Текст книги "Кир Булычев. Собрание сочинений в 18 томах. Т.10"

Автор книги: Кир Булычев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 56 (всего у книги 72 страниц)

Глава вторая
Семейная драма Полотенца

Фотография милой женщины, Гошиной мамы Аглаи Тихоновны, стояла и на столе Георгия Полотенца. Большая фотография в рамке из собачьей кости и под стеклом. Уголок фотографии пересекала черная ленточка.

Когда тем утром Георгий Георгиевич пришел в свой Фонд, его встретили удрученные и испуганные сотрудники. Хоть Георгий Георгиевич не хотел, чтобы весь мир знал об исчезновении его жены, многие уже об этом знали. Георгия Георгиевича никто не любил, потому что он мало кого любил, но когда в семье случается трагедия, даже самые равнодушные люди бывают тронуты до слез.

Некоторые начинали говорить утешительные слова, но Георгий Георгиевич решительным жестом толстой ручки отмахнулся от сотрудников и, кивнув Элине Виленовне, прошел к себе в кабинет.

И тут же раздался его гневный крик, который пронзил сразу несколько стен:

– Элина Виленовна, немедленно ко мне!

Элина проплыла к кабинету шефа, медленно, как занавес в театре, раскрыла дверь и с порога спросила низким голосом кинозвезды:

– Вы меня приглашали, Георгий Георгиевич?

– Это что такое?! – закричал Полотенц. Трясущимся пальцем он показал на фотографию жены с траурной ленточкой.

– Что-нибудь не так, Георгий Георгиевич?

– Немедленно уберите!

– Я полагала, шеф, – ответила Элина, – что посетителям невредно наблюдать, как глубоко расстроен покинутый супруг.

– Я расстроен, расстроен, но ни на секунду не поверю, что Аглаю могут убить. Нет, этому не бывать! Я подниму на ноги ОМОН и спецназ! Интерпол отыщет Аглаю даже в Австралии.

– Я тоже на это надеюсь.

– Тогда при чем тут траур?

– Это не просто траур, – чуть улыбнулась молодая женщина. – Это моральный траур. Наши с вами души скорбят по отсутствию Аглаи Тихоновны в наших сердцах, хотя телом она, может быть, еще жива.

– Вы думаете, что ей угрожает смерть?

– Если похитители не получат своих денег, они могут из чувства мести убить пленницу. А если получат, тем более убьют ее, чтобы замести следы.

– Но почему?

– А потому, что она запомнила их лица.

– Значит, мы должны спешить! – воскликнул Георгий Георгиевич.

– Разумно, – согласилась Элина Виленовна.

– Так где мой начальник охраны? Где гражданин Каин?

– В служебной командировке в Финляндии. Как только он вернется, я велю ему прийти к вам в кабинет.

В наступившей паузе громко, даже оглушительно зазвонил телефон.

Георгий Георгиевич с ужасом взглянул на аппарат и прижал пальчики к груди.

– Бери трубку! – приказала Элина Виленовна.

– Беру, беру, – согласился Георгий Георгиевич.

Он поднял трубку трясущейся рукой и спросил, сглотнув слюну:

– Кто говорит?

Видно, его спросили в трубке, и он быстро ответил:

– Правильно, это я у телефона. Именно Георгий Георгиевич Полотенц. Супруг пропавшей женщины. Вот именно, пропавшей! Конечно, вы можете ко мне подняться.

Георгий Георгиевич медленно и бессильно опустил трубку и шепотом сказал Элине Виленовне:

– Это милиция, они внизу. Но ведь я не хотел их вызывать.

– Не хотел или хотел – это не играет роли. Они уже здесь. Приведи себя в порядок.

– Конечно, конечно. – Полотенц попытался пригладить волосы, стал застегивать верхнюю пуговицу рубашки.

– Дурачок, – ласково, но строго произнесла Элина.

Она сделала шаг к шефу и быстрыми движениями взлохматила волосы, оторвала верхнюю пуговицу рубашки и больно стукнула кулачком в нос, отчего у Георгия Георгиевича потекли слезы.

– Ты что? – обиделся он.

– Вот так выглядит муж, почти потерявший свою жену и полный скорби по этому поводу, – ответила Элина Виленовна. – Я потеряла в жизни уже трех мужей и знаю, как нужно выглядеть.

