Текст книги "Кир Булычев. Собрание сочинений в 18 томах. Т.10"

Автор книги: Кир Булычев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 49 (всего у книги 72 страниц)

Глава 11

Елена провела Верку на второй этаж. Ванечки там не было. И мамы тоже. В том коридоре были только кабинеты. Елена стала звонить по разным телефонам. Верка понимала, что теперь они в институте и надо терпеть, пока Елена все не выяснит.

– Я немного полежу, – сказала она и показала на узкий черный кожаный диван.

– Погоди, – остановила ее Елена. – Сначала я покажу тебе ванную.

Ванная и туалет были за три двери от ее кабинета. Там, на крючках, в ряд висели свежие полотенца.

– Ты возвращайся и поспи, – сказала Елена. – Твоя мама все равно еще под наркозом.

– А Олег?

– Какой Олег?

– Олег Владиславович, мой сосед.

– Он тоже спит, – сказала Елена. – Возьми это полотенце. А вон там шампунь. Если проголодалась, мы с тобой вместе поужинаем.

– Хорошо.

Верка осталась одна.

Ванная была слишком белой и блестящей. Все вокруг так сверкало, что было неловко прикасаться. Верка подумала: хорошо ли будет, если она немного постирает? Потом решила: «Лучше постираю перед сном». Но душ она приняла, и стало полегче.

Когда человек стоит в душе, он всегда думает. Верка не была исключением.

Ей уже не было страшно. Она верила в то, что маму вылечат. Если бы эта личинка успела навредить маме, наверное, Елена сказала бы об этом. А может, не сказала бы? Пожалела?

Надо срочно идти в реанимацию! Врачи не ожидают, что Верка опять не послушается и побежит искать маму.

Верка быстро оделась, пригладила мокрые волосы и выскочила в коридор.

Как же она раньше не сообразила? Доверилась Елене, а та ее просто пожалела.

В коридоре было пусто. Но стоило Верке выйти из душевой комнаты, как она увидела медсестру. Нет, с сестрой лучше не встречаться. Сестры всегда задают вопросы. Верка переждала, пока сестра пройдет мимо, и поспешила по коридору. Дверь в палату справа была приоткрыта. В палате стояли четыре кровати, но занята была только одна. На ней лежал человек средних лет, лысенький, с острой бородкой. Он читал газету.

– Простите, – тихо спросила Верка, – как мне пройти в реанимацию?

– А ты нездешняя? – спросил мужчинка.

– Если не знаете, так и скажите! – огрызнулась Верка.

– А зачем тебе в реанимацию?

– У меня там мама лежит.

– Ну так бы и сказала, – обрадовался мужчинка. – Я тебя провожу, все равно делать нечего.

– Не надо меня провожать. Увидят!

– А ты сюда проникла без разрешения? Я правильно тебя понял?

– Так не скажете?

Мужчинка уже вскочил. Он был немного выше Верки и одет в яркую голубую пижаму.

– Пошли, – скомандовал он.

Верка пошла за ним.

– Ты не удивляйся, – сказал мужчинка с бородкой. – Я по специальности экскурсовод. Много лет проработал в Шушенском, в музее-заповеднике. Водил иностранные делегации на охоту по ленинским местам. Да вот подцепил что-то в лесу, три операции сделали... И теперь временно нетрудоспособен. А ты тоже из Шушенского?

И тут раздался женский голос:

– Ульяновский, вы куда опять помчались? Экскурсию ведете?

– Это Валерия! – ахнул мужчинка. – Дальше ты идешь без меня! – Он поспешил обратно, но, уходя, подмигнул так хитро, что Верка поняла: экскурсовод что-нибудь придумает.

Верка смело пошла дальше – ей-то отступать было некуда.

Она миновала сестру. Перед ней была матовая стеклянная дверь.

«Мама здесь, – поняла Верка. – Она меня ждет...»

Верка уверенно открыла дверь и вошла.

Но оказалась не в палате, как ожидала, а в пустой комнате, где была еще одна дверь с кодовым замком.

Верку опередили. Перед внутренней дверью стояла белокурая медсестра и набирала номер.

