Текст книги "Кир Булычев. Собрание сочинений в 18 томах. Т.10"
Автор книги: Кир Булычев
Жанр:
Научная фантастика
сообщить о нарушении
Текущая страница: 34 (всего у книги 72 страниц)
– Тебе страшно, баб?
– А чего бояться, – сказала бабушка. – Может, неудобно, что кто-то сидит, смотрит на нас с тобой, думает и молчит. Но раз он нам с тобой не гадит, то я молчу. А если старается нам лучше сделать, тем более молчу. Кто мне добро делал? По пальцам можно перечесть. Добро – ценность редкая. Дай уж мне на их добро хоть злом не отвечать.
Разве хуже, чем мы живем жить возможно?
Пришел Барбос. Он втиснулся из коридора в щель прикрьггой двери, кончик его хвоста подрагивал – он чувствовал себя охотником.
И было отчего – в зубах он нес мышь.
Счастье охотника светилось в глазах кота.
– Что, – спросил он у Барбоса, – тебе тоже сделали подарок? Ты теперь тоже счастливый ходишь?
Барбос сделал движение хвостом и положил придушенную мышь у ног бабушки, – он делал ей большой подарок.
– Убери! – сказала бабушка. – Сейчас Вера придет, такой крик поднимется...
Барбос понял, взял мышь и унес ее под диван.
– Тоже пришелец? – спросил Доник.
– А разве Барбосу счастье не полагается?
– Как мы привыкнем, – рассуждал вслух Доник, – они тут же обернутся автоматчиками...
– И что? – спросила бабушка. Перед ней на столе появился еще совсем-совсем целый моток синей шерсти. Бабушка осмотрела его и кинула в корзинку с вязанием.
– И уничтожат.
– Хорошая шерсть, – сказала бабушка. – Натуральная.
Послышался звонок в дверь.
Один звонок – общий.
– Откроют, не бегай, – сказала бабушка.
Но Донику не сиделось, он выглянул в коридор. Дверь открыла Катька.
В дверях стоял бледный, даже зеленоватый Аполлон-Союз. За ним еще какие-то люди, такие стоят у винного отдела.
– Здесь пацан живет? – спросил Аполлон-Союз. – Очкарик!
Язык плохо слушался Аполлона, и тот старался выговаривать слова медленно и внятно.
– Я здесь! – Доник вышел в коридор. Он сразу понял, что разыскивают его.
– То-то что здесь, а ты не таись! – сказал строго Аполлон-Союз. – Ты что наделал, а?
– Я ничего не делал. – Доник вдруг испугался. Он пришельцев так не боялся, как этого человека, от которого исходила глухая злоба.
Все, кто был в коридоре и на лестничной площадке, смотрели на Доника кто с испугом, кто с тревогой. Салима не могла скрыть злорадства.
И даже губы ее уже зашевелились, чтобы сказать: "Я же предупреждала!".
– Я чуть Богу душу из-за тебя не отдал. Пол-улицы изблевал. Водка-то была отравленная! – сказал Аполлон-Союз. От злобы он весь подобрался, сосредоточился. – Ты зачем продался? Ты мне ответь и всему народу – кому продался?
– Вы чего к мальчику пристали? – пискнула бабушка, и Доник вдруг увидел ее чужими глазами и понял, какая она маленькая, субтильная, одним пальцем можно перешибить.
– Молчать! – зарычал Аполлон-Союз. – Всем молчать по стойке... Пей, говорит, водку! Отравитель!
– Я вам говорил, что не надо. А вы сказали, что в ней сорока градусов не будет.
– Провокатор, вот он кто, – сказал Коля-водопроводчик, что пришел с Аполлоном, – душить таких нужно уже в колыбели.
– Я же товарищей угостил, – Аполлон-Союз широко провел рукой, но рука ударилась о вешалку. Аполлон-Союз длинно выругался.
– Вы не умеете себя вести, – сказал Лев Абрамович из дальней комнаты.