– Их тоже похитили?

– Нет.

Открылась дверь, и вошли два милиционера в штатском.

Они были похожи, потому что были братьями.

Их так и называли – братья Хват: Борис и Глеб.

Старший брат носил усы, а младший их брил. Глаза у них были одинаковые, карие, ореховые, в густых ресницах.

Они были короткие, мускулистые и быстрые в движениях.

– Господин Полотенц? – спросил Борис Хват.

– Георгий Георгиевич? – спросил Глеб Хват.

Широким жестом Элина показала на фотографию Аглаи Тихоновны.

Борис Хват был опытным сыщиком. Он поглядел на фотографию.

– А что, у вас есть сведения, что ее уже ликвидировали? – спросил он.

Георгий Георгиевич метнулся к столу, стал срывать ленточку с фотографии, фотография вырвалась у него из рук и грохнулась на пол – стекло вдребезги.

– Нет! – закричал он. – Это легкомысленная ошибка. Моя Аглая жива. Зачем им ее убивать, если я готов заплатить за нее любые деньги?

– Вот именно, – сказал Глеб Хват. – Вот именно. Следствие интересует, какую сумму они надеются из вас вытрясти?

Георгий Георгиевич отвел взор и сказал:

– Не могу ответить.

– Это еще почему?

– Очень дорого, – сказал он.

Тут в разговор вмешалась Элина Виленовна.

– Георгий Георгиевич, – произнесла она. – Я бы на вашем месте сказала. А то господа сыщики подумают, что вы что-то скрываете.

– Ну как, вспомнили сумму? – спросил Борис Хват.

– Лучше скажите, – попросила его Элина. – Они не отстанут, менты проклятые!

– Ну что за выражения, девушка! – обиделся Глеб Хват. – Даже преступники к нам так уже не обращаются.

– Они попросили… – Георгий Георгиевич проглотил слюну, вздохнул и сказал: – Я на бумажке напишу. Даже стены имеют уши.

Дрожащей рукой он написал несколько цифр.

Борис Хват взял бумажку и прочел ее про себя. Покачал головой и протянул брату. Брат тоже прочел и произнес вслух:

– Пятьдесят семь миллионов! Ого-го!

– Тише! – прошипел Полотенц.

– В рублях или какой валюте? – спросил Борис Хват.

– В «у. е.», – сказала Элина Виленовна. – Именно в них.

– Ну они дают! – хором возмутились милиционеры. – Это открытый цинизм. Откуда у русского благотворителя могут быть такие деньги?

– И я так думаю, – согласился с ними Георгий Георгиевич. – Таких денег у меня быть не может.

– Значит, будем готовить операцию по захвату, – сказал Борис Хват. – Главное – узнать, где они ее держат. Будем держать вас в курсе дел. Когда вашу супругу найдем живой или мертвой, вам сообщат.

– Как так мертвой? – снова удивился Полотенц. Он очень переживал.

Но ему никто не ответил, потому что милиционеры уже покинули его кабинет.

Там воцарилась тишина.

– Каин не звонил? – спросил наконец Георгий Георгиевич.

– Пропал, – ответила секретарша. – Ума не приложу, где он может быть.

– Как только появится – сразу ко мне! Мы должны найти дорогую Аглаю раньше, чем это сделает милиция. Риск слишком велик.

– Конечно, – согласилась красавица Элина. – Нас волнует судьба человека, а им только бы план выполнить.

– Вот именно! – сказал Георгий Георгиевич.

Глава третья
Начало большого пути

Если вам приходилось путешествовать, вы знаете, как трудно спать ночью перед отлетом или отъездом.

Вставать надо в восемь, а ты просыпаешься сначала в половине пятого и думаешь: как славно, что осталось столько времени! Потом просыпаешься в семь и долго не можешь заснуть. Но за двадцать минут до срока сон обуревает тебя.

И ты засыпаешь без задних ног.

Вот и Сева проснулся, когда было еще совсем темно и только самые первые птицы пробовали свои голоса, а последний комар делал круг почета над щекой своей жертвы, чтобы отправиться потом на свое комариное болото.

Потом его разбудил птичий хор – птицы настраивали свой оркестр, причем так громко, что удивительно было, почему весь лагерь не вскочил.

