и голос его оказался тих, сорвался, не хватило воздуха.

И вдруг крик раздался снова совсем рядом.

Глаза ли привыкли, или в тучах был просвет, но Андрюша вдруг догадался, что стоит возле погреба, куда заточили Василия. И его взяла злость – оказывается, бежал на помощь негодяю.

– Помогите! – Голос был тонким. Василий притворился немощным, чтобы вызвать жалость у прохожего. Но какой здесь прохожий?

– Молчи, – сказал в сердцах Андрюша, намереваясь повернуть обратно. Сколько времени потерял…

– Андрюша! – Голос был близко. – Андрюша, счастье ты мое!

– Дед Артем? Почему вы здесь?

– Прелестно, великолепно, – раздался второй знакомый голос. – Мы никак не рассчитывали на вашу помощь. Это замечательно!

– И вы, Эдуард Олегович?

– Наша вина, наша вина, – сказал Эдуард. – И эта гроза, все за заборами, адский шум, ничего не слышно. – Пленники говорили сквозь маленькое окошко, голоса их доносились глухо.

– Обманул он нас, – объяснил дед Артем. – Притворился спящим, а потом ключи схватил и бежать. И замкнул.

– Мы виноваты, ах как мы виноваты! – сказал Эдуард. – Теперь он уже в лесу, в безопасности.

– Найдем, – твердо сказал дед Артем. – Отмыкай.

Андрюша нащупал замок, амбарный замок, крепкий.

– А где ключ? – спросил он.

– Ключа нету, – сказал дед Артем, – унес он.

Андрюша попытался сбить замок кирпичом, найденным рядом. Кирпич раскололся пополам.

– Не открывается, – сообщил он.

Все было мокрым. Весь мир был мокрым и холодным.

– Иди домой, – сказал дед Артем, – топор возьми, ничего не поделаешь.

– Глупо, – сказал Андрюша. Он хотел было добавить, что каждая минута на счету, а тут два… гм… человека дали запереть себя в подвале. Но сдержался, понимая, что все равно надо их спасать. – Иду, – сказал он и вдруг увидел, что из темноты на него глядит яркий тигриный глаз. Он сжался, колени стали мягкими… Но нет, это не глаза хищника, это фара. Кто-то ехал по дороге.

– Эй! – закричал Андрюша, как кричат моряки, завидя парус после года, проведенного на необитаемом острове. – Эй, стойте!

Мотоцикл ослепил Андрюшу. Голос Глафиры спросил:

– Что вы тут делаете?

– Это ничего, – донесся голос из погреба, – это хорошо. Не плачь, Эдуард, спасение пришло.