Текст книги "Кир Булычев. Собрание сочинений в 18 томах. Т.10"

Автор книги: Кир Булычев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 46 (всего у книги 72 страниц)

Правда, в электричке у тебя этот ноутбук сразу же отберут – кто вступится за глупую пацанку?

О чем я только думаю? При чем тут ноутбук?»

Обняв Верку за плечи, Елена Борисовна повлекла ее за собой в приемный покой, там завела в душ, что-то спрашивала, но Верка плохо слышала. Она только кивала, соглашаясь.

В душе Елена заставила Верку раздеться. Тут и сестра Татьяна прибежала с пластырем и борной кислотой.

– Это газ взорвался? – спрашивала Елена Борисовна, будто хотела убедить Верку именно в этом.

Верка не отвечала. Ей было немного смешно – ну откуда в морге газ?

– Там баллон стоял, – догадалась Елена Борисовна. – Правда?

Только тут Верка смогла заговорить и сказала:

– Не знаю. Я не видела.

– Это было для тебя неожиданно?

– Неожиданно.

– Вот тут посмотрите, Елена Борисовна. Ее стеклом порезало, – сказала Татьяна. – Может, шовчик наложим?

– Обойдемся, – поспешила ответить Верка. – Только это не газовый баллон.

– Ты переволновалась, Верочка, – сказала Елена.

– Я видела.

– Таня, – сказала Елена, – там в шкафу халат Гуськовой висит. Она у нас маленькая.

– А носки я ей свои дам, – подхватила Татьяна. – У меня есть вязаные, на случай холодов.

Татьяна убежала – крепенькая, будто выточенная из пробки.

– Ты уже большая девочка, – сказала Елена Борисовна, – и не очень счастливый человек. Поэтому ты должна понять: вся история с погибшей женщиной, а особенно после взрыва – слишком сложна, чтобы в ней разобрался наш сельский детектив. Скорее всего, он тебе не поверит. В худшем случае заподозрит тебя в каких-то кознях. Но в любом случае к разгадке мы не приблизимся.

Верка кивала, не глядя на Елену. И не могла решить, говорить ли ей о детеныше с гранатой.

– У тебя есть с кем посоветоваться? – спросила Елена.

– Он почему-то не пришел, – сказала Верка. – Я его ждала, он у ворот обещал меня встретить.

– Я не спрашиваю, кто этот человек. Надеюсь, ты мне сама расскажешь... что сочтешь нужным.

Пришла Татьяна, в руке носки, через руку – белый халат.

– Я зайду к бабе Элле, – сказала Верка.

– А потом Ванечка отвезет тебя домой. На своей «восьмерке», – сказала Елена Борисовна.

– Ой, как здорово!

– Не ехать же тебе в электричке в одном халатике! – сказала Татьяна. – Конечно, подвезет!

Елена дошла с Веркой до палаты, чуть придерживая ее под локоть на всякий случай.

Глава 7

В бабиной палате царила паника.

Сама баба Элла сидела на кровати, свесив босые ноги, и громко требовала:

– Кто-нибудь, в конце концов, даст мне ответ: где моя внучка? Что вы с ней сделали?

Увидев Верку, баба Элла тон не сбавила.

– Я слышала ужасный взрыв! – заявила она. – Почему мне никто ничего не рассказывает?

– Да здесь она! – крикнула Клавдия Семеновна.

– Я здесь, бабушка! – поддержала ее Верка.

– Тебя что, ранило? – опомнилась баба Элла.

– Нет, я целая.

– А почему тогда в одном халате?

– У меня платье порвалось.

– Да ты что, с ума сошла? Ты понимаешь, что оно у тебя последнее? У меня нет денег тебе каждый день по новому платью покупать!

Бабушка входила в раж, будто залезла на высокую трибуну. Сейчас начнет кого-нибудь разоблачать.

Елена Борисовна, будто заранее знала, заглянула мимоходом, пробегая по коридору, и сказала:

– Девочка совершенно ни в чем не виновата!

– Да уж, разумеется! – откликнулась баба Элла. Она посмотрела на Верку, как Наполеон на блоху, и приказала: – Садись и смотри.

Верка села. Баба Элла протянула ей фотографию, небольшую, поляроидную. И зашипела, предупреждая: показ секретный!

Верка сразу узнала фотографию. Ее показывал милиционер, а потом, видно, забыл взять.

– И что? – спросила Верка.