Когда сестра обернулась, Верка заметила, что за ней, прижавшись к стене, стоит карлик в белом халате. Или ребенок... Или детеныш наездника, осы церцерис грандиозис.

Они и сюда успели!

Детеныш рассмеялся:

– Мы тебя все просили, просили, а ты не соглашалась. За десять тысяч не соглашалась. А потом сама бесплатно пришла. Учти, на вознаграждение не рассчитывай. Теперь твоя жизнь и жизнь твой мамаши стоят недорого. Одна личинка – и вы свободны.

– Да я не могу вам помочь!

Верка так устала от всех этих тараканов, наездников, убийц, которые не считают себя убийцами, потому что подчиняются законам своей жизни. А если у нас свои законы, то тем хуже для нас.

– Нам остался один шаг до твоей мамаши, – сказал детеныш. – Помнишь, что случилось с Оксаной, когда она угодила в пушкинский морг?

– Мне нужен мой ребенок, – сказала женщина. – Мой мальчик, которого они так жестоко вырвали из твоей мамы. Твоя мама так тоскует по нему! А он может умереть – он же еще такой маленький и беззащитный!

Дверь реанимации отворилась, и в ней показался Ванечка.

Женщина одним ловким движением схватила Верку и рванула ее в сторону. Из ее груди выскочила острая сабля.

– Стой, – приказал детеныш Ванечке. – Мы не желаем зла, нам ничего не нужно. Верните зародыш, и мы отпустим вашу девочку. Разве это не гуманно – ребенок за ребенка?

– Немедленно отпустите Веру! – возмутился доктор и кинулся на женщину.

Женщина прижалась спиной к стене и полоснула Верку саблей.

– Больно! – закричала Верка.

Ей было не так больно, как горячо – по шее потекла струйка крови.

Ванечка сразу остановился, как на стену налетел.

– Немедленно принесите моего ребенка! – приказала матка.

– Советую вам сдаться, – сказал Ванечка. – В институте много людей. Я сейчас подниму тревогу...

– Послушай, очкарик, – тихо сказала женщина. – Никакой тревоги ты не поднимешь, потому что в таком случае девчонка не проживет и минуты.

– Вы тоже! Поймите, что вы замахнулись на все человечество!

– А вот это уже наши проблемы, – ответила женщина. – Нас не так легко убить. Иначе бы мы давно вымерли. Мы не виноваты, что стали такими, какие мы есть. Это вы, люди, испытывали бомбы, чтобы убивать самих себя. Вы отравили реки и озера, вы убили и изуродовали миллионы живых существ, а теперь мы вам не нравимся?

– Не нравитесь! – крикнула Верка. – Вы людей обвиняете, а сами еще страшней. Вы убиваете тех, кто ни в чем не виноват. Моя мама при чем? А Олега зачем убили?

Ей было очень неудобно и больно говорить, потому что наездница продолжала держать острие сабли возле ее горла.

– Ты что ела на обед? – вдруг завопил детеныш. – Ты котлету ела? Ты курицу ела? А ты забыла, что у курицы тоже есть дети? Ты телячью котлету сожрала? Людоедка! А знаешь – это мое счастье, что я для тебя невкусная, а то бы ты и меня приготовила под горчичным соусом! Когда я была человеческой женщиной, то очень любила телятину под горчичным соусом.

– Мы хотим жить, – твердо сказала женщина-наездник. – Мы хотим жить не меньше, чем вы. Мы любим своих детей так же, как и вы. Отдайте нам личинку, и мы уйдем. Больше вы нас не увидите.

– Не отпускай их! – закричала Верка. – Пускай они лучше убьют меня!

– Почему ты так говоришь? – удивилась женщина. – Ты что, жить расхотела?

– Завтра вы убьете маму другой девочки, – сказала Верка. – Вас будет больше...

– Пускай это будет честная война, – сказал детеныш. – Но завтра.

– Я жду, – повторила женщина. – И не думайте, что я пожалею вашу девочку. Это чужой ребенок. А у меня есть свой, и он умрет, если вы его мне не вернете. Мой ребенок мне дороже. Вы думаете, что я – насекомое и поэтому не могу испытывать чувств. Это неправда. Я наполовину церцерис, а наполовину человек. И неизвестно еще, чего во мне больше.