– Вот именно, – сказал кто-то темный от двери. В квартиру вливалось человеческое месиво, что пасется возле винного магазина.
– Теперь я заражен радиацией и мне жить осталось несколько часов, если не найдем способа отвезти меня в свободно конвертируемую страну, понял?
– С чего вы решили? – спросила бабушка.
– У него в бутылке был пришелец, – сказал Доник бабушке. – Он водку стал пить – наверное, пришелец не знал, что водку пьют... и погиб.
– Ах, не знал! Нет, знал! Предупреждаю, сам погибну, как в Чернобыле четвертый реактор, но тебя с твоими пришельцами уничтожу!
– Да ты придуши его, милиция возражать не будет, – сказал один из собутыльников.
– Вот я сейчас вызову милицию, тогда посмотрим, кто хулиган! – сказала бабушка. – Вера, звони по ноль-два!
Мать сделала движение к двери, но остановилась, потому что дверь была перекрыта незваными гостями.
– Постой, – сказал Аполлон-Союз. – Руки не распускай. Пускай твой очкарь честно скажет, как их уничтожить?
– И чтобы обменяли водку на настоящую! – послышалось из-за его спины. Аполлон-Союз брыкнул назад ногой, и послышался вопль. – Ты чего?!
– Говори! Ты знаешь!
– Честное слово, я не больше вас знаю, – ответил Доник. – Мы же с вами вместе эксперимент ставили.
– Он вообще очень скрытный ребенок, – сказал Лев Абрамович. – От него добром трудно добиться.
– А мы катаньем добьемся, – сказал Аполлон-Союз. – Будешь говорить или нет?
– Вы же знаете, – сказал Доник, – что они стараются сделать человека счастливым. Они как-то чувствуют, что ему нужно для счастья... и делают.
– А что тебе сделали? – быстро спросил Аполлон-Союз.
– Мне? Книжку по физике, переводную, – сказал Доник.
– Книжку! Ха-ха, – сказал пьяный голос с лестничной площадки.
– Ладно, верю, – сказал Аполлон. – Давай ее сюда.
– Зачем?
– А ну давай!
Катька испугалась – мгновенно метнулась в комнату, принесла книжку Аполлону. Она была как птица – уводила хищника от гнезда, а в гнезде у нее туфли, духи, наверное, что-нибудь еще...
– И ты думаешь, если его возненавидеть, он слиняет? – спросил Алоллон-Союз. Доник пожал плечами. Чего отвечать – Аполлон-Союз уже делал так с бутылками. Может быть, пришельцы внушали людям счастье, но сами могли существовать до тех пор, пока в ответ получали счастливое чувство...
Доник не хотел встречаться взглядом с Аполлоном, который как бы притягивал к своим тусклым водянистым глазам чужие глаза, чтобы подчинять их.
– Может, они хотят, чтобы люди стали как они? – вырвалось у Доника... И эти слова прозвучали как раз в тот момент, когда в коридоре было тихо.
– Эти слова мы уже слышали, молодой человек. И не стали умнее, – сказал Лев Абрамович.
– Почему вы все время говорите – что они плохие? – спросила бабушка.
– Они ничего плохого не сделали.
– А это? – Аполлон рванул рубаху на груди – кожа под рубашкой была зеленой. – Может, это теперь навсегда?
– Ой! Лягушка! – закричала Салима. – Уходи от нас, прошу тебя.
– Молчать! – сказал Аполлон-Союз. – Я объявляю войну всем агрессорам и сволочам, которые хотят завоевать нашу славную родину! И пускай они знают – со мной шутки плохи – за мной стоит весь русский народ!
Собутыльники Аполлона закричали "ура!", затопотали, захлопали в ладоши, и Доник понял, что их немало – лестничная площадка была забита народом.
– Вставай, страна огромная! – запел кто-то хрипло.
– Вставай на смертный бой! – подхватил другой голос.
– Стоп, стоп, стоп! – оборвал пение Аполлон-Союз. – Рассказываю, как истреблять эту сволочь! Сначала мы на нее смотрим и грозим: сейчас я тебя растопчу!