– Неужто забыла?

– Я ее видела?

Верка сразу встревожилась, как заяц, который почуял волка, но еще не догадался, с какой стороны он идет.

– Папаню знаешь? Ну, Папаню?

– Еще бы не знать.

Баба говорила шепотом, чтобы не слышали соседки по палате. Правда, почти никого не было, а Клавдия Семеновна торчала у окна, смотрела на пожарную машину.

– Он же ее из Северодвинска привез! У лейтенанта увел! Это так судили, что его оттуда выселили, а может, и сам убежал. Точно не знаю, чужие дела меня не интересуют.

«Вот именно, – подумала Верка. – А что же тогда тебя интересует?»

– Как ее зовут? – спросила Верка.

У нее уже зародилось подозрение. Она же не дура, простите.

– Ее? У нас фотография должна дома быть. Она с Маринкой и этой, ну как ее... Устиновской! Три боевые подруги!

– Как? Ее? Зовут?

Если надо, Верка может спрашивать, как следователь на важном допросе.

– Как? – Баба задумалась. Она не притворялась. Просто забыла.

– Оксаной? – не выдержала Верка.

– А ты откуда знаешь? Вспомнила, да? Вспомнила?

– Так Оксаной?

– Ну а как же еще? Оксана. Они с Папаней сначала хорошо жили, он даже не пил. Представляешь?

– Баба, даешь слово, что на фотографии изображена Оксана, жена Папани и мамина знакомая?

– Никаких слов я тебе не дам. Я старая женщина, пожилая, у меня здоровье подкачало.

Баба притворялась немощной и растерянной. Боялась.

– Ты что-то знаешь?

– Да кто мне скажет? От меня всё таят.

– А что случилось с этой Оксаной? Почему я не знаю? Почему я о ней не слышала?

– А она пропала, – просто сказала баба Элла. – За год до твоей мамочки.

Баба Элла – папина мать, не мамина, поэтому она не переживала. Вот отца она всегда защищала. А маму ей не жалко. Она ее никогда не любила.

– Дай фотографию.

– Да забери ты ее! На черта она мне сдалась? Сама милиционеру отдашь.

– Она пропала – и не нашли?

– Папаня даже спился с горя. А теперь вот нашли. И зачем только ее взорвали?

– Морг взорвали из-за нее? – Верка произнесла вслух собственные мысли. – Почему детеныш взорвал морг? Чего они испугались?

– Лучше помолчи, Верка, – посоветовала баба Элла, – а то они и до тебя доберутся. Я тебе по-детективному скажу: идет ликвидация свидетелей.

– Кто они?

– Видит бог, не знаю, но моя интуиция говорит, как шаг чеканит. Молчи. Даже про морг никому ни слова. Пускай они сами разбираются. Уезжай.

– Правильно, – согласилась Верка. Она представила, что Олег там мается у ворот, а мимо пожарные ездят. Он не знает, но беспокоится, не случилось ли что с Веркой. Не может он не беспокоиться. – Я поеду. Меня Иван Сергеевич обещал подвезти.

Баба Элла сначала произнесла заготовленную фразу:

– Чтобы завтра Катьку как следует подоила. Из-за тебя я целый день лечебного питания пропустила... – Тут она спохватилась и завела другую песню: – Это почему он тебя повезет? Что ему приспичило?

– Добрый, вот и повезет. Ему по дороге.

– Знаем мы эту доброту! – Заколки у бабушки выпали, волосы прядями упали на плечи. В больнице баба не красилась, и на два пальца от корней волосы были белыми, а дальше рыжими. Некрасиво. – Чтобы ты не соглашалась! Тебя милиция обязана привезти.

В палате пахло дымом. Морг все горел. Снаружи были слышны голоса. Все старухи глядели в окна и обсуждали.

– А ну-ка дай мне палку! – Баба Элла забыла о внучке.

Крепко держа в толстой руке палку, она оперлась пятками о пол.

Верка подвинула ей шлепанцы.

Баба заковыляла к окну. Довольно шустро.

«Забыла обо мне, ну и хорошо».

Верка пошла к дверям. Баба Элла неожиданно обернулась:

– Ты еще здесь? Без Елены Борисовны в машину не садись. Не хватало мне еще внучки изнасилованной. А то утром рисовой кашей кормили, это при моих-то запорах!

Верка между этими сообщениями связи не увидела.

Елена была в ординаторской.