– Ой! – Сабля наездницы больнее вонзилась в горло Верки.

– И вы хотите, чтобы я сейчас отложила в нее яйцо? – спросила женщина.

– Остановитесь! – воскликнул Ванечка. – Мы согласны.

Он вытащил из верхнего кармана мобильник и спросил:

– Ты все слышала, Елена?

– Слышала, – донесся голос Елены. – Куда нести личинку?

– Вот это разумно, – обрадовалась женщина. – Мы спустимся к выходу, там нас ждет машина. Вынесите личинку туда.

– А Вера? – спросил Ванечка. – Почему вы ее не отпускаете?

– Потому что мы не верим людям. Мы для вас – ядовитые, опасные насекомые, нас можно обмануть, а при нужде и сапогом раздавить.

– У вас нет оснований нам не верить! – крикнул Ванечка.

– Есть, да еще какие!

Женщина подтолкнула Верку к двери.

Детеныш семенил рядом. Из его груди тоже торчала сабля.

В коридор он выскочил первым и закричал:

– Все с дороги!

Все послушно кинулись в разные стороны.

Только мужчина с бородкой не побежал.

– Погодите! – закричал он. – Эта девушка нуждается в помощи, она мне сама в этом призналась! Что вы делаете? У вас нож? Это запрещено!

– Расправься с ним! – крикнула женщина детенышу.

Тот кинулся к мужчине.

Но дядька с бородкой и на этот раз не побежал. Он стал отбиваться от детеныша палкой и попал ему по голове.

Детеныш упал и задергался.

Дядька кинулся к женщине. Верка почувствовала, что матка сейчас вонзит в нее свою саблю, и рванулась – сабля полоснула по щеке.

Дядька с палкой накинулся на женщину, но вдруг замер, будто на стенку наткнулся.

В этот момент в коридоре появилась Елена со свертком.

Женщина отбросила Верку, на бегу наклонилась и подхватила лежавшего на полу детеныша.

Тот перебирал ножками и попискивал.

Женщина врезалась в Елену и выхватила у нее пластиковый пакет.

– Это он?

– Он... – Но Елена уже смотрела на Верку, которая сидела на полу и зажимала рукой разрезанную щеку. Между пальцев текла кровь.

В конце коридора наездников встретил человек в ватнике. Именно ему матка отдала на бегу личинку.

– Они сейчас полетят, – сказала Верка.

Но наездники не полетели.

Они повернули в боковой коридор, который, как потом узнала Верка, вел в подвалы.

И сгинули.

Ванечка начал твердить:

– Сейчас мы их перехватим. Сейчас, я уже вызвал ОМОН.

И вдруг Верка закричала на него:

– Оставьте их в покое! Им тоже жить хочется!

– Как можно? – возмутился Ванечка. – Они ведь только кажутся людьми. А внутри – это злобные насекомые. Их надо истреблять, иначе они сами нас истребят. – Он сверкал очками, потому что вертел головой, словно все время отрицал собственные слова. – Может быть, их уже миллионы. А отпустив этих, мы увеличим их число. И сегодня же они нападут на невинную жертву – на тебя, в конце концов!

– Надо не так, – сказала Верка. – Не убивать надо!

– А как же?

По коридору, громко топая, бежали омоновцы в вязаных шапках, в которых видны были только глаза.

– С ними надо говорить.

– Как говорить, как? – кричал Ванечка. – Мы же их естественная пища. Они другой не хотят.

– Пойдем, Верочка, – сказала Елена и повела ее обратно к своему кабинету, оставив Ванечку разбираться с омоновцами.

– Что делать, что делать? – спрашивала Верка.

– Я сама не знаю. И дурак будет тот, кто скажет, что знает ответ.

– А мама? – вспомнила Верка. – Как мама?

– Пойдем, я проведу тебя в реанимационное отделение, – сказала Елена. – Но предупреждаю – ни звука, ни лишнего движения. Тебя не видно.

– А меня и так никогда не видно, – ответила Верка и подумала: вот согласилась бы она на десять тысяч долларов, ничего бы не изменилось – они же своего зародыша все равно получили. А так бы построили для бабы Эллы новый дом...