Он поднял к глазам книгу Гордона-Смита, и Донику стало жутко жаль эту книжку, больше ему ее уже не купить... Но он не посмел ничего сказать...
С легким щелчком, который был слышен, потому что все молчали, книжка исчезла.
Это воздух, понял Доник. Воздух заполнил пространство, только что занятое книгой. Аполлон-Союз подставил ладонь, что-то ловил, не поймал, опустился на колени на пол и стал искать на полу.
– Ты что? – наклонился над ним один из собутыльников.
– Я его ищу для уничтожения! – сказал Аполлон-Союз. – Пока он в собственном облике. Да отойдите подальше – далеко он не уйдет.
И тут Доник, который смотрел вниз, увидел пришельца – это был полупрозрачный шарик, размером с божью коровку. Доник, сообразив, сделал движение навстречу шарику, что катился к нему, но тот, не почувствовав этого, сделал последнюю попытку угодить людям и не нашел ничего лучше, как превратиться в бутылку – бутылка водки покатилась по полу к ноге Доника. Из-за спины Аполлона раздался клич вожделения, а Аполлон захохотал, театрально подхватил бутылку, и она тотчас исчезла, уничтоженная его ненавистью. На этот раз Аполлон-Союз уже не выпустил пришельца – он держал его двумя пальцами, показывая всем.
– Я их, колорадских жуков, уже штук двадцать сегодня трахнул! торжествовал Аполлон-Союз. – Не выйдет ваш план! Мы всех их истребим!
– Какой гадкий! – сказала Салима, приглядевшись. – Наверно, воняет.
– Может, сообщить куда надо? – спросил Лев Абрамович.
– А они комиссию пришлют и пять лет будут изучать, пока эти гады нас всех не перетравят. Нет уж – русский человек должен сам себя защищать! А то со всех сторон лезут, масоны проклятые. – И с этими словами Аполлон-Союз неожиданно ловким движением сжал горошинку ногтями. Раздался тонкий короткий писк. – Вот и все дела, – сказал Аполлон, вытирая руки о пиджак.
Все смотрели на него как на полководца, ожидая приказов. И он это понял. Обвел всех строгим взглядом и приказал:
– Чтобы к утру по всем квартирам выявить этих клопов. Если до утра не сделаем – кранты. Они вас используют! Я уже ребят послал за оружием. Будем вооружаться, понятно? Ну? Чего молчите? Понятно?
– Разумеется, мы понимаем всю серьезность момента, – сказал тогда Лев Абрамович. – Но я полагаю, что компетентные организации должны быть поставлены в курс дела.
– Ты только попытайся, сионист, – сказал Аполлон. – Ты только попытайся. Лучше ползай на коленках, ищи, куда к тебе враги забрались. Ты об этом думай. Ну, где твой прячется?
– Я не имею представления!
– Не имеешь? Граждане, он не имеет представления! Значит, он – шпион этих самых пришельцев. Шпион и разведчик. И будет казнен. Нет, не дрожи, не падай в обморок, сейчас я тебя не трону. Но если ты до утра не найдешь и не ликвидируешь своих клопов, то я приду и ликвидирую клопов и тебя заодно, понял?
– Понял.
– Тогда старайся. Думай, где у тебя враг!
– У него новые часы! – сказала быстро Салима. – Он мне хвастался.
Откуда новые часы?
– Вот видишь, сионист, как народ помогает нам, органам порядка?
Показывай часы!
– Я их купил!
– Ну-ка, "сейко" купил? И сколько заплатил? Молчишь? И правильно делаешь. А мы все вместе: мы ненавидим эти часы! Ну: ненавидим!
На глазах у всех часы щелкнули и исчезли – лишь божья коровка бежит по ладони Аполлона, а тот хохочет – жизнь его, такая бессмысленная и никому не нужная еще утром, стала важной, руководящей – теперь он впервые за много лет получил возможность и моральное право распоряжаться, казнить, миловать и наводить порядок!