– Выходи к воротам, – сказала она Верке. – Через пять минут мы там будем.

По коридору шел милиционер. При виде Верки он притормозил и наморщил лоб – вспоминал, откуда ему знакома эта худая девочка в белом халате с подвернутыми рукавами.

Верка прошла близко, опустив глаза, как послушница в монастыре.

– Эй! – крикнул ей в спину милиционер.

Но Верка про него все правильно угадала: он был в первую очередь ленивым человеком.

Гоняться за ней по коридорам и больничному двору он не стал бы.

Тем более что внизу стоял дым коромыслом. В прямом и переносном смысле.

Елена, которая вскоре догнала Верку, сказала:

– Кто-то по глупости решил эвакуировать больницу. Надеюсь, обойдется.

Два санитара тащили на веревке корову, пожарные поливали морг, откуда валили клубы черного дыма, ходячие больные стояли в очередь к пожарнику, который переписывал их фамилии в книгу, две санитарки брели, как негритянские женщины, неся на головах высокие стопки свежего белья...

Розовый Ванечка сидел в своей машине. Машина была аккуратненькой, как все у Ванечки. Даже грязь к ней не приставала.

Он хотел что-то сказать, но Елена Борисовна его опередила:

– Салима вышла на дежурство, обед задержится, пожар погасили.

Ванечка улыбнулся и сказал:

– Про пожар знаю.

Ванечка был невелик ростом, у него были маленькие модные очки, гладко причесанная голова и большие розовые уши. Оттого, что верхние зубы у него выступали, как у зайчика, он казался Верке похожим на кролика из мультфильма про Винни-Пуха. Ученый и обстоятельный кролик, который учит всех мыть руки перед едой и готовить уроки.

– Поехали? – спросил Ванечка.

– Сначала мы должны завернуть на Бирюзовую, – сказала Елена Борисовна.

– Это что такое?

– Пока мы сюда шли, Верочка рассказала мне, что Элла Юрьевна узнала на фотографии погибшую девушку.

– Так, – сказал Ванечка, словно для него это сообщение не стало неожиданностью. – И что еще про нее известно?

– Она пропала без вести несколько лет назад.

– Поэтому я ее и не помню, – сказала Верка. – Я маленькой была.

– Что-то слишком часто стали люди исчезать, – заметил Ванечка.

– Это повсеместное явление, – без улыбки сказала Елена Борисовна.

– И моя мама пропала, – сказала Верка, хотя все об этом знали. Но она сказала так, потому что вдруг почувствовала какую-то связь между исчезновением мамы и судьбой этой Оксаны.

– А теперь расскажи, что ты увидела в морге, – не оборачиваясь, приказал Ванечка. Уши его были красными на просвет. А голос – как у начальника. Только что он казался мирным кроликом, но вот изменился...

– Там был детеныш, – начала Верка и остановилась, потому что нельзя было начинать с детеныша, если твои слушатели не знают о зонтике, женщине и коттедже на Школьной.

– Говори, – попросила Елена.

– Я думаю, с чего начать, – объяснила Верка.

– Со вчерашнего дня, – подсказала Елена, будто знала больше, чем думала Верка.

И Верка почувствовала облегчение. Потому что она сняла с себя запрет. Теперь можно все рассказать, и врачи не засмеют.

Они слушали не перебивая.

Когда Верка закончила, они уже доехали до Пташек.

Свернули с шоссе на дорогу мимо «Продуктов» и хозяйственного магазина.

– Расскажи подробнее об Олеге Владиславовиче, – попросил Ванечка. – Какую роль он в этом играет?

– Он нам совершенно неизвестен, – Елена Борисовна обращалась к Ванечке.

– Я о нем так мало знаю, – сказала Верка. – Он снимает дачу за нашей. А меня сегодня спас. Честное слово! А потом должен был у больницы ждать, но не пришел.

Они задавали вопросы о ночных визитерах, даже о Папане. Казалось, что врачи знают куда больше, чем хотят показать. Впрочем, перед Веркой они специально не таились. Просто кое-что понимали без слов, а Верка не понимала.

Все эти люди думают о своих делах, а тем временем Верку могут убить.

– А меня могут убить, – нечаянно подумала она вслух.

– Не бойся, – сказала Елена и, обняв девочку за плечи, притянула к себе.

Машина медленно проехала мимо коттеджа. Ворота были закрыты. Потом они, не останавливаясь, миновали дом Верки.