Потом она подумала: «Сейчас быстренько посплю возле маминой койки, а с утра Катьку доить – и в больницу к бабе».

Но жизнь не будет прежней, потому что теперь вернулась мама.

И Верка теперь не одна.

Убежище

Часть I
ИСПЫТАНИЕ СЕВЫ САВИНА

Глава первая
Сева Савин в лагере «Елочка»

Шел к концу третий день смены в лагере «Елочка».

Этот лагерь с незапамятных времен назывался «Елочкой» по прозвищу «Палочка». Когда-то он был пионерским, и сюда возили Севину маму и многих из ее нынешних сослуживцев. Теперь его называют оздоровительным.

Второй отряд играл в волейбол.

Конечно, не весь отряд, а только те ребята, которые умели играть.

Было уже не жарко, пахло теплой пылью и цветами.

Солнце опустилось к вершинам елей, вот-вот на них напорется, и било в глаза команде слева.

Сева Савин не играл, он сидел на длинной скамейке вместе с болельщиками, но не кричал, не свистел, не переживал, потому что ему надо было подумать.

Ведь он так и не понял, почему у двери автобуса, на котором они ехали в лагерь, его перехватила неприятная старуха в армейском камуфляже и строго прошептала:

– Предупреждаю, не смей смотреть на лягушек. Ты меня понял, бездельник? А то беды не оберешься.

В этот момент сверху спикировала оса, она кинулась на бабушку, но та ей не поддалась и стала отмахиваться когтистыми руками.

– Пришибу! – рычала она. – Шшшибу!

Оса уворачивалась и, пролетая мимо лица Севы, успела пискнуть:

– В болоте твое счастье, принц!

Но тут старуха все же сбила осу, а Севу начали толкать сзади, чтобы он поскорее залезал в автобус.

Так он и не узнал, чем кончился спор старухи с осой и при чем тут болото.

Другой на месте Севы сошел бы с ума от страха и удивления. Но Сева особенный человек.

Когда-то, еще ребенком, он прочел книжку, в которой говорилось, что сказочные существа в самом деле существовали и даже правили нашей планетой. Но потом наступил Ледниковый период, и они все вымерли. А память о них осталась. Сказки и легенды – это не выдумки, а воспоминания людей о древней жизни, когда волшебство правило миром.

Больше того, Сева был уверен, что не все сказочные существа вымерли. Кое-кто смог пережить тяжелые времена, затаившись. Теперь им власть над миром не вернуть, хоть некоторые и стараются. Но они существуют, только не попадаются каждому на глаза, как тигры в летней тайге. И если человек это понимает и не трепещет перед каким-нибудь колдуном-перестарком, он может неплохо устроиться в жизни. По крайней мере, интересно. Только спешить не надо.

Это не значит, что Сева был расчетливым, осторожным и предусмотрительным молодым человеком. Наоборот, он был страшно легкомысленным выдумщиком, и если бы волшебников не было на самом деле, он бы их изобрел. И кое-кому рассказал бы, что у него есть друг чародей, который обещал его взять в субботу на Кассиопею.

Если ты во что-то веришь, вернее, не веришь, а просто знаешь, что эта штука существует, то, конечно, тебе легче ее увидеть. Другой пройдет мимо ведьмы, превратившейся в статую работы скульптора Перепелли, и подумает: что-то много в городе стало уродливых железяк. А Сева поздоровается с ведьмой, но если она спросит, как пройти к ближайшему детскому саду, никогда ей не скажет или пошлет ее в зоопарк, потому что, если ведьме дать волю, она примется пить кровь у детишек. Впрочем, Сева давно уже не встречал ведьм, если не считать их соседки по подъезду Анюты Бородуевой, но о том, что она ведьма, никто и не подозревал, даже она сама. Она часто спрашивала у своей тихой, мирной и неволшебной сестры: «Инна, правда, я хорошая?» И Инна всегда с ней соглашалась. Ведь куда приятнее иметь добрую сестру, чем настоящую ведьму.

Сева Савин сидел на длинной узкой скамейке вместе с болельщиками. Рядом сидела красивая Ванесса, первая красотка лагеря, которую на самом деле зовут Люсей Пузыревой. Она закричала: «Ура!», потому что Гриша Сумской наконец-то попал по мячу и зафигачил его далеко в аут.