– Щелк! – лишь теплая розовая жидкость стекает по пальцам.
– Именно так! – Аполлон-Союз указал пальцем на ухо Катьки и сказал:
– А ну снимай этого пришельца!
– Это мое, – сказала Катька.
– Врешь!
– Врет! – помогла сразу Салима. – Совсем недавно не было.
– Да это еще мое, моя мама мне подарила! – возмутилась бабушка.
– Знаем мы этих мам. Смотри, я ненавижу, ненавижу, ненавижу, ненавижу... – Он протянул руку и дернул за сережку. Катька ахнула.
Сережка была в руке Аполлона-Союза, а из Катькиного уха потекла кровь. Доник, не соображая, что делает, кинулся на Аполлона-Союза с криком:
– Уйди, гад! Уйди, фашист!
Аполлон-Союз с неожиданной резвостью подставил колено – Доник налетел на колено, дыхание сорвалось, он упал бы, если бы его не успел подхватить Лев Абрамович, который стал его уговаривать:
– Мальчик, не надо, потерпи, обязательно надо потерпеть, они сейчас уйдут, они всегда уходят, в конце концов они уходят...
Доник пытался освободиться от мягких, дрожащих пальцев Льва Абрамовича, поэтому он не уловил момента, когда у бабушки оказался в руке пистолет. Большой черный пистолет. Бабушка поднимала его, словно отталкивала от себя, и вдруг стало тихо, будто ни одного человека вокруг. И бабушка произнесла очень тихо, почти шепотом:
– Тебе же сказали, чтобы ты ушел. Сколько надо повторять? Ну!
И это последнее слово прозвучало отдельно и слишком громко – хоть уши затыкай, чтобы не лопнули барабанные перепонки.
И сразу тишина исчезла, и наполнилась, как компот ягодами, разными голосами:
– Убивают! – кричала Салима.
– Я ухожу, ухожу... ты чего, я ухожу. – Это говорил Аполлон-Союз.
– Милицию надо позвать! – это неизвестно кто закричал.
– Тетка, не стреляй, мы пошутили! – это тоже незнакомый голос.
– Мама, осторожнее, он выстрелит!
– Пустите, – в этом голосе Доник узнал собственный голос. Лев Абрамович отпустил его.
Доник кинулся не к бабушке, а к дверям, в которых толклись, отступая, Аполлон-Союз и его свита.
– Давайте, – сказал он, выталкивая их. – Скорее, разве вы не видите...
Только оказавшись на лестнице, защищенный от бабушки косяком двери, Аполлон-Союз крикнул:
– Нас не запугаешь! Чтобы завтра ни одного!
Бабушка царственно отстранила пытавшегося помешать ей Льва Абрамовича и вышла на лестничную площадку.
По лестнице, сшибая друг друга, горохом, мешочным обвалом понеслись незваные гости. Они матерились, кричали, они были в панике, как стадо перепуганных коз.
– Ну, бабушка, – сказал Доник, – я от тебя не ожидал.
– А я ожидала? – спросила бабушка.
– Откуда у тебя пушка?
Остальные выглядывали из квартиры в открытую дверь, но на лестничной площадке были только бабушка и Доник.
– Какая пушка?
Доник поглядел на бабушку – в руке у нее была мухобойка – проволочная палочка с хлопушкой на конце. Бабушка тоже смотрела на свою руку.
– Лучше допустить, – сказал Лев Абрамович, – что ничего не было. И мы ничего не видели. Это снимает массу тревожных проблем.
Они вернулись в квартиру. Салима закрыла дверь на цепочку.
Мама принесла пластырь и заклеила Катьке ранку.
Все прошли на кухню – центр квартиры, нейтральную территорию. Кто сел на табуретку, кто стоял.
Это был военный совет.
– Я был не прав, – сказал Лев Абрамович. – Ничего не снято. Все проблемы остаются.
– А я думала, что ты часы "сейку" украл. А оказывается, шпионы дали, сказала Салима радостно. – А теперь отобрали. Нехорошо, а?