Но все спали, а солнце еще не встало – лишь первые его лучи вырывались из-за деревьев.

И тут Сева услышал жужжание тяжелого толстого мохнатого шмеля. Шмель смело подлетел к его уху и прожужжал в него:

– Вставайте, Савин, вас ждут великие дела!

Может, он прожужжал что-то другое, но Сева услышал именно эти слова.

И он сразу понял, что это не сон и не розыгрыш. Пора лететь в Лапландию.

Сева вскочил, и никто не проснулся. На часах над дверью было семь часов десять минут.

Сева побежал по коридору в туалет.

Когда он хотел вернуться в палату, чтобы одеться, то увидел в дверях туалета большого кролика. Кролик стоял на задних лапах и держал на передних рубашку и джинсы Севы. Рядом с кроликом топтался маленький старичок с пегой, длинной, до пола, бородой, в синих трусах, серой рубашке с красным галстуком.

К груди он прижимал кроссовки Севы.

Это было смешно. Но никто не смеялся.

Сева быстро оделся.

Пока ему везло. Никого он не разбудил.

Старичок в это время не переставая говорил:

– Ты меня не бойсь, я здешний, всегда здесь живу. Домовой я. Но особь статья. Так и зовусь – лагерный. Нас на свете немного, но у нас есть особые знания и заботы. Я могу горном петь и даже на барабане молотить. Знаю, как галстук завязывать и строем ходить. А уж костер под дождем в походе никто лучше меня не разожжет. Понял?

– А зачем вам это? – спросил Сева.

– Зачем не зачем, а может пригодиться. А что, если горн утеряется? Кто будет музыку изображать? Ну, ты готов, Савин? Пошли, а то тебя ждут.

И домовой-лагерный первым поспешил на улицу, выглянул из двери, бородой помахал, принюхался и сказал:

– Спокойно, по одному, перебежками… марш!

И первым побежал к кустам. Сева за ним.

– Сева! – раздалось сзади.

Сева от неожиданности споткнулся. Кто его выследил?

В открытом окне спальни девочек стояла Лолита и махала ему вслед.

Сева тоже ей помахал. В принципе, она неплохой человек и даже проснулась пораньше, чтобы попрощаться.

– Ты осторожней, Савин, – сказала она, и ее голос пробился к нему сквозь оркестр птичьих голосов и звоны насекомых.

– Я вернусь, – сказал Сева. – Ты не думай.

– Дурак! – откликнулась Лолита. – Неужели я могла так подумать?

Она захлопнула окно, но не отошла от него, а продолжала смотреть вслед Севе. Но Сева ее не видел, потому что они с лагерным скрылись в кустах и выбежали к малым воротам – служебному входу. Туда приезжают машины с продуктами.

У входа на шоссе стоял «жигуленок», шестая модель. В нем сидел милиционер. У машины стоял начальник лагеря.

– Доброе утро, – сказал Сева и обернулся к лагерному. Может, недоразумение? Сейчас его поймают и отведут обратно в палату?

– Тут я с вами прощаюсь, – сказал лагерный. – До встречи. Возвращайся скорей на благо нашего народа.

– Скорее, скорее, – поторопил его Афанасий Столичный. – Роме надо еще на почту заехать и документы в центральную бухгалтерию доставить.

Все получалось как-то обыкновенно. Как бы на границе сказки. Лагерный мог быть просто маленьким дедушкой, говорящий шмель – усилителем, но что делать с Лапландией?

– Вы не забудьте маме сказать… – начал было Сева и понял, что как раз маме ничего говорить и не нужно.

– Не беспокойся, твою маму мы обманем, – ответил начальник лагеря. – Меня об этом попросили старые друзья. Поезжай спокойно, отдыхай, трудись, судя по обстоятельствам. Твоя фамилия Савин? Значит, правильно.

Сева попрощался с начальником лагеря за руку и так и не понял, шутил тот или говорил серьезно.

Он сел рядом с Ромой, машина сразу помчалась по шоссе, Сева только успел помахать провожающим – лагерный домовой стоял рядом с гигантом Столичным и был ему чуть выше колен. Но махали они вслед Севе одинаково.

– А правда, что ваш брат был чемпионом Москвы? – спросил Савин.

Рома не удивился. Он вообще никогда не удивлялся.