– Мы куда едем? – спросила Верка. Она забыла об Оксане.

– Мы к погибшей девушке собирались, – докторским голосом пропела Елена Борисовна. – К Оксане.

– К девушке? – словно про себя спросил Ванечка. – Она же пропала несколько лет назад. Она не изменилась?

– Почему не изменилась? – спросила Елена. – На маленькой фотографии трудно угадать возраст.

– Но, с другой стороны, она и не должна измениться, – сказал Ванечка.

– Это подтверждает версию, – согласилась с ним Елена.

Верка поморщилась. Они все знали больше ее, но не хотели объяснять.

Ванечка словно услышал мысли Верки. А может, и правда услышал, на то он и доктор.

– Наверное, ты, Вера, ждешь от нас объяснений? Но мы и сами еще не все понимаем. И за тебя боимся. Так вышло, что ты оказалась в центре их внимания... Им нужен ключ. Он в твоем доме. Значит, в твоем доме есть дверь, которую можно открыть этим ключом.

– У нас таких дверей нет. А я никому не нужна.

– Твоя мама тоже никому не была нужна.

Верку как током шибануло.

– Что вы знаете про маму? Говорите же! Вы что-то знаете!

– Мы полагаем, – Елена Борисовна говорила медленно, словно больше всего опасалась, как бы не сказать лишнего, – что все события последнего времени связаны между собой.

– Мама жива? Ну скажите же!

– Никто тебе не ответит, – вздохнул Ванечка. – Может, лучше было бы, если бы она умерла.

– Это мы слыхали, – сказала Верка, но испугалась.

– Терпение, – сказал Ванечка. – Терпение и осторожность...

Что происходит?

– Для всех мы с Еленой Борисовной – обыкновенные врачи районной больницы, – почему-то сказал Ванечка. – Решили подвезти до дома внучку нашей пациентки.

Верка кивнула. Елена ничего не сказала. Она нахмурилась, думала о чем-то.

– Какой саблей он тебе грозил? – вдруг спросила она.

Верка догадалась. Она развела руками, чтобы показать.

– Он уже сформировался, – заметил Ванечка, глядя на Верку в зеркало.

Они заехали на Бирюзовую со стороны пруда. Пруд был серым от дождевых капель, и в нем плавало столько желтых и бурых листьев, что чистая вода осталась только в середине. Дорога раскисла – давно не ремонтировали. Машина раскачивалась, когда колеса попадали в глубокие лужи.

Верка чуть не пропустила дом – она же видела его со стороны сада. Да и не сада вовсе, а пустыря.

Дом Папани был старым, облезлым. Такие раньше назывались финскими домиками, их ставили по бедности, а теперь не ставят. В дачных поселках они как пятиэтажки в городах.

И участок был бессмысленным. От калитки вела утоптанная дорожка, по обеим сторонам которой росли смородиновые кусты и торчали пики крапивы. Дорожка была засыпана осколками бутылок.

Машина остановилась возле приоткрытой калитки.

– Кто бутылки бил? – спросил Ванечка.

Верка знала ответ на этот вопрос:

– Папаня бутылки собирал, а если горлышко битое и сдать нельзя, он их колотил. Он мне сам рассказывал, честное слово.

Ванечка направился было к двери, но Верка его остановила:

– В доме Олег Владиславович живет. А Папаня в сарайчике, вон там.

Но сама толкнула дверь в дом. А вдруг Олег вернулся?

– Олег Владиславович! – позвала она.

Ей не ответили.

Елена пошла к сарайчику. Ванечка за ней. Он шагал вприпрыжку, берег блестящие ботинки.

Верка встала на цыпочки, чтобы посмотреть за пианино. Потом заглянула на кухню. В доме было пусто и холодно.

Тогда Верка побежала к сараю, за докторами.

Елена стучала в дверь.

Потом постучал Ванечка.

– Как следует толкни! – послышался голос изнутри.

Ой какое облегчение испытала Верка! Она ведь была почти уверена, что Папани уже нет в живых.

– Дверь на крючке, – сказала Елена.

Странно, еще утром она была открыта. Значит, Папаня выходил?

– А ты ногой! – крикнул Папаня. – Бей, не стесняйся. Я сам не выношу замков и запретов.

Доктора раздумывали, стеснялись. Верка подняла ногу и вышибла дверь кроссовкой. Крючок-то был проволочный, фиговенький.