– А вы лучше, Салима Ибрагимовна, – сказал Лев Абрамович, – проведите ревизию своего хозяйства. Нет ли в нем чего лишнего.
– Откуда у меня лишнее? Мы не воруем, мы все заработали.
– Теперь ничего нельзя гарантировать. Разве Лидия Сергеевна подозревала, что у нее есть такой большой пистолет?
– А у меня его и нет, – сказала бабушка.
– Вот именно. Ничего нет. Хорошо еще, что вы не стали стрелять.
– А что с меня, со старухи, возьмешь, – сказала бабушка и положила на стол мухобойку.
Лев Абрамович двумя пальцами взял мухобойку и перенес в раковину.
– Начинаем проверку на шпионов? – спросил он, глядя на Салиму.
– Еще чего не хватало! – возмутилась Салима.
– И кофточка? – ехидно спросила Катька.
– Какая кофточка?
– Какая на тебе.
– Магазин купила, – Салима сразу стала хуже говорить по-русски. – Вчера купила, зачем спрашиваешь.
Она сделала попытку скрыться в своей комнате, но тут Лев Абрамович с наслаждением отомстил ей:
– Вы ее, конечно, можете оставить себе, – сказал он. – Это ваша кофточка, и мы разве что можем сказать? Но я вам не советую ее носить в свете сегодняшней обстановки, если это не кофточка, а только шпион. Вы представляете, какие будут последствия – она вас ночью задушит, как в произведениях Николая Васильевича Гоголя, а утром придет тот серьезный гражданин и из соображений дезинфекции все у вас сожжет.
– Нет! – закричала Салима. Она прикрыла грудь пухлыми ладошками, но вдруг кофточка исчезла. И Салима оказалась в лифчике, который был ей мал. Она тонко заверещала и побежала почему-то не к себе, а спряталась в уборной. Тогда наступила разрядка, и все начали смеяться.
Потом Лев Абрамович ушел к себе. Он сказал на прощание:
– Я осторожный человек, вы же меня понимаете, и русский народ трудно сдвинуть с места на что-нибудь хорошее, но когда вы хотите его немного напугать, чтобы он бегал за шпионами, сионистами или белыми воронами, он уже всегда готовый, потому что думает, что если поймать всех белых ворон, то будет колбаса и полное изобилие. И я не хочу быть соратником иностранной разведки, хоть вы мне будете говорить, что какая это к черту разведка, если они прилетели из космоса на аварийной летающей тарелочке. Но мы с вами не знаем, кто для нас страшнее – наши собственные борцы против шпионов или эти шпионы, которые так спешат сделать нам подарки. Скажите, зачем мне, старому бухгалтеру, японские часы "сейко"? Я тоже не понимаю. Спокойной ночи и обещаю вам, что я найду все подарки судьбы, которые я не заслуживаю, и как только найду, я их начну так ненавидеть, что они сами спрыгнут со второго этажа.
Лев Абрамович невесело засмеялся и пошел к себе.
И они остались вчетвером.
Женщины уселись в большой комнате у телевизора, а Доник прошел в маленькую, но не стал там зажигать света. Он подошел к окну. И он увидел, как толпа людей, черная и плотная, в которой вспыхивали порой красные огоньки – когда кто-то затягивается сигаретой, вытекает из подъезда дома напротив и полукругом охватывает две женские фигурки, замершие под фонарем. Доник понял, что это – сестры Волковы, каждая держит по собачке на руках, а толпа сдвигается все теснее... и вдруг одновременно – Доник увидел это так явственно, словно стоял в метре – собачки исчезли – обе исчезли, и старушки засуетились, забегали – и слышен был смех, а люди в толпе начали подпрыгивать, чтобы раздавить пришельцев...
Доник отошел от окна.
В соседней комнате был слышен голос матери:
– Мама, ты не понимаешь, у меня дети. А это массовый психоз. И я не знаю, когда он кончится. Мы обязаны сами все очистить. Не будем же мы из-за каких-то жалких вещей рисковать самым дорогим...