– Второе место в Европе, и, если бы ему не подсунули допинг, быть бы ему олимпийским чемпионом. Горжусь братом, горжусь своей родиной!

Севе захотелось захлопать в ладоши, но он удержался. Солидный человек идет на важное задание. Помолчим.

Так они молчали, пока не доехали до окружной дороги.

– Дальше куда? – спросил Сева.

– В Шереметьево, – сказал Рома. – Тебя не поставили в известность?

– Поставили, только я забыл, – признался Сева.

Утро уже было в самом разгаре. В низинах дотаивал туман, тени становились все короче, вдоль дороги стояли корявые умирающие березы. Севе всегда их было жалко – они не могли убежать от выхлопов машин и гадкой химии, которой поливают зимой асфальт. Вот и умирали. Надо будет поговорить с волшебниками, подумал Сева, может, они знают какие-нибудь заклинания.

Минут через двадцать Сева попрощался с Ромой, который тут же помчался обратно, сказав, что Севу будут ждать у табло отлетов.

«Наверное, я здесь единственный человек, – рассуждал Сева, – который не несет чемодана и даже сумки. И зубная щетка осталась в лагере, и трусы, и майки. Как быть?»

Он не успел расстроиться, как к нему подошла его бабушка.

– Доброе утро, детка, – сказала она.

Сева обрадовался было, что видит ее, но вспомнил, что эта бабушка ему только кажется, и потому спросил:

– А на самом деле вы как выглядите?

– Что тебя беспокоит, внучок?

– Давайте говорить как взрослые люди, – ответил Сева. – Я уже понял, что мы имеем дело с гипнозом.

– Ты стараешься казаться взрослым и умным, а это ошибка, – ответила бабушка. – Лучше скрывать свой ум и свои догадки. Слово «гипноз» медицинское и не имеет отношения к нашему делу. Но я признаюсь – мне лучше казаться твоей бабушкой, чем незнакомым тебе человеком.

– А какая вы на самом деле? – спросил Сева.

– Всеволод, – сказала бабушка, – мне сейчас некогда играть с тобой в угадалки. Твой самолет отлетает через час, а ты еще не получил паспорт и билет, не прошел контроль и вообще даже не начинал улетать.

– В Лапландию?

– Разумеется.

– Какой же мой самолет?

– Вон тот рейс. Москва – Хельсинки.

– Вы полетите со мной?

– Сам долетишь, – ответила бабушка. – К сожалению, мне придется остаться.

В голосе бабушки прозвучала тревога.

Что-то случилось.

Сева проследил за внимательным взглядом бабушки…

Ну конечно же! Маска, я тебя знаю! По залу быстро шла неопрятная старуха в камуфляже, которую Сева увидел в первый же день по дороге в лагерь. Она крутила лохматой головой, выискивая кого-то.

Бабушка сделала шаг вперед и прикрыла собой Севу от взглядов старухи.

– Кто она? – спросил Сева.

– А ну быстро! – велела бабушка. – Иди к стойке шесть, таможню проходи по зеленому коридору. Держи билет и паспорт. Когда тебя спросят на таможне, почему ты один, скажи, что отец прошел раньше, а ты прощался с бабушкой. Ясно? А теперь беги. Только не бегом. Беги так, чтобы никто не догадался, что ты спешишь.

Сева быстро пошел к барьеру, куда двигались все пассажиры, потому что понимал – бабушка не шутит. Близка настоящая опасность!

Сева еще не успел понять, какая опасность ему угрожает и будет угрожать, но он был не дурак и понимал, что лучше не спорить с теми людьми или волшебниками, которым согласился подчиняться.

Он не оглядывался, пока не дошел до прохода, над которым была зеленая табличка, что означало, что он не везет никаких запрещенных товаров или ценностей. Ведь он ничего не вез.

Таможенница была молоденькая и веселая.

Увидев Севу, она спросила:

– А ты куда собрался? Потерялся, что ли?

– Вот, – ответил Сева и положил свой паспорт на столик перед ней. И билет.

Девушка открыла паспорт, посмотрела на Севу, потом на билет и спросила:

– Что-то не похоже, что тебе уже шестнадцать.

«Ну что же бабушка забыла меня предупредить!» – мысленно возмутился Сева.

– У нас в семье все маленькие, – сказал он, – даже дедушка. У меня еще акселерация.