Конечно, Севе хотелось поговорить с Ванессой, хотя он понимал, что выбрал для этого самый неудачный момент.

И все же он спросил ее:

– Удивляешься, чего я на площадку не вышел?

– Ничему я не удивляюсь, – ответила Ванесса.

Она глаз не могла оторвать от Гриши Сумского, про которого Даша Блюм, по прозвищу Лолита, говорила: «Одни мускулы, даже смотреть противно!»

Про Севу она этого не говорила. Но и не смотрела на него.

– Мне запретили гасить, – вздохнул Сева. – После моих ударов мячи, как правило, лопаются, а если попаду в человека, то возможны травмы. Однажды в шестом классе я убил одного парня, его еле откачали, три недели в реанимации, теперь ездит в коляске.

– Кто-то тебе, может, и поверит, – сказала Ванесса, не поворачивая головы, словно ей не было любопытно. – Но этой дурой буду не я.

Тут она ахнула, потому что Гриша не дотянулся до мяча.

– У меня трудное прошлое, – признался Сева. – Я рос без отца, мать хотела сдать меня в интернат. Но предчувствие подсказало мне поехать в лагерь «Елочка», потому что я могу встретить здесь одну герлу, которая меня поймет.

– И кто же эта красотка? – спросила Ванесса, глядя на площадку.

– Догадайся с трех раз, – предложил Сева.

Ванесса сердито мотнула головой, чтобы ее рыжеватые кудри рассыпались по плечам, как у Мэрилин Монро. Она думала, что они с Мэрилин похожи.

Тут игра кончилась поражением наших, потому что Гриша Сумской умудрился угодить при подаче в сетку. На него никто и смотреть не хотел, а он подошел к Ванессе и сказал:

– Ветер в правый бок. Я немного не рассчитал.

Откуда ни возьмись, появилась Лолита и громко сказала:

– Ветер не поможет тому, у кого руки кривые.

– Некоторым лучше помолчать, – сказал Гриша. Он не выносил критики. И это понятно. Когда он только рождался на свет и не весь еще вышел из мамы, медсестры, акушеры и врачи закричали, что такого красивого мальчика они никогда не видели.

Девочкам всегда хотелось о нем заботиться, дать списать или подсказать на контрольной.

Математик Дмитрий Фадеевич говорил поклонницам Гриши:

– Сейчас я продиктую условия задачи, а Миленкину и Топуридзе попрошу покинуть класс и ближайший час провести в библиотеке. Прочтите там историю возвышения Жанны д’Арк. И чтобы до конца урока не возвращаться.

– А что вы нам поставите? – спрашивала бойкая Топуридзе.

– Три с плюсом, – начинал торговаться математик.

– По пятерке с минусом, – отвечала Топуридзе, а Миленкина шмыгала носом, чтобы показать, что она вот-вот зарыдает.

Так что быстро сходились на твердой четверке.

И тут подавал голос Гриша Сумской:

– А может, лучше мне сходить в библиотеку? Я как раз собирался почитать что-нибудь о Жанне д’Арк.

Вот с таким человеком судьба столкнула Севу Савина. Причем Гриша, как всегда, был окружен союзницами и друзьями, а Сева одинок.

– Тут один ребенок, – сказала Ванесса, – утверждал, будто может зашибить человека волейбольным мячом. Ему даже запрещают играть в волейбол. Разве так бывает?

Гриша сдержанно засмеялся, а Сева заметил:

– Кстати, мне и в футбол врачи играть не советуют.

Девочки смотрели на Гришу.

Они ждали, что он поставит Севу на место.

Гриша рад был бы поставить Севу на место; конечно же, Сева нагло врал, к тому же Гриша мог расправиться с ним одной левой. Но Гриша на самом деле был задумчивым, рассудительным и осторожным подростком. Он знал, что внешность бывает обманчивой. Девяносто девять процентов было за то, что Сева в жизни толком по мячу не ударил, но всегда оставался один процент! Вот его всегда полезно учитывать.

– Некогда мне с тобой прохлаждаться, – сказал он Севе.

И отправился в столовую.