Папаня лежал весь красный, краснее обыкновенного. Было ясно, что его даже подъемным краном с койки не поднять.

На столике у изголовья стояло несколько пустых бутылок и одна еще не допитая, с коньяком.

– Подай, Верунчик, – приказал Папаня. – Сам выпью и с гостями поделюсь.

– Мы – врачи из районной больницы, – сказал Ванечка.

– Вижу, что не разбойники.

Язык Папаню слушался.

Он приподнялся – рожа красная, покрывало откинулось, а он в одной голубой майке. И не холодно пропойце!

– Погодите, – попросила его Елена.

Но Папаня с неожиданным проворством поднес бутылку к губам, и, когда Ванечка все же бутылку отобрал, в ней почти ничего не осталось.

– Ин вино веритас, – сказал Папаня и засмеялся. – В водке правдолюбие.

Елена вытащила фотографию.

– Вы знаете эту женщину? – спросила она.

– Еще бы! Моя покойная, отпетая, но вечно живая супружница, свет моих очей, жить без тебя не хочу, лапушка любимая! – запричитал Папаня.

– Когда умерла Оксана? – спросил Ванечка.

– Вы и по имени уже вычислили? – Папаня не особенно удивился.

– Когда она умерла? – повторил Ванечка.

– Давно, до революции, – ответил Папаня и захрапел.

– Не притворяйся, Папаня, – сказала Верка.

Ванечка пощупал Папане пульс, потом приподнял веко.

– Нам его не разбудить, – сказал он. – Придется ждать.

– Он ее не видел, – сказала Елена громко, чтобы перекрыть Папанин храп. – Он думает, что она давно умерла.

– Тогда все ясно, – вздохнул Ванечка. – Они ее выпустили, когда нужда в ней пропала. Она была обречена.

– Теперь надо отыскать этого... квартиросъемщика, – сказала Елена.

– Олега Владиславовича, – подсказала Верка. – Почему он не приехал в больницу?

Ее вопрос остался без ответа.

Они вернулись в дом.

Ванечка вытянул из тумбочки в углу единственный ящик. Ящик был набит бумажками. Среди них оказались и фотографии.

Фотографий Оксаны они не отыскали.

Зато увидели «Инстинкт и нравы насекомых» Фабра. Елена даже присвистнула.

«Никогда бы не подумала, что такая воспитанная тетенька умеет свистеть».

– Мне домой надо, – попросилась Верка.

– Пошли вместе, – сказала Елена Борисовна.

– А я останусь, – заметил Ванечка. – Покопаюсь в доме без разрешения хозяина. Мне можно, я ведь не милиция.

– Поищешь документы?

– И документы тоже.

Он присел за стол и принялся открывать том Фабра на страницах, заложенных узкими полосками бумаги.

– Вот именно, – повторял он, – вот именно!

Елена заглянула ему через плечо. Верка тоже заглянула, но ничего интересного не увидела. Там были нарисованы какие-то худые осы.

Верка провела Елену по тропинке сквозь мокрую крапиву. Хорошо еще, что врачиха была в джинсах. Халат был надет как плащ. Почему-то она не стала оставлять его в машине.

Когда Верка подошла к дому, ее живность почуяла – идет кормилица, и подняла галдеж.

Верка оставила Елену в большой комнате, а сама стала переодеваться. Было приятно одеться в свое, сухое. Верка позвала Елену кормить зверинец, но та отказалась. Она была городской женщиной и обращаться со зверьем не умела.

Уходя, Верка даже спросила:

– А вы сама пушкинская?

– Нет, я из Харькова. Мой дедушка был отчаянный революционер.

– А потом?

– Потом они приехали в Москву, и дедушка кончил как все революционеры.

Верка не знала, чем кончили все революционеры, но спрашивать не стала – все равно не объяснят.

Верка дала Елене семейный альбом с фотографиями. Она открыла его на странице с фотографией, на которой мама и папа сидели голова к голове, как фотограф велел, а мама держала на руках маленькую Верку. Счастливая картинка! Верка ее ненавидела, потому что фотография всегда напоминала ей, какая паршивая у нее сложилась жизнь. А на фотографии все счастливые. Разве это не издевательство?

– А что Ванечка знает про мою маму? – спросила Верка.

– Красивая она у тебя, – сказала Елена.

– Была красивая, – поправила ее Верка.

– Никогда не надо отчаиваться.

– До самой пенсии?