Таможенница все продолжала рассматривать паспорт, будто надеялась отыскать в нем таракана или золотую монету.

Но тут ее исследовательскую деятельность прервал отчаянный крик из зала.

Сева тоже обернулся.

И увидел, что страшноватая старуха в камуфляжном костюме рвется к Севе, а другая женщина, правда, не очень похожая на его бабушку, старуху не пускает.

– Это мой мальчонка! – кричит старуха. – Отдайте мне детку!

Сева испугался, но догадался отвернуться от этой драки.

– Мне можно идти? – спросил он.

– Это не тебя ищут? – спросила с подозрением таможенница.

– Что вы! – ответил Сева. – Мой папа раньше прошел, он хотел выпить кофе в буфете.

Сева, конечно же, не знал, есть там, за таможней, буфет или нет, но надо было говорить убедительно и спокойно.

Таможенница вернула ему паспорт, но все ее внимание было приковано к битве бабушек.

Поэтому Сева спокойно пошел к стойке, где регистрировали билеты, от нее до драки было далеко, и он понял, что вряд ли злобная старуха в камуфляже сюда прорвется.

Интересно, кто та старуха? Зачем она его преследует?

Пограничница тоже спросила его, неужели ему исполнилось шестнадцать? И долго изучала страничку на компьютере. Но, видно, волшебные жители все подготовили как следует. В конце концов она с сожалением вернула его паспорт.

Битва старушек, видно, закончилась.

Никто не преследовал Севу.

И он пошел искать 22-й выход, словно всю жизнь летает по заграницам и ничему не удивляется.

Странно, мама с Катюшкой сейчас только-только позавтракали и думают, что Сева загорает на речке или пьет кефир. А их любимый ребенок направляется к выходу номер двадцать два, откуда начинается посадка на самолет, следующий рейсом 765 Москва-Хельсинки.

Так не бывает.

А с другой стороны – почему бы такому не случиться?

Глава четвертая
Верхом на птице

– Простите, пожалуйста, – произнес вежливый тонкий голосок под локтем Севы. – Не вы ли будете господин Савин?

Сева посмотрел вниз и увидел, что рядом с ним идет знакомый карлик – бородатенький лагерный домовой. Он тащит в руке слишком большую для него сумку. Сумка волочится по полу, и видно, как лагерному тяжело.

– Я буду господин Савин, – ответил Сева, стараясь не улыбаться. – А у вас память короткая?

– У меня? Короткая память? – Маленький бородач был возмущен настолько, что отбросил ремень сумки, сверкнул глазами и прорычал, как маленький львенок: – Держите свой багаж! Я вас в жизни не видел и не намерен видеть впредь!

– А вы разве не домовой? – удивился Сева.

– Если я и домовой, это не дает оснований меня оскорблять!

– А разве не вы меня провожали до машины?

– Чтобы я? Провожал? Хулигана? До машины? За кого вы меня принимаете?

– Но разве вы не домовой?

– Домовой.

– Лагерный?

– Я домовой, но не лагерный, не палаточный, не инкубаторный, не прогулочный. Прекратите меня оскорблять. Я самый обыкновенный аэродромный домовой! Я служу домовым на Шереметьевском аэровокзале столицы. Ясно?

– А вы так похожи на нашего лагерного домового. Он тоже красивый.

Последние слова Севы примирили домового с ним, и тот смилостивился.

– В конце концов, – заявил он, – каждый имеет право на ошибку. Люди неопытные и недалекие склонны порой путать нас. Хотя, конечно же, мы сугубо индивидуальны.

– И много вас? – спросил Сева. – Я имею в виду специальности.

– Мы не какие-нибудь служащие. Мы свободные домовые, и если есть дом, о котором надо заботиться, – мы тут как тут. И я вам скажу, молодой человек, что нам приходится все время осваивать новые места. Полвека назад аэропортных и аэродромных домовых попросту не существовало. А теперь уже появились вакансии и космодромных домовых. Вы представляете?

– С трудом, – признался Сева.

– Порой приходится совмещать две, а то и три работы. Мой знакомый вокзальный домовой освоил специальность автобусного домового, представляете? Каково ему – то в порт, то на вокзал, то на автостанцию…

– А что вы здесь делаете? – спросил Сева.