У Гриши была слабость. Он любил поесть. А так как его обожали поварихи, подавальщицы, судомойки и диетические сестры, то он не забывал заглянуть перед обедом на кухню, чтобы проверить, любят ли его еще кухонные работницы. А после обеда и тем более перед ужином заходил туда снова, чтобы убедиться, что о нем еще не забыли.

И никогда не ошибался.

Ванесса с Лолитой переглянулись и сделали вид, что сами прогнали Гришу, а Севы здесь вовсе не было.

Сева вслед им крикнул:

– А купаться пойдете?

Девочки даже плечами не пожали. Как шли, так и ушли.

Глава вторая
Сева Савин гуляет по лесу

Сева решил пойти в лес.

Он прошел по асфальтовой дорожке мимо летних домиков-спален, потом миновал длинный барак столовой, от которого вкусно пахло почти готовым ужином и слышно было, как на кухне ласково бубнит Гриша Сумской. За столовой стоял крепенький, как боровичок, кирпичный дом начальника лагеря бывшего борца Афанасия Столичного, который жил в нем круглый год.

За огородиком, которым заведовала пожилая мама начальника лагеря, тянулись заросли орешника, который не давал орехов, а дальше была дыра в заборе. Мало кто знал о ней, потому что она получалась, если отодвинуть одну доску.

Но за три неполных дня нормальный любознательный человек тринадцати лет должен выяснить расположение всех нужных и полезных объектов в лагере и вокруг него, а Сева был более чем нормальным.

Территорию лагеря он, конечно, освоил, но вокруг лагеря еще были белые пятна. Вчера он спросил вожатую Майю, велик ли лес? Майя уверенно ответила, что «лес тянется, дети, до самого Урала. В прошлом году две девочки заблудились, их искали на вертолетах с собаками, но так и не нашли даже костей».

Сева сразу сообразил, что Майя врет. Ей вовсе не хотелось, чтобы кто-то убежал погулять и заблудился. Пускай трепещут и сидят в бараках. Он представил себе, как собаки летают на вертолетах и лают, когда сверху увидят заблудившихся девочек.

Майя была короткая, ниже Севы ростом, упругая, руки и ноги были перетянуты невидимыми ниточками, как у раскормленного грудного ребенка. Черные волосы завивались мелкими колечками, но не негритянскими, а мягкими. Она все время улыбалась и часто заливисто хохотала, но Сева не верил, что ей на самом деле весело.

Пролезши сквозь забор, Сева поставил доску на место.

Лес был как лес. Подмосковный дачный лес, в нем заблудиться труднее, чем в парке культуры и отдыха.

Что здесь делать вертолетам с собаками – вообразить невозможно.

Сквозь редкие деревья были видны покатые крыши скромных дач старых кооперативов. Так как Разуваевка не входит в число престижных мест для тех состоятельных людей, которым не хватило места или средств, чтобы купить виллу на Канарах или на Кипре, то дачные домики были в основном сколочены из фанеры или досок, которые владельцу удалось стащить с родного предприятия.

Сева огляделся и направился туда, где деревья стояли погуще и не было видно забора. Через две сотни шагов под кустами стало меньше банок из-под пепси-колы и пива, а также пластиковых пакетов.

«Значит, правильным путем мы идем, товарищи», – сказал он про себя, а вслух произнес:

– Где вы, мои девочки, где вы, вертолеты?

– Ваш вопрос обращен ко мне? – спросил дед в толстых очках и меховой ушанке. Остальное было покрыто серым брезентовым плащом, который волочился по траве.

Сева не заметил деда, потому что краем глаза принял его за замшелый пень.

Дед медленно двигался по лесу и водил по траве палкой, словно миноискателем. Он собирал пустые бутылки и, не глядя, кидал их в открытый мешок на колесиках, который не только ехал за дедом, но и останавливался, когда надо.

Дед перестал шагать и посмотрел на Севу снизу, склонив голову набок, чтобы удобнее было рассматривать.

Сева молчал.

Тогда дед сам сказал хриплым голосом:

– А мы из общества защиты грибов. Спасаем планету от тебе подобных.

– На планете нет мне подобных, – сказал Сева. – Я исключительное явление природы.