– Может, и до пенсии. Ты готова?

– Мы пошли?

– Не совсем так. – Елена чего-то ждала.

И тут по-птичьи заверещал ее мобильник.

– Да, – ответила Елена. – Мы у Верочки. Что у тебя?

Видно, Ванечка стал что-то рассказывать. Елена кивала и все время поправляла непослушную прядь на лбу. Потом она спрятала телефончик в сумку, что висела у нее на плече, улыбнулась Верке и сказала:

– Ты останешься здесь, а мы навестим твою соседку и поглядим на детеныша.

– Я не останусь. А что с Папаней?

– Спит.

– Честно?

– Я за него ручаться не могу. Может, и притворяется. Ладно, нечего время впустую терять. Сиди здесь, жди нас.

– И все?

Елена Борисовна улыбнулась:

– Ты у меня догадливая.

Она принялась копаться в сумке. Сумка у нее была мягкая, из дорогой кожи, в ней не только телефон – небольшой пулемет можно спрятать. Елена Борисовна вытащила плитку, похожую на костяшку домино, на ней даже были выдавлены белые кружки.

– Кнопка здесь, – показала она и сама нажала. – Мой мобильник поставлен на передачу. А это твой приемник. Ты будешь слушать, о чем мы говорим. И слушать очень внимательно.

– Нет, лучше я с вами пойду. Чего мне здесь сидеть?

– Большая, большая, но не очень умная, – покачала головой Елена Борисовна. – Тебя здесь знают как облупленную. Как только они тебя увидят, все наши потуги на камуфляж лопнут.

– А так?

– А так мы врачи, эпидемиологи. Сама все услышишь. Сиди и слушай. Как только услышишь что-то подозрительное, настораживайся.

– Ну хорошо, – согласилась Верка. – Может, вы и правы. А я пока курам подсыплю.

Котяра обиженно мяукнул.

– И тебя покормлю, и тебя, не бойся.

– Только приемник не забывай. Держи наготове. Ведь мы через несколько минут там будем.

– А Катьку я успею подоить?

– Покормить успеешь, подоить – нет. Вечером подоишь.

Ванечкина машина тормознула в луже возле калитки.

«Интересно, как он быстро примчался, знал, как доехать», – подумала Верка, но долго размышлять об этом не стала.

– Счастливо! – сказала она Елене Борисовне.

– К черту, к черту! – засуетилась врачиха.

Верка смотрела ей вслед в окошко.

Дождик прекратился, но в любой момент мог пойти снова.

Елена пробежала по дорожке к калитке, перепрыгивая через лужи. У нее была девичья фигурка, хотя Верка знала, что она совсем уже не молодая. Ей тридцать четыре года. С ума сойти, какая старая! Жалко, что у нее почти вся жизнь прошла, а детей нет.

Верка вернулась в дом, достала крупу из мешка, посолила хлеб – лакомство для Катьки. В сарае куры толклись в ногах, склевывая зерно на лету.

С Котярой у Верки питание было общее. Не «Вискасом» же его кормить.

Кот пошел за Веркой в сарай, потом вернулся в дом.

Хвост столбом. Урчит заранее.

Только Верка полезла в холодильник «Север» за колбасой, как на костяшке домино звякнул вызов.

«Хитро придумано, – подумала Верка. – Если я потеряю или будет обыск, на доминошку могут и не обратить внимания».

Звонок.

Пауза.

Голос. Женский.

– Что вам нужно?

– Санэпидстанция. – Голос Ванечки.

– Мы вас не вызывали. – Голос той женщины был веселым, домовитым. Вот сейчас скажет: «Чайку не желаете?»

– Простите, но в районе проходит профилактическое обследование всех детей.

– Детей?

– Ну, что это мы с вами через цепочку разговариваем? – послышался голос Ванечки.

– Это даже не цепочка, а целая цепь, – вступила в разговор Елена.

– Простите, – сказала женщина, которую Верка про себя называла мамашей детеныша, – но вы не представляете, сколько вокруг развелось жуликов и даже грабителей. Разрешите посмотреть ваши документы...

«Вот мы и попались», – вздохнула Верка.

Но тут же она услышала голос Ванечки:

– Прошу вас.

Наступило молчание – видно, женщина читала. Потом повторила вслух:

– Никитский Иван Андреевич, заведующий отделом педиатрической вирусологии.

Он же Иван Сергеевич!