Мама умеет себя уговорить. Теперь дети – тяжелая артиллерия, будто единственный выбор: дети – вещи. А ведь выбор совсем другой. И бабушка, конечно, это заметила.
– Меня не это тревожит, – сказала она. – У меня такое ощущение, Вера, что ко мне приблудился щенок и я его продаю барышникам, чтобы из него сделали шапку.
– Мама, ну что ты несешь! При чем тут барышник! Ты же сама говорила неизвестно какие у них цели! Может сначала внедриться, потом разложить нас морально и уничтожить.
– Я все это слышала...
– Ради Катьки и Доника я пойду на все! – мать перешла в наступление.
И Доник понимал, что бабушка долго не продержится.
Катька молчала. Сейчас она придет и начнет решать проблему – оставлять себе туфли или нет... интересно, будут ли они хитрить и утаивать что-нибудь от Аполлона? Если будут, то они глупые – Аполлон-Союз со своими соратниками наверняка к утру разработают систему... Но и пришельцы будут дураками, если до утра останутся в своем облике.
– Дураки, – сказал Доник вслух. Он подумал, что если они могут угадывать мысли, то, наверное, услышат и слова. – Вам надо отсюда рвать когти. И подальше... правда, вы не знаете, куда, вам трудно без людей вам нужно, чтобы было с кем вместе... я так понимаю? Вы не можете существовать в ненависти, в нелюбви, во вражде – просто не можете существовать.
– Да, – ответила комната. Не какое-нибудь ее место, а вся комната.
– В вашем мире состояние счастья, – эта самое обычное и единственно возможное состояние? – спросил Доник.
– Да.
Комната замолчала.
Вошла Катька.
– Ты чего без света? – спросила она.
Доник задернул занавески.
– У Волковых собачек убили, – сказал он.
– Ну уж не убили! – сказала Катька. – И вовсе не собачек.
"И ты мне не союзник", – подумал Доник.
Доник перешел в большую комнату и дождался, пока мать вышла.
– Бабушка, – сказал он, – дай мне рублей десять.
– Зачем?
– Мы с Барбосом гулять пойдем.
– Далеко?
– Я смотрел на сестер Волковых, – сказал Доник, – у них собачек убили, и вспомнил о тете Дусе. В Пушкине.
– Ты прав, – сказала бабушка, – у нее большой участок, и никто к ней не сунется.
– Я думаю, им надо переждать, пока за ними прилетят, чтобы их не убили.
– А они тебя поймут?
– Ты молодец, бабушка, – сказал Доник. – Другая бы начала кудахтать десять часов вечера, а ты электричкой, за город, это так опасно!
– Лучше возьми такси, я тебе тридцатку дам. У меня есть. Тебе надо утром вернуться, чтобы они не догадались, что ты уезжал.
– Ладно, – сказал Доник. Он взял деньги. И вовремя, потому что вернулась мать.
– Мы пошли гулять, – сказал он. – Где Барбос?
Барбос выскочил из-за дивана. Он держал в зубах мышку.
– Дурак, – зашипел на него Доник, и мышка исчезла, а на шее у Барбоса возник тонкий ошейник.
– Ты далеко не отходи, – сказала мать, включаясь в экран телевизора, словно всей истории с пришельцами и не было. Доник посмотрел на трюмо флакон с духами исчез. Значит, пришельцы принимают меры.
Даже интересно – какие меры?
Барбос первым побежал через дорогу, Доник за ним.
Когда он прошел уже половину сквера, он остановился, стараясь понять, идут ли с ним пришельцы. И тогда он услышал легкое трепетание крыльев над ним, над головой, совсем низко, кружила стая птиц – воробьев, ласточек, стрижей, синиц – не время в десять вечера собираться в стаю таким разным птицам...
Тогда Доник пошел из города, к тихой пригородной платформе, где останавливается поздняя электричка. Над ним неслась стая птиц, а сзади не спеша трусили штук десять Барбосов – не ссорились, не обращали друг на дружку внимания – гуляли с хозяином.