Это были не его слова, а мамины. Мама их повторяла, когда разочаровывалась в сыне и думала, что он никуда не годен.

– Что ты думаешь о разрушении озонового слоя? – спросил дедушка и медленно пошел дальше. Нашел бутылку, подцепил ее, бутылка сверкнула, взлетев выше головы, и со звяком упала в мешок.

– А почему вы только бутылки собираете? – спросил Сева.

Он знал настоящий ответ, но ему было интересно, что дед придумает.

Дед не стал лукавить, а ответил честно:

– Потому что бутылки принимают, а консервные банки никому не нужны. А нам необходимы средства на питомник для юных трюфелей.

– Так вы планету не спасете, – сказал Сева.

– Согласен с тобой, совершенно согласен! – почему-то обрадовался дед. – Нам нужна критика снизу. Нам нужны молодые силы. Ты как относишься к лапландским подосиновикам?

– Положительно, – сказал Сева.

– У нас намечается экспедиция в Лапландию. Очень рискованная и тяжелая. Надеюсь, ты не откажешься принять в ней участие?

– А когда? – спросил Сева.

– С восьмого сентября и до последнего живого участника.

– Нет, – сказал Сева. – С восьмого я не могу, вы же знаете, у меня занятия начинаются.

– Какая жалость, – сказал дед. – А то бы ты погиб, а мы бы тебя оплакивали. Как тебе нравится идея памятника на школьном дворе? Или тебе интереснее стоять возле дома?

– И осенью тоже надо стоять?

– Вечно.

– И без зонтика?

– Какой цинизм! – рассердился старик. – Я всегда был низкого мнения о тебе, Савин, но сейчас я просто в ужасе. Кому мы оставляем нашу планету? Твое отношение к грибам заставляет меня вспомнить о подлой Снежной королеве! Потребитель!

Сева пошел по тропинке дальше и не стал оборачиваться, хотя чувствовал спиной, как старик прожигает его взглядом.

Трава была здесь нетоптаная, кострищ и помоек больше не встретилось. Зато стали попадаться сыроежки. Сева любил собирать грибы и даже видел их лучше, чем мать и Ксанка. Мать даже сказала как-то:

– Ты, Всеволод, сохранил в себе черты древнего лесного жителя. В других странах люди думают, что грибы – это шампиньоны. И не отличат рыжика от мухомора.

– Рыжиков совсем не осталось, – ответил Сева.

Вообще-то он думал, что так любит лес и так себя в нем хорошо чувствует потому, что произошел не от обезьяны, как все остальные люди, а от волка или лисицы. Если посмотреть на Севу в профиль, то увидишь, что он даже немного похож на лисицу, потому что у него острый, чуть курносый нос, глаза раскосые, зеленые, а волосы темно-желтые, почти рыжие, но не совсем рыжие.

В лесу Сева был своим. Звери и птицы, которые других людей опасались, его просто не замечали, как не замечали друг дружку.

В лесу Сева начинал все нюхать, как настоящий тамошний житель. Он различал в сто раз больше запахов, чем остальные люди, и поэтому не любил, когда рядом курили или дышали перегаром.

А мама, как назло, курила. Даже иногда натощак.

Как-то Сева признался, что может выследить в лесу любого зверя. Мама потрепала его по затылку и сказала:

– Даже в фантазиях лучше знать меру, не будет стыдно перед людьми.

Со взрослыми разумнее не спорить. Если взрослого переспоришь, рискуешь получить по шее. А маме нюх когда-нибудь пригодится. Он ведь всегда может разгадать яд, который ей подсыпят враги. А кто мамины враги? Соседка Анька Бородуева? Или Мария Васильевна с работы, которая опять жаловалась на маму Принципалу? А если Мария Васильевна отравит маму, самой же хуже – не на кого будет жаловаться Принципалу.

Тут Сева вспомнил, что он гуляет по лесу. Запахло сыростью, небольшим болотом, не прудом, не речкой, а именно болотом, где ароматы трав смешиваются с запахом стоячей темной воды.

Сева направился к болоту.

Пришлось пробиваться сквозь кусты, которые не желали пропускать чужака в самое сердце леса. Болото было верховое, из такого начинаются ручейки.