– Я? Я занят буквально круглые сутки.

Аэропортный выпятил грудь, и Сева вдруг понял, что он одет в синий мундир летчика, а на голове у него фуражка с золотым орлом. Когда он успел переодеться?

По радио объявили посадку на самолет до Хельсинки, аэропортный домовой приказал Севе:

– Сумку не забудь! Таскать я за тобой не намерен!

Сумка была не такая тяжелая, как изображал домовой. Сева перекинул ее через плечо.

– А что там? – спросил он.

– Велели купить, собрать и передать, – сказал домовой. – Зубная щетка и шлепанцы, сам понимаешь. А ты что без багажа летишь, обворовали, что ли?

– Нет, спешил, – сказал Сева.

– Ты там напомни, чтобы мне расходы оплатили, – сказал домовой, – а то я на такой службе разорюсь. Знаешь, почем теперь зубные щетки? С ума сойти. И куда мы катимся, куда катимся…

И в следующее мгновение аэропортный домовой исчез. Растворился. «Может, – подумал Сева, – у него здесь множество своих тайных дырок. Он сквозь любой барьер пролезет. И если надо что-то пронести, домовой тут как тут! Надеюсь, он не воришка. И не бандит. Представляете, домовой-бандит! Интересно, надо будет спросить у бабушки, когда в следующий раз увидимся, сколько же всего на свете разных домовых. А если они разные, то они отличаются только специальностью или размером тоже? Маленькие домовые, старенькие домовые, молоденькие домовые, жены домовых, дети домовых – домовяши и домовяшки… Почему я целую жизнь прожил, тринадцать лет существую, а не задумывался об обычных вещах?»

До самолета Сева дошел спокойно. На всякий случай он присоседился к шумной семье с тремя детьми и внедрился в нее как бы четвертым ребенком и даже взял за руку малыша. Семейство оказалось финским и говорило на каком-то языке, совершенно непохожем на человеческий.

Впрочем, никто его не преследовал, и Сева надеялся, что аэропортный домовой и его товарищи, у которых наверняка есть связи среди пограничников и стюардесс, за ним присматривают. Но он чувствовал себя разведчиком в глубоком тылу фашистских войск или, если хотите, Джеймсом Бондом. А настоящий разведчик не должен терять бдительности.

В самолете сначала дали лимонад, а кто хочет – апельсиновый сок, место Севы было у окна, и под крылом сначала было много интересного, а потом самолет поднялся на девять километров, а с такой высоты не много увидишь, к тому же вокруг скопились облака.

Сева хотел подумать о путешествии, которое его ждет, но тут принесли завтрак, довольно вкусный, и думать стало некогда.

Стыдно признаться, но Сева раньше никогда не летал на самолете.

Семья Савиных не очень богатая, а в ней, кроме Севы, есть еще и Катюшка, которой шесть лет. Так что когда ездили в Крым, то лучше было ехать поездом. И еще Сева ездил с классом на экскурсию на каникулах в Петербург. Но когда-нибудь надо начинать настоящие путешествия, хотя, может быть, неплохо первое большое путешествие сделать к центру Земли?

Сева положил сумку под сиденье. Место рядом с ним было свободным. Самолет был не полон.

Когда завтрак закончился, а до Хельсинки еще оставалось полчаса, Сева решил поглядеть, что в сумку положил аэропортовский гном, но тут на него напал странный сладкий сон. Может, потому, что он плохо спал ночью.

В результате Сева проспал посадку.

Самолет подпрыгнул и покатил по финляндскому аэродрому. Сева проснулся от голоса по радио, который просил не вставать с места до полной остановки самолета.

Конечно, многие стали вставать с мест и доставать с верхних полок свои сумки, а Сева не знал, что ему делать, но тут у него из-под ног раздался звонок.

Сева поглядел вниз – никого.

И тогда он сообразил, что звонит в его сумке. Значит, аэропортовский домовой подложил туда сотовый.

Сева быстро расстегнул «молнию», и в самом деле: поверх сложенной рубашки лежал мобильник.

Сева нажал на кнопку.

– Добро пожаловать, – произнес глухой голос с небольшим акцентом. – Надеюсь, ваше путешествие было приятным. Не спешите выходить из самолета, а когда спуститесь по трапу на летное поле и пойдете к выходу, то к вам подойдет стюардесса в синем берете и с родинкой на правой щеке. Она отведет вас к служебному выходу. Слушайтесь ее во всем.