Значит, у него с собой фальшивые документы?

Хоть Верка была еще ребенком, ну, скажем, подростком, она была достаточно взрослой, чтобы понять: обычный доктор районной больницы не носит с собой липовых документов. Значит, он тоже притворяется? И Елена? Но что тогда они делают в больнице? Они же на самом деле лечат людей – Верка сама это видела, ведь баба Элла лежит у них в отделении уже вторую неделю.

– Но у меня нет детей, – снова услышала Верка голос женщины.

– Странно, – сказала Елена Борисовна. – У нас другие сведения...

– Какие еще сведения?

– Ваши соседи говорили, что видели детей в вашем доме.

– Вы, наверное, имеете в виду бедную Верочку из пятого дома? Кажется, у нее еще бабушка в больнице... Несчастный ребенок, чуть ли не оборвашка. Я ей как раз сегодня утром зонтик дала – свой она вконец сломала. Умственно неадекватное создание.

Последних ее слов Верка не поняла, но почувствовала, что они обидные. Женщина говорила о ней как о ненормальной.

Верке даже захотелось выключить доминошку. Но, конечно же, она этого не сделала. Неужели люди считают ее ненормальной оборванкой?

– У нее мы еще побываем, – сказала Елена. – Мы должны взять пробы воздуха и воды во всех домах, где есть дети.

– Зачем? – быстро спросила женщина.

– Есть сведения, что в Московской области появился сальвадорский энцефалит, – сказал Ванечка. – Его возбудителем является теласса грандиоза. У этой болезни очень длительный инкубационный период. До пяти лет. Вы об этом знаете? Знаете, да?

Почему-то голос Ванечки стал настойчивым, даже пронзительным.

– Что вы говорите? Что вы говорите? Прекратите немедленно! – закричала женщина.

– Пропустите нас для взятия проб.

– И не подумаю!

– Тогда мы вернемся сюда с милицией. Мы не можем рисковать здоровьем детей.

– Здесь нет детей!

– До свидания. – В голосе Ванечки прозвучала угроза. – Придется возвращаться с милицией.

И вдруг все изменилось. Как будто женщину подменили.

Она заговорила сладким голосом, словно с родными людьми:

– Да вы заходите, заходите, не стесняйтесь. Это недоразумение, и мы его быстро рассеем. Пожалуйста, осмотрите мой дом. Конечно, это не мой дом, я его снимаю на лето. У меня слабые бронхи, мне врачи рекомендовали свежий воздух средней полосы... Заходите, смотрите все, что вам нужно, у меня нет секретов от медицины. Вы же исполняете свой долг... Проходите на второй этаж.

Верка услышала, как поскрипывают ступеньки.

– Пожалуйста, расскажите подробнее, что же происходит! Умоляю вас! У меня здесь нет детей, но должна признаться, что я – молодая мать. Моему ребеночку всего годик, даже меньше, восемь месяцев... Я его вывезла летом на свежий воздух, но он оказался младенцу вреден. Не удивляйтесь, именно так! Пришлось отвезти его в Москву, к моей мамочке. Вот смотрите... Колясочка осталась, но опустевшая! Это так печально!

– И вы остались здесь одна? – спросила Елена.

– Ах, одна, совсем одна, как перстик.

Что такое перстик, Верка не знала, но поняла, что женщина врет. Может, коляска и пустая, но вот детеныш, который взорвал морг, точно живет с ней на даче. Это факт!

– Вот видите! – сказал Ванечка с укоризной. – А вы нас пытались ввести в заблуждение. Есть же у вас ребенок!

– Но не здесь, и совсем маленький. Он еще не ходит, моя крошка, у него ножки слабенькие.

Женщина засмеялась, нежно и тихо.

Можно было подумать, что она – хороший человек и заботливая мать. Но Верка ей не верила. После всего, что уже случилось.

– Трудная у вас работа, – сказала женщина. – Вторгаться к мирным людям в дома приходится, обижать кого ни попадя... Да и сами, наверное, рискуете – заманят вас в дом, а живыми не выйдете. Ну я шучу, шучу, не беспокойтесь.

– А мы и не беспокоимся, – спокойно ответил Ванечка. – Мы постоянно остаемся на связи с Министерством здравоохранения. Там знают, где мы и когда должны вернуться.

– И что же вы будете делать дальше? – спросила женщина. – Ведь эта эпидемия, наверное, очень опасная. Как вы говорите, гондурасский что?