Ну точно как в приключенческом романе!

Сева послушно выполнил все указания голоса в мобильнике и вышел из самолета почти последним.

Внизу у трапа стояла курносая белокурая девушка в синем костюме и синем берете. На розовой круглой щеке была видна маленькая темная родинка.

– Савин? – спросила она, глядя мимо Севы.

– Савин.

Тогда девушка осторожно, кончиками пальцев, сняла со щеки приклеенную к ней родинку и сказала:

– Привет.

Они пошли рядом по летному полю в сторону алюминиевых ангаров.

Возле небольшой двери в воротах закрытого ангара девушка помахала Севе рукой и пошла дальше. Сева понял, что надо остановиться.

И в самом деле: из ангара высунулся домовой.

Нет, ну это слишком! Почти такой же, как в Москве!

Только одет иначе: в шортах и ковбойке. Наши домовые в шортах не ходят, а делают вид, что носят летные мундиры.

– Привет, – сказал ему Сева, – вы по-русски разговариваете?

– А я, батенька, – ответил домовой, запрокинув голову и уткнувшись острым концом бороды в колено Севы, – сам-то родом буду из Ораниенбаума, слыхал о таком месте?

– Нет.

– А это целое семейство дворцов и прудов, построенных ея императорским величеством матушкой Екатериной Алексеевной. Там в музейной тишине и прошла моя молодость.

– Вы с императрицей были знакомы? – удивился Сева.

– А ты заходи, заходи, нечего посреди летного поля маячить. Мало ли кто за нами наблюдает…

Сева зашел в ангар. Там было прохладно и полутемно. Самолеты, которые стояли там, казались совсем маленькими.

– В основном, – сказал домовой, – здесь хранится сельхозавиация и пожарники. Лес бережем. Так о чем я?

– О Екатерине Алексеевне, – сказал Сева.

– Ну и зверь-баба была! – воскликнул вдруг домовой. – Родного мужа, Петеньку – сколько мы с ним в солдатики играли! родного мужа приказала шарфом задушить. Петечку… жалко мужика…

И домовой залился слезами.

Сева стоял рядом и молчал. Ну что ты будешь делать – прилетел тайно в Финляндию на явку со Снежной королевой, а домовой рыдает, жалеет старинного русского императора. Рассказать Лолите – она обхохочется.

– Хватит, – раздался голос из-под округлого потолка ангара. – Пора лететь. Королева ждет. А тебе, Андреас, пора бы подумать о пенсии.

– Ну вот! – Домовой стал грозить кулачком небу. – Хватит этих подсматриваний и подглядываний. Я сам от вас уйду!

После этого домовой Андреас, по специальности, как потом узнал Сева, ангарный, начал тянуть Севу за сумку в глубь ангара.

Он бежал, часто переставляя ножками в сапожках на высоких каблуках. Оказывается, ему хотелось казаться выше.

Сева еле поспевал за ним.

Они пробежали сквозь весь ангар мимо спящих самолетов и через заднюю дверь выскочили на зеленое поле, где стояли вертолеты и маленькие спортивные самолеты.

Домовой продолжал ругаться, хотя ругаться было не с кем.

– Вот и наш самолет, гордость воздушного флота!

Посреди поля стоял старинный самолетик, будто весь собранный из бамбуковых палок и обтянутый парусиной. Такие самолеты лет сто назад называли этажерками.

Возле самолета стоял невысокий человек в кожаной куртке, кожаном шлеме, кожаных штанах и кожаных сапогах. Все на нем было черное, поношенное, но крепкое. Лицо было закрыто квадратными темными очками. Так что оставалось место лишь для очень пышных усов.

– Вот твой пассажир, – сказал домовой. – Лети, Гарри Коллинз.

Пилот протянул Севе руку. Ладонь была жесткой и холодной.

Настоящая ладонь пилота.