– Сальвадорский энцефалит, – сказал Ванечка. – Крайне опасное заболевание, в первую очередь поражающее детей.

– Но почему именно в нашем поселке? – удивилась женщина.

– А потому, – сказала Елена Борисовна, – что американский спутник зарегистрировал здесь типичную аномалию, вызываемую этим вирусом.

– Какой ужас! – воскликнула женщина. – А как он сюда попал?

– Его занесли, – ответила Елена.

– Нечаянно?

– Пока неизвестно, – сказал Ванечка. – Но в самом Сальвадоре уже половина детей больны, и еще неизвестно, останутся ли они живы.

– А что это за вирус? – заинтересовалась женщина.

– Совершенно необыкновенный! Его называют теласса грандиоза. В просторечье – «наездник».

– Ах, вы так туманно говорите, – отозвалась женщина. – Я уже ничего не понимаю. Идите, идите, ищите свою грандиозу.

– Спасибо, нам нужно спешить. Принято решение осмотреть все подвалы и укромные помещения в поселке. Вирус может таиться в подполе.

– И вы этим сейчас займетесь?

– Разумеется. У нас есть планы всех помещений, даже тех, о которых все забыли.

Слышно было, как они спускаются по лестнице.

– Зря вы только время тратите, – сказала женщина. – Никакого вируса вы не найдете. Да и не верю я вам.

– Почему же? – удивился Ванечка.

– Не вирус вам нужен. Вы что-то другое вынюхиваете. И не доктора вы, а лазутчики, может, даже грабители. Хорошо еще, что у меня грабить нечего. А когда вы начнете подвалы обыскивать?

– Вот сейчас дождемся подкрепления и примемся, – ответил Ванечка. – По всему поселку.

Хлопнула дверь. Скрипнула калитка.

Верка отложила доминошку.

Интересно, что же дальше будет? Она догадалась, что Ванечка специально упомянул о подвалах. Здесь таилась какая-то хитрость.

Надо будет спросить у Елены, что им в самом деле нужно.

Верка подошла к дверям, чтобы встретить докторов, но вдруг замерла.

Доминошка снова заговорила.

Такого не может быть! Ведь доктора ушли от той женщины!

Верка кинулась обратно в комнату.

Женский голос говорил:

– Я очень встревожена. Они что-то подозревают.

– Они всегда подозревают! – раздался в ответ другой голос. – Всех бы перестрелял!

Ой! Это его голос! Голос детеныша! Где он скрывался? Почему Ванечка его не нашел?

– Лучше вымойся, – сказала женщина. – Тебя первый же милиционер схватит. Весь в саже!

– Еще бы! – ответил детеныш. – Я жизнью рисковал. Вдруг они разожгли бы камин?

– Ради общего дела!

– Разве это дело?

– Мы обязаны остаться живыми! И ты это отлично знаешь. Остаться живыми и дать жизнь другим. Ведь существование тех, кто нам подобен, сейчас зависит только от нас с тобой.

– Не преувеличивай, матка.

– Забудь ты это грубое слово!

– Забыл, забыл! – засмеялся детеныш.

Хлопнула дверь. Слышно было, как полилась вода. Видно, детеныш пошел мыться. Смывать сажу...

Верка поняла: доктора оставили в доме той женщины «жучок», крохотный микрофончик. И теперь можно слышать, о чем они там разговаривают.

И это самое главное! Потому что теперь ясно, что детеныш скрывается в доме, и можно позвать милицию, чтобы его поймать. Маленький террорист!

Видно, последние слова Верка произнесла вслух, так как Елена Борисовна, которая вошла в комнату, спросила:

– Ты кого имеешь в виду?

– Он там! – воскликнула Верка. – Тот убийца, что морг взорвал, детеныш ее! Он там скрывается!

– Мы это подозревали, – сказал Ванечка. – А теперь знаем точно.

– Так что же вы стоите? Почему не вызываете милицию?

Доктора прошли в комнату. Елена села на диван, а Ванечка остался стоять у окна.

– Милицию мы всегда успеем вызвать, – сказала Елена.

– И милиция всегда успеет все испортить, – добавил Ванечка.

– Но они же бандиты!

– Я бы воздержался от подобного определения, – ответил Ванечка. – А подозрения нужно еще доказать.

– Все куда сложнее и даже... – Елена никак не могла подобрать нужное слово. Ванечка ей помог.