– Он по-нашему не говорит, – сказал домовой. – Беда случилась лет сто назад. Гарри решил перелететь через Атлантический океан и пропал над Бермудским треугольником. Без вести. Его ждали, ждали, а потом решили, что утонул. А он, оказывается, не утонул, а промахнулся мимо своего времени. Там над Бермудским треугольником реют временные потоки. И если неудачно попасть в поток, то вынесет тебя на берег другого времени. Кого куда. Чаще навстречу собственной смерти. Вот Гарри и опустился в Лапландии. С тех пор служит Снежной королеве. Но языков не изучает. А так парень хороший. Мы с ним порой по бутылочке виски принимаем.

Пилот закинул сумку Севы в заднюю кабинку. В самолете были две открытые кабинки, и они располагались одна сзади другой. В первой сидел пилот, а во вторую влез Сева. Он лез осторожно, чтобы не повредить палочки и парусину, из которых был сделан самолет.

– А ты не трусь, не трусь, – сказал ангарный Андреас. – Не рассыплется он. Сто лет назад летал и у нас третий год летает. Еще, говорят, два-три полета выдержит.

– А может, не выдержит?

– Может, и не выдержит, – согласился домовой и пошел прочь.

Пилот пристегнул Севу к спинке жесткого кресла, сам влез в переднюю кабинку, обернулся и показал Севе большой палец. Похоже, он был славным парнем.

И тут Сева увидел, что впереди перед винтом стоит маленький домовой. Он поднатужился и повернул лопасть. Еще раз, еще – и вот мотор зашумел, затарахтел, как старый мотоцикл, и самолет затрясся.

Потом домовой отскочил в сторону, а самолет побежал, подпрыгивая, по траве, все быстрее и быстрее…

Вот он задрал нос и начал подниматься.

И в этот момент Сева понял, что в небе они не одни.

Сверху на них пикировал небольшой, вполне современный самолет – черный с серебром, с загнутыми назад крыльями.

– Гарри! – закричал Сева и стал молотить кулаком по спине пилота.

Тот оглянулся.

Сева показал наверх.

И вовремя, потому что от черно-серебряного самолета отделилась строчка сверкающих точек.

Сева догадался – пулемет!

Такое он видел в кино.

Гарри понял, что ему надо делать. Он положил самолет на крыло и стал круто поворачивать. Хорошо еще, что Сева был пристегнут, а то бы обязательно вывалился наружу.

Но как ни был скор Гарри, конечно же, современная машина была шустрее.

И Сева с ужасом увидел, что пули продырявливают брезент крыла.

Крыло вспыхнуло и стало отваливаться.

Все!

Ведь никакого парашюта, ничего… может, это снится?

Самолет стал кружиться, медленно опускаясь к деревьям и небольшим пригородным домикам, как кружится в октябрьском безветрии кленовый лист. Пока пассажиров спасало то, что самолет был очень легким и весь состоял из парусов.

Вражеский самолет сделал круг над машиной Коллинза и не стал задерживаться. В его кабине сидел пилот в черных очках, а рядом старуха в камуфляже – Кассандра!

Земля была все ближе и покачивалась, хотя, конечно же, покачивался самолет, а не земля.

Сева зажмурился, потому что решил узнать, правда ли перед смертью человек вспоминает все, что произошло в его жизни. И если это правда, то он сейчас вспомнит, куда запрятал в прошлом году офицерский компас, который подарил ему дед. Никуда не выносил, а потерял.

Но тут самолет пошел к земле быстрее, видно, собрался врезаться в лес, и Сева понял, что не успеет вспомнить, куда задевался компас.

Над ними пронеслось темное облако.

Сева взглянул наверх и понял, что рядом с ними пикирует еще один самолет, необычный, похожий на гигантскую птицу.

Он падал куда быстрее, чем самолет Коллинза.

Но только когда он промчался совсем близко от Севы, тот сообразил, что видит не самолет, а птицу размером с самолет, черный глаз которой внимательно смотрит на Севу.

На секунду птица исчезла из виду, но в следующее мгновение самолет тряхнуло, Севу дернуло вниз, прижало к сиденью.

Из-под фюзеляжа показались перья, каждое с финиковую пальму, и Сева сообразил, что птица успела подставить спину под падающую этажерку и самолет, раненый, но живой, летит теперь верхом на птице.

Птица планировала, почти не двигая крыльями, и когда Сева опомнился, он увидел, как под ними проплывают вершины елей, которые расступаются, чтобы Сева мог полюбоваться синими озерами и белыми от чистой бурной пены реками, несущимися между валунов и скал.